Алиса. Рабство в Сети Воронина Елизавета

— Не скажу, — легко согласилась Нонна Серебряная. — Принимают заявки до конца следующей недели. Сегодня — пятница, кстати. Отними уик-энд. Потом три дня — просмотр и отбор. С восьми утра до восьми вечера. Конвейер, но я их понимаю: на улице этого не проведешь, аренда же нормальных помещений стоит дорого. Видимо, стартовый капитал не слишком велик. В любом случае там, уверена, уже сотни заявок.

— Я привезу им из Луцка автобус с детьми, — сказала Валентина Ворон уверенно. — Даже два автобуса. Только мне нужны гарантии, что у нас не будет конвейера. И наших никто не станет мариновать в общей очереди. Мне нужно полдня. Даже если отберут из общего количества человек шесть-десять, уже хорошо.

— Для кого?

— Для меня, Нон… Мне надо с чего-то начать в родном городе. А здесь хоть и лотерея, но всякий, кому выпадает билет, получает гарантию. То есть даже если я соберу из Луцка и области два автобуса детей в возрасте от десяти до шестнадцати лет и из общего количества отберут хотя бы шестерых, то это в масштабах города и области уже можно считать успехом.

— Как имиджевая акция — ничего, — согласилась Нонна. — Все-таки кое-чему ты научилась, подруга. Только вот чем я смогу тебе помочь?

— Ты сказала, есть какие-то общие знакомые… — Через две головы третья.

— Если позвоню я напрямую по указанному телефону и озвучу предложение — дела не будет. Таких, знаешь, хватает. Но если через кого-то — гарантий больше. Мне нужно встретиться с кем-то из «дримзов» лично. Поговорю, сделаю несколько предложений о сотрудничестве…

— Почему ты думаешь, что тебя послушают?

— Им, Нон, бардак за эти три дня тоже не нужен. Сравни: или сидят прибитые духотой девчата и проверяют списки живой очереди, мамы рвутся вперед, а дети хнычут от тоски, или им привозят уже готовый автобус… — Ты же про два говорила.

— Хорошо, пускай два, — легко согласилась Валентина. — В любом случае у меня будет дисциплинированная группа, очередность сформируется заранее, процесс пойдет без задержки. Мне кажется, это важный момент.

— Может быть, — повела плечами Нонна. — Вполне может быть, кстати. Оптом оно всегда проще, с индивидуальным подходом тяжелей. Ладно, — она легонько хлопнула в ладоши. — Пойди тут через дорогу выпей кофе…

— Только не кофе!

— Тогда чайку. Там хороший есть, с чабрецом. Я тебе позвоню часика через пол. Узнаю, как можно подкатиться к агентству « Dreams » с черного хода. Есть у меня подозрения, что ты там не одна такая желающая.

Луцк. Лето 2008 года

Все сложилось в голове Валентины Ворон, когда она ехала назад.

Она возвращалась в Луцк, выехав из вечера в сумерки, и делала противоречивые выводы. Разговор с представителем агентства, спокойным мужчиной лет сорока, который представился Игорем Олеговичем, произвел на Валентину самое благоприятное впечатление именно благодаря его уверенности в том, что он делает. Они встретились через пару часов после обеда, что госпожа Ворон, прекрасно знавшая киевский деловой ритм, вообще сочла чудом. Ведь обычно со второй половины дня пятницы все встречи, даже самые важные, в Киеве переносятся на вторую половину дня понедельника. В идеале же — вообще на утро вторника.

Даже если тема важна для обеих сторон, нет в этой жизни ничего такого, что не терпит отлагательства в выходные. Валентина прекрасно усвоила эту истину. Потому спешила в Киев тем утром, в глубине души подозревая: пятница — не тот день, когда ей, настойчивой провинциалке, кто-то вообще готов будет уделить время и внимание. Тем не менее планы на удивление свершились, результатами встречи и договоренностей молодая женщина и недавняя владелица модельного агентства была в целом довольна. И теперь в полной мере смогла осознать гениальность фразы из старого, но упорно не стареющего фильма «Кавказская пленница». Как там:

«Тот, кто нам мешает, тот нам поможет».

Именно эта фраза стала ключом к сделанным Валентиной Ворон противоречивым выводам.

Да, с одной стороны, заявки для участия детей в кастинге «звезд», как назвал это собеседник, в агентстве « Dreams » принимали еще семь дней. Вроде бы времени достаточно. Однако, с другой стороны, нужно отминусовать субботу-воскресенье. Собеседник признал: хотя на телефоне теоретически будет сидеть все это время некая девочка, все равно практика показывает, что дозвониться в выходные и получить вразумительный ответ довольно-таки сложно.

К тому же он подтвердил опасения госпожи Ворон: за то время, что они объявили о поиске юных дарований для гарантированного участия в кино- и телесъемках, по заявкам уже намечается явный перебор. Права оказалась и опытная Нонна Серебряная: сжатые сроки для проведения отбора претендентов прямо связаны со стоимостью аренды помещения. В такой ситуации отказывать вроде бы и нужно, фильтруя участников, но в то же время нежелательно. Ведь именно в последний день может объявиться мальчик или девочка, которые станут для агентства настоящей находкой. Вывод: отказывать вряд ли станут, но и в выходные девушка с телефоном будет принимать преимущественно служебные звонки. Либо же, если кто-то вдруг прорвется, переадресует всех на понедельник.

Результат: уик-энд, который мог помешать дерзким планам Валентины, на самом деле давал ей возможность для маневра. Как, опять же, она верно рассчитала, людям из « Dreams » намного легче было бы поработать с заранее сформированной и укомплектованной группой детей, чем своими, прямо скажем, пока еще слабыми силами наводить порядок, выстраивая в очередь огромную галдящую толпу мальчишек, девчонок, а также их родителей. Преимущественно матерей, каждая из которых готова вцепиться в прическу другой, чтобы отстоять право именно своего талантливого чада стать «звездой» экрана. Тогда как госпожа Ворон гарантировала нужное количество кандидатов, порядок и дисциплину. К тому же напомнила о себе и своем недавнем профессиональном прошлом, что, похоже, сыграло важную роль в разговоре.

Вот почему им меньше чем за час удалось договориться. При этом Валентина Ворон не без удовольствия констатировала: сведущая подруга Нонна ошиблась в прогнозах. Предложение, которое она сделала Игорю Олеговичу, оказалось, по его собственному признанию, простым, как все гениальное. Или гениальным, как все простое. Короче говоря, подобного подхода, пути, предложенного ему Валентиной, никто до этого времени не смог сформулировать и озвучить. Оценивая услышанное, Игорь Олегович жонглировал словечками « креатив » и « экслюзив », не облегчая их ироничным смыслом. Конечно же, он его принял.

И настала очередь Валентины впрягаться и напрягаться.

До следующей пятницы она должна подобрать детей. И уже, получается, через понедельник их ждали в Киеве, прямо у входа на киностудию имени Довженко. Волшебное слово «киностудия» сработало: Валентине самой вдруг захотелось поучаствовать в кастинге, и она безмерно жалела, что во времена, когда была в требуемом возрасте, ничего подобного никто не устраивал. Проходили только песенные конкурсы, а петь и танцевать она как не умела, так и не научилась.

Теперь госпоже Ворон оставалась самая малость: набрать детей. За этим, рассудила она, дело не станет.

Вернулась поздно, спала плохо, и уже на следующее утро, нарушив собственное правило и напившись для тонуса кофе, Валентина уселась с телефоном в кресло. Есть процедуры, которые не делаются быстро в Украине, и уж точно в городе Луцке. Однако Украина потому и уникальная страна, что ход подобных событий здесь можно ускорить. Для этого надо иметь знакомства вроде тех, которые Валентина завела, играя в недавней жизни роль жены своего известного в определенных кругах мужа. Потому первый звонок сделала ему и, когда он ответил, поняла: удача и дальше будет на ее стороне. Ведь по стечению обстоятельств бывший супруг прилетел по делам из Берлина в Киев, понял Валентину с полуслова, сухо и четко пообещал дать контакты нужных людей и сделал это в течение ближайших тридцати минут — выслал несколько номеров. Добавив от себя:

«Хоть и суббота, но люди уже в курсе дела».

Так еще до обеда Валентина Ворон получила гарантированную поддержку: она может за выходные подготовить нужные документы, в понедельник с утра нести их туда, куда положено, и уже к среде, по максимально ускоренной процедуре, ее новое агентство будет официально зарегистрировано в Луцке. С названием долго не мудрила, первый вариант — «Амур» — быстро забраковала как фривольное, остановившись на вполне, как ей показалось, нейтральном: «Глянец».

Теперь госпожа Ворон из частного лица превратилась в официальное. И вполне имеет право организовывать и проводить конкурсные отборы, подобные тому, который она собиралась устроить. Начать намеревалась прямо с понедельника, но, подумав, решила взять старт все же со вторника: возня с бумагами и поиск подходящего помещения отнимут достаточно много времени. Но запустить информацию необходимо как можно скорее.

Потому, выпив еще кофе и окончательно махнув рукой на табу, Валентина позвонила знакомому, владевшему популярным в городе интернет-изданием. Дальше — личная встреча, обещание предоставлять информацию о происходящем только ему одному, и уже к утру воскресенья на сайте «висело» нужное госпоже Ворон объявление. Конечно, она знала: день не самый подходящий. Однако вскоре поняла, как ошибалась в людях, предполагая, что по выходным они ничего не читают. Объявление восприняли буквально. А именно: известная в прошлом модель и владелица одного из крупнейших киевских модельных агентств, гордость города и красавица Валентина Ворон открывает новое агентство, и первый ее шаг — набор детей, которые будут сниматься в кино и на телевидении.

Конечно, ей пришлось отвечать на посыпавшиеся звонки уже к вечеру. Объяснять: на самом деле все не совсем так, она приглашает не всех подряд, и сперва просмотр с прослушиванием пройдут здесь, а уже потом лучших она сама повезет в Киев для участия в следующем этапе. Воистину, слово «киностудия», упоминаемое Валентиной раз за разом, было-таки волшебным. И даже на расстоянии гипнотизировало, как удав кроликов. «То ли еще будет», — предположила Валентина.

Не ошиблась. Уже с понедельника телефон разрывался. Казалось, он даже раскалился. Госпоже Ворон пришлось на время, пока утрясала бюрократические и организационные формальности, отключить его. Когда же обо всем договорилась и снова включила — решила даже не утруждать себя, считая количество пропущенных вызовов. Все равно каждый перезвонит. Что и случилось: взбудораженные родители, сто процентов мамаши, требовали посмотреть и послушать именно их ребенка, а то и двух, утверждая: только их дети рождены, чтобы стать «звездами» экрана. Шестнадцатилетние звонили сами, преимущественно девушки, и этих, как ни странно, откликнулось меньше всех. Возможно, предположила Валентина, они уже достаточно взрослые, чтобы позволять родителям делать что-то вместо себя, но еще не достаточно уверены в своих силах, чтобы вот так просто рискнуть и набрать указанный номер.

Особенно запомнился один звонок. Девушка, назвавшись Алисой, спрашивала, может ли она поехать вместе со всеми, но не для участия в кастинге, а сопровождая двоюродную сестру. Разговор отложился в памяти благодаря прежде всего своей необычной серьезности. Ведь он начался с просьбы девушки встретиться лично, чего ни до нее, ни после никто из звонивших не добивался.

Первое впечатление от Алисы стало, на диво, приятным. Позже, пытаясь объяснить себе собственные ощущения, Валентина Ворон нашла, как ей показалось, единственно верный ответ. Увидев юную лучанку, она тут же вспомнила себя в молодости. Тогда, в свои шестнадцать, Валя часто стояла перед зеркалом, наблюдая за довольно-таки привлекательным внешне созданием, которое природа не обделила ничем, кроме разве что не совсем удачного места рождения. Уже в переходную пору между отрочеством и юностью Валюша Ворон считала себя кладом, ждущим, пока его найдут. Или же бриллиантом, требующим шлифовки и огранки. Вот почему вначале, когда делала первые шаги на пути к мечте, она позволяла мастерам лепить из нее все, чего требует дело, которому девушка намерена была посвятить свою жизнь.

Конечно же, Валентина тогда подумать не могла, что судьба исполнит трюк под названием «колечко» и она окажется там, откуда так стремилась вырваться. Зато теперь госпожа Ворон видела перед собой не ослепительно красивую, но все-таки миловидную молодую особу, которую, по-хорошему, следовало бы приодеть, причесать, накрасить, как того требуют правила, обучить двигаться, улыбаться в нужный момент, а когда потребуется — изображать холодный и от того еще более возбуждающий, манящий, зовущий взгляд.

Одним словом, тут было с кем и с чем работать. У Валентины мелькнула мысль заняться один раз благотворительностью, сосватать юную Алису в агентство «Серебро», где из нее под чутким руководством Нонны сделают если не суперзвезду, то вполне востребованное и профессионально подготовленное «лицо». Но тут же она мысль отогнала, даже не сдержалась — махнула рукой, словно избавляясь от навязчиво жужжащей рядом мухи. Алиса зацепилась вопросительным взглядом за этот жест, — похоже, приняла его на свой счет, и госпожа Ворон немедля поспешила успокоить девушку:

— Ничего-ничего, не обращайте внимания… Или можно на ты?

— Можно. Вы же старше, — непринужденно ответила Алиса и закусила губу, поняв, что, возможно, задела ненужные струны в душе новой знакомой. Девочка тут же смутилась: — Ой, извините… Я не то хотела… Короче… Я совсем не хотела…

— Расслабься, — милостиво и благодушно произнесла Валентина, хотя невольное замечание на счет разницы в возрасте таки задело ее. Однако сначала сработали приобретенные навыки профессиональной выдержки, ей удалось сохранить легкую улыбку и ничем не выдать праведного гнева. А затем до Валентины дошли одновременно две вещи: Алиса тонко чувствует субординацию и, стало быть, способна научиться контролировать ситуацию, как и себя, а самой Валентине, девочка права, действительно, уже никогда не будет шестнадцать.

Элементарная математика показала: Алиса младше ее ровно вдвое, между ними — то, что принято называть напыщенным словом «поколение». И вряд ли девушка так прямо подчеркивала свое некое возрастное превосходство. Вероятнее всего, девчонка хотела выказать уважение прежде всего к опыту сидевшей напротив женщины. Сделав такие выводы, Валентина пригласила Алису в любое из центральных кафе, где той казалось удобнее.

— Все нормально, — продолжила она, получая видимое удовольствие от явного смущения девушки. — Я действительно старше. Только вот в мамы тебе вряд ли гожусь. Скорее в старшие сестры.

— Наверное, так, — согласилась Алиса.

— Хорошо. Кстати, сразу хочу тебе сказать: неплохо выглядишь. Если нужен профессиональный совет — милости прошу.

— Совет?

— Это я так, мыслю вслух. Вдруг решишь пойти по моему пути. Возможностей, кстати, теперь и в родном Луцке на первое время достаточно. Тот же конкурс красоты… Не пробовала?

— Участвовала в школьном.

— Чудесно! И что, первая красавица?

— Третья, — щеки девушки еще сильнее зарделись. — Спасибо, конечно, Валентина Павловна…

— А вот тут давай договоримся! — госпожа Ворон сделала рукой предупреждающий жест. — Не знаю еще, о чем ты хочешь поговорить, но уговор: без Павловны. Меня зовут Валентина — этого достаточно. Есть?

— Поняла, — послушно кивнула Алиса. — Значит, Валентина, дело у меня вот какое. Двоюродная сестра, Лена, ей четырнадцать. Девочка хорошая, талантливая.

Вам она наверняка подойдет…

— Стоп! — Валентина снова повторила свой упреждающий жест. — Мне пока никто не подходит. По большому счету, я вообще никому ничего не обещаю. Берусь только доставить всех, кого выберу, в Киев на кастинг. Дальше решать буду уже, к сожалению, не я. Конечно, талантливые дети никуда не денутся и агентство, которое я здесь открываю, наверняка продолжит с ними работу. Правда, немного в другом направлении и только с теми, кто пожелает сам. Но, повторюсь, мне лично подходят все. Есть, конечно, некие критерии, для того я и приглашаю желающих на предварительный конкурс.

Считайте это экзаменом.

— Лена сдаст вам экзамен! — горячо заверила Алиса. — Девочка, говорю же, очень хорошая, так хочет многого в жизни добиться! И это шанс для нее! Отличный шанс! Я знаю, что говорю!

— Мне приятно, что ты так озабочена судьбой сестры, Алиса. Пускай даже двоюродной. Не понимаю только, в чем сложность.

— У нее мама… Тетка моя… — девушка вздохнула, старательно обдумывая следующую фразу. — Выпивает она. — Алкоголичка?

— Нет-нет! — поспешно ответила Алиса. — Она, вообще, нормальная. У них отца, дядьку моего, машиной сбило несколько лет назад. На велосипеде ехал, а там пьяный за рулем. Хуже того, оказался какой-то местный начальник, то ли прокурорский, то ли просто городской, я плохо разбираюсь. В Киеве у него концы, замяли дело… Тетке компенсацию не заплатили, потому что сразу не взяла, решила в суд пойти… Наивная…

— Мне жаль, что ты в свои шестнадцать такие вещи понимаешь, — вздохнула госпожа Ворон. — Поверь мне, я не такое знаю, сама повидала… Впрочем, почему «не такое». Такое же самое, фамилии только меняются и должности. Ох! Так что там с теткой твоей?

— Отказалась, значит, от компенсации, — Алиса тоже вздохнула. — А потом, когда поняла, что дело безнадежное, и согласилась взять деньги да покончить со всем поскорее, ей дали понять: мол, надо было брать, когда давали… Теперь поздно, как говорится, пить «Боржоми»… — Сколько детей осталось?

— Лена старшая. Братик еще, Сережа, десять лет. Только я про Лену…

— Поняла. Твоя тетка не занимается дочерью, и ты решила принять посильное участие в судьбе сестры.

— Вы как по-книжному сказали. Именно так и выходит. Тетя на базаре торгует, на хозяина ишачит. Зарплата маленькая, процент с реализации к ней полагается. А бывает, за день той реализации гривен на двести. Дают ей двадцатку. Что на нее купишь?

— Знакомая ситуация, — согласилась Валентина. — В самом деле, кроме водки, ничего.

— Вы не думайте, она не всегда так! — заступилась за родственницу Алиса. — На нее волнами находит. Сейчас как раз волна пошла, период не лучший. Моя мама с малым сидит, его вообще должны вот скоро в село к бабушке вывезти. А Лена, понимаете, переживает сильно. Если же ей повезет в Киеве, то она получит шанс. И мамка ее, я уверена, воспрянет духом, почувствует хоть какую-то надежду. Вдруг да одумается, увидит, что у Лены будущее есть…

— Хорошо, — проговорила Валентина. — Как я поняла, сама Леночка записаться на отборочный конкурс не может, а ее мама по этому поводу пальцем о палец не ударит и ничего предпринимать не намерена. С этим закончили. Ты поступила совершенно правильно, Алиса. Без родителей я просто не имею права отбирать куда-то детей. Тем более не то, что в другой город везти, даже вывозить за пределы Луцка. Получается, ты как близкая родственница готова ее сопровождать. Верно?

— Правильно, — кивнула Алиса.

— Но есть одна загвоздка, девочка. Ты ведь тоже несовершеннолетняя. Тебе самой шестнадцать… — Через месяц стукнет семнадцать!

— Ну пока же не стукнуло, — Валентина позволила себе усмехнуться чуть шире. — Значит, за тебя я тоже должна нести ответственность. И ты, по большому счету, без согласия своих родителей и даже без их сопровождения, если уж совсем следовать букве закона, со мной никуда выезжать не имеешь права. То есть, — быстро поправила себя она, — это я не имею права брать тебя с собой на подобные, гм, мероприятия без сопровождения родителей или хотя бы — без их письменного согласия.

— Моя мама согласна! Отец тоже не будет против!

— Замечательно, — спокойно продолжала Валентина Ворон. — Но это что касается тебя. А вот сопровождать несовершеннолетнюю двоюродную сестру ты, тоже несовершеннолетняя, вряд ли сможешь. И здесь письменное согласие твоей тетки не поможет. Понимаешь, я сама не хочу проблем. Для себя. Неважно, как вы там договоритесь между собой, кто кого с кем и куда отпускает. Малейшая проверка, малейшая жалоба, что-то пошло не так, как я планирую, — все, я получаю такое, о чем лучше не думать и не знать. И от чего, кстати, я долго не отмоюсь. Мне это не нужно, хочу, чтобы ты меня услышала. Люди мы взрослые, ты сама вызвала меня на этот разговор, теперь я тебе отвечаю. Помочь — хочу. Проблем, прости, — нет.

— Никто не хочет проблем, — согласилась Алиса.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Но ведь все пойдет так, как задумано! — вырвалось у девушки. — Почему сразу настраивать себя на худший вариант? Я не знаю, сколько народу с нами поедет, но взрослых там будет более чем достаточно.

— Я объясняю тебе, девочка, все возможные варианты развития событий, — спокойно ответила госпожа Ворон. — Это вовсе не значит, что я тебе отказываю. В конце концов, если допустить, что мама Лены возьмет ответственность на себя, отпуская дочку с тобой… — Возьмет!

— Не перебивай, это невежливо.

— Извините.

— То-то. Дослушай до конца. Ты отвечаешь за Леночку. Но кто отвечает за тебя? Я? Снова допустим, что ты отвечаешь сама за себя. Ездят у нас в маршрутках, электричках и поездах ребята твоего возраста без какого-либо эскорта взрослых. Однако у нас не просто поездка из пункта А в пункт Б и обратно. Речь идет о мероприятии, имеющем явный коммерческий оттенок. Меня при желании даже могут обвинить в незаконном использовании труда несовершеннолетних, если рядом с тобой никого не будет из твоих родных.

— Но ведь и желания такого ни у кого не возникнет! — снова не сдержалась Алиса.

— Повторяю, — строго сказала Валентина. — Пока что я взвешиваю варианты. Кстати, советую тебе, независимо от того, продолжим мы наше общение или нет, научиться делать то же самое. Мы ведь говорим, в сущности, ни о чем.

— Почему?

— Я даже не знаю, подойдет ли мне твоя Леночка. Вернее, — уточнила она, — подойдет ли она там.

— Но ведь вы решаете…

— А вдруг я ошибусь? В любом случае, Алиса, приводи сестру на просмотр. Приходите пораньше. Боюсь, там такое столпотворение меня ожидает, что со второй половины каждого дня я не смогу адекватно реагировать и толком соображать. Приходите. Там поглядим.

Немолодая женщина…

«Стоп», — одернула себя Валентина Ворон. Если эта настойчивая тетка привела с собой девочку четырнадцати лет и называет ее своей дочкой, значит, она ее мама.

Зная свою вотчину и четко представляя возраст, в котором на Волыни чаще всего выходят замуж, она без особого труда подсчитала: та, которую назвала теткой и воспринимала как немолодую женщину, в лучшем случае старше ее самой всего-то года на три-четыре, в худшем — это ее ровесница.

Такое случается, и не только в Украине с Россией и Белорусью, взятыми вместе или по отдельности, кому с какой позиции удобнее смотреть. Не всякая женщина, рано вышедшая замуж, после тридцати стремительно начинает дурнеть. Есть такие, которые в пятьдесят выглядят как некоторые в тридцать, да еще умудряются заводить молодых скороспелых и необременительных любовников. Возраст, как и время замужества, тут не главное. Чаще всего немолодыми становятся те женщины в возрасте до тридцати пяти лет, для которых замужество и ребенок, если не куча детей, — единственное, к чему стоит стремиться в этой жизни. Родив, такая не то чтобы растворяется в своих чадах — она при этом постепенно теряет интерес к себе как к личности. Эти матери семейств просто тянут лямку, перестают следить за собой, а мужья или другие мужчины, если они у них есть, со временем начинают терять к ним всякий интерес.

К слову сказать, из своего личного опыта, часто наблюдая за окружающими, особенно с недавних пор, оставшись без мужа, Валентина Ворон обратила внимание на одно немаловажное обстоятельство. А именно: мужик, который перестал хотя бы из элементарной вежливости интересоваться собственной женой, на самом деле не нуждается в женщинах вообще. В свою очередь, подавляющее большинство жен также не пытаются найти своим равнодушным мужьям замены. Людей, еще несколько лет назад считавших себя парами, созданными друг для друга, уже ничего не связывает. Ну разве что, кроме общего раскладного дивана — свадебного подарка, брачного ложа и спального места. При этом муж необязательно должен быть горьким пьяницей и неудачником, а жена — ничего из себя не представляющей бесцветной клушей с волосами, знавшими только ножницы, расческу да фен, и ногтями, годами не видевшими профессионального маникюра.

У таких людей, решила для себя Валентина, нет цели. Ни общей, ни личной. Они просто живут под одной крышей, ежедневно выполняют скучную, однообразную работу, делают вид, что радуются праздникам, а неудач с ними не случается только потому, что такие просто не могут себе представить, какая она — госпожа Удача. Каждый считает, что жизнь удалась, ибо они просыпаются утром первого января каждого года с одной и той же мыслью:

«Ну вот, пережили, все опять повторится сначала».

Единственное, что способно хоть как-то оживить людей, подобных тетке, оттеснившей Валентину в угол, — их дети. Точнее, будущее детей, еще туманное, но уж наверняка не такое, каким является настоящее родителей. Понимая на подсознательном уровне, что живут не так , что какая-то, несомненно, важная мечта не сбылась, люди, к категории которых относится и эта женщина, готовы идти на все, лишь бы дать некий призрачный, эфемерный, прозрачный, словно канифас, шанс выйти хоть куда-нибудь.

— Возьмите, — негромко проговорила женщина, стараясь сунуть прямо в руку Валентины картонную папку.

Действовала на ощупь, ведь надо было при этом оглядываться по сторонам, посматривать, как бы никто из собравшихся не углядел маневра и не призвал к ответу. Ишь, ушлая какая! Все стоят, парятся в фойе Дворца культуры. Самопровозглашенные активисты следят за порядком в общей очереди, от шума и гама гудит голова, и дети, в основном девочки, устали так же, как их родители, преимущественно мамы. И это — первый из двух дней: больше времени для отбора подходящих кандидатур у госпожи Ворон не было, многим пришлось отказывать прямо в телефонном режиме, ссылаясь на нехватку времени и мест, и как раз они-то примчались в числе первых, захватив все подступы к актовому залу. С ходу завертев неразбериху со списками, беря наглостью, напором, горлом, «десантницы» — так окрестили их возмущенные «списочницы» — споро установили свои правила. Валентина сперва попыталась вмешаться, но быстро поняла: смысла нет совершенно. За пределами актового зала началась своя, достаточно жесткая игра на выживание, и такой расклад госпоже Ворон даже где-то понравился: в конце концов, она тоже чуть ли не зубами прогрызала дорогу вперед, так что пускай, в самом деле, и здесь выживает сильнейший. У таких, кстати, чаще всего таланту больше, чем у слабеньких, молчаливых, ждущих, когда сильные мира сего соизволят его, такого всего из себя талантливого, заметить.

Потому Валентина несказанно удивилась, столкнувшись с женщиной, с виду немолодой, точнее, не похожей на мать четырнадцатилетней девочки, умудрившейся проскользнуть через служебный вход и перехватить ее на пути в уборную. Собственно говоря, не зов природы, а срочная, какая-то болезненная потребность пусть даже в коротком отдыхе принудили Валентину объявить перерыв на пятнадцать минут. Хотелось больше, но госпожа Ворон решила держаться до конца: эта музыка не будет вечной, два дня по двенадцать часов продержаться, чистые сутки — подумаешь, бывало хуже. Вышла в дверь — а тут эта… Как же ее…

— Вас как зовут? — спросила Валентина, чуть ли не силой отталкивая от себя упорную руку с папкой.

— Людмила… Петровна, — дыхание женщины вдруг участилось, она смущенно отступила на шаг, оставив попытки всучить Валентине папку. — Люда.

— Послушайте, Людмила… Люда… Вы… Ваша дочка…

— Моя дочка, — кивнула женщина. — Это ее рисунки.

Возьмите, она собрала здесь за два класса.

— Зачем мне рисунки? — не поняла госпожа Ворон.

— Они в школе висели, на стенках. В коридоре. Когда разные выставки бывали, тематические. На разные темы. Про мир, про Украину, про маму. На тему Чернобыля даже есть. Задают же такое детям… Я сначала… Потом подумала: «Чего ж, пусть знают…» Ее рисунки посылали и на конкурсы…

— Людмила, погодите, — остановила словесный поток Валентина. — Хорошо, что девочка талантливая.

Только рисунки мне ее зачем?

— А чтобы вы лишний раз увидели, какая она талантливая! И ее надо обязательно взять в Киев!

Сейчас Валентине Ворон стало немножко стыдно за себя. Невольно общаясь с этой настойчивой женщиной, она на самом-то деле просто тянула время и заговаривала зубы. Ведь совершенно, хоть убей, не понимала, о какой из десятков талантливых девочек идет речь. Людмилу же видела вообще впервые: родители присутствуют в зале, только госпожу Ворон они абсолютно не интересуют.

— Мы не на выставку художественную едем, — отрезала она. — Рисунки — хорошо, но заберите. Не пригодятся.

— Кто его знает… Пусть возьмет на всякий случай.

Покажет там… Что, в этом кино не нужны художники?

Нет, это невыносимо уже!

— Постойте, Люда, — заговорила Валентина, держась, как ей казалось, из последних сил. — Ваша девочка… Марина… — пальнула наугад.

— Лада, — укоризненно поправила женщина. — Ладочка, Никитюк.

Точно. Лада Никитюк. Теперь госпожа Ворон поняла, о ком речь, — имя у девочки запоминающееся. Как и внешность… к сожалению.

— Конечно, простите. Лада Никитюк, разумеется да.

Поймите, тут голова кругом с этим всем…

— Я понимаю, понимаю вас, — согласно закивала Людмила. — С нами… с ними всеми разве углядишь. У нас, может, времени мало было, Ладочка не все показала. В школе говорят учителя: девочка медленно раскрывается. Как такое может быть — не представляю себе. Уму непостижимо. Но вот медленно раскрывается, говорят, хоть ты тресни. Не хотите рисунки — мы подождем, вы еще потом посмотрите. Мы там посидим, на улице, сколько надо. Погода ничего, хорошая, тепло… Жарко даже…

— Жарко, — охотно согласилась Валентина. — Для нашей Волыни как-то уж слишком. Давно такой погоды не было. Синоптики обещают дальше из года в год жаркое лето. Глобальное потепление, говорят.

— Бог с ним, то природа, — отмахнулась Людмила. — Вы про Ладочку, мама Валя…

От неожиданности ее даже передернуло.

— Почему вдруг мама?

— Вас так все между собой называют, — призналась Людмила. — Вы же для нас всех, для деточек наших талантливых… Прямо мама, серьезно.

— Я кое-кому там сама в дочери гожусь. Но вообще-то, в сестры, старшие или младшие. Вы так сразу «мама».

Неловко.

— Ничего. Вы правильное дело делаете. Вот, для Ладочки моей…

— Постойте, — жестом остановила ее госпожа Ворон, понимая: этого разговора все равно не избежать, так уж лучше сразу, без антимоний. — Ваша девочка очень хорошая. Правда, талантливая, поет-танцует, смелая, сама подготовила программу, старалась…

— Да-да, надо же уложиться, времени немного. Она и придумала, как себя показать всю, во всей красе.

— Показала, — честно призналась Валентина. — Мне понравилось.

— Правда? — в глазах Людмилы блеснул огонек надежды.

— Я не обманываю вас. У вас растет талантливая дочь, Люда. Вы не оставляйте этого так, развивайте. Она не пропадет, как мне кажется. Здесь многие из тех, кого привезли, с вашей девочкой рядом не стояли.

— Так значит… — огонек загорелся сильнее.

— Нет… — Мысленно Валентина проклинала себя за подобный вердикт.

Огонек погас.

— Почему — нет? Вы меня успокаиваете, когда нахваливаете Ладочку?

— Нет, Людмила. Не успокаиваю. Говорю чистейшую правду и очень советую развивать девочку дальше.

— И все-таки — нет?

— Нет, — повторила госпожа Ворон. — Там, куда мы собрались… Куда я повезу детей, где станут их смотреть… В общем, там другие критерии отбора. Может, у Лады вашей это с возрастом наладится… — Она наконец-то решилась, провела рукой перед своим лицом: — Внешность, дорогая моя Людочка. Личико. Там, куда мы едем, отбирают не тех, кто талантлив, а тех, кого не стыдно показать по телевизору или даже в кино. Красивых детей… Девочек, мальчиков… Не угловатых, не худых, нестандартная внешность там никого не волнует.

— Ах, ты… — выдохнула Людмила. — Моя Ладочка, значит, некрасивая? Страшненькая вам всем, да?

— Она нестандартна, — объяснила, как могла, Валентина. — Стандарты не я придумала, не я устанавливаю. И поверьте моему опыту, лучше вы пойдете домой сейчас, чем вас отправят из Киева. Меня еще спросят, кого привезла…

— Что значит — кого? — Людмила расправила плечи. — Талантливого ребенка. Который тоже хочет чего-то добиться, получить свой шанс, которому снятся сны и… Какого черта я с тобой тут распинаюсь! Мама Валя! Мамочка нашлась…

— Я, между прочим, не напрашивалась к вам. И никому из вас не навязывалась. — Валентина сдерживалась из последних сил, теряя остатки терпения. — Извините, конечно. Если вы считаете, что я виновата и должна извиниться. Но я даю реальную картину. Лучше здесь и сейчас, поверьте моему опыту.

— Дать бы тебе… по картине… Картинка нашлась, тоже мне!

Валентине больше нечего было сказать. Как, похоже, и матери некрасивой, пусть сто раз талантливой девочки со старинным именем Лада. Теперь огонь в глазах блеснул гневом, женщина повернулась и совсем не женским, каким-то строевым шагом отправилась восвояси. А госпожа Ворон подозревала: разговор на подобную тему — первый, но вряд ли последний.

Чтобы попасть в Киев к девяти утра, нужно было выезжать еще затемно. Все согласились, никто не роптал, и даже дети, преимущественно девочки в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет, не капризничали, не баловались, послушно расселись по местам.

Как и предполагала Валентина, набралось два автобуса пассажиров. Обеспечил их спонсор, появившийся буквально в последний момент. Если уж быть совсем точной, директор фирмы, занимавшейся пассажирскими и грузовыми перевозками, спонсором в буквальном смысле этого слова не был. То есть денег не дал. Просто выделил транспорт, за аренду которого никто не заплатил.

Госпожа Ворон успокаивала свою совесть тем, что все происходило именно в такой последовательности: сперва дочка предпринимателя, двенадцатилетняя Катя, третий ребенок в большой семье, прошла естественный отбор и Валентина решила включить девочку в группу, а уже после того ее отец великодушно предложил свои услуги. Луцк — город маленький, Валентина и не делала особого секрета из своих поисков денег на фрахт автобусов. Даже вроде ей кто-то что-то пообещал. Но раз уж человек захотел сделать такой широкий жест, препятствовать сложившейся ситуации она не собиралась. Решила принять это как добрый знак — все будет хорошо.

Как организатор, она поехала вместе со всеми, хотя, честно говоря, на своей машине удобнее, сохраняется чувство независимости, некой отстраненности от всего происходящего. Но как раз этого Валентина и не хотела. Наоборот, ей сейчас, как никогда, следовало находиться в гуще событий, с народом. Ведь получалось так, что эти двадцать восемь мам — пока что самые верные ее друзья в родном городе. Тогда как врагов она успела нажить едва не в три раза больше.

Да, родители каждого ребенка, которого Валентина отбраковала, считали ее своим личным врагом. Госпожа Ворон тут не сгущала красок: все они затаили обиду, многие прямо там, на месте, не скрывали личной неприязни. И Валентина очень надеялась: никто из тех женщин не поедет на какой-нибудь дальний хутор, где живет на отшибе широко известная в округе старуха, пользующаяся дурной славой ведьмы. Ведь все может статься, кому-то непременно стукнет в голову отомстить, ведьма нальет в блюдце колодезной воды, положит туда кольцо, даст просительнице иголку, и та станет колоть лик Валентины, который проявится внутри этого кольца.

От подобных мыслей Валентину всякий раз невольно бросало в дрожь. Она гнала их от себя с тем завидным упорством, с которым люди выгоняют из комнаты случайно залетевшую муху либо пытаются изловить въедливого комара. Однако навязчивые думы упорно возвращались, и отвлечься помогало только одно: сосредоточиться на происходящем и полностью погрузиться в процесс. Так Валентина и делала, всю дорогу поддерживая ни к чему не обязывающий разговор с девушкой Алисой. Та — кто бы сомневался! — все-таки получила возможность сопровождать двоюродную сестричку Леночку.

Из всей пестрой компании именно Алиса казалась госпоже Ворон наиболее приятной. Хотя бы потому, что девушка — а ей без малого семнадцать и Бог не обделил ее привлекательной внешностью — единственная из всех, кто ни на что не претендовал. Значит, не воспринимала Валентину Ворон как добрую волшебницу, одним мановением чудесной палочки превращающую золушек в принцесс и дающую каждой обращенной новую, счастливую и богатую жизнь. Алиса с интересом наблюдала за происходящим — и только. Но разговаривала с Валентиной не из вежливости, просто поддерживая беседу. Ее в самом деле интересовало то, чем занималась и жила госпожа Ворон.

Готова ли девушка связать с этим свое не такое уж далекое будущее, Валентина не знала, Алиса — уходила от прямого ответа.

Возможно, девушка вообще пойдет учиться, выберет другую профессию, определит иной жизненный путь. Глубоко-глубоко в душе Валентина очень хотела для Алисы такой определенности. И все-таки уже сделала заметку: будет держать девушку в поле зрения и при первой же возможности предложит стать своей помощницей. Ведь уж кто-кто, а сама Валентина Ворон четко определилась с собственным будущим, не собираясь менять род занятий. Удачный старт — и ее собственное агентство заработает, маховик раскрутится в полную силу, она станет в родном Луцке тем же, кем Нонна Серебряная — в Киеве, со своим агентством «Серебро».

Потому, беседуя с Алисой и отвечая на вопросы девушки, Валентина при этом умудрялась еще и оценивать свое нынешнее положение, прокручивая в голове список подопечных, который за короткое время выучила наизусть. Так уж вышло, что девять из двадцати восьми детей имели обеспеченных и влиятельных на уровне не только города, но и области родителей. Отдельно радовало самолюбие Валентины то обстоятельство, что так вышло случайно. Она не нарочно, просто совпало: семь девочек и двое мальчишек, отобранных ею, оказались из состоятельных семей. Если нужно оправдание, необходим какой-то противовес, госпожа Ворон готова была предъявить себе и его: среди тех, кто ей не подошел, тоже оказались дети, о чьих родителях принято обтекаемо говорить «с возможностями».

Между прочим, именно эти родители ссорились с Валентиной меньше остальных. Да, высказали претензии. Даже не обошлось без традиционного: « Да кто ты такая! » Но стоило поговорить с ними чуть дольше, такие мамы отбрасывали эмоции, проявляя готовность хотя бы выслушать аргументы, объяснения, комментарии и советы. Во всяком случае, злоба уходила. И расставались они если не приятельницами, что с учетом ситуации было бы слишком, то как минимум без лишних ненужных обид друг на друга.

Подобное, полагала Валентина, объяснялось достаточно просто. Родители, у которых были чуть большие, чем у остальных, возможности, будущее собственных детей в той или иной степени представляли. Шансов пойти вперед и кем-то стать у них имелось как минимум на порядок больше. Разумеется, не каждый родитель решит все за ребенка. Но поддержать на пути и дать приличное образование, открывающее многие двери, захочет и сможет. Тогда как прочие рассматривали каждый, даже самый минимальный шанс куда-то продвинуть или протолкнуть своих детей как первый и единственный. Вот откуда — потоки обиды, водопады злости и океаны ненависти с их стороны.

Однако вернемся к главному, одергивала себя Валентина, когда Алиса, пересевшая к ней, в очередной раз отворачивалась к окну, чтобы посмотреть на уверенный восход солнца и подумать о своем. Пусть не все девять, но ведь кто-то из них обязательно подойдет специалистам из « Dreams ». Она ощущала это и привыкла доверять собственной интуиции. Получается, их родители в какой-то мере почувствуют себя обязанными Валентине Ворон. Ладно, пускай ничего не чувствуют, пусть даже думают, что все случилось само собой. В любом случае разговаривать с ними станет намного легче, а это значит, развитием своего собственного дела она на первых порах заниматься сможет, средств для него в масштабах Луцка нужно не так уж и много.

Более того, Валентина была уверена, что из числа тех родителей, чьих детей уже сегодня до обеда завернут с неутешительным вердиктом, она также не наживет личных врагов. Ведь к тому, что сегодня произойдет, лично она не будет иметь никакого отношения. Наоборот, Валентина Ворон приложила максимум усилий, сделала и продолжает делать добрые дела. Никто не виноват, что в столице не разглядели зерно таланта в том или ином ребенке. «По большому счету, — решат “пострадавшие” родители, — что они у себя в Киеве понимают?.. Кругом большие деньги, коррупция, все давно всех продали и купили, чужие здесь не ходят. Вот и станем назло чужим развивать у себя дома свое, родное». Получается, поддержкой в той или иной мере Валентина сможет заручиться у всех присутствующих.

Разумеется, интересовали ее в первую очередь девять фамилий. Сейчас госпожа Ворон мысленно прикидывала возможности каждого и уже мысленно строила варианты бесед во время личных встреч, которые непременно последуют.

Нет, кто бы что ни говорил, она выбрала удачную стратегию поведения. Благодарный родитель — лучший друг. А помощь детям — лучшая репутация.

Вот с каким настроением, вот в каком расположении духа Валентина Ворон со своими подопечными въезжала в утренний Киев.

Киев. Лето 2008 года

Киностудия разочаровала Алису.

Но девушка тут же убедила себя: первое впечатление всегда обманчиво, плюс ко всему она и кино-то видела только по телевизору. Причем представления о том, как оно делается, как выглядит съемочная площадка и сама «фабрика грез», получала преимущественно из американских фильмов, которые сами по себе есть одна большая сказка. Однако даже с поправкой на это Алиса все равно ожидала чего-то большего.

Например, вереницы дорогих автомобилей, которые привозят на съемки знаменитых актеров. Самих «звезд», закрывающих лица дымчатыми очками то ли от солнца, то ли прячась от поклонников, а вероятнее от всего сразу. Девушке хотелось увидеть пускай бутафорские, но на экране — такие настоящие средневековые улочки, пещеры, рыцарские замки, яркие набережные и дикие джунгли. Вместо этого — обшарпанные здания из красного кирпича, похожие то ли на заброшенный завод, то ли на учебный комплекс вроде научно-исследовательского института. Алиса уже поняла, что перед ней те самые павильоны, внутри которых и строят-перестраивают разные студии, превращая одну теле- или киноплощадку в другую. Над большими железными дверями висели названия и фирменные логотипы популярных телевизионных каналов, но это, собственно, было и все, что отличало мир по обе стороны ограды.

Конечно же, младшие дети и их мамы радовались и такому.

Кто первый придумал фотографироваться на фоне каждой вывески — Алиса не знала. Только дурной пример, как часто случается, оказался заразительным и движение их общей группы застопорилось — чуть ли не каждый считал своим долгом попозировать сразу перед несколькими фотоаппаратами на фоне того или иного узнаваемого названия. Валентине пришлось всех подгонять, хотя Алиса также попала под общие настроения: Леночка захотела быть как все, и девушке пришлось проявить изрядное терпение, ожидая, пока двоюродную сестру сфотографируют вместе с остальными.

Как и подозревала Валентина Ворон, к которой уже несколько дней с чьей-то легкой руки обращались «мама Валя», у входа на киностудию, перед проходной, толпилась внушительная куча желающих стать «звездами» кино и телевидения. Но как она же озвучивала не раз и не два, между ней и организаторами существовала некая договоренность. В суть Алиса не вникала, полностью доверившись Валентине, как, впрочем, и все остальные. Стоило им подъехать, госпожа Ворон велела всем оставаться на местах, сама быстро вышла и скрылась за дверью проходной, на ходу доставая телефон. Со своего места у окошка Алиса могла наблюдать, как сгрудившиеся возле студии дети поглядывали в их сторону, вряд ли понимая, что должно произойти, но наверняка зная: там, внутри, их конкуренты, коих следует испепелить пронзительными взглядами, уж больно много сразу понаехало. Возможно, такие желания обострились, когда Валентина появилась в сопровождении высокой девушки, крашеной блондинки с волосами, собранными в простенький хвост, просторном сарафане, расцветка которого должна была натолкнуть на мысль, что он сшит из разноцветных лоскутов, и в удобных шлепанцах. На шее блондинки болтался бейджик с написанным большими буквами словом «Dreams». Она легко и стремительно прошла сквозь пеструю толпу участников, отмахиваясь от чьих-то вопросов, — видимо, ее здесь уже знали, села с Валентиной в первый автобус, громко представилась:

— Доброе утречко всем, меня зовут Инна, вы будете меня слушаться. Правда?

— Правда! — ответил ей нестройный хор, а тем временем ворота окрылись, и автобусы один за другим двинулись на территорию. Скорее всего, люди на улице что-то поняли, возможно, интуитивно почувствовали подвох — стоявшие ближе всех разом загалдели, несколько взрослых оставили детей, попытались броситься наперерез небольшой колонне, однако Инна сделала жест рукой — и демарш был пресечен в зародыше.

— Разорвут, — бросила крашеная блондинка через плечо, и Алиса не поняла, кому предназначались ее слова: Валентине, ей персонально, так как сидела она ближе других к Инне, даже вдыхала острый аромат каких-то наверняка дорогих духов, или же всем присутствующим.

— Ясное дело, — ответила в тон госпожа Ворон, говоря, как показалось Алисе, специально слишком громко, так чтобы слышали остальные — и не просто слышали, ценили труд по достоинству: — Они, эти все, выходит, до обеда будут жариться?

— Как успеем, — пожала плечами Инна. — Постараемся быстрее уложиться, жалко их всех. Прибывают и прибывают, там до сотни сегодня набежит, а то ли еще будет. Хотя, — она снова пожала плечами, — вряд ли справимся раньше. Тут же такое дело… Конвейер вроде, но на каждого должно минимально хватить времени. — Думаете, не разойдутся?

— Не надейтесь! — хохотнула Инна. — Ваши бы разошлись, Валя?

— Не разошлись бы, — призналась та. — Вот так же стояли бы, сопели, терпели.

— Когда с вами договорились, время старта для всех уже было объявлено. Прямо пока едьте! — сказала она водителю и снова повернулась к Валентине: — Да… Так не переносить же с девяти на четырнадцать! И как объяснять: приехала группа из города Луцка, потому киевлянам придется сдвинуться? Вот вы себе представляете такое объявление?

— Не представляю. Реакцию представляю.

— И я о том, — согласилась крашеная блондинка. — Выкрутимся как-то. Искусство, как говорится, требует жертв. Ваши рано встали, судя по всему. Так ведь?

— Так, — ответила Алиса, которой показалось, что вопрос задан ей.

— Ну вот, а местные выспались. Весы получаются.

— Весы? Почему весы?

— Равновесие. Баланс. — Инна согнула руки, выставила перед собой, распрямив ладони, затем пошевелила ими, по очереди опуская и поднимая, показывая нечто похожее на лабораторные весы в их школьном кабинете химии. — Вы терпите неудобства, зато проходите раньше. Они в более выгодном положении, зато терпят другие неудобства, пропуская вас вперед и мучаясь от ожидания. Так устроена жизнь, девочка. Тебя как зовут?

— Алиса.

— Красиво. Из Страны чудес?

— Не поняла… Ой, да — теперь понятно, — девушка улыбнулась. — Сразу не включилась.

— Включайся, — с важным видом дала указание Инна. — Настройся на серьезную работу. Кстати, я вижу, у тебя шанс вроде как есть, из опыта своего вижу. Здесь направо, потом опять прямо, — снова дала указания водителю Инна, затем опять повернулась к девушке: — Что скажешь?

— Может, и есть, — теперь настал черед Алисы пожимать плечами. — Только я не участвую.

— То есть?

— Я с сестрой здесь. Вот, Лена.

— Лена, — повторила крашеная блондинка, переведя взгляд на сидевшую рядом девочку, снова посмотрела на Алису, потом на Валентину: — И что, эта девушка правда не с нами? Не уговорим?

— Я не готова, — поспешно, даже как-то слишком поспешно призналась Алиса. — Школу заканчиваю, может, потом как-нибудь.

— Потом — это хорошо. Но где «потом», а где — вот оно. Попробуй, рискни, не пожалеешь.

— Верю, — Алисе хотелось как-то обратиться к Инне, только не понимала, как именно — по имени неудобно, «тетей», а тем более «мамой» ее не назовешь, не нашла решения, потому просто повторила: — Я вам верю. Только все равно не готова. В другой раз. Пока посмотрю, может, буду знать, как себя вести.

— Сложного нет ничего, — хмыкнула Инна. — Просто будь собой. Вот как сейчас, ты же никого из себя не изображаешь? Это же ты со мной разговариваешь или кто другой внутри? — она подмигнула.

— Я, — ограничилась Алиса коротким ответом.

— Молодчинка, — теперь Инна улыбнулась, тронула водителя за плечо: — Приехали. Выходим все, только покажите нам организацию свою. Не устраивайте здесь базар, хорошо?

— Да! — снова прозвучал в ответ нестройный хор.

— Валя, вы между собой договорились, кто за кем? А то если мы сейчас начнем еще в очередь становиться…

— С этим у нас порядок, — быстро заверила Инну госпожа Ворон.

— Тогда вперед. Может, и получится вас отпустить раньше, а их подержать меньше.

Те несколько часов, пока работали с ее подопечными, Валентина по большей части молчала, за всем наблюдала и ни во что не вмешивалась.

Зная, что такое кастинг, она понятия не имела, как остальные представляли себе все происходящее. Сама, честно говоря, также ожидала большего. Хотя, если разобраться, ничего лишнего здесь не увидела, как и чего-то выходящего за привычные рамки.

Агентство арендовало для своих нужд не самый большой павильон. Очевидно, использовался он нечасто. Даже с учетом общего впечатления от студийной повседневности помещение выглядело не слишком ухоженным, даже заброшенным. Здесь остро пахло пылью, темные углы отталкивали, сам павильон так и тянуло обозвать складом.

Оборудовали помещение несколькими мощными осветительными приборами. Свет падал на широкий прямоугольный белый задник. Чуть сбоку поставили стул на высоких ножках, который парень, помогавший оператору, по команде то отодвигал, то возвращал обратно. Кроме человека с камерой, здесь работал фотограф, в отличие от оператора, не стоявший на месте. Он вертелся вокруг каждой следующей модели, давал детям указания, как встать и куда смотреть, и не скрывал раздражения, когда те не могли сообразить.

Дети же, обратила внимание Валентина, изо всех сил старались угодить, но не понимали, чего от них требуют. Наверняка проще стать по стойке «смирно» в лучах света, прочитать стихотворение, спеть песню или станцевать — так готовились к отбору многие из тех, кто съехался на призыв пани Ворон. Она с содроганием вспомнила драмкружок из сельской школы, подготовивший сцену появления Свирида Голохвастова в доме Прони Прокоповны. Мальчик и две девочки старательно, с максимальным приближением, воспроизводили первоисточник — фильм «За двумя зайцами». Этому следовали все и всегда, еще в школьные годы самой Валентины. И как бывает в ста процентах подобных постановок, главный упор делался на сакральные для нескольких поколений фразочки: « Химка, не гавкай!» — «Я не гавкаю!» — «Мовчи!» — «Мовчу !» и « Барышня легли и просют! »

Тогда госпожа Ворон, поставленная перед фактом сразу тремя мамами, одна из которых оказалась учительницей украинского языка и руководителем этого коллектива, согласилась допустить артистов на свой кастинг лишь для того, чтобы, в то время как они показывали свой номер, найти причину для отказа. Ей, тем более здесь, в Киеве, на киностудии, сельский драмкружок совершенно не нужен. Сказать об этом прямо Валентина опасалась, потому нашла какие-то совершенно фантастические поводы не выбрать тех детей. Получила очередную порцию проклятий, вздохнула и попросила следующего…

Тем не менее процесс худо-бедно продвигался, и у Валентины за это время сложилось четкое понимание: люди в «Dreams» знают, что делают. Это прибавило уверенности в собственных силах, а также в правильности выбранного направления. Самоуважение выросло до небес, теперь Валентина даже поглядывала на своих подопечных свысока: мол, видали, куда я вас привезла, какие возможности перед вами открываются. И уже строила следующие, без преувеличений грандиозные планы на ближайшее обозримое будущее. Все-таки у нее есть чутье, чему-то она за пятнадцать последних лет научилась.

Погруженная в собственные мысли, Валентина Ворон не заметила, как оказалась где-то совсем далеко, а в это время фотограф закончил с последним ребенком, тринадцатилетней девочкой. Мама вплела ей в косу несколько лент, а он одним движением руки высвободил волосы, разбросав их по плечам, ленты же безжалостно полетели на пол. Что же, Валентина предупреждала эту мамашу: не стоит злоупотреблять такими элементами. Выходит, и здесь оказалась права. Когда девочка, подобрав ленточки, вышла из павильона, фотограф с оператором тут же устремились следом, на ходу доставая сигареты. Инна и другая девушка из «Dreams» , оглянувшись на Валентину, что-то сверили в своих пометках, после чего подошли к Игорю Олеговичу, все это время сидевшему на табурете и наблюдавшему за процессом со стороны — он не выходил даже на перекур. Процесс никак не комментировал, никоим образом не вмешивался, видно, полностью доверял своим помощницам. Если Игорь Олегович хотел казаться незаметным, ему это удалось. Разве что Валентина боковым зрением замечала: он также делает какие-то пометки.

Со своим шефом девушки совещались минут двадцать. Валентина вышла из павильона, прищурилась — солнце ударило в глаза. Она увидела сгрудившихся у автобусов родителей с детьми, повернулась и зашла обратно. Наверняка они ждут от нее объяснений, результатов, любой другой информации. Но пока госпожа Ворон не хотела, да и не могла ничего комментировать. Стоило ей вновь оказаться внутри, Игорь Олегович поднялся, тронул Инну за плечо, и они вместе подошли к Валентине. Другая же девушка, поправив свой бейджик, не болтавшийся на шее, а приколотый к груди слева, оставила их наедине.