Наперекор судьбе Винченци Пенни

– Отлично.

У Иззи от волнения перехватывало дыхание. Кит сам открыл ей дверь.

– Дома еще кто-нибудь есть?

– Нет. Точнее, отец дома, но он спит. Больше никого.

– Хорошо. Идем.

Они прошли в гостиную. Иззи плотно закрыла дверь.

– Готов?

– Да.

– Тогда слушай. Вот что я придумала…

Иззи ушла через полчаса, унося на губах страстный поцелуй.

– Я тебя люблю, – прошептала она.

– И я тебя люблю, – ответил Кит. – Еще сильнее, чем прежде. У тебя прекрасная идея. Такая же прекрасная, как ты сама.

– Папа, я хочу извиниться перед тобой за вчерашнюю грубость. Я глупо себя вела. Конечно, я хочу поехать в Нью-Йорк.

– Ну, слава богу, – улыбнулся Себастьян, почувствовав громадное облегчение. – Рад слышать. Я тоже хочу поехать. Желаешь прочесть письмо Барти?

– С удовольствием.

– Я тут думал насчет празднования твоего дня рождения. Ты согласна, что это серьезная веха на твоем жизненном пути? Шестнадцать лет. Как бы ты хотела отпраздновать? Хочешь, устроим шумное торжество?

– Я… я даже не знаю. Не очень-то я люблю шумные торжества.

– Тогда семейное торжество. Как насчет этого варианта?

Иззи задумалась.

– Да. Пожалуй, это было бы лучше всего. А где? Здесь?

– Скорее всего, да.

– А Генри и Ру можно пригласить? – Она старалась сбить отца со следа.

– Конечно. Они тоже семья. Если у них к тому времени закончатся занятия.

– Лучше праздновать в выходные дни. В будни и у меня занятия. А так ребята получили бы разрешение поехать в Лондон.

– Отлично. Может, отпразднуем чуть раньше? Твой день рождения, кажется, падает на среду.

– Ой, нет, – торопливо возразила Иззи. – Лучше в следующие выходные. Пусть мне уже исполнится шестнадцать. А иначе все будет как-то… не по-настоящему.

– Смешная ты девочка, – улыбнулся дочери Себастьян. – Хорошо, пусть будут следующие выходные.

– У меня хорошие новости, – сказал он Селии. – Думаю, мы близки к победе. Она не только согласилась поехать в Америку, но и захотела пригласить Генри Уорвика на свой день рождения. Так что… давай постучим по дереву… То было просто щенячьей любовью. Мое предположение оказалось верным.

– Слава богу, конец нашим волнениям.

– Пока об этом рановато говорить. Но мы на пути. Пометь у себя в деловом календаре. Суббота, 18 мая. Большое семейное торжество: Литтоны, Уорвики, Либерманы и так далее.

– Обязательно помечу.

За несколько дней до того, как покинуть Нью-Йорк, Барти села в автобус и поехала на Лонг-Айленд. Она чувствовала, что должна там побывать. Должна победить последнего и самого опасного призрака.

Дженну она взяла с собой. Поездка была долгой, зато они смогли почти весь день провести на взморье. Дженна еще не видела ни океана, ни пляжа. Южное побережье Лонг-Айленда было местом, где Барти сама впервые познакомилась с океаном. Пусть и ее дочь увидит его здесь же.

Автобус довез ее до Саутгемптона. Барти усадила Дженну в складную коляску и повезла по направлению к Саут-Лодж.

На «паккарде» Лоренса они покрывали это расстояние за несколько минут. Пешком, да еще с маленьким ребенком, ей понадобился почти час.

Саут-Лодж находился в самом конце дороги. Завернув за угол, Барти увидела знакомый дом. Он был таким же, каким она его запомнила. Мысленно Барти не раз путешествовала в это место: иногда после долгого дня, иногда грустной бессонной ночью. Она вспоминала поднимавшуюся вверх извилистую дорогу, каменные стены, поросшие глицинией, колонны по обе стороны парадного входа, сады вдоль подъездной дорожки…

Она затаила дыхание и вдруг поняла, что плачет. По-настоящему, почти взахлеб. Дженна повернула головку, удивляясь странным звукам, издаваемым ее мамой. В глазенках читалось неподдельное любопытство.

