Стопроцентно лунный мальчик Танни Стивен
Капитан не успел высказать своего мнения о странных речах детектива — его отвлекло появление полицейского, который вел за собой двух молодых людей в наручниках. Шмет мгновенно узнал их остекленелый взгляд. Полицейский подвел задержанных к капитану.
— Вот, прятались в сарае чуть дальше по улице.
— Да что вы говорите! — Жизнерадостный Бегфлендоппель расхохотался и снова лихо подкрутил усы.
Зато Догуманхед Шмет не видел в происходящем ровно ничего смешного. Он немедленно приступил к допросу, хотя арестованные явно пребывали не в полном рассудке.
— Что вы здесь делаете? — сурово спросил лейтенант.
Парней страшно напугал причудливый облик следователя: восковое лицо, желтые волосы, один глаз голубой, другой карий, и все тот же бирюзовый бархатный костюм. Один задержанный обратил внимание на татуировку в виде оскаленной кошачьей морды на запястье лейтенанта.
— Чувак, прикольная татушка!
— Если я прикажу, вас отправят в тесную камеру, где уже сидят весьма несимпатичные амбалы. Они могут с вами обойтись не очень хорошо, пока охранник уйдет пить кофе. Хотите вы этого? Едва ли, так что попрошу без «чуваков». Сядьте и отвечайте на вопросы, тогда я вас отпущу и валите по своим уютным мещанским норкам!
Принесли пару складных стульев. Сильно оробевшие молодые люди уселись.
— Что вы делаете в Джойтауне-восемь?
Ответил тот, что повыше:
— Тут, в здании, есть стена…
— Да, я так и понял. Откуда вы узнали про эту стену?
— Да так… Про нее все знают.
— Кто это — все?
— Все в университете.
— В каком университете вы учитесь?
— Море Нектара.
— Итак, в Университете Моря Нектара все знают о стене в этом здании?
— Ну, двое-трое ребят знают.
— Можете назвать имена этих «двоих-троих»?
— Они все здесь, в основном.
— Живы?
— Не знаю.
— Одно хорошо: сегодня мы сможем закрыть несколько висяков по розыску пропавших, как только трупы опознаем.
— Ох…
— Вот именно, ох. Кстати, не можете ли объяснить, почему вы оказались на улице, а не балдеете внутри вместе со всеми?
— Ну, у нас был свой метод.
— Метод?
— Ага. Раньше мы каждый раз внутри застревали…
— Вы уже были здесь раньше?
— Да, сэр. Несколько раз. Так вот, выйти оттуда очень трудно. Как посмотришь на этот цвет, мозг отключается, а включиться не может, потому что цвет все время перед глазами. Беда в том, что забываешь, где ты, и не догадываешься выйти. Вот мы и придумали способ: приезжаем втроем, привозим веревку и заходим туда по очереди. Через двадцать минут вытаскиваем того, кто входил, и отправляем следующего.
— Веревку я заметил, но вас только двое. Где третий?
— Внутри остался. Мы, как увидели полицию, стали его тащить, а веревка оборвалась. Мы поэтому тут и задержались — не хотели его бросать.
— Какое благородство! Итак, вы оба подтверждаете, что входили в здание с целью подвергнуться воздействию четвертого основного цвета?
— Да. По два раза входили.
— А теперь главный вопрос. Вот вы сидите и мило беседуете со мной вместо того, чтобы запускать друг друга на веревке в эту поганую комнату и там ловить нереальный кайф, и единственная этому причина…
Лейтенант Шмет показал студентам омни-трекер, который Белвин исправно передал ему после того, как эвакуировал из-под купола самых истощенных.
Студенты посмотрели на прибор и почесали в затылках. Шмет снова заговорил. Капли пота, стекающие по его лицу, выглядели крайне отталкивающе.
— Не пойму, как это устройство здесь оказалось. Полицейский омни-трекер находился в зале, на полу между матрасами, и что самое интересное — кто-то включил сигнал тревоги. Кто-то хотел навести на это логово полицию. Не представляю, с чего бы. Если вы мне поможете решить эту загадку, можете отправляться на все четыре стороны.
— Трудный вопрос, сэр. Вы не обижайтесь, но и нам, и нашим друзьям полиция была совершенно ни к чему.
— Что уж там, не стесняйтесь! Однако не все присутствующие здесь учатся в вашем университете?
— Точно, многих мы не знаем.
— Кто-нибудь вел себя странно, необычно? Быть может, выражал неодобрение происходящему?
Тот студент, что повыше ростом, встрепенулся, как будто вдруг что-то вспомнил.
— Точно! Было такое! — Он обернулся к своему другу: — Помнишь того парнишку в очках?
— Что-что? — перебил детектив Шмет. — В очках, говорите?
— Ага, стопроцентно лунный парень в защитных очках. Он с друзьями приехал. Еще спорил с нами насчет этой стены.
— Сможете его опознать по фотографии?
— Конечно!
Нечеловеческое лицо лейтенанта Шмета не выражало и десятой доли эмоций, бушевавших у него внутри. Детектив нажал пару кнопочек на клавиатуре наручного устройства. Перед студентами вспыхнуло двухмерное полупрозрачное изображение Иеронимуса Рексафина со школьной фотографии.
— Да, это он! — воскликнули оба хором.
Шмет с трудом сдерживал ликование. Он знал, он спинным мозгом чувствовал: одно с другим непременно связано!
— Замечательно, ребята! А теперь подумайте как следует. Этот мальчик в защитных очках… Именно он принес омни-трекер?
— Так, если вспомнить… — Парень прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. — Устройство принесла девчонка. Да, точно, девочка, и, кстати, тоже в очках, только более модных. Стопроцентно лунная девочка, а волосы у нее были синие…
— В самом деле? — насторожился детектив. — Ох, ну надо же… — Он принялся нажимать на кнопки, отыскивая нужную папку. — Вряд ли найдется много стопроцентно лунных девочек с синими волосами…
Лицо Иеронимуса исчезло, и появилось изображение Слинни, с той же самой школьной фотографии.
— Не она ли?
— Определенно, она!
Да эти двое балбесов — истинный кладезь информации! А ведь обалдуи редкостные, укурки, маразматики. Детектив таких ненавидел всей душой, но их показания подтвердили его давнюю уверенность: рано или поздно гнусные носители ЛОС объединятся. Сначала по двое, дальше — больше. Скоро возникнут целые армии. Это всего лишь вопрос времени.
— Рассказывайте подробно!
— Понимаете, мы приехали втроем, привязали веревку и уже собирались по очереди заходить в купол, и тут подъезжает шикарная машина… Кажется, «Проконг-девяносто».
— «Проконг-девяносто»?
— Да, точно, я теперь вспоминаю.
— «Проконг-девяносто»… — задумчиво повторил детектив Шмет.
Он больше не обращал внимания на студентов, многословно описывающих автомобиль, водителя и диковинную девчонку на переднем сиденье. Он уже услышал все, что ему было нужно.
— Капитан Бегфлендоппель, — сказал своему другу и командиру человек с лицом восковой куклы. — Объявите в розыск автомобиль «Проконг-девяносто», передвигающийся по обратной стороне Луны!
Один из студентов спросил:
— Сэр, нам можно идти?
— Да. Нет, постойте!
В голове у лейтенанта словно что-то щелкнуло. Оба глаза — и настоящий, и искусственный — уставились на молодых людей.
— Вы сказали — Университет Моря Нектара?
Они переглянулись с выражением запредельного ужаса.
Шмет презрительно посмотрел в их воспаленные глаза и бросился к двери.
Спасательные роботы укладывали полумертвых людей в ряд возле машин «скорой помощи», а покойников — перед фургонами из морга.
— Белвин! — заорал детектив. — Иди сюда!
Сверкающий зеркальным блеском робот явился на зов. Детектив подвел его к студентам.
— Белвин, просканируй, пожалуйста, этих джентльменов! Они действительно студенты Моренектарского университета?
— Да, лейтенант. Они обучаются на факультете философии ГУМН.
— Скажи, ты сканировал спасенных из той чудесной круглой комнаты, куда так стремились эти милые молодые люди?
— Безусловно, лейтенант.
— И трупы тоже?
— Разумеется. Идентификация погибших — важнейшая часть моей…
— Белвин, реши-ка мне быстренько одну арифметическую задачку. Назови, какой процент среди извлеченных из техбольсинатора людей, как живых, так и мертвых, составляют учащиеся Государственного университета Моря Нектара?
— Пожалуйста — это будет шестьдесят шесть процентов.
— Замечательно! А из этих шестидесяти шести сколько учатся на философском факультете?
Робот начал отвечать еще прежде, чем лейтенант сформулировал свой вопрос до конца.
— Согласно моим данным, из присутствующих здесь студентов ГУМН сто процентов учатся на факультете философии.
От такой новости лейтенант Шмет буквально впал в бешенство. Белвин слегка удивился его реакции на совершенно безобидные сведения.
— Так, мальчики! Выходит, мы сюда ездим не ради бесплатного кайфа? Отчего же вдруг такой наплыв студентов философии?
— Сэр?
— Есть слух, очень старый. Будто бы имеется книга, из которой удалены три главы. Я сам их читал давным-давно, однако я уничтожил свой экземпляр, понимая, как опасны подобные идеи. До чего же любопытно, что эта книга вдруг объявилась в тихой и уютной альма матер самого Гордона Чазкоффера! И не притворяйтесь, будто не понимаете, о чем я говорю!
— Сэр? — еле вымолвил один из студентов.
— Больше всего на свете я ненавижу остолопов, которые воображают себя философами, потому что они, дескать, увидали проклятущий цвет и от этого страх как поумнели! Настоящие философы упорным трудом достигают просветления! Годами копают научные материалы не покладая рук! Им некогда шляться по кабакам и дискотекам, они штудируют Гегеля, Декарта и Платона! А вы дрянь избалованная! Мало вам пялиться на этот чертов цвет ради балдежа, вы еще и вообразили, будто это вам помогает совершенствоваться!
Детектив обернулся к капитану Бегфлендоппелю, который никак не мог понять, почему его друг выходит из себя.
— Отправьте этих двоих и всех их знакомых в Олдрин-сити, пусть их там задержат до выяснения! Немедленно проведите облаву на философском факультете в Университете Моря Нектара! Изъять любые печатные издания, а особенно — старые редакции трудов Гордона Чазкоффера! Всех преподавателей — на допрос!
Уис Бегфлендоппель изумленно воззрился на приятеля. Капитан в жизни не слышал настолько нелепой просьбы.
Шмет не стал дожидаться возражений.
— Белвин! — загремел он, бросаясь к машине. — Поедешь со мной! Ночь только начинается!
Следующий пункт программы — отдел транспорта. Вряд ли так уж сложно отследить перемещения феями проклятого «Проконга-90» на обратной стороне булыжника, особенно если детишки так и будут ехать по Нулевому шоссе. А куда им еще деваться?
Детектив посмотрел на татуировку с кошачьей мордой. Если тихо сидеть у мышиной норки, рано или поздно мышка забудет, что ты ее стережешь…
Глава 16
Библиотека и впрямь была основательно запрятана. Даже Клеллен, хоть и продержалась дольше всех, надеясь на дискотеку, в конце концов соскучилась и устала, ей уже больше ничего не хотелось. Иеронимус начал подумывать, не позвонить ли ему дяде по одному из многочисленных коммуникаторов Пита, но тут Слинни крикнула:
— Вон она, прямо по курсу! Пит, видишь?
Они покинули Нулевое шоссе у отметки триста девяносто девять и двинулись по Вест-Гонг-род, узенькой проселочной дороге, петляющей среди невысоких зубчатых гор. Здесь почти не попадалось никакой растительности — настоящая пустыня. Небо стало еще темнее. Иеронимус подумал — наверное, так выглядела вся Луна до терраформирования, когда была еще просто луной.
Итог поисков несколько разочаровал. Дорога внезапно кончилась. В библиотеку вела самая обычная дверь в торце бетонного цилиндра, уходящего в глубь огромной горы. Единственным указанием на то, что здесь хранятся книги, служила неоновая вывеска над дверью — голубые мигающие буквы, образующие всего одно слово: «БИБЛИОТЕКА».
— Библиотека? — повторил Пит.
— Ага, — ответила Слинни. — Мы же говорили, что едем в библиотеку.
— Да, но обычно у библиотек бывает название. На сотню километров ни домов, ничего, и вдруг пожалуйста: «Библиотека». Не могли хотя бы назвать «Библиотека имени такого-то» или, там, «Библиотека Обратной стороны»?
Пит затянул ручной тормоз и выключил мотор. Парковочной площадки в зоне видимости не наблюдалось, так что он просто оставил «Проконг-90» у обочины.
Вылезая из машины, Клеллен решила высказаться по поводу неоновой надписи.
— Ну, не знаю, Пит, мне нравится. Прикольная вывеска. И к тому же секси! Вроде нелегального клуба для свингеров.
— Я тоже так считаю! — объявила Слинни, гадая, как же ей преподнести приятелям новость о том, что на самом деле им предстоит не развеселая вечеринка, а унылая экспедиция в хранилище бумажных книг, написанных давно умершими авторами на давно забытые темы…
Под ногами захрустели мелкие камешки. Иеронимус попробовал открыть дверь и убедился, что она заперта.
— Что за черт? Заперто!
— Вообще-то сейчас полчетвертого утра, — заметил Пит.
Он постучал по двери кулаком, но результата не добился. Видимо, дверь была толстая, из очень прочного сплава.
— Ну и вечеринка! — хмыкнула Клеллен. — Вывеску включили, а людей не пускают.
— Звонка у двери нет? — спросила Слинни с ноткой отчаяния.
— Нету. Стоп, а это что?
Иеронимус заметил сбоку от входа выступающую квадратную пластинку с узкой щелью посередине.
Пит подошел поближе.
— А! — сказал он с глубоким разочарованием. — Это старинное устройство для считывания электронных пропусков. У папы такие были на старой работе. Чтобы войти, нужна специальная карточка. Наверное, их выдают в библиотеке.
Все окончательно сникли. Пит — потому что по-настоящему хотел помочь Слинни, чтобы загладить свою вину. Клеллен — потому что сверкающая неоновая вывеска вновь зажгла в ней надежду на потрясающую дискотеку. Брейгель — потому что рассчитывал найти внутри бар, а если повезет, познакомиться с парочкой не очень стеснительных студенток и больше не быть в компании третьим лишним. Слинни — потому что знала, знала, знала, что в недрах этой горы, в отделе юридической литературы, таится информация, необходимая, чтобы Иеронимуса не посадили в тюрьму. Иеронимус — потому что запертая дверь означала полный финиш. Его поймают. Жизнь кончена. Будь оно все проклято!
Пятеро подростков стояли и смотрели на дверь. Среди скал свистел ветер. Вверху неподвижно висела комета — ослепительно яркая, но такая недолговечная…
Вдруг Брейгель сунул руку в карман, вытащил поддельное удостоверение и сунул в щель. Дверь открылась, будто по волшебству, и раздался механический голос:
«Добро пожаловать! Мы рады вашему повторному посещению, Хаусман Рекфаннибль! Приятной работы!»
Слинни бросилась Брейгелю на шею и звучно чмокнула в щеку.
На этот раз он улыбнулся, а Слинни сказала:
— По крайней мере, мой парень умеет говорить: «Сезам, откройся!»
Компания с хохотом вступила в библиотеку.
За дверью их ожидал совершенно невероятный сюрприз.
В глубине подземного комплекса гремела ритмичная музыка.
Иеронимус и Слинни изумленно переглянулись. Оба подумали одновременно: «Неужели здесь на самом деле вечеринка?»
Коридор внутри цилиндра, с выкрашенными в черный цвет стенами, уже от входа напоминал какой-нибудь клуб. Когда музыка зазвучала громче, Клеллен обернулась к Иеронимусу и показала ему язык, а потом выговорила одними губами: «Дискотека!» Слинни засмеялась, Брейгель снова задрал нос, и у Иеронимуса отлегло от сердца — кажется, друг вполне пришел в себя.
— Клеллен, радость моя мега-клаксонистая! — орал Брейгель, точно у себя в классе, на ходу изобретая слова. — Можешь сколько угодно выводить язычком словечко «дискотека», но как только ты появишься, празднику настанет полный кваркокристаллический вальсец. Все подумают: «Ого, пришла королева косолапости! Спасайся, кто может!»
Клеллен, крепко держа Пита за руку, снова обернулась и показала язык. Что характерно, хотя ее ответ мог бы показаться обидным, да она, скорее всего, и хотела обидеть, на самом деле в словах Клеллен звучала непритворная нежность.
— Брейгель, да ты сам-то в танцах ни на вот такую крохотулечную чуточку не шаришь! Дамы от одного запаха по углам разбегутся! И будешь ты в одиночестве исполнять зажигательное танго с воображаемой девушкой своей мечты, карапузик!
— Ах, Клеллен, пока что я вижу только двух дам в обозримой окрестности, а точнее — одну, потому что вряд ли тебя можно назвать дамой… Ну ладно, допустим, из уважения к Питу, мы временно будем считать Клеллен дамой. Так вот, вы обе утратили шанс танцевать с королем лунных дискотек, ибо клан Вестминстеров славится на всю Солнечную систему танцорским мастерством…
Слинни, хоть и шла, держась за руку Иеронимуса, при этих словах обернулась к Брейгелю с искренним восхищением во взоре.
— Слушай, Брейгель, придется с тобой станцевать, раз ты такой талантливый!
— Ага, мне тоже, — подхватила Клеллен. — Только я все равно лучше танцую!
Брейгель, страшно довольный вниманием, ответил:
— Дамы, тут такое дело… Поскольку у вас уже есть кавалеры, которых я глубоко ценю и уважаю, придется вас внести в список после других, более опытных женщин, которым суждено не только изощряться со мною в танцах и плясках, но и удалиться затем в сторонку от светского общества, дабы предаться взаимным радостям недетской любви в чертогах, во дворцах, на бастионах наслаждения…
Клеллен расхохоталась.
— Я смотрю, наш красавчик уже составил себе расписание на вечер!
Подземный коридор привел к двустворчатым дверям. Пит распахнул их, и все вошли в просторный холл с высоким потолком и алюминиевыми стенами. Слева стоял письменный стол, за которым никто не сидел, а на столе красовалась картонная табличка с надписью «Дискотека» и стрелочкой, указывающей на еще одну дверь.
Холл ничем интересным не отличался, а музыка звучала все громче и манила за собой. Ничего другого не оставалось, как двигаться дальше по таинственному лабиринту. Над дверью в глубине холла оказалась надпись: «Конференц-зал 5». Хоть они и слышали музыку, все равно увиденное за дверью ошеломило. Человек пятьдесят вполне взрослых людей пили и плясали в полумраке, то и дело прорезаемом вспышками света от мерцающих ламп. Столы и стулья сложили штабелем у стены, освободив место для бара, стереосистемы, диджея и полупьяного народа. Похоже, участники странной вечеринки протанцевали половину ночи и собирались продолжить веселье до утра.
На незваных гостей никто не обратил внимания. Клеллен, чтобы не терять ни единой лишней секунды, потащила Пита в самую гущу танцующих и лихо пустилась в пляс. Пит, сам танцор весьма неизобретательный, заходился хохотом, глядя на ее выкрутасы. Иеронимус держался в сторонке, выискивая в комнате единственное знакомое лицо. Ну конечно, вот он, тут как тут.
Слинни, так и не выпустив его руки, зашептала на ухо:
— Иеронимус, вон тот человек, который танцует сразу с двумя дамами, это же твой папа?
— Нет. Это дядя Рено.
— А как похож!
— Ага, только моложе.
Тот, о ком они говорили, бодро скакал среди веселой толпы, вокруг болтали и смеялись. «Он не подозревает, что папа в тюрьме, — подумал Иеронимус. — А значит, полиция не знает, что дядя Рено как-то связан со всей этой злосчастной историей. Значит, здесь можно на время затаиться».
Брейгель уже пристроился у стойки и смешил бармена какими-то байками, пока тот наливал ему два немаленьких стаканчика водлунки.
Удобные глубокие кресла у стен почти все были заняты участниками гулянки самого разного вида и возраста. Оставалось неясным, кто все эти люди и в честь чего веселье. Во всяком случае, Иеронимусу явно повезло — теперь не придется разыскивать и будить дядю.
Иеронимус и Слинни приготовились проталкиваться к нему, как вдруг Рено Рексафин сам посмотрел в их сторону.
— Господи! Это же Иеронимус! — Дядя Рено тронул за локоть свою партнершу. — Смотри, это мой племянник!
Он растолкал танцующих и с разбегу сгреб Иеронимуса в объятия, так что оба чуть не повалились на пол. От дяди отчетливо пахло алкоголем. Он был вдребезги пьян.
— Глазам не верю! — завопил он на весь зал. — Какой сюрприз! Как ты узнал про нашу вечеринку? Тебе папа сказал? Он тоже здесь? Где ты, Ринго, старый негодник! — добродушно орал дядя Рено в полной уверенности, что отец Иеронимуса сейчас появится.
Тут его взгляд упал на Слинни.
— Ого!
Он ухмыльнулся Иеронимусу и тут же переадресовал свою шутовскую улыбку Слинни.
— Приветствую, милая барышня! — Дядя Рено с поклоном поцеловал ей руку. — Рено Рексафин, ваш покорный слуга!
К сожалению, он перестарался, кланяясь слишком низко, и шмякнулся на пол. Его партнерша в платье с золотыми блестками быстро опустилась на колени и помогла дяде Рено подняться.
Иеронимус оглянулся, ища глазами друзей. Брейгель лихо опрокинул одну за другой две стопки водлунки, а Пит и Клеллен исполняли модный «птичий танец», в котором партнеры кружатся друг возле друга, размахивая руками, словно обезумевшие колибри.
Рено Рексафин подскочил к племяннику и схватил его за плечи.
— Извини, Иеронимус, я немного выпил.
— Ничего, дядя Рено.
— Папа тоже здесь?
— Нет.
— Как же вы сюда добрались?
— Долго рассказывать.
— Папа знает, где ты?
— Нет.
Дядя Рено прошептал на ухо Иеронимусу, кивая в сторону Слинни, которая разговаривала с женщиной в блестках:
— Это твоя… твоя подружка?
Иеронимус, помявшись, улыбнулся.
— Подружка? Молодец, племянничек! Знай наших!
Слинни подошла к ним, сияя улыбкой.
— Иеронимус! Вот удача! Познакомься, это Матильда, она проведет меня в отдел юридической литературы!
— Юридический отдел? — засмеялся Рено. — Вы притащились в такую даль, попали прямо в разгар веселья, а тебе первым делом понадобилась юридическая литература?
Слинни ушла вместе с Матильдой — та оказалась штатной библиотекаршей, причем трезвой, меж тем как дядя Рено успел упиться в шлак. Никакой особенной причины для вечеринки не было — примерно раз в две недели кто-нибудь из сотрудников устраивал праздник по любому подходящему поводу. А на самом деле им просто было скучно. Вокруг — ничего и никого, а работа напряженная, и не только в плане хранения книг. Здесь ежедневно загружали в компьютеры огромные массивы данных. Тысячи книг сканировали страницу за страницей, а выполнять эту операцию из-за хрупкости древней бумаги могли только люди. Скорее всего, работы еще лет на триста, а в библиотеке и так не хватает сотрудников.
Рено любил сюда приезжать по двум причинам. Как профессор древней литературы он получал доступ к редчайшему источнику — к бумажным первоизданиям. Здесь он совершал самые невероятные открытия, и ему очень нравилось вместе с библиотекарями и архивными работниками разгадывать загадки древней литературы.
Вторая, не менее важная причина была мало кому известна. Рено Рексафин вел двойную жизнь. Иеронимусу и в голову бы не пришло, что, кроме жены на Земле, у дяди уже много лет была возлюбленная в лунной библиотеке, и звали ее Матильда. Именно она повела Слинни в отдел юридической литературы.
Иеронимус чудовищно устал. Он устроился посидеть на диванчике у стены. Толпа танцующих немного поредела и стало видно, как Клеллен изображает весьма неординарную вариацию на тему популярных хитов. Кое-то, конечно, считал Клеллен полнейшей психопаткой, но многим нравился ее азарт. Вдруг она поймала взгляд Иеронимуса и замахала ему рукой. Что-то еще кричала, только за грохотом музыки не расслышать. Наверное: «Мус, давай к нам!» И Пит рядом с ней кричал: «Давай сюда, друг!» Брейгель на другом краю танцпола отжигал с какими-то подвыпившими дамами за тридцать, находившими его ужасно забавным. Иеронимус колебался — в конце концов, какой смысл танцевать без Слинни? С другой стороны, ему было невыразимо тоскливо. Скоро, уже совсем скоро полиция его догонит, и больше он никогда не увидит своих друзей. Его давило чувство обреченности. Счастье общения с друзьями, и ботанами, и дебилами, и даже середнячками в лице Пита, ускользало безвозвратно. Вот-вот за ним придут, а пока еще осталось время, нужно танцевать. С Клеллен и со Слинни тоже, когда она вернется. Прыгать и скакать в общей массе, размахивать руками, хоть немножко еще побыть человеком.
Еще чуть-чуть, и все кончится…
Иеронимус поднялся с диванчика и бросился в толпу, как в омут. Клеллен завизжала от восторга, Пит радостно засмеялся. Иеронимус танцевал, забыв обо всем, выплясывал свои беды в глубине огромной пещеры на обратной стороне Луны, среди тысяч, миллионов, миллиардов бумажных книг, которых никто не читал уже долгие столетия и вряд ли когда-нибудь прочтет.
— Ты с мамой никогда не разговаривал?
— Дядя Рено, ты пьяный.
— Много лет назад мы с твоей мамой были знакомы.
— Я так и думал.
— Ни единого слова?
— Ты же знаешь, какая она. Все время плачет, и больше ничего.
— Я думаю, что мой братец — осел.
— Дядя, пожалуйста, не надо.
— Нет, я серьезно! Я его люблю, он мой старший брат, но что за придурок. Полный идиот.
— Перестань, пожалуйста. Тяжело слышать, когда твой собственный дядя так говорит о твоем папе.
— Знаешь, почему мама все время плачет?