Стопроцентно лунный мальчик Танни Стивен

— Не знаю. Потому что из-за меня на всю жизнь застряла на Луне?

— Нет. Совсем не поэтому.

— Ну, тогда, наверное, какая-нибудь глубокая психологическая причина. Патология какая-нибудь.

— Имя Иеронимус дал тебе папа?

— Кажется, да. А что?

— Твоя мама была прекрасной писательницей. Знаешь ты это?

— Я знаю, что она когда-то написала книгу.

— Не просто книгу. Роман. Удивительный роман.

— А… ну, значит, роман. Ага.

— Ты его не читал?

— Папа сказал, что тираж изъяли. Ни одной книги не осталось.

— А тебе не любопытно, что написала твоя мама?

— Дядя Рено, она целыми днями сидит в кровати в дождевом плаще и плачет.

— Она не всегда была такой.

— А ты не всегда был пьяницей.

— Я не пьяница. Я сейчас пьяный. Завтра протрезвею. Я вообще нечасто пью. Сегодня — особый случай.

— Какой такой случай, дядя Рено?

— Забыл. Надо спросить Матильду, когда она вернется с твоей очаровательной синевлаской. Как, бишь, ее зовут?

— Слинни.

— Прелестное имя. Скажи, как тебе понравилась Матильда?

— Я на нее особенно не смотрел.

— По-твоему, она красивая?

— Да, конечно.

— Знаешь, ты папе не говори, мы с ней, мы… Ну, она и я, мы…

— Дядя Рено, я не хочу этого слышать. Ты мне этого не говорил, о’кей?

— Она… Я с ней счастлив… Она такая…

— Хочешь кофе?

— Твоя мама однажды мне сказала…

— Я, наверное, пойду еще потанцую с друзьями.

— Когда твоя мама была молода…

— Ох, чуть не забыл! Дядя Рено, можно, мы с друзьями сегодня здесь переночуем?

— Э-э… Конечно, Иеронимус. Вот вернется Матильда, она вас устроит в общежитии. А пока я не отключился и пока ты не лег спать, я хочу кое-что отдать тебе. На той неделе нашел совсем случайно. Это подарок. Я хотел вчера тебе вручить, но ты домой не пришел, а мне надо было ехать сюда, на эту чудесную вечеринку. Никуда не уходи, я сейчас. Вот прямо сейчас вернусь…

Иеронимус посидел немного — просто сил не было встать. Зазвучала медленная музыка, посреди зала осталось всего несколько пар танцующих, в том числе Пит и Клеллен. Они еще ни разу не присели отдохнуть, а ведь прошло, наверное, часа два. Иеронимус посмотрел на запястье — почти половина шестого. Никто не собирался расходиться, бармен все еще раздавал напитки. Брейгель сидел на диванчике между двух женщин, все трое смеялись, чокались и снова смеялись. Одна отобрала у Брейгеля цилиндр и нахлобучила себе на голову. В зал вкатили стол на колесиках с целыми грудами жареного мяса на больших овальных блюдах.

«Вот это разгулялись, — подумал Иеронимус. — Они сегодня вообще угомонятся?»

Вернулся дядя Рено — в одной руке пластиковый стаканчик с кубиками льда и янтарным виски, в другой — синий бархатный мешочек с каким-то предметом внутри. Мешочек он вручил Иеронимусу, а из стакана сделал долгий глоток, позвякивая льдинками.

— Спасибо, дядя Рено, — неуверенно произнес Иеронимус.

Дядя в ответ только грустно усмехнулся, глядя вдаль.

Иеронимус вынул из мешочка загадочный предмет. Это оказалась книга. Настоящая, бумажная, в кожаном переплете. Иеронимус перелистал страницы не читая. Настоящие страницы с настоящей типографской краской. Потрясающее ощущение!

— Настоящая книга!

— Вообще-то здесь таких полно.

— Ты ее украл? Это не противозаконно?

— Вполне законно. Если мы обнаруживаем три или четыре экземпляра одного издания, лишние полагается просто выбросить, если книга не представляет исторической ценности. А можно оставить себе. Я подумал, что у тебя должна быть эта книга.

— Ей, наверное, сотни лет, — прошептал Иеронимус. — А на вид как новая.

