Живые книги Иванцова Мила
— Ничего! Вы со мной! — засмеялся Виктор.
— А где ж вы научились? Еще скажите, что и сопилка своя есть!
— Есть! В прошлом году купил на Андреевском, какой-то мужичок так чудесно играл, рекламируя свой товар, что я не удержался, вспомнил детство.
— А в детстве где-то учились или самоучка?
— Взял несколько уроков у того, кто умел. Случайно. Отдыхал в пионерском лагере в Пуще-Водице, а наш вожатый был студентом консерватории, играл на каких-то духовых инструментах, не буду врать, не помню, что он нам рассказывал. Но с собой у него была только сопилка, он и наигрывал разные мелодии, когда было свободное время. Дети сбегались послушать, а потом расходились, а я сидел, словно зачарованный: как можно из простой деревяшки извлекать такие сказочные звуки?
— И он вас научил? — Глаза Амалии засветились добротой.
— Да, я был настойчивым пионером, чего хотел, добивался. Поэтому за ту смену научился играть несколько песен. Но у меня своей сопилки так и не было, в городе навалились другие школьные хлопоты, а потом хлопоты мужские, и остались только воспоминания о том сопилковом лете. Вплоть до прошлого года, когда не удержался и осуществил свою детскую мечту.
— И что, неужели играете сейчас? Или просто так лежит, как сувенир? — Амалия почти не сомневалась, что ответ будет отрицательным, и в голосе ее прозвучала ирония.
— Честно? — опустил голову Виктор, словно смотрел на край стола.
— Конечно, честно! — улыбалась Амалия, пытаясь представить его в пионерском возрасте.
— Играю… Когда надо отвлечься от дурных мыслей. Или на чем-то сосредоточиться, или…
Он едва не стал рассказывать этой едва знакомой женщине, что тихонько играет на сопилке, когда ему не пишется, играет, пытаясь приманить музу, которая приходит почему-то не так часто, как раньше, не вызывает сердцебиения, не мордует его до утра, а лишь иногда заглянет напомнить, что когда-то здесь жила, и бывай…
Это произошло после болезни и смерти жены. Сказать, что у них была аж такая любовь — значило бы соврать. Эмоции перегорели за первые три года, а дальше люди просто жили. Растили сына и каждый себя. А когда жены не стало, Виктор все возвращался мыслями к ней, прокручивал, как старое кино, какие-то отрывки совместной жизни, анализировал прежние отношения, в общем ровные, без страстей, любви или ненависти, и понимал, что надо было как-то иначе… И что не без его вины… И вообще…
Муза — капризная, тщеславная дама, и когда творческий человек слишком много думает о другой, она этого не прощает. Видимо, так и произошло. Остался Виктор и без жены, и без вдохновения. Пробовал пить. То от грусти, то вместо допинга. Не помогло. Но и не засосало.
Он вернулся к журналистской работе и взялся редактировать свои старые тексты, уже изданные или те, что где-то завалялись в папках его компьютера. И они становились лучше, это радовало. Но новые сюжеты не появлялись. А те идеи, которые он из себя выдавливал, не стоили усилий для их выписывания и раскрутки.
Вот и включился он в эту игру в Читателей и Книги: может, услышит что-то стоящее… А тут вот — сидит напротив него такая красивая женщина, он едва сдерживается, чтобы не пройтись губами по изгибу ее шеи, а в глазах ее не исчезают грусть и равнодушие к жизни, хотя и бывают моменты, когда она будто «включается» и оживает на минуту. Но это не перевешивает общего состояния, хоть и играет она в добросовестную Читательницу и писательницу. Однако кто знает, как бы закончился ее вчерашний день, если бы не встретилась ему Женька и не помогла оттащить эту женщину от края… И надо ее удержать по эту сторону, не позволить соскользнуть.
Ему хотелось подставить ей плечо, хотелось объяснить, что все в этом мире относительно, и сегодняшняя трагедия завтра покажется мелкой или смешной… Хотелось проводить с ней время, ходить, разговаривать, рассматривать его любимый город, делиться историями, играть ей на сопилке, прицепить ее десятками маленьких крючочков к этой реальной жизни, которую все-таки стоит дочитать до конца, ведь кто знает, что там, на следующей странице?
Эти мысли беспокоили его не первый день, а вчерашняя история и ожидание сигнала от Женьки в машине неподалеку от дома Амалии так взбудоражили его внутренние энергии, что дома он до трех часов ночи колотил пальцами по клавиатуре, пил черный сладкий чай с коньяком и снова принимался выписывать тот рассказ, который «валялся» начатым уже несколько месяцев. Герои его стали более живыми, выпуклыми, настоящими, поступки их стали настоящими, хоть и не всегда логичными. События развивались, Виктор вливал свои переживания в персонажей и придумывал их судьбы, встревоженный судьбой Амалии, к которой отправил своего посланника Женю, и был счастлив, что муза вернулась к нему жива-здорова.
Однако, сидя сегодня возле этой женщины, он еще не знал, как ему выкрутиться из добровольно взятого на себя образа слепого, как заинтересовать ее собой и стать для нее не знакомым инвалидом, который вызывает сочувствие, а гораздо большим. Не знал также, сколько еще она будет играть писательницу и как сама выйдет из этой роли, если, конечно, вообще захочет открыть свои карты.
Но пока каждый вел свою игру, и сердце Виктора неровно постукивало где-то не на своем месте, казалось, что оно с каждым ударом понемногу подползает к горлу. Он сглотнул и почувствовал во рту послевкусие вина из бузины.
— Странные у вас фанаты, — тихо сказал он и неожиданно даже для себя взял Амалию за руку — Странные, но хорошие. А вино точно какое-то непростое, очень непростое вино…
Амалия ничего не ответила, она словно застыла, ведь только за мгновение до того, как этот человек взял ее за руку, как раз и подумала, что хотела бы его коснуться. Что это с ними снова?
— Ваш кофе! — сказала Катя и улыбнулась, увидев, как эти взрослые люди при ее появлении моментально отпустили руки друг друга.
38
— Ничего себе! — аж присвистнула Женька, разглядывая экран монитора, усеянный фотографиями Виктора. Услужливый Google[19] выдал их на запрос по его фамилии, которую девушка вчера увидела в его удостоверении водителя.
— Что пишут? — поинтересовалась с порога мастер, выходившая с сигаретой и чашечкой кофе на крыльцо, пока не было клиентов.
— Ничего, это я так… Твоя клиентка, которая на стрижку и покраску, позвонила, что задерживается, где-то застряла в пути.
— Ну вот, теперь сместится вся запись! Терпеть этого не могу! — вздохнула мастер. — Ну, тогда пойду пообедаю, а когда придет, Жень, аукнешь мне, я в подсобке.
— Ага-ага. Иди поешь! Добрее будешь! — ответила юная администратор, листая на экране страницу за страницей информацию о творческих заслугах знакомого «слепого». — Ничего себе птица! А я с ним так по-простому… Еще наехала вчера, а что уж по телефону молола после коньяка — оййй… Странные все-таки они — творческие люди. Взял и «перевоплотился»…
— Что ты там бурчишь? — оглянулась от дверей подсобки мастер. — Не влюбилась ли часом?
— Я? Влюбилась?! — встрепенулась Женька и гневно посмотрела на молодую женщину, а та прыснула смехом и быстро исчезла в маленькой комнатке без окна, где девушки обычно переодевались и ели.
«Я? Влюбилась?! — повторила она те же слова про себя. — Ой божечки… Да когда мне?!»
Прошло несколько минут, и едва она прокрутила в памяти последнюю встречу с Ильей, как дверь открылась и впустила Дэна. Женя напряглась и молча уставилась на его тощую высокую фигуру. Дэн молчал. Пауза затянулась.
— Вы записаны? — неожиданно даже для себя официально спросила девушка.
— Да… На три часа! — Ответ его был еще неожиданнее.
Женька, не меняя позы, скользнула взглядом по журналу регистрации клиентов и увидела написанное ее же рукой:
«15:00 мужская стрижка, Денис». Да, это она утром записала какого-то парня постричься, но звонил точно кто-то другой.
Ирочка, которая так удачно изменила образ Амалии, как раз заканчивала делать укладку дородной даме. Она оглянулась на клиента, потом вопросительно посмотрела на Женьку, которая сидела на своем месте, невозмутимая, как мумия, и обратилась к Дэну:
— Две минуточки подождите, пожалуйста!
Парень кивнул и уселся в кресло у журнального столика. Но стопка ярких журналов его не интересовала. Он уставился на Женьку, и трудно было понять, что крутилось в его нестриженой голове и чего от этого визита можно было ожидать.
— Под ноль! — через несколько минут ответил Дэн на вопрос мастера и посмотрел в зеркало на Женьку.
«Ну-ну… — думала она, наблюдая, как летят вниз пряди его волос, а его не раз битая голова приобретает свою истинную форму. — Интересно, что дальше? И зачем появился? Будто в районе больше парикмахерских нет?! Решил напомнить о себе? Ну-ну… Пусть только рот откроет, я ему припомню Илью, его фотоаппарат и швы на брови!»
Но Дэн молча высидел процедуру, поблагодарил, не подошел к администратору рассчитываться, а положил в руку мастера купюру, снова выразительно посмотрел на Женьку, надел темные очки и вышел, сверкнув лысым черепом.
— Что это было? — спросила Ирочка.
— Призрак, — пожала плечами Женька.
— Аааа… — Ирочка сделала вид, что что-то поняла.
Девушка фыркнула, снова взглянула на монитор, закрыла все «окна», в которых читала о писателе и журналисте Викторе Сергеевиче С, и потерла виски: «Нет, непростая задача — понять мужчину. И что там в их головах варится?»
Запикал мобильный. Она открыла эсэмэску: «Не могу тебя забыть. Возвращайся, пока не поздно».
— Дурдом! — проворчала Женька.
39
Они снова вышли из кафе вместе. И снова где-то на левом берегу гремело, предвещая ливень, но головная боль Амалии развеялась — то ли от кофе, то ли от странного вина по рецепту Дива.
Прошли пару кварталов пешком, каждый понимал, что сейчас придется прощаться, но обоим не хотелось. Виктор не находил повода как-то продлить общение. Если бы он не был «слепым», мог бы предложить женщине что угодно — в Киеве столько возможностей провести время вместе. Но что он может сейчас, в таком образе? Разве что снова сесть в такси и проехать рядом несколько километров, дать ей выйти у знакомого подъезда и двинуться домой на Виноградарь пить пиво и рассуждать о странных играх взрослых людей… Это уже не смешно, какой-то «День сурка»[20] выйдет. Ходить по кругу — это ничего не меняет. Но что делать именно сейчас, он не знал. Хотелось поговорить с Женькой, что там происходило вчера, узнать, что за беда такая у Амалии, что и жить не хочет? Разумеется, это личное, но разве каждая женщина вот так зависает на краю после того, как разбиваются стекла ее розовых очков?
Они все же поймали такси. Точнее, это сделала Амалия. И снова ехали рядом на заднем сидении так близко друг к другу, что, наверное, можно было услышать стук двух сердец, если бы не грохот машины по выбоинам асфальта, который «сошел вместе со снегом», как невесело шутили этой весной в городе.
Но нужно было действовать, ведь вообще неизвестно, выпадет ли им возможность снова увидеться.
— Вы, я так понимаю, живете в этом районе не так давно? — нарушил молчание Виктор.
— Да. Не очень.
— Год? Меньше?
— Меньше.
— А я — местный житель. Знаю каждый закоулок этих северных окраин. Я вообще Киев хорошо знаю, но это уже приобретенное из книг, архивов, разговоров со старожилами, из фильмов… А знание района своего детства — это будто в крови.
— Да, я понимаю. Я тоже хорошо знала когда-то мой район, но это было в другом городе. И, кажется, в другой жизни, — вздохнула Амалия.
— У меня есть предложение к вам, — сказал Виктор, не поворачивая лицо к ней, а словно глядя вперед по ходу автомобиля. — Предлагаю провести вам экскурсию, как бы странно это ни звучало.
— Действительно, звучит несколько странно, простите… Но я согласна. Если вы знаете, как это сделать, почему бы нет. Но не сегодня… У меня дома кошка голодная. Приблудилась. Теперь надо заботиться. Вы не знаете, какую им рыбу дают — сырую или приготовленную? Или лучше купить кошачий корм и не мучиться?
— Не знаю. Пес у меня был, а в кошках я не разбираюсь. Вы вскоре поймете. Она сама вам подскажет. Просто надо время и терпение, — сказал Виктор, акцентируя слово «время».
— Время? — вздохнула Амалия и сменила тему. — А что вы хотите мне здесь показать?
— О, предлагаю где-то встретиться завтра, а я подумаю, что вам было бы интересно. Вот, например, неподалеку Кирилловская церковь с работами Врубеля. Были там?
— Нет, стыдно, но не была, сколько раз уже проезжала мимо…
— Тогда — велкам! Я не буду грузить вас цифрами и датами. Там надо просто побыть, походить молча и посмотреть…
— Посмотреть?
— Ну… Вы посмотрите. Поделитесь впечатлениями. А я… Я там был раз десять. Впервые в детстве. Нас из школы водили на субботник на территорию психбольницы, как здесь говорят, «Павловки».
— А, Фрунзе, сто три? Знаю, — снова невесело улыбнулась Амалия.
— Да, именно сто три! Мы сгребали там осенние листья, а затем я потихоньку просочился с группой туристов в церковь… Но я расскажу вам завтра, потому что чувствую, что мы уже подъезжаем к вашему дому.
— Как это вы чувствуете? — искренне удивилась женщина, а Виктор на мгновение решил, что его разоблачили.
— Как? Ну, по поворотам, дорогая госпожа писательница, по поворотам! У меня компас внутри! Так, может, наберете меня с мобильного?
Машина действительно скоро остановилась у подъезда, Виктор продиктовал свой номер, Амалия сделала вызов и сразу услышала энергичную мелодию его мобильного.
— Так во сколько можно будет вас набрать?
— Не знаю…
— Но у вас, вероятно, есть какие-то дела?
— Дела? Да… какие-то есть…
— Давайте я наберу в десять, а там будет видно?
— Да, будет видно, — эхом ответила женщина и подумала, что Виктор, видимо, не так давно потерял зрение, если оперирует такими словами.
На прощание он на мгновение задержал ее руку в своих ладонях, а затем наклонился и поцеловал ее. От неловкого движения у нее заболел ушибленный при падении локоть. Амалия молча вышла из машины, не зная, что говорить и что обо всем этом думать. Подняла взгляд вверх на свой балкон, увидела там на перилах Сильву, помахала ей рукой и двинулась от дома к небольшому подуктовому магазинчику, где надеялась купить домашнему питомцу хоть какой-то еды. И себе сигарет, хотя она не так уж часто курила. Но пусть будут…
«Экскурсия… Руку поцеловал… Зачем мне это? Новая предыстория новой боли? Экскурсия в церковь в сопровождении слепого… — взволнованно думала она, шагая по тротуару. — Лучше уж не в церковь, а сразу в заведение, рядом…»
40
Виктор позвонил Женьке, напросился на разговор и сам подъехал к ней на работу. Но обычно жизнерадостная девушка сидела за столиком администратора растерянная и не в настроении. Показала ему жестом, чтобы подождал на улице, взяла из ящика стола сигареты и вышла на крыльцо.
— А ты, дочура, еще и куришь? — удивленно-шутливо спросил Виктор и даже поднял на лоб свои темные очки, чтобы лучше рассмотреть.
— Редко, но бывает, — щелкнула та зажигалкой. — Проблема нарисовалась.
— А что случилось?
— Да так… — отмахнулась она, еще не зная, как теперь и разговаривать с Виктором: как раньше, по-простому, или как с известной личностью — вежливо и уважительно…
— Кто-то испортил настроение? — по-отечески погладил ее по плечу мужчина.
— Типа того. Немного. Просто осталась без работы, можно сказать.
— Ого! А что ж ты натворила?
— Ничего. Кризис. Хозяйка заехала, даже извинялась, сама, мол, расстроена, что так получается, но парикмахерская маленькая, доход не слишком большой, а держать двух администраторов — это «жир». Решила вообще без них обойтись. Накинет девушкам-мастерам какие-то копейки, чтобы сами записывали и на звонки отвечали… Но это же далеко не все, что я делаю за три дня смены! Бывает, вымотаешься вся за день… Да что уж… Ну, пусть попробуют… Ой, да оно вам надо? — махнула девушка рукой. — Просто очень неожиданно. Я только переехала от матери, сняла комнату, штука гривен в месяц аренда, а тут на тебе…
— Да… Печально. И, действительно, так неожиданно… Понимаю.
— Правда, это не единственный мой доход был, но все-таки свои семь процентов, как водится, с выручки имела. Три выходные дня моталась по людям — то маникюр, то стрижка-покраска, но больше всего люблю свадебные прически делать!
— Ух ты! И такое умеешь? Да ты супер-мастер! А может, оно и к лучшему. Чего тебе здесь сидеть на телефоне?
— А у вас есть другие предложения? — вызывающе «подцепила» гостя Женька, но снова вспомнила, каким тот оказался непростым, и поменяла тему. — А я о вас в Инете начиталась. Публичная личность! Пардон уж, что так с вами по-простому, не обучена этикету обращения с писателями!
— Женя! Вот ты забавный ребенок! — обнял ее за плечи Виктор. — А писатели, по твоему мнению, с других планет сюда попали? Или у них при рождении на лбу печать была: «Писатель!», а?
— Ну… я как-то не задумывалась. Кто вас знает, мы люди простые.
— Мы тож не слишком голубой крови, так уж случилось, сорри! — засмеялся мужчина. — Ты лучше расскажи хоть в двух словах, что там Амалия вчера? Я только что с ней попрощался. Кстати, прическа — бомба!
— Надеюсь, вы ей этого не сказали? — прыснула смехом Женька и опустила Виктору темные очки со лба на глаза.
— Ой, это правда, чуть не прокололся! Что-то мне чем дальше, тем труднее продолжать эту глупую игру. Но не знаю, как из нее выйти, чтобы Амалию не обидеть… Не хочется давать ей лишний повод нервничать.
— Таки да. Там нервы никудышные. Вы в курсе — я с нее расписку взяла, что обещает в течение недели не накладывать на себя руки?
— Ого! Ну ты даешь! Нет, не в курсе, откуда бы я?… Это ж додуматься до такого! Расписку! Серьезно? — Виктор ошеломленно развел руками.
— А что было делать? Короче, то, что мы с ней вчера пережили, словами не передать и никакому мужчине не понять. Так вам скажу. Но уж очень вовремя я к ней ворвалась. Это факт.
— Господи… Все настолько было плохо?
— Не то слово.
— То есть, если бы Юрий мне не рассказал об ограблении, если бы я не встретил тебя, если бы ты не…
— Мышка бы не бежала, хвостиком не махнула, яичко бы не упало… — протарахтела Женька, но потом глубоко вздохнула и выбросила окурок в мусорник.
— Жень… Только ты не смейся. Как думаешь, у меня есть шанс, или там вообще глухо? Типа, аллергия на мужчин?
Девушка внимательно посмотрела на «публичное лицо», но увидела снова нормального одинокого мужчину, вспомнила, как всего несколько дней назад, в воскресенье вечером, сидели они втроем за столиком, смеялись, говорили о разном, и было ей возле этих двоих так уютно… А потом столько всего произошло за такое короткое время. Амалия, оказывается, жила две параллельных жизни: в одной слушала чужие рассказы, а во второй целенаправленно шла к черте, за которой… Виктор тоже не таким уж простым оказался… Странные игры взрослых людей…
— Не знаю… Вы же мудрый господин писатель… Это я вам должна задавать вопросы, а не наоборот. Все в ваших руках, как говорится. У меня от собственных вопросов голова трещит… Кто бы ответил…
— Ааа… Так и ты не случайно повадилась в кафе, вижу! — улыбнулся Виктор.
Но на этом разговор был прерван телефонным звонком, затем Женю позвали из салона через приоткрытое окно, да еще пришла следующая клиентка — жизнь опять забурлила вокруг девушки. Виктор помахал рукой на прощание и отправился по своим делам, потому что хоть и работал последние годы дома, но время от времени должен был появляться то в редакциях, то на радио или телевидении, то на общих с другими писателями акциях. Писателей он знал в Киеве немало, а известных — так, пожалуй, всех. Поэтому так быстро и заподозрил «известную писательницу Амалию» в фантазиях и начал присматриваться. А в последнее время мысли о ней почти не покидали его. Он не знал ее фамилии, не был уверен, что и это ее странное имя — настоящее, но должен был себе признаться, что ни одна женщина после похорон жены не задевала его так сильно. И что-то с этим надо было делать…
41
Бывает, как не задастся день, то так и «радует» до самой ночи. Женька еще не обмозговала как следует сегодняшнюю новость от хозяйки салона, но уже понимала, что скоро май закончится — и ищи себе новое место. Собственно, она и это заняла случайно. Никогда не мечтала быть администратором при мастерах, но когда это произошло, то показалось неплохой комбинацией — три дня зарабатывать руками «на собственный карман», а остальные три — официально работать в той же сфере.
«Что ж, придется что-то менять в жизни, искать другое», — думала девушка, идя пешком с работы домой. Звонок от Ильи прервал ее размышления и спланировал девичий вечер. Вот только зайдет домой переодеться и что-то бросить в рот, потому что ее уже тошнило от кофе и пирожных, которыми питалась сегодня целый день.
Но дома закрутилось такое, чего и не планировала. Старушка хозяйка чувствовала себя плохо, лежала в постели, не могла встать, только позвала ее слабым голосом из своей комнаты, когда услышала, что Женька вернулась с работы. Ольга Яковлевна попросила измерить ей давление, при этом едва произносила слова, прищуривала глаза и, казалось, малейшее движение причиняло ей страдания.
Женя заволновалась, дрожащими руками схватила тонометр, лежавший на подоконнике, надела на руку хозяйки манжету, старательно накачала грушей воздух и постепенно спустила его, следя глазами за стрелкой на шкале, а также прислушиваясь к звукам в стетоскопе. Но, как ни старалась, «верхней» цифры давления уловить не смогла. Нижняя составляла сто двадцать, и это уже было много.
— Может, таблетку какую съесть, Ольга Яковлевна? Надо что-нибудь выпить! А лучше — давайте я вызову «скорую»!
— Ой, не знаю, Женя, я так боюсь этих «скорых», не люблю больниц…
— Да вас же не обязательно положат в больницу! Может, осмотрят, уколют что-то успокоительное, и чтоб давление упало, а? Я ж вам не врач…
— Ой, не знаю, может, оно и само пройдет? Вот съем ношпочку… А ты насовсем домой, никуда больше не пойдешь?
— Я посижу около вас, не волнуйтесь, сейчас, только позвоню… брату…
Старушка повернулась на бок и притихла. Казалось, она вжалась в кровать, влилась в нее неотрывно, чтобы не двигаться больше, и замерла с закрытыми глазами и с выражением сдерживаемого страдания на лице.
Женька позвонила Илье и рассказала о таком неожиданном осложнении дома.
— Нельзя медлить, Жень, — неожиданно по-деловому отреагировал парень, — надо вызвать «скорую», у нас бабушка тоже гипертоник, в прошлом году чуть на тот свет не отправилась, врачи говорили, могло быть хуже, если бы вовремя не госпитализировали, а вдруг инсульт? Вызови врачей, от греха. Знаю, какие они упрямые, эти старики, но если их слушать, то может быть поздно.
У Женьки задрожали руки, но она овладела собой и строгим взрослым голосом сообщила Ольге Яковлевне, что сейчас вызовет «скорую», потому что ночь впереди, и той вряд ли станет лучше. А еще предложила позвонить сыну хозяйки, так как нужно бы сообщить.
— Да нет у меня, Женя, никакого сына. Это я так… Чтоб не думали, что совсем я одна…
Илья появился у подъезда, как раз когда носилки с больной закатывали в белый медицинский бусик, а взволнованная Женька сопровождала ее.
Скутер, мчащийся вслед за «скорой».
Знакомый, плохо освещенный коридор в сером кафеле.
Опять большие встревоженные глаза Женьки и дрожание ее пальцев.
Запах медикаментов и короткие фразы врачей.
Пожилая беспомощная женщина, стонущая от каждого движения.
Кардиограмма. Давление. Анализ крови. Прямо на каталке.
Грузовой лифт с тяжелыми железными дверями.
Отделение. Палата на восемь коек.
Дежурный врач с вечерней усталостью в глазах.
Список медикаментов, шприцов и «систем».
Лифт. Круглосуточная аптека на последнем этаже.
Неожиданная цена лекарств.
Лифт. Банкомат в вестибюле первого этажа.
Лифт. Аптека.
Лифт. Отделение. Палата.
Медсестра. Капельница. Врач.
«Она будет спать до утра. Можете идти домой».
Два усталых лица, отраженные в зеркале лифта.
Автомат с кофе в вестибюле.
Ночь. Кофе и перекур у прикованного к ограде скутера.
Рычание мотора.
Девичьи руки крепко обхватили его сзади.
Ночной ветер в лицо.
Чай и бутерброды на чужой кухне.
Поцелуи, нереальные от усталости и взаимного желания.
Разбросанная по кухне одежда.
Сплетение поцелуев, тел и простыней.
Шепот, стоны, крики.
Тишина. Пропасть сна.
42
Амалия накормила Сильву кошачьей едой из пакетика, который купила в маленьком гастрономчике «Самые нужные продукты», затерявшемся между домами, и, если бы не вывеска, никто бы и не подумал, что это магазин. В список самых нужных в спальном районе продуктов вошли хлеб, молоко, сыр, колбаса, сосиски, кофе, пирожные, мороженое, водка, коньяк, пиво, минеральная вода, сигареты и корм для кошек и собак.
Говорливая продавщица расспросила о кошке и посоветовала, что именно взять. А еще сказала, что неподалеку на перекрестке есть киоск товаров для животных, там можно приобрести все необходимое: антиблошиный ошейник, витамины, игрушки, щетку, ведь кошку нужно вычесывать.
У Амалии не было домашних животных, разве что в детстве хомячок. Артур как-то завел было аквариум с несколькими крупными рыбами, но потом вывез его в офис, потому что у нее обнаружилась аллергия на корм. А кошек она считала настолько самодостаточными существами, что хлопоты вокруг них казались просто излишними. Поэтому женщина немного растерялась от этих советов, а дома внимательно присматривалась к Сильве: хорошо ли ей здесь?
Кошка внимательно обнюхала корм в мисочке, а потом не спеша, очень интеллигентно съела его и облизалась. Хозяйка облегченно вздохнула. Вид у Сильвы был вполне опрятный, даже не верилось, что она скиталась где-то по улицам все эти месяцы, которые Амалия живет в ее квартире.
«А может, она жила у кого-то дома и недавно сбежала?» — мелькнула мысль.
— И что с тобой делать, Сильва? Что делать с тобой, когда я и с собой-то не могу разобраться? — вздохнула она.
Сильва села «кувшинчиком» возле пустой миски, внимательно посмотрела на новую хозяйку, а потом подошла и потерлась о ее ноги.
Вечером они сидели на балконе вдвоем — Амалия в кресле, Сильва у нее на коленях. Женщина гладила кошку и думала о своей жизни. Собственно, думала о ней, начиная с того момента, как оказалась в этой квартире, на обочине дороги, по которой они шли вместе с Артуром. О былом она запретила себе вспоминать. Не было сил прокручивать одно и то же кино и чувствовать себя жертвой.
Теперь так. Пусть так. Значит, так… А вот дальше-то как? И сколько его осталось, того «дальше»?
Последний вопрос был крайне важным, ведь от него зависело то, как надо прожить этот отрезок. На «подвиги» у нее уже не хватало денег. А долго прозябать было совсем не интересно.
Вдруг ее пальцы нащупали на боку, под передней лапой кошки, что-то круглое, запутавшееся в шерсти. Она перевернула Сильву на бок, подняла лапку, присмотрелась и увидела, что кошка где-то поймала репей. Наверное, прошлогодний, ведь молодые еще не выросли.
Амалия попыталась выпутать его из кошачьего меха, но ей не удалось. Встала и понесла кошку на кухню, где села под яркой лампой и повторила попытку извлечь репей. Но множество маленьких крючочков, каждый из которых тонок и слаб, вцепились все вместе в кошачью шерсть и держались — не оторвать.
Женщина нашла маникюрные ножницы и осторожно выстригла репей вместе с шерстью. Сильва, на удивление, очень терпеливо все сносила.
— Киса ты, киса… — вздохнула Амалия. — И зачем ты ко мне пришла? Вот только тебя мне и не хватало ко всему…
Сильва потерлась о руку женщины головкой, тихо мяукнула и заглянула в глаза. Что она этим хотела сказать, кто знает?
Ночью Амалия долго ворочалась в постели, не могла заснуть. В голове опять непрерывно шла какая-то «инвентаризация», будто подводились итоги, ракладывалось по полочкам ценное и хлам, и, к сожалению, стоящего, того, с чем было бы жаль проститься, нашлось мало. Хотя за последние дни ее внутреннее состояние изменилось: и пережитый стресс после ограбления и крушения надежд, и неожиданное вмешательство в ее жизнь Женьки, и внимание к ней со стороны Виктора — все это смешалось в странный танец-карусель, где вокруг нее сплелись добро и зло. Еще несколько дней назад она равнодушно наблюдала окружающую жизнь, словно через толстое стекло, разве что немного отвлекалась на чужие истории, однако они лишь временно удерживали от мыслей о крахе ее семьи, о собственной неприспособленности к жизни и отсутствии какого-либо смысла напрягаться, чтобы ее продлить.
Она думала, что живет так, будто хуже уже некуда. Почему же тогда ее так подкосила потеря пяти тысяч?
Какая разница, когда и где ты уйдешь в небытие — сейчас здесь или через месяц на островах сказочной Греции? А может, какие-то силы спасли ее от этой поездки? Ведь там, у моря, среди цветов и красоты, возможно, ей бы совсем расхотелось умирать, как она себе спланировала, вот тогда была бы трагедия! Финансовая возможность существовать в гармоничном комфорте, созданном кем-то другим, была бы исчерпана. А что дальше? Билет домой, где у нее большое и ужасное НИЧТО… Где ни ей никто не нужен, ни она никому. Не на что жить. Да и незачем.
Амалия перевернулась на другой бок. Затем переложила подушку к ногам и перевернулась сама. Сон не шел. Она старалась не думать об Артуре, перебирание своих обид обессиливало. Старалась нащупать варианты будущего, но это получалось очень плохо. В ближайшем будущем было предложение Виктора встретиться завтра и сходить в Кирилловскую церковь. Хотела ли она этого? Женским нутром чувствовала, что по какой-то причине небезразлична этому странному мужчине, инвалиду, полному сдержанной иронии и юмора, который не лезет за словом в карман, ведет себя, как совершенно полноценный человек, да еще и нередко заставляет ее краснеть, счастье, что сам того не видит.
Амалия не только не была готова к новым отношениям, она вообще не рассматривала такой возможности, тем более — не искала никаких контактов и приключений на свою голову. Чего ждать от каких-то совершенно незнакомых мужчин, когда даже свой, родной, знакомый с первого класса Артур…
Засыпая, она вовсе не была уверена, что стоит соглашаться на эту экскурсию, вообще поддерживать отношения и впускать кого-то в душу со всеми последствиями.
Утром, около девяти, Амалия проснулась от ощущения, что кто-то на нее смотрит. Открыла глаза. Напротив кровати, на пирамиде из двух коробок, сидела Сильва и будто сканировала ее. Женщина улыбнулась и ей, а кошка, кажется, улыбнулась в ответ.
Но немой их разговор прервал звонок в дверь. Амалия вздрогнула от неожиданности и подумала, не дворник ли снова пришел с каким-то сюрпризом. Она накинула халат и тихо подошла к двери. Попробовала рассмотреть в разбитый глазок, кому это она утром понадобилась. Различила только мужскую фигуру.
Звонок повторился. Затем постучали в дверь кулаком. И только когда «гость» подал голос, она узнала его, и все ее нутро сжалось, как битый пес при виде палки.
— Амалия! Ты дома? Это я, слышишь? Ты там жива? Амалия!
Артур еще несколько минут звонил и стучал в дверь, потом постоял тихо, наконец развернулся и пошел к лифту.
Она стояла босая в темном коридорчике, и ее била дрожь. Щелкали зубы, а мускулы подергивало — на ногах, на плечах, снова на ногах, даже коленные чашечки нервно танцевали сами собой, будто ей и не принадлежали.
Загудел лифт. Воцарилась тишина.
Сильва замерла рядом с немым вопросом в глазах.
Выглядывать с балкона не было ни сил, ни смысла.
Амалия тяжело дошла до кухни.
Выдавила пакетик кошачьей еды в миску.
Вернулась в комнату. Закрыла шторы.
Легла в постель, не в силах побороть волну эмоций.
Свернулась эмбрионом под одеялом и замерла.
Вдруг рядом с подушкой заиграл мобильный.
Она не ответила. Ей не до экскурсий.
43
Амалия проигнорировала три его звонка, и Виктор заволновался. Он набрал Женю, и когда та сказала, что она в больнице и не может сейчас говорить, у него похолодело внутри.
— Амалия? — выдохнул он.
— Нет, господи боже ж мой! Нет! — прошептала в трубку девушка. — У моей квартирной хозяйки гипертонический криз. А что опять с Амалией?
Читать бесплатно другие книги:
