Лондон pr?t-?-porte Селиверстов Олег

– Влад, я тебя обожаю! – Симона, оставив креветок недоеденными, выскочила из-за стола.

Я смотрел, как она одевается, и невольно хмурился. Царевну опять похищают.

– Я готова. Всем пока! – Симона махнула на прощание рукой, а мне послала воздушный поцелуй.

Влад взял ее под локоть, и они покинули бутик. Я вышел за ними. Я знал, что это ревность, но не мог совладать с собой.

Холодный ветер пронизывал до костей, но я не уходил, провожая взглядом две фигуры, направляющиеся к метро.

Сзади хлопнула дверь. Оглянувшись, я увидел Николя.

– Пойду прогуляюсь, – сказал он и поспешил вслед за Владом и Симоной, которые, дойдя до перекрестка, свернули к метро.

Николя ускорил шаг, но натолкнулся на парня, возившегося с велосипедом около парковочной дуги. «Fuck you!», – заорал Николя и, оттолкнув англичанина, побежал. Через минуту он скрылся за углом.

Дрожа от холода, я вернулся в бутик. Макс болтал по телефону. Стол был завален закусками. В бокале с отпечатком губной помады струйками пузырилось брошенное шампанское.

Я плюхнулся в кресло и задумался. Сомнений нет – Николя торопился, чтобы не упустить из виду Влада и Симону. Это выглядело как откровенная слежка.

– Антуан, поехали в «Madame Jojo», – предложил Макс, закончив телефонный разговор. – Нас все кинули, а там будет веселая компания. И Анджи, помнишь, та симпатичная модель с короткой стрижкой, похожая на юного студента в юбке.

– Даже не знаю, – ответил я, занятый своими мыслями. – А куда отправился Николя?

– Хрен его знает. Сказал, что куда-то срочно надо. Эх, сколько добра пропадает, – Макс кивнул на закуски, наполнил бокал шампанским. – Николя тот еще супчик-голубчик. Палец в рот не клади, сразу хрясь и оттяпает. Прямо Джек Потрошитель какой-то. – Макс взял со стола нож и покрутил им в воздухе, словно стараясь проткнуть невидимое тело. – Так ты поедешь в ночной клуб?

Я ответил, что неважно себя чувствую и хочу прогуляться перед сном. Мы еще немного поболтали, съели по сэндвичу и расстались.

Я долго бродил по улицам, пока не оказался в районе Hyde Park. Одна мысль не давала мне покоя. Почему Николя следит за Владом? Что это – задание Сержа, или хорек-адъютант разнюхивает что-то для себя?

У входа в парк исполинским каблуком белела Marble Arch – триумфальная арка, за ней разбегались в темноту освещенные дорожки. Помнится, где-то здесь на протяжении шестисот лет располагалось публичное место казней. Преступников вели на эшафот сквозь строй гвардейцев под барабанный бой. Почти как героев. Хорошо придумано, чувствуешь себя в центре внимания перед смертью – последние пятнадцать минут славы. Разве человек может отказаться от такого – тщеславно покрасоваться перед толпой на любой сцене, будь то театральные подмостки, фэшн-подиум, трибуна в парламенте или даже эшафот? А что если предложить Максу скроить коллекцию предсмертных балахонов, которые палачи набрасывали на головы жертв? Идешь себе на казнь в наряде haute couture… Что за бред лезет в голову! Я развернулся и зашагал прочь.

На перекрестке я наткнулся на вывеску «Bar Salt». У входа стояли две деревянные бочки, в каких обычно выдерживают виски. Ух, ты! Не иначе виски-бар! Почти как дегустационный бутик. Может, угостят чем-нибудь эксклюзивным или супермодным?

В баре было светло, а главное – тепло. Посетителей немного.

Дизайн помещения подчинялся прямым линиям: квадратные столы, квадратные стулья с ножками-брусками. Стеллажи для посуды и приборов – и те были похожи на ящики, обитые по углам железом. Ничего не скажешь – кубический минимализм. Единственное, что не вписывалось в «прямоугольную» дизайнерскую концепцию – бармен. Он был розовощекий, круглолицый, с пухлыми губами и стриженной полумесяцем бородкой. Видимо, хозяин бара, одурев от кубизма, специально нанял закругленного со всех сторон работника.

Бармен, погладив выпирающий живот, пожелал мне доброго вечера. Я поздоровался, окинул взглядом плотные ряды всевозможных бутылок виски и попросил что-нибудь очень редкое, но интеллигентно-гламурное. Например, ROB ROY, о котором я вычитал в журнальной статье про Вальтера Скотта. На круглом лице бармена отразилось удивление. Он сказал, что первый раз встречает иностранца, знающего этот сорт.

– Jim, – он протянул руку через стойку, сложив губы в улыбку-бантик.

– My name is Antuan, – представился я.

Наливая, точнее, аккуратно нацеживая виски в тонкостенный бокал, Джим с гордостью поведал, что сам он из клана Макгрегоров, и знаменитый разбойник Роб Рой его очень дальний родственник. Виски оказался превосходным. Маслянистый, с отчетливыми нотками шоколада и подкопченного инжира. Надо будет рассказать Симоне.

После третьей порции мы с Джимом расстались добрыми друзьями.

Остаток вечера пришлось провести в обществе телевизора. Лежа на кровати в номере отеля, я разглядывал фасоны трусов поющих красоток MTV. Настроение, как и самочувствие, было паршивым. На душе – грусть от одиночества, в желудке – тяжесть от бутербродов. А Мальвина наверняка ужинает в приличном ресторане в компании Влада. Я вспомнил торопливый поцелуй утром и такое многообещающее «потерпишь…» Конечно, потерплю, было бы ради чего. Я взял телефон, чтобы отправить Симоне что-нибудь едко-противное, но в памяти неожиданно возникла фигура бегущего Николя. А что если Николя следил за девушкой, а не за директором ZET MAX? Ревность уступила место беспокойству. Я быстро набрал сообщение Симоне: «Доброй ночи».

Ответа не дождался. Мое пожелание добра потерялось среди миллионов «Good night».

Глава 7

«Ноттинг-Хилл», – прозвучало из динамиков метропоезда. Я вышел из вагона и поднялся на улицу. Полуденное солнце слепило глаза. Дул легкий ветерок. Мой путь лежал на рынок на Portobello Road, где меня ждали Макс и Симона.

Первое воскресенье ноября. Прошла целая неделя моего пребывания в столице Английского королевства.

Получив от Влада гарантийное письмо, я перевел деньги на счет ZET MAX. Теперь почти все мое состояние – триста тысяч евро – было вложено в эту авантюру. Что это – безумная алчность, трезвый расчет или полнейшая глупость? Время покажет. Пока же мне как финансовому директору отдали стол Николя. Последние несколько дней я каждое утро проверял платежи и подписывал отчеты, Симона помогала с переводом непонятных терминов. В свою очередь, я выручал Симону на съемках. Иногда держал круглый отражающий экран, иногда таскал с места на место камеру или другой реквизит. Однажды изображал в кадре случайного прохожего. Я начал разбираться, чем отличаются крупный и средний план, что такое деталь.

Вчера пришло электронное послание от полковника. Он сообщил, что год назад Влад приобрел загородный дом, отремонтировал его и сейчас приступил к строительству бассейна. По его мнению, владение загородной недвижимостью говорило о состоятельности директора ZET MAX. К письму прилагались официальные финансовые отчеты о деятельности фирмы Влада. Цифры совпадали с теми, которые я видел раньше.

Толпа, выплеснувшаяся из метро, плавно втекла на Portobello Road. Вот она – дизайнерская Мекка. Бижутерия, предметы прикладного искусства, старинная посуда, картины и прочий товар, который является стандартным набором барахолки любого крупного европейского города. Говорят, что каждый кутюрье мечтает хотя бы раз в жизни покопаться в старых вещах на этом рынке. Странные люди – дизайнеры. Как можно вдохновляться лохмотьями, ржавыми железками или задом бегемота? Другое дело – пленительный изгиб женской шеи или стройные ножки, как у двух молоденьких девиц, вышагивающих впереди в коротких юбках и в сапогах на высоком каблуке.

Одна из девиц обернулась, скользнула взглядом по моей шляпе. Я приветливо улыбнулся. Она что-то сказала подруге, та тоже обернулась, а потом обе рассмеялись. Каблуки игриво застучали вниз по булыжной мостовой.

Я нашел Макса и Симону около магазинчика, над входом которого висели с десяток белых эмалированных ведер с надписями «lavender», «chilled wine» и «rosehips». Точно в таких моя бабушка в деревне готовила поросятам еду. Перед магазинчиком выстроилась коллекция всевозможных тазов, алюминиевых кружек, фарфоровых тарелок и чайников.

– Макс, делай вид, как-будто ищешь что-то, – Симона, как настоящий оператор, с видеокамерой в руке, командовала братом. – Что ты прицепился к этой чашке? Она не дает эффекта в кадре. Возьми лучше медное ведро. От него столько жара и огня.

– Я не пожарник, а кутюрье! – возмутился Макс. – Я хочу купить вон тот тазик и кувшин. Знаешь, для чего они? – Он нагнулся и стал доставать что-то из груды вещей.

– Привет, – сказал я и с удивлением уставился на Симону.

Голубые локоны превратились в красновато-каштановые перья. Они вздыбились кверху и, заколотые у виска, падали на один бок, как конская грива. Спортивная ветровка цвета спелого оранжа фривольно расстегнута до середины живота, открывая грудь, стянутую бежевой футболкой.

Симона оторвалась от видоискателя камеры.

– Good morning, – она поздоровалась и снова повернулась к брату. – Макс, зачем ты полез в эту кучу? Там тень. Выйди на солнце.

– Вуаля! – Макс разогнулся, торжествующе держа в руках фарфоровый тазик, в котором стоял кувшин с витиеватой ручкой и изогнутой горловиной.

И тазик, и кувшин были щедро расписаны сиреневыми цветками.

– Привет, Антуан! – воскликнул он, завидев меня. – Узри, какое сокровище я откопал, – его будто украли из будуара самой императрицы Екатерины Великой. Ха-ха! Буду подмываться перед сном.

Макс изобразил гигиенический акт.

– Пошляк несносный, – весело сказала Симона, не выпуская Макса из кадра.

– Ничто паскудное нам не постыдно, – расплылся Макс. – Антуан, какой у нас бюджет на сегодня?

– На такую красоту точно не хватит, – ответил я.

– Ради чего живем? – огорчился Макс. – Бози, друг, посмотри на этих скупердяев! Оцени хоть ты мою находку.

С этими словами Макс протянул тазик и кувшин стройному юноше лет двадцати, стоявшему чуть поодаль. Ветер растрепал его непокорные кудри и спутал золотистые пряди. На нем была полинявшая кожаная куртка, узкие джинсы цвета серой спаржи, песочная футболка с изображением верблюда и плетеные мокасины. Из-за того, что грубая куртка местами потрескалась, а на джинсах зияли модные «разрывы», обнажающие незащищенное тело, он напоминал красавчика-пажа в «разрубленном» костюме наемника – ландскнехта времен Карла Смелого.

Юноша откинул с лица светло-русую прядь волос, взял кувшин и несколько раз провел пальцами по рисунку цветов. Тонкие пальцы, такие же белые, как фарфор, любовно огладили контур лепестков.

– Gorgeous [22] , – тихо произнес юноша. – Very beautiful [23] …

– Антуан, может, все-таки возьмем? – снова спросил Макс. – Нет? Эх, как всегда – деньги убивают искусство.

Макс с сожалением вернул находку в магазин, затем подошел к юноше и заговорил с ним по-английски.

Я вопросительно взглянул на Симону.

– Это Бози, – тихо пояснила она. – Они познакомились позавчера в «Saint Martin’s», куда мы ездили на съемки. Макс учился в этом дизайнерском колледже целых полгода, пока не сбежал. Говорит, что в нашем институте текстильной промышленности хотя бы шить учат, а там – только думать задом наперед.

Макс и юноша подошли к нам.

– Извините, сэр, – Макс галантно приподнял небольшую круглую шляпу с короткими полями. Материал шляпы напоминал плетеную солому. В похожих шляпах колхозники собирали овощи на бахче. – Забыл представить моего нового друга, – Макс указал на юношу. – Бози, на редкость одаренный польский модельер. Прикинь, какую он смастерил для меня соломенную шляпку «а-ля пейздан» [24] .

Юноша поздоровался. Он говорил по-русски с сильным акцентом.

– Бози все понимает по-русски, но общаться с ним лучше на английском. – Макс взял его под руку. – Yes, my friend?

Бози кивнул. Лучезарная улыбка не сходила с его губ.

– Let’s go, движемся дальше? – предложил Макс. – Сегодня мы обязательно должны выбрать сумки для дефиле, иначе Влад оторвет нам головы.

– Сейчас, минутку. Сделаю еще несколько кадров, – ответила Симона. – Идите, мы вас догоним.

Макс обнял юношу, и они не спеша двинулись вдоль прилавков, останавливаясь, что-то обсуждая и смеясь. Закончив съемку, Симона увидела раскладной стол с коробками старых виниловых пластинок. Она подошла к столу и начала перебирать пластинки.

– Ух ты, класс – вся коллекция «Beatles»! Смотри, что я нашла! «Let it be», 1970, «Apple Record». Тринадцатый альбом! Последний, после этого «Битлы» распались.

С обложки альбома улыбались участники знаменитой ливерпульской четверки. Еще молодые, еще вместе, еще все живые.

– Восемьдесят фунтов – слишком дорого, – пожаловалась Симона, узнав у продавца цену. – Все равно проигрывателя нет. Вот на фильме заработаю и куплю. Давно мечтаю о проигрывателе виниловых дисков. Ладно, – она вздохнула, глядя на стопки пластинок. – Отчиму надо зубы вставить. И сынуле машинку обещала.

Я достал сотенную бумажку и протянул продавцу.

– Не надо! – Симона схватила меня за руку.

Продавец удивленно вскинул брови.

– Это подарок, – сказал я.

– Не хочу быть обязанной. Так что не трать деньги зря.

Не дожидаясь ответа, она зашагала вниз по мостовой. Продавец пластинок понимающе улыбнулся.

– Not an easy one, huh? [25]

Когда я догнал Симону, она попросила понести видеокамеру, предупредив, что она стоит бешеных денег. Мы шли рядом, держась за руки. Ремень камеры давил на плечо, словно автомат Калашникова со сдвоенным боезапасом, но я ощущал необычайную легкость в душе. Лондон уже не казался угрюмым и серым. Солнце, ветер и желанная девушка рядом – что еще надо мужчине? И пусть наши отношения пока не перешли в близость, Симона перестала быть дикой кошкой, пускающей в ход зубки и коготки. А позавчера вечером мы даже поцеловались на Тауэрском мосту.

Правда, когда я хотел повторить, она отстранилась, бросив насмешливо, «что, совсем невтерпеж»…

Portobello Road, изгибаясь, поднималась вверх к бетонному горбу эстакады Westway. Магазинчики и лавки сменились лотками с овощами и фруктами. Появились кафе и фургончики с сэндвичами. Два полисмена в белых рубашках и черных бронежилетах раздавали листовки с напоминанием о подделках, ворах-карманниках и террористах. Серебристые кокарды на черных шлемах сияли на солнце.

Неожиданно откуда-то сбоку выскочил Макс.

– Кузина Сью, у меня идея. Давайте скорее сюда! – Он потащил нас в торговый центр «Портобелло Грин». – Я кое-что присмотрел для Антуана.

Стеклянные двери «Портобелло Грин» распахнулись, и кутюрье повел нас в трикотажный отдел, где стоял Бози, со скучающим видом перебирая пуловеры.

– Примерь-ка, – Макс взял с полки пуловер с воротом под горло и подал мне. – Тебе пойдет серо-бежевый оттенок.

Тонкая шерсть с благородным отливом была нежной и гладкой, как кожа ребенка. Хотелось приложить ее к щеке.

– Серый цвет будет его старить, – не согласилась Симона. – Лучше этот – «кофе с молоком».

Она вытащила из ровной стопки другой пуловер.

– Демоде [26] . «Кофе с молоком» – прошлый сезон. А серо-бежевый всегда в моде. Его так обожает Армани. Greige! – Макс картинно вскинул руку, вывернув кисть, будто раскрывая веер.

– Ты вслушайся, как звучит, – г р и ж…

– А чай со сливками был модным в каком сезоне? – спросил я с нескрываемым сарказмом.

– В каком… – Макс почесал лоб. – Если зеленый чай разбавить сливками, получится цвет незрелых оливок. Оливковый с серебром был в моде три сезона назад. Купим пуловер, пиджак из мелкого вельвета, и получится настоящий американский жиголо. На втором этаже продают отличные костюмы. Триста фунтов. Я уже отложил.

– Это дорого, – попробовал возразить я.

– Стиль – это единственная роскошь, которую можно позволить себе независимо от того, есть у тебя деньги или нет. Берем гриж…

– Не люблю серый! – возмутилась Симона. – Этот унылый оттенок превращает мужчин в замученных жизнью ослов.

Они заспорили.

Бози отошел к зеркалу, пригладил волосы и провел ладонями по ягодицам, будто проверяя, не появилась ли на них жировая складка. Я невольно залюбовался этим юношей-нарциссом. Бози обернулся и улыбнулся мне.

Я смущенно отвел взгляд.

Вот черт, попадешь с таким на необитаемый остров или на какую-нибудь горбатую гору – и непонятно, что из этого получится.

– Не спорьте, я куплю этот, – я подошел к полке и достал пуловер. – Предпочитаю суховатый цвет нескошенного вереска. (Как шикарно и загадочно прозвучало, хотя вереск– кустарник, и его вряд ли косят).

– Пуф… – Макс надул щеки. – Ну и цвет! Точнее, никакого цвета. Бледный, вялый, как застуженное картофельное пюре. Пойдем, Бози, здесь воняет мертвыми душами и кислыми щами.

Когда мы снова оказались среди уличной толпы, Макс с загадочным видом отвел меня в сторону.

– Дай пятьсот фунтов взаймы? – попросил он. – Влад совсем урезал мое жалование, а я вчера промотался. Мы с Бози ужинали в «Савойе». Черепаховый суп и тушеные перепелки, завернутые в складчатые листья сицилийского винограда. Представляешь, какая прелесть! Не жмоться, мон ами. После дефиле мы станем богаты! В соседней антикварной лавке продается одна милая вещица, я должен ее купить. Это вопрос жизни и смерти.

Я достал из кармана деньги и отсчитал пятьсот фунтов. Макс в благодарность попытался поцеловать меня в лоб, но я увернулся.

– Будьте здесь, я на минутку вас покину! – крикнул Макс и скрылся в толпе.

Через пять минут он вернулся. Его лицо выражало загадочное удовлетворение.

– Полюбуйтесь, что я прикупил, – Макс достал из кармана бархатный футляр и открыл его. На подушечке из атласа лежали запонки – два серебристо-туманных лунных камня в форме сердец в оправе из черного оникса. – Конец девятнадцатого века. Обратите внимание, какие редкие камни. В них можно увидеть глубину. De profundis, как говорят французы.

– Сдурел, – покачала головой Симона. – Never was a story of more woe… Нет повести печальнее на свете…

– Beautiful, top-notch! [27] – восхищенно проговорил красавчик-поляк.

– Держи, Бози, это тебе презент. Их можно носить даже без пиджака. Белая шелковая сорочка с планкой жабо и широкими манжетами. А сверху… – Макс всплеснул руками и промычал, не в силах сдержать воображаемое восхищение. – А сверху – манишка, вся в вензелях…

– Thanks, dear, – Бози взял футляр, посмотрел на бирку с ценником, затем спрятал подарок в карман куртки. – Thanks so much, – он ласково обнял кутюрье.

Макс просиял.

– Повторите дубль, – раздался голос Симоны. Видеокамера вбирала в цифровую память проявления искренней мужской привязанности.

– Разве можно повторить мгновение счастья? – воскликнул Макс, но обнял Бози.

– Снято. Хватит обниматься.

– Все, все, закончили. Быстро за сумками. – Макс поправил шляпу, схватил Симону под руку и мы устремились к гудящей эстакаде Westway.

Пакет с пуловером болтался в моей руке. Несколько граммов шерсти стоимостью сто двадцать фунтов!

Может и получится одеваться стильно без денег, но, вероятно, только в модные лохмотья.

Как можно покупать ношенные кем-то вещи? Например, женские сапоги со стоптанными каблуками? Или плащ, полинявший от солнца и дождей? Для этого надо иметь мужество модника и безграничную веру в силы Высокого Стиля – подобную той, с которой люди преклоняются перед останками святых.

Именно такой верой обладали Макс и Бози, перебиравшие женские сумки, висящие на веревках. Винтаж! Старое барахло! И место – барахолка: несколько десятков импровизированных палаток и наспех собранных перегородок для торговли старыми вещами.

Я закурил, чтобы хоть немного заглушить ретро-затхлый аромат, витавший вокруг. Один молодой московский дизайнер заявлял, что без раздумий отдал бы с десяток современных сумок за одну винтажную с Portobello Road. Я бы не отдал ни одной. А еще лучше выкинул бы все это на помойку. (Где оно, видимо, и валялось).

Примерно через час дюжина сумок лежала в двух больших пакетах с ручками. Такие клетчатые пакеты-сумки можно увидеть на вещевых рынках всего мира, от Китая до Великобритании.

Бози простился с нами и уехал в колледж. Мы взяли такси, выгрузили покупки в бутике и отправились обедать.

Итальянский ресторан «Zizzi» находился в двух шагах от бутика, на углу Charlotte street. В уютном светлом зале стояло около дюжины столов. Позади деревянной стойки, уставленной чистой посудой, была сложена большая, под потолок, поленница с дровами. В огромной пузатой печи, накрытой металлическим куполом дымохода, полыхал огонь. Аромат жареного хлеба, специй и овощей наполнял зал. Мы сели справа от печи, где всю стену занимали полки с вином и картонными коробками. Горы посуды, ящики и бутылки вкупе с копошащимися на виду людьми в белых колпаках создавали ощущение, что сидишь не в зале ресторана, а прямо на кухне, где колдует над сковородками и кастрюлями твой приятель-повар.

Заказ принял метрдотель – негр с гладко выбритой головой. Он был шоколадно-черным – рубашка, брюки, туфли и даже галстук. Только часы на руке, квадратные пряжки на туфлях и связка ключей на поясе разбавляли серебром этот официально-черный наряд. Негра звали Уа-Пуа. Имя развеселило Макса, который до этого сердито бухтел, обидевшись, что Бози уехал.

– Уа-Пуа! Уа-Пуа! – задорно произнес Макс. – Чудное имя. Думаю, стоит завести еще одну кошечку и дать ей такое прозвище.

– Тебе не хватает двух? – спросила Симона.

– Ласки всегда не хватает, милая Сью, – Макс достал телефон. – Куда запропастился Николя? Я руку вывернул, пока таскал эти сумки, а он с утра смотался и не объявляется. Еще и на sms не отвечает.

– И слава Богу, без него лучше. Везде сует свой нос, постоянно что-то вынюхивает, выспрашивает. И это его идиотское «да?»

– Знаешь что, дорогая, перестань, – Макс недовольно скривился. – Во-первых, он мой адъютант, а во-вторых, в нем есть какая-то притягательная, необузданная, первобытная ярость. Eao sauvage, дикарь, свирепый индеец. Чуть что не так, подкрадется сзади на улице и скальп – фьюить… – Макс изобразил вырезание скальпа на своей бритой голове.

– Твой Николя – псих! Ты видел его лицо, когда он бил ногами в клубе этого араба? Я думала, он его прикончит!

– Он меня защищал, – Макс капризно махнул рукой.

– Защищал? – воскликнула Симона. – При удобном случае он тебе самому скальп снимет! Или вилкой проткнет.

– Мурир де ля фуршет – «убить вилкой». Убить из-за вилки… – Макс покрутил в пальцах вилку. – У меня мысль! Подарочный набор: нож и трусы для убийства! Сошью трусы цвета Robin eggs blue [28] с золотым лейблом ZET MAX на попе и подарю Николя. Если он захочет меня убить, ему будет что надеть.

– О чем ты болтаешь? – возмутилась Симона.

– А что, смерть а ля Версаче. Так приятно сознавать, что злодей-убийца носил твои же трусы, – отозвался Макс. – О, еще лучше: трусы для жертвы. Представляете, лежишь на диване, пялишься в телек – и вдруг убийца с ножом. А ты ему кричишь: «Постойте, подождите одну минутку. Не убивайте! Я еще не надел свои трусы от Диора!»

Макс так эмоционально размахивал викой, что официанты, посетители и даже повар уставились на нас с испугом. К счастью, они не могли знать, о чем голосил высокий русский в соломенной шляпе.

– Что ты разорался, сейчас полицию вызовут, – шикнула на него Симона. – Ты крейзи. Я серьезно. Николя – опасный тип. Будь с ним поосторожней. Он здесь не даром, у Влада с Сержем какие-то дела.

– Ах-ах, – закачал головой Макс. – Monkey business, темные делишки. И с чего ты взяла, что Серж опасен?

– Я знаю.

– Откуда?

– Знаю и все! Отвали! Мне звонят. Привет, мам. Ты меня на расстоянии чувствуешь… – Недолго проговорив с мамой, Симона попросила передать телефон сыну и принялась расспрашивать его о том, что происходит в детском саду и какие стихи он разучивает. – Скоро приеду и привезу тебе гоночную машинку, – пообещала она. – Да, мы с Максом в ресторане, – судя по изменившимся интонациям, Денис передал трубку бабушке. – Мам, перестань, это по делу. Я не таскаюсь каждый день по злачным местам! Пока!

Симона раздраженно кинула телефон на стол.

– Тебе привет, – сказала она Максу.

– Ох уж эти мамы… – покачал головой кутюрье. – Как там поживает мой племянник – Бубу-Лоран? Тетя Зина учит его шить, как меня когда-то?

– Нет. Хватит нам и одного модельера. Они лепят драники из картофеля, – сказала Симона.

– Драники со сметаной. Чудо! – Макс причмокнул и закричал на весь ресторан. – Где наша пицца и вино? Уа-Пуа, Уа-Пуа! Ты где?

Вместо негра-метрдотеля заказ подала официантка.

– Ой, сколько помидорок! – произнес Макс, склонившись над пиццей и шумно втягивая носом аромат. – Именно за это я люблю капрезе: тонкий слой хрустящего теста и красные полумесяцы томатов, завуалированные сверху моцареллой. Белая разодранная вуаль. – Макс поднял нож и вилку. – Хотите, вы дам один важный секрет мастерства кутюрье?

– Погоди, – Симона включила видеокамеру. – Голову чуть вправо, и сними свою колхозную панаму.

– Ни в коем разе.

Макс двумя пальцами поправил соломенную шляпу, приосанился и заговорил, глядя в объектив:

– Главное в нашем портняжном деле – умение сделать разрез нужной формы и направления. – Макс воткнул вилку в пиццу и начал ловко вырезать дольку помидора. – Ножичком туда, затем сюда. О, самый раз! Теперь вырез на груди, и еще здесь, на талии. А юбка? Это же целое искусство! Для худых ножек разрез лучше сделать сзади, невысоко. Для длинных и стройных, конечно, сбоку, почти до самых трусиков. А вот для бедер, налитых соком, как у блондинок пятидесятых, подойдет разрез совсем короткий, чтобы фигура напоминала спелый плод авокадо! Наряд – предисловие к женщине, а иногда и вся книга.

Кутюрье иллюстрировал свой рассказ, ловко орудуя ножом и вилкой. Полотно пиццы превратилось в съедобную выкройку.

– Готово. Оп-ля, вуа-ля! – Макс победоносно поднял творение. – И обратите внимание, все как положено – и контраст, и нюанс, и подобие.

Из-за горы посуды на него с удивлением уставился повар в белом колпаке.

Было около семи вечера, когда мы покинули «Zizzi». Макс попрощался и отправился на рандеву с Бози. Мы с Симоной занесли видеокамеру в бутик и решили прогуляться до бара «Salt». Стоял тихий, на удивление теплый вечер. Goodge street выглядела совсем вымершей. Напротив ярко-синей вывески «ZET MAX» блудливо-розовым пятном светилось «Simply pleasure.сом». Вывески как будто воображали друг перед другом – что важнее, секс или мода? Около суши-бара «Samurai» маячила какая-то подозрительная личность.

– Ты чего? – спросила Симона, заметив мое беспокойство.

– У тебя нет ощущения, что за нами кто-то следит? – тихо спросил я.

– И что? – Симона обвела взглядом пустынную улицу. – Не обращай внимания. Это, наверное, Николя. Он постоянно за мной шпионит. И думает, что я его не вижу. Вот придурок, его вихлявую походку и шляпу за три квартала видно.

– Почему же ты молчишь? Надо сказать Максу или Владу.

– Ты что? Ни в коем случае, все испортишь! Пусть шпионит, это добавляет интригу в фильм. – Она поправила на шее Nikon и взяла меня под руку. – Пойдем.

В синем отблеске от вывески «ZET MAX» красновато-каштановые перья прически девушки отливали медью.

– Симона, может, ты все-таки расскажешь, кто такой этот таинственный Серж? – спросил я.

– Серж? – Симона помолчала, как будто подбирая слова. – Он старинный знакомый Влада из блатных-деловых. Когда-то давно он помог Владу выпутаться из гнилой истории, и с тех пор тот ему обязан.

Она остановилась.

– Антуан, у меня к тебе просьба. Пообещай, что не будешь вмешиваться во все, что касается Сержа и Николя.

– Не могу. Вдруг они станут тебя обижать.

– И что, опять полезешь драться? Не боишься нарваться на нож? Ты сумасшедший. Идем, Робин Гуд.

Goodge street плавно перетекла в Mortimer street, такую же пустынную и безлюдную. Впереди послышались громкие подскочистые аккорды рэпа. Около небольшого сквера стоял длинный лимузин, похожий на вислоухую таксу. Рядом темнели четыре фигуры.

– Смотри, какие стиляги! – восторженно проговорила Симона, когда мы поравнялись с четырьмя неграми. – Что-то среднее между нью-эйдж и панками. Надо сделать пару фоток.

– Может, это местная шпана, – я попытался удержать руку Симоны, но она сняла крышку с объектива и начал фотографировать.

Парни заметили это и угрожающе загалдели. Двое быстрым шагом направились к нам. Один высокий, в цветастой бандане, второй, пониже ростом, в широких бамстерах. Штаны с опущенной до колен ширинкой мешают двигаться. Если придется драться, начнем с высокого. Я снял часы и сунул во внутренний карман куртки, затем снял шляпу и огляделся, куда ее можно пристроить. Негры приближались. Они размахивали руками и ругались.

– Подержи, пожалуйста.

Я протянул Симоне техасскую шляпу.

– Ты что, собираешься драться? – спросила она, насмешливо глядя на мои приготовления. – Справишься с четверыми? Ты точно крейзи… Стой здесь и молчи.

– Но…

– Никаких «но».

Надев мою шляпу, она наполовину расстегнула ветровку и смело направилась навстречу парням, что-то весело крича.

Они в нерешительности остановились. Симона подошла к ним и заговорила. Накинув капюшон, я напряженно вглядывался, готовый ринуться в бой, но Симона, будто предвидя это, повернулась и отрицательно покачала головой. Затем что-то сказала парням. Раздался громкий смех. Симона взяла одного из парней под руку, и они направились к лимузину.

Что она задумала? Может, позвать на помощь? На улице, как назло, ни души. Вдалеке мелькнул желтый фонарь кэба и пропал. Из-за угла показался прохожий, но, заметив машину и услышав музыку, нырнул в переулок. Жаль, что мы не поступили так же.

Минут десять Симона увлеченно болтала с неграми, затем один из них сел в машину. Взревел двигатель. Фары вырвали из темноты искривленные силуэты домов, черные проемы переулков, витрины.

Вся «бригада» выстроилась в ряд. Симона отошла на несколько шагов и подняла фотокамеру. Несколько раз сработала вспышка. Она опять устроила фотосессию. Нашла место!

Я облегченно усмехнулся и закурил, глядя, как парни позируют, присаживаясь по очереди на капот со свирепым выражением лица. Когда съемки закончились, негры достали какую-то бутылку и по очереди выпили. Симона пила с ними.

Наконец парни сели в лимузин и уехали. Симона вернулась ко мне, улыбающаяся и без шляпы.

– Классные ребята, жаль, что пьют дешевый виски. Ну и пойло. Фу! Брр! – Она передернула плечами. – Но, что делать – издержки профессии.

– Я беспокоился за тебя.

– Не впервой, – небрежно бросила Симона, застегивая молнию ветровки. – Пообещала выслать им по экземпляру журнала, где будет размещен репортаж про нравы и моду ночного Лондона. Они обрадовались. Извини, подарила твою шляпу, на память. Она очень приглянулась тому, который в бандане. Он у них за главного.

– Ладно, у меня есть бейсболка в чемодане. А шляпа, если честно, мне все равно не нравилась, – сказал я.

– Мне тоже. Еще бы твои ботинки кому-нибудь подарить. Шучу, шучу. Где твой хваленый бар?

Имя «Шанель» часто произносят вслух на этой планете, но «Johnnie Walker» или «Jack Daniel’s» [29] , уверен, говорят гораздо чаще.

Я сидел за стойкой бара «Salt», разглядывая полки, уставленные множеством разных сортов виски. Свет, струившийся невидимым потоком откуда-то сверху, бережно обнимал каждую бутылку, от чего содержимое переливалось золотом, янтарем и сердоликом. Бар пустовал, только угловой стол занимали две пожилые пары. Судя по массе тела – явно американцы.

Появилась Симона, отходившая «оценить дизайн» туалетной комнаты.

– Думаю, что Стивенсон придумал бессмертный «Остров сокровищ», глядя, как холодные волны омывают прибрежные скалы Эдинбурга и попивая обжигающий грог, – проговорил я.

– С чего ты решил?

– А что еще делать в непогоду? Только пить горячий чай с виски и сочинять приключения про корабли, моря и солнечные острова.

– Может, он лежал в постели под теплым шерстяным пледом?

– При этом явно в одиночестве. Вдвоем вряд ли что-нибудь сочинишь, кроме эротических рассказов.

Из двери, ведущей на кухню, появился круглолицый бармен Джим с двумя тарелками в руках. На них горкой возвышался жареный картофель и огромные гамбургеры. Узнав меня, здоровяк дружелюбно улыбнулся. Я кивнул в ответ.

– Вы знакомы? – удивилась Симона.

– У нас общая страсть к шотландской литературе. Угощайся.

Я подал девушке бокал с виски «Роб Рой». Она сделала маленький глоток.

– Чудесный вкус, – Симона прикоснулась пальцами к моей груди и погладила тонкую шерсть. – Знаешь, а тебе идет этот пуловер. Ты в нем такой добрый и мягкий.

– Зато ты чересчур смелая.

– Антуан, не беспокойся за меня, – Симона поправила волосы. – Мама уверяет, что я в бабушку. Про нее говорили: «В гроб ляжет, а ногой пиннет». Хотя на самом деле я трусиха. С детства боюсь пауков. Макс, гаденыш, однажды подбросил мне в кровать огромного паука с крестом на панцире. Это была жуть! Со мной случилась истерика. Мама потом целую неделю Макса к нам не пускала. Еще боюсь мертвецов…

Симона говорила тихо и задумчиво. Я видел ее такой впервые за время нашего знакомства. Куда подевался неиссякаемый кураж? Где та неутомимая шалопайская девчонка, дерзко расстегивающая куртку на груди и бесстрашно шагающая навстречу четверым неграм?