Он раскрыл книгу, ожидая увидеть текст на древнем языке, но на титульном листе каждое слово оказалось понятным. Автор и заголовок.

Барби О’Фолихорн
«Страна дождей»

Иеронимус уставился на дядю.

— Мамина книга… Где ты ее достал?

— Я же говорю — нашел. Случайно. Искал что-то совсем другое и наткнулся на коробку с четырьмя экземплярами.

— Я думал, эта книга пропала. И вообще, я думал, бумажных книг больше не печатают.

— Все так считали, однако несколько лет назад на Земле попробовали возродить старинное книгопечатание. В наше время все так непрочно, все ускользает из рук. Роман твоей мамы приняли к печати, но она, знаешь, немножко упрямая — после появления бумажной книги не давала согласия на издания в любом другом виде. Проект провалился в коммерческом отношении, зато критики роман заметили. Еще чуть-чуть приложить усилий, и мама стала бы известной писательницей, но с ней уже тогда начало твориться неладное. Мама не хотела даже смотреть на свой роман и сама уничтожила все имевшиеся у нее экземпляры.

— Забери эту книгу! Она мне не нужна.

— Да нет, стопроцентник, еще как нужна! И ты прекрасно знаешь почему. Открой книгу. Мама написала ее за много лет до твоего рождения. Она вся там, Барби О’Фолихорн, и она хочет говорить с тобой…

— Хватит, дядя Рено! Ты такой же нудный, как папа.

— Наверное, ужасно расти в одной квартире с мамой, которая целый день лежит в кровати в дождевике, то плачет, то спит, то снова плачет и никогда с тобой не разговаривает, а папа делает вид, что все нормально.

— А тебе-то что до этого?

— А мне — всё до этого. Ну не смешно ли? Я по твоей маме скучаю больше тебя. Я ее знал. Она мне была как старшая сестра. Мне ее не хватает, потому что я многое о ней знаю, чего твой отец никогда тебе не рассказывал. Например, ты никогда не задумывался, почему она спит в дождевике? На Луне ведь не бывает дождя.

— Я ухожу.

— Никуда ты не пойдешь. Твоя синевласка пока не вернулась из отдела юридической литературы. Придется тебе еще послушать своего дядьку.

— Ты совсем пьяный!

— Знаешь, в какой стране жила твоя мама на Земле?

— Не знаю.

— Как ты можешь не знать? Этой страны больше нет на картах. Там постоянно шел дождь, и все ходили в дождевиках. А однажды дождь полил в буквальном смысле не переставая. Лужи превратились в озера, ручейки стали реками, вода поднималась все выше, потом океан хлынул на сушу, и вся та местность стала одной большой водной могилой. Вся мамина семья погибла, а у нее было семь братьев. Спаслись только мама и ее бабушка.

— Пожалуйста, перестань! Не надо мне это рассказывать!

— Ты всегда это знал. Ты понимал, Иеронимус, что в жизни твоей мамы была трагедия намного мрачнее, чем твои собственные беды. Тень этой трагедии преследует тебя, буквально пополам режет. Наполовину ты конформист, вроде отца, а наполовину — изгнанник, как мама. На самом деле твоя проблема — вовсе не офтальмический, как там его… Твоя главная проблема — то, что ты ни разу в жизни не говорил с мамой, а этого тебе хочется больше всего на свете.

— Дядя Рено, по-моему, ты уже наговорил больше чем достаточно. Пора и остановиться.

— Ты считаешь?

— Да. Очень ты сегодня разговорчивый.

— Как грустно, что ты это можешь сказать дядьке, а не родной матери.

— Моя мама — сумасшедшая, и не будем больше об этом.

— Жаль, что твой отец не сумел ей помочь.

— Может, он ничем и не мог помочь.

— А, пассивный подход… До чего же ты похож на отца, когда так говоришь. Плыви по течению — и будь, что будет. Бедная Барби! Я всегда считал, что она слишком хороша для моего бестолкового братца. Типичный неудачник. Ведь неудачник, согласись?

— Ага, точно, неудачник. Он сейчас в тюрьме, потому что меня выгораживал.

— Правда?

— Тебя не волнует, что твоего брата посадили?

— Не больше чем тебя, мой мальчик. Ты его ненавидишь посильнее, чем я. Иначе давно бы мне рассказал вместо того, чтобы отплясывать с той чудной девчонкой.

Рено показал пальцем на Клеллен.

— Девочка — просто нечто! Спорим, в ее жизни тоже найдутся неимоверные трагедии. Как и у ее парня, только он еще об этом не знает. А второй твой друг, который сидит вон там с таким видом, как будто еще не решил, с которой из двух дам закончит сегодняшнюю ночь… На нем просто большими буквами написано: «ТРАГЕДИЯ». И у меня есть трагедия, да еще какая. И у папы твоего. И у моей Матильды. У каждого в этой комнате. Весь наш круглый булыжник — трагическое место. А уж у тебя просто Волшебная гора трагедий. Давай-ка срочно придумывай, что с ней делать, пока она не превратилась в вулкан и не снесла тебе башку.

Иеронимус пошел прочь, петляя между танцующими. Клеллен проводила его взглядом, а Пит даже голову повернул вслед.

Одинокий, словно призрак, мальчишка нашел себе свободный диванчик и уселся.

Открыл роман своей матери. Прочел первые две страницы. Закрыл книгу и спрятал в карман.

Сгорбился, закрыв лицо ладонями.

Просунул пальцы под очки и вытер с глаз печальные капли.

Глава 17

Дальше все стало происходить очень быстро. Наконец-то вернулись Матильда и Слинни. Матильда направилась туда, где дядя Рено, почти в отключке, прилег на диванчик, а Слинни подошла к Иеронимусу.

Улыбаясь, она присела рядом и поцеловала его в губы.

Тут в зале включился свет. Очень яркий.

Слинни с Иеронимусом отодвинулись друг от друга и, к огромному своему огорчению, увидели Догуманхеда Шмета. Иеронимус его сразу узнал, хотя с той школьной истории прошло уже два года. «В чем дело? Неужели кто-то пожаловался на шум?» Тут он сообразил, что этот самый полицейский звонил его отцу и к тому же ненавидит стопроцентников лютой ненавистью. Вряд ли такого пришлют по поводу банального нарушения тишины.

Лейтенант привел с собой еще человек десять, а то и больше, полицейских в плащах и цилиндрах, но, кажется, не при оружии. Они мигом окружили участников праздника. Вид у полицейских был усталый и скучающий, только потное восковое лицо лейтенанта Шмета выражало неистовый восторг.

— Леди и джентльмены, пожалуйста, не пугайтесь! Я — лейтенант Догуманхед Шмет из управления полиции Моря Спокойствия, отдел по борьбе с оптическими преступлениями. Мы не намерены прерывать ваш замечательный праздник, можете продолжать свое убогое веселье и жалкий разгул, как только я арестую чрезвычайно опасного преступника, который скрывается от закона среди вас.

При этих словах Слинни встала и направилась в сторону танцпола. Она обняла Клеллен за талию и что-то зашептала на ухо. Клеллен испуганно смотрела на нее. Слинни вынула из кармана и сунула ей в руку крошечный предмет — прямоугольную серую коробочку размером с палец. На коробке мигала красная лампочка. Клеллен кивнула с серьезностью маленького ребенка, которому поручили важное дело.

— Беглец, которого я разыскиваю, — продолжал между тем лейтенант, — носит защитные очки, характерные для определенной группы лунных граждан. С ним несколько сообщников, в том числе синеволосая девочка-подросток, также в защитных очках, и мальчик, который сидит за рулем. Они путешествуют на автомобиле «Проконг-девяносто».

«Слушай, Клеллен, я тебе сейчас дам одну вещь. Эти люди пришли арестовать Иеронимуса и почти наверняка меня тоже заберут. Если так случится, отнеси этот чип с данными в Лунный федеральный суд, в отделение округа Коперник. Это очень-очень важно. Знаешь большое белое здание в форме улитки? Одно из самых известных на Луне. Найди там человека по имени Раскар Мемлинг. Это мой старший брат, он там работает. Передай ему эту штучку. Только ему, в собственные руки, и расскажи, что здесь было. Все, наверное, волнуются, куда я пропала. У брата есть друг, судья в конституционном суде. На кубике с данными записано доказательство, что таких, как мы с Иеронимусом, бросают в тюрьму незаконно, без суда и следствия. Есть тайный сговор между частью правительства и корпорациями… Некогда сейчас объяснять. В общем, скандал будет грандиозный. Главное — отдай эту вещь моему брату. Клеллен, теперь все зависит от тебя. Меня арестуют и, скорее всего, будут допрашивать всех, с кем я общалась. А тебя не тронут — ты просто танцевала, и ничего больше. Пожалуйста, запомни: мой брат. Расскажи ему все. Постарайся запомнить! Может, это самое важное, что ты сделаешь в своей жизни. Не знаю, увидимся ли мы еще. Было здорово с тобой дружить. Я знаю, что на тебя можно положиться».

Лейтенант Шмет продолжал свою неприятную речь.

— Я сейчас оглашу список лиц, которые должны быть задержаны, а остальные могут продолжать развлекаться. Тех, кого я назову, попрошу выйти вперед. Иеронимус Рексафин. Слинни Мемлинг. Питер Кранах. Рено Рексафин. Матильда Вейден…

Иеронимус и Слинни подошли к детективу Шмету.

Иеронимус сказал:

— Послушайте, вот он я. Забирайте. Зачем вам другие?

Лейтенант, не отвечая, принялся зачитывать обвинения, как будто они были в зале суда, а сам детектив представлял собой судью, присяжных и палача в одном лице.

— Иеронимус Рексафин, ты арестован по обвинению в оптической агрессии, а именно: демонстрировании незащищенных глаз ничего не подозревающей туристке с Земли. Слинни Мемлинг, ты арестована по обвинению в краже полицейского омни-трекера, который впоследствии со злым умыслом поместила в крайне опасном месте. При извлечении оттуда устройства серьезно пострадали восемь сотрудников полиции. Питер Кранах, ты арестован по обвинению в сознательном пособничестве преступникам, которых доставил на обратную сторону Луны, на запретную территорию, а именно: в поселок Джойтаун-восемь, известное место сбора преступных группировок и торговцев наркотиками.

Пит, не веря своим ушам, заорал на лейтенанта:

— Вы что, с ума сошли? Мы ничего плохого не делали!

— Оскорбление сотрудника полиции при исполнении им служебных обязанностей может быть по желанию сотрудника приравнено к нападению. Вы меня оскорбили. Вы ранили мои чувства. Молодой человек, я обвиняю вас в нападении на сотрудника полиции!

Пит бросился на него с кулаками, но Шмет оказался проворней. Чуть заметное движение кисти — и вот уже рослый спортсмен корчится на полу, прижимая к себе сломанную руку.

— Преданность друзьям — похвальная черта, а вот глупость непохвальна, — обронил детектив и вслед за тем продолжил перечень обвинений.

— Рено Рексафин, вы арестованы по обвинению в сознательном пособничестве и укрывательстве преступников. Матильда Вейден, для вашего ареста, строго говоря, нет оснований. Будьте любезны пройти с нами для дачи показаний.

Потом лейтенант принялся наугад тыкать пальцем в толпу.

— Вы, вы и вы! Мы вас забираем для допроса. Если кто-то по неосторожности впустил преступников в библиотеку, пусть также пройдет с нами!

В толпе загомонили — требования лейтенанта показались очень уж дикими.

Вдруг какой-то полицейский вытолкнул вперед Клеллен и Брейгеля.

— Лейтенант, а с этими что? Они подростки, наверное, друзья подозреваемого?

Шмет глянул и расхохотался, узнав обоих. Он видел их в той злополучной школе, когда Иеронимус взглядом убил одноклассника. Жалкие, никчемные убожества.

— Отпустить! Эти ничего не знают — слишком тупые. Обыкновенная парочка дебилов, так их в школе называют. Девчонка — ненормальная шлюшка, а парень — умственно отсталый.

В другое время Клеллен за такой отзыв изругала бы лейтенанта вдоль и поперек, но сейчас она стояла молча, глядя в неподвижное, кукольное лицо. У нее было удивительное чувство, словно прежняя Клеллен осталась далеко-далеко. В один миг она стала другой. Уставившись в глаза детективу, Клеллен ловила каждое его слово, сжимая кубик с данными в руке, а в душе у нее росла стальная решимость. Она точно знала: последнее слово будет за ней.

Зато Брейгель не сдержался. Пока Шмет говорил, здоровяк смотрел на него с усмешкой, склонив голову к плечу и жуя картофельные чипсы — открытую пачку он держал в руке.

— Извините, сэр, я тут подумал: какое у вас лицо странное. Как будто пластмассовый манекен покрыли воском! Если взять ножик да рассечь вам голову, наверняка она внутри сплошная…

— Я передумал! — объявил лейтенант Шмет. — Олуха тоже заберите, пусть дает показания.

Затем детектив обратился к Клеллен:

— Видно, ты одна осталась. Все приятели под арестом. Как же ты теперь домой доберешься? Наверное, телом оплатишь дорогу?

Несколько полицейских заржали. Клеллен промолчала, глядя прямо перед собой.

Иеронимусу и Слинни надели наручники. Их посадили в машину к лейтенанту и Белвину, спасательному роботу, который сидел за рулем. Остальных развели по другим машинам, а Пита из-за сломанной руки отправили в тюремную больницу.

Обратный путь прошел почти без происшествий. Иеронимусу оставалось только наблюдать за сменой пейзажа — вновь появились знакомые картины далеких городов в неоновых огнях, оживленных магистралей и вечно красного неба.

Стаи колибри виднелись вдали, одни летели параллельно движению машины, другие — огибая высотные дома. Кто знает, куда они летят? Издали их скопления напоминали бесцветных драконов, властителей лунного неба.

«Сегодня начинается мое изгнанничество», — думал Иеронимус.

Они со Слинни переглянулись и улыбнулись друг другу. Скоро их разлучат, отправят в разные тюрьмы и будут учить на пилотов, а потом забросят в далекий унылый космос. Там каждый проживет короткую, неинтересную жизнь, полную неизбывного одиночества.

— Лейтенант, — сказала Слинни, — вы придете на суд?

— На суд? — засмеялся человек с восковым лицом. — С чего ты взяла, что вас будут судить?

— Так полагается по закону. Мы имеем право на справедливый суд.

— Ты, мисс, имеешь право держать рот на замке.

— Если бы я ограбила банк, меня бы судили?

— Тебя? Нет.

— А если бы я была просто первым попавшимся человеком с улицы, без лунарного офтальмического символяризма, и ограбила банк, меня бы судили?

— Тогда — да.

— Понятно. Значит, способность видеть четвертый основной цвет лишает меня законных прав.

— Никто тебя прав не лишает, у тебя их никогда и не было. Те, кто видят четвертый основной цвет, не могут считаться людьми, так что и гражданские уложения нашего общества к вам неприменимы.

— А где это написано?

— Нигде. Поскольку вы не люди, не для вас закон писан.

— Выходит, все дело в том, что государство не признает нас за людей?

— Ясно ведь, что ты и твой дружок — нлюди.

— Если мы не граждане, кто дал вам право нас арестовывать?

— Я вас арестую, потому что вы представляете угрозу для общества. Если бы по улицам бегала бешеная собака и кусала людей, я был бы обязан ее отловить. Конечно, с бешеной собакой я бы не вел столь приятную беседу, но в общих чертах, думаю, ты поняла.

— А что с нами дальше будет?

— Я отвезу вас в Олдрин-сити, в полицейский участок. Оформлю задержание, а потом препровожу вас в камеру. Там вы будете ожидать высылки в частную тюрьму.

— Частную? Нас даже не оставят в государственной тюрьме?

— О нет! Такими, как вы, нлюдьми, занимаются несколько корпораций — вот одной из них вас и передадут.

— Покажите, где это записано в законе!

— Покажи, где в законе записано, что ты — человек.

— Просто возмутительно, как вы с нами разговариваете!

— Мисс Мемлинг, откуда ты взяла полицейский омни-трекер?

— Как вас только в полиции держат? Вы явно не соответствуете профессиональным требованиям!

— А может, я хороший следователь. Вас же выследил, например.

— Тоже мне, подвиг, — вмешался Иеронимус. — Мы всего лишь дети, а вы нас выставляете какими-то жутко опасными преступниками.

— По сути, ты с самого рождения оказался вне закона.

— Правда? А по-моему, вы могли бы и более полезное занятие найти. На Луне такой высокий уровень преступности, а вы на ерунду время тратите.

— О нет, не на ерунду! Благодаря вам я нашел настоящий, подлинный проекционный техбольсинатор «Камера обскура».

— Эту мерзость необходимо уничтожить! — воскликнула Слинни.

— Эта мерзость нам еще ох как пригодится!

— Ужас кромешный! Как могли такое построить! — негодовала Слинни.

— Когда-то их было несколько. Эти учреждения создали в Эпоху стойкости. О, прошу прощения, я неполиткорректно выразился. Ваша братия называет ее Эпохой слепоты. Так о чем это я? Ах, да. Видишь ли, всех буквально заворожил четвертый основной цвет, но никто не знает, как с ним совладать. Как тебе, по всей вероятности, известно, обычный человек впадает в шок от этого цвета, и прежде чем придет в себя, становится крайне податлив к внушению. Вот в чем опасность таких, как ты. Поэтому и было создано мощнейшее орудие — круглая комната, стены в которой сплошь заполнены тысячами стопроцентно лунных радужек. Войдя туда, человек забывает, кто он такой. Пока он не опомнился, можно ему сказать все, что угодно, и это станет его воспоминаниями. Соберите в таком зале двадцать величайших ученых, скажите им какую-нибудь глупость, вроде того, что Земля плоская и вращается вокруг Луны, которая сделана из сыра, и они выйдут оттуда с глубоким убеждением, что так все и обстоит на самом деле.

— Варварство какое…

— Дорогая синевласка, это неопровержимый факт. Как ты думаешь, почему случаются нападения на стопроцентно лунных людей, когда у них забирают глаза? Некоторые так жаждут увидеть этот цвет, что готовы пойти и на убийство. А кое-кто стремится воздействовать на других при помощи этого цвета. Представь, какие открываются возможности! Внушать другим ложные воспоминания — почему такое сказочное могущество должно достаться только тем, кому оно дано при рождении? В Эпоху стойкости этому природному феномену нашли надлежащее применение — всех вас отделили от основной массы человечества, забрали ваши глаза и создали несколько залов, подобных тому, что в Джойтауне-восемь. Эти залы позволяли великолепно манипулировать памятью политиков, юристов, писателей, ученых, врагов государства — словом, всех, кого требовалось немного перепрограммировать. Я уже дал распоряжение запереть эту комнату и передать ее под исключительный надзор отдела по борьбе с оптическими преступлениями. В чьих руках ключ — у того и сила. Да, я не забыл упомянуть, что ключ — в моих руках?

— Я думаю, вы спятили, — сказал Иеронимус. — Что-то страшное с вами случилось, и вы на этой почве тронулись умом. Видно же! Ваше лицо, ваша кожа. Я больше ни у кого такого не видел. Это у вас не врожденное, значит — несчастный случай? И этот ужас вы постоянно носите с собой…

— По-моему, вам лучше помолчать, молодой человек!

— А по-моему, я угадал.

Вдруг заговорил Белвин, до тех пор молчавший:

— Лейтенант Шмет, а ведь я был при этом.

— Что? Ты, робот? О чем ты говоришь?

— Я там был. Это я много лет назад вытащил вас из огня. Вам было примерно двенадцать. Произошла ужасная катастрофа — мега-крейсер упал на шоссе недалеко от кратера Тихо. Погибли сотни людей. Меня вызвали на место происшествия, но в вашем автотранспе почти никого спасти не удалось. Я крайне сожалею, что не сумел помочь другим членам вашей семьи. Это невероятная трагедия. Ваши мать, отец, семеро сестер — все погибли в огне. Вы сами, к счастью, выжили, хотя и сильно обгорели. Впрочем, как вижу, искусственная кожа вполне прижилась.

Как известно, роботы-спасатели не отличаются тактичностью. У них другие таланты: способность войти в огонь, отыскать и спасти людей. При всей своей изысканной любезности Белвин не подозревал, что его слова, мягко говоря, огорчают лейтенанта Шмета.

— Если бы у тебя был рот, я бы тебе велел его захлопнуть! А так — приказываю отставить комментарии и сосредоточиться на вождении. Точнее говоря, останови машину!

Робот послушно умолк и резко затормозил у обочины.

— А вы, уроды, не думайте ничего такого! Мы остановились не потому, что разговорчики Белвина меня задели, все это вас вообще не касается. Просто мне нужно кое-чем заняться. А вы будьте любезны, оставайтесь на своих местах, я скоро вернусь.

Шмет вылез из автомобиля, и его странные белобрысые волосы тут же растрепал ветерок от проезжающих машин. Чуть впереди стояла еще одна патрульная машина с включенной мигалкой. Шмет рысью подбежал и с кем-то заговорил, наклонившись к окошку.

Слинни смотрела прямо перед собой, приоткрыв рот. Ее лицо выражало всепоглощающее изумление.

— Шмет, — прошептала она, как во сне. — Его ведь Шметом зовут?

Иеронимус ответил:

— Ага.

— У него один глаз голубой, другой карий?

— Точно. Если ты заметила, один глаз искусственный.

Слинни повернулась к роботу на переднем сиденье.

— Белвин, ты сказал, что Шмет получил ожоги при аварии мега-крейсера поблизости от Тихо? Это было много лет назад, правильно?

— Да.

— И при пожаре погибли семь сестер Шмета?

— Совершенно верно.

— Иеронимус! — задохнулась Слинни. — Это же знаменитый пожар! И не только из-за аварии. Там в автотранспе был мальчик, и у него семь сестер. Двенадцатилетний мальчик по фамилии что-то вроде «Шмет». Настоящий уникум. Сообщали, что он погиб, и при этом — ты не поверишь — это был редчайший случай: наполовину-лунный мальчик! Пятидесятипроцентник! Один глаз у него был нормальный, а другой — четвертого основного цвета!

— Все правильно, — вмешался Белвин. — При пожаре он лишился глаза с лунарным офтальмическим символяризмом.

Для Иеронимуса это было настоящее откровение.

— Наполовину-лунный мальчик! Я даже не знал, что такое возможно!

— За всю историю их было не больше десятка. Но ведь все сходится! Он всегда заранее знает, что мы сделаем.

— Неудивительно, что он ненавидит стопроцентников! Его семья погибла при аварии мега-крейсера. А кто водит мега-крейсеры?

— Только посмотри на него, — сказала Слинни. — Он такой же, как мы!

Человек с фальшивой кожей и фальшивым глазом разговаривал с кем-то в другой полицейской машине. Потом открыл дверцу, его собеседник вылез наружу и вместе с детективом направился к машине, где сидели Слинни с Иеронимусом.

Это была девочка.

Иеронимус не поверил своим глазам.

Шмет распахнул заднюю дверцу и, широко улыбаясь, заглянул в машину. Он смотрел прямо в лицо Иеронимусу.

— Сюрприз! — гаркнул Шмет и жестом предложил девочке садиться.

Она так и ахнула,когда забралась в машину и увидела Иеронимуса. Шмет сел рядом с ней, напротив двоих стопроцентников. Белвин запустил мотор, и машина влилась в поток транспорта.

— Привет, Окна Падают На Воробьев, — сказал Иеронимус с глубоким раскаянием в голосе.

В ее лице изумление сменилось печалью:

— Я тебя не выдавала!

— Я знаю.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

Жан-Мишель Генассия – новое имя в европейской прозе, автор романа «Клуб неисправимых оптимистов». Фр...
В окрестностях Парижа обнаружен труп молодой женщины. Убийца расправился со своей жертвой столь стра...
Чего хочет проводник спального вагона? Спать! Чего хочет заяц (не кролик, а безбилетный пассажир!)? ...
Вашему вниманию предлагается один из самых знаменитых романов современной английской литературы. Шок...
Рим, 61 год до нашей эры. Юный гладиатор Марк заслужил особую милость могущественного римлянина Юлия...
Роберт Стоун – классик современной американской прозы, лауреат многих престижных премий, друг Кена К...