Звёздное скопление. Курс вторжения Алек Сэй

– И не отдаст! – категорично подтвердил Кислов.

На этом прения по кандидатуре в общем-то были закончены, и двенадцатью голосами против одного Мишель был назначен на командование планетарными силами всея Эллады.

– Полагаю, что должность друнгария армии не позволит мне уделять время управлению Ахайей, в связи с чем…

– Погодите немного, – перебил его эфор. – У нас все еще вакантно место стратига разведки. Есть предложения, кого назначить на эту должность?

– Если не возражаете, я выскажусь, – подала голос Черикаева. – Тут говорилось о возможности для синклитиков себя проявить. Так я предлагаю дать такую возможность синклитику Деулину. Он демонстрирует стабильно высокие результаты все время правления Лаэртом, и я не вижу ни одной причины, по которой он не может занять эту должность.

Ага. Этого и следовало ожидать. Оля с Надей и так с Леной в полном единстве выступают всегда, единым бабским фронтом, а вот Серега, хотя и склонен обычно поддерживать нашу бывшую дукса, человек все же независимый, склонный к самостоятельности и ничем ей не обязанный… Был. Ну что ж, надобно признать, что теперь Леночкина партия всегда будет иметь не менее четырех голосов, а это уже сила. Да и Свете она свою позицию технично обозначила, выступив вперед меня. Солодухина, конечно, понимает, что это не ей она обязана повышением статуса, а вот остальных прочих ее поведение может ввести в заблуждение.

– Я согласен с синклитиком Черикаевой. – Эти мои слова вызвали удивленные взгляды доброй половины синклитиков. Все знают, что мы с Леной как кошка с собакой. – Сергей Деулин – это достойный и грамотный наместник, который, я убежден, прекрасно справится и с разведкой.

– А почему он, а не, например, Голомысов? – спросил Новохатский.

– Слушайте, ахайцы, а вы не оборзели вконец? – вопросом на вопрос ответил Крапивинцев. – И так из четырех архонтов три при должностях.

В общем, Серегу мы тоже утвердили, хотя и всего лишь девятью голосами. Видать, архонты на нашего нового друнгария армии обиделись за его прямоту.

Сам Крапивинцев, кстати, полномочия наместника сдал, и руководить Ахайей с моей подачи отправился Голомысов (я в том числе мотивировал это и тем, что он этнический ахаец и будет воспринят местными на ура), оставив Антиох под управление Лене. Тоже в принципе логично. Благодаря червоточине Бизантий с Антиохом можно считать двойной планетой. Или одной единой – кому как удобно.

На этом пертурбации в синклите и подошли к своему логическому завершению.

Вот только терзает меня сейчас такой вопрос: стоило ли место архистратига моего командования над разведкой и усиления в синклите Черикаевой? Это, надо думать, покажет вторая часть Мерлезонского балета. А в том, что ее мне Ваня устроит, я не сомневался.

Все же жаба по поводу должности стратига разведки меня душила, не могу отрицать. Все же реальный рычаг влияния в мирное время не то что звание на флоте. Но… Рейтингов у ботов и игроков мне этот чин не прибавлял, а вот головной боли было более чем достаточно. Одна только, длящаяся уже один бог знает сколько времени эпопея по добыче чертежей подавителя гравитационной связи чего стоит. Сколько ресурсов, сколько усилий, сколько нервов было потрачено, но даже теоретическое обоснование работы этой каракорумской вундерваффе достать не удалось. Так, надыбать удалось только несколько формул, неизвестно даже, действительно ли к этой проблеме относящихся или слитых нам в качестве дезы. Ученые их теперь на Бизантии изучают, спорят, но толку пока из их прений никакого нет.

И все равно жалко. Чего я добился? Ослабления Скуриди? Да. Такая цель и стояла. Повышения статуса Солодухиной? Мы с ней в добрых отношениях, так что это можно считать вторичной целью. Только вот я сам свои позиции при том ослабил, а Ленины усилил. И навряд ли сегодняшнее наше «синхронное плавание» с Черикаевой еще когда повторится, так что остался я, похоже, в твердых минусах: рыбку-то сожрал, а вот сесть ни на что не удалось.

А с другой стороны, бороться одновременно и с Иваном, и с Леной я себе позволить не могу, да даже если б и позволил – шиш что получилось бы. Схарчу одного противника, за другого примусь. Главное, чтобы не они меня.

На этой мажорной ноте я открыл дверь в свою приемную (мой консерватизм заставил отказаться от автоматики, отворяющей ее при приближении человека, и поставить на место технологичной двери деревянную, с роскошной резьбой и массивными бронзовыми ручками) и даже застыл на пару мгновений, наблюдая феерическую картину, открывшуюся мне.

Лейб-штаб в полном составе. Савватий о чем-то матерно общается с Троглитом, чья физиономия на экране связи уже начинает идти багровыми пятнами, Анжела выхватывает из печатающего с бешеной скоростью принтера листки, раскидывая их по папкам, Ромка и Диман, всклокоченные, с бешеными глазами, оккупировали экран контроля и чего-то на нем шаманят, издавая время от времени невнятные звуки, призванные, как я понимаю, обозначать что-то нецензурное, при том ни один из присутствующих ни малейшего внимания не обращает на валяющуюся на полу разбитую чашку, на потеки и брызги кофе на паркете и раскиданные по всему полу сушки. Корзинка, где ранее находились эти хлебобулочные изделия, изломанная, словно на нее наступили, а затем хорошенько пнули, дабы не мешалась, сиротливо валяется у входа в мой кабинет.

– Хм… А что, собственно, здесь происходит? – поинтересовался я.

– Берген только что объявил о полной и безоговорочной капитуляции перед Аахеном. – выпалил Ромка, отрываясь от экрана.

– Данные и доступ по разведке я лейб-штабу Деулина передал немедленно, после его утверждения синклитом, – спокойно и деловито докладывал мне Ромка четверть часа спустя. – Так что когда новостные каналы взорвались сообщениями об атаке Бергена и Тронхейма, инфы уже толком и не было – только то, что в голове осталось. В компе же такие данные хранить нельзя, только просматривать. Ну, я у него из кэша выдрал, что смог, и на печать сразу, а сам мониторить ситуацию начал. Диму с Анжелой вызвал еще, а Юстиниан сам пришел. В общем, первичный анализ ситуации такой: канцлер Спесивцев на крейсере «Карл дер Гроссе» должен был сегодня прибыть на Берген для участия в переговорах с альтингом о заключении унии. Едва корабль появился на экранах сканеров, из червоточин Тронхейма и Бергена вышли тяжелые корабли и флаерационные группы, как флотские, так и базовые. Бергенские боевые корабли, находившиеся на орбите этих двух планет, не успели оказать практически никакого сопротивления и были частично уничтожены, а частично захвачены абордажными группами звезднопехотинцев маршала флота Калмыкова. В том числе захватили «Драккар» и «Кнорр». Тем временем базовые флаеры и легкие корабли аахенского флота полностью разгромили не успевшие среагировать системы ПКО Тронхейма и Бергена, подавили гравилокацию, связь, значительную часть военных и военно-космических баз, после чего глайдеры и десантники маршала армии Артемова, также высадившиеся на планетах, довершили разгром дезориентированных сил обороны. Базы на спутниках захватили десантники и астероидники Калмыкова. Альтинг, собравшийся в столице на переговоры с канцлером Аахена, был арестован практически в полном составе – бежать удалось только наместнику Нарвика Луневой, в момент атаки только подлетавшей к Бергену на своей яхте. Сразу после прибытия на Берген Спесивцева альтинг единогласно принял «Акт о полной и безоговорочной капитуляции» и «Акт о самороспуске альтинга», каковые и вручили лично канцлеру. Пока это все, что стало известно достоверно.

– Эвона как, значит? – Я в задумчивости перелистнул одну из страниц распечатки. – А мы-то все думали, чего же это аахенские электоры весь флот и большую часть армии на мазерворлд стянули? Полагали, они таким оригинальным образом миролюбие свое проявляют. А они, подлецы, связывать червоточины научились, оказывается… Что малые колонии Бергена? Подчинились?

– Пока неизвестно. Запрос стратигу разведки направлен.

Вот оно как. Это я, получается, очень вовремя должность спихнул на другого.

– Так… – Я побарабанил пальцами по столешнице. – Похоже, в синклите скоро вновь будет заседание. Надо будет отчитываться о принятых мерах, однако. Генерал-полковнику Маниаку начать передислокацию средств ПКО в район северного полюса, наварху – это не звание, если че, это так в Элладе командира эскадры обзывают, – Миаулису также сосредоточить силы в этом районе. И флаеры пусть ближе к экватору уберут, чтобы их на базах накрыть не смог никто! Пес его знает, этого Спесивцева, может, его ученые и на планеты без червоточин проходы открывать насобачились.

– Это маловероятно, – покачал головой Юстиниан. – Если бы было именно так, солдаты Артемова взяли бы под контроль и малые колонии Бергена, однако атаки на Нарвик, Тромсе, Рерус и Ян-Майен не отмечены.

– Кто их, этих аахенцев, разберет? – пожал плечами Дмитрий. – Может, силы не хотели распылять? Малые колонии от них уже никуда не денутся. К тому же я представляю, что на них сейчас творится – аахенцев там, если немного подождать, примут если и не как освободителей, то как гарант стабильности – точно.

– Опять же нам неизвестны энергетические затраты на соединение червоточин, – согласилась с ним Анжела. – Возможно, что они весьма велики. Неизвестно, и постоянным ли остается канал между Аахеном и Бергеном с Тронхеймом. Вполне может быть, что с точки зрения стренстага открывать новый канал, если они это умеют, слишком затратно, и овчинка выделки не стоит.

– Роксана, конечно, тоже не пуп мира, но подстраховаться надо, – резюмировал я. – Ладно, угроза перед нами пока чисто гипотетическая. Какова реакция в верхах остальных держав?

– Ничего конкретного, – ответил Рома. – Судя по новостям, у всех колебания настроений от шока до паники, но тут сложно что-то сказать. Официально свою позицию еще никто не озвучивал.

– Это-то меня как раз не удивляет… – пробормотал я. – Мы, вероятно, выступим с нейтральных позиций – Эллада перед Аахеном в должниках ходит, за посредничество в переговорах-то, а вот что скажут остальные – это интересно. Так! Мониторим ситуацию, сравниваем все с теми данными, что Роману удалось выдернуть из кэш-памяти своего компьютера. О любом интересном выводе, о любой политической риторике на тему аахенского аншлюса Бергена немедленно докладывать мне. Если покажется, что есть нечто очень важное и срочное, так даже и будите. И все новости о альтинге Луневой сообщать также немедленно! Чую я, она еще всему Скоплению подбросит головной боли.

Надо сказать, что я в общем-то и не ошибся по поводу наместницы Нарвика. Добравшись до своей вотчины, на что у наместницы ушли всего одни сутки, она объявила себя конунгом и призвала сограждан к сопротивлению агрессорам. Учитывая то обстоятельство, что у нее не осталось ни одного дредноута или ударного флаероносца, поступок не самый адекватный. Впрочем, растерянные жители колоний, так до конца все еще и не понявшие, что же произошло на самом деле, на ее призыв откликнулись и попытались организовать сопротивление панзергренадерам Артемова. Само собой разумеется, безуспешно.

Покуда канцлер Спесивцев на голубом глазу клялся всей галактике, что лишь пришел на помощь братскому народу Бергена, где произошли путч и массовые волнения (оказал интернациональную помощь Амину прямо у него во дворце, ага), а правительства остальных держав, перепуганные Аахеном до расслабления сфинктера, делали вид, что верят, попутно крепя оборону планет с червоточинами, маршалы Артемов и Калмыков устроили на Тромсе, Рерусе и Ян-Майене показательный блицкриг. Небольшая эскадра была отправлена и к Нарвику, на рекогносцировку, но конунгесса встретила врага силами в составе двух тяжелых крейсеров «Эйдсвольд» и «Нидарос», двух легких «Валькюрьен» и «Слейпнир», а также флаерацией с трех средних флаероносцев «Тур», «Скорпионен» и «Мьольнер». В последующей короткой стычке бергенцам даже удалось сбить легкий крейсер «Бреслау» (ставший самой значительной потерей Калмыкова за всю войну), но, несмотря на этот типа успех, было совершенно очевидно, что удержаться на Нарвике, полном беженцев с других колоний, Лунева не сможет. Более того, отступившая от Нарвика разведывательная эскадра перехватила драпающие от Ян-Майена легкий крейсер «Горгон» и эскортный флаероносец «Викинг», которые после недолгого боя были принуждены сдаться.

Так и не дождавшаяся подкреплений, конунг прекратила отчаянно взывать о помощи к мировому сообществу, которое оказалось глухо. Консул Этрурии, правда, порывался начать делить Аахен, но префект флота Пирский и новый префект армии Куделько, ранее возглавлявший разведку, встали на дыбы, и авантюристские высказывания Шейко о том, что «основные силы бюргеров связаны на планетах Бергена, отчего быстро вывести и перенацелить их будет чрезвычайно затруднительно», и что сейчас «самое время пощупать Аахен за вымя, то есть в первую очередь за Люденбург» едва не стоили ему должности главы государства.

Брошенная всеми на произвол судьбы Лунева собрала манатки, загрузила на транспорты все, что могла (что не могла – взорвала на фиг), посадила во все имеющиеся в наличии лайнеры столько народу, сколько влезло, да и отбыла в сторону Мидлсборо, где поспешно вышла замуж за Игонина, приняв титул регины. Формально это дало Этрурии основания претендовать уже не только на Йорк с Люденбургом, но и на все планеты Бергена, что любви стренстагу к этрускам, разумеется, не добавило.

Тем более что вопрос: «А на что, собственно, Мидлсборо флот содержит?» (теперь еще и усилившийся) – даже риторическим-то назвать нельзя. Разумеется, «приданое» Луневой в виде вывезенных производств и двухсот тысяч новых жителей экономику этой планеты усиляло, но не настолько, чтобы содержать и корабли (включая легкие), и под полста тысяч солдат нарвикского гарнизона, переброшенного туда же, на Мидлсборо. Уши патронов Игонина, по дешевке скупавших пиратскую добычу (тоже повод для особой «любви» к Мидлсборо и Этрурии со стороны всех стран), явственно торчали из-за якобы могучей экономики этой планеты.

Принявшая должность архистратига Солодухина, кстати, разобравшись, куда девалась половина ПКО Бизантия, шибко сильно ругалась. Еще бы – в свете событий на Бергене и Тронхейме ослабление обороны столицы было ну так «вовремя», что ни в сказке сказать, ни пером пописать.

Остальные же страны все это время переваривали шок и изумление от постигшей Берген скоропостижной кончины, пересматривали свои планы, накачивали экономику военными заказами, модернизировали технику и занимались внутренними междусобойчиками, попутно пытаясь хоть что-то выяснить о новом чудо-оружии Аахена. Скопление, постепенно отходящее от последствий изумления, медленно, но верно шло к новой большой войне.

Но все это было чуть позже. А пока на всех планетах шло срочное перегруппирование сил, проводилась частичная мобилизация, вбухивались огромные средства в системы ПКО, а разведки рыли носом землю. На поспать участникам шоу оставалось совсем немного времени.

– Вы нас не ждали, а мы приперлись, – сказал Женя с улыбкой, протягивая мне руку.

– Я вас тоже категорически приветствую. – Мы обменялись рукопожатиями. – Как ты добрался сюда на этом металлоломе, я все спросить-то стесняюсь?

– Хороший дромон, но похожий на сыр. Увекцы наделали много в нем дыр, – вздохнул друнгарий флота. – Подлатал немного аварийными командами, да к тебе. На Антиохе ему бы своей очереди долго ждать пришлось, а у тебя мощности свободные.

– Не такие уж и свободные, придется кой-чего в очередь поставить, – вздохнул я. – Ладно, пойдем ко мне в апартаменты, вашество? Накатим, что ли, по стаканяге.

– Можно, – кивнул Кислов. – Счас, флигелей своих озадачу только.

– А ты их к моим отправь, – посоветовал я. – В принципе у меня тут все до автоматизма доведено, вмешиваться в управление планетой и верфями почти не приходится. А вот с управлением флотом пусть уж лучше твои орлы разбираются. Ты же у нас главный флотский начальник, твоим и карты в руки. А мои пока пусть отдохнут от этого геморроя.

– Потрясающая наглость, – усмехнулся Женя. – Свалить свою работу на свое же начальство такое только ты можешь. Ладно, пусть по-твоему будет, а то флигели в последнее время что-то задембелели. Доместики схолы сами промеж собой разберутся, кто и чем командует.

Кислов отдал краткие распоряжения по коммуникатору, и мы пошли в мои покои. Нет, можно было бы какой-нибудь роскошный зальчик поюзать, благо их хватает, но мы с друнгарием люди простые, цивилизацией не шибко испорченные, изысками в жизни не избалованные, даже здесь, на шоу, вели себя по принципу «не жили богато, и не фиг привыкать». Так что ждали нас всего-навсего пара пузырей водки да несколько скромных салатиков.

– Слушай, а вот если не секрет, почему ты на Роксану флагман увел, а не на Бизантий? – поинтересовался я, разливая хмельную влагу по стопкам. – Там ведь тоже могли починить.

– Могли. – Друнгарий устало опустился в одно из кресел и тут же начал забивать в плейлист моего проигрывателя мелодии. Не любит он в тишине бухать бухашку, да и я, в общем, тоже при этом предпочитаю негромкую мелодию в качестве фона для застольной беседы. – Только ну их всех на фиг, этих столичных штучек. Там же даже водки выпить не с кем, не то что по душам пообщаться. У Черикаевой изжога, она не пьет, Солодухина если чего и употребляет, то втихую, а так никогда про это не слыхал, а со Скуриди я и сам пить не желаю. Не нравится он мне что-то в последнее время, зазвездился, великим стал, везде против себя интриги и заговоры ищет, а сам подставить так и норовит. Экипажами, однако, любим, а армейцами, особенно столичным гарнизоном, уважаем.

– Ну еще бы, он им там тепличные условия устроил, – кивнул я. – Не иначе переворота опасается.

– Или готовит, – согласился Кислов. – Ну, вздрогнем.

Выпили. Закусили. Закурили.

– Между первой и второй… – Я снова начал разливать водку.

– …пуля пролетела, – поддержал меня друнгарий.

Выпили. Закусили. Продолжили отравлять экологию ядовитым дымом сигарет.

– Вот, значит, я и подумал, – произнес Евгений. – Ты в открытое противостояние с эфором влез, – не знаю уж отчего, да это и не важно, – должностью главы разведки пожертвовал, но контроль над армией и флотом у него отобрал. В войсках тебя после обороны Роксаны сильно уважают, на флоте ты тоже человек далеко небезызвестный…

– Что, считаешь, я переворот затеваю?

– Я-то? Нет, не считаю. – Кислов усмехнулся. – А вот Скуриди себе такое вообразить может. И какая у него может быть реакция? Наливай.

– И какая? – Я вновь разбулькал водку по стакашкам.

– Да вот подумалось мне, что ему будет оптимально всех силовиков стянуть на Бизантий, да там и заарестовать. Можно с остальными синклитиками, но это уж как повезет. И с бластером у виска все мы проголосуем и за наделение его чрезвычайными полномочиями, и отставку собственную подпишем, прям как бергенские альтинги. Ну а кто будет упираться…

Он опрокинул водку в рот.

– Пристрелят от имени врагов Эллады и объявят народными героями. – После этих слов я последовал его примеру и зацепил вилкой маринованный грибочек.

– Угумг, – согласился командующий флотом, закусывая салатиком. – Вот я и подумал, что незачем Ваню искушать и надо линять от столиц подальше, пока на должность заговорщика не назначили с известным исходом. Отсижусь у тебя, покуда все не уляжется. Ты ж не против?

– Да нет, не против, – усмехнулся я.

Надо же, народ считает, что не только с Дону выдачи нет.

– Ну, тогда наливай, а то уйду.

Первые полбутыля уговорили быстро, чтобы сразу вогнать себя в состояние легкой хмельной расслабленности, а вот дальнейшее распитие шло уже неторопливо, чинно – не столько пили, сколько разговаривали. Правда, почти и не закусывали.

– Вот, положим, свалишь ты Скуриди, – рассуждал Кислов. – Что дальше делать будешь? Сам в эфоры полезешь или кому другому поспособствуешь?

– Да кабы я знал… – Из моей груди вырвался тяжкий вздох. – Устал я, Женек, нереально устал. Видеть уже никого не могу. Будь моя воля, набрал бы сейчас полный рюкзак водки и закуски да в лес умотал бы деньков на пять. Один. И даже без телефона, пожалуй. Есть в моих краях пара поляночек, про которые мало кто знает. Трава там густющая, мягкая, деревья вокруг сплошной стеной, а сделаешь только шаг с поляны, сухих веток целое море. Пять шагов, и хворосту на всю ночь себе набрал. Потом притащишь лесину потолще, и только не забывай просыпаться раз в три часа, чтобы истлевшее и прогоревшее бревно в кострище передвинуть. Ночью шорохи от мелких зверушек, листва шелестит на ветру, днем птички поют, с ветки на ветку порхают. Лепота! Разляжешься на пледе, брюхом к солнышку, водку с закуской под бок, книгу какую поинтереснее в руки – вот он, отдых-то. На одной из тех полян тополь аккурат в центре стоит, высоченный, с ним кострище как раз рядом. Прислонишься к нему спиной, пустой рюкзак заместо подушки свернешь, листаешь себе странички, да на листву зеленую, что вокруг, поглядываешь. А ночью, как стемнеет, огонь разожжешь, глядишь себе на пламя, релаксируешь, нервы успокаиваешь. Еще и почитать немного можно: костер, он света вполне достаточно дает.

– Кто ж тебе в лесу даст костер жечь? – усмехнулся Кислов. – Придет лесник и всех разгонит. В смысле, у нас как снег сходит, так сразу объявляют пожароопасную ситуацию и ограничивают доступ в лес. Чтоб, значит, пожаров не было.

– Кто даст? – Я закурил очередную сигарету. – А кого я спрошу? Говорю же тебе – к тем полянкам мало кто тропки знает. Да и заросли они уже, почитай, до полунепроходимости, тропки-то эти, так что лесников там не ожидается. А пожары… Идиотов развелось и козлов выше крыши. Ни кострище камнем обложить, ни траву близ кострища выдернуть не желают – да нет, не знают даже, что это надо делать! Это уж не говоря о том, чтобы мусор после себя в пакеты собрать и увезти. Вот через таких свинских лантухов и пожары в лесу, и грязь, и мусор. А все почему? Отучили людей от культуры поведения в лесу, намеренно отучили. Вот как в советские времена, когда костры жгли просто все, леса целиком не сгорели? Техника по тушению была, и лесники за лесами приглядывали? Да полно – гораздо легче просто никого в лес не пускать, построив вдоль опушки коттеджные поселки. И вдоль рек тоже – пускай люди не тонут на бесплатных пляжах и не мусорят, да и не рыбачат заодно, знаешь же, какое содержание тяжелых металлов в речной рыбе. Сохраним природу – вашу мать!

Я сплюнул со злости да еще по стопке налил. Выпили… Нам обоим потом за этот пьяный базар устроители шоу штраф выписали, за выход из образа. Обидно, конечно, но справедливо.

– Только не бросишь ведь все это, – вздохнул я. – Не смотаешься ото всех. Так что лес отменяется. В отставку, что ли, подать?..

– Я вот тебе подам! – Женя продемонстрировал мне кулак. – Бог подаст! Потом догонит, и еще раз наподдаст, дезиртёр фигов.

– Да уж, на енто я пойтить не могу, – вздохнул я, пытаясь вилкой подцепить салатик.

Салат упорно подцепляться отказывался, ускользая от меня по всей почти уже пустой тарелке.

– Вот скажи мне, друнгарий, в чем сила? – Изловить зловредный продукт мне все же удалось, и теперь я готовился отправить его в рот. – В смысле, с чего ты меня поддержал тогда, на голосовании?

– Тема про боевое братство и все такое не катит? – усмехнулся Кислов.

– Не. Не катит, не канает и не прокатывает. – Я взялся за бутыль.

– Только же выпили, – среагировал на это главком флота.

– А кто говорил, что будем пить прямо сейчас? Пускай водовка налитая стоит – жрать она не просит. Захотим – выпьем. Ты, вашество, не отвлекайся, отвечай за базар по существу.

– Знаем мы это существо, хищник называется, – усмехнулся Женя. – Хотя зря ты мне не веришь.

– Помощь ты моя гуманитарная! – Я привлек Кислова к себе и смачно чмокнул в затылок. – А теперь давай-ка правду.

– Ну а что – правду? Правду так правду. Спартриоты в составе флота есть? Есть. И еще пара, «Трапезит» с «Прониаром», достраиваются. Их когда спишут, куда девать? На металл новье – жирно будет, в том смысле, что постройка и эксплуатация этих двух новых станет пустой тратой денег. Вот я и мыслю, а не хочет ли их кто у меня прикупить по сходной цене?

– На твоем месте я бы на новичков хлебало не разевал, – сообщил я Жене, сделав вид, что верю этой причине. – Этого не поймут и нам не простят. Введи их в состав как учебные крейсера. А вот остальные… Сколько у нас кораблей Спартриот-класса сейчас во всем флоте осталось?

– Пять. Из них четыре избиты в хлам. – Друнгарий задумчиво поковырялся в зубах. – Значит, два новичка не рекомендуешь? Жаль, очень жаль.

– Ничего, если старичков списать и подлатать, так покупателей я сыщу. Тем более что три из этих пяти на Роксане чинятся. Другой вопрос… Вздрогнем?

– Это можно, – согласился Кислов и взял рюмку.

Выпили. Я подцепил вилкой здоровущий груздь, в шляпке которого, как в кубке, собралось немного рассола, отправил его в рот, после чего неторопливо и с наслаждением им похрустел. Женя проводил грибочек завистливым взглядом и принялся гонять по соусу кусок селедки. Наконец «рыбалка» его увенчалась успехом, а я, проглотив гриб, нацелился на маленький опенок.

– Другой вопрос, говорю. – Гриб подцепился на вилку сразу, словно ждал, когда же его наконец съедят, и я неспешно начал макать его в селедочный соус. – Чего я с этого иметь буду?

– Шешаш пшашешош, – промычал Кислов, жующий селедку.

– Чего-чего? Ты прожуй сначала. – Я захрустел опенком.

– Десять процентов от суммы сделки, – сказал друнгарий.

– Скока?! – Я чуть не поперхнулся. – Женя, да это ж натуральный грабеж!

– Че эт сразу грабеж? – удивился он и подвинул к себе что-то вроде жареных кабачков.

– Ты ремонт учитываешь, командующий, блин?

– Я его от суммы сделки минусую. – Кислов с сомнением поглядел на содержимое тарелки, принюхался и отодвинул ее обратно.

– Это что, ты хочешь сказать, давай, мол, за счет казны починим, а потом только их спишем и на сторону толкнем? – удивился я.

Друнгарий флота на миг задумался, а потом отрицательно и с видимым сожалением покачал головой.

– Не, не выйдет. Обвинят в растрате денежных средств и вышибут с должностей на фиг – никакие былые заслуги не помогут. – Он еще пару секунд подумал и добавил: – Ну или надо тогда с Солодухиной делиться, но что-то меня жаба давит по этому поводу.

– Меня тоже. – Я в очередной раз наполнил рюмки и зацепил вилкой последний грибочек.

Ему в салатнице было так одиноко одному, так несчастливо…

– Но, товарищ друнгарий, ви помнитэ, что постановлэнием партии и правительства со списиваемих кораблэй надлэжит снимать все целое оборюдование и, нэ побоюсь этого слова, вооружэние?

– Так точно, Иосиф Виссарионович. – Женя с насмешкой посмотрел на меня. – А какого тогда чего ты тут сидишь и не отдаешь приказ приостановить ремонт легких крейсеров Спартриот-класса?

– Глашу нашу! – Я выхватил коммуникатор и связался с секретариатом.

Анжела приказу подивилась, но лишних вопросов задавать не стала. Женя тем временем листал что-то у себя на планшете.

– Уффф, – вздохнул я, убирая коммуникатор. – С этого стоило начинать. Ступил.

– Угу. – Кислов тоже отложил планшетник. – Значит, так, один корабль практически уже готов, так что «Букелларий» идет мимо кассы, в учебные корабли, но вот на остальных четырех работы только начаты, и повреждено там практически все. Так что списать их как не подлежащие восстановительному ремонту можно запросто. А отчет о тяжести повреждений я завтра подправлю. Устраивает?

– Вполне, – хмыкнул я. – Ты ремонт крейсеров, которые на Антиох угнал, приостанавливать собираешься или нет?

– Твою же Маат! – Теперь настала его очередь спешно доставать коммуникатор.

– Ну вот, – произнес наш доблестный друнгарий, когда все распоряжения были отданы. – Теперь наливай. Кстати, можно готовить акты на списание. Согласен?

– Согласен, – ответил я, разбулькивая из бутылки остатки. Затем, когда посудина была уже пуста, я поднес ее горлышко к рюмке Кислова, и стал делать вид, что ее выжимаю.

– Пощекочи, может, обоссытся, – посоветовал Женя и открутил пробку на второй бутыли.

– Ладно, давай выпьем и поговорим по-трезвому. – Я поднял стопарик. – Скажи тост.

– Тост, – буркнул он и влил содержимое рюмки себе в глотку.

– Эх, варвар ты. – Я поднял свою стопку на уровень глаз, после чего заунывно торжественно произнес: – А прими, Господи, не за пьянство, а за лекарство, и не пьем мы, а лечимся, и не чайными ложечками, а чайными стаканчиками. Да разольется же благо сие чревоугодное по всей периферии телесной. Во имя сала, сыра и свянага уха – пшездец!

Затем, еще в течение полбутылки, мы торговались о моей доле в сделке (тридцать процентов я отспорил), после чего Кислов снова взялся за коммуникатор и уже слегка заплетающимся языком отдал распоряжение одному из своих секретарей:

– Васюль? Ты это, подготовь акт на списание всех спартриотов, кроме этого… блин, ну букиниста… В смысле «Букеллария». Что? Как не подлежащие восстановлению. Нет, вот мне интересно, что ты на эту тему считаешь? Я сказал – подготовь. К завтрему. Да. Все. Пока. – И убрав средство связи обратно, вопросил: – Стратиг, а вы почему все не наливаете и не наливаете?

– Виноват. – Я икнул и взялся за бутылку. – Могу предложить нормальный ганджюбас. У меня на планете разрешен.

Женя задумался секунд на пятнадцать.

– Не. – Он мотнул головой. – Ну его. Это мы с тобой или в хлам убьемся, или на фиг протрезвеем. Давай лучше еще по одной накатим, и к гетерам.

– Можно, – согласился я. – В термы?

– В термы! – поддержал меня друнгарий.

Следующий рабочий день начался для меня где-то в полдень, с двух таблеток аспирина и передовицы в «Новостях Жестокой Галактики». Заголовок статьи (разумеется, снабженной фотографиями) гласил: «Застукан в термах с гетерами! Синклитик – настоящий мужик, а не тот, кто вы думали!»

– Придушу гада, – слабо простонал я. – Вот сейчас допью рассол и пойду душить подлеца.

Словно почувствовав, что я о нем как раз сейчас думаю, Дима отвратительно бодрым голосом сообщил по селектору:

– На связи префект флота Этрурии, Дмитрий Пирский.

– Ему-то какого рожна надо? – жалобно произнес я. – Соединяй.

На экране тут же появилось изображение молодого, лет двадцати пяти – двадцати семи, человека со стрижкой под Юлия Цезаря и немного оттопыренными ушами. Лицо, впрочем, у него было умное и располагающее.

– Ты дывы, нэ брэшэ прэса… – пробормотал он при виде меня.

– Приветствую вас, префект, – сказал я, героически изгнав из голоса мученические нотки. – Чем обязан?

– Приветствую вас, стратиг, – ответил он. – Я слыхал, вы боевые корабли продаете?

– Есть партия из четырех легких крейсеров бэу, в отличном состоянии, – ответил я. – На условиях самовывоза. Брать будете?

– Таким образом в мутной послевоенной водичке выловить рыбку нам удалось, – докладывал Деулин. – Должен заметить, что хотя в Бергене наши позиции чрезвычайно слабы, агентурную сеть в Аахене в преддверии переговоров с Каракорумом мой предшественник на должности стратига разведки создал вполне развернутую.

Мы обменялись с Сергеем вежливыми кивками.

– Как стало достоверно известно, Аахену так и не удалось разработать единую теорию перемещений, и все, чего они смогли добиться, это разовое открытие канала до двух планет соседней державы. Канал оказался нестабилен и сейчас совершенно схлопнулся, однако если аахенским физикам удалось просчитать открытие канала один раз, видимо, рано или поздно, будут просчитаны и каналы к остальным, имеющим червоточины планетам. Главное, что ими разработана сама теория межпланетных переходов, осталось лишь отшлифовать технологию.

Ну что ж, верно все излагает – тут не поспорить.

– Значит, вы совершенно убеждены в том, что в ближайшее время мы можем нападения не ожидать? – уточнил Скуриди.

– Да, эфор, но только в самое ближайшее.

– Хммм… – Иван повернулся к Солодухиной. – Что скажет на это архистратиг? Могут ли армия и флот гарантировать безопасность народу Эллады в изменившихся условиях?

– Полагаю, что это не будет какой-то совсем уж нерешаемой задачей, – пожала плечами Света. – Системы ПКО и ПДО в районе полюсов Бизантия, Антиоха, Ахайи и Микен усилены, их передислокация завершена. Кроме того, поскольку перемещение через червоточины происходит в атмосфере планеты, мы вполне можем применять против сил гипотетического вторжения и более мощные, нежели гравитационные орудия, орбитальные лазеры. И даже корабельные плазмобои, которые можно разместить на космических станциях и платформах, выведенных на низкие орбиты. Разработана и реализована череда мероприятий по контролю переходов через червоточины, и любой корабль, не получивший санкцию на такое перемещение у войск планетарной обороны, будет немедленно сбит при переходе. Это, разумеется, осложнило ситуацию с грузопотоком между планетами, однако к принятым мерам люди отнеслись с пониманием, и инцидентов удалось избежать. Кроме того, друнгарием армии Крапивинцевым был разработан проект воздушных минных полей. Сейчас изучается возможность их создания и применения. Нам, разумеется, придется выделить дополнительные фонды на оборону, но, должна сказать, это зло неизбежное. Другой вопрос – это некомплект офицерского состава на флоте. Невзирая на принятые в рамках системы ГТО меры, невзирая на повышение набора в военные вузы и ссузы, полностью покрытие наших потребностей в грамотном офицерско-инженерном составе достигнуто не было. В настоящее время некомплект составляет порядка пяти процентов, и с ростом числа кораблей будет только увеличиваться.

– Вот как? – мрачно усмехнулся эфор и поглядел сначала на Кислова, затем на меня. – И что наш победоносный в борделях флот на это скажет?

– Во-первых, не в борделях, а в термах, – ничуть не смутился Женя. – Не вижу ничего зазорного в том, чтобы сходить к гетерам. Я, в конце концов, не женат, стратиг флота Киндяшков – тоже. Вот кабы нас с ним вдвоем в одной постели спалили, это был бы повод смущаться. Во-вторых, признаю, проблема и впрямь существует. Однако в настоящий момент в связи с выводом из состава флота четырех крейсеров Спартриот-класса нужды в личном офицерском и матросском составе будут практически перекрыты. В дальнейшем, по мере входа в строй новых кораблей, нам уже будет легче разрешать наши кадровые трудности.

– Четыре? – удивился Иван. – Разом? Не многовато?

– Признаю, их еще можно было бы починить, – не стал запираться друнгарий. – Но это была бы пустая трата ресурсов и денег. Лучше дождаться достройки новых фракийцев.

– Кроме того, – вмешался я, – мы не исчерпали кадровые резервы Эллады и легко можем добрать нужное количество младших офицеров-техников, да еще и высокоморальным способом.

– Вот как? – неподдельно удивился эфор. – Это очень странная формулировка, вы нас заинтриговали.

Еще бы не заинтриговать – такая идея мне только с такого вот дикого бодуна и могла прийти в голову.

– Если не ошибаюсь, в самый разгар противостояния с Каракорумом синклитик Чериванова выступала с предложением ввести в состав экипажей и воинских частей корабельных и полковых священников.

– Вы же тогда эту идею и раскритиковали, стратиг, – обиженно ответила Надя. – Упирали на светский характер нашего государства, на недопустимость клерикализации как общества, так и вооруженных сил, возрождением мракобесия и какой-то там Милоной Питерской пугали…

– Пугал, – согласился я. – И дальше буду пугать, если у корабельного священника будет из должностных обязанностей только забота о душах его паствы. Но ведь, как правило, священнослужители – это люди неплохо образованные, прошедшие не самый простой жизненный путь до поступления в семинарию, так что найти им местечко в штатном расписании боевого корабля труда не составит. А когда не на вахте, тогда может и проповедовать, и службы проводить: если офицером он окажется стоящим, его слушать станут, а если нет… Вероятно, стоит такого корабельного капеллана менять. Вот у синклитика Черикаевой, насколько я знаю, хорошие отношения с патриархом Бизантийским и всея Эллады. Как вы думаете, Елена, пойдет Константин Седьмой нам навстречу, выделит грамотные кадры?

– Пойдет. – Она покачала головой. – Но, убеждена, изумлен он будет, когда узнает, кто высказал предложение, так, как не был еще ни разу в жизни.

– Ну, что у нас со спартриотами? – поинтересовался Кислов после окончания заседания.

– Да ничего особенного, – пожал плечами я. – Есть такая контора, «Приватэ милитариум», у меня в ней доля порядка шестнадцати процентов…

– Рад за тебя, – усмехнулся друнгарий.

А че б за меня не порадоваться-то, действительно? Дополнительные восемь процентов в этой конторе достались мне от супруги заарестованного главинженера ЦГС за такие копейки, право же… Ну и за акт помилования для ее непутевого мужа, разумеется. Возможно, это и не совсем этично – да нет, шоб я сдох, мне отлично известно, что это совсем не этично – наживаться на чужой беде, но ведь и вербоваться в каракорумскую разведку я ее благоверного тоже не заставлял! Пускай скажет спасибо, что супружнику оформили перевербовку, дали агентурное имя, да и сплавили от Центра гравитационной связи подальше, вместо того чтобы осудить и расстрелять.

Цинично и не соответствует званию Синклитика Высокой Культуры и Быта? Да, такая вот я сволочь. На нимб и белоснежные крылья не претендую – не мой фасончик.

– Таки она купила твой металлолом на разделку, – сообщил я друнгарию. – Как акционеру, мне стало известно, что «Приватэ милитариум» заключила договор подряда с такой же частной фирмой «Зброя і броня», зарегистрированной на Тарквинии. Та, в свою очередь, должна поставить металл на верфи «Гармати та двигуни», контрольный пакет акций которой приобретен Арсеналом флота Этрурии. Транспортировка корпусов будет производиться силами все той же подрядной организации. Я доступно излагаю?

– Да, вполне. – Он кивнул. – Хотя эти их варварские названия… Вот уж воистину etruscum non legitur.

– Hohluzium non legitur! – хохотнул я и тут же ухватился за голову. – Уй-йооо…

Последствия вчерашнего попоища давали о себе знать.

– Ты как, братуха? – озабоченно спросил Женя.

– Душа просит покоя, сердце просит любви, тело просит разврата. Никому ничего не даю, все трое сидят злые, – пробормотал я.

– Тебе, может, стоит опохмелиться?

– Не. Работать надо. И вообще, от всех болезней есть аж целых два лекарства. «Пройдет» и «Заживет».

– Ну, Андрюх, ты как хочешь, конечно, а я поправлю здоровье, пожалуй.

А мне, понимаешь, трудиться… Справедливости в жизни нет!

«Удивительные вести из синклита! Стратиг флота Киндяшков выразил намерение ввести на флоте должности корабельных капелланов!»

Ну еще бы они не удивительные, учитывая наши, мягко говоря, недружественные взаимоотношения с патриархом Константином. Он уже через месяц после начала шоу порывался предать меня анафеме, но, поскольку я не являюсь ни ересиархом, ни лжеучителем, ни раскольником, ни даже повстанцем или узурпатором, пришлось бедолаге обойтись отлучением меня от церкви. Только к тому моменту шибко верующие с Роксаны уже разбежались, и мне на заскоки патриарха было пофигу-у-у-у…

Нет, человек я вообще-то верующий, – вот без бздо, чес слово, – но не воцерковленный, да к тому же убежденный антиклерикал. Наверное, слишком хорошо историю знаю, представляю себе, что бывает со странами, где первую скрипку начинают играть священники. Чистых, светлых людей, которые желают нести своей пастве проповедь, строить духовное, моральное общество любящих друг друга сограждан – просто так любящих, со всеми их недостатками, от чистого сердца, а не по велению свыше и не под страхом вечных мук, – моментально оттирают на вторые, третьи, а затем очень быстро и десятые – двадцатые роли всевозможные борцуны за «посконный лад» да «вечные ценности», ханжи, фарисеи, люди злобные и недалекие. Стоны и скрежет зубовный, крики об упадке, нравственной распущенности, преследование инаковости, свободо-, здраво-, а потом и просто мыслия, игра на низменных чувствах охлоса, поиск врагов действительных или мнимых и их полное, беспощадное уничтожение, террор, постоянный страх показаться недостаточно твердым в вере, упадок научной и культурной мысли, полное неприятие другой точки зрения – вот методы, вот средства их, людей, которые не живут сами и не желают дать жить другим. И чем темнее небеса от дымов аутодафе, чем чернее страх простых людей – тем больше их власть и тем больше власти им хочется. А для этого нужны новые враги, новые гекатомбы жертв, нужны поступки, да такие, от которых черти в аду креститься принимаются. Полный запрет мирских радостей, полное подавление воли паствы – вот их метод и вот их цель.

А начинается-то все, как правило, вполне невинно, с заботы о моральном и физическом здоровье нации. С кампаний по порицанию чрезмерно коротких юбок, ибо это разжигает похоть, с запретов на информацию, на знания, которые могут как-то шокировать детей и подростков (словно когда они станут юношами и девушками доселе прекрасный мир не шокирует их куда больше и сильнее своей грязью и чернотой, открывшейся сразу и во всей своей неприглядности), с мнимой заботы о непьющих и некурящих, с ограничений, запретов, указаний того, что морально, а что нет, с требований подчиняться замшелым догматам, будь ты хоть инородец, хоть сто раз атеист, с ограничений свобод, а проще говоря – с вытравливания у людей из черепушек мозгов, с поиска врагов общества и приписывания им всего, что только можно и нельзя, дабы запугать обывателя, сделать из него своего союзника, а потом – раба.

Умирают такие государства, гибнут под ударами эволюционировавших соседей, обошедших догматиков в своем политическом и экономическом развитии, если вовремя не окорачивает бедославных борцунов власть, а наоборот, срастается с этими пустосвятами.

Все начинается с того, что религия, вера – вещи глубоко интимные – становятся обязаловкой, с того, что Церковь, вместо тихой заботы о душах прихожан и, куда уж без этого, о своей мошне, нравоучительно вещает. Как только поднимают головы клерикалы, как только проявляются их попытки что-то кому-то навязывать – надо бить. Бить жестоко и беспощадно. Иначе – стране конец.

Вот и воюем с патриархом, чересчур на мой взгляд, навязчивым. Тихо воюем, сор из избы не тащим – ведь те, кому храм – это обитель не только Создателя, но и место, где им покойно и хорошо, они-то ни в чем не виноваты. Так к чему их расстраивать?

Я, правда, не только с патриархом не дружу, не одним антиклерикализмом жив Киндяшков. Тоталитарофагов тоже не люблю, к примеру. Согласитесь, любой из нас неоднократно слышал нечто вроде: «Сталина на них нет»…

Нет, к самому Виссарионычу я очень даже неплохо отношусь, без преклонения, но и без неприязни особой. Не в Сталине дело – был он обычным homo, весьма при этом даже sapiens, что-то делал прекрасно, в чем-то ошибался, где-то и палку перегибал… Никто не свят.

Нет, дело не в Сталине (Гитлере, Франко, Корнелии Сулле и т. п.), а в вождизме, желании «твердой руки», совмещенной с верой в «доброго царя», а, если приглядеться, наоборот – в нежелании. Нежелании делать хоть что-то вообще, ни для себя, ни тем паче для окружающих, мечта о том, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, все всем задарма сделает (но мечтуны все равно скажут, что сделано не так, и плюнут ему в спину), нежелании принимать решения, брать на себя ответственность, не говоря уже о повышенных обязательствах. Мечта о вожде, суровом, но мудром, который ужо порядок-то понаведет, сраной метлой вычистит и коррупцию, и преступность, и леность, прижмет негодников к ногтю, и будет мечтунам щастье. Многа-многа.

Не осознают, убогие, что при выметании и они могут попасть в разряд мусора, шлака истории, балласта, не понимают, что не нужны они, Alte Kampfer`ы[3] такой власти. Требуют сильную руку, которая разом покончит с преступностью и развратом, выведет страну на первое место в мире да посадит всякое жулье и яблони на Марсе. Не осознают, не понимают, что их это непременно коснется, что чем сильнее власть, тем, разумеется, страна сильнее… и народ бесправнее. И чем сильнее радовались победе демократии в 1991-м, тем швыдче ратуют за сильную руку теперь.

Нет, власть сильной быть должна, это верно. Чтобы таких вот окорачивать. Но при том она, власть эта, должна самоограничиваться, чтобы не скатиться в пошлую диктатуру какого-нибудь полпотовского разлива. А ратуны за «добрые, светлые времена Лаврентия Палыча» просто люмпены или бездеятельные твари. Им не лень увидать язвы общества, но пошевелить хоть пальцем, начать исправлять мир с себя – да как можно-с. Не осознают, что рыба гниет с головы, но чистится – с хвоста.

И либерастов я не люблю тоже. Либералов-вольнодумцев, таких как Вольтер, с его жизненным кредо «Я ненавижу ваши взгляды, но готов умереть за ваше право их высказывать», уважаю. А либерастов не терплю.

Ведь что есть, по сути, либераст, сиречь «либерал продажно-выродившийся»? А есть это банальный педераст. Не по сексуальной ориентации, нет. По натуре своей мерзопакостной. Эти недолюди, кто за деньги, а кто и из любви к искусству, занимаются тем, что выискивают, вынюхивают по всем углам тех, кого угнетают, по их разумению. И потом жизнь кладут на то, чтобы угнетение это прекратить, даже если сами угнетенные о своих бедах ни сном, ни духом, и особенно стараются, если это нарушает права большинства. Отсель и политкорректность эта чертова, и реальные сроки за всякую фигню, и… И много чего.

Подрывные, деструктивные люди эти либерасты. Не понимают, что человек – зверь не социальный, отнюдь, глубоко асоциальные мы скотины, эгоцентричные, и лозунг «Живи сам и давай жить другим» понимают исключительно как «Я должен иметь право делать то, что я хочу, а кому не нравится – нехай отвернутся». Этих тоже надо на коротком поводке держать, чтобы на шею не сели и не устроили либеральный фашизм. Сначала в отдельно взятой стране, а там – и по всему миру. Это честные либералы жили под лозунгом «Libert, galit, Fraternit»[4], да токмо не видать их что-то последние лет с полста.

Что самое печальное – государство, абсолютно любое, стоит на этих трех китах: клерикализме, консерватизме и либерализме. Ну… Как стоит? Скользит, вернее сказать, как на любой бы рыбе скользило, раскачивается, шатается, но покуда держит равновесие, пусть и с перекосом в одну из сторон, жить там можно. А вот как утратит равновесие, как рухнет в крайность, вот тогда и наступает полная ж…

Такой вот гранполитик.

– Стратиг, на связи митрополит Роксанский Кондратий, – раздался из динамика голос флигель-адъютанта.

О, батьку Кондратьку! И чего ж ему, интересно, надо?

Отставной полкан десантуры, мужик-кремень, немало я денежек (тайно от всех, а от него – тем паче) в его избрание вбухал, когда разведкой командовал. Редкой прямоты и целостности человек, верующий искренне и истово, но без фанатизму, прямой, как копье, но при том умный – идеальный первосвященник для моей колонии, не чета нашему Каифе VII.

– Соединяй, – скомандовал я, и, дождавшись появления Кондратия на экране, поприветствовал митрополита первым. – Благословите, отче. Чем обязан радости вас лицезреть?

– Здравствуй, сын мой. – На экране мелькнула его рука, в знак пастырского благословения осенившая меня крестным знамением. – Скажи мне, чадо, ты совсем охренел?

– Это вы, высокопреосвященнейший владыко, можете совсем или не совсем, – усмехнулся я. – А для меня «охренел» – это естественное состояние. А что случилось-то? Патриарха, когда он узнал, что я предлагаю ввести корабельных капелланов, чего его святейшество давно добивается, Кондратий хватил, простите за каламбур?

– Никто его ни за что не хватал, – поморщился преосвященный. – Сидит, радуется, официальное обращение готовит, возможно, даже сменит твое отлучение на епитимью… Ерунда все это.

Широкая ладонь отставного полковника энергично рубанула воздух.

– Тогда в чем же беда? – удивился я. – Чем вы, владыко, недовольны?

– А вот ты как считаешь, чадо, – глаза митрополита сощурились, выдавая его ярость, – из чьего диоцеза в первую руку служителей на флот заберут? Молчишь? Вот то-то, и помалкивай. Потому что у меня заберут, да еще подведут под это обоснование: мол, коли сердце такого безбожника и греховодника, как ты, смягчить смогли, так на флоте им самое и место, подвижникам. Чем это для меня, да и для тебя тоже, чревато, понимаешь?

Да уж, понимаешь. В митрополитах Кондратий без году неделя, своих людей на ключевые должности на Роксане еще не пораспихал, а изымать из приходов священников наверняка будут тоже исходя из принципа лояльности нашему первосвященнику. Не в восторге от него Константин, ой не в восторге, не видать бы ему своей митры, невзирая ни на какие финансовые вливания со стороны некоего синклитика Киндяшкова, кабы старый вояка не был в прошлом архиепископом Никеи Горной. Как вы думаете, кому мы обязаны тем, что этот город каракорумцы так и не смогли взять? Правильно думаете – командиру городского ополчения, архиепископу Кондратию.

– Вы там что, с друнгарием от пьянства совсем ум потеряли? – меж тем продолжал глухо яриться его высокопреосвященство.

Опа! А это кто ж нас с Женей ему сдал? Непременно надобно озадачить Савватия поиском стукачка.

– Или у вас, дети мои, его и не было никогда, что со мной этот вопрос не обсудили, не побеседовали о том, как это лучше подать?

Мнда, нехорошо вышло… Эдак милостивый архипастырь Константин нашего митрополита и схарчить может.

– Что же ты молчишь, чадо? – с убийственной лаской в голосе поинтересовался его первосвященство.