Грань Дивер Джеффри

— Теперь уже меньше чем через три часа.

— Он заказал один билет? — Я подумал о напарнике с волосами цвета песка.

— Нет, два. Второе имя — тоже фальшак, тоже принадлежит мертвецу.

Я сказал Дюбойс, что скоро свяжусь с ней опять, подозвал к себе Фредди и поделился с ним новостями. Он лукаво усмехнулся:

— Твоя помощница работает гораздо быстрее моей. Знаешь, Корт, я, пожалуй, переманю ее к себе.

Потом он позвонил в филадельфийское отделение ФБР и ввел коллег в курс дела. Повернувшись ко мне, сообщил:

— Они будут в аэропорту через двадцать минут.

— Нужна аккуратность, Фредди. Позвони им еще раз и объясни, что с Лавингом нужно действовать тонко. Они должны оставаться невидимками до самой последней минуты.

— Они всегда работают аккуратно.

Я скептически покачал головой.

— Хорошо, я перезвоню им, — сказал Фредди, а потом спросил с усмешкой: — А сам-то приедешь на охоту?

Я подумал о Род-Айленде, вспомнил об Эйбе, и мне стало трудно преодолеть желание присутствовать при аресте Лавинга.

Как же мне хотелось быть там!

Но я ответил:

— Придется предоставить разобраться с этим вам, парни. Мне нужно вернуться на явку, чтобы присматривать за клиентами.

— Да зачем тебе это? Считай, что дело закончено, Корт!

— Верно, Фредди, закончено. Но они все еще нуждаются в защите.

— Единственный заказчик сидит у нас под замком, а «дознаватель» ударился в бега. От кого еще тебе нужно их защищать, Корт?

— От них самих.

54

Судя по атмосфере, царившей в конспиративном доме у Грейт-Фоллз, то, что я сказал Фредди, было вполне справедливо.

Я вернулся туда в самый разгар ссоры между сестрами. Причем перебранка была столь яростной, что даже мое появление с важнейшими для всех них новостями по делу не остановило ее. Райан при этом не присутствовал.

— Я была вне себя. — Джоанн резко хлопнула себя ладонями по бедрам. — Неужели ты не понимаешь? В таком состоянии люди часто говорят то, чего вовсе не думают. Перестань! Ты не должна уезжать от нас!

— Я давно хотела это сделать.

— Но ведь не обратно к Эндрю, надеюсь?

— Да, к нему. Он изменился.

— О, я тебя умоляю, Мари! Такие мужланы, как он, не меняются никогда. Они только притворяются. Могут наизусть цитировать брошюры программы «Двенадцать шагов». Но на самом деле остаются прежними.

— Не желаю обсуждать это с тобой.

— Но он уложил тебя на больничную койку!

— Все, хватит! — резко выкрикнула Мари, обрывая разговор взмахом руки.

После нескольких мгновений напряженного молчания обе женщины повернулись наконец ко мне.

— Прошу уделить мне немного внимания. Должен сообщить вам обо всем, что произошло, — сказал я.

Бросив на сестру еще один взгляд, огорченный и недовольный, Джоанн уселась на диван.

— Где Райан? — спросил я.

— Здесь, — донесся голос полицейского, входившего в гостиную. Он пил кофе, но, вероятно, сдобренный порцией виски, хотя запаха спиртного я не уловил. Пройдя мимо жены и ее сестры, Райан опустился в кресло с высокой прямой спинкой, стоявшее в углу комнаты. Присутствия женщин он, казалось, даже не замечал, пристально глядя в мою сторону.

Вызвав сюда же Лайла Ахмада и Тони Барра, я обратился ко всем собравшимся:

— Мы арестовали заказчика, а Лавинг покинул окрестности Вашингтона. Подтвердилось, что нанял его Загаев. Но с терроризмом дело не связано, по крайней мере прямо. — Я посмотрел на Джоанн. — Его целью было выбить из вас ценную информацию, которую он собирался выгодно продать.

Райан Кесслер никак не реагировал на мои слова, а на жену даже не взглянул.

— Значит, все закончилось? — спросила Мари. — В таком случае мне хотелось бы отправиться домой. То есть к ним домой, чтобы забрать свои вещи.

Пришлось ее разочаровать.

— Мне очень жаль, но пока это невозможно. Мы еще не арестовали Лавинга и его партнера. Я на девяносто девять процентов уверен, что вам больше не грозит опасность, но для всех лучше пожить здесь до окончательного завершения операции.

Я ожидал услышать ответ в том же стиле, в каком Мари разговаривала с сестрой, или возразить на любое иное проявление недовольства, но она окинула меня неожиданно мягким взглядом и вымолвила:

— Если вы считаете, что так надо, значит, надо.

Я не сразу понял ее перемену в отношении ко мне. Тем более что слова сопровождались легкой улыбкой.

— А что с моей дочерью? — спросил Райан.

Он употребил местоимение в единственном числе. Это заметил я, но и Джоанн явно не пропустила мимо ушей.

— Теперь она может присоединиться ко всем нам, как и Билл Картер. Я уже связался с ним, и один из моих знакомых тюремщиков везет их сейчас к условленному месту. Я отправлюсь за ними и доставлю их сюда.

У Джоанн помертвел взгляд. Она понимала, что либо ей самой, либо мужу придется серьезно поговорить с девочкой о прошлой работе ее мачехи.

Я отправился к себе в закуток и откинулся в кресле, издавшем подо мной уютный легкий скрип. Фредди сообщал, что вертолет уже доставил опергруппы в филадельфийский аэропорт, где офицеры ФБР заняли позиции на парковке и вокруг терминала, приступив к изучению обстановки. Если исходить из того, что по пути в аэропорт Лавинг едва ли осмелится гнать машину с превышением скорости, прибыть туда он должен был только часа через полтора.

Потом меня ждало общение с Ароном Эллисом, которому тоже пора было узнать окончательные подробности происшедшего.

— Полагаю, ты ожидаешь от меня поздравлений? — спросил мой босс, и его фраза неловко повисла в воздухе. А когда он продолжил, тон его не предвещал ничего хорошего: — Корт, мне звонил сенатор Стивенсон.

— То есть не Сэнди Албертс, а сенатор собственной персоной?

— Да. И звонил он мне по поводу тебя.

— Подожди секунду. — Я поднялся, плотно закрыл дверь своего «кабинета» и снова сел за стол. Сделал глубокий вдох. И вернулся к разговору с Ароном. — Ну, рассказывай.

— Он задавал мне вопросы, на которые я не мог ответить. — Эллис помолчал. — Мне нужна правда, Корт. Ты попал на прицел к Стивенсону?

— Скорее всего да. — Скрывать это теперь не имело смысла.

— Каким же образом? — мрачно спросил Эллис.

Немного обдумав, как лучше ему это преподнести, я ответил:

— Когда Лавинг убил Эйба, мною овладело безумное желание добраться до этого гада. Но он ухитряется заметать следы, как никто другой, кого я когда-либо знал. И тогда мне удалось включить его имя в некоторые списки.

— И все?

— Признаюсь, это были не только списки особо опасных. Я добавил его имя в базу данных преступников, ордер на арест или прослушку разговоров которых можно было получить автоматически.

— Ты сумел проникнуть… — Эллис перешел почти на шепот. — Ты имеешь в виду, что не обращался ни к одному судье?

— Нет. Я получил прямой доступ в систему. Если бы я каждый раз дожидался, пока ордер подпишет судья, шансов поймать нашу птичку не оставалось бы никаких. И послушай, Арон, я не собирал таким образом незаконных улик, которые решился бы потом использовать в суде. Боже упаси! Мне это было нужно, чтобы найти Лавинга.

— Господи… Когда мы в субботу встречались с Уэстерфилдом, он сказал, что приказ «дознавателю» был перехвачен ими путем законной проверки электронной переписки. То есть существовал ордер. Это была одна из твоих проделок?

Да, это был мой фальсифицированный ордер, и пришлось признать:

— Увы, это так.

— Стало быть, когда ко мне заявился Албертс, чтобы поговорить с тобой, он уже что-то знал?

— Скорее, догадывался. — Я спрятал концы в воду довольно надежно, но в своем рвении добраться до Лавинга мог где-то наследить. — Он или сам Стивенсон пытаются выявить сейчас случаи выдачи «левых» ордеров, и там можно нарыть кое-что указывающее на меня. Албертс ведь и Фредди звонил. И тоже расспрашивал обо мне.

В трубке я услышал отчетливый скрип. Мне представилось, как мой босс в волнении раскачивается в своем кресле, ширина спинки которого точно соответствовала ширине его плеч.

Я понял, что Эллису лучше увидеть картину во всей ее неприглядной полноте.

— Самое хреновое, — сказал я, — то, что Стивенсону совершенно наплевать, спас мой фальшивый ордер от смерти семью Кесслер или нет. Я теперь много о нем знаю. Для него это вопрос принципа. Он собирается проводить эти слушания не для того, чтобы его переизбрали, не для роста популярности партии и появления своих портретов в газетах. Он искренне верит в закон и порядок. А слежка без ордера — преступление.

Как, разумеется, и слежка по подложному ордеру.

Мне припомнилось неприятное чувство, охватившее меня, когда я прочитал выступление Стивенсона и понял, что такой может быть моим злейшим врагом: могущественный политик с глубочайшей убежденностью в своей правоте. В особенности когда человек, которого он собирался сделать своей мишенью — то есть я сам, — был настолько очевидно не в ладу с законом.

Такое же гадкое чувство возникло у меня, когда я понял, что уже ищу компромат на Стивенсона, все, что заставило бы его отказаться от мысли вызвать повесткой на слушания меня. Да, признаюсь, я не идеален — и тоже в случае необходимости готов надавить на уязвимые точки людей. Но у Стивенсона их, похоже, просто не было. Ему нравились молоденькие девушки, но для холостяка это не выливалось в проблему. Его избирательные кампании финансировались большей частью из фондов политических организаций, поддерживающих консервативную партию в Вашингтоне. Но из тех же источников черпали средства все политики, только его снабжали деньгами охотнее и щедрее, чем многих других. Даже его помощник Сэнди Албертс проявил предусмотрительную щепетильность: перейдя в штаб Стивенсона, он оборвал все связи с компаниями, чьи интересы прежде лоббировал.

Зацепиться было не за что.

И я не располагал ничем, что мог бы предложить ему в обмен на иммунитет. К тому же я представлял собой именно то явление, которое он стремился разоблачить и искоренить: правительственный агент, работающий на глубоко законспирированную организацию и слишком легко обходящий законы своей страны.

— На чем вы со Стивенсоном остановились? — спросил я.

— Он затребовал материалы по всем делам, которые ты вел за последние несколько лет, когда доходило до суда над преступниками.

Чтобы установить, не были ли наемные убийцы или «дознаватели», которых я помог усадить за решетку, приговорены судом на основании незаконно полученных записей.

— Это касалось только Лавинга. Во всех остальных случаях я чист.

— На него этот аргумент едва ли подействует.

Верно. Не подействует. Преступление, даже совершенное однократно, не перестает быть преступлением.

— Ты же понимаешь, — продолжал Арон, — что если я не пришлю ему материалы добровольно, их придется выдать по постановлению суда? И тебе придется давать показания во время слушаний.

Что поставит крест на моей карьере «пастуха».

А еще, вполне вероятно, станет началом крайне неприятного судебного процесса, чреватого для меня несколькими годами тюрьмы.

— Но мы сейчас так близки к тому, чтобы взять Лавинга, — сказал я, съехав от напряжения на самый край кресла. — Пожалуйста, сделай все возможное, чтобы Стивенсон…

Мой босс, обычно воплощенное спокойствие, на этот раз был близок к тому, чтобы наорать на меня.

— Я и так ловчу, как могу, помогая тебе в этом х…м деле, Корт!

— Знаю. Я буду добровольно и искренне сотрудничать со Стивенсоном. Обещаю. Но только после того, как мы прищучим Лавинга. Потом я готов нести полную ответственность за все, что сделал.

— Ты должен прекрасно понимать, в какое жуткое положение поставил всю нашу организацию, Корт. Мы не можем допустить, чтобы наше грязное белье полоскали публично.

— Я знаю, прости, Арон.

— Мне, возможно, удастся продержаться день или два. Но как только поступит постановление суда, я буду уже бессилен.

— Понимаю. Спасибо, Арон.

Я отключил телефон и откинулся в кресле, потирая воспаленные глаза и чувствуя себя совершенно опустошенным. Удастся ли мне еще выйти сухим из воды? Даже если удастся избежать тюремного срока, мою работу в ее нынешнем виде можно уже считать законченной. Сейчас я помимо воли вспомнил какие-то старые операции, которые проводил, лица прежних клиентов…

Я подумал о Клэр Дюбойс.

И конечно, об Эйбе Фэллоу.

Но потом усилием воли я заставил свои мысли переключиться. Что бы ни сулило будущее, моя работа по делу Кесслеров еще не доведена до конца. Необходимо взять Лавинга и его партнера. И нужно подготовить все документы для выдвижения обвинения против заказчика. Вот где я не мог допустить ни единой промашки. Это будет железобетонное обвинение, и никто не найдет в нем ни единой улики, полученной по сфабрикованному ордеру.

Я нашел распечатку показаний Аслана Загаева и взялся за чтение.

«Мой бизнес здесь всегда развивался с переменным успехом. И вообще, успех — понятие условное, не так ли? В последнее время у меня возникли некоторые финансовые затруднения. Экономический кризис всему виной. Кому нужен ковер, если нечем платить взносы по ипотеке? Кто пойдет ужинать в мой эксклюзивный ресторан, если на эти деньги можно купить месячный запас замороженных продуктов в гипермаркете, чтобы кормить детишек? Приходилось ломать себе голову, на чем еще я мог делать деньги. Какой еще сервис предоставить? Что еще было у меня ценного, что я смог бы продать? И тут меня осенило. А не стоит ли узнать побольше о тех, кто стоял за операцией, когда убили пакистанскую пару шесть лет назад? Насколько ценной может быть подобная информация? Я ведь запомнил ту женщину, что была тогда наводчицей группы, которая с ними расправилась, — Джоанн Кесслер. Предположим, она больше не у дел, но все равно наверняка располагает ценными данными или сможет указать на людей, которые осведомлены обо всем даже лучше, чем она сама.

И я сделал несколько звонков. Несколько очень осторожных звонков своему старому знакомому в Дамаске. Он сообщил мне, что к информации подобного рода действительно есть интерес. Причем интерес этот тянет на много миллионов долларов. Этот же человек порекомендовал мне Генри Лавинга».

Дочитав этот текст, я в задумчивости откинулся в кресле. Загаев представал в нем жалким. Более того — совершеннейшим дураком. Зачем подвергаться риску угодить в тюрьму, где теперь ему предстояло провести остаток дней, чтобы добыть не такую уж огромную сумму? Им двигал странный мотив для человека, не поставленного на грань полного отчаяния, для отца семейства, любившего жену и детишек, лица которых ему суждено отныне видеть только через пуленепробиваемое стекло зала свиданий. Загаева еще можно было бы понять, будь он убежденным террористом или если бы его шантажировали…

И тут меня пронзила мысль, от которой заныло внизу живота. Я склонился над столом и еще раз прочитал один из абзацев.

Я ведь запомнил ту женщину, что была тогда наводчицей группы, которая с ними расправилась, — Джоанн Кесслер.

О нет! Только не это!

Я схватился за рацию и вызвал Лайла Ахмада.

— Ко мне! — скомандовал я. — Немедленно!

Молодой «двойник» вошел через секунду — лицо по-прежнему бесстрастно, но в глазах настороженность.

— Слушаю вас, сэр!

— Закрой дверь. Где сейчас наши клиенты?

Он притворил дубовую панель и вернулся к моему столу.

— Райан в кабинете в задней части дома. Читает. А вернее — делает вид, потому что на самом деле пьет. Джоанн в спальне. Мари тоже в своей комнате. Возится с компьютером.

— А Барр?

— Патрулирует периметр.

Я понизил голос:

— У нас проблема. Это связано с Барром… Я думаю, его либо перевербовали, либо внедрили к нам.

Ни один мускул на лице моего помощника не дрогнул. Несомненно, мое сообщение встревожило его, но, как и я, он воспринял возникшую ситуацию спокойно. Как я и учил его.

— Вас понял.

Я же счел необходимым объяснить ему ход своих рассуждений.

— Когда я рассказывал вам с Барром о работе Джоанн в проекте «Сикл», то назвал ее должность не совсем благозвучно — «наводчицей опергруппы». Просто потому, что был зол на нее.

— Помню.

— Но так назвал ее только я. Сама она называла себя «ведущей опергруппы». А вот Загаев в своих показаниях тоже сослался на нее как на «наводчицу».

Ахмад понимающе кивнул:

— Откуда ему известен этот термин?

— В том-то и вопрос! Только кто-то из присутствующих здесь мог передать информацию в таком виде.

— Барр.

— И это еще не все, — продолжил я. — Загаеву известно имя Джоанн Кесслер. Конечно, он был связан с той пакистанской парой, которую застрелили, но откуда ему знать, как зовут человека, отдавшего приказ? Уильямс и его люди тщательно хранили это в секрете. Напрашивается мысль, что у Лавинга появился свой человек в министерстве юстиции, который дал ему знать, что Фредди отправляет к нам на явку именно Барра.

— Он добрался до Барра и заставил его работать на себя.

Но мне казался правдоподобнее более печальный вариант.

— Или это не Барр вовсе, а подставная фигура.

— А настоящий Барр мертв. — Увы, это был вполне логичный вывод из сказанного.

— Барр — или, скорее, человек, подменивший его, — связался с Лавингом и сообщил, что мы считаем их мишенью Джоанн, а главным заказчиком Загаева.

«Дознаватель» мгновенно понял, какой у него появился отличный шанс направить нас по ложному следу. Он выследил Загаева и принудил его сыграть роль заказчика. Возможно, надавив на него, угрожая семье. Лавинг посвятил Загаева во все детали операции, не забыв даже про вертолет, к примеру, и приказал ему убедить нас, что Джоанн действительно и есть их цель. Чеченец сделал звонки, которые легко было перехватить, а потом, когда мы взяли его, дал ложное признание.

Развязав руки Лавингу и подлинному заказчику преступления.

— Но если все это так, — заметил молодой офицер, — почему Барр не сделал ничего больше, ограничившись только передачей информации Лавингу? Он мог сообщить ему, где находится конспиративный дом. Он вообще мог перестрелять нас всех в спины, когда мы ни о чем не подозревали.

Ответов на эти вопросы у меня пока не было.

— Не знаю, — сказал я. — Нам необходимо провести расследование. Но с этого момента мы должны исходить из того, что на нашу территорию проник враг. Собери всех подопечных в кабинете и неотлучно оставайся при них. И свяжись с нашими людьми в тюрьме, чтобы передали от меня Картеру: я не смогу сейчас забрать его и Аманду. Их нужно срочно вернуть в безопасную камеру и держать там, пока мы не выясним до конца, что на самом деле происходит.

— Слушаюсь, сэр. — И он направился к двери.

Я же снова посмотрел на распечатку.

«Наводчица опергруппы»…

Я искал способ быстро подтвердить справедливость моих предположений. Как? Чтобы проникнуть к нам на явку, Барр должен был пройти проверку на отпечатки пальцев и опознание личности сканером. Значит, либо он действительно Тони Барр, либо кто-то проник на сервер системы безопасности министерства юстиции — это мог быть сотрудник ФБР или одной из других федеральных правоохранительных организаций. Я подключился к серверу ФБР, ввел необходимые пароли и вывел на дисплей досье Барра. На фото все совпадало — возраст, особые приметы. Там же я увидел отпечатки пальцев — именно по этим образцам провел проверку Джефф. До сих пор все указывало на то, что человек, находившийся с нами на явке, действительно Тони Барр.

Затем я открыл на мониторе новое «окно» и стал просматривать сайты в социальных сетях, вписывая в строку поиска имя Тони Барра вкупе с имевшейся у меня о нем информацией.

Ох уж этот мирок «Гугла»…

Менее трех минут понадобилось мне, чтобы установить — мы имеем дело с подставной фигурой. Подлинный Барр очень отдаленно походил на человека, «охранявшего» нас от нападения извне.

Значит, Барр мертв, а к нам проник один из подельников Лавинга. Оправившись от шока, я пытался понять, какие цели он преследует, находясь здесь, и что намеревается делать дальше Лавинг. Ответов я не находил.

И знал, что не получу их без посторонней помощи.

Чуть поразмыслив, я взялся за сотовый телефон.

— Уильямс слушает, — раздался слегка скрипучий голос.

— Это Корт.

— Знаю. Номер определился. Я слежу за ходом событий. У вас по-прежнему все под контролем?

Он словно спрашивал, какого лешего мне понадобилось сейчас от него.

— Есть вероятность, что все не так уж гладко, как мы надеялись.

Он язвительно хрюкнул в трубку.

Мне пришлось рассказать ему о положении дел.

Уильямс слушал не перебивая, потом спросил:

— Если вы все до сих пор живы, чего же надо этому подставному агенту?

— В том-то и состоит главный вопрос. Мне необходимо это выяснить. Но теперь я не доверяю никому в ФБР. У них завелся «крот», вероятно, имеющий возможность следить и за моей организацией. У вас есть кто-нибудь, на кого я смог бы опереться?

К моему изумлению, он не колебался ни секунды.

— Вообще-то есть.

Уильямс дал мне номер телефона.

— Свяжитесь с этим человеком.

— У нас мало времени, — сказал я. — Он далеко от нашей явки?

Уильямс ответил с неприятной усмешкой:

— Гораздо ближе, чем вы предполагаете.

55

Через двадцать минут я вышел из дома, вдыхая прохладный влажный воздух. Откуда-то издалека доносился запах горящего дерева. Подростки любят разводить костры на противоположном берегу Потомака в лесопарке с видом на водопады.

Я вспомнил, как этим утром Мари и я сидели, немного смущаясь (по крайней мере я), на каменном выступе в десяти метрах над бурным потоком воды. Как она целовала меня.

Но эти мысли пришлось сразу отогнать и сосредоточиться на другом.

Потому что человек, выдававший себя за Тони Барра, приближался ко мне, как всегда бдительный и вооруженный автоматом впечатляющего калибра. Его следовало по-прежнему держать в убеждении, что мы не подозреваем в нем сообщника Генри Лавинга.

— Привет, Тони, — сказал я с легким кивком.

Невозмутимый, но весь напружиненный здоровяк встал рядом.

— Лайл внутри? — спросил я. До сих пор мне удавалось выдерживать ровную интонацию и смотреть на него с выражением, соответствующим данным обстоятельствам.

— Так точно, сэр… Есть новости из Филадельфии? — поинтересовался он.

Что же, черт возьми, задумал Лавинг? — подумал я, а вслух сказал:

— Пока нет. Лавинг появится там через полчаса, не раньше.

Я поигрывал ключами от машины.

— Собираюсь привезти сюда дочь Кесслеров и их приятеля.

Серебристый лунный свет то пробивался сквозь толщу облаков, то исчезал. Листья кленов и дубов поблескивали, когда он падал на них, камыши тихо шелестели под дуновениями ветра чуть в стороне от дома. Впрочем, бриз был очень легким.

Я осмотрел прилегавшую к дому территорию.

— Здесь даже чувствуешь себя иначе, когда знаешь, что заказчик уже за решеткой, а исполнителя вот-вот тоже скрутят. Можно позволить себе насладиться чудесным видом. — При этом я покосился на черный прямоугольный силуэт автомата, свисавшего с плеча моего собеседника. Оружие не было направлено в мою сторону, но если бы он сообразил, что его разоблачили, со мной было бы тут же покончено.

— Точно, — отозвался лже-Барр. — Здесь так тихо. Только один сумасшедший олень выскочил вдруг из кустов прямо на меня несколько минут назад. Еще секунда, и мы завтра ели бы оленину. Только что опять слышал его движения. Все на том же месте. Они тупые, эти твари, верно?

— Да, Создатель не наделил их большим умом, — кивнул я.

Неужели он что-то заподозрил? По крайней мере вида не подавал, и я продолжил:

— Послушай, Тони, когда я вернусь, нам нужно будет обсудить план доставки Кесслеров домой в Фэрфакс завтра же утром. Лавинга к тому времени уже посадят за решетку. Но я все равно хочу, чтобы их еще пару дней охраняли, пока все не прояснится до конца. Агент Фредерикс предположил, что ты захочешь взять это задание на себя.

Я импровизировал, но не звучало ли это фальшиво? — мелькнула у меня мысль. Никакой уверенности не было. Знал я одно: отсутствие актерского мастерства может оказаться для меня смертельным.

— Так точно, сэр… Если это приказ.

Я улыбнулся:

— Не всякому по душе работа няньки, а?

— Готов быть полезным в любом качестве. — Он чуть заметно растянул рот в ответной улыбке.

— Поверь, я это очень ценю.

Вдруг легкий хруст донесся откуда-то совсем рядом, перед домом.

Мы обменялись встревоженными взглядами и повернулись на звук, напряженно вглядываясь в темноту.

— Как думаешь, что это было? — спросил я.

— Быть может, наш олень? — шепнул он в ответ.

Я покачал головой:

— Только не на переднем дворе. Туда они никогда не забредают.

Звук повторился. Теперь громче.

Мы оба направили свои стволы в ту сторону.

— Что за хрень? — спросил он шепотом.

Ответ мы получили почти сразу, когда заметили, как еще один камень, перелетев через крышу дома, приземлился на подъездной дорожке.

— Отвлекающий маневр, — выдохнул я с нескрываемой тревогой.

Страницы: «« ... 1920212223242526 »»

Читать бесплатно другие книги:

Натаниэл Пайвен – сын своего века и герой нашего времени. Остроумный интеллектуал, талантливый и въе...
Виктор Суворов. Он самый популярный автор «нон-фикшн» в России и, одновременно самый известный переб...
Артур Пфефферкорн, преподаватель литературного творчества, некогда и сам подавал большие надежды как...
Человек велик в своем потенциале, но так мало его использует. Увлекшись разумом, мы почти отказались...
Человек велик в своем потенциале, но так мало его использует. Увлекшись разумом, мы почти отказались...
Кипучее, неизбывно музыкальное одесское семейство и – алма-атинская семья скрытных, молчаливых стран...