Мысли и изречения древних с указанием источника Душенко Константин
Гнев приходит к нам часто, но чаще мы приходим к нему.
«О гневе», III, 12 (148, с.157)
Пока ты в гневе, тебе не должно быть дозволено ничего. Почему? Именно потому, что ты желаешь, чтобы было дозволено все.
«О гневе», III, 12 (148, с.158)
Разгладим лицо, сделаем голос тише, а походку – медленнее; постепенно в подражание внешнему преобразуется и внутреннее.
«О гневе», III, 13 (148, с.159)
Всякое возмущение подневольного человека обращается ему же в мучение. (...) Нет такого тесного ярма, которое не причинило бы меньше боли тому, кто влачит его, чем тому, кто пытается его сбросить.
«О гневе», III, 16 (148, с.161)
Если благоразумный человек сказал что-то неприятное нам – поверим ему; если дурак – простим.
«О гневе», III, 24 (148, с.167)
Признак истинного величия – не ощущать ударов. Так огромный зверь не спеша оглядывается и спокойно взирает на лающих собак.
«О гневе», III, 25 (148, с.168)
Все, что не нравится нам в других, каждый из нас может, поискав, найти в себе самом. (...) Нужно быть терпимее друг к другу: нам приходится жить дурными среди дурных.
«О гневе», III, 26 (148, с.169)
Гневаемся все мы дольше, чем ощущаем причиненную (нам) боль.
«О гневе», III, 27 (148, с.169)
Иногда боль, а иногда случай делают слабого сильнее самого сильного.
«О гневе», III, 28 (148, с.170)
Большая часть того, что вызывает в нас гнев, – это препятствия, а не удары.
«О гневе», III, 28 (148, с.170)
Неправость нашего гнева делает его более упорным: мы расходимся все пуще и не желаем перестать, словно сила нашей вспышки может служить доказательством ее справедливости.
«О гневе», III, 29 (148, с.171)
Никогда не будет счастлив тот, кого мучит мысль, что есть кто-то счастливее. Я получил меньше, чем надеялся? – но, может быть, я надеялся на большее, чем заслуживал.
«О гневе», III, 30 (148, с.171)
Среди убийц божественного Юлия было больше друзей, чем недругов, ибо он не исполнил их неисполнимых надежд. (...) Вот так и вышло, что он увидал вокруг своего кресла своих бывших соратников с обнаженными мечами, (...) ставших помпеянцами лишь после смерти Помпея.
«О гневе», III, 30 (148, с.171)
Кто смотрит на чужое, тому не нравится свое.
«О гневе», III, 31 (148, с.172)
Человек, завидующий немногим, не видит за собственной спиной огромного скопления зависти всех тех, кому далеко до него.
«О гневе», III, 31 (148, с.172)
Ты лучше благодари за то, что получил. Остального жди и радуйся, что не получил всего.
«О гневе», III, 31 (148, с.172)
Ты ведешь неверные записи в своей расчетной книге: то, что ты дал, оцениваешь дорого, то, что получил, – дешево.
«О гневе», III, 31 (148, с.172)
Деньги насквозь пропитаны нашей кровью.
«О гневе», III, 33 (148, с.172)
Насколько достойнее смеха то, из-за чего мы то и дело льем слезы!
«О гневе», III, 33 (148, с.173)
Поверь мне, все, что зажигает нас страшным пожаром, – сущие пустяки, не серьезнее тех, из-за которых дерутся и ссорятся мальчишки.
«О гневе», III, 34 (148, с.173)
Кто никогда ничему не выучился, тот не хочет ничему учиться.
«О гневе», III, 36 (148, с.174–175)
Этого ты предостерег правильно, но чересчур свободным тоном: и вместо того, чтобы исправить, обидел человека. На будущее смотри не только то, правду ли ты говоришь, но и на того, кому говоришь: переносит ли он правду.
«О гневе», III, 36 (148, с.175)
Баловень счастья (...) считает, что труднодоступная дверь – первый признак блаженного и могущественного человека. Видимо, он не знает, что труднее всего открываются ворота тюрьмы.
«О гневе», III, 37 (148, с.175)
Ты косо глядишь на кого-то из-за того, что он дурно говорил о твоем таланте. Неужели ты считаешь каждое его слово законом? И неужели Энний (римский трагик) должен возненавидеть тебя оттого, что его поэмы не доставляют тебе удовольствия, (...) а Цицерон – стать твоим врагом из-за того, что ты пошутил насчет его стихов?
«О гневе», III, 37 (148, с.175)
Первую вспышку гнева мы не осмелимся унимать словами. Она глуха и безумна. (...) Лекарства приносят пользу, если давать их в промежутках между приступами.
«О гневе», III, 39 (148, с.176)
Гнев, (...) когда окостенеет, затвердеет, (...) превращается в ненависть.
«О гневе», III, 41 (148, с.177)
В перерывах между утренними зрелищами нам обычно показывают на арене сражение привязанных друг к другу быка и медведя: они рвут и терзают друг друга, а рядом их поджидает человек, которому поручено в конце прикончить обоих. То же самое делаем и мы, нанося удары людям, с которыми мы связаны, а рядом с победителем и побежденным уже стоит их конец, причем очень близкий. Нам ведь осталось-то столечко! Что бы нам прожить эту капельку времени в мире и покое!
«О гневе», III, 43 (148, с.178)
Часто ссору прекращает раздавшийся по соседству крик «Пожар!».
«О гневе», III, 43 (148, с.178)
Что хуже смерти можешь ты пожелать тому, на кого гневаешься? Так успокойся: он умрет, даже если ты палец о палец не ударишь.
«О гневе», III, 43 (148, с.178)
Я скорее прощу того, кто нанес врагу рану, а не того, кто мечтает посадить ему чирей: тут уже не только злая, но и ничтожно мелкая душонка.
«О гневе», III, 43 (148, с.178–179)
О сколь презренная вещь – человек, если не поднимается он выше человеческого!
«О природе», I, предисловие, 5 (148, с.182)
Что такое бог? – Все, что видишь, и все, чего не видишь.
«О природе», I, предисловие, 13 (148, с.184)
Уже старик, он (Ганнибал) не переставал искать войны в любом уголке света: настолько, обходясь без родины, не мог он обходиться без врага.
«О природе», III, предисловие, 6 (148, с.251)
Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.
«О природе», III, предисловие, 10 (148, с.252)
Все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться – значит отпасть от бога.
«О природе», III, предисловие, 12 (148, с.252)
Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство – постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.
«О природе», III, предисловие, 16 (148, с.253)
Быть рабом самого себя – тяжелейшее рабство.
«О природе», III, предисловие, 17 (148, с.253)
Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.
«О природе», III, 30, 8 (148, с.278)
Если я и бываю доверчив, то только до известной степени и принимаю лишь те маленькие выдумки, за которые бьют по губам, а не вырывают глаза.
«О природе», IV, 4, 1 (148, с.294)
Люди растрачивают всю свою жизнь, чтобы достать то, что им будто бы нужно для жизни.
«О природе», V, 18, 16 (148, с.314)
Изящно возразил мудрый (Гай) Лелий какому-то человеку, сказавшему: «В мои шестьдесят лет...» – «Скажи лучше „не мои шестьдесят“». Привычка исчислять утраченные нами годы мешает нам понять, что суть жизни – в ее неуловимости, а удел времени – всегда оставаться не нашим.
«О природе», VI, 32, 11 (148, с.343)
Покамест все идет как обычно, грандиозность происходящего скрадывается привычкой. Так уж мы устроены, что повседневное, будь оно даже достойно всяческого восхищения, нас мало трогает. (...) У солнца нет зрителей, пока оно не затмится. (...) Настолько больше свойственно нам от природы восхищаться новым, нежели великим.
«О природе», VII, 1, 1; VII, 1, 4 (148, с.343, 344)
Кто думает, будто природа может делать лишь то, что она делает часто, тот сильно недооценивает ее возможности.
«О природе», VII, 27, 5 (148, с.363)
Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.
«О природе», VII, 30, 5 (148, с.366)
И ты удивляешься, что мудрость до сих пор еще не исполнила своего предназначения! Даже испорченность – и та еще не показала себя целиком; она только-только выходит на свет. А ведь ей мы отдаем все свои силы.
«О природе», VII, 32, 1 (148, с.366)
Победа без риска – победа без славы.
«О провидении», 3 (148, с.91)
Для самопознания необходимо испытание: никто не узнает, что он может, если не попробует.
«О провидении», 4 (148, с.94)
Всякий, кто кажется избежавшим зла, просто его еще не дождался.
«О провидении», 4 (148, с.96)
От голода умирают тихо и спокойно, от обжорства с треском лопаются.
«О провидении», 4 (148, с.96)
Самая крепкая часть тела – та, которой чаще всего пользуются.
«О провидении», 4 (148, с.96)
«Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» – А он не допускает. Он ограждает их от всех несчастий: от преступлений и гнусностей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей?
«О провидении», 6 (148, с.100)
Презирайте бедность: никто не бывает при жизни так беден, как был при рождении. Презирайте боль: она уйдет от вас, либо вы от нее уйдете.
«О провидении», 6 (148, с.101)
Короткую жизнь мы не получаем, а делаем ее такой; мы не бедны, а расточительны.
«О скоротечности жизни» («О краткости жизни»), 1, 4 (143, с.6)
Нет человека, желающего разделить с другими деньги, а скольким раздает каждый свою жизнь!
«О скоротечности жизни», 3, 1 (148, с.43)
Марк Цицерон (...) ни в счастье не был спокоен, ни в несчастье – терпелив.
«О скоротечности жизни», 5, 1 (143, с.14)
Каждый торопит свою жизнь и страдает от тоски по будущему и отвращения к настоящему.
«О скоротечности жизни», 7, 8 (143, с.20)
Время твоей жизни (...) движется беззвучно, ничем не выдавая быстроты своего бега.
«О скоротечности жизни», 8, 5 (148, с.49–50)
Есть ли на свете кто-нибудь глупее людей, которые хвастаются своей мудрой предусмотрительностью? (...) За счет своей жизни они устраивают свою жизнь, чтобы она стала лучше.
«О скоротечности жизни», 9, 1 (148, с.50)
Откладывать что-то на будущее – худший способ проматывать жизнь: (...) вы отдаете настоящее в обмен на обещание будущего.
«О скоротечности жизни», 9, 1 (148, с.50)
Грядущее неведомо; живи сейчас!
«О скоротечности жизни», 9, 1 (148, с.50)
Самая короткая жизнь – у занятых людей.
«О скоротечности жизни», 10, 1 (148, с.51)
Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.
«О скоротечности жизни», 10, 5 (148, с.52)
Один из (...) любителей наслаждений, (...) после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?
«О скоротечности жизни», 12, 7 (143, с.32)
Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, (Гай Калигула) ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.
«О скоротечности жизни», 18, 5 (143, с.47)
Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.
«О скоротечности жизни», 18, 6 (148, с.64)
(Людей), через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.
«О скоротечности жизни», 20, 2 (143, с.50)
Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.
«О скоротечности жизни», 20, 3 (143, с.50)
Гай Туранний, (...) когда более чем в девяностолетнем возрасте (...) получил (...) освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. (...) Неужели так приятно умереть занятым человеком?
«О скоротечности жизни», 20, 4 (143, с.50–51)
Большинство людей (...) жаждут работать дольше, чем могут, (...) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.
«О скоротечности жизни», 20, 5 (148, с.65)
Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.
«О скоротечности жизни», 20, 5 (143, с.51)
Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому – нелепым.
«О спокойствии духа», 15, 2 (160, с.181)
Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.
«О стойкости мудреца», 5 (148, с.70)
Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.
«О стойкости мудреца», 12 (148, с.77)
Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.
«О стойкости мудреца», 13 (148, с.79)
Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.
«О стойкости мудреца», 14 (148, с.80)
Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.
«О стойкости мудреца», 16 (148, с.82)
Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.
«О стойкости мудреца», 18 (148, с.84)
Отвоюй себя для себя самого.
«Письма к Луцилию» («Нравственные письма к Луцилию»), 1, 1 (141, с.5)
Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.
«Письма к Луцилию», 1, 2 (141, с.5)
Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.
«Письма к Луцилию», 1, 3 (141, с.5)
Все меня прощают, никто не помогает.
«Письма к Луцилию», 1, 4 (141, с.5)
Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.
«Письма к Луцилию», 2, 2 (141, с.6)
Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.
«Письма к Луцилию», 2, 3 (141, с.6)
Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, – и довольно.
«Письма к Луцилию», 2, 3 (141, с.6)
Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.
«Письма к Луцилию», 3, 2 (141, с.7)
Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.
«Письма к Луцилию», 3, 3 (141, с.7)
Порок – и верить всем, и никому не верить, только (...) первый порок благороднее, второй – безопаснее.
«Письма к Луцилию», 3, 4 (141, с.7)
Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное.
«Письма к Луцилию», 3, 6 (141, с.7)
Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого.
«Письма к Луцилию», 4, 2 (141, с.8)
Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.
«Письма к Луцилию», 4, 3 (141, с.8)
Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.
«Письма к Луцилию», 4, 4 (141, с.8)
Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.
«Письма к Луцилию», 4, 8 (141, с.9)
Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев.
«Письма к Луцилию», 4, 8 (141, с.9)
Само имя философии вызывает достаточно ненависти.
«Письма к Луцилию», 5, 2 (141, с.9)
Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.
«Письма к Луцилию», 5, 3 (141, с.10)
Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.
«Письма к Луцилию», 5, 6 (141, с.10)
Слаб духом тот, кому богатство не по силам.
«Письма к Луцилию», 5, 6 (141, с.10)
Одна цепь связывает стража и пленного.
«Письма к Луцилию», 5, 7 (141, с.10)
Нас мучит и будущее, и прошедшее. (...) Никто не бывает несчастен только от нынешних причин.
«Письма к Луцилию», 5, 9 (141, с.10)
Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.
«Письма к Луцилию», 6, 11 (141, с.11)
Читать бесплатно другие книги:
