Двери в полночь Оттом Дина

17

Накинув извечный плащ и оправив рукава белоснежной рубашки, Шеф вышел из кабинета, пропуская меня вперед. В глаза бросилось то, что на этот раз он погасил в нем свет и запер дверь, но вертевшийся на кончике языка вопрос я решила не озвучивать.

Вопреки моим ожиданиям, мы пошли не через главный вход, а свернули налево, к черному.

— Тут ближе, да и светиться лишний раз не хочу, — пояснил Шеф, открывая дверь и давая мне проскользнуть у него под рукой. На мгновение я почувствовала запах его одеколона — резкий и притягательный, ветром и морем, который тут же исчез.

Мы спускались вниз пролет за пролетом, и я невольно вспомнила тот первый день, с которого все началось, когда Оскар почти бегом тащил меня вверх по этой лестнице.

— Откуда здесь все-таки свет? — не удержалась я. — Меня уже давно мучает этот вопрос!

Шеф улыбнулся — хоть и не совсем четко, но я все же видела его лицо.

— Ах, Чирик-Чирик, когда же ты поймешь! Нет здесь света! Только пара окон под потолком — это ты так видишь!

Я только вздохнула — удивляться уже устала.

Мы вышли под легкий моросящий дождик, и я инстинктивно втянула голову в плечи. Подул долгий холодный ветер, пробирающий до костей, и я запахнула плотнее свою куртку. В городе начиналось утро, и ночная мгла, совершенно непроницаемая в это время года, начинала отступать. Глазу это еще было незаметно, но уже чувствовалось — по запаху, по звуку шин автомобилей, по спешащим куда-то людям. В зданиях там и тут уже был включен свет, и желтые окна напоминали пробитые карточки «на работу явился». Оранжевые фонари высвечивали редкие снежинки — потепление закончилось, зима вернулась в Питер.

— Идем, — Шеф взял меня за руку повыше локтя и потянул в сторону.

Я пыталась предположить, где же может находиться таинственный переход в теневой Петербург, и обшаривала глазами окрестности. Ничего эдакого на глаза не попадалось. Обыденность начинающегося дня вообще портила все впечатление. Думать о переходе в другой мир, глядя как закутанные в ватники торговцы раскладывают на лотках свои безделушки для туристов, было откровенно трудно. Да еще и пальцы отмерзали.

Шеф с легким интересом наблюдал за мной, а я — за ним. От ветра у меня в глазах стояли слезы, которые стекали по щекам вниз, а кончик носа покраснел и отмерз. Зато моему начальству все было нипочем: волосы слегка растрепало, но как-то изящно, полы плаща героически бились за спиной, а надвигающийся мороз его, кажется, вообще не касался.

— Это что, секретная тепловая техника? — заныла я, когда выяснилось, что даже мои теплые и в общем-то довольно густые волосы не спасают уши от холода. — Я тоже хочу-у-у…

— Мне очень жаль, но нет, — Шеф слегка приобнял меня за плечи, чтобы я не сбилась с курса, потому что под порывами ветра меня постоянно сносило куда-то влево, — это просто особенности моего организма. Я мерзну, начиная от минус сотни градусов.

Я завистливо взвыла. Я люблю Питер, но погода сводит меня с ума.

Мы подошли к Александровской колонне, и я в нерешительности остановилась.

— Нам что, сюда? — Я обернулась к ухмыляющемуся Шефу, выставив в сторону колонны замерзший палец. Желтые ограждения доставали мне примерно до пояса и дополняли ситуации абсурдности.

Он кивнул:

— Прыгай, нам к самому подножию.

Оглядевшись по сторонам, мы как могли аккуратно перепрыгнули заграждения. Хоть со стороны это и выглядело совершенно дико, но волновались мы зря: утренний народ не видит ничего дальше своего носа. Я, кажется, вполне могла совершить тут свое полное превращение — и то меня бы никто не заметил.

Подойдя вплотную к гранитному постаменту, я приложила руки к обжигающе-холодной поверхности и задрала голову вверх. На лицо и ресницы мгновенно осели снежинки. Отсюда, снизу, колонна казалась гигантской и из-за несущихся на ее фоне туч являла собой грозное зрелище. Кому-то за моей спиной грозил ангел, перехватив крест в другую руку…

— Садись, нам надо подождать еще немного, — я посмотрела вниз и с удивлением обнаружила, что Шеф уже грациозно расположился на ступенях, подняв воротник плаща и разложив полы рядом с собой. Он пригласительно похлопал по ступеньке рядом и потянулся за сигаретами. Сидеть на граните зимой — это просто кошмар любой мамы, но я все-таки опустилась рядом с начальством, онемевшими пальцами принимая сигарету.

— Долго нам ждать? — Я попыталась прикурить, но не чувствовала пальцев, и Шеф, картинно вздыхая, отнял у меня зажигалку.

— Еще минут пятнадцать, — он щелкнул запалом, — ты сама заметишь, как появится первая группа.

Я попыталась представить, как из воздуха появляются пять человек, а потом так же в никуда исчезают еще пять, и никто этого не замечает, но воображение отказало.

Время шло. Как всегда, когда надо, чтобы оно двигалось быстрее, тянулась каждая секунда. Шеф сонно смотрел по сторонам, я курила и ежилась, пытаясь из замерзшего оборотня сжаться в теплый комок.

Первыми вестниками сумерек оказались фонари. Еще недавно светившие в полную мощь и как будто скрашивающие своим светом окружающий холод, они стали затихать и вдруг потухли совсем.

— Отойдем, — Шеф встал первым и помог подняться мне.

Мы отошли от ступеней чуть назад, прижавшись спинами к заграждениям. Я чувствовала себя откровенно глупо, но какая-то часть меня, наверное недополучившая в детстве сказок на ночь, все же с замиранием ждала, что вот сейчас случится чудо!

Шла минута, вторая. Ничего не происходило.

Она появилась первой, прямо перед нами, и сразу же отскочила в сторону, замерев в полубоевой стойке. Крепко сбитая девушка, на вид чуть старше меня, с ежиком ярко-розовых волос и пирсингом где только можно. Спортивная розово-серая куртка и широкие камуфляжные штаны. Просто взяла — и появилась в нескольких сантиметрах от гранита постамента, будто завершая прыжок. От неожиданности я вскрикнула и прижалась к Шефу, который только тихо засмеялся. Увидев начальство, она мгновенно вытянулась по струнке и козырнула. И хоть весь вид ее сейчас говорил о верности правилам, что-то в том, как она отдала честь, говорило о бунтующей натуре. Ай да Шеф — у таких натур заслужить уважение куда сложнее.

— Вольно, Зена, — улыбнулся он, — как там?

Зена переступила в обманчиво-расслабленную стойку и бойко отчиталась:

— Ничего особенного, Александр Дмитриевич, все как всегда. Нашли одного «глухаря», но он быстро в туман ушел, трогать не стали, чтобы не баламутить. Черт, правда, хотел за ним погнаться, но отговорили.

Из всей фразы я поняла только имя начальства.

— Это про что она? — прошептала я на ухо Шефу, стараясь не выглядеть полной идиоткой.

— «Глухарь» — это неактивный Представитель. Тот, который пытается выйти на границы города, но еще толком не обрел разум и в принципе неопасен. Трогать его не стали правильно, это только лишний риск. Иногда таких «глухарей» бывает достаточно просто спугнуть. Ну а Черт — это кличка. Капитан группы, он тебе понравится.

Я кивала, впитывая информацию. Похоже, жаргон групп придется учить отдельно, по бумажке. Меж тем Зена исчезла — Шеф кивнул, отпуская ее. Через мгновение, впрочем, появились еще двое: очень высокая девушка в зеленом плаще, будто сошедшая с иллюстраций к «Властелину колец», и высокий, этакий «шкаф с антресолями», улыбчивый парень с ежиком ненатурально коричневых волос, затянутый в трещащую по швам косуху. Девушка чинно склонила перед Шефом голову, парень козырнул — очень похоже на Зену, только более вольно, как-то озорно. Среди всех этих раскланиваний мне вдруг стало неловко от своих почти дружеских отношений с Шефом: для всех он — высочайшее начальство, а я тут запросто стою рядом с ним и вообще кофе пила. При воспоминании о кофе мысли как-то сами собой перескочили на виски у него в кабинете и мое кратковременное опьянение, а оттуда — на «лекарственный» поцелуй. Я вспыхнула и опустила глаза.

Шеф, видимо, истолковал это по-своему и, чуть наклонившись ко мне, стал разъяснять, кто здесь кто:

— Девушка — Крапива, она лекарь. Очень хороший, кстати. Парень — Михалыч, второй в группе оборотень. Как нетрудно догадаться, медведь. Зена, к слову, первый в группе, если что, замещает капитана и вообще служит ему хорошим тормозом. Он у нас талантливый и лидер отличный, но его часто тянет на приключения, правда в одиночку. В общем, в паре они работают замечательно.

Я кивнула, краем глаза следя, кого еще явит Столб.

Он не заставил долго ждать: со ступеней сошел, выбрасывая вперед ноги в «казаках» и замирая на каждой ступени, мужчина лет тридцати. Голова его в ковбойской шляпе была наклонена, будто он к чему-то прислушивался, мягко вьющиеся рыжеватые волосы вольно раскинулись по плечам в кожаном пиджаке. Руки засунуты в карманы, в зубах зажата трубка. Он бы, может, и выглядел нормально, но обилие псевдокрутых деталей делало его скорее смешным, чем интересным, а узость кости только усиливала ощущение нелепости. Он спустился по ступеням вниз и только потом поднял голову. Медленно вынул изо рта трубку и, осклабившись, гротескно поклонился Шефу.

— Здрасте вам, — я ожидала, что меня обдаст запахом табака, но не почувствовала ничего — кажется, его трубка даже не была зажжена.

— Знакомься, — обратился ко мне Шеф, — это наш Неуловимый Джо.

Я невольно прыснула в воротник, вспомнив бородатый анекдот. Джо перевел на меня взгляд. Красивого орехового цвета глаза излучали такой силы презрение, что я второй раз за полчаса подалась к Шефу. Тот же, к моему вящему удивлению, тепло улыбнулся Джо и кивнул в сторону арки:

— Спасибо, Джо, можешь идти.

Ковбой крутанулся на каблуках и излишне громогласно зацокал прочь, чуть сгорбившись и отмахивая правой рукой.

— Какой неприятный, — все же не удержалась я, — и как вы с ним еще так ласково!

Шеф рассмеялся:

— Ну а что мне с ним, в гляделки играть, кто круче? Некоторых особей неприятие их правил игры задевает куда как больше, чем сама победа. Он у нас вообще странный. Говорит, что с Дикого Запада, поезда грабил с товарищами. Их подстрелили, а он вот жив остался. Но тогда он уже должен полную трансформацию выдавать. В общем, он либо даун превращения, либо врун. Что хуже, выбрать так и не смог, в итоге завис, напуская на себя значительный вид.

Я невольно скривилась: такие люди были мне знакомы. Обычно у них просто не хватало духу признать свои комплексы, вот и строили из себя невесть что.

Почти сразу за Джо появилась дама, которую тут же хотелось отправить на ролевку. Длинные распущенные волосы охватывал витой обруч, на лоб спускалась круглая бляшка. Голые руки были увешаны браслетами и фенечками, на груди висело великое множество амулетов — от молота Тора до звезды Давида. На барышне были зеленые шароварообразные штаны и яркая розовая кофта в оранжевый цветок, из тех, что продают в этнических магазинах. Довершали этот кислотный ансамбль простые черно-белые кеды.

— Велирель — штатный эмпат, — пояснил Шеф, пока барышня, не вынимая рук из карманов, бросила «В Багдаде все спокойно!» и шутливо-строевым шагом отправилась в сторону арки.

— Зоопарк! — не выдержала я, хотя эмпат и казалась дружелюбной. — Как вы их только всех терпите?!

— Я-то что, мы вплотную редко видимся, а вот как их терпит Черт — вот это тайна, — вздохнул Шеф, — а вот, кстати, и он.

Я повернула голову, ожидая увидеть очередное позеристое чудо, но на ступенях, обнажив в широкой улыбке белоснежные зубы, стоял совершенно обычного вида юноша. Смуглая кожа, вьющиеся волосы, доходящие почти до плеч, смеющиеся глаза-маслины — он мог бы сойти за младшего брата Оскара, только черты лица были не столь чеканными, скорее мальчишескими. Он был едва ли выше меня, то есть Шефу доходил примерно до плеча, но из всего него буквально толчками исходила неизрасходованная энергия — так часто бывает с невысокими людьми.

— Привет, босс! — Махнув около виска двумя пальцами, он быстро спустился по ступеням и, картинно выпятив грудь, отчеканил: — Ничего значимого не произошло!

— Опять за «глухарем» погнался, — Шеф серьезно покачал головой, но в глазах его плясали черти. — Ай-ай-ай…

— Виноват — исправлюсь! — гаркнул Черт и вдруг резко сдулся. — Тьфу ты, не могу я долго воздух в легких держать!

Судя по всему, я присутствовала при старом ритуале, который оба знали наизусть. На фоне последних господ простота Черта казалась почти трогательной.

— А это у нас кто? — Капитан кивнул в мою сторону и подмигнул мне.

— А это у нас новенькая, — Шеф сделал ударение на слове «у нас» и приподнял бровь — видимо, настоящий диалог велся не словами, а интонацией и мимикой, — думаем вот, куда определять.

— С удовольствием возьму под свою опеку, — разъехался в улыбке Черт.

— Кто бы сомневался, — фыркнул Шеф и хлопнул капитана по плечу, — ладно, вольно. Дуй отсюда.

Козырнув, Черт легко перемахнул в прыжке ограждение и исчез в наступающей серой хмари.

— Ну что, готова? — испытующе посмотрел на меня Шеф.

Я кивнула.

— Тогда советую зажмуриться — можно ослепнуть, бывали случаи. Слишком быстро и много непонятно чего проносится мимо.

Я ойкнула и зажала рот руками. Шеф ухмыльнулся.

— Все вы такие — пока не напугаешь как следует, ничего не делаете. Так, теперь дальше. Первый раз ты туда смогла бы пройти самостоятельно… черт его знает когда.

— Не поняла-а? — обиженно протянула я.

— Сейчас попробую объяснить на пальцах, — Шеф прислонился плечом к постаменту и задумчиво приложил длинный палец к резным губам, — вот смотри. Есть человек. Если его ничему не учить, а просто дать жить, то рано или поздно он поймет, что есть письменность и что надо учить буквы и читать книги. Понятно? Умница. А мы как бы берем и подкладываем ему букварь и прописи и еще учителя подсовываем, а потом еще параллельно начинаем курс английского. Ага?

— Ага, — согласилась я, — только я не поняла, как вы мне будете подкладывать преподавателя английского, раз сами не знаете, когда я туда попаду.

— Тут все просто. Я могу переместиться. Ты тоже сможешь после первого раза — эту дорогу никогда не забудешь, даже если захочешь. М-да, так вот, — он оттолкнулся плечом от гранита, встал прямо и одернул плащ, — мне надо будет просто тебя обнять — и мы оба переместимся.

Я невольно отпрянула. Не то чтобы мне так претила мысль оказаться в объятиях Шефа, просто сама форма процесса несколько… смущала своей неформальностью. Воображение быстренько нарисовало Шефа и Оскара, обнимающих по очереди половину служащих Института и так транспортирующих их вниз.

— И что, только так и можно? — Я даже не пыталась скрыть сомнения в голосе.

На мгновение он замялся:

— Ну или долгие тренировки и познание себя…

— Ой, не, хватит с меня тренировок! — взвыла я. — Я на все согласна!

— Тогда вперед, — улыбнулся Шеф, делая шаг ко мне.

Я невольно постаралась сжаться, натянув рукава на отмерзшие пальцы, и все равно чувствовала себя ужасно неловко.

— Не бойся, это не больно, — он поднял руки и осторожно сомкнул их кольцом за моей спиной, медленно сводя. — Только не забудь закрыть глаза.

Я опустила взгляд вниз, невольно отмечая контраст между его туфлями и своими кедами. Щеки ощутимо начинали пылать — кажется, я в жизни не чувствовала себя глупее. Шеф двигался осторожно и медленно, явно понимая, что я чувствую. По мере того, как его руки сжимались вокруг меня, мне приходилось все ближе и ближе подходить к нему, краснея все гуще и гуще.

— А нас точно никто не видит? А то глупо как-то, — я подняла на него глаза, пытаясь разглядеть выражение лица, — хотя бы капля такой же неловкости, которую испытывала я, и мне сразу станет легче. Но нет, как будто он каждый день по роте девушек обнимает и утаскивает в другие миры.

— А что тут глупого? Ну подумают, что мы влюбленная парочка, — совершенно спокойно заметил он.

Я вскинула на него полный возмущения взгляд: он еще и издевается надо мной!

— Все, затихни.

Одна его рука легла мне на спину, вторую он положил на затылок. Полыхающими щеками я ощущала его холодный от падающего снега плащ.

— Закрыла глаза?

Я кивнула.

— Не бойся, — прошептал он мне в самое ухо. А потом мир вокруг нас взорвался.

Я не знаю, как описать то, что я чувствовала. Всего несколько мгновений, но эти ощущения я не забуду никогда. Я как будто была в центре бури, все вокруг бушевало и куда-то летело, я чувствовала, как дикая сила проносится рядом со мной, будто я была в центре торнадо, — и единственное, что оставалось на месте и вселяло каплю уверенности, — ощущение холодной ткани у лица и кольца рук за спиной. Я вдруг поняла, что кусаю губы, а пальцы до боли сжаты, вцепившись в отвороты плаща.

В первый момент я попыталась дернуться и посмотреть, что же происходит, но Шеф не дал мне, прижав мою голову к себе.

Мое сознание судорожно пыталось понять, что же происходит, и еще секунда этого непонятного состояния между «здесь» и «нигде» — и я бы запаниковала, но тут все вдруг закончилось. Мир вокруг остановился, дикий ветер, который, как мне казалось, бушевал вокруг, мгновенно улегся. Я продолжала стоять, крепко зажмурившись и не отпуская холодной как лед успокаивающей ткани. Откуда-то сверху раздался тихий смешок.

— Плащ уже можно отпустить, прилетели.

Я сглотнула, все еще не раскрывая глаз. Медленно разжала сведенные пальцы. Кольцо рук за моей спиной тут же исчезло, и от неуверенности я открыла глаза.

Шеф стоял в шаге от меня и, чуть наклонив голову, изучал мое состояние с полуулыбкой на изогнувшихся губах. Я несколько раз моргнула, стараясь привести голову в порядок и не видя ничего вокруг, кроме него. Да, это мой начальник, привычный, уже почти родной — вот от него и будем отталкиваться… Я прищурилась, потом помотала головой, пытаясь понять, что не так. Понять не получалось, но разница чувствовалась совершенно отчетливо — так, ища различия между двумя картинками, наши глаза цепляются за что-то, но мы еще не можем заметить эту деталь.

Меж тем с Шефом совершенно точно что-то было не так. Он как-то неуловимо изменился, отличаясь от того парня, которого я привыкла видеть в НИИДе, как законченная картина отличается от чернового наброска.

— Аэ… — выдавила я, старясь вложить в это все свои многочисленные вопросы.

— Да, закономерная реакция, — он откинул полу плаща, вынул из кармана брюк сигареты и закурил. Я немедленно захлопала в воздухе пустой ладонью. Он протянул мне пачку и зажигалку.

Шеф хмыкнул и повернулся влево, ожидая, пока я закурю. А я все не сводила с него удивленных глаз, никак не понимая, что же именно в нем изменилось. Лицо вроде бы было то же, но… Он будто повзрослел в одно мгновение, исчезла та слащавость, что раздражала меня все это время. Черты стали жестче, движения — более плавными, поменялась даже осанка. Передо мной стоял уже не юнец, с которым я считалась по необходимости, а кто-то, кто только выглядел молодо, и, сколько лет скрывалось за этими голубыми глазами, я уже не рискнула бы предположить. Сигарета так и повисла не прикуренной в моих пальцах, а рука замерла на колесике зажигалки.

В тот момент, когда я подняла на него затуманенный еще взгляд, внутри меня что-то вспыхнуло тупой, безысходной болью. Усталой, безнадежной. Захлестнуло, спутав мысли, заставив сердце сбиться с ударами, выступив быстрыми слезами на глазах, — и тут же прошло.

Я чуть покачнулась, приходя в себя, оторопело взглянула на Шефа. Он смотрел куда-то в сторону и сейчас повернулся ко мне, улыбнувшись. Я подняла на него взгляд — и замерла. Его глаза больше не казались мне человеческими, а их выражение заставило все внутри сжаться. Как я могла принимать это существо за человека все это время?! Нет, зрачки не стали вертикальными, и радужка не поменяла цвет, но сейчас я ясно видела, что передо мной стоит кто-то намного больший, чем можно предположить.

— Все в порядке? — Он приподнял светлые брови.

— Да, — я кивнула и повернулась, пытаясь прогнать это странное ощущение, слепящим холодом отдающееся в позвоночнике.

Откуда-то подул легкий ветерок, невесомо шевелящий волосы и остужающий кожу.

Вокруг царила ночь. Не та, что пугает и таит в себе страхи, но та, что заставляет кровь бежать быстрее, а сердце — сжиматься от счастья сиюминутного покоя. Звезд не было — низкое темное небо, словно навсегда затянутое тучами, сквозь которые шел легкий незаметный свет как от луны. А к нему, к этому близкому и зовущему небу, со всех сторон тянулись дома, красивее которых я не видела в своей жизни. Высокие и изящные, они будто в любое мгновение готовы были оторваться от земли и взлететь, устремившись вверх шпилями. Темные окна придавали им нежилой и оттого непошлый изначальный вид. Только тут я поняла, что дом не должен быть заселен, — только так он остается произведением искусства. Резные фасады, высокие окна, балконы, барельефы, всюду затейливая и изящная лепнина, двери в несколько человеческих ростов — и этажи, этажи! Они уходили ввысь, и я не могла сосчитать их. Все выглядело так, как если бы небоскребы начали строить в 18 веке…

Я не смела дышать, боясь спугнуть то ощущение «я дома», которое вдруг накрыло меня с головой. Глаза защипало, мне вдруг захотелось плакать, подбежать к любому дому, прижаться к нему и прошептать: «Я вернулась…» Только теперь мне стало понятно, что ни та комнатка с выцветшими обоями, в которой я прожила почти всю свою жизнь, ни моя новая квартира, сошедшая со страниц каталогов, не были моим настоящим домом. Они были лишь тенью его тени. Как же теперь, видя настоящий дом, я смогу вернуться туда?

Я сделала шаг вперед, и тонкая подошва не скрыла от меня булыжников мостовой — здесь не было асфальта, только ровные и гладкие камни. Темные, с редкими прожилками вовсе черного цвета. Да, разница в цвете здесь определенно была, но незаметная, и отличить издали синий от коричневого было невозможно. Но как это радовало глаза! Я поняла вдруг, как устали они от обилия красок, от дневного света, слепящего и всепроникающего. Здесь хотелось смотреть просто для того, чтобы дать им отдых и обрадовать. Каждый взгляд вокруг дарил чувство невыносимого счастья, такого, что хотелось смеяться, но было страшно разрушить смехом его полноту.

Миллион запахов витал в воздухе, пробуждая в мозгу мимолетные, но почему-то очень родные картины, которые я даже не успевала осознать. Мне просто хотелось дышать и дышать, чувствуя этот волнующий запах, — именно он и мерещился мне по утрам, еще до всей этой странной истории, навсегда изменившей мою жизнь, именно его я пыталась прогнать дымом сигарет, не в силах смириться с тем, что никогда не смогу сюда попасть.

Только тогда он был в десятки, сотни раз слабее. Я прикрыла глаза и просто пошла вперед, доверившись своему обонянию, которое здесь стало еще острее.

Я успела сделать только два шага, как на плечо мне легла твердая холодная рука.

— Открой глаза. Продышись и просто прими, иначе ты уже никогда не вернешься.

Я попыталась вырваться, но Шеф держал неожиданно крепко.

— Давай, ты сможешь.

Он говорил спокойно и уверенно, и вера в его слова вдруг стала сильнее этого влечения. Было в его голосе что-то, что заставляло слушаться.

Я постаралась дышать спокойнее, несколько раз нарочно сильно моргнула. Постепенно становилось легче.

— Как с тобой, оказывается, сложно, — покачал головой Шеф, продолжая придерживать меня за плечо на всякий случай, — как ты остро реагируешь!

— Да? — Я обернулась на него и вздрогнула, все никак не в силах привыкнуть к его «новому» облику. — Но вы же сами говорили, что город влечет…

— Но не до такой степени. Обычно люди просто с трудом отсюда возвращаются, иногда кто-то немного расклеится. Но вот так, чтобы просто закрыть глаза и пойти, — такое я впервые вижу.

Я пожала плечами.

— Да я что-то тут вообще… не в себе. Может, со мной что-то не так, а, Шеф?

— Да и я вот думаю… — Он задумчиво провел пальцем по резко очерченным губам. Нет, кажется, я никогда не привыкну к тому, что теперь его лицо отдается далекой болью и где-то в глубине памяти, будто за бетонной стеной. — Ладно, пошли прогуляемся, может, тебя со временем отпустит.

Руку с моего плеча он так и не снял.

Мы медленно шли по улицам. Постепенно мне становилось легче, и то безумное влечение, которое я ощутила вначале, ослабело. Город все равно звал и вызывал ощущение щемящей радости, но я уже ровно держалась рядом с Шефом и не повторяла попыток куда-то убежать.

Он изредка смотрел по сторонам, мое состояние интересовало его явно больше, а для меня все было внове. Нижний Питер отличался от Верхнего, привычного, больше чем я думала, и дело было не только в зданиях. Здесь почти не было деревьев, однако город не казался мертвым, совсем наоборот — он будто весь был живой, будто слово «камень» приобрело здесь другое значение.

Верхний Город был совершенно плоским, Нижний — холмистым. Я настолько не привыкла спускаться куда-то, что первая же улица — мощеная горка — повергла меня в ступор, что в свою очередь повергло Шефа в хохот. Видимо, физиономия у меня было конкретно растерянная. Однако я была в восторге — оказалось, что где-то глубоко внутри меня кто-то очень любил спускаться под горку, а подъем совершенно не отнимал сил, так что я бодро шагала вперед, едва успевая крутить головой и смотреть по сторонам. Я никак не могла перестать удивляться тому, насколько местные здания красивее и грациознее того, что было Наверху, хотя и тот город считается музеем. Однако все они были темными и какими-то далекими, словно силуэты. И ни одно я не могла бы в точности описать, стоило лишь отвести от него взгляд.

— Шеф, я давно хотела спросить…

— М? — Он наконец уверился в моей вменяемости, и сейчас его руки были в карманах брюк, но складка между бровей залегла явно по моей вине.

— Почему в Институте у всех прозвища?

Он поднял на меня взгляд. Черт, все такой же — каждый раз, взглядывая на него, я надеялась, что он изменится, и мое сердце перестанет екать.

— Хороший вопрос. Видишь ли, большинству в НИИДе давно перевалило за сотню. За это время сформировалось мнение о них, появились какие-то истории, байки. Прозвище ведь говорит нам намного больше, чем имя. Которое, кстати, совсем не все хотят вспоминать. Для кого-то настоящее имя связано с семьей, и это совсем не всегда радостные истории. В те времена, когда начинали превращаться эти еще люди, религиозность была намного более распространена. И принять, что твоя дочь или сестра чем-то отличается от всех остальных, причем отличается резко и странно, было намного сложнее. Куда проще списать все на одержимость, злой дух и происки дьявола. Многие просто бежали из дома, спасая свои жизни. И для своих семей они умерли.

— О!.. — Я замолчала, следя как туман легкой пелериной проплывает вокруг нас. — Никогда не думала, что все так… сложно. Оказывается, мне еще повезло.

— И еще как, — кивнул Шеф.

— А у меня тоже будет прозвище? — вдруг вырвалось помимо моей воли. Ну вот, что за детский сад!

— Будет, — коротко хохотнул Шеф, — смотри только, чтобы не как у нашего Джо вышло.

— Да уж! — Я ступила на выгнутый деревянный мост, находящийся примерно на месте нашего Аничкова. Зеленые перила змеились под руками, рисунок ограды, казалось, двигался, как живой. На постаментах стояли кони — но без людей, а из спин у них вырывались крылья.

— А вы? — Я оглянулась на шагающего рядом Шефа. — Вас ведь тоже по прозвищу называют. Чтобы получить такое, наверное, много лет потребовалось.

— Насколько много?

— Пытаетесь понять, сколько, я думаю, вам лет?

— А если и так, — он озорно улыбнулся, аккуратно придерживая меня за плечи, чтобы я повернула.

— Ну, судя по тому, как просто вы общаетесь с Оскаром, — вряд ли сильно меньше. С другой стороны, выглядите вы моложе, значит, все же сильно младше.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, верны ли мои рассуждения, но мой дорогой начальник опять сотрясался от беззвучного хохота.

— Нет, ну что вы, что вы смеетесь надо мной?! — Я всплеснула руками. — Я же совсем недавно вообще все это узнала, мне же надо руководствоваться хоть какой-то логикой!

Шеф легко опустил руку мне на плечо:

— Ладно, не дуйся. Просто ты даже не можешь представить, насколько далека от истины. — Он улыбнулся, и я снова вздрогнула, наткнувшись на этот взгляд.

Мы встали, следя, как под нами плещется черная, как мазут, вода.