Стопроцентно лунный мальчик Танни Стивен
— Нет, мы от профессора слышали про это место и заинтересовались.
— Похоже, он у вас просто нетопырь безответственный. Говорю вам, там люди умирают!
— Не надо принижать наш университет! Гордон Чазкоффер — один из величайших философов мира, он еще студентом написал фундаментальный труд «Перцептивный анализ меркантильных социальных трансгрессий». И учился, между прочим, в нашем университете.
— Ага, сто лет назад там, может, чему-нибудь и учили. А сейчас это обычная пивнушка, и ничего больше. Посмотрите на себя — вы же просто наркоманы!
— А ты знаешь, что у нас на факультете есть оригинальное издание «Перцептивного анализа»?
— Класс! Я потрясен! Читал в прошлом году. Замечательная книга, но в ней нигде не сказано, что надо обвязываться веревкой и лезть в полную комнату жмуриков, чтобы прибалдеть от цвета, на который вам вообще смотреть не положено.
— В поздних изданиях пропущены три главы, а в них как раз подробно говорится о четвертом основном цвете.
Тут их перебил громкий гудок «Проконга-90» — Пит заскучал. Слинни почему-то не возвращалась, а студенты только что сказали Иеронимусу нечто совершенно невообразимое.
— Что-что?
— У нас есть оригинальное издание «Перцептивного анализа меркантильных социальных трансгрессий», и там три пропущенных главы — за них в свое время Гордон Чазкоффер отсидел. Это единственное опубликованное исследование по четвертому основному цвету. Естественно, запрещенное.
Ничего себе новость! У Иеронимуса даже язык отнялся.
Неужели эти раздолбаи говорят серьезно?
— О чем он там пишет?
— О том, что происходит с человеком, который с умом смотрит на четвертый основной цвет. Если в течение долгого времени повторять короткие воздействия, можно достичь глубокого интеллектуального просветления.
— Просветления? От того, что просто смотришь на какой-то там цвет?
— Вот видишь, тебе не понять. А ведь это вполне реально. Мозг впадает в состояние шока, потом происходит перезагрузка, и человек выходит из этого процесса обновленным. Становится лучше. Умнее. Величайший философ прошлого столетия на себе испытал кратковременные воздействия в течение длительного промежутка времени. Это меняет людей.
Иеронимус не знал, что и думать. Просветленные балбесы… Или просто балбесы, которым лень играть в телебол. Но они изучают философию! Стоят у входа в самое страшное здание на Луне и готовятся к экспедиции, как скалолазы готовились бы к спуску в жерло действующего вулкана. Ничего не скажешь, веревка у них длинная, в самую преисподнюю спуститься можно.
Через несколько секунд из дверей выбежала Слинни. Промчавшись мимо парней с веревкой, она схватила Иеронимуса за руку и потащила к «проконгу», который так и стоял, солидно урча мотором.
Девушка с колтуном на голове сидела на мотке провода, бесконечно повторяя одно и то же странное слово: «Техбольсинатор, техбольсинатор, техбольсинатор…»
Слинни с Иеронимусом забрались на сиденье, и «проконг» двинулся с места.
— Укурки, — вздохнул Пит. — Гадость какая!
— Наверное, тут настоящий притон, — объявила Клеллен таким тоном, словно еще не решила, осуждать или восхищаться. — Та девчонка, по-моему, улетела от эскимо с тройным эс-джемом, а может, кип-капом ширнулась. А те ребята с веревками тоже чем-то неслабым закинулись. Брейгель, что скажешь?
Брейгель в полном унынии только плечами пожал. Пит с опаской покосился на Клеллен. Неуютно было слышать, что она так свободно владеет наркоманским жаргоном, для него совершенно загадочным.
И только двое стопроцентно лунных знали, что происходящее под куполом никак не связано с наркотиками.
Машина постепенно набирала скорость, удаляясь от жуткого здания.
— Что ты сделала? — тихо спросил Иеронимус.
— Нажала на омни-трекере кнопку экстренного вызова полиции и оставила там, посреди зала.
— Зачем?
