Дворец из камня Хейл Шеннон

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

• Прелестна, как синяя лента в косе,
• Гора, моя госпожа.
• Мила, как роза в утренней росе,
• Гора Эскель, моя госпожа.

Мири почувствовала себя сосулькой, готовой упасть и разбиться. Она металась по комнате, пока не оказалась рядом с Петером. Он обнял ее одной рукой, и она заставила себя расслабиться, прислонившись к нему. Его близость подействовала как успокоительное, подтопила лед в ее душе. Ее охватило внезапное желание потереться лбом о его шею на манер ласковой козочки. Мири фыркнула от смеха. Петер вопросительно поднял брови.

— Козий юмор, — прошептала Мири.

Он покачал головой:

— Вокруг тебя рушатся камни, а ты придумываешь козьи шутки.

Трещина пролегла по каменному полу от того места, где Мири стояла с другими девушками, до самой ниши. Стены и потолок не пострадали, но трещины на полу выглядели внушительно.

— Гвардейцы обязательно соберутся, — провозглашал король. — Сторонники придут на помощь.

— А что здесь сейчас произошло? — недоумевающе спросила королева.

— Гора Эскель не на шутку рассердилась, — ответила Фрид, и девушки рассмеялись.

— Ты знала, что так случится? — спросил Петер.

— Не совсем, — ответила Мири, — но у меня было… предчувствие.

Эса согласно закивала. Мири посмотрела ей в глаза и подумала, не было ли у Эсы такого же предчувствия, похожего на приглашение. Камень не живое существо, у него нет ни разума, ни мысли. Но он откликнулся на их призыв, как коза откликается на зов пастуха. Мири представляла себе, что камень при разработке каменоломни сохраняет силу ударов нескольких поколений рабочих, и эта сила спит до поры до времени, пока ее не пробуждают к жизни крики отчаяния. Линдер — своего рода история, он пропитан воспоминаниями, готовыми вырваться наружу.

Король пнул осколок камня и покачал головой:

— Возможно, в будущем вы воздержитесь от призывов к камню расколоться пополам? Замена линдера — дорогое удовольствие.

— Если вы считаете, что заменить несколько каменных плит сложно, вам бы следовало попробовать добыть их из горы.

Стеффан был в синяках, но серьезно не пострадал. Бритта сидела рядом с ним, и они тихо беседовали, сблизив головы. Остальные девушки и слуги расположились на диванах и полу. Мири, не зная покоя, могла только расхаживать.

Петер вытаптывал свою тропу вдоль трещин.

— Думаешь, убийца все еще бродит там? — прошептала Мири Петеру.

Он взглянул на дверь и кивнул.

Мири поежилась. Ожидание — неприятная обязанность. Чем бы заняться? Король и королева сидели рядом, прямые, как корабельные мачты. Мири присела на корточки перед ними.

— Ваше величество, — сказала она, обращаясь к королеве, — вы знали, что чувствуют мятежники. Ваш совет помог мне понять, как с ними разговаривать.

Королева покачала головой:

— Это была просто догадка.

— Может и так показаться, — сказала Мири, — но я думаю, что это была больше чем догадка.

— Какая дерзость, — вмешался Гаммонт. — Отойди назад, девушка.

— Прошу вас, ваше величество, поговорите со мной минутку. У меня есть основания полагать, что королевские особы способны чувствовать больше, чем остальные люди.

Стеффан и Бритта подошли ближе.

— Ты имеешь в виду язык горы? — спросила Бритта.

— Почти. Язык горы связан с линдером. Мне кажется, только тем, кто живет в окружении необработанного камня, дано такое общение.

— О каком языке горы вы говорите? — заинтересовался король.

— Это то… что способны делать эскелиты благодаря линдеру, — ответила Мири. — Но мне кажется, ваши способности немного отличаются. Вы читали дневник вашего отца, хранящийся в библиотеке? Король пишет о какой-то тайне, называя ее «мудростью линдера». Я полагаю, она лежит в основе традиции, по которой в королевском крыле позволено жить только членам правящего семейства, а это единственное в мире здание, целиком построенное из линдера. В течение многих лет камень оказывает на человека какое-то воздействие. И короли в прошлом хотели сохранить это преимущество только для своих семей. Вам что-нибудь про это известно?

— Ваше величество… — вмешался Гаммонт.

Король поднял руку, призывая его к молчанию, и посмотрел на Мири в знак того, что она может продолжать.

— Я хочу сейчас попробовать сказать кое-что на языке горы, — предупредила Мири.

Она вспомнила тот день, когда все ученицы взбунтовались против строгой наставницы и покинули академию.

Уловив ее мысли, многие эскелитки встали со своих мест.

— Что это, Мири? — спросила Эса из дальнего конца комнаты.

— Ничего, не обращай внимания, — ответила Мири и снова повернулась к королю: — Если бы вы владели языком горы, то мои мысли пробудили бы в вас похожие воспоминания или хотя бы заставили встать. Но вам этот язык непонятен. Живя на горе, мы вдыхаем пыль линдера и пьем из ручья белую от его пыли воду. Линдер течет в нашей крови, окутывает наши кости, а вы просто окружены им.

Для королевских особ линдер существовал снаружи, а не внутри. Должно быть, он просто усиливал мысли окружающих. Нет, не совсем мысли. Мири предположила, что их «мудрость линдера» менее сложна, чем мысленное общение: в ней больше чувств и меньше мыслей.

Теперь она попыталась передать свои чувства, надеясь, что король их поймет. Она выбрала случай, когда наставница академии принцесс наказала Мири за неповиновение, заперев ее в темную кладовку. Мири заново пережила ужас, страх и неуверенность, охватившие ее, когда она очутилась в тесной комнатушке с крысой. Она живо представила ту картину, чтобы эмоции зазвучали в душе так же громко, как мушкетный выстрел.

— Что вы чувствуете? — спросила Мири, ежась от воспоминаний. — Уловили мои эмоции?

— Нет… — ответил король.

Его неуверенность заставила ее усомниться. В свое время ему тоже приходилось сидеть одному в темной кладовке под замком и дрожать от страха.

— Я вспоминала случай, когда меня заперли в кладовку, — сказала она. — И подумала… не вспомнили ли вы под воздействием моих эмоций ваш собственный опыт. Столкновения с братом.

У короля мелко затряслась борода.

— То обстоятельство, что мы оказались в этой комнате вместе, вовсе не означает, что тебе позволено говорить подобным образом со своим повелителем.

— Но возможно, у меня никогда не будет другого шанса. Вы понимаете бунтарей лучше, чем они думают, и не только благодаря вашей «мудрости линдера». Разве справедливо, что вашему брату было позволено делать все, что ему вздумается, благодаря праву перворожденного? Разве справедливо, что из-за его эгоизма и жестокости вы с матерью покинули дворец?

Лицо короля побагровело.

— Я не понимаю, что происходит, — сказала королева.

— Ваши предки писали о том, что чувствуют настроения других людей, — продолжила Мири. — Линдер усиливает мысль… и эмоции тоже, наверное. Вы трое много лет живете, окруженные линдером, и впитываете его знания. Королей в прошлом наставляли их родители, объясняли, как пользоваться этой способностью. Я предполагаю, что родители короля Бьорна и его брат умерли, не успев передать свои знания.

Гаммонт с возмущением хмыкнул:

— Курам на смех…

— Одну минуту, Гаммонт, — перебил Стеффан. — Мири предполагает… А ведь верно: когда я приезжаю в этот дворец, меня словно теснят со всех сторон какие-то люди…

— И их чувства? — уточнила Мири.

— Наверное, да. Каждый раз, оказываясь здесь, я должен… — Он нахмурился.

— Ты замыкаешься в себе, — сказала Бритта. — Превращаешься в каменный столб.

— Только для того, чтобы не подвергаться воздействию чужих эмоций. — Стеффан опустил руку на плечо Бритты, как бы извиняясь.

— А все эти дурацкие пьесы! — Король стукнул кулаком по столу. — Вот почему я их не выношу. Мне не понять, как другие смотрят на сцену, вздыхают и плачут, будто верят в происходящее, тогда как меня с души воротит от явного несоответствия между актером и фальшивыми эмоциями, которые он изображает. На мои вкус, лучше все театры переделать в склады.

— Но ведь спектакли такие прекрасные! — не удержалась Мири.

— А ты разве чувствуешь не то же самое, Мири? — спросил Стеффан.

— Нет. Язык горы — это другое. Мы можем передавать, а скорее, напевать или внушать воспоминания через линдер другим людям. Вы же просто улавливаете чувства тех, кто вокруг вас. Но может быть… если вы узнаете, как линдер воздействует на вас, то обратите на него внимание и будете больше доверять собственным ощущениям. Или даже блокировать их. Возможно, такое умение помогало королям в прошлом выявлять лжецов и предателей.

Король вздернул брови.

— Вы могли бы попробовать прямо сейчас, — продолжила Мири. — Какие эмоции вы улавливаете от людей в этой комнате?

Королева потерла руки:

— Я, право, не знаю, но комната мне не нравится. В ней небезопасно.

— Не думаю, что камень рухнет… — начала Мири.

Королева покачала головой:

— Мне просто кажется… что кто-то здесь испытывает те же чувства, что и человек, который приставил пистолет к голове Бритты. У меня даже заболело внутри.

Стеффан выпрямился и оглядел убежище.

— Кто? — спросила Мири.

Королева неопределенно махнула рукой.

Мири удивилась и даже немного расстроилась, что королева не указала на Гаммонта. В убежище находилась только королевская семья, несколько слуг, Бритта, Петер и выпускницы академии — все, кроме Лианы, которая, как ни странно, убежала из этих надежных стен.

Мири наклонилась ближе к королевской чете:

— Кто-нибудь из ваших слуг знал, что вы скроетесь в этой комнате в случае угрозы?

— Разумеется, — ответила королева.

— Это наши личные слуги, Мири, — сказал Стеффан. — Они никогда бы нас не предали.

Мири вспомнила, как читала в одной из исторических книг, что у королевского семейства был дар отбирать самых надежных слуг и охранников. Видимо, это тоже было связано с «мудростью линдера». Она взглянула на Гаммонта, на лице которого застыла презрительная усмешка. Если король доверял ему, то, наверное, не зря, но все равно это не делало Гаммонта приятным человеком.

— Кто-то разжег возмущение в толпе у ворот, чтобы удержать вас во дворце, — сказала Мири. — Кто-то велел этим мятежникам спрятаться именно здесь. А теперь, когда они убрались, кто-то по-прежнему желает вам смерти. Кто?

Королевская семья притихла, словно прислушиваясь к звуку, который для всех оставался неуловимым.

Королева поднялась и взглянула в угол, заставленный бочонками и ящиками. Через секунду и король посмотрел туда. Стеффан наклонился к родителям.

— Там… кто-то есть? — спросил он.

Мири невольно прищурилась, глядя на ящики, словно это могло позволить ей разглядеть что-то сквозь дерево. И слишком поздно поняла, что если там спрятался убийца, то, скорее всего, он их видит и поймет, что обнаружен. И тогда он будет действовать немедленно, пока его не опередили.

— Погодите… — И она начала шептать на языке горы: «Погодите, не смотрите, сделайте вид, что вы ни о чем не догадываетесь…»

Но она опоздала. С высокого ящика слетела крышка, и в нем во весь рост поднялся человек. Черноволосый, с жесткой острой бородкой, в длинном сюртуке. Он шагнул из ящика, распахнув полы сюртука, и Мири увидела по крайней мере с десяток пистолетов, висящих на ремнях у груди и засунутых за пояс.

Еще вылезая из ящика, он поднял пистолет и прицелился.

«Бритта!»

Не раздумывая ни секунды, Мири бросилась к Бритте, чтобы оттолкнуть подругу в сторону. Но Петер тоже не медлил.

— Мири! — выкрикнул он.

Раздался громкий выстрел. Мири налетела на Бритту, и вместе они ударились о стену.

Петер остался стоять на месте. На лице его застыла маска недоумения. Он прижал руку к животу, и между его пальцев просочилась кровь. Он тяжело опустился на пол.

— Петер!

В самый первый день пребывания в столице Мири видела, как королевские охранники кинулись защищать своего господина от опасности и один из них принял на себя его пулю. Мири тогда это сильно поразило. Что они чувствовали к королю, проявляя готовность умереть за него?

Петер загородил собой Мири, встав на пути пули.

Убийца с грохотом отшвырнул пистолет. Но у него остались другие. Он выхватил второй пистолет и снова прицелился в Бритту.

Стеффан вскочил и метнулся к убийце. Так же поступила Фрид, а за ней и остальные. Но никто не движется быстрее пули. Никто не успеет остановить убийцу прежде, чем тот нажмет на курок. Ничто ему не помешает. Он всех перестреляет — Стеффана, Фрид, Эсу и Мири заодно, точно так же, как он выстрелил в Петера. Он убьет столько людей, сколько ему понадобится, пока не доберется до Бритты.

И Мири выкрикнула:

— Нет!

Она закричала не только во весь голос, но и мысленно, воспользовавшись языком горы. «Нет!» о голове у нее пронеслось не одно воспоминание, а целая жизнь, причем не только ее собственная. Она вложила в этот крик все истории, которые слышала о своем отце, о дедушках и бабушках, о матери Петера, Дотер, и особенно истории о своей маме — о той неделе, когда она не выпускала Мири из рук, туманные воспоминания, сохранившиеся у Марды, рассказы селян, раскрашенные подробностями, которые Мири только что вообразила. Истории правдивые и сочиненные, песни и пожелания, а также все, что она знала о своей семье и горе Эскель, историю родины, до сих пор не написанную, — все это прозвучало в одном-единственном крике.

В то же самое время Мири ощутила весь огромный дворец как собственное тело. Она почувствовала вес его белого камня, каждая жилочка которого, розовая и серебряная, зеленая и голубая, была пропитана историей. Камень завибрировал от ее мыслей, ее песни, ее крика. Ее дворец, ее гора, ее тело. Мири подняла руки.

Ее призыв пронзил весь камень, и там, где он прошел, камень разломился. Вторая трещина прошила пол от того места, где она стояла, моментально пересекла всю комнату, двинулась вверх по стене и разорвала потолок.

Убийца взглянул наверх.

Потолок рухнул.

Комната наполнилась облаком пыли. Мири бросилась сквозь него к Петеру, дотронулась до руки юноши и почувствовала под пальцами липкую кровь. Он дышал с трудом, широко открыв глаза.

Когда она оглянулась на то место, где еще секунду назад стоял убийца, то увидела лишь гору линдера. Прожив всю жизнь рядом с каменоломней, она нисколько не сомневалась, что никто не смог бы выжить под весом такой глыбы.

Кэтар и Фрид отбросили засовы и кинулись из комнаты, мысленно сообщив, что бегут за помощью. Король снова запер дверь за ними. Мири подумала, что это мудро. Как бы ей ни хотелось вызволить Петера из этой комнаты, во дворце могли скрываться другие мятежники с мушкетами, поджидая своей очереди. Хотя, подумала Мири, если кому-то захочется сюда забраться, то он может просто подняться наверх и проникнуть в комнату через потолок, сквозь дыру размером с карету.

«Это я сделала», — подумала Мири. Но в миллион раз важнее огромной дыры была крошечная дырочка в теле Петера.

Эса подошла к брату, мягко отстранив подругу. Мири уселась на пол. Гнев ее прошел, тело устало от борьбы, и она расплакалась. Но Эса с полным спокойствием осмотрела Петера.

— Пуля прошла навылет, — сказала она. — Это хорошо, Петер.

— Вот как! А чувствую я себя не очень хорошо, — пробормотал он.

Эса прижала кусок ткани к ране, велев остальным укрыть пострадавшего и держать его в тепле.

— Да не суетитесь вы, — прошептал он. — Я в порядке.

— Ты будешь в порядке, — пообещала Эса.

— Болит даже не очень сильно. — Он попытался сесть.

— Перестань храбриться перед Мири, — приказала его сестра. — Ты позволишь нам позаботиться о тебе, Петер, сын Дотер, или я расскажу все маме, так что лежи спокойно.

Петер подчинился.

Они ждали в полуразрушенной комнате, когда придут королевские гвардейцы и спасут их. Все расположились вокруг Петера, подальше от трещин и отверстия, в котором по-прежнему кружила, словно снежинки, белая пыль. Все сидели в гладких промежутках между растрескавшимися и торчащими камнями. Со всех сторон звучали шепотом вопросы, но никто на них не отвечал.

— Здесь безопасно?

— С Петером все в порядке?

— Что это сейчас было?

Мири молча держала Петера за руку.

В одной старой сказке принцесса пролила слезы чистой любви над павшим принцем, залечив его раны, и принц ожил. Это была просто сказка. Мири понимала, что на самом деле сказка далека от правды. Но в ту минуту она чувствовала такую огромную любовь, что могла бы разрушить весь дворец. Быть может, в отличие от сказки она не излечит Петера, даже если будет держать его за руку и любить всем сердцем, готовым треснуть, как линдер… но попробовать-то можно.

Мири подобралась ближе, склонила над ним голову, крепко сжала руку.

На всякий случай, если одного чувства недостаточно, на всякий случай, если необходимо подкрепить магию словами, она прошептала:

— Я люблю тебя.

А потом она прибегла к языку горы, вспоминая одно за другим: то время, когда он вырезал ей ястреба из линдера; ночь, когда ее поймали бандиты и он услышал ее мысленный зов; бал, где они смеялись и танцевали; тот прекрасный день в Асленде, когда они целовались на соломе в пыльном сарае. И эти воспоминания тоже говорили: «Я люблю тебя, я люблю тебя».

Мири не знала, какие воспоминания просудила в Эсе, Бене и Герти, но Эса улыбалась, Герти вздыхала, а Бена уткнулась подбородком в колени. Королева подвинулась к королю и взяла его за руку. Он наклонился к ней и поцеловал в макушку. «Должно быть, они чувствуют то же самое, — подумала Мири, — и вспоминают, что любят друг друга».

Бритта присела позади Мири и стала гладить ее по голове, как сделала бы верная подруга. До этой секунды Мири и не подозревала, что ей самой необходима помощь лекаря.

Возле ботинка валялся осколок линдера. Минуту назад он узнал голос Мири, откликнулся на ее мысленный зов. Сотни лет он пролежал в каменной плите дворца, вдали от горы, но не перестал принадлежать горе Эскель. Так разве могли какие-то несколько месяцев, проведенных в городе, полностью изменить Мири?

Она зажала осколок в кулаке. Когда приключилась беда, камень вспомнил, гора услышала. Бритта могла упасть замертво рядом с Петером, а за ней Эса и Фрид, Стеффан и Мири. Трудно было что-то чувствовать, кроме тревоги за Петера, но как только Мири чуть приоткрыла душу для благодарности, та нахлынула волной, заполнив собою все. Мири начала петь песню, которую когда-то затянула Герти, — гимн горы Эскель, песнь любви. Эса и Герти подхватили. Бритта и Стеффан присоединились на втором куплете. Они пели для камня, для своей горы, своего дома, а еще для Петера. Комната, облицованная камнем, откликнулась многоголосым эхом, и казалось, будто поют сотни невидимых певцов. Это пела комната.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

• Девушки вздыхают,
• Юноши тоскуют,
• Эскель парит в вышине.

• Молоток стучит,
• Быстро день летит,
• Эскель посылает привет.

Королевским гвардейцам не понадобилось много времени, чтобы понять, что их обманом увели с поста. Начальник охраны предательски разослал отряды по всему городу якобы для подавления протестов, которых на самом деле не было. Через час все вернулись, выставили незваных гостей из дворца и освободили компанию из убежища. План убить Бритту и разжечь революцию провалился. Мири представляла, какие мрачные настроения царят во всех политических салонах города. Неизвестно, сколько из этих страстных ученых и ораторов при виде Бритты смогли бы взвести курок.

Мири провела ночь рядом с кроватью Петера в дворцовой лечебнице. Лекарь зашил рану, сказал, что она чистая, но к утру Петера начало лихорадить.

— Заражение, — объявил лекарь. — Тут одно из двух: либо само пройдет, либо нет.

Он отослал всех прочь, кроме Эсы: как сестра Петера и помощник лекаря, она имела право остаться.

Мири от усталости даже не могла заснуть. Она вышла на улицу и в первую секунду подумала, что ее молитвы превратились в белых птиц и порхают на ветру. Листовки — не птицы! — облепили столбы и окна, листовки шелестели под ногами на земле и взмывали вверх, уносимые ветром. Мири поймала несколько штук на лету, как бабочек, и прочитала отрывки. Почти во всех рассказывалось, как Бритта действовала во дворе перед дворцом.

Как доброе сердце спасло Данленд

Принцесса подняла свою прекрасную руку и воздела глаза, полные слез, к небу, прося у него милости к невинному ребенку. Хотя на ней был прекраснейший наряд, ее ножки сбросили туфли, ибо сердце принцессы Бритты всегда с босоногими.

Принцесса и толпа

Мы, стоя в толпе, даже не заметили малыша, пока она не вытащила его буквально из-под колес кареты. Когда принцесса вернула его матери, она осталась стоять перед нами. Без охраны. Молча. Она спасла его. Но она не знала, спасем ли мы ее.

Что я видел

Кто-то вложил мне в руку мушкет. К нам подбежала девушка. Я был зол. Мне даже на хлеб не хватает. Я хотел ее застрелить. Она спасла мальчишку. Мне расхотелось в нее стрелять.

Почти во всех листовках отмечалось, что сама «горянка» высказалась за босоногую принцессу. В одной листовке даже написали: «Горянка больше не жалуется».

По телу Мири разлилось тепло, и она позабыла об усталости. Она нашла сапожника, который, по слухам, тайно печатал на своем прессе листовки из салонов. Мири спросила его, напечатает ли он ее листовку.

— За звонкую монету напечатаю, — ответил он, не переставая обрабатывать кожу, такую же задубелую и коричневую, как у него на лице. — Где твоя листовка?

Мири прикусила губу.

— Хм, можно попросить у вас перо и бумагу?

Одно из правил риторики гласило, что слушателям нужно предлагать истории, а не лекции. Мири уселась на пол и взялась за перо.

Принцесса-мошенница

Они полюбили друг друга, нарушив все традиции. Детская дружба окрепла, и один уже не мог жить без другого. Стеффан, хоть и был наследником замка и короны, не мог выбрать в невесты свою истинную любовь. Он не мог добиваться ее, и пришлось ей самой добиваться его, поступив в академию принцесс.

Бритта забралась на самую высокую гору. Она скинула шелка и туфли, а взамен надела грубую шерсть. Она с презрением отказалась от имени своего жестокого отца из господ и пошла трудиться на каменоломню, стала горянкой. Она всем рисковала. И если бы Стеффан ее отверг, она бы осталась на горе Эскель навсегда. Она больше не была госпожой Бриттой.

Бритта ждала приезда Стеффана с замиранием сердца. После долгой разлуки его любовь могла угаснуть. Что, если он отнесется к ней с презрением? Или даже бросит в тюрьму?

Мири наблюдала, как сапожник размещал крошечные металлические буковки со скоростью и ловкостью, напомнившей ей дрозда, строящего гнездо. Он провел по буквам кистью с чернилами, опустил пресс, и ее несколько сотен слов отпечатались на белом листе.

Бритта не стремится стать принцессой. Она любит Стеффана, а не наследного принца и, возможно, является единственным человеком во всем мире, кто видит его таким, каков он есть.

Так начинается их история. Люди решат, каков будет ее финал. Я, Мири с горы Эскель, не люблю трагедий. Я надеюсь на свадьбу.

Сапожник дал Мири кусочек воска, чтобы натереть уголки листовок и расклеить их на столбах. Последние крохи пособия пошли на оплату довольно тонкой пачки листовок, и после оклейки нескольких десятков окон и фонарных столбов у Мири остался всего один экземпляр.

Девушка оказалась на лобном месте, где по всей траве были разбросаны остатки свадебного помоста. В ней все еще бурлила энергия. Она отыскала среди обломков молоток и попыталась соединить гвоздем две дощечки. У нее получился довольно странный угол, не совсем прямой. Она продолжила поиски и нашла еще две планки примерно такого же размера.

К тому времени, когда солнце взошло высоко и начало припекать голову, Мири получила грубо сколоченную квадратную рамку высотой до колена, несколько заноз и один распухший палец.

«Даже если целый день работать, — подумала она, — все равно не удастся восстановить лестницу, не говоря уже о платформе и остальном. Все бесполезно».

Она подняла с земли еще одну дощечку.

Почти закончив трудиться над второй квадратной рамкой, она поняла, что больше не одна. Рядом остановился мужчина, высокий и худой, в шапочке без пера. Он стоял, засунув руки в карманы, и на рукаве виднелась голубая лента.

— Ты ведь с горы Эскель, верно? — спросил он. — Я видел тебя у дворца.

Мири кивнула, а сама посмотрела, не торчит ли у него из-за пояса пистолет.

— Что ты здесь пытаешься сделать? — поинтересовался мужчина.

— Хочу восстановить помост.

Он удивленно дернул бровями:

— И что ты успела смастерить?

Она показала ему две рамки.

— Только и всего?

Он улыбнулся так, что ей тоже захотелось улыбнуться.

— Из них получатся ступеньки, — пояснила Мири. — Видите, как ловко я сколотила планки, почти добившись квадратной формы?

— Да вижу.

— Сделать квадрат гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Да что там, квадрат, наверное, самая сложная форма из всех.

Мужчина рассмеялся и надел потертые кожаные перчатки.

— Госпожа гора Эскель, мне нужен сортировщик, чтобы разложить доски по размерам. Как думаешь, ты справишься?

Мири заулыбалась во весь рот:

— Я стану самым замечательным сортировщиком из всех, каких вы видели.

Она работала до седьмого пота, раскладывая деревяшки и собирая в кучки разбросанные гвозди. Вскоре молоток стучал уже не один, и Мири поняла, что к ним присоединились помощники. Молоток и гвоздь, пила и топор, скрип петель и шорох ткани — работа спорилась, было шумно и весело, как на празднике. Мири не отдыхала. Сейчас для нее было важно успеть. Если она продолжит работать, то, вероятно, поможет Петеру, Бритте и Стеффану, горе Эскель и всему Данленду. Если просто будет усердно работать.

Потом она затянула песню, как делали во время работы на горе Эскель. Когда она исполняла рабочую песню в третий раз, к ней присоединились и другие голоса тех, кто запомнил слова.

После бессонной ночи она полностью сосредоточилась на том, что делали руки, поэтому когда в конце концов остановилась и выпрямилась, то увидела, что на лобном месте собралась целая толпа.

Люди были разные: с перьями на шапках и без перьев, с ленточками на рукавах и без них, черные одеяния слуг соседствовали с цветастыми юбками купеческих дочек и шелковыми штанами господских сынков. Все восстанавливали помост. Это был не тот помост, что раньше: сколоченный на скорую руку и немного корявый, он стал ниже и длиннее. Но он стоял. Спереди Мири прикрепила последний экземпляр листовки «Принцесса-мошенница».

Ее окликнул с помоста худой мужчина и показал наверх. Там, на самом высоком шесте, он приколотил вместо знамен ее кривые квадраты, и они были голубого цвета, как небо.

— Прошло два дня, а восстановленный помост все еще стоит на лобном месте, — сообщила Мири Петеру, хотя не была уверена, что он ее слышит. Он спал почти все время, постанывая, когда Эса меняла ему повязки или промокала лицо. — Сначала солдаты охраняли помост всю ночь, но наутро король отозвал их. Мне кажется, он проверяет Асленд, позволяя жителям решить, жениться Стеффану и Бритте или нет. Если они снова разгромят помост…

Эса тронула Мири за плечо, давая понять, что визит завершен. Младшая сестренка Петера очень устала, под ее глазами пролегли темные круги.

Мири отправилась на поиски Бритты, надеясь, что удастся поговорить с ней наедине, но, прежде чем она нашла подругу, ее перехватила Инга. Мири получила приказ идти к королю.

Король сидел в огромном зале и выглядел величественно на своем позолоченном деревянном троне. Она вспомнила, что в таких случаях требуется реверанс, который и выполнила как смогла, лишь слегка покачнувшись. Гаммонт, стоявший, как всегда, рядом с королем, не скрыл самодовольной усмешки.

— Ты вела себя храбро, — сказал король.

Мири кивнула. Она не считала себя особенно храброй, но не хотела спорить с королем — по крайней мере, об этом.

— А еще ты была чересчур фамильярной.

Она снова кивнула.

— Можешь идти, — сказал король.

Мири удивленно заморгала и направилась к двери.

— Не стоит благодарности, — еле слышно произнесла она.

— Что-что?