Наперекор судьбе Винченци Пенни

– Замечательно. Всего двенадцать часов. Мы сделали остановку в Рейкьявике для дозаправки. Естестественно, не так комфортно, как на корабле, но с точки зрения скорости это намного лучше. В Лондоне у нас был великолепный ужин с отличным вином. А потом я просто провалилась в сон и спала как младенец.

– Где вы остановились?

– В «Кларидже».

– Прекрасный отель. – («Неужели они так носятся с этой Барти, что оплачивают ей номер в очень дорогом отеле?») – Мы с Оливером ждем не дождемся обеда. Я пригласила Венецию и Боя. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Нет.

– Поговорим о том о сем. Как там Дженна?

– Превосходно. Америка ей понравилась.

– Сейчас там, наверное, невыносимо жарко.

– Смотря где. У нас не слишком.

– Твои коллеги уже в зале заседаний?

– Вы хотели сказать, коллега? Да, он уже там.

Селия нахмурилась:

– Я думала, что вместе с тобой приедут двое. Юрист и представитель от «Литтонс».

– От «Литтонс» только я. Мы прилетели вдвоем с нашим юристом. Его зовут Маркус П. Уэйнрайт. – Барти хихикнула. – Правда, знаменательное имя? Чисто американское. Американские юристы очень щепетильно относятся к инициалам. Для них это святое. Правда, мне иногда кажется, что это всего лишь буква и не более того.

«Что еще за неуместная болтовня?» – раздраженно подумала Селия.

– Барти, нам бы не хотелось понапрасну терять время. Мы рассчитывали, что сюда прибудет человек, наделенный полномочиями вести переговоры.

– Напрасной потери времени не будет. Я вполне могу обсуждать все необходимые вопросы.

– Ты в этом уверена? – нахмурился Оливер. – Ты же знаешь, это переговоры достаточно серьезного уровня. Из слов Стюарта мы поняли…

– Уол, не волнуйтесь. Я наделена широким кругом полномочий. Фактически всеми полномочиями. А теперь, прежде чем мы отправимся заседать, скажите мне, сколько денег вам нужно.

– Внушительная сумма.

– Понятно. Но насколько внушительная?

– Барти, это так важно? Без…

– Да. Я должна точно знать, сколько вам нужно. Для меня это важно.

– Ты меня извини, Барти, но… – Селия раздражалась все больше.

– Селия, – перебил ее Оливер, – полагаю, Барти мы можем доверять.

– Я в этом не сомневаюсь. Однако…

– По моим подсчетам, нам необходимо четверть миллиона фунтов. Это позволит нам преодолеть нынешний трудный этап.

– Четверть миллиона? По-моему, вы занижаете сумму. Судя по тем цифрам, что я видела, вам нужно вдвое больше. Если вы хотите настоящих перемен в издательстве, если вам нужна свобода для маневра, на это требуется время. Значит, вам понадобится…

– Барти, а не лучше ли нам перейти в зал заседаний? – сказала Селия. Ее голос приобрел знакомую ледяную интонацию. – Такие вопросы не решаются кулуарно, в неформальной обстановке.

– Согласна. Сейчас мы туда пойдем. А пока пусть юристы подождут. Уверена, что они уже занялись своим профессиональным разговором.

– Наверное. Но меня интересует не их разговор, а наш.

– Тогда слушайте. – Барти порывисто встала, подошла к окну, затем повернулась, глядя на Селию и Оливера. Свет из окна резко очерчивал ее силуэт. Барти улыбалась им, но в ее улыбке ощущалась легкая угроза. – У меня есть свои идеи на этот счет. Очень простые.

– Барти…

– Селия, пожалуйста, выслушайте меня. У меня есть к вам предложение. Я хочу, чтобы вы продали мне оставшуюся половину акций нью-йоркского отделения «Литтонс». Цену мы потом можем обсудить, но уже сейчас могу сказать, что речь пойдет о сумме примерно в два миллиона долларов. Это даст вам ощутимый оборотный капитал. Маркус П. считает, что нам следует иметь определенный процент акций лондонского отделения «Литтонс». И это мы тоже можем обсудить со всей откровенностью.

– Барти… – Оливер провел рукой по волосам. Он был ошеломлен. – Барти, прости меня, но я не совсем тебя понимаю. Ты хочешь, чтобы мы продали тебе оставшуюся половину нью-йоркского отделения «Литтонс»?

– Да. Об этом и речь.

– Но сорок девять процентов или что-то около этого не принадлежат «Литтонс».

