Няка Танк Таня

Вне себя от возмущения, Алина вырвала у него руку и отошла к окну.

– Какая ты чистая, порядочная, – донеслось ей вслед. – А я действительно глубоко порочный и заблудший человек. Ориентиры напрочь сбиты. Видишь, я даже не могу отличить черное от белого, добро от зла… Но ведь ты поможешь мне? Только с тобой я смогу стать другим… вернее, самим собой, только настоящим… Если ты скажешь «нет», лучше мне сдохнуть здесь и не мучать ни себя, ни людей…

Обливаясь слезами, Алина приблизилась к его постели.

– Костик, милый, – она торжественно взяла его за руки. – Если я нужна тебе, я буду с тобой. Только не делай больше ничего нечестного и подлого. Уйди из этой лживой, лицемерной партии… брось свою продажную газету… оставь все жене и детям… Поверь, без этих жертв новую жизнь тебе не начать. Да и не жертвы это… ты сам поймешь, как хорошо тебе станет без всех этих бирюлек…

Глаза Кости влажно блестели. Он поцеловал сначала одну Алинину руку, потом другую.

– Ты святая, – прошептал он.

В понедельник с утра пораньше Зина отправилась в клуб. Поскольку главный редактор взяла административный по семейным обстоятельствам, Рыкова решила, что и ей в редакции делать нечего. Тем более, на носу у нее свадьба, и дел невпроворот. За каких-то четыре дня ей нужно похудеть еще на три килограмма, покрасить волосы, сделать маникюр, педикюр и пилинг всего тела, нарастить ногти и хотя бы пару раз посетить солярий.

– Вот это пассаж, – застыла она на пороге тренажерки, увидев, что Кирилл занят с Катюшкой. Распластавшись на фитболе, она пыталась поднять туловище. Инструктор держал палец на ее животе, контролируя сокращение мышц пресса. Стражнецкая хихикала и не спешила принимать вертикальное положение, неуклюже елозя спиной по шару. Кирилл стоял рядом с сугубо деловым выражением лица.

Зина зашнуровывала кроссовки, как вдруг в раздевалку влетела Стражнецкая.

– Он у меня поплатится за свою холодность! – шипела она. – Из-за мимолетной вспышки похоти разбить мое семейное счастье, принести чудовищные страдания моему любимому мужу! Теперь-то я не сомневаюсь, что из-за этого он и покончил с собой!

– Чего-чего? – подобная трактовка болезни Костика не приходила Рыковой в голову.

– Да я сразу поняла, это неудавшийся суицид. Какие могут быть синявки в апреле? Пусть делают дуру из кого-нибудь другого.

– Но с чего бы этому гладкому и душистому цинику сводить счеты с жизнью? – скептически поинтересовалась Рыкова.

– Как с чего? Он понял, что моим сердцем завладел другой, что он навсегда теряет меня…

– Да, все сходится, – усмехнулась Зина. – Поздравляю, Катенок, ты стала настоящей фам фаталь.

Катюшка польщенно заулыбалась, а Рыкова задумалась. Интересная, черт возьми, версия. В последнее время Стражнецкий действительно пребывал в какой-то депрессии. Все-то ему было скучно, все обрыдло… Даже когда она намекнула ему на возможное счастье с Алинкой, он минут пять сидел, как истукан. Может, он и правда принял яд? Далеко ходить не надо – под рукой собственная лаборатория. Химичь что душе угодно…

– Но это же ерунда какая-то, – пробурчала Зинка себе под нос. – Травиться за месяц до выборов, когда тебя вот-вот допустят к кормушке с сочным фуражом?

Внезапно ее осенила другая идея. А, может, к суициду его подтолкнула не столько депрессия, сколько огромный грех, висящий на его душе? Например, убийство? То-то он перепугался, когда она блефанула насчет дневника, в котором Кибильдит якобы описала его художества. С мотивом, правда, непонятно, зато все ясно со средством. Это какая-нибудь отрава собственного производства. Точно! Как она раньше не догадалась! Так вот ты какой, загадочный бизнес Кости Стражнецкого. Подпольная торговля чудодейственными микстурками. Которые он сбывал через кого? Ясен пень, через Ревягину и, возможно, Казаринова! И сейчас она эту тему провентилирует.

– Не понимаю, как ты можешь уводить жену у своего же приятеля, – заметила она Кириллу после тренировки, заглотив пару розовых таблеток. – Вот и верь после этого в мужскую порядочность.

– У какого еще приятеля?

– Не люблю, когда виляют. Скажи, приударяешь ведь за Катькой?

– Я?!

– Не ври, это же очевидно. Что ты сегодня чертил у нее пальцем на пузе, когда я вас застукала?

– Я показывал ей, до какого предела должна сокращаться прямая мышца живота.

– Ну-ну. А знаешь, кто у нее муж?

– Я догадываюсь, что его фамилия Стражнецкий, – съязвил Кирилл. – Но кто он и что он – не знаю и знать не хочу. Наверно, какой-нибудь дядя с пивным животом?

– Отнюдь, – и Зина сунула ему под нос свой мобильник с портретом Костика.

– Это муж Катерины? – вглядевшись в картинку, побледнел Кирилл.

– Да, – Зина сверлила его глазами. – А почему ты так переполошился?

– Я? – Казаринов как будто не знал, что сказать. – Просто… просто очень красивый мужик. Никогда бы не поверил, что такой мог жениться на этой… этой…

Он замолчал, опасаясь в стенах клуба некорректно отзываться о клиентах.

– Кстати, «эта» довольно богата, – ухмыльнулась Зинка. – Поклонники непреходящих ценностей ставят это выше красоты. Мой тебе дружеский совет: поступиться своими эстетическими идеалами и дать богатенькой вдовушке то, чего она так пламенно жаждет.

– Какой еще вдовушке?

– Тебе выпал счастливый билетик. Этот красивый мужик, – она кивнула на дисплей сотового, – при смерти. Не теряйся. Я уверена, дельце выгорит.

Выйдя из клуба, она поспешила в салон Пресловуцкой. Через полчаса они должны были встретиться с Мишей для финальной примерки платья.

– Ну, теперь-то оно сядет как надо, – бормотала Зинка себе под нос. – Минус кило за три дня – это серьезно.

Ровно в три Глория внесла платье в примерочную. Зина придирчиво глянула на наряд:

– Чистенько шьете. Надеюсь, на этот раз я влезу в эту одежку Твигги.

Так оно и получилось. Но платье сидело на ней настолько плотно, что при каждом вздохе норовило треснуть по швам.

– Оставляем так, – натужно улыбнулась Рыкова, максимально втянув живот. – До конца недели я похудею еще на пару кило, и оно мне будет в самый раз.

– Зизи, милая, я прошу тебя: не худей больше, – протянул к ней руки Миша. – Поверь мне, твои аппетитные формы – это мечта любого мужчины. Если бы ты жила триста лет назад, ты вдохновляла бы самого Рубенса, а в прошлом веке была бы любимой натурщицей Кустодиева… Глория, ну поддержите хоть вы меня!

– Ваш жених абсолютно прав, – сухо заметила Пресловуцкая.

Вечером влюбленные чаевничали перед телевизором.

– Я все-таки не понимаю, почему ты настаиваешь на скромной свадьбе, – сказала Зинка. – Мы невероятно красивая пара, и почему бы не дать черни полюбоваться на наше великолепие?

– Я могу ошибаться, но, по-моему, свадьба это таинство, интимный праздник двух любящих людей и их самых близких друзей. Ты позовешь свою лучшую подругу, я – кого-нибудь из коллег…

– Лично я предпочитаю более шумные пирушки. Но раз пошив свадебного платья так сильно истощил твои закрома…

– Зин, ты опять за свое? – слегка обиделся Миша. – Денег у меня действительно не слишком много, и я хочу потратить их только на тебя.

– Сколько? – зажглись глаза Рыковой.

– Не такого я ждал вопроса…

– А какого? Намекни неразумной.

– Разве тебе не интересно, на что я хочу потратить деньги? А у меня очень интересные планы…

– Имей в виду, что шубу я себе только что купила.

– Да я и не думал про эти тряпки, – увлеченно заговорил Миша. – Как тебе свадебное путешествие на Кубу? Мы проведем три блаженные недели, нежась на Варадеро и потягивая мохито…

– Тс-с, – осекла его Рыкова. – Новости!

И она прибавила звук телевизора.

– Из Эмского центра токсикологии передает наш корреспондент, – сообщила ведущая. – Состояние Констатина Стражнецкого остается тяжелым. Консилиум ведущих токсикологов города подтвердил предварительный диагноз «отравление пурпурной синявкой». Правоохранительные органы отрабатывают версию покушения на жизнь Стражнецкого как один из методов грязной политической борьбы…

– Ха! – перебила Рыкова. – Да при чем тут политическая борьба, когда он сам, по доброй воле свел счеты со своей никчемной жизнью?

– Что? – повернулся к ней Миша. – Откуда тебе это может быть известно? Неужели ты опять продолжаешь свое расследование? Любимая, я за тебя боюсь…

– Чушь. Никакого расследования. Но я наблюдаю за происходящим со стороны. И пусть будут уверены, – самодовольно хихикнула она, – настанет момент, когда я представлю свои выкладки куда следует… Ловко я просекла про суицид?

– Я, конечно, не знаю всех деталей, но, по-моему, это не очень правдоподобно. Насколько я понял, твой друг преуспевающий человек, перед которым расстилаются радужные горизонты.

– Не каждый может нести на душе грех, – выспренне произнесла Рыкова. – Если что, я не о воровстве с Яндекс. деньги и не о десятке-втором простолюдинок, обесчещенных их сиятельством.

– Какие же еще на нем могут быть страшные грехи? – улыбнулся Миша.

– Убийство, мой дорогой, – заговорщически произнесла Зинка. – Я тут кое-что сопоставила и пришла к выводу, что именно он порешил Ульяну Кибильдит.

– Ульяну Кибильдит? Ту несчастную девочку из «Аполло»?

– Да-да, ту девочку из «Аполло», богатую наследницу, неосторожно доверившую ему свое сердце и еще кое-что поинтимнее…

– Ульяна была любовницей Стражнецкого? – глаза Миши зажглись интересом. – Не может быть!

– Он сказал мне об этом собственными похотливыми губенками.

– Но зачем ему было убивать Ульяну? – продолжал недоумевать Миша. – Хотя…

– Вот этого я тебе пока сказать не могу. Сама ломаю голову. Но рано или поздно я докопаюсь до истины и тогда…

– Зина, милая моя, – Бекетов заключил ее в объятья. – Не представляю, как я буду жить, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, будь осторожнее, не лезь в чужие тайны. Зачем тебе о них знать? Давай жить нашей любовью. Разве это не чудо, что мы нашли друг друга спустя 25 лет?..

Как только жених ушел в ванную, Рыкова набрала номер Колчиной.

– Детка, сегодня будь готова принять доцента Павла. Это ученый с большим будущим. В недалеком будущем ему прочат Нобелевскую премию за его революционную, высокоточную методику оплодотворения.

– Зиночка, прости, но я не смогу его принять. Я…

– Это еще что за новости?

– Я только что сделала тест и… все произошло, как мы хотели! У меня в пузике завелась хорошенькая лялечка!

– Прелесть какая, – процедила Рыкова. – Ты уверена, что тест не бракованный? Я на твоем месте для верности приняла бы все-таки доцента Павла. Я две недели валялась в ногах у Курилко-Рюмина…

– Первый раз слышу про бракованные тесты.

– Дитя мое, как ни крути, а контрольный выстрел необходим. Надо закрепить блистательный триумф слаженного труда коллектива ученых.

– Хорошо, пусть приезжает…

На следующее утро Зинка покатила к Кориковой, которая по-прежнему несла вахту возле Стражнецкого.

– Молодец, пасешь добычу, – подмигнула она подруге, которая от невероятной усталости говорила и передвигалась, как сомнамбула. – Будь другом, покажи Костику одну фотку. Сейчас я тебе сброшу ее на мобильник.

– Зин, человек очень болен. Может быть, он умирает.

– Именно поэтому никак нельзя допустить, чтобы он унес эту тайну с собой в могилу!..

Вечером, выбрав подходящий момент, Корикова показала больному портрет, присланный ей подругой.

– Кто это? – Стражнецкого аж подбросило. – Алин, откуда у тебя фото этого человека?

– Ты его знаешь? Кто это?

– Это… это… – и Стражнецкий упал на подушки.

Катюшка неслась по коридору токсикоцентра.

– Как вы смели уморить моего мужа? – ворвавшись в ординаторскую, напустилась она на врачей. – Позавчера он шел на поправку, я видела это своими глазами! И вот за какой-то день вы сделали из него овоща. Убийцы в белых халатах!

Ее переместили в процедурную и вкатили сильную дозу феназепама. Катюшка что-то долго бубнила себе под нос, пока через четверть часа бухтенье не сменилось храпом.

В среду вечером состояние Стражнецкого резко ухудшилось. Он потерял сознание, потом опять пришел в себя, но был явно неадекватен. Он не понимал, кто он и где находится, то и дело порывался вскочить с постели, но тут же, обессиленный, падал на простыни. Потом он забылся и начал городить несусветное:

– Коррупционное жулье… Драный фламинго… Дайте зеркало… Это мои миллионы!

– Как неосторожно, – шепнул коллеге врач со значком партии «РВС» на груди.

– Хоть сейчас он может сказать правду, – мрачно пошутил тот.

– А, пусть говорит. Все равно не жилец. Печень почти отвалилась.

К утру четверга Костик впал в кому. Его обвешали датчиками. В палате, помимо Кориковой, постоянно дежурила медсестра.

– Доктор, ведь он был почти здоров! – плакала Алина в кабинете завотделением. – И такое внезапное ухудшение…

– Я говорил вам, что его судьбу решат ближайшие дни. Пятые-шестые сутки – решающие при отравлении пурпуксином. Разрушающее действие токсинов достигает апогея.

– Но есть хоть маленькая вероятность, что он выживет?

– Разве что очень маленькая, – вздохнул доктор. – Я работаю в токсикологии двадцать лет, и на моей памяти после такого отравления выжило лишь пятеро.

Услышав об ухудшении состояния Костика, Рыкова в расстроенных чувствах прикатила к подруге.

– Надеюсь, недомогание Стражнецкого – это не повод, чтобы не явиться на мою свадьбу? – поставила она вопрос ребром.

– Как ты можешь! – у Алины уже не было сил возмущаться. – Его жизнь висит на волоске…

– Понимаю, понимаю… Но ничего, выкрутимся, женим на тебе кого-нибудь другого. Я с Мишей поговорю, у него наверняка есть друзья…

– Да ты бредишь, Зин! Я его люблю! Понимаешь ты это? И никто другой не сможет мне его заменить. Господи, за что мне эти испытания?..

– За то, что втрескалась в подонка и убийцу, – пригвоздила подругу Рыкова.

– Убийцу? – Алина вмиг перестала плакать и застыла с полуоткрытым ртом.

– Не хотела тебя расстраивать, – неохотно сказала Зинка, – но, похоже, что твой рыцарь прекрасного образа укокошил свою молоденькую любовницу.

– Это твои домыслы или установленный факт?

– Мои домыслы всегда в итоге становятся установленными фактами, – самоуверенно объявила Зинка. – Но надо признать, что следы совести в его организме все же присутствуют.

– Не говори загадками, сейчас не время…

– Он покарал себя сам, – подняв палец кверху, пафосно произнесла Рыкова. – Не смог жить с грехом на душе и сожрал синявку.

Алина истерически рассмеялась. Зинка холодно наблюдала за этим, ожидая, пока подруга справится с эмоциями. Но Корикова не унималась. Хохот душил ее, словно щекотал изнутри. Не в силах устоять на ногах, она присела на корточки и согнулась вдвое.

– Хорош гнуть из себя припадочную, – бросилась к подруге Рыкова. – Нашла время биться в корчах!

Но Алину продолжало колотить. Да так сильно, что ее плечи то и дело выскальзывали из цепких рук Зины.

– Да что же это за напасть? А врачи как назло разошлись бухать и трахаться! – заорала Рыкова. – Эй, на помощь!

В этот момент дрожь прекратилась, и Алина повисла у нее на руках. Она была без сознания.

– Не может быть! – Рыкова сошла с весов. – Сегодня уже четверг, а я сбросила всего полтора килограмма. Нужно что-то делать.

Не позавтракав, она начала собираться в «Аполло». Ей очень хотелось пить, но она запретила себе даже смотреть в сторону графина. Еще не хватало за два дня до свадьбы разбухнуть, как квашня в кадке! Пара глотков – и хватит.

– Кир, а ну признавайся, пройдоха, в своих грешках, – напустилась она на Казаринова, едва переступив порог клуба. – Чем ты меня кормишь вместо настоящих корректоров? Смесью талька с клубничной жвачкой?

– Корректоры как корректоры, – развел руками тренер.

– Тогда почему за последний день я не потеряла ни миллиграмма? Это вот что за неснижаемый остаток? – она оттянула кожу у себя на боку.

– Метаболизм уже откорректирован донельзя, и твой организм не желает отдавать ни жиринки, – заулыбался Кирилл. – Успокойся и остановись на достигнутом.

– Это стратегия лузера!

– Но я правда не знаю, чем тебе помочь. Давай попробуем удлинить аэробную часть тренировки. Но предупреждаю сразу: моментального эффекта не жди.

– У меня послезавтра свадьба, и я должна вступить в новую жизнь с весом не более 50 кило.

– Ты меня достала, если честно. Я сообщу коллегам, у этого препарата есть побочные действия: он убивает клетки мозга, – и Казаринов развернулся, намереваясь уйти.

– Стоять! – Рыкова дернула его за рукав футболки. – Если ты не понимаешь моих деликатных намеков, я буду прямолинейна. Немедленно выдай мне четыре таблетки.

– Они не предназначены для употребления в такой дозировке. Я врач и должен соблюдать принцип «не навреди».

– Ты не врач, а какой-то неимоверно тупой и упертый болван, – разошлась Рыкова. – Если ты сейчас же не отсыплешь мне вкусненького, я этими же ногами отправлюсь в Росздравнадзор и расскажу там все о твоей подпольной практике!

– Зина, как же так?! Я ведь для тебя старался… Хорошо, я сейчас сделаю пару звонков, посоветуюсь с коллегами.

Кирилл появился из тренерской, не прошло и пяти минут.

– Зин, ты опять лазила по моей сумке?

– Что значит – опять? Следи за базаром.

– Я недосчитываюсь корректоров. А они на вес золота.

– Опять виляешь! Уж не знаешь, что и придумать. А ну быстро отдал все, что есть!

И Рыкова вырвала из его ладони заветный блистер, в котором недоставало одной пилюли. На упаковке не было никаких опознавательных знаков, но Зинку это не смутило. Точно одержимая, она бросилась в туалет и приняла одну за одной сразу пять розовых таблеток.

В радостном возбуждении Рыкова выскочила на улицу и носом к носу столкнулась с женихом. Поцеловав ее в щеку, он протянул ей букет из маленьких роз. Зина уткнулась в цветы, сделала глубокий вдох и тут же резко выпрямилась.

– Что с тобой? Ты такая бледная, – Миша схватил ее под локоть.

– В голову что-то вступило, – Рыкова тяжело дышала. – И воздуха как будто не хватает.

Она попыталась сделать шаг, но ее тут же повело в сторону.

– Зизи, тебе плохо? – Бекетов подхватил ее на руки и быстро усадил в машину. – Потерпи немножко, милая, сейчас тебе помогут…

И он взял курс в приемный покой ближайшей больницы.

– Мамуль, как ты себя чувствуешь? – Алину тронули за плечо. – Я привезла тебе бананов.

– Галюша? – открыла глаза Корикова. – Я спала?

– Ты дрыхнешь уже 12 часов. До чего ты себя довела? – начала выговаривать ей дочь. – Торчишь здесь уже шесть дней. Рядом с мужиком, которому ты не нужна. Просто смешно!

– Ты ничего в этом не понимаешь, – слабо улыбнулась Алина.

– Это я не понимаю? – надула губки Галинка. – Разве ты забыла о том, что он бросил тебя?

– Допустим, это я бросила его… Но сейчас обстоятельства переменились. О боже! Совсем забыла! – она вскочила на ноги. – Он…? Он…?

– Жив, жив, успокойся. Пока ты дрыхла, он пришел в сознание. Конечно, пока ни бе, ни ме…

– Он жив?! Какое счастье! – и Корикова порывисто обняла дочь.

– Поехали домой. Мне нужно готовиться к ЕГЭ, а ты занята не пойми чем. И когда ты только возьмешься за ум?

– Галюш, я останусь здесь. Пока Константин Ильич окончательно не выздоровеет.

– Мама, мама! – вскричала Галинка. – Ну почему ты у меня такая глупенькая? Тебя же любой обмануть может. Ты для него просто спасательный круг, вот!

– А что в этом стыдного? Разве мы не должны спасать близких нам людей? У Константина Ильича сейчас такой период в жизни, что ему очень нужна моя помощь и поддержка. Но ведь в этом и проявляется наша любовь к ближнему.

– Ну-ну. Помогай всем и поддерживай. Тебя-то хоть раз мужики поддерживали? Что для тебя сделал твой Константин Ильич? Секс, мамуля, это еще не все…

– Молчи, молчи, как тебе не стыдно, – растерялась Корикова и тут же обняла дочь. – Господи, ты у меня совсем взрослая стала.

Простившись с Галинкой, она поспешила к Стражнецкому. Осунувшийся, бледный, но от этого не менее красивый Костик полулежал на подушках, а медсестра с ложки кормила его кашей.

– Ты начал есть, – просияла Алина. – Господи, какое счастье!

– Может, вы его тогда покормите? – повернулась к ней медсестра. – У меня так много дел…

– Конечно, конечно, – и Корикова с готовностью заняла оставленный на полсуток пост возле любимого. – Костик, милый…

– Я чуть не умер, правда? – слабым голосом спросил он.

– Правда, – у Алины по щекам заструились слезы. – Но все уже позади.

– Скорее бы меня выписали отсюда. Столько дел…

– Да господи, какие дела могут быть важнее здоровья? Не думай ни о чем. Все остальное успеется…

– Нет, не все, – у Стражнецкого на щеках выступили розовые пятна. – Я могу упустить одно наследство.

– Если оно действительно твое, ты его не упустишь. А если не твое – не желай его получить…

– Оно и мое, и не мое, – с неожиданной энергией заговорил Костик. – По закону – да, оно принадлежит другому. Но по закону совести…

– Кто оставил тебе это наследство?

– Вот именно, что эта дурочка ничего мне не оставила, – со злостью выпалил Стражнецкий. – Может, это и сократило ее дни. Все-таки бог наказывает тех, кто допускает столь чудовищную несправедливость…

– Так ты правда ее убил? – одними губами произнесла Алина.

– Любил? Господь с тобой, – засмеялся Стражнецкий. – Я никого не любил и не люблю, кроме тебя… Что-что ты сказала?

Алина тряслась как осиновый лист и не отрывала от него испытующего взгляда.

– Да что с тобой, солнце мое? – Стражнецкий взял ее за руку. – Кто кого убил? Я тебя не понимаю.

– Ты… ты… ты убил свою любовницу, – Алина сделала над собой огромное усилие, чтобы сказать эти несколько слов.

Костик весело глянул на нее и рассмеялся.

Моя любовница?

Да, да.

Она не могла быть ею по одной… нет, по двум простым причинам. Во-первых, я не люблю блондинок в теле. И во-вторых… – он сделал паузу и вновь рассмеялся. – Она была моей сестрой.

Почти 25 лет назад Елену Ивановну Стражнецкую, красивую 29-летнюю инструкторшу лечебной физкультуры, отправили на повышение квалификации в Москву. Ей предстояло обучиться каким-то новомодным методикам и тут же опробовать их на больных. Но вот беда! Ей достался самый тяжелый, самый несносный пациент. Евгений Кибильдит вот уже три месяца не вставал с постели и своими причудами отравлял существование всему персоналу отделения. Судя по тому, что еще тогда, в середине 80-х, он размещался один в палате, это был не просто человек с улицы.

– Может, дадите мне кого-то другого? – взмолилась Елена после первого сеанса массажа. – Этот Кибильдит невыносим. Я ему «здрасте» – а он меня матерно.

– Не сахарная, не растаете, – отрезала завотделением. – Не забывайте, что перед вами тяжелобольной, прикованный к постели, человек.

– Но я еще не сказала вам, что он… – Стражнецкая запнулась, подбирая слова. – В общем, пока я работала с ним, он несколько раз громко испортил воздух!

– Не капризничайте, красотуля, – еще резче отвечала докторша. – Такое ощущение, что вы начисто забыли клятву Гиппократа. Освежите сегодня в памяти и завтра после конференции пять раз повторите мне наизусть!

Сцепив зубы, Стражнецкая отработала с Кибильдитом еще несколько сеансов. Несносный пациент резвился по полной. Он громко рыгал, не стесняясь, давал выход кишечным газам, сморкался в простыню, пускал слюни, после чего требовал, чтобы Елена Ивановна вымыла и побрила его. Когда голый Кибильдит, развалив живот, восседал на специальном кресле в ванной комнате, Стражнецкую чуть не выворачивало от омерзения. Но, нацепив на красивое личико нейтральную улыбку, она обрабатывала мочалкой и руками самые интимные закоулки тучного тела своего пациента. Так прошла одна неделя из двух, отведенных на практические занятия.

В понедельник Елена Ивановна ехала в клинику, как на Голгофу. Ей казалось, что еще немного, и она не стерпит этих издевательств, не сможет скрыть отвращения при очередном утробном звуке, которые, она была уверена, пациент издавал специально. Открыв дверь в палату, она вздрогнула и отступила назад: Кибильдит стоял у окна, одетый для выхода в город.

– Смелее, матрешка! Заходи! – развязно приветствовал он массажистку.

– Евгений Николаевич, но вы же не ходите…

– Как видишь, хожу и прекрасно, – улыбнулся он, и в этой улыбке не было уже ничего отталкивающего. – Надо же было как-то заставить работать этих лентяев.

– Вы получали прекрасное лечение, поэтому и пошли на поправку.

– Я пошел на поправку благодаря твоему безграничному терпению и милосердию. Все, уходим отсюда. Ты будешь очень счастлива со мной.

– В каком смысле? – оторопела Елена. – Я не могу… у меня муж и сын…

– Ерунда. Поехали ко мне.

– Но почему вы так бесцеремонно командуете мной? – впервые за все время общения с Кибильдитом вспылила Елена.

– Я решил осчастливить тебя, матрешка, – засмеялся тот. – Многие мечтали об этом, но козырная карта выпала именно тебе.

– Не вижу особенного счастья, – хмыкнула Елена.

– Это почему? Я здоров…

– У вас грыжа, остеохондроз и серьезные проблемы с кишечником.

– Я молод…

– Вам ведь уже к пятидесяти? – осмелев, язвила Елена.