Барти поспешно улыбнулась и смахнула слезы. Это оказалось тяжелее, чем она думала. Напрасно она поехала сюда. Барти знала, отчего ей так больно: не потому, что очень любила это место, а потому, что здесь она испытала краткие мгновения счастья и здесь она, проведя с Лоренсом последнюю ночь, оставила его, не простив гнусного обмана. Она помнила их тогдашнюю ссору. На этом ее недолгая совместная жизнь с Лоренсом закончилась. Во всяком случае, так думалось ей тогда.

Барти внимательно пригляделась к дому. Он показался ей совершенно пустым. Опущенные жалюзи на окнах. Большие ворота закрыты. Нигде никаких признаков жизни. Она шла к воротам, боясь, что в любой момент ее могут окликнуть и потребовать уйти. Но никто ее не остановил.

Тогда она заглянула в щель между створками, и ей стало немного лучше. С той стороны доносился рокот океана и крики морских птиц. Какое потрясающе красивое место. Дом был нежилым, но следов внешнего запустения Барти не заметила. Кто-то ухаживал за лужайками и аккуратно подстригал кусты. Вероятно, Лоренс поручил кому-то следить за своим любимым местом.

А потом неожиданно открылась калитка, и из нее вышел человек. Это был Миллз! Миллз, шофер Лоренса. В тот жуткий день он отвозил ее на Манхэттен и обратно. Увидев ее, Миллз присмотрелся, нахмурился, потом широко улыбнулся:

– Мисс Миллер? Неужели это вы?

– Да, это я. Здравствуйте, мистер Миллз.

– Ну и встреча! Сейчас я вам боковые ворота открою. Как я рад вас видеть, мисс Миллер. А что это за малютка сидит у вас в коляске?

– Моя дочь, – торопливо ответила Барти.

– Стало быть, вы замужем?

– Ну… Да, – произнесла Барти, не желая объяснять подробности.

– Здравствуй, малышка. Честное слово, она у вас просто красавица.

«Только не улови сходства, – мысленно просила Миллза Барти. – Только не говори, что она похожа на Лоренса».

Он ничего не сказал.

– Проходите, мисс Миллер. Не желаете ли чая? А где вы оставили машину?

– Я приехала на автобусе.

– На автобусе?

Наверное, скажи она, что прилетела на летающей тарелке, его бы это не так изумило.

– Это вы столько ехали на автобусе? Идемте в дом.

– А там… там есть еще кто-нибудь? Я имею в виду…

– Никого, мисс Миллер. Разве вы не знаете… Может, вы не слышали… В общем…

– Знаю, мистер Миллз. Я знаю, что мистер Эллиотт погиб на войне. Во Франции.

– Точно. И зачем только ему понадобилось идти на эту войну, мисс Миллер? Мы все ему говорили, что незачем соваться в эту мясорубку, что он уже не в том возрасте. Решил рискнуть… и на тебе. Как все это грустно.

– Наверное, он действовал очень… смело.

– Очень смело. Он вообще был очень смелым человеком.

– Простите за любопытство, а в доме кто-нибудь живет?

– Никто здесь не живет, мисс Миллер, – ответил Миллз, удивляясь ее вопросу. – Дом несколько лет пустовал.

– Неужели? Но я думала… когда мистер Эллиотт женился…

– Он никогда не привозил ее сюда, мисс Миллер. Ни разу. Точнее, всего один раз, когда они делали фотографии для какого-то журнала. Он не хотел, чтобы ее нога ступала в этот этом. Наверное, она мечтала здесь поселиться. Я даже слышал, что они несколько раз ссорились по этому поводу. Но он сказал «нет», и все тут. Вы же помните, каким он был. Очень решительным.

– Это я очень хорошо помню. Решительным и упрямым.

– Нам было приказано следить за домом и участком, поддерживать полный порядок снаружи и внутри. Но она никогда сюда не приезжала. Иногда он приезжал один. А друзей своих сюда ни разу не привозил. После… после вас, мисс Миллер. – (Потрясенная Барти шумно вздохнула.) – Как вы себя чувствуете? Вы ужасно побледнели, – произнес Миллз, внимательно глядя на нее. – Нельзя вам было ехать на этом автобусе, да еще с малышкой. Идемте на кухню, там вы отдохнете. Я приготовлю чай. Миссис Миллз уехала на весь день. Она сумела бы вас угостить получше… Вот, садитесь сюда. А дочурке вашей можно дать печенюшку?

– Конечно. Она обожает печенье.

Барти долго сидела на кухне, глядя из окна на большую лужайку, за которой начинался океанский берег. Она думала об удивительном человеке, столь сильно ненавидевшем ее, что он даже посылал ей фотографии своей невесты и газеты со статьями о его свадьбе. И этот же человек так сильно ее любил, что никого не пускал в здешний дом. В особый дом – единственное в мире место, где он чувствовал себя в полной безопасности. Даже не верилось, что когда-то, пусть и недолго, этот дом был их общим домом.

Миллз настоял, что сам отвезет ее в Нью-Йорк.

– Я просто не могу позволить, чтобы вы возвращались автобусом. Пожалейте ребенка. И меня заодно, а то миссис Миллз мне такую взбучку задаст, вам и представить трудно.

Прощаясь, Барти нежно поцеловала его в щеку и попросила передать самый теплый привет миссис Миллз. Бывший шофер Лоренса очень смутился и выразил надежду, что она еще навестит их.

– Я провела у вас замечательный день, мистер Миллз. Просто удивительный. Спасибо вам огромное.

– И мне было очень приятно видеть вас, мисс Миллер. А дочка ваша – настоящий ангел. Чудо, а не ребенок. Знаете, почему-то она мне напоминает…

– Простите, мне пора, – заторопилась Барти, вылезая из машины и высаживая Дженну. – Слушайте, а почему тот полицейский так внимательно смотрит на вашу машину? Может, вы остановились в неположенном месте? Мистер Миллз, я очень не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. Не буду вас задерживать. До свидания, и еще раз спасибо за все.

На вечер был запланирован очередной обед. Барти очень обрадовалась, узнав, что он не состоится. После Саут-Лодж ей хотелось побыть в тишине.

– Джон звонил. У него встреча с важным клиентом. Тот неожиданно приехал в Нью-Йорк, – объяснила Фелисити. – Я что-то устала и не настроена никуда идти. Если не возражаешь, давай поедим дома. У нас будет скучный обед.

Барти ответила, что нет ничего лучше скучного обеда.

Барти очень нравилась Фелисити: такая по-домашнему уютная и в то же время очень деятельная. Она много ездила по стране, выступая с чтением своих стихов, сочинению которых посвящала не менее четырех дней в неделю, занимаясь этим по утрам. Все остальное время Фелисити являла собой образец заботливой жены.

– Нечего мной восхищаться. Я всего-навсего старомодная жена, – почти извиняющимся тоном сказала она в тот вечер Барти. – Мне кажется, в этом и заключается наше предназначение – заботиться о мужчинах. Должно быть, тебе очень странно это слышать. Ты ведь выросла в доме Селии. Но я не похожа на нее. И творчеством я стала заниматься довольно поздно. А Селия работала с первых дней своего замужества.

– Да. Иногда мне кажется, что Оливер тоже не возражал бы против старомодной жены, – улыбнулась Барти.

– Сомневаюсь.

– Я серьезно. Мне кажется, за столько лет он просто устал от ее карьеры. У Селии никогда не находилось времени для него. Ее всегда подгоняли какие-то сроки, у нее всегда была куча неотложных дел. Ее постоянно не бывало дома. Жить с такой женщиной очень утомительно.

– Зато сколько она успела сделать.

– Да. Без нее «Литтонс» выглядел бы совсем по-иному. Селия почти всю себя отдает работе.

– И столько лет подряд.

– Особенно теперь. Бедняга Оливер начинает сдавать.

– Неужели это так серьезно?

– Я бы не сказала, что положение очень серьезное. Но годы берут свое. И потом, уже почти десять лет, как он передвигается в инвалидной коляске. А недавно у него случился легкий сердечный приступ.

– Я об этом не знала.

– Очень легкий. Но врачи, не сговариваясь, рекомендовали ему поберечь себя, перестать работать ежедневно и наконец передать руководство издательством.

– А если Оливер передаст руководство, пойдет ли это ему на пользу?

Чувствовалось, Фелисити сильно взволновали слова Барти. У нее изменился голос, лицо побледнело, а в глазах появился странный блеск. Барти захотелось ее ободрить.

– Конечно, это пойдет ему на пользу, – быстро сказала она.

– Я была… Да я и сейчас глубоко восхищаюсь им. И Джон тоже. Пару раз Оливер останавливался у нас, когда приезжал по делам. Без Селии. Он всегда с таким восторгом говорил о тебе. Правильнее сказать, обо всех своих детях. Но мне показалось, что к тебе у него всегда было особое отношение.

– Он так говорил обо мне? – переспросила польщенная и растроганная Барти. – У нас с ним всегда была взаимная симпатия. Оливер очень хорошо ко мне относился. Однажды я чуть не сбежала из их дома. Только он и смог меня удержать.

– Почему тебе захотелось сбежать? – осторожно спросила Фелисити.

– Тогда кое-что произошло. Я узнала… кое-что о своем детстве. И это меня сильно выбило из колеи.

– И что же это было?

Барти едва не рассказала, но потом опомнилась. Зачем ворошить прошлое? К тому же это была не ее тайна, а тайна Селии. Тайна, которую лучше похоронить. Похоронить вместе с ее маленькой сестрой, которая умерла давным-давно…

– Простите, но я не могу об этом рассказывать. Это слишком личная и очень болезненная история. Главное, что Уол сумел меня удержать. Он был таким добрым и нежным. Он действовал на меня успокаивающе. Я его очень люблю.

– Я тебя хорошо понимаю, – отозвалась Фелисити. – Он очень необычный человек. Передай ему мою особую любовь. Передашь?

Казалось, и Фелисити была готова о чем-то рассказать, но потом, как и Барти, посчитала это излишним.

Фелисити вдруг встала и улыбнулась Барти своей лучезарной, нежной и теплой улыбкой:

– Я была так рада, что ты погостила у нас. И очень жалею, что ты уезжаешь. Ты завтра собираешься в «Литтонс»? Или ты уже решила с ними все дела?

– Не в «Литтонс». Утром у меня намечена одна встреча.

– С кем?

– Не имеет значения, – улыбнувшись, ответила Барти. – Просто нужно упорядочить кое-какие дела. Около двух я должна покинуть ваш гостеприимный дом. Корабль отходит в пять.

– Барти, ты ведь приедешь снова? Мне даже страшно подумать, что это был твой последний приезд.

– Что вы, Фелисити! Ни в коем случае не последний. Это я вам обещаю.

Глава 47

– Что ты сказала?

– У тебя ведь хороший слух.

– Да, но…

– Джей, не спорь. Мы получили право и можем публиковать «Опиум». Лучше скажи спасибо и начни составлять планы, чтобы процесс не затягивался.

– Да, но как? Это же заоблачная цена.

– Скажем так: я заключила с автором небольшое джентльменское соглашение, – беззаботным тоном сообщила Барти. – Осенью он хочет приехать в Англию. Поскольку его приезд совпадет с выходом книги у нас, он сам будет представлять свой роман.

– Теперь понятно. Селия уже знает?

– Конечно. И собирается рассказать Оливеру.

– И все равно я что-то не понимаю.

– А тебе и не надо понимать, – ответила Барти. – Потом поймешь.

Джей вернулся в свой кабинет. Наконец-то после долгих, беспросветных недель у него появилась надежда.

– Барти…

– Слушаю тебя, Джайлз, – улыбнулась она.

– Барти, я тут слышал: ты купила права на книгу. Это правда?

– Не совсем, Джайлз. Я получила права на публикацию.

– Разница невелика, – нахмурился Джайлз. – Полагаю, это «Опиум для избранных»? Роман того американского парня?

– Да, роман Джорди Макколла. Когда еще до войны я работала в Нью-Йорке, можно сказать, я открыла этого автора. С тех пор каждая его книга становилась бестселлером. Мы ведь тоже издали пару его романов.

– Слишком американских по духу, – поморщился Джайлз.

«Так. Начинается критика».

– А они и не могли быть другими. Джайлз, есть немало американских книг, которые пересекали Атлантику и с успехом приживались у нас. Те же романы Хемингуэя. Те же «Гроздья гнева», «Великий Гэтсби». Могу назвать еще.

– Благодарю, Барти. Я не нуждаюсь в лекции по американской литературе.

– Я тоже так думаю.

– Меня заботит другое. Как ты изволила выразиться, ты получила права на публикацию, даже не посоветовавшись со мной. Или с моим отцом.

– Да, Джайлз. Вы оба слишком долго принимаете решение, а время уходит. Мы с Селией и еще одним редактором подумали, что нужно срочно издавать роман Макколла. Нельзя упускать время. Тем более что «Литтонс» не придется платить за право публикации.

– Барти, речь сейчас не о деньгах. Мне это видится по-другому.

– И как же тебе это видится, Джайлз?

– Напоминаю, что издательством по-прежнему руководит мой отец. И все, что предлагается к публикации, должно быть одобрено им.

– Это не совсем так, Джайлз. Решения редакторского характера всегда принимала Селия. Селия и ее старшие редакторы.

– Возможно, – неуверенно согласился Джайлз. – Так было в прошлом. Но сейчас времена изменились. Мы работаем в новых условиях. И «Литтонс» более не является эдаким маленьким уютным семейным предприятием.

– Хорошо, что ты мне напомнил. А я уж начинала думать, что именно так оно и есть.

Джайлз игнорировал ее колкость и продолжил:

– Издательское дело, как и все остальное, должно соответствовать реалиям современного мира. Решения не должны приниматься на основании индивидуальных предпочтений, если не сказать – капризов. Развитие издательства должно осуществляться на стратегической основе, немыслимой без субординации.

– Джайлз, у меня возникает такое ощущение, что я опять рядовая в ЖВТК и слушаю поучения командира. Но мы говорим не о сражениях с врагом, а о выпуске книг.

– Во всем должен быть порядок. Это главное, что я усвоил, пройдя армию. И это работает. Я уже говорил с отцом, и мы пришли к соглашению, что в дальнейшем ни одна книга не будет принята к публикации без нашей полной и всесторонней ее оценки. И неважно, покупаем ли мы на нее права, или нам их любезно предоставляют. Мы должны принимать во внимание все: расходы на издание, потенциальный тираж…

– Ясно, Джайлз. Мне твоя мысль понятна, и я буду иметь это в виду. Но это, как ты сказал, в дальнейшем. А «Опиум для избранных» – наше настоящее. К счастью, как мне думается. А теперь, с твоего позволения, я пойду работать.

Джайлз ушел первым, громко хлопнув дверью своего кабинета. Через несколько минут Барти вернулась к себе.

– А ты молодец, – похвалила она себя.

– Теперь уже недолго. Осталось… Сейчас посчитаю… Месяц и три дня.

– Три с половиной.

– Я же… Словом, ты знаешь.

– Умница.

– Ты только подумай. Мы отправимся туда, через тьму, к нашей новой жизни.

– Я об этом постоянно думаю. Никакие другие мысли в голову не лезут.

– Так нельзя. Ты должен думать о своих новых книгах. Нам они очень понадобятся.

– Конечно. Только я не знаю, согласится ли мой отец их публиковать после… Честное слово, не знаю.

– Он согласится. Ему ведь нужны новые книги. Я слышала, дела в «Литтонс» идут далеко не блестяще.

– Откуда ты знаешь?

– Кит! Мой отец там печатается. Я подслушала его телефонный разговор с твоей мамой.

– Ого! Что ж, будем надеяться. До свидания, дорогая. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Оливер, тебе понравилось?

– Что именно?

– Свадьба, что же еще. Правда, Тори выглядела потрясающе? Джей – счастливчик. Хотя ей, конечно, тоже повезло.

– Что ж, рад за них. Меня это, знаешь ли, как-то мало волнует.

– Оливер, ну нельзя же так. Как-никак, они не чужие нам люди.

– Селия, ты меня спросила, я тебе ответил. Извини, если ответ был не таким, какой тебе хотелось бы услышать.

– Ты выглядишь очень усталым, – посмотрев на мужа, со вздохом сказала Селия.

– Я и чувствую себя усталым.

– Оливер…

– Знаю, знаю. Обещаю, дорогая, на следующей неделе. Вначале мне нужно провести несколько совещаний с банком.

– С банком? А разве моего присутствия не требуется?

– Селия, я говорю не о юристах, а о банке. На встрече с юристами твое присутствие будет обязательным. А сейчас я хотел бы лечь. Будь добра, позови эту молодую командиршу, которую ты наняла, и попроси ее поднять меня наверх.

– Сейчас позову.

Селия осталась в гостиной. Был тихий весенний вечер. Река за окнами переливалась отсветами огней. Селия думала о сегодняшней свадьбе. Вспоминала, с какой грацией шла по проходу Виктория, направляясь к алтарю, какой любовью светилось лицо Джея, когда он произносил брачные клятвы. Потом она вспомнила выражение пронзительного одиночества на лице Гордона Робинсона. Она понимала и разделяла его чувства. Ей самой очень не хватало ММ.

– Селия, теперь мы можем поговорить о решениях, которые я принял, поскольку они касаются и тебя. Завтра придут юристы, я их пригласил. Но есть еще кое-что, о чем тебе необходимо знать.

– И что же это?

– Давай сначала выпьем. Не возражаешь?

– Завтра отец устраивает собрание, – как бы невзначай сказал Джайлз, наливая себе из графина приличную порцию виски.

Этот графин Хелена всегда ставила на стол по вечерам, когда муж возвращался с работы. Обеденное время было очень важным для Джайлза, точнее, для них обоих. Джайлз постепенно расслаблялся и рассказывал ей о событиях дня. Детям категорически запрещалось тревожить родителей, и дверь столовой была для них таким же табу, как дверь родительской спальни.

– Собрание? – переспросила Хелена.

– Да. Очень важное собрание. Он расскажет о том, как ему видится будущее нашего издательства, а потом, думаю, объявит о своем отходе от дел.

– Наконец-то, – вздохнула Хелена. – Слава богу. Столько лет ждали.

– Да уж, – подхватил Джайлз.

– Завтра, – произнесла Венеция. – Этот долгожданный день наступит завтра. Дорогой, налей мне выпить. Что-то я устала.

– Какой день?

– День, когда отец объявит о своем отходе от дел. И расскажет нам, что оставляет в закромах.

– Хотелось бы, чтобы там осталось что-то хорошее, – заметил Бой.

– Если честно, то меня это не очень-то и волнует. По крайней мере, сейчас.

– Не говори глупостей. Это при твоей-то целеустремленности?

– Знаю. Конечно, меня это беспокоит. И даже очень. Но не в данный момент. Сейчас у меня другие мысли.

– И какие же, дорогая?

Венеция посмотрела на него:

– Бой, а какие мысли могут быть у меня в голове, кроме тебя и работы?

– Наряды? Приемы?

– Ну не будь таким непонятливым. Ты же знаешь.

– Боже мой, – выдохнул Бой. – Боже мой.

– Ты что, не рад?

– Рад, конечно. Просто это несколько неожиданно. Как осколком шарахнуло.

– Меня тоже. Но ведь приятно, правда?