– Я и не говорила, что принадлежат.

– Насколько мне известно, они остались у Лоренса Эллиотта. Точнее, у его жены.

Тишина в кабинете становилась все более невыносимой.

– Оливер, в свое время я кое-что от вас утаила. Возможно, напрасно. Простите меня задним числом. Дело в том, что жена Лоренса – это я. Точнее, я была его женой.

Эпилог

Осень 1946 года

«Совет директоров лондонского отделения издательства „Литтонс“ будет рад видеть Вас на торжестве по случаю публикации романа Джорди Макколла „Опиум для избранных“, которое состоится в среду, 11 сентября 1946 года, в Литтон-хаусе на Гросвенор-сквер.

Гостям будет предложено шампанское.

Торжество продлится с 6 до 8 часов вечера».

Это был их первый прием в новом здании. Все считали этот праздник вполне уместным. О том, что «Литтонс» возродился на американские деньги и что сегодня они чествовали американского писателя… все предпочитали деликатно умалчивать.

– Слава богу, что эта жуткая Клэрис-стрит осталась лишь в кошмарных воспоминаниях, – сказала Венеция. – Ты только представь: торжество в этой убогой коробке! Если бы только я не стала такой коровой. Сегодня мне было бы не втиснуться в мой автомобильчик.

– По-моему, тебе пора с ним распрощаться.

– Не могу. Я его очень люблю. Эту машину нам подарили на день рождения, когда нам…

– Я помню, когда ее вам подарили, – сказал Бой. – Ты тогда была почти такой же красивой, как сейчас.

– Бой, не говори глупости. Ну и видок у меня. Я слышала, Джорди Макколл ужасно сексуальный. Он наверняка сегодня будет облеплен женщинами. А на меня даже не посмотрит.

– Венеция, мне думается, женщину на девятом месяце беременности не должно заботить внимание сексуальных мужчин.

– Бой, ты ведь тоже пойдешь, правда?

– Конечно. И не пытайся меня отговаривать. Давай и мальчишек возьмем.

– Они уже как заведенные. Обязательно сделай им строгое предупреждение насчет выпивки. После дня… после того вечера у Иззи Ру всю ночь тошнило.

– Обязательно сделаю. Я слышал, Иззи тоже там будет.

– Да, вместе с Себастьяном. Она звонила мне вчера вечером. Полна впечатлений. Рассказывала, какой у Барти дом на берегу океана, какой у Барти потрясающий кабинет. Потом стала щебетать про другой дом Барти.

– Какой еще другой дом?

– Первый – это особняк на Лонг-Айленде. Судя по охам и вздохам Иззи, настоящее чудо. А второй – громадный дом на Парк-авеню. Почти дворец. Но Барти собирается его продавать. Говорит, ей вполне хватит небольшого уютного домика в тихом месте Нью-Йорка.

– Мне нравится эта история, – сказал Бой. – Сказка о современной Золушке. Маленькая Барти, спасенная твоей мамой из трущоб, становится королевой нью-йоркского отделения «Литтонс».

– Получается, что так, – без энтузиазма согласилась Венеция.

Ей история о современной Золушке не очень нравилась; особенно если учесть, что Барти теперь владела долей акций лондонского отделения.

– Не дуйся на нее. Свою нынешнюю жизнь Барти выстрадала. Потом умело воспользовалась подвернувшейся возможностью. Мне это нравится. Когда она приедет? Наверное, в понедельник. Интересно, а свою маленькую принцессу она привезет?

– Не знаю, Бой. Я сейчас больше думаю о нашей принцессе. Очень надеюсь, что будет девочка. Еще одного мальчишку я просто не выдержу.

– Я тоже надеюсь на девочку. Хочу получить точную копию ее матери. Точную.

– Джей, как я выгляжу? Подходящая жена для тебя?

– Сейчас посмотрю… Тори, ты потрясающе выглядишь. У меня нет слов. Тебе идет любой цвет…

– Если это черный.

– Что?

– Да так, глупость сболтнула. Перефразировала знаменитое высказывание Генри Форда. Но черный мне действительно идет, правда?

– Очень идет. Мне вообще нравится фасон твоего платья. Этот великолепный хвост сзади.

– Шлейф, Джей. Запомни: шлейф. Знаешь, я очень волнуюсь. Я слышала, этот американец чертовски обаятелен и привлекателен.

– Не только он. Я тоже.

– Я это знаю. Но ты мой муж. А девушкам требуется разнообразие. Хотя бы иногда.

– Тори! Мне такие слова что-то не очень нравятся.

– Прости, дорогой. Кстати, я недавно говорила с Венецией. Она вымотана своей беременностью. Чувствует себя словно кит, выброшенный на берег. Посоветовала мне никогда не беременеть. Я ответила, что слишком поздно.

– Остроумный ответ… Подожди, Тори. Что ты ей сказала?

– Я сказала, что ее совет слишком запоздал. Я уже беременна.

– Ты… беременна? Серьезно? Ой, Тори, дорогая ты моя. Как ты себя чувствуешь? Слушай, может, тебе не стоит ехать на это торжество? Во всяком случае, тебе лучше ничего там не пить. Какой у тебя срок? Боже, я поверить не могу.

– Джей, – остудила его пыл Тори, – это женщина, когда беременеет, превращается в безмозглую кретинку, но никак не мужчина. Успокойся. Срок всего два месяца. Так что папой ты станешь где-то в апреле будущего года. Я прекрасно себя чувствую. И обязательно выпью. Умеренно, конечно. Я еще собираюсь пофлиртовать с Джорди Макколлом. Это моя последняя возможность. Потом мне долго будет не до флирта.

– Мод! Надо же, это ты, Мод! Как я рада тебя видеть. Выглядишь абсолютно потрясающе.

– Адель! И ты выглядишь не менее потрясающе. Такая шикарная. А леди Бекенхем здесь? Мне очень хочется снова ее увидеть.

– Нет, она осталась дома, с Китом. Он… он терпеть не может шумных сборищ.

– Понимаю его.

– Слушай, а этот элегантный седовласый джентльмен – твой муж?

– Да. Его зовут Натаниел. Я рада, что ты находишь его элегантным. Я тоже.

Мод улыбнулась своей простодушной, сдержанной улыбкой, которую Адель помнила еще с детства. Сказанное не было комплиментом. Мод действительно была очень элегантна в этом черном трикотажном платье с драпировкой. Свои рыжие волосы она убрала в узел.

– Я так рада, что вы с Барти помирились, – выпалила Адель. – Было ужасно грустно, когда вы… когда…

– Я понимаю, о чем ты. Я сама была во всем виновата. Эта моя дурацкая прямолинейность, привычка все делить на белое и черное. Я поняла, что нельзя быть такой однобокой. Жизнь многограннее. Но сейчас мы с Барти снова близкие подруги. Постоянно общаемся.

«До чего же она американка, – подумала Адель. – Серьезная, привыкшая все анализировать».

– Мы все этому только рады. Очень рады.

– Я подумала: грех не воспользоваться такой возможностью. Решила познакомить Натаниела со всеми своими английскими родственниками. Когда Барти предложила нам поехать, мы сразу согласились. И вот мы здесь.

– Замечательно. А теперь должна вас оставить. На мне снимки сегодняшнего торжества. Еще увидимся.

– Да, на обеде у твоей мамы.

– Привет, Джайлз. Рада тебя видеть.

– И я рад тебя видеть, Барти.

Конечно же, он вовсе не был рад ее видеть. Все та же болезненная ревность и плохо скрываемая злость.

– Ну как она могла сделать это? – возмущался он, рассказывая Хелене об условиях, выдвинутых Барти. – Не сказать нам, что была замужем за этим Лоренсом и что у нее есть акции. В высшей степени непорядочно.

Хелена впервые встала на сторону Барти:

– Знаешь, что я тебе скажу, Джайлз? Будь у меня шанс одурачить твоих родителей, я бы обязательно им воспользовалась. Повеселилась бы за милую душу.

Джайлз после этого несколько дней не разговаривал с женой.

«Какой он усталый и подавленный, – думала Барти, глядя на него. – Бедняга Джайлз. Жизнь никогда тебя не баловала».

– Ты уже познакомился с Джорди?

– Не успел.

– Идем, я тебя познакомлю. Он тебе понравится.

Джайлзу не оставалось ничего иного, как последовать за Барти.

– Джорди, хочу вас познакомить. Это Джайлз Литтон, старший сын Оливера. Я вам рассказывала, что мы с ним вместе росли.

– Как же, помню. Вы счастливчик, Джайлз. Я бы не отказался расти вместе с Барти. Она и тогда была такой же потрясающе умной?

– Да, – лаконично ответил Джайлз.

– Простите, должна вас оставить, – сказала Барти. – Мне нужно поговорить вон с тем джентльменом из Лондонской библиотеки.

Джорди Макколл посмотрел ей вслед и улыбнулся:

– Барти мне рассказывала, что в детстве вы часто вместе противостояли миру. Она вспоминала, как любила играть с вами. Говорила, что очень ждала, когда вы приедете на каникулы. Дни считала.

– Она вам все это рассказала? – удивился Джайлз и вдруг почувствовал себя лучше.

Значит, Барти и впрямь дорожила этими воспоминаниями, если так охотно делилась ими с Джорди. А ведь могла бы ничего не говорить.

– Да, и не только о детстве. Она рассказывала, как вы мужественно воевали. Военным крестом просто так не награждают.

– Видите ли, – смутился Джайлз, – на войне это вроде бы имело смысл. А на гражданке от этого мало толку. Я говорю о мирной жизни.

– Я слышал, как тяжело было вернувшимся с войны. Проблема адаптации. «Опиум» как раз об этом. А вы что-нибудь написали о войне?

– Я? Нет, конечно. Я издатель, а не писатель.

– Одно другому не мешает. Мой дядя с отцовской стороны успешно сочетал два амплуа.

– Серьезно?

– Да. У него была страсть к путешествиям. В отпуск он обязательно куда-нибудь ехал, а потом в свободные часы писал книги о своих путешествиях.

– Как интересно, – заметил Джайлз.

Эти слова он произносил часто, но сейчас ему по-настоящему стало интересно. Он и сам много думал о войне, о необычных подвигах, совершенных вполне обыкновенными мужчинами и женщинами, о силе патриотизма, о долге и о системе подготовки солдат, способствовавшей воспитанию мужества и раскрытию их лучших качеств. Джайлзу хотелось написать такую книгу, написать историю войны, увиденную глазами простого солдата, где его собственные воспоминания и рассуждения перемежались бы с воспоминаниями других участников войны. Селия сочла его идею абсолютно несерьезной. Может, ему стоит взяться за перо и потом поставить мать перед фактом? Джайлз вдруг понял, что сам процесс создания книги доставил бы ему громадное удовольствие.

– Пожалуй, я подумаю об этом, – сказал он Джорди Макколлу.

– Попробуйте. У вас должно получиться… А сейчас простите, мне нужно поговорить с той дамой. Кажется, она из газеты «Обсервер». Я не прощаюсь. Вероятно, мы еще встретимся сегодня на обеде у ваших родителей. Барти рассказывала, какой у них красивый дом.

Писатель отошел. Джайлз проводил его взглядом.

– Приятный парень, – сказал он потом Барти.

– Я же тебе говорила.

– Посоветовал мне написать книгу о войне. В общем-то, я и сам об этом думал. Война глазами обычных солдат. С их рассказами и так далее.

– Джайлз, а ведь это блестящая идея. Я могла бы познакомить тебя с удивительными женщинами из ЖВТК. Почему бы тебе не попробовать?

– Наверное, так оно и будет, – улыбнулся Джайлз.

Ему вдруг стало значительно лучше.

– Вы позволите сфотографировать вас вдвоем? Нет, принимать особые позы не нужно. Продолжайте разговор… Благодарю. Это то, что надо.

– Скажите, не вы ли одна из очаровательных сестер-близнецов, которая еще и успешный фотограф? – спросил Джорди Макколл, когда от них отошел критик газеты «Санди таймс».

– Давайте по порядку, – засмеялась Адель. – Я действительно одна из сестер-близнецов. Фотограф. Вероятно, успешный. А насчет очарования… не знаю.

– Не скромничайте. Барти мне все про вас рассказала. Она говорила, что вы невероятно талантливы. И даже знамениты. Ваши снимки появлялись в «Воге» и, если не ошибаюсь, в «Лайфе».

– Да, я продавала им свои работы. Серии снимков. Точнее, они публиковали снимки сериями. День из жизни английской деревни. Кажется, редакции понравилось.

– Надо же! – изумленно воскликнул Джорди Макколл, глядя на нее. – Это успех, и немалый. Как говорили в старых романах: «Теперь я могу спокойно умереть». Правда, я предпочел бы другую фразу. Скажем: «Теперь моя жизнь будет счастливо продолжаться».

Адель внимательно посмотрела на американского писателя. Похоже, говорил он искренне. Не многие так реагировали на то, что до сих пор представлялось ей заметной вехой в ее творческой жизни.

– Мне ваша фраза нравится больше. Могу сказать, что потом я несколько месяцев летала как на крыльях.

– Я очень польщен, что попал сегодня на вашу пленку. В Штатах, знаете ли, «Лайф» – это что-то вроде Библии. А в чем-то даже важнее Библии. Не для всех, конечно. Но для некоторых из нас – да.

– Я это слышала, – сказала Адель и снова засмеялась.

– Вы продолжаете с ними сотрудничать?

– Пока нет, но надеюсь. А можно мне сфотографировать вас для «Татлера»?

– Я и не знал, что там есть литературный раздел.

– Кажется, нет. Зато там есть раздел светской хроники. Вы не возражаете?

– Ничуть. Наоборот, почту за честь оказаться в фокусе вашей фотокамеры.

– Оливер, это большой успех.

– Похоже, что так. Как приятно, что «Литтонс» снова устраивает приемы. Я уже думал, эти удовольствия остались в прошлом. Честно говоря, мне сегодня здесь и делать нечего.

– Что за глупости? Если бы не ты, здесь вообще никого бы не было. Даже меня.

– И это, Селия, самое смешное.

– Не вижу в этом ничего смешного.

– Ты все равно сделала бы себе имя. Если не в издательском мире, то в другом… Да, совсем забыл. Сегодня получил письмо от Джека. Он в большом восторге.

– Неужели? – недоверчиво спросила Селия.

– Да. Пишет, что они с Лили наконец-то возвращаются домой. Кажется, сыты по горло Голливудом.

– Буду рада их видеть.

– Я тоже. А приятный парень этот Макколл, правда?

– Очень приятный. Обаятельный. Чувствуется, из семьи с традициями.

– Конечно. И почему тебя это так удивляет? Ты же прекрасно знаешь: в Штатах тоже существуют семьи с традициями. Та же Фелисити. Она…

– Я никогда не верила, что Фелисити происходит из семьи с вековыми традициями, – холодно заявила Селия.

– Неужели?

– Да… Кстати, по-моему, он сильно увлекся нашей Аделью.

– Кто?

– Джорди Макколл. Как ни посмотрю на нее – она с ним о чем-то говорит. Было бы неплохо…

– Селия, ты рассуждаешь как миссис Беннетт.

– Надеюсь, что нет, – торопливо возразила Селия. – Она была на редкость глупой женщиной… А теперь мне пора произносить речь. Я потом к тебе подойду. И прошу тебя: много не пей. Тебе это вредно.

– А это и есть ваша строгая мама? – шепотом спросил у Адели Джорди. – Необыкновенно красивая.

– Не могу с вами спорить.

– Вы очень похожи на нее.

– Благодарю вас. А теперь, пожалуйста, помолчите. Мама ужасно злится, когда кто-то разговаривает во время ее речей.

– Простите. Мне ведь придется произносить ответное слово. Так что весь обращаюсь в слух. Я к вам еще подойду.

– Барти, какое замечательное торжество.

Иззи пришла в том розовом платье. Ее золотисто-каштановые волосы были убраны назад, как у Алисы из Страны чудес.

– Рада, что тебе здесь нравится.

– Очень нравится. И мистер Макколл такой милый.

– Приятно слышать. Кстати, он мне сказал, что давно не встречал такой умной и интересной девушки, как ты.

– Ты шутишь? – спросила Иззи и покраснела. – Надо же!

– Привет, Иззи!

– Привет, Генри.

– Наслаждаешься торжеством?

– Вовсю.

– Мы с Ру собираемся в субботу на джазовый концерт. Хочешь пойти с нами?

– Я бы не прочь. Надо у отца спросить.

– Спроси. Кстати, скажи ему, что этот парень тоже учился в Итоне. Хамфри Литлтон.

– Хорошо, скажу отцу. Спасибо за приглашение, Генри.

– Принести тебе выпить?

– Да. Спасибо… Правда, он потрясающе выглядит? – спросила она Барти, глядя, как темная голова Генри мелькает среди собравшихся.

– Невероятно потрясающе. Вылитый отец.

– Наверное. Но ведь его отец уже стар… Ой, Барти, прости меня.

– Все нормально, – улыбнулась ей Барти.

– Адель, привет, дорогая. Смотрю, ты и здесь трудишься не покладая рук.

– Такая у меня работа.

– Недурной прием.

– Вам нравится?

– Более или менее. Знала бы ты, сколько таких приемов я посетил за свою жизнь. Если честно, мне всегда нравились только те, где центральной фигурой был я.

– Себастьян! Какой же вы эгоист.

– Знаю. Я всю жизнь развивал в себе это качество. Скажи, а как тебе наша литературная звезда? По-моему, он на тебя глаз положил.

– Очень приятный человек, – довольно сухо ответила Адель.

– Я того же мнения. – (Они помолчали.) – Адель…