Пепел звезд Гайворонская Елена
– Увидишь.
– Что ты собираешься делать?
– То, что и все нормальные люди, когда влюбляются. Жениться. На тебе. У меня есть свои люди, которые помогут сделать новые паспорта. Мы уедем из этой вонючей страны. В Колумбию. Начнем все сначала. Ты больше не будешь вертеть задницей на подиуме. Я ведь люблю тебя, знаешь?
– Но я не люблю тебя, Ник! – отчаянно выкрикнула Лена.
Перспектива предстоявшей близости с этим мужчиной ужаснула ее не менее лезвия ножа. – Послушай, – она вцепилась в его локоть, – ты молодой, красивый, умный, храбрый… Женщины тебя обожают. Ты встретишь другую, которая тебя полюбит. Вы будете счастливы. Я никому ничего не скажу. Даже если придется сесть в тюрьму. Клянусь! Пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста, Ник!
– Вот как? – фиалковые глаза сузились, потемнели. Тонкие яркие губы сжались в яростную нить, – значит, тюрьма для тебя лучше, чем жизнь со мной? Ах ты, подлая лживая сучка!
Он молниеносно чиркнул лезвием перед ее лицом.
– Я могу изуродовать твою кукольную мордашку. И ты впрямь загремишь за решетку. Потому что станешь противна и своему адвокату, и всем ментам. А я могу дать такие показания, что тебе впарят лет пятнадцать. Ты выйдешь старухой. Страшной больной старухой. Но я не сделаю этого. Знаешь, почему? Потому что я хочу тебя. А я привык получать все, что хочу. Любой ценой. Меня этому еще в детстве отец научил. Все женщины продажны, только у каждой своя цена. Так что закрой рот. Мне плевать, любишь ты меня, или нет. Других ты тоже не больно любила, того сдвинутого французика, сиганувшего из окна… А надо было просто отлупить тебя хорошенько. Этого жалкого нувориша, сынка банкира. Как он старался быть достойным тебя! Придурок. А этот плюгавый адвокатишка? Ваше трогательное фото обошло все газетенки… Сколько раз я мог бы прострелить ему башку! Руки чесались… Но он был полезен тебе. Ты распоряжалась своим телом, как резиновой куклой. Ты позволяла все, что они хотели делать с тобой! Теперь я буду иметь тебя сколько и как захочу. А когда ты мне надоешь, может, я и отправлю тебя обратно. А сейчас заткнись. Я не собираюсь снова попадать в аварию.
Сделав резкий бросок, Лена с силой повернула руль влево, на встречную полосу, под колеса мчавшегося навстречу грузовичка.
Но тот вильнул и, возмущенно посигналив, скрылся из виду.
– Ах ты, сука безмозглая!
Выровняв руль, Ник остановился у обочины. Его лицо напоминало венецианскую маску алебастрового цвета, с кривой прорезью кровавого рта, безумным огнем фиолетовых глаз…
– Хочешь, чтобы я прикончил тебя?
Скупая автомобильная подсветка отражалась от длинного узкого лезвия, плававшего перед ее лицом.
Лена попыталась крикнуть… и не смогла.
Горло сдавил спазм. Сидела, не в силах ни пошевелиться, ни отвести глаз от страшного металла…
«Господи, отче наш… помоги мне…»
Демоническая усмешка появилась на его губах.
– Ну, нет, ты мне нужна. Я даже приготовил тебе сюрприз. Так что не расстраивай меня. А то сильно пожалеешь… Не люблю капризных девочек.
Рукоятью ножа он ударил ее чуть повыше виска.
Последнее, за что пыталась уцепиться исчезающее сознание, был зависший, как на новогодней елке, на сумрачном небе, кривой осколок кровавой луны…
Марина сидела в огромном кресле, куда забралась с ногами. Голова с полузакрытыми глазами безвольно свешивалась с мягкой спинки. Рядом, на столике, стояла недопитая бутылка коньяка и пустая рюмка. Монотонно бубнил телевизор, стращая и без того пуганый народ криминальными новостями.
«Вчера за городом в лесном массиве сотрудниками Мытищинского ОВД был найден труп мужчины с признаками насильственной смерти. По данным экспертов тело пролежало около месяца. В куртке убитого найдены документы на имя Маслова Александра Григорьевича… Ведется следствие.»
Вошел Вован. Постояв немного, приблизился. Коснулся мизинца на узкой маленькой ступне, схваченной матовым чулком. Рука, помимо воли, скользнула выше, к нежной округлости колена…
Ее губы шевельнулись в забытьи, произнося мужское имя. Но не его.
– Мара…
Она, вздрогнув, очнулась. Сняла ноги с кресла, сунула в черные туфли.
– Ну что?
– Ты была права, – сглотив слюну, сказал Вован. – Заказчик Кротов. Что-то они в территории не поделили. И потом, Кротов зациклен на президентстве, а твой муж этого сильно не одобрял. Кротов считал, что он собирал на него компромат. Исполнитель – некий Андрей Белов. Кличка – Тарантино.
Бежал пару лет назад из Матросской. В розыске. Интерпол им тоже интересуется. Кстати, что за дурацкая кликуха?
– Профессор говорил, он зациклен на фильмах Тарантино. Как его найти?
– Дал адрес в Интернете.
– Хорошо…
– Что с ним теперь делать?
– С Тарантино?
– Нет, с этим, Мерином.
Марина скептически подняла брови. Устало вымолвила:
– Дать денег и отпустить.
– Шутишь?! – подскочил Вован.
– А ты как думаешь? Сделай что-нибудь. Подробности меня не интересуют. Но конечный результат должен быть отснят на пленку. Ясно?
– Понял, не дурак. Где показывать-то будем?
– В милиции… Ладно, поезжай. Что-то у меня голова весь день болит…
Она вновь откинулась на спинку, Вован присел рядом, на ручку, тяжело дыша, дрожа всем телом.
– Мара…
– Что?
– Нельзя хоронить себя заживо…
– Заживо никого не надо хоронить. Это негуманно. Сперва нужно прикончить. Чтоб не мучались…
Женщина прикрыла глаза. Высокий гладкий лоб с откинутой челкой пересекла глубокая морщинка.
Вовану хотелось сжать ее, встряхнуть, стиснуть, сделать что-нибудь, чтобы пробудить хоть какие-то эмоции на этом безжизненном личике – гнев, отчаяние, страсть… Что угодно. Только теперь, встретив ее вновь, он понял, как нужна была она ему все эти годы. И он был готов ради нее на все – даже сунуть башку под пули… Но ей на это было наплевать. Ей были нужны лишь коньяк и призрак. А больше – никто.
Он шумно вздохнул и, еще раз бросив на нее вожделенный взгляд, вышел, чтобы вернуться в серый подвал. К очень грязной работе. За большие, грязные деньги.
Часть V
Глава 1
Лены дома не было. У родителей – тоже. Ее сотовый не отвечал. «Больница… Где-то в Крылатском…» Он схватил телефонную книгу, а, когда судорожно набрал первый номер, никак не мог вспомнить фамилию пострадавшей подруги. Выкрикнул имя: Ада. Редкое. «Нет, к ним девушка с таким именем не поступала.» Только в третьей ответили утвердительно.
Дмитрий прыгнул в машину и помчался в Крылатское. На огромном рогатом перекрестке повернул по знаку раз, другой… и понял, что ездит по кругу… Ревущему, замкнутому, проклятому, кишащему автомобилями кругу.
Фролов все-таки добрался до Костиной квартиры. В сумке покоилась новая «Гжелка». Позвонил в звонок, и сразу, с мороза – в жар дружеского застолья.
– Юрка, язви тебя! Мы думали, ты не придешь!
– Здорово, капитан! Всю мафию переловил?
– Тебе немного оставил, – радостно отшучивался Фролов.
– Штрафную ему, ребята! Полную!
Фролов осушил полный стакан до дна. Он уже успел проголодаться, и крепкая жидкость приятным теплом разлилась по всему телу, шибанув слегка в виски.
– Вторая контузия, – добродушно сострил кто-то.
Костя, дотянувшись с коляски, заботливо поднес тарелку с колбасой.
– Не видите, человек с работы. Пусть сядет, поест, язви вас.
– Пускай. Жены нет, хоть в гостях накормят.
Фролов скинул куртку, уселся за шатучий, затянутый потресканной клеенкой, стол, выставив свою «долю».
– Ну, давай выпьем что ли, Юрка, – Костя потянулся за «Гжелкой», разлил по новой. – Знаешь, что меня задевает? У ветеранов Отечественной есть их день – 9 мая. И правильно, так и должно быть. А у нас? Мы-то чем хуже? Будто мы дерьмо какое. Словно не так в нас стреляли, и били иначе. И умирали по-другому. Получается, не на мине я подорвался, а на бабе лежа? И глаз я сам себе спьяну выколол? А мне рожа этого чеченца до сих пор снится… Так бы взял автомат и… Почему они так, наверху, за людей нас не считают, капитан?
– Не знаю, лейтенант, – сказал Фролов, – давай еще по одной.
– Пора, красавица, проснись… – сквозь пелену прострации Лена почувствовала холодные чужие губы на своих.
Вмиг все вспомнив, она отпрянула от Ника, насколько позволял салон.
– Извини, что ударил тебя, – сказал он будничным тоном, – просто не люблю, когда мне перечат. Будь умницей, и этого не повторится, обещаю. Выходи. Ну же.
Механически она оперлась на поданную руку, огляделась по сторонам. Загородный дом. Большой, кирпичный, двухэтажный, добротно сложенный. Терраса с кокетливыми витражами. На окнах решетки. От окружающего мира их отделял высоченный забор с тремя рядами колючей проволоки.
– Это дача моего отца. Он умер, к сожалению. Ты бы ему понравилась. Заходи, – он подтолкнул Лену к крыльцу, отомкнул стальную дверь.
Лена от души жалела, что отключилась и не видела, где они находятся.
– Раздевайся, – последовала новая команда.
Она стянула перчатки, непослушными пальцами расстегнула пуговицы на дубленке, краем глаза углядев, куда он вешает ключ.
– И не думай сбежать, – точно прочел ее мысли Ник, – помимо скальпеля, у меня еще есть пистолет. Системы ТТ. Слыхала?
Но первый шок прошел, и это известие не вызвало в ней большого страха. Лишь легкую апатию, которую она тотчас погнала прочь. Не время раскисать. Это тот самый случай, когда «спасение утопающего – дело рук самого утопающего». До сих пор она жила в созданной ею самой незримой оболочке, отделяющей от грубых реалий внешнего мира. Но этот невидимый скафандр однажды дал трещину, когда ее едва не обвинили в гибели Олега. Появился Димка, который сумел собой заслонить хрупкий улиткин дом. Но сейчас ледяной космический ветер сорвал его и унес прочь. Мир стал более чем реален, преобразившись в чудовищную фантасмагорию, она наедине с сумасшедшим. Кто кого?
Лена лихорадочно заставила работать испуганный мозг на полную мощность. Убивать он ее не собирается. Пока. А, значит, у нее есть шанс, пусть самый маленький, незначительный, но есть.
Почему-то вспомнился обаятельный преподаватель «Основ клинической психологии» на втором курсе. Веселый, пузатенький, с бородкой клинышком…
«Восприятие психически больного человека непредсказуемо, но обладает определенной прямолинейностью. Как правило, больного, одержимого навязчивой идеей, невозможно переубедить путем простой дискуссии. И, Если вы хотите одержать верх над таким человеком, что крайне сложно, постарайтесь максимально понять и принять его точку зрения. И действовать с его позиций, Как бы на одной с ним прямой… Но главное – он должен вам поверить…»
Вот когда пригодились лекции… Ни за что бы не подумала…
– Это гостиная, – Ник распахнул дверь.
Лена обомлела. В углу большой квадратной комнаты высилась тщательно украшенная искусственная елка. Небольшой, изящно сервированный стол. На двоих. Два прибора. Два бокала. Коробка конфет. Фрукты. Какая-то снедь. Узкая и длинная, с замысловатыми спиралевидными «завихрениями» ваза синего хрусталя с двумя подвядшими розами цвета запекшейся крови.
– Ты уже встретила Новый год, дорогая? – вкрадчиво спросил Ник, – сейчас мы встретим его по-настоящему. Только вдвоем…
«Господи, да что ж это за наказание!»
Вот она, нужная развязка. Съехав, наконец, с заколдованного круга дороги, Дмитрий, безбожно подрезая и сигналя где можно и где нельзя, примчался к больнице. Сердце дрогнуло, заколотившись даже в носу. У ворот стояла серебристая Ленина «Вольво». Большие часы показали «семь».
– Посещение закончено, – пытался остановить внизу охранник, но, взглянув в его лицо, тактично посторонился. Вид у Дмитрия и впрямь был безумный. В одноместной послеоперационной палате на кровати дремала девушка. Ей здорово досталось – голова и грудь перебинтованы, обе ноги – на вытяжке. Рядом читала книгу утомленная пожилая женщина, которая тотчас встрепенулась, когда приоткрылась дверь.
– Лена? Такая тоненькая блондинка?
– Была. Ушла. Около часа назад…
На подламывающихся ногах Дмитрий вышел из палаты и сел прямо на больничный пол. Перед глазами поплыл розовый туман.
– Вам плохо? – кто-то тряс его за плечо.
– Да, – сказал Дмитрий, – мне плохо…
– Ну и жара! – сказал, отдуваясь, Фролов.
– А ты рубаху-то сыми. Тут все свои.
– И то верно… – он стащил с себя джинсовую рубашку, повесил на стул. В кармане лежал молчаливый пейджер.
В комнате стоял шум, гам, дым коромыслом.
– Жениться-то снова не думаешь? – спросил Костя, поправив дымчатые очки, прикрывавшие искалеченное лицо.
– Нет, – сморщился Фролов, – спасибо, нажился. От того раза никак не отойду. «Деньги, деньги, давай, мало, мало…» – его стиснутые зубы скрипнули. На шее заходили желваки. – А мне до сих пор по ночам тела ребят изувеченные снятся… Мать говорит, ору иногда. Какая, к чертям, женитьба?
– Ты прав, Юрка, – пьяно всхлипнул Костя, – никому мы не нужны. Ты-то, правда, вон какой красавчик. Ван Дам. На ночь себе всегда найдешь, если захочешь… Это вот я… Потерянные мы люди, Юрка. Лишние. Я тут от нечего делать книжки стал читать… Были такие после первой мировой. Так их и звали – потерянное поколение. Вот и мы такие. Только про нас книг не пишут. Что про нас писать?
Вот про бандитов – золото, бриллианты, ванны с шампанским, самолеты к подъезду – это да. Интересно! А мы… 300 рублей в месяц инвалидных – нам цена…
– Скажи, Юрка, – он, как часто делают пьяные люди, резко изменил тему, – ну неужто ни одна краля тебя не зацепила? Ни разу?
Фролов опустил глаза.
«Женщина с остановившимся взглядом, судорожно цеплявшаяся за сигарету как за самое верное и устойчивое, что у нее осталось в жизни…
Голос срывающийся, низки: «Вам казалось, что Вы тоже мертвы?»
– Пойду я, отлучусь на минуту, – сказал Фролов, поднимаясь из-за стола.
– Это дело святое. Прямо по коридору.
– Помню…
Фролов вышел. В этот момент в кармане его рубашки требовательно запищал пейджер. Но его позывные потонули в шуме разговора, звуках музыки.
– Девушка! Для абонента 81866: «Фролов! Лена пропала. Не знаю, что делать. Позвони мне на сотовый. Адвокат.»
Но телефон не звонил. Дмитрий лихорадочно набирал в отделение. Дежуривший Соломатин, выслушав его сбивчивый рассказ, помолчал, а после напомнил, что Веденеева не должна уезжать из города. В противном случае…
– Вы разыскиваете Николая Португала? – заорал Дмитрий.
– Какого еще Португала? Фролов? Вот с ним и разбирайтесь. Найдем, раз розыск официально объявлен.
– Да пошел ты… – пробурчал Соломатин, вешая рубку и возвращаясь к компьютерной «стрелялке».
– Где ты?! – закричал на всю улицу Дмитрий, пиная колесо серой «Вольво». – Лена, где ты, где-е?!
Ник включил музыку. Медленную. Эротическую. Зажег свечи. Достал из ведерка со льдом бутылку «Моэ энд Шандон».
– Твое любимое… Угадал? Я много знаю о тебе, Лена…
Его рука с тонкими длинными холеными пальцами коснулась ее запястья. Она вздрогнула, как от прикосновения ядовитой змеи. Но тотчас взяла себя в руки, растянула губы в улыбке. «Хорошо, что на них помада. И не видно, что на самом деле они бело-голубые от ужаса…»
– Ты прав, Ник. Мне, действительно, нравятся решительные мужчины. Просто это настолько неожиданно…
– В самом деле? Я рад… – подозрительная злоба постепенно сменялась благодушием, – в таком случае, выпьем за нас.
Ник поднял бокал. Лена поднесла к губам свой. Сделала глоток.
– Конфеты…
Она надкусила одну, с трудом проглотила, не разобрав вкуса. К горлу подкатила предательская дурнота. Ни желудок, ни сознание не желали принимать абсурда происходящего. Но острый скальпель, в мерцающем лезвии которого плясало отражение хрусталя и цвета запекшейся крови роз, лежа, как цепной пес, около правой руки Ника, зорко наблюдал за своей пленницей.
– А я уж подумал, что ты увлеклась этим жалким адвокатишкой…
Лена снова растянула уголки подкрашенных стойкой помадой губ, опустив глаза, чтобы хозяин не прочел в них ни страха, ни фальши.
– Откуда у тебя пистолет, Ник?
– В нашей стране, имея деньги, нет ничего невозможного, дорогая, – он вальяжно облокотился на спинку стула, вытаскивая элегантный портсигар.
– Будешь?
– Нет, спасибо. Я не курю.
– Правильно. Но мои можно. На. Бери, я сказал!
В уголках глаз мелькнула ярость. Лена поспешно протянула руку.
– Что, совсем не умеешь? Втягивай в себя, ну?
Лена закашлялась. В горле запершило, защекотало в носу. Все качнулось и поплыло куда-то… Она схватилась за крышку стола. Проговорила умоляюще:
– Я не хочу.
– Ладно, – он блаженно улыбнулся. – Почему ты стала пользоваться другими духами? Те мне нравились больше…
«Потому что это мой запах. Жасмин. Аромат вечернего мая и первого трепетного слияния не только тел, но душ…» Этому не учат в самом элитарном ВУЗе. Тебе никогда не понять твоим убогим самодовольным сознанием…»
Лена молчала. Его глаза подернулись туманной пеленой, сквозь которую постепенно прорывалось тлеющее вожделение. Он облизнул тонкие яркие губы.
– Знаешь, почему роз всего две? Я не люблю числа «три». Третий – всегда лишний. Всегда…
– А как же Святая Троица?
Его надломленные брови поползли к потолку.
– Ты веришь в Господа?
– Да.
– Но ведь это так скучно. Библия – сплошной свод запретов. Не делай того, не поступай эдак… Мне больше по душе Сатана. Он свой парень. Можно все! Наслаждайся, и тебе воздастся!
Он захохотал, запрокинув голову. Комната наполнялась едким удушливым дымом, превращаясь в газовую камеру. Или в мрачный Аид.
– Детка… Встань. Я хочу увидеть тебя. Всю… Раздевайся. Только медленно… Слышишь музыку – он водил по воздуху сигарой, как дирижерской палочкой. – Вставай, я кому говорю…
Она поднялась. За окном летали треугольные белые мухи.
– Подойди к окну. Я хочу, чтобы на тебя падал лунный свет. Давай, Покажи себя, только мне… мне одному… Я ждал этого слишком долго…
«Нет!» – Громко кричала ее душа. Но Дьявол не слышал этого. Он не нуждался в ее душе. Только – в теле. Длинном, изящном, фарфоровом, с упругой маленькой грудью, осиной талией, литыми бедрами…
Лучше бы не Ада, а она попала в аварию, раздробясь на десятки осколков в паутине лобового стекла, подобно целлулоидной кукле… Хрусталю поверженной вазы…
Сотовый Дмитрия молчал. «Проклятие!» Дмитрий полез за сигаретами, но неловко вывернул карман, и на раскатанный снег посыпались бумажки, квитанции, талончики, визитки, разный макулатурный хлам… Нагнулся и принялся собирать не потому, что были очень нужны: просто чтобы хоть что-то делать, иначе можно сойти с ума… Клок оберточной бумаги. Буквы, наспех нацарапанные неверной женской рукой… «Переделкино… д. 23». Он поднес обрывок к глазам, почувствовав, как в висках застучали тонкие молоточки… А может… Цифра написана так коряво, так неразборчиво, что… Дмитрий выхватил телефон, высыпал все содержимое рабочего кейса прямо на сиденье, открыл записную книжку: Португал Галина Андреевна… Трубку долго не брали – «Ну подойди же, твою мать!» – затем раздалось осипшее «Алло».
– Галина Андреевна! Здравствуйте. Это приятель Ника, помните? Я купил у Вас картину. Простите, какой у Вас в Переделкино номер дома: 23 или 29? 29? Спасибо…
Черт!
Может, это – химера. И дом также пуст. Но он не мог просто ждать. Он гнал машину в Переделкино, вырываясь из могильного холода зимы в душный жасминовый май, по наитию находя нужные развязки дорог, впервые от души жалея, что не имеет оружия.
Лена медленно расстегнула верхнюю пуговицу джемпера.
– Давай, малышка, качни бедрами!
Красивое лицо Ника исказилось, из уголка рта побежала слюна. Надменный дипломат, блестящий кавалер, утонченный эстет – весь иллюзорный налет цивилизации, веками обретаемый человечеством – исчез, облетел, как ненужная шелуха. Как пух с одуванчика. Перед ней был первобытный самец, жаждущий крови соперника и плоти самки. Внутри у Лены все застыло, как в морозильной камере. Каждую секунду, растянувшуюся в вечность, она ожидала броска человекоподобного чудовища, беспомощно ища глазами возможный предмет обороны.
– Давай, я помогу тебе, детка. – Ник, шатаясь, поднялся. Пошел к ней. Она, пятясь, вокруг стола, от него.
Нож… Забытый хозяином, он становился все ближе и ближе… Но хватит ли у нее духа? Даже шлепок тапком по таракану для нее был всегда проблемой.
– Иди ко мне, чертова кукла!
– Не подходи! – Подстегнутая окриком, рука сама схватила скальпель. Он был ужасно холодным. С тонкой, неудобной рукояткой. И он не придавал ей сил. Ей хотелось отбросить эту штуку прочь, подальше. Но ладонь, утратив повиновение, впилась в смертоносную вещь так, будто сделалась с ней одним целым.
– Не подходи… – голос куда-то исчез. Но Ник уловил смысл сказанного.
На лице отразилось изумление, в расширенных туманных зрачках злость и недоумение. Как если бы его внезапно укусила ручная комнатная собачка.
– Ты думаешь, что сможешь сделать это? – он нетрезво ухмыльнулся, – а как же твой Бог? А заповедь «Не убий»? Ты, маленькая дурочка, неужели ты считаешь, что это так легко – воткнуть лезвие в живого человека? Взять – и разрезать, как кусок говядины… Чтобы потекла кровь… Много крови… – его ноздри учащенно вздрагивали, в глазах возник безумный азарт, как будто эта смертельная игра доставляла ему невыразимое удовольствие, более сильное, нежели секс… – сейчас мы проверим.
Он закатал рукав белой рубашки и протянул обнаженную руку. Под бронзовой кожей едва заметно выпирали синеватые паутинки вен.
– Ну, давай, режь! Этот нож очень острый. Одного легкого движения достаточно… Ты когда-нибудь видела, как она брызжет? Льется струей… Бьет фонтаном… Она такая алая… Эта кровь. Ну же, режь!
Тошнота подкатила к горлу, готовая выплеснуться наружу вместе со слезами. Она проиграла. Она, действительно, не сможет этого сделать. Даже сейчас. Рафинированная интеллигентка, по глупости затесавшаяся в чуждый мир, маленькая дурочка, наивно верящая в победу Добра над Злом… Она молча разжала затекшие пальцы. Нож гулко тукнул о ковер.
– Дрянь, – разочарованно сказал Ник, – а ну, иди сюда.
Он бросился к ней. Она от него. Кошки-мышки со смертью. Столик качнулся. Спиралевидная ваза синего хрусталя опрокинула под ноги две розы, выплеснув мертвую воду. В тот момент, когда его пальцы сомкнулись на левом локте, пальцы Лены – на узком горле вазы. Она нанесла удар.
Тресь!
Ник покачнулся. Разжал пальцы. На белую рубашку из разбитого носа алыми каплями закапала человеческая кровь. Он поглядел удивлено. Она отступила назад. Он сделал еще шаг. Выкрикнув: «Не подходи!», Лена ударила вновь. Высокий лоб рассекла красная полоса. Ник постоял еще секунду, удивленно моргая глазами, а затем, захрипев кровавой пеной, рухнул лицом в мокрые цветы.
– Господи, нет! – закричала Лена, все еще сжимая вазу, по которой стекала к ее пальцам красновато-бурая жидкость.
– Мужики, где-то пищит.
– Что пищит?
– Хрен его знает.
– Может, у меня, – пробормотал Фролов, забираясь в карман рубахи.
В этот момент Дмитрий посылал новое сообщение:
«Номер дома в Переделкино не 23, а 29. Лена пропала. В отделении меня „послали“. Я еду в Переделкино. Не знаю, куда еще. Подсказал бы, что делать. Где тебя носит, опер, твою мать.»
– Последние два слова мы передать не можем, – вежливо сказала девушка с пейджинговой станции.
– О, черт! – заревел Фролов, прочтя оба сообщения.
Он позвонил в гараж, где едва ворочавший языком сторож сообщил, что в гараж N 9 милиция приезжала, но хозяин отбыл прежде в неизвестном направлении. Ребята из милиции тоже приезжали, но ушли погреться.
Ник лежал неподвижно. Лена выронила ставшую ненужной вазу, выбежала в коридор, нашла ключ, поминутно оглядываясь, оделась и бросилась вон из дома.
Джип Ника стоял около забора, но был заперт. Калитка тоже. Одна мысль о возможном возвращении к бездыханному телу для поиска остальных ключей приводила в состояние, близкое к истерике. Лена поставила ногу на бампер, затем на железный засов, подтянулась. Колючая проволока впилась в ладонь, но назад пути не было. Застонав от боли, девушка перелезла через ограду, чувствуя себя узницей, бегущей из концлагеря, кулем свалилась вниз, в пушистый сугроб. Мороз быстро привел ее в чувство. Лена поднялась. На снегу, в том месте, где она упиралась ладонью, остался темный, как от собачьей течки, след. Она вытащила платок и потрусила по дороге, на ходу заматывая руку.
Вокруг, за высокими заборами, стояли дома. Заснеженные. Нежилые. Мертвые. И сосны, длинные, как тени прошлого, покачивались и мерно поскрипывали в такт редкому студеному ветру. Весь этот ночной кошмар подсвечивался фонарем призрачно-лимонной луны.
Запыхавшись, Лена перешла на шаг. Что за местность? Бесконечная. Неживая. Ни огонька, ни стука электрички. Ей хотелось закричать что есть сил от страха, усталости и безысходности. И тут, словно Дар Божий, в окне одного из домов за покосившимся бревенчатым забором блеснул свет.
Лена принялась стучать в калитку. Откуда-то с диким лаем вылетел свирепый ротвейлер и стал бросаться на некрепкие доски изгороди так, что они прогибались под его черной тушей.
Скрипнула дверь в доме. К калитке направлялся высокий худой старик с охотничьим ружьем в руке.
– Убирайтесь! – крикнул он. – Или я выстрелю!
– Помогите! – сказала Лена, – пожалуйста, помогите мне. Вызовите милицию, – и беззвучно заплакала.
– Але, адвокат! Какого хрена тебе надо в Переделкино?
– Фролов?! – слышно было точно с другой планеты, – Лена мне позвонила только что! Этот псих завез ее в свой загородный дом. Она ударила его и сбежала. Сама не знает, жив или нет. Сейчас Лена у соседей по поселку, в 14-м. Я еду за ней.
– Наших вызвали? 02?
– Да! Если явится твой гребаный майор, я лично скажу ему…
– Ни хрена себе, – вешая трубку, поразился Фролов, – в первый раз слышу, чтобы так матерились адвокаты.
– Ты куда? – спросил Костя.
– Я должен ехать, – путаясь в рубашке, сказал Фролов, – а то этот кретин натворит дел… – Он покачнулся и сел мимо стула.
Лена сидела на уютной маленькой кухне, пила крепкий душистый чай и никак не могла согреться, зубы так и выбивали дробь по бокалу, возле суетилась круглолицая румяная пожилая женщина. На протяжении Лениного рассказа она охала то взволнованно, то возмущенно, качая головой, прижимая загрубелые кулачки то к щекам, то к полной груди.
– Это же надо? Коля! Кто бы мог подумать…
– А я нисколько не удивлен, – сурово отрезал старик, – он всегда был дерьмом. Таким же, как и папаша. Разве не помнишь, как, еще студентами они с дружком девчонку сюда завезли и хором изнасиловали? Кто дело замял? Станислав Португал. Вот сынок и решил, что все в жизни ему дозволено.
– Верно, верно… – кивнула женщина, – мы-то, дочка, почитай круглый год здесь живем. Пенсия-то копеечная, сыну тоже не платят… Вот, квартиру в городе сдали – и сюда. Страшновато, конечно, одним-то зимой. Народ разный шатается. Но нас не трогают. Что с нас возьмешь? Соли щепотку, да хлеба краюшку… Толь, погляди, на кого там собака снова лает. Ты ее на цепь-то взял?
– Взял.
– Правильно, а то, наверно, это милиция…
Читать бесплатно другие книги:
