Бабушки (сборник) Лессинг Дорис

— Он поймет. Он тоже за Иена волнуется, я вижу.

— Ладно. Хорошо. Можешь на меня рассчитывать.

Гарольд приехал, и у них с Иеном действительно состоялась долгая прогулка по побережью, Иен поговорил с Гарольдом, которого знал всю свою жизнь и который был для него как второй отец.

— Иен очень страдает, — доложил Гарольд Роз и Лил.

— Я знаю, — ответила Лил.

— Ему втемяшилось, что он ничего не стоит. Что он неудачник.

У них глаза на лоб полезли:

— Как можно оказаться неудачником в семнадцать лет? — удивилась Лил.

— Мы разве чувствовали что-нибудь подобное? — спросила Роз.

— Я точно да, — ответил Гарольд. — Не переживай.

И вернулся в свою пустыню, в свой университет. Он подумывал о том, чтобы снова жениться.

— Ладно, — сказала Роз. — Если надо, разведемся.

— Ну, она, наверное, детей захочет, — пробормотал муж.

— Ты не уверен?

— Ей двадцать пять. Не буду же я спрашивать.

— А, — Роз все поняла. — Не хочешь подавать ей эту идею?

И рассмеялась.

— Пожалуй, — согласился Гарольд.

Потом Иен снова ночевал у Тома. Точнее сказать, в его доме. Он пошел в комнату Гарольда, бросив мимолетный взгляд на Роз — она надеялась, что Том этого не заметил.

Проснувшись ночью, она собралась было сходить попить, либо же просто побродить по дому в темноте, что она делала довольно часто, но не пошла, испугавшись, что опять услышит плач Иена, не сдержится и зайдет к нему. Но потом Роз обнаружила, что он сам в темноте по ошибке зашел в ее комнату и вцепился в нее, как в спасательный круг во время шторма. Она даже представила себе те семь черных камней в темноте, похожих на гнилые зубы, бьющиеся о них волны и водопады белых брызг…

На следующее утро Роз сидела за столом в комнате с выходом на веранду, где чувствовался аромат моря и слышался успокаивающий и убаюкивающий плеск волн. Приплелся Том, только из постели, от него еще пахло юношеским сном. «А где Иен?» — поинтересовался он. Обычно он не спрашивал: они могли спать до полудня.

Роз размешивала кофе в чашке, крутила ложечкой и крутила, не глядя на сына. «В моей кровати».

Прежде на это никто бы не обратил внимания, поскольку в их «расширенной семье» вполне было принято, чтобы матери и мальчики, или обе женщины, или любой мальчик с любой из женщин прилегли бы вместе — поболтать или отдохнуть, или даже два мальчика, даже с Гарольдом, когда он приезжал.

Но теперь Том уставился на нее поверх своей тарелки, на которую еще ничего не положили.

Роз приняла его взгляд и взглядом же ответила, как кивком.

— Боже! — воскликнул Том.

— Да, — ответила Роз.

Забыв о тарелке и неналитом соке, Том подскочил, схватил со стенки веранды плавки и бросился в сторону моря. Один. Хотя обычно он звал с собой Иена.

Том не появлялся целый день.

Вообще были каникулы, но он, видимо, пошел на какие-то внеурочные школьные занятия, которыми всегда пренебрегал.

Лил не было, она судила на каких-то соревнованиях и возвратилась только к вечеру. Она пришла к Роз и заявила: «Роз, я без сил. Есть что поесть?»

Иен сидел за столом, напротив Роз, но не смотрел на нее. Перед Томом стояла тарелка. Он заговорил с Лил, как будто, кроме них, никого не было. Она сама этого практически не осознала, поскольку слишком устала, но остальные-то двое заметили. Том вел себя так до конца ужина, а когда Лил сказала, что пойдет спать, что совершенно измотана, он встал и ушел с ней в темноту.

На следующее утро, позже обычного, Том перешел через дорогу и застал Роз за столом: та сидела, как обычно, в удобной и беззаботной позе, в небрежно повязанном парео. Он смотрел не на нее, а вокруг нее, на комнату, на потолок сквозь делириум счастливого свершения. Роз даже гадать не пришлось; она уже знала, ведь именно такой же дымкой был окутан всю ночь и Иен.

Том бродил по комнате, колотя по всему, что попадалось под руку: по подлокотнику кресла, по столу, по стене, потом разворачивался и лупил по креслу, стоявшему рядом с ней, как школьник, неспособный сдерживать свою силу молодецкую, но сразу останавливался, смотрел перед собой, думал, хмурился — как взрослый. Потом резко разворачивался, подлетал к матери, опять — как школьник, воплощение смеха и хитрости. После чего наступило смятение — он не был уверен в себе, в матери, которая сначала покраснела, потом побелела, потом встала и дала ему пощечину, от души, по одной щеке, по другой.

— Не смей, — прошептала она, дрожа от ярости. — Как ты можешь…

Сын присел, закрыл голову руками, защищаясь, поднял глаза на нее, лицо скривилось, как у готового заплакать мальчишки, но он взял себя в руки, распрямился, посмотрел на нее и извинился, хотя ни он сам, ни она, не могли бы точно объяснить, за что «извини» и что «не смей». Не говорить и не выдавать лицом то, что он прошедшей ночью узнал о женщинах — благодаря Лил?

Он сел, опустил лицо на ладони, потом вскочил, схватил купальные принадлежности и побежал к морю, которое в то утро было похоже на ровную голубую тарелку с каймой из ярких домиков, которые стояли на противоположном изгибе бухты, обнимающей залив.

Том в тот день домой не вернулся, он снова пошел к Лил. Иен спал допоздна — ничего необычного. Ему тоже было трудно на нее смотреть, но она понимала, что ее вид, до боли знакомый и в то же время полный новых мучительных откровений, был для него просто непереносим, так что он тоже схватил полотенце и плавки и убежал. Вернулся он, только когда стемнело. Она сделала какие-то дела по мелочи, позвонила кому-то по работе, занялась приготовлением еды, какое-то время мрачно стояла, рассматривая дом напротив, не подававший никаких признаков жизни, а потом, когда пришел Иен, подала ужин на двоих, и они пошли в кровать, предварительно заперев все двери — такого на их памяти давно не бывало.

Прошла неделя. Роз сидела за столом в одиночестве, с чашкой чая, когда в дверь постучали. Она понимала, что не реагировать нельзя, хотя она бы с удовольствием и дальше жила в этом сне или наваждении, так внезапно охватившем ее. Она натянула джинсы с футболкой, чтоб хотя бы выглядеть поприличнее. Открыв дверь, она увидела дружелюбное и любопытное лицо Сола Хатлера, жившего через пару домов от Лил, с ним у них были хорошие отношения. Пришел он потому, что Лил ему нравилась, и он хотел бы на ней жениться.

Сол сел, согласился выпить чаю, Роз выжидала.

— Давно не виделись, а Лил не открывает.

— Ну, в школе сейчас каникулы.

Но обычно она с мальчиками — Лил с мальчиками — много времени проводила, сидя за столом возле дома, и люди махали им с улицы.

— Парнишке, Иену, нужен отец, — решил зайти с этой стороны Сол.

— Да, нужен, — сразу же согласилась Роз: за последнюю неделю она хорошо поняла, насколько ему нужен отец.

— Я уверен, что смогу им стать — насколько Иен мне позволит.

Сол Хатлер был хорошо сложен и не выглядел на свои пятьдесят лет. Он управлял сетью магазинов для художников: краски, холсты, рамы, все такое, с Лил они близко познакомились во время совместной работы в городской торговой ассоциации. Роз и Лил соглашались в том, что он стал бы хорошим мужем — если бы он был нужен хоть одной из них.

Роз сказала то же, что говорила и ранее:

— Не лучше ли тебе поговорить об этом с самой Лил?

— Я говорю. Но ее от меня, наверное, уже тошнит, от моих притязаний.

— И ты хочешь, чтобы я тебя поддержала… в твоих притязаниях?

— Вроде того. Я считаю себя неплохой партией, — с улыбкой сказал Сол, подтрунивая над собственным хвастовством.

— Я тоже думаю, что ты был бы неплохой партией, — смеясь, согласилась Роз, ей нравился этот флирт, если это был он. После недели плотской любви флиртовать ей было так же легко и приятно, как нежиться в постели. — Но проку от этого никакого, тебе ведь нужна Лил.

— Да. Я давно, очень давно положил на нее глаз.

То есть еще до того, как его собственная жена ушла к другому…

— Но она лишь смеется надо мной. И вот почему, интересно? Я ведь серьезный парень. А ребята сегодня где?

— Плавают, наверное.

— Я вообще просто зашел проверить, все ли у вас хорошо, — Сол поднялся, стоя допил чай. — Увидимся на пляже.

Как только он ушел, Роз позвонила Лил:

— Надо показываться почаще. Сол заходил.

— Пожалуй, — сказала Лил глубоким голосом.

— Надо сходить на пляж. Всем вчетвером.

Было жаркое утро.

Водная гладь сверкала. Солнце в небе сияло, не щадя глаз, — без темных очков не обойтись.

Лил с Роз в небрежно повязанных поверх бикини парео, щедро намазав кожу кремом от солнца, шли вслед за мальчиками на пляж. Вообще-то, он пользовался популярностью, но в такой час, да еще и в рабочий день, тут было всего лишь несколько человек. Два стула, стоявшие возле забора Роз, уже сильно пострадали от солнца и бурь, но сидеть на них еще было можно. Женщины расположились на стульях, а мальчишки убежали в море. Том с матерью едва поздоровался, взгляд Иена лишь скользнул по Лил, и сын умчался прочь.

Волны здесь, в бухте, были достаточно бодры и приятны, но никогда не достигали такого размера, чтобы заниматься серфингом, на досках катались за ее пределами, то есть за Зубами. В детстве мальчики играли только на этом пляже, в безопасности, теперь же они считали, что купаться тут хорошо, а за серьезными опасными развлечениями ходили на пляж серфингистов. Они держались на расстоянии, игнорируя друг друга, а женщины спрятали глаза за все скрывающими темными очками, ни одна из них тоже не хотела разговаривать — они не могли…

Вдалеке они заметили голову, похожую на тюленью, она все росла и росла, а потом оказалось, что это Сол. Он вышел из воды, помахал им рукой, но пробрался через кусты, растущие у соленого моря, мимо домов, и вышел на улицу.

Мальчишки плыли к берегу. Добравшись до мели, они встали и посмотрели друг на друга. Потом начали пихаться. Они боролись так все время, пока росли, по-мальчишески, но вскоре стало ясно, что сегодня это уже не просто детская забава. Они стояли в воде по пояс, их окатывали волны, забрызгивая пеной, потом вода отступила, Иен скрылся из виду — Том прижимал его ко дну. Набежала волна, другая, — Лил в ужасе подскочила:

— Боже, он сейчас убьет Иена! Том убьет…

Но вот показался Иен, хватая ртом воздух, цепляясь за плечи Тома. И опять пошел ко дну.

— Тихо, Лил, — ответила Роз. — Нам не следует вмешиваться.

— Но он убьет… Том хочет убить…

Иен давно не показывался, не меньше минуты, даже дольше…

Испустив громкий крик, Том отпустил его, голова Иена показалась из-под воды. Встать ему не удалось, он упал, но снова поднялся, глядя вслед Тому, направившемуся в сторону пляжа. Когда тот ступил на песок, стало видно, что у него из ноги течет кровь. Иен его укусил, там, под водой, и укусил довольно сильно. Иен все еще стоял в воде, покачиваясь, откашливаясь, тяжело дыша.

Роз пыталась сдержаться, но все же бросилась в море и помогла Иену выйти. Он был бледен, его рвало соленой водой, но он оттолкнул ее, сел один на песке, опустив голову на колени. Роз вернулась на место.

— Это мы виноваты, — прошептала Лил.

— Лил, прекрати. От обвинений не станет легче.

Том стоял на одной ноге, осматривая укус, рана обильно кровоточила. Он вернулся в море и принялся поливать укус соленой водой. Потом опять вышел, отыскал свое полотенце, разорвал напополам и одним куском повязал ногу. Встал и заколебался. Он мог бы пойти к себе домой, а оттуда — к Лил. Или остаться у себя, чтобы не пустить Иена? Или плюхнуться тут, возле забора, неподалеку от женщин…

Но вместо этого он повернулся и уставился на Иена, с каким-то даже любопытством.

Потом похромал к нему и сел рядом. Оба молчали.

Женщины наблюдали за двумя молодыми героями, сыновьями, любовниками, красивыми парнями, чья кожа блестела от морской воды и крема, как у борцов древности.

— Роз, что будем делать? — прошептала Лил.

— Я знаю, что буду делать я, — ответила Роз и встала.

— Обедать! — крикнула она, точно так же, как все последние годы, ребята покорно встали и пошли вслед за женщинами в дом Роз. — Забинтуй-ка, — сказала она сыну. Иен принес бинты и пластырь, продезинфицировал и перебинтовал рану.

На стол, как обычно, выставили различные колбасы, сыры, ветчину и хлеб, большое блюдо с фруктами, и все четверо сели обедать. Молча. Потом Роз заговорила, спокойно и неспешно:

— Надо вести себя так, будто ничего не случилось. Помните — все делаем как обычно, как раньше.

Мальчики переглянулись, словно спрашивая. Потом посмотрели на Лил. На Роз. Нахмурились. Лил улыбалась, но едва заметно. Роз разрезала на четыре части яблоко, пододвинула четвертинку каждому и со смаком откусила от своей дольки.

— Очень смешно, — сказал Иен.

— Думаю, да, — ответила Роз.

Иен встал, взял огромный сэндвич с салатом, в другую руку — кусок яблока и пошел в спальню Роз.

— Ладно, — Лил рассмеялась с ноткой горечи.

— Именно так, — подтвердила Роз.

Том тоже поднялся и пошел через дорогу — в дом Лил.

— Что будем делать? — спросила Лил у подруги, словно ждала решения своей судьбы, прямо здесь и сейчас.

— Кажется, мы уже все делаем, — ответила Роз. И пошла к себе вслед за Иеном.

Лил собрала аптечку и пошла домой, помахав рукой Солу Хатлеру, сидевшему у себя на веранде.

Начался учебный год, последний класс для мальчиков. Они оба были старостами и вызывали восхищение. Лил часто разъезжала по другим городам, судила, вручала призы, произносила речи — знаменитая, стройная, высокая, скромная женщина, в безупречных светлых нарядах, с аккуратно уложенными и ухоженными светлыми волосами. Все знали ее добрую улыбку, ее сострадательность, доброту. В нее влюблялись и мальчишки и девчонки, писали ей письма, в которых часто встречалась фраза: «Я знаю, что вы меня поймете». Роз координировала постановки мюзиклов в паре школ, сама работала над пьесой: фарсом на тему секса, привлекательная громкая женщина, настойчиво дающая понять, будто ее укус может оказаться куда страшнее ее лая: «Так что поосторожнее, не надо меня злить!»

Они показывались на людях, все четверо и по отдельности; казалось, что ничего не изменилось, они ели в комнате, окна которой выходили на улицу, купались в море, иногда женщины отдыхали на пляже одни, потому что мальчишки уходили кататься на досках.

Они оба изменились, больше Иен, чем Том. Застенчивый, робкий и скромный, он обрел уверенность в себе, повзрослел. Роз, помнившая того измученного мальчика, который оказался в ее постели впервые, тайно гордилась собой, хотя, естественно, ни с кем, даже с Лил, она не могла об этом поговорить. Да, она сделала из него мужчину. Вы только посмотрите на него… Иен больше не закрывался, не плакал от одиночества, не страдал по отцу. Он считал, что она принадлежит ему, а ее это забавляло, даже очень нравилось. Том же, никогда не страдавший от застенчивости и сомнений в себе, превратился в сильного, вдумчивого юношу, он защищал Лил, как никогда не защищал мать. Это были уже даже не мальчики, а молодые люди, вполне симпатичные, ими начали интересоваться девчонки, так что дома Лил и Роз, как она шутила, превратились в крепости, защищавшие их от обезумевших страстных девиц. Но в этих домах, открытых солнцу, морскому бризу и шепоту волн, были комнаты, в которые не входил никто кроме Иена и Роз, кроме Тома и Лил.

Лил призналась Роз, что она настолько счастлива, что даже страшно.

— Неужели в жизни может быть нечто столь восхитительное? — шептала она, боясь, что ее услышат — но кто? Рядом никого не было. Она подразумевала, и Роз ее вполне понимала, что такое сильное счастье не может остаться безнаказанным. Роз повысила голос и отшутилась, что «это такая любовь, имя которой нельзя произносить»,[2] и запела:

— «Я тебя люблю, о да, люблю тебя, а обманывать грешно»…[3]

— Ох, Роз, — не унималась Лил, — временами мне становится так страшно.

— Глупости, — возразила Роз. — Не беспокойся. Старухи им скоро наскучат, и они найдут себе ровесниц.

Шло время.

Иен поступил в колледж и начал изучать бизнес, финансы и компьютеры, а еще — работал в спортивных магазинах, помогая Лил: он готовился занять место отца. А Том решил стать менеджером театра. Лучший в стране курс читался в университете, где работал его отец, и казалось очевидным, что он должен ехать туда. Гарольд написал и позвонил, заверив, что в доме, где он жил с новой женой и дочерью, полно места. Они с Роз развелись спокойно, без грязи, но Том сказал, что никуда не поедет, его родной город — это его дом и он не хочет на север. У них тоже довольно хороший курс, к тому же и у матери есть чему поучиться. Гарольд даже приехал лично, желая переубедить сына: он собирался давить на то, что Том не хочет уезжать лишь потому, что держится за мамину юбку, но, увидев его, этого выдержанного и полного решимости молодого человека, взрослого не по годам, понял, что это обвинение было бы явно несправедливым. Пока Гарольд жил в своем бывшем доме, Иену несколько дней приходилось ночевать у себя, да и Тому тоже, и никому из четверки это не нравилось. Гарольд понимал, что все предпочли бы, чтобы он поскорее уехал, что ему тут не рады. Ему было не по себе, неловко, он высказал Роз свое мнение: парни уже слишком большие, чтобы столько времени проводить с немолодыми женщинами.

— Мы же их на поводках не держим, — ответила Роз. — Они могут идти куда хотят.

— Ну, не знаю, — наконец сдался Гарольд. И вернулся к своей новой семье.

Том записался на курсы по театральному менеджменту, сценическому менеджменту, сценическому свету, дизайну костюмов, истории театра. На это требовалось три года.

— Мы все работаем как лошади, — громко говорила Роз Гарольду по телефону. — Не понимаю, чем ты недоволен.

— Тебе надо бы снова выйти замуж, — настаивал ее бывший супруг.

— Ну, если уж ты не смог меня вынести, то кто же? — отрезала она.

— Роз, я просто старомодный семьянин. А ты в эту концепцию особо не вписываешься, признай.

— Слушай, ты меня бросил. Нашел себе идеальную жену. Теперь-то уже оставь меня в покое! Вон из моей жизни, Гарольд.

— Надеюсь, ты это не серьезно.

Тем временем Сол Хатлер продолжал ухаживать за Лил.

Все уже относились к этому, как к некой шутке, даже сам Сол. Когда он видел, что Лил направляется к Роз, он брал цветы, конфеты, журналы, плакаты и кричал: «Идет твой благоверный». Женщин это веселило, Роз иногда делала вид, что цветы для нее. Иногда он приходил и к самой Лил, но если там был Том или Иен, быстро прощался.

— Нет, — говорила ему Лил. — Прости, Сол. Я просто не вижу себя опять замужем.

— Лил, но ты же не молодеешь. И не стройнеешь. А кое-кто всегда рядом. Когда-нибудь ты будешь этому рада.

Или он подкатывал к Роз:

— Лил когда-нибудь поймет, что хорошо иметь мужчину в доме.

Однажды, когда мальчишки — парни! — собирались пойти на пляж серфингистов, пришел Сол с цветами для обеих женщин.

— Ну, вы обе, садитесь, — сказал он.

Женщины улыбнулись и сели, ожидая.

Ребята на выходящей к морю веранде собирали доски, полотенца, очки.

— Привет, Сол, — сказал Том.

После длительной паузы поздоровался и Иен. Значит, это Том его заставил.

Иен Сола не любил и боялся. Он как-то сказал Роз:

— Он хочет отобрать у нас Лил.

— Ты имеешь в виду, у тебя.

— Да, и меня хочет получить. Готового сына. Почему бы ему собственных не наделать?

— Я думала, ты мой, — ответила Роз.

Услышав это, Иен запрыгнул на нее, демонстрируя, кто чей.

— Очаровательно, — сказала она.

— А Сол может идти в жопу, — заключил Иен.

И вот Сол подождал, пока юноши уйдут к морю.

— Так, слушайте, скажу вам обеим: я снова хочу жениться! И, насколько я знаю, на тебе, Лил. Но вам решать.

— Нет, не пойдет, — ответила Роз, а Лил лишь пожала плечами. — Мы же понимаем, как это все должно выглядеть. Такого, как ты, любая женщина ищет…

— Опять ты за Лил говоришь!

— Ну, она уже довольно часто и сама тебе отказывала.

— Но ведь вам обеим с мужиком будет лучше, — настаивал он. — Вы две, без мужчин, и двое парнишек. Слишком уж все хорошо.

Они испытали короткий шок. Что? Это намек?

Но Сол продолжил:

— Вы — очаровательные девушки, — сказал галантный ухажер. — Обе такие… — и вдруг замер, на лице боролись эмоции, мощные чувства, но потом оно окаменело.

Сол пробормотал:

— Боже мой… — и уставился на них, переводя взгляд с Лил на Роз и обратно.

— Боже, — повторил он. — Вы, наверное, думаете, что я идиот какой-то.

Голос его стал монотонным: открытие поразило его до самой глубины души.

— Я идиот, — добавил он через какое-то время. — Да, все так.

— Что «так»? — спросила Лил. — Ты о чем?

Ее голос звучал робко, она боялась узнать, что на самом деле думает сосед. Роз пнула ее ногой под столом. Лил, даже наклонясь, чтобы потереть лодыжку, не сводила глаз с Сола.

— Я дурак, — снова сказал он. — Вы, наверное, хорошенько надо мной посмеялись…

Сол встал и, пошатываясь, вышел. Он едва перешел дорогу, чтобы добраться до собственного дома.

— Понятно, — сказала Лил.

Она хотела было пойти за ним, но Роз ее остановила:

— Стой. Это же хорошо, ты что, не понимаешь?

— Теперь он пустит слух, что мы лесби, — сказала Лил.

— И что? Наверное, этот слух пройдет уже не первый раз. Ты послушай, что вообще люди говорят!

— Мне это не нравится…

— Да пусть болтают! И чем активнее, тем лучше. Так мы будем в безопасности.

Вскоре их всех пригласили на свадьбу Сола с молоденькой женщиной, внешне похожей на Лил.

Оба сына были довольны. Женщины же думали иначе.

— Ни одной из нас больше не светит такая же удачная партия, как Сол, — это сказала Лил.

— Да, — согласилась Роз.

— А что мы будем делать, когда мальчикам надоедят старухи?

— Я выплачу все глаза. Зачахну.

— Надо стареть красиво, — сказала Лил.

— Черта с два. Я буду сопротивляться до последнего.

Но пока они еще не состарились, даже близко к тому не было!

Хотя им уже за сорок, да и мальчики уже не мальчики, время их неистовой красоты тоже миновало. Сейчас, увидев этих двух сильных, уверенных в себе молодых людей приятной наружности, вы бы не подумали, что некогда они приковывали к себе взгляды, полные восхищения, страсти и любви. А женщины, однажды напомнившие друг другу, что когда-то их ребята были похожи на богов, принялись рыться в старых фотографиях, и не нашли на снимках того, что лицезрели собственными глазами: точно так же, как и в собственном альбоме они видели лишь симпатичных девушек — не более того…

Иен уже руководил на пару с матерью сетью спортивных магазинов и стал перспективным бизнесменом и известным человеком. Но в театре отличиться труднее: Том находился лишь у подножия горы, когда Иен уже близился к вершине. Для Тома такое положение вещей было непривычным, раньше он во всем лидировал, а Иен смотрел на него снизу вверх.

Но Том не сдавался. Он работал. И, как всегда, был очень мил с Лил, стараясь проводить в ее постели максимум времени, насколько это было возможно, с учетом большой загрузки и нестабильности в театре.

— Ну вот, — сообщила Лил Роз. — Он начал от меня уставать.

Но в поведении Иена не было никаких намеков на то, что он хочет оставить Роз, наоборот. Он был внимателен и требователен, властен, а однажды, когда она улеглась на подушки после занятий любовью, разглаживая дряблую кожу на предплечьях, он вскрикнул, обнял ее и закричал:

— Нет, нет, даже не думай! Я не разрешу тебе состариться!

— Ну, это все равно произойдет, как ни крути…

— Нет, — и он зарыдал точно так же, как тогда, когда был еще мальчишкой и плакал в ее объятиях по отцу. — Нет, Роз, пожалуйста, я люблю тебя.

— Значит, я не должна стареть, да, Иен? Ты мне не разрешаешь? Сумасшедший, безумный мальчишка, — сообщила Роз невидимым зрителям, как делает человек, когда ему кажется, что голоса здравого смысла никто не слышит.

Когда Роз оставалась одна, ей делалось тревожно, страшно. Ее пугали притязания Иена. Он и впрямь, казалось, отказывался принимать во внимание тот факт, что она старится. Ненормальный! Но, возможно, безумие и является одним из тех огромных невидимых колес, за счет которых крутится наш мир?..

Между тем отец Тома от своей цели — спасти сына — не отказался. Он заявлял об этом открыто.

— Я спасу тебя от этих фам фаталь, — сообщил он ему по телефону. — Приезжай сюда, позволь старику за тебя взяться.

— Гарольд вознамерился спасать меня от тебя, — передал Том матери, направляясь в постель Лил. — Ты дурно на меня влияешь!

— Поздновато, — прокомментировала Роз.

Том провел две недели в университетском городке. По вечерам он прогуливался до поросшего кустарником песчаного пустыря, над которым, высматривая добычу, кружились ястребы. Он подружился с Молли, преемницей Роз, со сводной восьмилетней сестрой и новым младенцем.

В доме было шумно, все вертелось вокруг детей, но Том сказал Иену, что отдохнул.

— Рада была наконец с тобой познакомиться, — попрощалась с ним Молли.

— Теперь надолго не пропадай, — добавил Гарольд.

И Том не пропал. Он принял предложение режиссировать постановку «Вестсайдской истории»[4] в университетском театре и жить в это время решил у отца.

Как и раньше, вокруг вились девушки.

— Отец считает, что тебе пора жениться, — сказала Молли.

— Правда? — переспросил Том. — Женюсь, когда время придет.

Тогда ему было под тридцать. У его бывших одноклассников, у сверстников, уже были жены или «вторые половинки».

Ему нравилась одна девушка — своей непохожестью на Лил и Роз. Миниатюрная краснощекая брюнетка, довольно симпатичная, она флиртовала с ним как-то так, походя, без претензий. Тут, вдалеке от дома, от матери, от Лил, он осознал, какое множество требований привязывает его к ним. Матерью он восхищался, хотя она его и раздражала, и любил Лил. И не мог представить себя в постели с другой. Но он был к ним привязан, да, они его к себе привязали, да и Иена тоже, который был ему как брат (а может, и брат). Там — как он называл свой родной город — дома, море было частью жизни, и, когда в кустах ветер шелестел, ему сразу мерещился плеск волн…

«Там я не свободен».

А здесь — свободен. Он согласился принять участие еще в одной постановке. То есть еще на три месяца «здесь». К этому времени для всех они с Мэри Ллойд стали «единым целым». Том относился к этой характеристике спокойно. Однако ни подтверждал, ни опровергал их связь, лишь смеялся. Но именно Мэри ходила с ним в кино и к отцу на званые ужины.

— Могло быть и хуже, — сказал сыну Гарольд.

— Да ничего и нет, мне кажется, — ответил Том.

— Да? Не думаю, что она так же на это смотрит.

Через некоторое время Гарольд обратился к сыну:

— Мэри интересовалась твоей ориентацией.