— Как зачем? Ты тоже свихнулся вроде придурков с веревкой? Этот вертеп нужно уничтожить! Скопище маньяков, и половина из них умирают, потому что в отключке не могут выйти. Случай как раз для полиции…
Иеронимус не слушал. Он думал о том, что ему рассказали трое студентов. Эти ребята, и не только они, стремятся познать то, что не поддается пониманию. Вдруг его осенило: так ведь поэтому и убивают стопроцентно лунных и забирают их глаза! Жажда увидеть запретный цвет настолько сильна, что люди готовы пойти на убийство. Или рискнуть собственной жизнью, вот как студенты с веревкой. Из величайшего философского труда изъяты три главы, а в них рассказано, что происходит, если человек смотрит на этот цвет не как попало, а по определенной системе. Трудно представить себе такую безумную любознательность, хотя, если вспомнить, что он сам натворил с той земной девочкой, а потом со Слинни… Похоже, у всех у них любопытство одной и той же природы, именно его власти и стремятся подавить любой ценой.
«Проконг» мчался мимо покосившихся столбов — когда-то на них держалось ограждение по периметру Джойтауна-8. Долго ехали по травянистой равнине, подскакивая на неровностях почвы, а потом показалась единственная на обратной стороне автомобильная дорога: Нулевое шоссе. Скоро они уже гнали по темной, извилистой четырехполоске, где лишь изредка, примерно через каждые полкилометра, попадались фонари на высоких металлических опорах. На дальней стороне Луны не существовало ограничений скорости. Пит вдавил в пол педаль газа. Мимо проносились причудливые пейзажи, а вверху Иеронимус увидел комету: яркую черточку в сумрачном небе над густо-фиолетовой бездной.
Отвечая на вопросы Пита и Клеллен, Слинни ухитрялась ограничиться полуправдой.
— Как вы добрались в такую глушь? — спросил Пит, не отрывая глаз от дороги.
— Брейгель нас привез, одолжил у своей мамы «пейсер».
— Брейгель, да у тебя и прав-то нет! — расхохоталась Клеллен. — А этот «пейсер»! Сомневаюсь, что он хоть по улице проедет!
— На самом деле у Брейгеля замечательная машина! — соврала Слинни. — И водит он классно. К сожалению, заправка, на которую мы рассчитывали, оказалась закрыта, вот и пришлось оставить машину в Джойтауне-восемь. Надо ее потом забрать… На неделе заедем с запасом горючего.
Клеллен ничуть не волновали беды Брейгеля. Она быстро перевела разговор на более интересные темы.
— Значит, вы с Мусом? Да?…
— Мы с Мусом, — начала Слинни, сдержанно улыбаясь, — приглашаем вас с Питом на шикарную вечеринку!
Пит глянул на нее через плечо.
— Надеюсь, там будет что-нибудь получше вонючего притона, куда мы чуть не вляпались. И ради этого мы пропустили последние две песни «Джинджер-канкан»!
— Это была совсем не та вечеринка, Питер. — Слинни нарочно подчеркнула имя — она знала, что Пит терпеть не может, когда его так называют. — Ту, настоящую вечеринку перенесли в огромную подземную библиотеку, чуть дальше по шоссе. Ее устраивают мои друзья из Гагаринского университета. Сначала думали собраться в том странном доме с куполом, но его заняли наркоманы, так что пришлось искать другое место. Я как раз и зашла туда, чтобы узнать адрес.
— И где эта библиотека? — спросил Пит.
— У отметки триста девяносто девять свернуть с Нулевого шоссе на Вест-Гонг-род. Это недалеко, при такой скорости за час доедем.
— Библиотека — странное место для вечеринки, — заметил Пит.
— Это необычная библиотека. С бумажными книгами.
— Бумажными? Серьезно, что ли?
— Ага. Миллиарды книг. Но вечеринка будет в отдельном помещении. По-моему, будут играть «Рапузлы».
— Что за «Рапузлы»? — спросила Клеллен.
— Отличная группа, из Сент-Экзюпери, — ответила Слинни, на ходу выдумывая подробности.
Иеронимус посмотрел на нее с изумлением.
«Совсем с ума сошла? Нет такой группы! Вот они разозлятся, когда приедем и станет ясно, что никакой вечеринки не будет, и мы зря тащились за сотни километров…»
Слинни зато ничуть не беспокоилась. У нее уже был продуман запасной план, и не один. Она была готова врать и изворачиваться, лишь бы прорваться в библиотеку, в раздел юридической литературы, и найти ту единственную страничку в своде законов, которая отменит несправедливость, загнавшую Иеронимуса Рексафина на обратную сторону Луны, а ей самой грозящую неописуемыми ужасами и полным крахом всех жизненных надежд.
Иеронимус уснул, пристроив голову на плече у Слинни. Ровное урчание мотора убаюкивало…
«Люди не созданы для того, чтобы здесь жить!
Как Ангел смерти не ведает, что такое смерть, так и вы — видите этот цвет, но не понимаете.
Вы свои на Луне, в этом фальшивом мире. Противоестественный нарыв.
Спросите Ангела смерти, что такое смерть — он не сумеет ответить.
И вот я спрашиваю вас: какой цвет вы видите?
Вы не знаете.
У него нет имени. Но он есть. Это ваш цвет.
В этом цвете вам снятся сны.
Вы и сейчас грезите о нем. Есть ли у вас свое, тайное название для этого цвета?
Шепотом назовите его. Прошепчите, как прошептал бы ангел, который ведает таинство смерти, но не может объяснить его смертным, потому что тогда они оторвут ему крылья и швырнут в печь огненную…»
Иеронимус проснулся. Слинни дремала, прижавшись к нему. Брейгель спал, прислонившись к дверце, а на переднем сиденье спала Клеллен. Иеронимус протер глаза, подсунув пальцы под защитные очки. Сон был знакомый. Голос, которого он никогда не слышал в реальности, бесконечно задает одни и те же вопросы.
Иеронимус наклонился к переднему сиденью.
— Пит, ау!
— Как дела, Иеронимус?
— Хорошо. Я тут спал.
— Я знаю. Все спят.
— Надолго я отключился?
— Может быть, на час.
— Ничего, что тебе пришлось ехать в такую даль?
— Да нормально. Я этой дорогой уже ездил раньше. Года два назад мы с папой пересекли всю обратную сторону. Мне здесь понравилось. Тихо так.
Характер местности изменился. Стало меньше травы, почва сделалась более каменистой, а небо — еще темнее. Почти такое темное, как ночью на Земле. Горы вокруг были увенчаны острыми пиками, иногда еще и искривленными. Комета в небе заметно переместилась.
— Ух ты! — Пит вдруг сбросил скорость. — Смотри!
Слева, метрах в ста от шоссе, виднелся силуэт лунной гориллы. Она стояла на двух ногах, как человек, свесив длинные руки, и с любопытством рассматривала приближающуюся машину.
— Видел таких раньше? — спросил Пит.
— Один раз. Когда был совсем маленький. Горилла забрела в город. Странно было — многие думали, что это человек в костюме гориллы. А она шла себе по улице, смотрела по сторонам. Никого не трогала, и ей никто не мешал. Мы в парке с друзьями играли в мяч. Горилла вышла прямо на поле, мы остановили игру, и один парень стал обзываться — разозлился, что ему не дали забить гол. Потом я рассказал папе, что к нам на поле приходил человек в костюме гориллы, а он мне объяснил, что это настоящая горилла заблудилась и пришла к нам с обратной стороны.
Когда машина проезжала мимо загадочной фигуры, у Иеронимуса возникло отчетливое ощущение, что зверь смотрит ему прямо в глаза, как будто знает о его несчастье и о том, какие беды грозят всем его друзьям.
— Слушай, Пит, я должен тебе кое-что сказать. У меня большие неприятности. Меня разыскивает полиция.
— Вот это, насчет полиции, я сейчас не слышал.
— А про неприятности слышал?
— Да я и сам догадался.
— Тебе бы надо высадить меня и отвезти всех по домам.
— Кругом пустыня.
— Это не твои заботы. Если ты меня сейчас не бросишь, для тебя все кончится очень плохо. Тебя посадят в тюрьму.
Пит только засмеялся.
— Никто меня не посадит. Глупость какая! Я ничего плохого не сделал, и ты тоже.
— Я-то очень даже сделал. Я вчера…
— Дай угадаю. Ты кому-то показал свои глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знал. А что еще может сделать стопроцентно лунный парень, чтобы у него начались неприятности с полицией?
— Все верно. Так вот, на самом деле мы едем вовсе не на вечеринку.
— Да уж ясно.
— Ты понял?
— Еще бы! Слинни совсем не умеет врать. А Клеллен поверила, смешно. Дело, наверное, очень важное для Слинни, раз она так напряглась, лишь бы добраться на другую сторону Луны. А мне немножко совестно, что я ее сегодня кинул — ну, ты знаешь, насчет Клеллен. Правда, Слинни, кажется, не обиделась. По-моему, ты ей больше нравишься. Ну и ладно, все равно у нас с ней ничего такого не получилось бы. Как пойдем куда-нибудь, она только о тебе и говорит. В общем, я не против, и потом… То, что мы с Клеллен вытворяли сегодня в мотеле… Ох, ну и бешеная девчонка!
— Вообще-то я с Клеллен давно знаком, — сказал Иеронимус. — Ее многие совсем неправильно понимают. Я рад, что вы с ней познакомились. Как ни странно, вы подходите друг другу. Как-то дополняете друг друга, что ли.
— Ты думаешь?
— Ага. Ты — чуть ли не самый известный спортсмен в школе, а Клеллен — чуть ли не самая эпичная чудачка в моем классе. Ну, не знаю, интересное сочетание получается…
— Слушай, мне вот что любопытно… Если не хочешь — не отвечай. Когда мы приехали в тот пустой город, и вы со Слинни вышли из какого-то обвалившегося дома, вы с ней держались за руки. Я-то не против, я рад за вас. Правда. Просто вдруг подумал: выходит, она с нами двумя одновременно встречалась?
— Нет. Мы сегодня впервые поцеловались. Когда она уже знала про тебя и Клеллен. — Тут Иеронимус сделал такое, что сам удивился. Он наклонился вперед, чтобы никто, кроме Пита, не услышал, хотя остальные все равно спали, и прошептал: — Я Слинни с третьего класса люблю.
Через какое-то время все начали понемногу просыпаться. Брейгель протер глаза, жалея, что не догадался захватить с собой пива, или водлунки, или еще чего-нибудь вроде этого, а потом спросил вслух:
— Куда мы, вообще, едем на ночь глядя? Где это мы?
Клеллен ни минуты не сомневалась, что вечеринка с лихвой вознаградит за все трудности пути. Такое экзотическое место — библиотека, где книги сделаны из бумаги! Клеллен смутно представляла, что это означает, но звучало просто бесподобно, а если веселье слишком затянется, можно найти местечко, где переночевать, — например, в каком-нибудь мотеле. Отличный предлог, а в такой пустынной местности в мотеле наверняка найдется много свободных комнат: одну ей с Питом, другую Слинни с Иеронимусом и еще одну для Брейгеля, пусть себе сидит и тоскует.
Слинни их не слушала. Она сидела молча и думала: «А когда мы наконец приедем, как мы туда войдем? Как мы туда войдем? Войдем-то мы как?»
Глава 15
Зрелище было не для слабонервных. Прибывшие по вызову полицейские даже не знали, что на Луне есть такое место — Джойтаун-8. Их отправили проверить сигнал тревоги, поступивший с омни-трекера. Добравшись до здания с куполом, они ужаснулись увиденному, да и запах был чудовищный. Полицейские, как и Пит, решили, что здесь нашли приют наркоманы или какие-нибудь фанатики проводят свои безумные ритуалы. Доблестные стражи порядка, выхватив табельное оружие, ворвались внутрь. Ориентируясь по сигналу омни-трекера и непонятным голосам, они миновали бородача, оборванную веревку, давно высохшие трупы и вошли в круглый зал.
По сигналу омни-трекера были отправлены одна за другой три группы. Все три бесследно исчезли.
Само собой, в полиции сделали вывод, что в забытом уголке на обратной стороне Луны происходит нечто очень странное.
Лейтенант Догуманхед Шмет лег спать, весьма довольный собой. Приятно, когда интуитивная догадка подтверждается фактами. Вот потому он такой хороший полицейский! В мозгу что-то щелкает, выскакивает крошечная идейка. Для отца естественно солгать, чтобы защитить сына. Будь у самого лейтенанта сын, он бы тысячу раз солгал ради него, если понадобится. Впрочем, сына у лейтенанта не было, как не было ни жены, ни дочери, вообще никакой родни — только работа. Одинокое существование лейтенанта Шмета было посвящено одной цели: выявлять людей, нарушивших закон. Человек по имени Ринго Рексафин закон нарушил. Полиции лгать нельзя. Это серьезное преступление. Его сына, Иеронимуса Рексафина, свидетели опознали как оптического преступника, выражаясь юридическим языком. А вычислить мальчишку среди множества других стопроцентно лунных мальчишек помогла интуиция. Все началось с отцовской лжи. Человеку знающему подобная ложь видна как на ладони, а Догуманхед Шмет ее буквально кожей чувствовал. Что-то свербит у основания черепа, как будто перышком щекочут. Ложь сразу выдает вину. Мальчишка оказался тем самым, что ухитрился выкрутиться два года назад. Его бы еще тогда посадить под замок — не ходил бы теперь по улицам, не показывал свои мерзкие глаза ни в чем не повинным гражданам. Парень — явная угроза для общества, а теперь еще и ударился в бега.
— Где ваш сын?
— Не знаю.
— Где ваш сын?
— Я сказал, понятия не имею.
— Назовите друзей вашего сына.
— Не знаю я его друзей.
— Нечего сказать, хороший отец.
— Вы специально пришли, чтобы меня оскорблять?
— Я пришел, чтобы выяснить, где ваш сын.
— А я не знаю, где он! Ушел и уже несколько часов не возвращался.
— Его видели в Зоне первого ЛЭМа, в вестибюле гостиницы, вместе с девочкой, туристкой с Земли, явно подвергшейся негативному воздействию четвертого основного цвета.
— А я думал, четвертого основного цвета не существует.
— Прекратите выгораживать своего сына! Имеются двое свидетелей.
— Я уже сказал: мой сын был дома. Он очень устал и рано лег спать.
— А как вы объясните показания очевидцев?
— Никак. Они моего сына с кем-то перепутали. А может, просто врут. В защитных очках все подростки выглядят одинаково.
— Где сейчас ваш сын?
— Не знаю.
— Видимо, придется вас задержать, пока вы не надумаете помочь следствию.
— Я помогаю, как могу. Отпустите меня домой! У меня жена больная, она не в состоянии сама себя обслуживать.
— Ничего, справится. Она взрослый человек. А вас мы отпустим, как только вы признаетесь, что солгали и что вашего сына всю ночь не было дома.
— Позвольте мне позвонить по телефону. Я попрошу знакомых прийти к нам, позаботиться о моей жене.
— Нет.
— Я имею право на звонок адвокату.
— Не имеете.
— Простите?
— Шучу. Конечно, вы имеете право. Право все имеют. Но для этого нужно получить от меня разрешение. А я сейчас крайне загружен административной работой, и у меня совершенно нет времени с вами разговаривать. Вот когда подпишете признание, я в ту же секунду освобожусь от всех прочих дел и внимательно выслушаю любые ваши просьбы по поводу звонков женам, друзьям и адвокатам.
— Ну и сволочь же ты! Я тебе за это устрою!
— Ничего ты мне не устроишь. Ты будешь сидеть, и ждать, и трястись от беспокойства за сына и за жену. В конце концов ты начнешь злиться на сынка за то, что он тебя втравил в такую историю. Потом ты подпишешь признание — я уже набросал текст. В нем сказано, что, как тебе отлично известно, твой сын, Иеронимус Рексафин, в указанный вечер находился в Зоне первого ЛЭМа, а ты скрыл его незаконные действия, солгав представителю властей. В признании также указано, что я не угрожал ни тебе, ни твоей семье, и что ты поставил подпись абсолютно добровольно.
— Лейтенант, вы так странно выглядите. Вам никто не говорил, что у вас лицо как у халтурно сделанной пластмассовой куклы? Еще и пот по нему катится. Смотришь на вас и невольно думаешь: если вашу голову разрубить пополам, она окажется сплошная?
Лейтенант Шмет не сомневался, что рано или поздно Иеронимус Рексафин где-нибудь да объявится. Скорее всего, мальчишка ночует у приятеля, а утром выйдет на улицу, там его и прихватят или отловят при проверке удостоверений личности, а может, найдут спящим в чьей-нибудь машине. Девочка с Земли все еще в камере. Она ничего не сказала лейтенанту, потому что он ее ни о чем не спрашивал. И не будет спрашивать, хотя она знает имя мальчишки. О встрече у колеса обозрения она обмолвилась случайно, еще до того как поняла, что парень все еще в бегах. Надо будет отправить несколько человек дежурить в парке аттракционов — на случай, если мальчишка решит вернуться на место преступления. Почему-то многие так делают. Разумеется, больше всего детектив рассчитывал на то, что Иеронимус придет домой, повидаться со своей сумасшедшей матерью, особенно когда узнает, что отец арестован. Стопроцентно лунный мальчишка и пяти минут не проведет в квартире, как за ним явятся штук двадцать групп захвата. На том все и закончится.
Лейтенант Шмет распорядился, чтобы его известили, если за ночь случится что-нибудь необычное, каким-либо образом связанное с лунарным офтальмическим символяризмом. Спал детектив крепко, несмотря на обычный для него кошмар о несчастье, которое с ним случилось в детские годы. Он проснулся весь в поту, затем понемногу успокоился. Сел. Нашарил свое лекарство. Зажмурил глаз и все равно видел, как она колотится в стекло, пытается спастись от огня… Лейтенант встряхнул головой, как будто можно вытрясти оттуда печальные мысли, точно песок из совка. Как это ни бессмысленно с точки зрения логики, он постоянно задавал себе один и тот же вопрос: почему они оказались там именно в это время? «Если бы мы уехали на пять минут позже…»
Детектив наклонил голову. Кошмарный сон оставил после себя необъяснимое желание броситься к ее камере, послушать у двери, все ли в порядке, а потом свернуться у порога, словно сторожевой пес, и защищать ее от ужасных, непредсказуемых бедствий. Впрочем, он мало-помалу пришел в себя и вспомнил: увы, она — не Селена.
В прикроватной тумбочке у лейтенанта хранилась матовая алюминиевая коробочка примерно два на два дюйма. Иногда он ее носил в кармане, хотя показывать никому не решался, да и сам давно уже не открывал. Просто хранил как напоминание: любой трагедии можно избежать. Каждого пожара могло бы не быть. Для каждой дороги существует объезд. Воспоминания — несводимые татуировки, терзающие душу картинами возможного, так и не воплотившимися в реальность.
И тут ему позвонили. Не по поводу мальчишки.
Когда он прибыл в Джойтаун-8, среди заброшенных зданий кишмя кишели полицейские, стараясь держаться подальше от купола. Детектив только головой покачал, глядя на их неуклюжие попытки окружить здание. Лейтенанта сопровождал серебристый робот-спасатель — Белвин, как всегда, взятый взаймы у приятеля из пожарной службы. Хоть у робота и не было лица, он изъяснялся весьма изысканно, а двигался грациозно, как лесная лань.
— Так, Белвин! — сказал лейтенант Шмет. — Повторяю еще раз: это не обычная спасательная операция на пожаре.
— Я понял, лейтенант.
— Ты знаешь, что такое лунарный офтальмический символяризм?
— Теперь знаю — я загрузил в память присланные вами файлы.
— Тебе, конечно, ясно, что четвертый основной цвет на тебя не подействует?
— Как бы он мог подействовать? Я не живое существо. У меня нет глаз, да и зачем глаза роботу, у которого отсутствует сознание, способное к восприятию зрительных образов?
— Истинная правда, Белвин. Поэтому ты мне и понадобился. У меня предчувствие, что сегодняшние события имеют самое непосредственное отношение к четвертому основному цвету.
— Я в вашем распоряжении, лейтенант.
В старом гараже против здания с куполом и скопищем забытых машин у входа устроили временный штаб. Полицейских нагнали целую армию, но никто не рисковал выходить на открытое место. Капитан Уис Бегфлендоппель наскоро организовал несколько штурмовых отрядов, оснащенных шлемами и щитами, ощетинившихся дробовиками. Сам капитан, коренастый толстяк с пышными рыжими усами и в бронежилете, просиял при виде лейтенанта.
— А, Догумнахед! Как я рад, что ты приехал! И очень вовремя — мы как раз готовимся штурмовать здание.
— Которое?
— Вон то, с куполом. Они там засели.
— Кто?
— Да эти мерзавцы, очкастые наркоторговцы!
— Ты считаешь, там присутствуют носители ЛОС? Ты уверен в этом?
— Еще бы не уверен! Вот, послушай…
Капитан взял со стола небольшой серебристый предмет — полицейскую рацию — и прибавил громкость.
Ошибиться невозможно — именно так бормочут и стонут люди, впавшие в транс под действием четвертого основного цвета. Правда, лейтенант Шмет никогда еще не слышал, чтобы подобные звуки издавало столько людей сразу.
— Часа не прошло, как мы потеряли еще одну группу из двух человек. Итого — восемь. Уже восемь сотрудников полиции пострадали от этих психов с ненормальными глазами!
— Объясните, что произошло, — попросил Шмет взволнованного капитана.
— Как ты знаешь, нам сообщили, что с пропавшего омни-трекера поступил тревожный сигнал. Отправили, как положено, группу из двух человек — выяснить, в чем дело. Прибыв на место, они сообщили, что здесь покинутый город или какая-то бывшая база…
— Лагерь оптического заключения, — перебил Шмет, отлично знавший историю Джойтауна-8.
— Неважно, — отмахнулся капитан Бегфлендоппель. — Наши сотрудники заметили, что возле здания ошиваются какие-то люди: студенты, бродяги, наркоманы, обычная шушера, какая селится в пустующих домах. Сотрудников удивило, что кому-то не лень тащиться на обратную сторону Луны, когда в наших городах полно заброшенных зданий. Войдя внутрь, они передали по рации, что видят трупы, а несколько минут спустя — тишина. Радиопомехи, и ничего больше.
Прибыли еще несколько полицейских в неповоротливых спецкостюмах и заняли позиции в бетонных коробках разрушающихся домов. Ну и дилетанты… Им бы где-нибудь на перекрестке стоять, регулировать движение, или сидеть в уютном кабинете в Леоновберге. Происходящее воспринимают как игру — им и невдомек, во что они на самом деле вляпались!
А вляпались капитально, ничего не скажешь. Считается, что подобные лагеря сровняли с землей… Как Джойтаун-8 уцелел? Может, восемьдесят пять лет назад какой-нибудь бюрократишка не удосужился замести следы? А может, решили, что никто никогда не догадается о прошлом поселка. Вот капитан полиции, например, не догадался, как и те сотрудники, что бодро вошли в здание, а ведь это, вне всякого сомнения, настоящий, подлинный проекционный техбольсинатор «Камера обскура». Полная нелепость — вообразить, будто в здании прячутся стопроцентники. Любой носитель лунарного офтальмического символяризма сбежал бы отсюда без оглядки. Только настоящий техбольсинатор, сохранившийся со времен Эпохи стойкости, способен воздействовать на такое количество людей одновременно. Отломить бы себе хоть кусочек! А лучше — захватить все здание целиком. Да разве это возможно? Он и сам не застрахован от воздействия такой стены. И все же должен быть способ…
Капитан что-то еще говорил, но лейтенант Шмет слушал вполуха. Пот градом катился по его лицу от мыслей о чудовищной силе, таящейся в здании на другой стороне улицы.
— Когда пропадает оперативная группа, естественно, следом высылают другую. После того как пропали еще две пары сотрудников, мы собрали побольше людей и оцепили здание. При появлении большого количества полиции весь здешний сброд утянулся внутрь. Мы отправили на переговоры с террористами еще двух сотрудников, но и они не вернулись.
— Там нет никаких террористов, — произнес Шмет с такой уверенностью, что капитан слегка растерялся.
— Нету? А что же, по-вашему, случилось с моими людьми?
— Ничего особенно страшного. По всей вероятности, обычная реакция на четвертый основной цвет.
— А я считаю, что они — заложники, их необходимо спасать!
— Никто никого не брал в заложники.
— Вот как? Ну что ж, через десять минут мы начинаем штурм здания. Там уже имеются мертвецы, и вонь такая… Ты не чуешь?
Дегуманхед Шмет не ответил. Он лишился обоняния много лет назад.
— Капитан, если вы войдете туда с оружием, добьетесь двоякого результата. Во-первых, случайные пули могут задеть ни в чем не повинных людей. А ваши сотрудники подпадут под действие того же фактора, который обездвижил предыдущих оперативников. Вы не сдвинетесь с мертвой точки, только станет еще хуже.
Лейтенант Шмет без особого труда убедил капитана и прочее полицейское начальство испробовать его собственный план, как нельзя более простой: пустить вперед робота Белвина, он разведает и доложит обстановку. Всем это показалось разумным решением, ведь никто не рвался штурмовать заброшенное здание — ни спецназ, ни полсотни полицейских, которых вытащили из уютной постели и отправили на это безумное задание. Всем хотелось вернуться домой и снова лечь спать.
Детектив и робот шагали через парковочную площадку. Часть автомобилей стояли здесь уже много месяцев, другие приехали совсем недавно. От одной машины прямо в здание тянулась веревка. Поднявшись на несколько ступенек, вошли в замусоренный вестибюль. Догуманхед Шмет остановился перед картиной.
— Уилсон Мак-Тули! — объявил он, мгновенно узнав портрет.
— Сэр? — переспросил Белвин.
— Да так, ничего. Это портрет замечательного человека. Уилсон Мак-Тули девяносто лет назад возглавил движение, известное под названием «Эпоха стойкости». Это время иногда ошибочно называют «Эпоха слепоты». На самом деле строительство таких вот лагерей было актом стойкости и принципиальности. Видишь ли, Белвин, Луна чужда человеческой природе, однако мы пересилили себя, пришли сюда и заставили Луну нас принять. Тогда сама природа вмешалась и попыталась перекроить нас. В результате стали рождаться люди с лунарным офтальмическим символяризмом. Таким следовало бы жить отдельно от всего остального человечества. Именно этого добивался Уилсон Мак-Тули. Одно из двух: изоляция либо лишение зрения. Лишившись глаз, носитель синдрома ЛОС может жить среди людей, а иначе пусть отправляется в изгнание…
Белвин внимательно изучал необычное лицо детектива. Даже машине было ясно, что в этом человеке кроется какая-то нечеловеческая жестокость.
Робот плавно двинулся вперед. Шмет остался стоять посреди вестибюля, рассматривая рельефную надпись на стене.
— Проекционный техбольсинатор «Камера обскура», — произнес он вполголоса. — Кто бы мог подумать!
Он нащупал в кармане алюминиевую коробочку, мысленно прикидывая варианты.
«Сказать им? Или провести расследование самостоятельно? Вот так дилемма! Если я поднесу им такое открытие на блюдечке, меня осыплют почестями, но можно ведь и самому воспользоваться. Если последователи Мак-Тули узнают, что я скрыл от них такое, меня тут же уволят, а может, даже убьют. От них не скроешь, мерзавцы все держат под контролем. Нет, рассказать придется, но только на своих условиях…»
Догуманхед Шмет разволновался настолько, что чуть не вытащил из кармана коробочку и не открыл крышку.
Белвин занялся тем, для чего его создали: спасением людей. Войдя в круглый зал, он обнаружил десятки человеческих существ в странном эйфорическом состоянии, размещенных на полу и на матрасах. Некоторые были без сознания, а некоторые — мертвы. Белвин сейчас же просканировал ДНК, дыхательные органы, кровообращение и нервную систему каждого и за пару секунд определил, кто более других нуждается в медицинской помощи. Робот сообщил полицейскому начальству, что к зданию следует немедленно подогнать несколько машин «скорой». Затем он просканировал круговую стену зала. Наличие большой поверхности, окрашенной четвертым основным цветом, делало практически невозможным пребывание здесь обычных людей, поэтому Белвин запросил подкрепление из спасательных роботов, чтобы вынести из помещения пострадавших и покойников.
Добрый робот подошел к лежащей на полу истощенной девушке. Чувствуя, что она близка к смерти, он выбрал ее первой, гибким движением балетного танцора подхватил на руки и понес к выходу. У дверей уже стояла, сверкая мигалкой, «скорая». Медики ждали с кислородными баллонами и антибиотиками наготове, чтобы спасти всех, кого только можно.
Пока Белвин выполнял свою работу, Шмет вернулся к приятелю. Капитан Уис Бегфлендоппель со вздохом облегчения отправил подчиненных по домам. Чрезвычайная ситуация разрешилась, пусть присылают дополнительных роботов, «скорую», кофе и бутерброды. Капитан подошел к лейтенанту и добродушно похлопал по спине.
— Молодец, Догуманхед! Отлично сработано! Правильно ты придумал, отправить вперед робота! Ни тебе террористов, ни бешеных наркоманов, ни заложников. Просто хренова стена того самого хренового цвета! Вот так история… Надеюсь, больше ни у кого не осталось такой краски!
— Краски, капитан?
— Да, Догуманхед, краски! — Бегфлендоппель рассмеялся, толстыми пальцами подкручивая усы. — Представь, если еще какие-нибудь подонки раздобудут подобную краску и тоже возьмутся красить стены!
— Это не краска, Уис, — прошептал Шмет. — Мой тебе совет: помалкивай об всем, что здесь было. Зал — пережиток далекого прошлого. Город-призрак… Надо бы восстановить ограду по периметру, и чтобы никто — вообще никто — и словом не обмолвился о сегодняшних событиях.
Читать бесплатно другие книги:
