Алиса. Рабство в Сети Воронина Елизавета

Наконец важное, может быть, даже самое главное — как себя настроить. Вспомнив советы и пожелания госпожи Ворон, девушка выделила для себя наиболее приемлемые и подходящие.

Во-первых, Алиса соглашалась с тем, что никто не ожидает увидеть готовую «звезду». Потому, если хочешь обратить на себя внимание, поменьше напускной «звездности». Ты одна из многих, таких эти прекрасные люди чуть ли не ежедневно наблюдают десятками, а вот работают с единицами. Нужно показать им: вот есть готовый материал, драгоценный камень, требующий профессиональной шлифовки и огранки. Надо дать понять, что ты еще ничего особенного собой не представляешь, но в то же время обладаешь огромным скрытым потенциалом. И вот ты пришла, чтобы дать возможность тем, кто хочет открыть в тебе талант и зажечь «звезду», сделать это.

Иными словами, желательно показывать уверенность в собственных силах, однако Боже сохрани от наглости и самоуверенности.

Во-вторых, о чем часто предупреждала мама Валя и на что настойчиво просила делать поправку: никто не ждет именно вас. Однако рассказать о себе все равно придется. Потому жизненно важно заранее продумать, как себя представить. И это должен быть по возможности короткий и в то же время яркий, интересный рассказ. Здесь Алиса начинала стопориться. Свою жизнь, с самого дня рождения, она не считала такой уж интересной. Да чего уж там — она вообще неинтересна. В ее короткой биографии нет не просто ярких, но даже хотя бы немного привлекательных страниц. Конечно, с учетом того, что такой рассказ должен уложиться где-то в две-три минуты, можно найти возможность для маневра. И сыграть ту девушку, которую организаторы кастинга ожидают увидеть.

Только вот в таком случае Алиса упиралась в ту же проблему, которую ей не так давно озвучила госпожа Ворон и с чем девушка, по большому счету, была согласна. Как ни прискорбно, она не умела играть. Любая попытка выглядела искусственной. Превращала все ее потуги в некрасивые скучные кривляния. Делала привлекательную девушку наигранной и неестественной.

А этого видеть никто не хочет.

Алиса привычно закусила нижнюю губу, еще раз критически взглянула на себя в зеркало. Получается, Валентина Павловна права. Перед ней стоит задача продать себя. Звучит некрасиво, зато очень точно передает суть происходящего. Не нужно строить иллюзий. Для тех, кто сейчас ожидает ее и ей подобных в гостиничном номере, не имеет значения, что у девушки Алисы не только милое личико, но и богатый внутренний мир. Что она родилась красивой, однако пока еще не стала счастливой. Наконец, что она уже личность, и эту личность огромная просьба не менять, всего лишь корректировать, настраивать на лучшее.

Если эту истину для себя принять, убеждала ее Валентина, большинство вопросов отпадут сами по себе и станет намного комфортнее. Тогда мысль о том, что она принесла себя незнакомым людям как самый настоящий живой товар, уйдет глубоко, перестанет мешать.

Кто не продает себя? Практически любой, кто приходит куда-нибудь в поисках работы. Сколько вы готовы заплатить, господа, за то, что я буду оказывать вам услуги? Мало. Ах, ты еще и торгуешься! Ничего, другие окажутся сговорчивее… Постой, тебя устраивает цена? Милости просим! Примерно так все вокруг и происходит: когда продать нечего — продают себя.

Единственное, что смущало Алису до сих пор, даже когда она уже вышла из дому и потопала к остановке маршрутки, — тот факт, что она и сейчас не была уверена до конца, хочет ли продолжать пробовать себя как модель. И связывает ли свое будущее с модельным бизнесом. Хотя, впрочем, там, куда она шла, сулили некие телесъемки. Алису это не пугало и не отталкивало даже с учетом предыдущего опыта.

Более того, позвонить по указанному телефону девушку подвигнул именно прошлогодний скандал, от которого она сама невольно пострадала, не участвуя в нем активно. Ей вдруг стало интересно: все ли вокруг так разводят легковерных девчат посулами сделать из них «звезд» кино и телевидения?

Если здесь получится то же самое, Алиса уже решила для себя не искать ничего на стороне, а держаться «Глянца», пока маме Вале не надоест и она сама не попросит ее уйти. Идеально — пусть это случится весной. Так пройдет время, она будет чем-то занята, после непременно заставит себя сесть за книги, как следует подготовится, поступит куда-нибудь, начнет учиться какой-нибудь профессии, какой именно, пока еще не знает. Алисе не хотелось, подобно маме, торговать на базаре плохими тапочками. Но и собой тоже приторговывать особого желания не было.

Конечно, нет гарантии, что выпускница вуза сможет найти себе работу. Однако девушка больше всего на свете хотела чем-то отличаться от матери, не получившей никакого образования вообще. Да и младшему брату как-то нужно помогать, своим примером показывать: учиться необходимо, без этого — никак.

Подъезжая тем утром к гостинице, Алиса если и была в чем-то уверена, так это в том, что номер с ненавязчивым выколачиванием денег не пройдет. Как только ее назовут суперзвездой, предложив за это заплатить, она вежливо попрощается и уйдет с гордо поднятой головой. Никто не сыграет с ней в «наперсток» либо же в другую азартную игру. Дураков нет.

— Познакомимся. Меня зовут Оксана Мороз. Приятно, когда ко мне обращаются — Сана. Еще лучше — пани Сана.

Невысокая, чуть полноватая женщина с короткой, но стильной стрижкой выглядела лет на тридцать с небольшим. Но Алиса даже не подумала проводить параллели с Валентиной Ворон — вчерашняя модель выглядела, как казалось девушкам, безупречно всегда и везде. Даже когда они работали, мама Валя старалась следить за собой, то и дело поправляя прическу, грим, а иногда вообще могла переодеться дважды в день. Если это и выглядело причудой, то вполне объяснимой. Очень может быть, что так ведут себя все, кто в недавнем прошлом сам позировал или демонстрировал одежду на подиуме. А вот Оксана, точнее, Сана, явно пришла из другого мира, вышла из иной среды.

Новая знакомая показалась Алисе слишком уж простой. Уж если кого и называть мамой , то пани Сану. Женщина, сидевшая в кресле у журнального столика, казалась частью интерьера. Она была достаточно уютной, домашней, простоватой, чтобы представлять модельный бизнес. Алиса тут же мысленно поправила себя: пока что никто не говорил, что Сана этот бизнес представляет. Ей просто нужны модели, цели определены и озвучены, отбор может проводить кто угодно, и заказчик не исключение. Если упоминались телевизионные съемки, очень может быть, что пани Сана как раз из мира телевидения.

— Присаживайся, — собеседница жестом указала на кресло напротив.

У окна расположился мужчина лет сорока, с седыми висками, на щеках и подбородке легкая небритость, и вообще в нем было что-то не наше . «Наверняка запах», — ответила на собственный вопрос Алиса. В номере мягко пахло не только женскими духами — Алиса учуяла аромат хорошего мужского парфюма, скорее всего туалетной воды. Этот запах у девушки почему-то стойко ассоциировался либо с киевлянами, которые периодически появлялись в офисе «Глянца», либо с иностранцами. Вообще, мужчина выглядел каким-то уж совсем не своим, и Сана, словно угадав ее мысли, сделала рукой легкий жест:

— Это Эрик. Он понимает русский язык. Даже немного освоил украинский, у него во Львове дальние родственники.

— А сам он откуда?

— Вот сейчас ты правильно задала вопрос… — она сверилась со своим списком. — …Алиса. Ты ведь Алиса, верно? В свою очередь пришла?

— Ну да…

— Хорошо. Так вот, Алиса, ты спросила очень правильно. Эрик — из Польши, из Варшавы. Но если тебя заинтересует, кто он, ты крепко задумаешься. По отцовской линии его бабушка — немка. По материнской — полячка. А мама родилась от брака поляка с украинкой. Можно ли назвать его немцем? Не уверена. Поляком? Разве что из-за гражданства. Интересно?

— Любопытно, — вежливо ответила Алиса.

Эрик подарил ей слишком уж широкую улыбку, приветственно помахал растопыренной ладонью.

— Познакомились, — Сана устроилась поудобнее, положила ногу на ногу, одернула брюки, расправляя образовавшиеся складки. — Ты указала, что имеешь опыт работы моделью.

— Не слишком большой. Только начинаю.

— Нравится?

— Пока не знаю.

— Данные ничего, — оценила Сана, и девушке показалось — она повела себя так, словно присматривает на птичьем рынке подходящую зверушку. — Когда ты сейчас вошла, я подумала, что ты чувствуешь себя не очень уверенно. Так, нет?

— Угадали, — Алиса решила подыграть.

— Я не гадалка, дорогая, — строго заметила пани Сана. — Не цыганка, не ведьма, что было и будет — по кофейной гуще не скажу. Я профессиональный психолог. Знаешь, что это такое?

— Ага, — кивнула девушка. — Вы людей наблюдаете, изучаете.

— Люди не морские свинки и не крысы, — строго заметила Сана. — Хотя, Алиса, в целом ты верно отметила, молодец. Да, психологи работают с людьми, и я не исключение. Потому у нас здесь странный кастинг будет.

— Почему — странный?

— А потому, дорогая, что мы вот с Эриком ничего особенного от тебя требовать не станем. Не нужно изображать что-либо, чего тебе не хотелось бы. И в дальнейшем, если мы договоримся, тебе также не придется слишком уж напрягаться. То, что мы хотим предложить, своего рода игра.

— Для взрослых, — вставил Эрик, и Алиса уловила акцент, не слишком заметный, но иностранец проклюнулся даже в такой короткой фразе: звук «з» прозвучал мягко — взьрослых — так соотечественники не говорят.

— Правильно, — кивнула Сана. — У нас тут, чтобы ты знала, уже три девчонки убежали со слезами на глазах. Две сказали, что им семнадцать, одна поскромничала — шестнадцать прикрутила. Все трое дылды изрядные, хочу тебе сказать. Там такие глазюки, такие манеры… Кое-что в жизни повидали. Вполне могут потянуть на тот возраст, который указали. Только ведь я потому и психолог, что вижу все в реальном свете. А на самом деле ни у одной из них паспорта не было! Ты вот с паспортом пришла, верно?

— Так велено.

— Так правильно, — поправила Сана. — Я посмотрела документы, поняла — проблем с законом не предвидится, ты взрослый человек. Эти же, извини, писюхи как сговорились: все три документы дома забыли. Ха, сказали бы еще: мама не дает! Дорогая, они у меня долго не отпирались! Двум по четырнадцать, одной вооб ще — тринадцать. Самое интересное: я ведь не сразу их на чистую воду вывела, Алисочка! Они сперва предложение выслушали, и все, как одна, согласились, не задумываясь! В их-то нежном возрасте!

— Разве предложение непристойное?

— Что непристойного в эротике?

Оксана Мороз произнесла эту фразу будничным тоном, и девушка машинально кивнула, соглашаясь. Дошло до нее не сразу, потом ее догнало понимание происходящего, и Алиса почувствовала, что краснеет.

Нет, она отнюдь не считала себя юной ханжой. Маме вряд ли следует знать, что ее дочка — уже не девица, хотя сама Алиса относилась к своим интимным похождениям равнодушно. Ничего, кроме желания, поскорее отделаться от навязчивого кавалера, нацелившегося после танцев получить это , девушкой в тот весенний вечер не двигало. Она, разумеется, не испытывала недостатка во внимании — как же, школьная красавица. Но вполне отдавала себе отчет: своей внешностью ни пользоваться, ни тем более спекулировать не умеет. И не уверена, хочет ли научиться. Потому, не избегая компаний, старалась при этом поддерживать имидж именно недоступной, холодной красавицы, этакой Снежной королевы.

Конечно, Алиса подозревала: ее считают странной красавицей. Даже, может быть, Спящей. Только никого не собиралась разубеждать, с определенного момента так и вовсе стало удобнее. Тем более что именно к школьным красоткам окружающие относились спокойнее: если девчонка сама никого не провоцировала, не искала лишних приключений, ее, пусть даже увенчанную бутафорской короной, все, кто обычно интересовался красавицами , считали несовершеннолетней, малолетней и, за исключением уж совсем отмороженных, предпочитали не рисковать, ничего с малой не закручивать. Алису подобное положение вещей абсолютно устраивало.

Тот первый опыт весенним вечером не запомнился ничем, вопреки бытующим мнениям. Алиса не испытала совершенно никаких ощущений и осталась вполне удовлетворена тем, что парень оказался приезжим, гостил у своего брата, пацана из параллельного класса, и даже не пытался после всего искать свою кратковременную подружку.

После Алиса впервые в жизни позволила себе увлечься молодым человеком, студентом-первокурсником, несколько раз водившим ее к себе в комнату общежития, когда там, по предварительной договоренности, никого не было. Но однажды обязательства нарушились, Алисе это было неприятно, и, хотя студент извинился, девушка решила с ним порвать. Тому способствовали длительные майские праздники, вслед за которыми студента засосала сессия, и он сам забыл о ней.

Нет, девушка не считала себя ханжой, консервативной, зашоренной барышней, забитой селянкой и кем там еще называют хоть в глаза, хоть за глаза девиц, краснеющих при слове «секс». Она не могла похвастаться большим опытом, но собеседница сейчас от нее таких отчетов не требовала, как вряд ли потребует в ближайшем будущем. Однако разговор, который пани Сана завела как бы невзначай, между прочим, легко и непринужденно, заставил Алису невольно задуматься: почему о таких вещах незнакомая женщина, к тому же при незнакомом взрослом мужчине, да еще иностранце, заговаривает именно с ней.

Тогда девушке в голову не могло прийти, что Оксана Мороз заводила те же самые разговоры с каждой из предыдущих соискательниц и готовилась делать подоб ные предложения следующим, ожидающим в холле на этаже. Ее озадачил сам факт: взрослая дама, интеллигентная, культурная, образованная, не сделала относительно Алисы никаких специальных выводов. Выглядела девушка так же, как все, если даже не скромнее, в глазах ничего бесовского не читалось — откуда же у Саны уверенность в том, что ей можно предлагать раздеваться для эротических сессий и что она — согласится…

Хоть прямого предложения и не прозвучало, пока пани Сана только намекнула, девушка уже поняла: на самом деле озвучено то, ради чего ее сюда приглашали. И снова закусила Алиса нижнюю губу: намек ее удивил, но не шокировал. Она не воскликнула, вспыхнув от гнева: «За кого вы меня принимаете!» Нет, она продолжала сидеть, с явным любопытством ожидая, что же будет дальше. Ее действительно интересовало происходящее. И что, пожалуй, более важно: как далеко она готова зайти в подобном разговоре.

Оксана Мороз все это время внимательно изучала девушку. Видимо, эффектом осталась довольна — откинулась на спинку кресла, поудобнее уложила полные руки на подлокотники, переменила положение ног. Эрик между тем даже не шевельнулся, сидел словно изваяние, бездыханная недвижимая статуя.

— Почему ты не спрашиваешь ни о чем? — поинтересовалась пани Сана. — Тебя ведь так и распирает, верно ведь?

— Допустим, — осторожно проговорила Алиса, чувствуя, как ступает на тонкий лед. — Значит, я должна сниматься голой? Порнография? — это слово далось девушке с определенным трудом, но все-таки она выдавила его из себя.

— Ошибка достаточно распространенная. — Сана взглянула на Эрика, как будто приглашая его в свидетели, снова повернулась к Алисе, глаза женщины искрились. — Разницы между эротикой и порнографией в нашей стране и не только в нашей не видят и видеть не хотят. Ты можешь себе представить, Алисочка, что в радикальных мусульманских государствах, как и в некоторых закрытых религиозных общинах, порнографией считается реклама женского нижнего белья? Между тем это так, будь уверена.

— Я верю, — кивнула Алиса. — Вы занимаетесь созданием рекламы женского нижнего белья?

— Смешно, — искорки в глазах собеседницы погасли. — Я хочу, чтобы ты почувствовала разницу. На самом-то деле, Алиса, реклама белья изначально, в основе своей наполнена эротикой и сексом. Красивая девушка в красивом белье вызывает у мужчин больше неприличных, как считается, фантазий, чем если бы ее сфотографировали полностью голой. Тогда как упомянутая тобой порнография для очень многих скучна по определению. Если нет загадки, если видим, извини, как мужик вставляет и вынимает, а девка старательно стонет, уже получаешь ответы на все вопросы. Неинтересно, хотя у людей без фантазии чистое порно, без примесей, имеет бешеный успех. Но сразу тебе скажу, как говорю остальным: мы не занимаемся порнографией.

— А чем?

— Правильный вопрос. Мне нравится, Алиса, что ты задаешь правильные вопросы. Похоже, мы если не договоримся, то хоть приятно пообщаемся. Я тебе скажу, чем мы однозначно не занимаемся. Ни тебя, ни кого-то другого ни я, ни Эрик не собираемся принуждать к вступлению в половую связь с мужчиной или с мужчинами. Перед нами стоит другая задача: показать красивую эротическую картинку. По большому счету, Алиса, тебя в случае твоего согласия участвовать в наших проектах никто не станет принуждать снимать трусики перед камерой, если ты будешь чувствовать себя некомфортно. — Значит, все-таки перед камерой?

— Да, мы снимаем ролики, — проговорил Эрик, снова смягчив звук « л» , получилось — « рольики ».

— Для чего?

— После полуночи телеканалы, обычно кабельные, показывают программы для полуночников, — Сана перешла на сухой деловой тон. — Бывает эротика, откровенно граничащая с порнографией. Есть ночные шоу, где на экране появляется модель под определенным номером. Никакого секса, девушка под музыку вертится на кровати, меняет позиции, обнажает грудь, ласкает соски. Игра такая. Зритель возбуждается, звонит по телефону горячей линии, и выбранная модель ему отвечает. Фокус, Алиса, в том, что их разговора уже никто не видит и не слышит, на экране возникают другие модели. А с так называемым клиентом разговаривает по телефону совершенно другой человек! Девушка, модель, уходит отдыхать. Мужчину на другом конце провода удерживает профессиональная актриса или, как вариант, психолог. Вопрос читается в твоих глазах, Алиса! — собеседница подалась вперед, щелкнула пальцами. — Да-да, ты угадала! Я немного работала в таком телевизионном шоу. Как видишь, тебе и другим девушкам предлагается только показывать себя под приятную музыку. Чем это отличается от рекламы белья, развешанной на больших бордах по всем городам? — Это все?

— Нет, конечно. Есть и более простой вариант. С участием моделей снимаются семиминутные ролики. Таких роликов — шесть. Они монтируются, получается фильм на сорок две минуты. Остальное время продается владельцем канала под рекламу, полуночник же почти час наслаждается созерцанием красивых девушек. Здесь, кстати, раздеваться догола совсем не обязательно. Хотя практика показывает: многие сами этого хотят, даже настаивают на полном обнажении. Если есть что показать и если за это неплохо платят, то к чему изображать святую невинность?

Пусть это был вопрос, Алиса не спешила на него отвечать. Сана же, в который раз переглянувшись с Эриком, опять щелкнула пальцами:

— Ага, вот еще что! Самое главное забыла! Прости, когда с утра повторяешь одно и то же, голова забивается мусором, — женщина легонько хлопнула себя ладошкой по лбу. — Все будет происходить не здесь, подальше от случайных любопытных глаз соотечественников. Когда мы с Эриком соберем группу, то поедем за границу. В Польшу, если точнее. У Эрика там хорошие крепкие связи. Страна хоть и католическая, поверь мне, поляки к подобным вещам относятся намного спокойнее и толерантнее, чем у нас в Украине. Да и другие соседи, россияне, также не особо лояльны к нашему бизнесу. При том что проституция легальна де-факто, вот как и у нас. Не только в Украине, масштабы города Луцка могут поразить, если мое воображение вообще чем-то можно поразить… Обращаю твое внимание, Алиса: девчонок, работающих в подпольных борделях Украины и России, на улицах не похищают! Не заставляют торговать собой, не морят голодом, не держат на цепях в подвалах, где из мебели — грязный матрац, рабочее место, так сказать… Не каждая на такое решится, согласна, как психолог тебе говорю. Но так же, как психолог, скажу и вот что: девушки, идущие на панель, делают это добровольно. Исключительно для заработка. Не видят ничего дурного в том, чтобы поторговать собой, находясь под хорошей крепкой защитой. Для этого нужен определенный психологический настрой. У девушек, о которых я веду речь, такой настрой есть. К тому же они не продают себя в рабство, вольны уйти, когда хотят. У многих есть дети, а высший пилотаж — мужья, знающие, чем занимаются жены!

— Откуда вы…

— Оттуда! — не дала ей закончить Сана. — Работала некоторое время в некой социальной службе, адаптировала вчерашних проституток к жизни за пределами квартир-борделей.

— Получалось?

— Не всегда. По большей части нет, признаюсь совсем честно. Но ты знаешь, именно там, в центре, я многое поняла. Опять-таки, благодаря образованию.

— Например?

— Примеров я уже привела тебе достаточно, — ответ прозвучал неожиданно сухо. — Заговорилась я с тобой. Уложились в пятнадцать минут, как видишь, однако у тебя, в отличие от многих, приходивших сюда, наверняка вопросов больше. Мне же хотелось бы услышать ответ. Короткий, положительный или отрицательный. Все целиком и полностью зависит от твоего согласия, Алиса.

— Подумать есть время?

— Обязательно, девочка! Только если можно, думай недолго. И сама понимаешь, не стоит распространяться о подробностях нашего собеседования.

Алиса хотела ответить, но не успела. В дверь постучали, сразу же толкнули снаружи, широко распахнули.

— Вы что, не видите, мы работаем! — резко бросила Сана вошедшим, которых девушка не разглядела.

— Как раз вижу! Предлагаю поработать вместе!

Алиса вздрогнула, услышав голос Валентины Ворон.

В городе Луцке обитает чуть больше двухсот тысяч человек. Алиса никогда специально не интересовалась этой цифрой. Но вряд ли кто-то из граждан вообще интересуется, сколько народу живет вокруг. Хотя бы в подъезде собственной многоэтажки, не говоря уже об улице, где стоит дом, тем более в микрорайоне. Тем не менее спроси любого взрослого человека, и тот без подготовки ответит на подобный вопрос, выдаст хотя и приблизительную, но в то же время не слишком далекую от истины цифру. Люди каким-то образом знают , сколько человек вмещает их населенный пункт.

Алиса редко выезжала за пределы родного города. Если же выбиралась, то чаще в район окрестных сел, когда наступал сезон ягод, грибов или березового сока. Один раз ей досталась какая-то очень дешевая путевка в санаторий на Шацких озерах, и там, к слову сказать, девочке тогда не слишком понравилось. Конечно, бывала она и в Киеве, та роковая прошлогодняя поездка оказалась не первой. Хотя Алиса слабо представляла себе масштабы столицы. И все-таки понимала: ее Луцк не самый большой, но и не самый маленький населенный пункт на карте страны.

Ее город не село и даже не крошечный городок, однако же районный центр, где большинство людей знает друг друга. Если не здоровается, то хотя бы узнает в лицо, легко вычисляет чужаков. И при этом каждый взрослый житель обязательно идентифицирует начальство , прежде всего местное. Чем больше город, тем меньше знакомых лиц встречаешь на улицах. Однако принцип, требующий знать важных сограждан в лицо, по большей части сохраняется. Их портреты мелькают на рекламных щитах перед очередными выборами, они комментируют что-то официальным тоном в газетах, Интернете. Вот почему Алиса, обернувшись на голос мамы Вали и увидев рядом с ней высокого мужчину в милицейской форме, тут же вспомнила: это Петр Самчук, полковник, начальник городской милиции.

Не зная, как реагировать на это неожиданное появление, в частности надо ли вставать, девушка словно прилипла к креслу. Не поднялась навстречу незваным гостям и Сана. А вот Эрик при виде милиционера сполз с подоконника и как-то неловко, по-рачьи, отступил в сторону, будто надеялся раствориться в дальнем углу или укрыться за портьерой.

Тем временем полковник Самчук прикрыл дверь плотнее, увидел торчащий в замке ключ, запер изнутри на один оборот, подумал — и повернул еще раз. После чего обвел присутствующих тяжелым взглядом, протянул:

— Та-ак. Значит, та-ак. Документы покажем?

— Почему сразу документы? — пани Сана понемногу приходила в себя. — И вообще, милиция… С какой стати, зачем, что происходит?

— Это мы у вас хотим спросить, — вступила в разговор Валентина Ворон, взглянув на Алису так, будто увидела ее только сейчас: — Кстати, здравствуй, Алиса.

Что ты здесь делаешь?

— Мы беседуем, — ответила вместо нее Сана.

— Я не вам вопрос задаю. Девушку спрашиваю, — отрезала Валентина.

— Может, вы объясните, в конце концов…

Похоже, Оксана Мороз уже окончательно опомнилась, она решительно встала, однако не уравняла шансов. Госпожа Ворон оказалась выше ее на целую голову, и Сане приходилось смотреть на собеседницу снизу вверх, даже вот так, стоя и расправив плечи.

— Нет, это вы должны объяснить, — перебила госпожа Ворон. — Если не скажете, спрошу вот у Алисы. Думаю, девушка охотно расскажет, чем вы тут занимаетесь.

— Ладно, — парировала Сана. — По-вашему, чем мы здесь занимается? — она демонстративно обвела люкс рукой. — Гостиничный номер.

— Девушка у вас в гостях? — быстро спросил полковник Самчук.

— Да. У вас другая версия, господин полковник?

— Те, которые в коридоре, тоже в гости пришли? — милиционер кивнул на запертую дверь.

— Это запрещено? Об этом написано в Уголовном кодексе? Какая статья? Что мы нарушили? Какое наказание?

Сана выдавала вопросы, словно стреляла из пулемета, но пули, видимо, оказались холостыми. Половник никак не отреагировал, а Валентина подошла к креслу, в которое и дальше вжималась Алиса, встала за спинкой, положила руку девушке на плечо.

— Расскажи мне, девочка, о чем вы тут говорили с этими прекрасными людьми?

Еще не до конца поняв, что же такого преступного она совершила, Алиса судорожно сглотнула, пытаясь протолкнуть обратно ком, вдруг образовавшийся в горле, и провела языком по небу, смачивая внезапно пересохший рот.

— О работе, — проговорила негромко.

— У тебя разве нет работы?

— Пока есть. Но я ищу, — маленькая доля защитной агрессии Саны вдруг передалась и ей, заговорила громче и увереннее. — Да, что такого? Вы сами сто раз говорили: я не гожусь вам, не талантливая, такое разное…

— Ага, здесь как раз ищут таланты, — сказала Вален тина. — Как там раньше было… А, ты не помнишь: «Алло, мы ищем таланты!» Между прочим, я тоже не помню, кого искали под таким девизом, просто сама фраза запомнилась, слоган, как теперь говорят. Значит, ты обиделась и пришла сюда по объявлению. Мы вот с Петром Михайловичем тоже его заметили. Очень интересно стало нам, почему вот так вы всё проводите.

Теперь она вновь обращалась к Сане.

— Что мы нарушили? — опять спросила та. — Вломились с милицией, пугаете мне гостей, прессуете…

— Вы, уважаемая, уж коли знаете слова, так употребляйте по назначению, — строго отчеканил полковник Самчук. — Никто вас не прессует, как вы тут выражаетесь. И если начнем… не дай Бог… Тогда вы почувствуете разницу.

— Пугаете? — брови Саны взлетели. — Запугиваете? При свидетелях?

— Кто свидетель? — начальник милиции искренне удивился, это было слышно и заметно. — Вон тот мужчина? — кивок на испуганного Эрика. — Это соучастник, уважаемая. Если, конечно, вы не назовете его организатором, когда вас начнут по-настоящему, как вы говорите, прессовать. А девушка — потерпевшая. Может, конечно, пойти как свидетель, но показания даст не в вашу пользу.

— Она обиделась на меня, Петр Михайлович, — госпожа Ворон картинно надула губы. — Конечно, я ведь не педагог. Работаю с моими девочками как могу. Они у меня не витают в облаках, вредно. Изначально лишаю их иллюзий. Теперь поняла свою ошибку. Или попрощаюсь с такими обидчивыми, или назло себе продолжу биться с ними. Словно та рыба об лед. Хотелось бы, конечно, чтобы и Алиса поняла свою ошибку…

— Какую? — спросила девушка.

Ответ последовал не сразу.

— Может, и не ошибку, — проговорила наконец госпожа Ворон. — Чтобы разобраться, нам нужно кое-что обсудить тет-а-тет с гостями нашего города. Кстати, извините, виновата, представлюсь: Ворон Валентина, возглавляю модельное агентство «Глянец». Вот визитка, на память.

Она протянула Сане глянцевый прямоугольник — только имя Валентина позолоченными тиснеными буквами и номер мобильного телефона. Та взяла, повертела в руке, положила на столик.

— Очень приятно. Я… мы с Эриком, конечно же, слышали о вас. Молодая, но довольно-таки успешная как для начинающих фирма. За год вы многое смогли, я заходила на ваш сайт.

— О! Приятно! — воскликнула Валентина с деланной радостью. — Почему же в офис не зашли? Договорились бы о встрече, нашли бы точки соприкосновения, дружбу свели. Вас как зовут, мы только в одностороннем порядке познакомились.

— Оксана. Мороз. Лучше Сана — мне так привычнее.

— Хорошо, Сана. Ваш партнер, как мы уже услышали, Эрик. Ну а со мной — начальник городского управления внутренних дел полковник Самчук Петр Михайлович.

— Обязательно начинать знакомство вот так, с милицией? Не просто с милицией к тому же — с главным милиционером города… Пугаете… Может, я и не права с вашей точки зрения, что не сочла нужным встречаться с вами. Возможно, это моя ошибка, хотя я, убейте, не пойму никак, в чем она заключается…

— Вот опять вы словами бросаетесь! — воскликнул Самчук. — То вас прессуют, то убивают!

— Момент! — сказала госпожа Ворон. — Петр Михайлович, если Алисе нечего нам сейчас сказать, может, отпустим девушку домой? А заодно — всех остальных. Скажите… нет, вам не надо, вы в форме, не так поймут. Я сама сейчас выйду и скажу… Ой, опять не то! — она легонько коснулась подушечкой указательного пальца лба. — Вот вы, Сана, сами сейчас выйдете к девушкам в коридор и скажете: ваш кастинг переносится на завтра, будет проходить здесь же. Если вам удобнее тут, а не у меня в офисе…

— У вас в офисе?

— Верно, — кивнула Валентина. — У меня в офисе не надо с учетом… сами знаете чего.

— Не знаю! — пани Сана держала оборону из последних сил.

— Узнаете, — пообещал Самчук тоном, не сулящим ничего хорошего.

— Поговорим после, — госпожа Ворон чуть повысила голос. — Итак, кастинг продолжится завтра или отменится завтра. Все зависит от того, о чем мы договоримся. Алиса, ты тоже можешь прийти. Хотя… С тобой уже закончили? Надеюсь, ты нашла себя, подходишь пани Сане и ее немногословному партнеру?

Девушка наконец решилась подняться.

— Пойду, — проговорила она, стараясь не смотреть на Валентину.

— До свидания. Сама откроешь дверь?

Сана отпустила ожидающих девушек до завтра. Вернувшись, уже сама заперла дверь. Когда они остались без посторонних, резко сменила тон. Теперь Алиса увидела бы не опытного, тонкого, осторожного психолога, а жесткую управительницу, помещицу средней руки, привыкшую решать проблемы самостоятельно, отдавать распоряжения и требовать неукоснительного выполнения.

— Говорите прямо: какого черта вам надо?

— Осторожно, — предупредила Валентина. — Начальник милиции здесь.

— Так что же? Рабочий день, при исполнении. Но имела бы милиция ко мне… к нам с Эриком претензии, как раз начальник милиции лично сюда, в номер, не пришел бы. Прислал бы оперов, нас привезли бы в управление… — Опыт есть? — поинтересовался Самчук.

— Моделирую ситуацию. Слушайте, хватит, ладно, тут уже нет лишних ушей! Вы правы, девчонкам нечего делать при подобных разговорах. Но раз пришел сам милицейский начальник, значит, заранее знал, куда идет и с кем будет встречаться. Вы ведь наверняка выяснили, что Оксана Мороз — это я самая, по чужим документам не живу, ни в чем предосудительном не замечена, к уголовной ответственности не привлекалась. Других данных у вас на меня быть не может.

— Есть, — парировал Самчук. — На вас, на мужчину вот этого, есть у нас материальчик. Валентина Павловна успела переговорить с девушками, которые уже прошли этот ваш так называемый кастинг. И я почему-то не удивляюсь, как просто девчонки рассказывают, на какие интересные ваши предложения согласились.

— Понятно, — вздохнула Сана. — Скажите, кто-то пожаловался? Кого-то принуждали, применялось насилие?

— Если бы это случилось, уважаемая, тогда ситуация, которую вы чуть раньше смоделировали, вполне имела бы место быть. Я об операх, приводе в милицию, задержании, тюремной камере. Между прочим, это просто устроить.

— В самом деле? На основании чего?

— У девушек есть родители, — перехватила инициативу Валентина. — К тому же вы, Сана, опрометчиво поступили, сперва обсудив с несовершеннолетними все ваши дела, а потом отказав им на том основании, что девочки не достигли положенного возраста. Сразу надо было их отправлять. Понимаете? Не жадничать, не играться. Теперь вы подставились, Сана.

— Как интересно?

— Ах, интересно? Я вам расскажу во всех подробностях! Тоже смоделирую ситуацию. Я, известный в Луцке человек, прихожу к родителям школьниц. Излагаю, как вы предлагали несовершеннолетним участвовать в порнобизнесе…

— Где вы видели порнобизнес! — взорвалась Сана.

— Не надо перебивать! — также повысила голос Валентина, Эрик же отодвинулся еще дальше в угол, его уже совсем не замечали, и, кажется, он был этому очень рад. — Перебивать не надо! Сейчас скажете: эротика, именно легкая! Кого вы пытаетесь этим обмануть, Сана? Хотите секрет? У меня девушки с самого начала снимаются в эротических фотосессиях, только не здесь, а в Киеве. Ездят специально, я договорилась. Так работать намного проще и рентабельнее! Кому нужны все эти глянцевые картинки? Нет, конечно же, за них платят, модели охотно работают. Только сегодня заказчик есть, а завтра нет. Сегодня клиенту нужно одно лицо, завтра — другое, он не станет использовать одних и тех же. Зато голая натура требуется всем и всегда! Девушки охотно позируют, некоторые даже готовы идти дальше эротики, и я уже разрешаю это тем, кому доверяю больше остальных. Секс в любом виде — стабильные деньги. В бедных странах, вроде нашей, — деньги единственные. Девушки теперь сперва зарабатывают вот так, потом, у кого хватает силы воли, выходят, начинают учиться, осваивать нормальные профессии, кто-то уезжает подальше… Для них это проще, чем для нас, Сана! Они уже не видят в продаже себя ничего страшного и предосудительного! Вы согласны?

— Как психолог, да, — признала Мороз.

— Теперь — совсем близко к телу. Мы с вами знаем, о чем говорим. Родители этих соплюх и других девушек понятия обо всем не имеют. Как только я озвучу, что вы со своим другом предлагали их дочерям сниматься голыми за деньги, у матерей не возникнет других ассоциаций, кроме как «проституция» и «порнография». Моделируем дальше? Они дружно пишут заявления, и ваши действия, дорогие друзья, попадают под статью сто пятьдесят шестую Уголовного кодекса Украины — развращение несовершеннолетних. Это до трех лет. Если на вас еще не повесят торговлю людьми, причем международную, ведь ваш друг, как я понимаю, иностранец. Ну вот, в общих чертах. Петр Михайлович, дальше как у нас пойдет дело?

— Раскрытие международного канала торговли людьми — вопрос серьезный, — ответил Самчук. — Знаете, уважаемая, я ведь за вас медаль могу получить… — Прямо-таки медаль?

— Не орден же… Хотя бог с ней, с медалью. Благодарность — вернее. Сотрудникам, которые по вашему делу будут работать, премию выпишут, в размере оклада, тут уж я постараюсь.

— Уже дело есть? — отозвался наконец Эрик — у него получилось «дельо» .

— Не верите, мужчина, что его соорудить очень просто? К тому же никаких фальсификаций, вас привлекут на законных основаниях.

— Верю, — согласился Эрик, получилось «верью».

— Я тоже верю, — включилась Сана. — С этим разобрались, с вас станется. Согласна, мы на вашей территории, вы нас напугали. Показали кнут, обрисовали перспективу. Но ведь пряник тоже прилагается, не так ли?

— Чего ж вы раньше не поняли, что находитесь на чужой территории? — воскликнула Валентина и даже хлопнула себя по бедрам. — Не глупые же люди! Почему вот так вломились на чужое и снимаете сливки, делаете свой бизнес и не думали поискать партнеров? Тем более, сами же признались: название моего агентства вам знакомо… Зачем партизаните?

— У нас, конечно, партизанский край, — включился начальник милиции. — Давние волынские традиции, все такое. Но здесь уже не то время, партизанщина не приветствуется, так дела не делаются.

Теперь пришла очередь Саны вздыхать.

— Наконец-то все с вами понятно. Хотите участвовать. А милиция во всем этом… Ясно, ясно. Должна была сразу догадаться. До последнего боялась — банальный шантаж.

— Ошибочка, — уточнил Самчук. — Никто от вас ничего не хочет, уважаемая. То вы сильно много про себя вообразили. Агентство «Глянец» обязано участвовать в вашем этом, гм, проекте. Причем посторонних девушек вы привлекать не должны. Если вам какая-то уже подошла, но в «Глянце» она не числится, Валентина Павловна возьмет ее под свою опеку. Я же со своей стороны обеспечу законность всего происходящего. К вам никто здесь претензий не предъявит, уважаемая. Вот такой вот расклад.

— Роли распределяются. И доли, — вставила госпожа Ворон. — Придется или делиться, пани Сана, или не работать здесь.

— В таком случае, — решительно произнесла Сана, по примеру Валентины хлопнув себя по бедрам, — я принимаю решение не работать здесь. Мы все отменяем. Девушки, думаю, нас простят. Тем более они имеют такую прекрасную заботливую мамочку в вашем лице, Валюша.

Начальник милиции покачал головой.

— Нет. Не получится.

— Что — не получится? — не поняла Сана. — Мы же уходим…

— Уйти не получится. Или работаем вместе, или я запускаю машину правосудия.

Троица так увлеклась спором, что на Эрика, по-прежнему скромно и тихо стоявшего в дальнем углу, внимания никто не обращал, его окончательно перестали принимать всерьез, считая не более чем предметом интерьера. Потому Самчук и Валентина очень удивились, когда из угла послышалось покашливание. Эрик не закашлялся — это был сигнал к чему-то, демонстративное напряжение голосовых связок. Сана же, очевидно, поняла намерения своего партнера, выражение лица психолога неуловимо изменилось. Теперь оно излучало уверенность.

— Хотите что-то сказать, мужчина? — осторожно спросил начальник милиции.

— У меня не очень хорошо получается русский язык, — последовал ответ. — Сказать надо много. Слушать интересно. Вам Сана может лучше объяснять.

— Разве нужно нам что-то объяснять? — с искренним недоумением спросила госпожа Ворон.

— Думаю, пора, — на лице Саны появилась ухмылка, которую она сама наверняка считала победной. — У Эрика не хватит словарного запаса. Он мог бы кое-что вам всем объяснить, конечно. Только у меня лучше получится.

— Ну-ну, интересно…

— Вряд ли вам покажется все это таким уж занятным, — отрезала Сана. — Как вы говорите, машина правосудия? Запускаете? И у вас от этой машины ключи?

Вы ею рулите?

— Так точно, — отчеканил полковник Самчук. — Хотите покататься? Покатаем с ветерком. Вряд ли ветерок покажется вам свежим. Будете в душных камерах о сквознячке мечтать, как о манне с неба.

— Страшно, — кивнула Сана. — Да, действительно страшно. Я родилась и росла в советской Украине, выросла и стала взрослой уже в независимой. Прекрасно отдаю себе отчет, в какой стране живу и чем рискую ежедневно. Я не строю иллюзий: управы на вас, господин полковник, здесь, в городе, нет.

— Жизнь без иллюзий — это правильно, — заметила Валентина. — А разговор без длинных предисловий — еще вернее.

— Согласна, — улыбка держалась на лице Саны. — Но предисловие, как вы говорите, совсем не затянуто. Оно должно подвести вас к пониманию того, что Луцк хоть и не маленький городок, но, однако же, и не столица.

— К чему вы сейчас об этом напоминаете? — поинтересовался начальник милиции.

— К тому, что Эрик лишь один из партнеров. У него достаточно большие возможности, это он выглядит просто так скромно. Знаете, как подпольные миллионеры ездят на старых подержанных автомобилях…

— Он — подпольный миллионер? — Самчук кивнул в сторону Эрика.

— Время подпольных миллионеров отошло, слава Богу, — ответила Сана. — Легальных хватает, они не боятся демонстрировать богатство. Даже если не заработано, а на первых порах отобрано с оружием в руках и приумножено. С этого начинали богачи в более цивилизованных странах. Кстати, не всегда страны, на которые нам хочется равняться, были образцом цивилизованности, только мы отвлеклись.

— Причем заметно, — язвительно проговорила Валентина.

— Да так вот, к нашим баранам, к миллионерам. Эрик состоятельный человек. Только вот за ним, как и за мной, стоят еще более состоятельные люди. Если вам так хочется это услышать: наш основной инвестор — немецкий миллионер украинского происхождения.

— Нашел куда деньги вкладывать, — фыркнул Самчук. — В голых девок! Он что, на сиськах себе первый миллион заработал?

— Не ваше дело! — отрезала Сана. — Главное, что вы должны сейчас постараться вспомнить, господа аборигены: миллионеры нигде, ни в одной стране мира судебных исков не проигрывают. Они могут судиться друг с другом, могут договариваться, забирать иски, закрывать вопросы различными путями. Но повторяю: нигде и никогда люди с миллионами судов не проигрывают. Вы хотите бодаться с немецким миллионером? К тому же соотечественником, прекрасно знающим, что у нас здесь почем, оптом и в розницу? Пожалуйста — позорьтесь, а мы с Эриком на вас посмотрим!

Самчук и госпожа Ворон какое-то время молча переваривали услышанное. И нельзя сказать, чтобы это кого-то из них слишком смутило.

— Кто вам сказал, уважаемая, что мы вообще собираемся бодаться с какими-то миллионерами, дай им Бог здоровья? — проговорил наконец начальник милиции.

— Вы сами и сказали, — последовал ответ.

— Когда?

— Да вот только что! Повторить? Вы сулили нам арест, душные камеры и правовой беспредел. Угроза, господин полковник. Чего вы хотите этим добиться? Выкупа? Только начните — уже через сутки здесь, в Луцке, высадится десант из лучших юристов! Команда адвокатов заработает такая, что не всякий в Киеве ее перегрызет! Но столица поумнела, раскрошат пару зубов и начнут договариваться. Вас же тут, на вашей территории, разорвут. Нас — вытащат, информация о ваших делах пойдет веером, и хорошо, если вам, господин полковник, найдут работу в областном управлении, от греха подальше. Ну а ваше агентство «Глянец», которое откровенно крышует милицейское руководство города, имея с этого долю… Валечка, я даже боюсь давать прогнозы по поводу будущего вашего замечательного бизнеса после такого скандала! Ну что, мы продолжаем разговор, шантаж, как еще назвать происходящее?

Валентина Ворон, задумчиво потерев переносицу, проговорила:

— Знаете, Петр Михайлович, когда я пришла в модельный бизнес, свою карьеру когда начинала, со мной и другими девочками тоже работали психологи. Сейчас они есть в штате почти у каждого уважающего себя агентства. Опыт общения имеется. И госпожа Мороз мне психолога отнюдь не напоминает. Тон, манера, лексика… «Крышует», все остальное… Оксаночка, вы, извините, срок не мотали? Ну вот совсем вы не похожи на типичного представителя такой важной профессии.

— С волками жить, Валюша, — в тон ей ответила Сана. — Итак, мы поняли друг друга? Ошиблись, извините, больше не потревожим. Занимайтесь сами своими моделями. Мы пойдем другим путем.

— Никуда вы не пойдете! — неожиданно резко гаркнул полковник Самчук.

Улыбка медленно сошла с лица пани Саны.

— То есть?

— Нашли чем пугать — немецким миллионером! Мужчина, — он повернулся к Эрику, — вы разве забыли, от чего этому вашему, как его… мистеру Твистеру, короче говоря… Ага, так вы действительно не понимаете до конца, в какую гнилую историю придется вписывать своего покровителя? Развращение несовершеннолетних — оно и в Африке… это самое. Да три заявления от мамаш, три, — он выставил перед собой руку с тремя растопыренными пальцами, покрытыми на фалангах короткими черными волосками, — три всего бумажки перебьют любые миллионы! И откупиться не выйдет! Когда выносятся подобные приговоры, обществу это нравится! Пресса, мать ее за ногу, на седьмом небе от счастья! Мамаши выкуп не возьмут, я лично им не разрешу так делать! Миллионеры приходят и уходят, им же тут жить! Любую другую ситуацию, уважаемые, большие деньги могут переломить. Вашу — никогда! Как вы только что сказали — нигде в мире. Кем будет выглядеть в своей Германии тот миллионер, тем более не родной, украинского происхождения, который заступается за растлителей малолетних? Где будут его миллионы? Кто захочет иметь с ним дело? Об этом подумайте, — тон снизился, теперь Самчук говорил вкрадчиво. — И еще о том, что формально вы, пани Сана, и ваш польский мужчина совершаете уголовно наказуемое деяние. Если мы не работаем вместе — вы сидите. Миллионер не спасет. Третьего, как говорится, не дано.

Сана прикрыла глаза, переваривая информацию. Потом снова взглянула на Валентину, перевела взгляд с нее на Самчука, опять сфокусировалась на женщине.

— Зачем вам это надо?

— Ага! Убедились, что мы правы? Поняли свою ошибку?

— Не обсуждается, — сухо ответила Сана. — Скажите, зачем вам этот разговор? У вашего «Глянца» все в шоколаде…

— Расширяем горизонты, — развела руками госпожа Ворон. — Меня и вот Петра Михайловича очень заинтересовали ваши зарубежные каналы. Выйти на международный уровень мне хотелось давно. Признаюсь честно — амбиции взыграли. Риск сведен к нулю, здесь нас никто не вычислит. Да, кстати, если вам интересно… Какое там, конечно интересно! То, что мешало, будет помогать!

— Не поняла…

— Девчонки, те самые, которым шестнадцати нет… Вы их отправили, от греха подальше, или подумать отпустили? Я так и не поняла… — Есть разница?

— По большому счету — никакой. Их всегда можно вернуть. Девчонки согласны работать. Родители только обрадуются, если их вывезти за границу. Гори она огнем та школа, хоть денег заработают. Если подключается «Глянец» и лично я, доверие полное. Девочки никому ничего не скажут. Так что, зеленый коридор по вербовке несовершеннолетних, считайте, открыт. Конечно же, в том случае, если мы договариваемся… Между прочим, не только малолеток касается: любая другая девушка подходящего возраста, хотя бы из тех, что пришли на ваш зов, случая не упустит. На все готовы, поверьте мне.

Впрочем, как психолог, вы, Сана, это наверняка без меня знаете.

— Знаю. Тут и психологом не нужно быть.

— Так я о том же! За возможность выехать на некоторое время в Польшу, пожить там и не платить за это будут осанну петь! Вам, мне, Эрику вашему, миллионеру даже… Вряд ли он, конечно, станет знакомиться с девчонками, я так, вообще… Наконец, учтите такой еще момент. Здесь за то, чем вы предлагаете заниматься нашим девушкам, платят меньше. И повторюсь, получать деньги приходится с большим риском, гарантий не так много, партнеры могут кинуть… Польша в этом плане надежнее, а уж Германия…