Сессия: Дневник преподавателя-взяточника Данилевский Игорь

– Значит, сейчас нет, Игорь Владиславович? Вы в этот раз еще сами будете собирать? – уточняет Нуриануллин.

– Да, Ренат. В этот раз пока да. – Я пытаюсь говорить эти слова как можно вкрадчивее. – Но со следующего года – пожалуйста: можно будет опробовать вашу схему. Тем более на дворе уже будет две тыщи десятый. Время менять уровень. Кстати, Ренат – раз уж мы об этом заговорили: все те парни, которые шныряют по вузу, ваши?

– Нет. Вы имеете в виду – которые работают по вопросам физики, математики, технических всяких предметов?

– Ага.

– Нет, не все. У некоторых преподов чисто свои люди есть.

– Ясно… Ну, хорошо – спасибо, что просветили. В общем, вы поняли, да, Ренат, почему сейчас нельзя сразу перейти на вашу систему?

– Конечно, понял, Игорь Владиславович…. – в голосе Нуриануллина чувствуется досада. Во всяком случае, мне бы хотелось думать, что это именно досада, а не скрытая угроза. – Ладно, тогда. До свидания.

– До свидания, Ренат, до свидания… – говорю я не слишком уверенным тоном. Впрочем, на прощание Нуриануллин руку все-таки подал – это слегка обнадеживает.

Он ушел, а я остался пребывать в совершенно расстроенных чувствах. Что, если я неправильно истолковал это его заключительное рукопожатие?

Через час я, так и не дописав до конца положенные строки в журнале, выхожу из стен универа, и на лестнице, ведущей в Г-корпус, натыкаюсь на Гульгину Шакурову. Девчонка чисто внешне – натуральная мартышка: даже гримировать не нужно. Но характер у нее легкий, а смех такой, что его можно записывать в автоматику для детских игрушек. Она стоит под навесом здания в красной футболке и потертых джинсах, то и дело поеживаясь. Сегодня весь день исключительно ясное небо, но для плюс пятнадцати ее одежда действительно не самая подходящая.

– Здравствуйте, Игорь Владиславович! Как хорошо, что я вас увидела!

Опять по поводу какого-нибудь предмета, думаю я. Ну, уж нет – хватит! Я, конечно, против тебя ничего не имею, и ты мне чем-то даже нравишься. Но я, слава Богу, договорился с Бочковым, и больше никакие копеечные приработки мне не нужны. Тем более, что кроме денег, предложить тебе, обаятельной обезьянке, нечего, хотя наверняка ты сама бы не прочь.

– Здравствуйте, Гульгина, – с деланным безразличием говорю я. – У вас ко мне есть вопрос?

– Да, Игорь Владиславович! – радостно верещит она. – По поводу перевода на бюджетное. Вы не могли бы мне помочь?

«Что-то новенькое…».

– А в чем именно должна заключаться помощь? И вам вообще какой смысл переводиться сейчас, уже почти на четвертом курсе, на бюджет?

– Экономия тыщ пятьдесят получается! – уверенно говорит мне Шакурова. – Сейчас надо деканату отдать полтинник, и к диплому сэкономишь столько же.

– А деканату – это кому именно?

– Зинаиде Максимовне. Через одну из девочек.

«Упс! Интересная информация – несмотря на то, что ее и можно было спрогнозировать из общих соображений».

– А через какую девочку?

– Да в принципе любую. Обычно через Полину Хлопьеву, хотя это сама Зинаида Максимовна выбирает, через кого с ней связаться. Но сначала я должна с ней поговорить сама и сказать, что хочу перевестись.

– Тогда в чем проблема-то, Гульгина? Я-то здесь зачем нужен?

– У меня есть конкурентка, за которую хлопочет Ильдар Мулланурович…

«А-а, Ильдар! Ушлый парень, конечно! В свои неполные тридцать уже и замдекана, и в мэрию кем-то там устроился».

– Кто это – конкурентка?

– Фаллахова. Вы ее знаете – она из нашей группы. Редко на занятия приходит, но она такая – заметная…

«М-да! В отличие от тебя, голуба, она действительно симпатичная».

– Я помню Фаллахову, Гульгина. А почему, интересно, Ильдар за нее хлопочет?

– А он дружит с ее парнем, который тоже у нас учится. Ну, можно сказать, с ее мужем – они уж давно живут вместе. И он, короче, ей всю сессию закрывает.

– Кстати! – обрадовано восклицаю я, радуясь зацепке. – Для этого перевода, наверное, действительно нужно как минимум очень хорошо сдать сессию, да еще и не одну. У вас с оценками вроде бы не очень? Вы по поводу этого как раз?

– Нет, Игорь Владиславович. Сессию я и сама закрою. Но я не смогу ничего выпросить у Зинаиды Максимовны, пока Ильдар Мулланурович толкает эту Фаллахову…

«Интересно, он ее только в одном смысле толкает?»

– Ну, а вы думаете, Гульгина, что я вам здесь смогу чем-нибудь помочь? Ильдар – в плотном контакте и с деканом, и с Зинаидой Максимовной тоже. Если есть такое решение – перевести на свободное место Фаллахову, – а я думаю, что оно есть, то здесь уж ничего не поделаешь. Извините.

– Ну-у, я могла бы вас щедро отблагодарить, Игорь Владиславович… – она надувает губки и заглядывает мне прямо в глаза.

«М-да, вот ситуация! Была бы ты посимпатичней – раз, и занимался бы лоббированием твоей конкурентки кто-нибудь не из нашего деканата – два, я бы, конечно, не отказался помочь тебе! А сейчас – прости!»

– Нет, Гульгина! – я стараюсь говорить твердо и даже строго. – Это пустой номер, совершенно понятно. Знаете, почти у всех адвокатов есть правило: не браться за заведомо проигрышные дела. Вот и я тоже не хочу браться за аналогичное дело. Вы уж меня извините – вы знаете, что я к вам хорошо отношусь, но – никак!

– Ну… – девчонка явно расстроена, но ничего – переживет. – Ладно тогда, Игорь Владиславович. До свидания!

– До свидания!

Она поднимается под навес здания, задрав голову вверх, как будто ощущая на себе первые капли начинающегося дождя. На самом деле, конечно, дождя нет и не намечается. Но даже если б он и был, с теми напрягами, которые создало навязчивое предложение Нуриануллина, мне сейчас не то, что дождь – и тропический ливень не повод отвлекаться от размышлений. О том, как же все-таки дальше будут разворачиваться события. Я медленным шагом подхожу к автобусной остановке. До интересующего меня в данный момент места идет куча всякого транспорта – вот, например, виднеющийся за светофором сто пятьдесят пятый пазик. Через минуту я плюхаюсь на его теплое сиденье и от испытанного совсем недавно стресса прикрываю глаза. Вскоре автобус будет проезжать мимо изображаемой на всех туристических буклетах колокольни, Боголюбского собора и отреставрированной Воскресенской церкви с часовней Вседержительницы, но мне сейчас нет до них никакого дела. Все эти красоты, как и помнящие знаменитых исторических персон белокаменные башни, я видел несчетное количество раз, а вот если я сейчас ошибусь (при условии, что уже не ошибся), то потом рискую долго не увидеть не только эти заслуживающие внимания туристов строения, но и все остальные, имеющиеся в нашем славном городе.

Один Великий Писатель какое-то время жил в Волго-Камске в скромном двухэтажном доме на улице, названной впоследствии в его честь. Через двадцать минут моё оцепенение в автобусе приходится прерывать потому, что двери неказистого пазика с шумом раскрываются на остановке, обязанной своим ребрендингом тому самому Великому Писателю. Не вполне уверенным от волнения шагом я выбираюсь из «маршрутки» и прохожу вперед метров двести.

Перед зданием Д-корпуса нефте-химического университета – бывшего особняка, превращенного после семнадцатого в учебного заведение, – до сих пор красуется памятник одному невинно убиенному революционеру. Хотя революционер наверняка был не таким уж и невинным – как пить дать в свое время сам чужой кровушки сполна полил, но в громких скандалах типа расстрела царской семьи не участвовал, и его отлитое из чугуна изображение сохранилось на видном месте до сих пор. Как, впрочем, и того, кто был главным толкачом всего мутилова, которое некоторые до сих пор именуют «Великой Октябрьской революцией». Тот толкач и поныне блистает своей металлокопией на самой что ни на есть центральной площади – прямо перед зданием местной администрации, давно перешедшей на классово чуждые пролетариату позиции. Одно время я долго не мог взять в толк, почему сие железо не отдают на переплавку, но потом, как мне кажется, понял причину. Эти истуканы ежедневно напоминают руководству – что вуза, что области – об их славной партийно-комсомольской молодости. А если бы у них не было этой молодости, то не было бы и нынешней обеспеченной старости.

По широкой парадной лестнице я поднимаюсь на второй этаж и, пройдя еще несколько метров, открываю дверь абонемента технической литературы. Время – половина шестого, но, как ни странно, народу внутри много – три шепчущихся о чем-то девчонки и двое парней, занятых поисками то ли того, что стоит прочитать, то ли того, что можно украсть. За служебной стойкой никого нет, но я-то знаю, что там в глубине, за стеллажами с книгами, древним советским холодильником и рассохшимся от времени шкафом, меня ждет Она – моя Любовь и, я надеюсь, моя будущая жена. Из раскрученных голливудских звезд она больше всего похожа на Монику Белуччи, только губы у нее значительно тоньше, чем у итальянки. Ее зовут, как и супругу Сальвадора Дали, – родители постарались с выбором имени, ничего не скажешь. И мне это только дополнительно льстит.

Я по-хозяйски прохожу внутрь служебной зоны и сквозь стеллажи вижу, как дверца шкафа начинает колебаться. Наверное, стоит сейчас перед зеркалом, услышав мои шаги, и лишний раз расчесывает волосы. Или обрабатывает их лаком. А, может, просто раскладывает на свои места томики по какому-нибудь сопромату или термеху, которые должны стоять на задней, прилегающей к стене полке и которые всегда лень раскладывать вовремя, по мере их сдачи студентами.

Я поворачиваю скрипящую дверцу, и вижу ее лицо. Ее большие серо-голубые глаза и обманчиво-скромную улыбку.

– Привет! – Я обнимаю ее за талию и целую в ждущие прикосновения губы, потом в шею.

– Привет! – говорит она мне, стараясь не прерывать ни на мгновение мой почти вампирский захват. Впрочем, через пару секунд я сам отрываюсь от ее шеи – Дракула во мне насытился – и начинаю пристально смотреть в черные, затягивающие, как лассо быка, зрачки; потом скольжу взглядом по белым брюкам и алой, украшенной стразами футболке:

– Как дела?

– Ничего, нормально. Я сейчас только отпущу народ, ладно?..

…Через пару минут она возвращается. За это время я успеваю устроиться на одном из не самых удобных стульев (впрочем, других здесь нет) и раз десять мысленно прокрутить свой разговор с Нуриануллиным.

– Как у тебя? Как студенты? – спрашивает Гала, присаживаясь рядом со мной.

– Уфф! – я делаю вид, что смахиваю капельки пота со своего лба. – Есть одна хорошая новость и одна плохая.

– Давай с хорошей.

– Кажется, дело выгорит. Я уж думал, что на этот раз не получится.

– Из-за шефа твоего?

– Да. Но он сам мне вчера, как говорится, сделал такое предложение, от которого я не смог отказаться.

– Какое? Хотя я догадываюсь! – улыбается моя Ненаглядная.

– Именно. Я даже немного удивился. Но делиться придется, это вопрос уже решенный.

– Чё же у вас там все такие продажные? – смеется она.

– Не хуже, чем у вас здесь, – замечаю я.

– А плохая?

– Плохая – то, что ко мне подкатил знакомый парень, наш бывший студент, и очень настойчиво предложил работать по этим делам вместе. У него целая команда из таких же, как он сам, причем один из этой шоблы – родной сынок УБЭПовца, который в районном УВД курирует наш универ.

– Ни фига себе… А что ты ему сказал?

– Пришлось максимально деликатно его отшить – как я могу соглашаться, если, во-первых, на меня уже Бочков сел, и, во-вторых, эти ребята работают за пятьдесят процентов и хотят сделать две штуки за пятерку? У нас на кафедре сроду таких цен не было. Точнее, они были, и намного больше, но не в виде системы. А эти парнишки хотят сделать именно систему.

– И как он отреагировал?

– Чисто внешне – достаточно спокойно, потому что я ему пообещал со следующего года начать работать вместе, а что будет в следующем году, еще неизвестно. Для начала самому дожить надо, а там время покажет. Если Бочкову случайно кирпич на голову не упадет или машина его не переедет, то в принципе есть совершенно реальная отмазка, чтобы не платить ни тому, ни другому. Правда, тогда и сам без денег остаешься, но сейчас главное – выиграть ещё годик.

– А что за отмазка?

– Аттестация, аккредитация. Все эти группы, у которых я сейчас читаю, пойдут на тестирование в полном составе. Если они ничего не напишут по менеджменту – это, как говорится, хер с ним: еще можно как-то брыкаться, косить на то, что они уже все забыли и тэ пэ. Но если они ничего не напишут еще и по малому бизнесу, который у них только-только закончился, то крыть будет уже нечем. Поэтому можно абсолютно честно всем – и Бочкову, и Ренату этому – сказать: ребята, сейчас пока никак не могу. Но тогда и самому всё придется очень строго выдерживать.

– М-да… Ну, и дела у тебя творятся.

– Да ладно – забудь об этом. Я почти уверен, что тот парень, Ренат то есть, ничего не станет в этом семестре в отместку мне делать. Тем более, в одной из групп учится его человек, которому нужна обязательно пятерка – у него зачетка хорошая. Я ему сделаю, как и в прошлый раз, хорошую персональную скидку, и он успокоится. Если он меня заложит, тот, кто придет на мое место, скидки уже не сделает – раз; неясно, станет ли что-нибудь гарантировать вообще – два. Вон Бочков наш: строит же из себя строго и неподкупного, и убедительно так строит. Даже находятся кретины, которые в это верят. Слушай, давай сменим тему, а? Ты уже, наверное, посмотрела все туры в Германию?..

…При словах о Германии моя Ненаглядная оживляется:

– Ага! «Старый город» и «Анкор» очень даже ничего, но там даты тебя не устроят. Ты же ничего не будешь оформлять заранее, чтобы сразу в середине июля поехать, верно?

– Конечно. Это плохая примета.

– Ну, вот. Поэтому здесь фактически ничего другого не остается, кроме как «Туртрансвояж». У них и цены такие же низкие, и всё, что нужно, есть.

– Точно? Не только баварские замки с какой-нибудь мелочью?

– Я же говорю – всё: баварские, рейнские замки, Бремен. Но в один из баварских замков – не в этот Нойшвайн… Ой, все время я спотыкаюсь на его названии!..

– Нойшванштайн, – подсказываю я.

– Не в Нойшванштайн, а в другой… – помнишь, в книге, которую я тебе подарила. Там еще грот есть, который в зависимости от подсветки то голубой, то красный…

– …Линдерхоф.

– Да, точно. В него, кажется, вообще никого не пускают. Только от ворот на него посмотреть разрешается, и всё.

– Жаль. Я бы очень хотел там побывать. Особенно в гроте.

– Особенно при его голубой подсветке…

– Да иди ты! – улыбаюсь я. – Сама, наверное, только и мечтаешь о розовом варианте…

– Он не розовый – он красный.

– Тем более. Слушай. Я тебе, конечно, верю, но мне как-то попадался сайт одной фирмы, у которой тоже всё было, а цены просто какие-то нереально низкие…

– …Может, это какая-нибудь левая фирмочка, которая только и ждет, чтобы кого-нибудь кинуть.

– Нет. Я помню точно – на ее сайте – очень приличном, кстати – было написано, что она существует с девяносто какого-то года. Надо будет найти этот сайт и сравнить.

Гала кладет мне голову на плечо.

– Слушай! Я, сколько ни вспоминаю все свои, в том числе наши с тобой поездки, всё равно на первое место ставлю Испанию. Даже не Италию, а именно Испанию.

– Испания – это да! – говорю я. – Жалко, что Сеговии не было, но ее в такие туры и не включают. Зато Гранада и Севилья чего стоят.

– Блин! Какие они! Особенно Севилья! Я просто как подумаю – так сразу еще раз туда хочется.

– То-то ты заставку на своем компьютере уже месяц не меняешь! Все любуешься на себя – как ты там, в Алькасаре?

– Ну, любуюсь, да! Но я действительно считаю, что Париж на таком фоне сероват.

– Согласен. Там только несколько мест, которые обязательно надо посетить…

– …В том числе на башню вечером залезть!

– Сто процентов!

– А Версаль…

– …Да, вот именно! Уж как ты хотела в него попасть! А он…

– …Без фонтанов – никакой. До Петергофа не дотягивает. Внутри – да, красиво, сопоставимо. А снаружи…

– …Просто мертвый. Но особенно добивают эти решетки колхозные, которыми они кустарники ограждают…

– …Ага!

– …У нас только на шести сотках такую позорную фанеру ставят. Придурки, конечно. Нет, чтобы сделать нормальные заборчики. Пусть даже не все из себя ажурные, но хотя бы… ну, я не знаю… элементарно копья поставить такие…

– Точно. А Италия, конечно, хороша – особенно, когда в первый же день попадаешь в Венецию…

…При слове «Венеция» у меня перед глазами возникает сиреневый туман:

– Если б были деньги, я бы каждый год летал туда. Как Бродский. Он просто бредил ею, и я его понимаю.

– Вот и я так же тридцать лет бредила Парижем…

– А он тебя разочаровал!..

– …Разочаровал. Единственное, о чем я жалею, – что я вместе с тобой на Нотр-Дам к гаргульям не лазила…

– Ну, ладно – я же тебе фотки дал. В Италии меня вот Флоренция немного разочаровала. Санта-Мария-ди-Фьори – это хорошо, но в целом город – не супер. Просто уж очень исторический.

– Ну, не знаю, – пожимает плечами Гала. – Мне Флоренция понравилась. Рима вот не хватило.

– Это да. В замок Святого ангела не сходили, на Форуме флэшка кончилась…

– Ха-ха! Есть еще тур – «Римские каникулы» – ты помнишь?

– Ну, ясное дело – помню! – улыбаюсь я. – Намёки твои ясны!

– А меня возьмешь?

– Да возьму, возьму! Куда уж теперь без тебя!..

…Мы целуемся и продолжаем наш вечер воспоминаний.

– Но все равно Италия – это на четверку. В Португалии я, в отличие от тебя, не была – не знаю, но из того, что было, Испания, Севилья особенно – это самое красивое!

– Есть еще сопоставимая вещь. Как раз в Португалии. Синтра. Это что-то! Другого такого места, я думаю, нигде больше нет. Масштаб вроде бы не такой большой, как в Альгамбре, но по-своему ничуть не хуже. Особенно мне в районе Риголеро понравилось. Ты же у меня брала фотку для компьютера, помнишь?

– Помню.

– А вот пирамиды в Египте – это, конечно, «минус»! Какие-то маленькие, приземистые.

– Ага! Совсем не кажутся такими громадинами, как должно бы. Я раньше читала и твои, и свои книги про все эти теории… И после того, как увидела жалкие горочки, пришла к выводу, что все это они могли сами построить – без всяких инопланетян и атлантов.

– Строили-то сами, но вот кто расчёты проводил? Там ведь как минимум намёк на метрическую систему. Тебе, кстати, обязательно надо было разориться на шестьсот долларов, но в Петру съездить, когда вы с Сережкой там были.

Упоминание о муже не вызывает у нее эмоций. Она уже привыкла к нему, как привыкают к старой мебели, которую лень менять, и к своей жизни на две постели. Точнее, на две палки, потому что в постели мы с ней бываем очень редко. В основном – в гостиницах вдалеке от родины.

– Я уж сама себе все локти искусала. Но знаешь – я тебе не говорила, чтоб не сглазить: я всю прошлую осень и зиму надеялась все-таки поехать к египтянам еще раз – только в Шарм-эль-Шейх, а не в Хургаду. Заодно и в Петру, и в Иерусалим.

– Да, там, в Шарме, всё под рукой. Еще Синай всего лишь за сорок долларов. Якобы гора Моисея – ха-ха! Кто это доказал, что он там был?

– Ну, знаешь – на эту гору я бы все-таки полезла…

– …Да я бы тоже полез. Здесь, в нефте-химе, на кафедре аналитической химии работает одна очаровательная женщина. Она у меня этот предмет вела…

– …Кто?

– Не скажу! Так вот, она говорила мне, что в тот момент, когда они с группой туда заползли, взошло Солнце. И у нее было просто какое-то фантастическое, сказочное ощущение. В общем, она сразу поверила, что в этой горе и впрямь что-то есть. А чего ты не поехала-то в итоге в Шарм?

– Я решила, что на всё денег не хватит: на Шарм, на поступление Ленки и потом на нашу Германию… Знаешь, сколько надо?

– Представляю…

– Ни хрена ты не представляешь. Ты даже никак узнать не можешь, сколько у вас в этом году поступление стоить будет. Я тебя прошу уже десятый раз.

– Во-первых, ты сама еще не определилась, будешь ли ты задействовать этого знакомого Сережки из министерства. А, во-вторых, так и быть – на днях выясню! – я чмокаю Галу в щёку.

– А цены в Египет, возвращаясь к нашим баранам, ты точно не представляешь. Когда мы ездили полтора года назад, на базе нашей «Альф Лейлы Валейлы» было шестьсот на двоих. Сейчас знаешь, сколько?

– Сколько?

– Семьсот на одного! Ну, то есть на двоих тыща четыреста да еще скачок курса прибавь…

– Да-а! Очень прилично вы сэкономили…

– Я считала: тридцать с лишним штук!

– Впечатляет. Правда, когда я считал все свои поездки, у меня получилась экономия в районе двухсот тысяч. Это помимо Италии!

– Ну, конечно, ты же ездил восемь раз за год! Хорошо всё-таки вам, пре-по-да-ва-телям! – на манер телекуклы Каркуши выговаривает она последнее слово. – С фирмы какой-нибудь, особенно где хорошо платят, посередине рабочего года попробуй-ка вырвись! А ты вот – пожалуйста: взял и, никого не спрашивая, столько стран объездил. Правда, на какие деньги ты это сделал…

– Ой, кто бы говорил! А на какие деньги ты Италию, Испанию и Париж объездила? В основном, по крайней мере?

– На свои! – хихикает Гала.

– Ну, да – конечно! На свои! И вообще: если бы ты была на моем месте, ты бы делала то же самое.

…Моя Любовь бросает на меня внимательный взгляд, умолкает на несколько секунд и потом выдает нечто вроде признания на очной ставке:

– Да: я бы предпочла рисковать, но иметь. Слушай, если серьезно: я-то раньше, когда регулярно слышала в сентябре разговоры наших дам с кафедр – кто куда ездил, кто как отдохнул, – даже и не представляла себе, что это всё в таких масштабах делается…

– …Естественно. Но не думай о них слишком плохо. Юные балбесы нынче все уже испорчены до нас. Траву курят? Таблетки пробуют? А какая им разница, что покупать – наркотики или оценки? Вот и мы им даём прикурить…

– …Пока ты не стал со мной откровенен и пока Катя не пришла к нам работать…

– …Это та маленькая худенькая брюнеточка с жутко озабоченным чем-то лицом?

– Да. Могу с тобой поделиться ее опытом по сдачи сессии.

– Ну, давай!

– У них преподы дают курсовые или контрольные, которые решить самому почти невозможно, если только ты вообще блестяще предмет не знаешь. Но неужели они, заочники, будут учить какие-нибудь там реакции по химии?

– Ага. И что: их заставляют покупать решенные контрольные?

– Не заставляют, а просто как бы между делом говорят, что есть, мол, такой-то человек, который их решает, дают телефон или е-мейл. Студенты идут к нему, за семьсот рэ получают то, что надо, а на самом деле этот человек – родственник препода или знакомый. Катя говорит, что она уже седьмую или восьмую контрольную за сессию так покупает.

– Тогда тебе самому мало совсем остается…

– Мало. Зато доказать что-то практически невозможно.

– Можно! Если захотеть…

– …Во всяком случае, гораздо сложнее, чем когда ты сам лично от них берешь. Возьми на заметку. Может, и тебе так стоит делать?

– Я же говорю – там мало выходит!

– Вот… – вздыхает Гала. – Твоя беда в том, что ты хочешь много и сразу. Ну, ладно – это твое дело. Но один случай у них – это да!… Не далее чем вчера про него рассказала…

– Что именно?

– У них сейчас один предмет идет. Вся группа собирает по пятнадцать тысяч за простой зачет.

– Сколько? – чуть не лишаюсь голоса я.

– Пятнадцать.

– За тройку фактически? Это вообще какие-то московские расценки. У нас нигде таких цен нет. Даже на юрфаке, я думаю. А что за кафедра?

– Материаловедения!

– Материаловедения?

– Да.

– И что: там такое сходит с рук?

– Ну, она мне сама сказала открытым текстом.

– А почему они не договорятся всей группой и не сдадут того, кто с них столько требует? Это же беспредел!

– Потому что это завкафедрой столько хочет.

– Какая разница! Даже деканов ментам сдают…

– А я узнавала. У него, говорят, родственник где-то на самом верху. Жаловаться бесполезно. К ректору подходили сто раз – он только плечами пожимает. Ты же Зинатову знаешь со своей кафедры?

– Да, вела она у нас что-то…

– Ну, вот: у нее здесь внук учится. Так она лично ходила к ректору и еле-еле отбила его, чтобы хотя бы с него денег не брали.

«…Такое мне, конечно, может только сниться», – думаю я.

– Ни хера себе… А собирают, конечно, посредники?

– Естественно. Если поймают кого-нибудь – через час позвонят, и их все равно выпустят. А зачет ты уже точно не сдашь. Сколько народу вылетело из института, не набрав вовремя нужную сумму, даже никто не считал! И мало того, этот заведующий всем своим на кафедре дает разнарядку: двадцати процентам вы ставите, восемьдесят процентов заваливаете и направляете ко мне.

– Круто, ничего не скажешь…

– …Круто! Как наша Анджела говорит – помнишь Анджелу? – «Я понимаю, конечно, – всем жить надо, но не столько же!»…

– …Слушай, он каждое лето может себе новый коттедж покупать, Кисюня. Или весь мир объездить…

– Да уж! Не то, что мы с тобой!

Мы одновременно смотрим друг на друга с завистливыми улыбками.

– В меде, я знаю, тоже есть человек, который себе коттедж построил. Знаешь, кто, Кисюнь?

– Кто?

– Один из принимающих этот-то, самый страшный для первокурсников предмет, где названия всех костей на латыни надо выучить…

– А-а, понятно! Ха-ха-ха!

– Вот! Никто выучить не может, он и построил. Но это, правда, за много лет. А тут всего лишь за год – по коттеджу…

– Ну, знаешь, – говорит она, – тебе вообще-то грех жаловаться. Даже в Перу, и то побывал.

– Сейчас вот жалею немного… Мачу-Пикчу – это, конечно, сильно, но и его, и плато можно было бы из Кубы посмотреть, пока там Фидель жив. Умрет – уже не то будет. К тому же в Перу красавиц дефицит, а на Кубе заодно можно было бы и с хорошенькими мулатками покувыркаться…

Она делает вид, что обижена, и поворачивается ко мне спиной, хотя я вижу, как она покусывает губы, чтобы не улыбаться.

– Ну-ну, ладно, я же шучу – ты же знаешь!

– А я вот над тобой тоже так подшучу – скажу, что на следующей неделе вылетаю в Эмираты клеить шейхов!

– Я за тебя не волнуюсь. Ты побоишься это делать, потому что знаешь, насколько ты красива. Любой шейх захочет тебя оставить в гареме, а быть украденной не входит в твои планы. Поэтому ни в какие Эмираты одна ты не поедешь.

– Ха! Ладно, звучит убедительно… – моя Любовь гладит меня по плечу. – Подожди: дверь закрою!

Она выходит к стойке. Почти в тот же момент слышится стук входящей двери, и мою Ненаглядную окликает чей-то женский голос. Он кажется мне знакомым, и я, настроившись за последние десять минут на волну приятного общения о туристическом досуге и не желая сидеть в одиночестве, выбираюсь из укрытия вслед за своей будущей женой. Так и есть: доцентша с кафедры электрохимических производств, в своем неизменном темно-зеленом костюме. Пришла, чтобы отдать Гале сборник рассказов Фолкнера. Я не знаю ее имени, но мы часто видимся и, поскольку как-то спонтанно в свое время начали здороваться, хотя и ни разу не общались, сейчас нет причин для того, чтобы оставаться в стороне от разговора, который она завела с Галой.

– Здрасте! – говорю я.

– Ох, здрасте-здрасте! – доцентша немного удивлена, что я вылезаю из «святая святых» абонемента. – Вы тоже здесь?

– Как видите, – я добродушно усмехаюсь.

Доцентша косится на Галу, потом смотрит на меня и, не выдержав позыва любопытства, считает своим долгом прояснить ситуацию: