Сессия: Дневник преподавателя-взяточника Данилевский Игорь

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ: 25 МАЯ 2009 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК

В одиннадцать утра, когда я подхожу ко входу в Д-корпус, на лестнице меня ловит девушка из менеджерской группы потока «ноль-шесть» и просит помочь ей сдать «Делопроизводство». Мне, естественно, сейчас не до девушек, и я вежливо даю понять этой юной и не слишком симпатичной особе, что лучше бы ей пойти на хрен, но предварительно интересуюсь, кому именно она не может сдать.

– Купченко! – плаксивым голосом сообщает мне эта неудачница.

Про Купченко я слышу уже не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Серьезная дама. Собственно, и вид у нее тоже серьезный. Надо будет сейчас узнать у Гульназ, каковы расценки у этой леди, если они вообще есть. Но сначала – самое главное.

В субботу мы договорились встретиться напротив деканата. Там всегда очень много страждущих, и я надеюсь, что это поможет заглушить диктофон, если он у моего визави будет включен. Знать бы еще, кто этот загадочный ублюдок. К счастью, томиться в неизвестности приходится недолго. Очень смутно, но все же знакомый мне худосочный, высокого роста хмырь из числа тех, кого видишь на своих занятиях в начале и в конце семестра, выныривает мне навстречу из толпы осаждающих деканатские бастионы:

– Добрый день, Игорь Владиславович!

Да уж – добрый! Все ясно – представитель дневников из группы МП-2-06. Фамилию я его не помню, но не сомневаюсь, что он мне скоро представится.

– Здрасте. Я вас внимательно слушаю…

Стараюсь смотреть на своего собеседника исподлобья, чтобы он сразу понял, что я не доверяю ни единому его слову.

– Ситуация, по поводу которой я вам звонил, такая. У нас в группе есть двое парней и одна девчонка, которым нужны нормальные оценки на зачете, но бесплатно. Они говорят, что если вы им просто так не поставите, они сдадут вас. Может под это дело попасть еще и староста, которая у них будет деньги собирать, но это их уже, как говорится, не… ну, вы понимаете – не колышет. Они так уже делали с Клемонтьевым, который с кибернетики – вы его знаете. Он согласился, и всё было нормально.

Та-ак… Кажется, шантаж. Я давно ждал, что кто-нибудь подойдет ко мне и скажет именно то, что говорит мне сейчас этот урод: или вы мне (варианты – мне и моему другу, мне и моей подруге) ставите просто так, или вы сядете. И всё, деваться некуда! Это же так просто, но эти бараны додумались до такой элементарной вещи только сейчас! Если преподаватель будет мстить им и умышленно заваливать на зачете или экзамене, даже не требуя теперь ни копейки, то процедура подставы элементарна: вложить в зачётку завернутые в тетрадный лист меченые купюры. Преподаватель открывает зачетную книжку и видит выпадающее оттуда что-то непонятное – не то листок, не то маленький сверток. Какая у него будет самая первая реакция? Поднять сложенный вчетверо тетрадный лист – это же рефлекс! И тут же входят менты, понятые и – финита ля комедиа. А эти малолетние волчата дружно подтвердят, что была договоренность принести деньги сегодня. Это настолько простой и действенный способ, что я сам бы на месте всех этих баранов давно бы его претворил в жизнь: если вы нам (нам – это значит не каким-то трем-четырем-пяти шакалам, а всей группе) просто так нормально не ставите (естественно, с учетом того, кто и как учил), – мы вас подставляем. Но, как и следовало ожидать, до всего простого додумываются лишь единицы.

– Как вас зовут? – с мрачным видом спрашиваю я.

– Назип Шакуров, – говорит мне хмырь.

– Группа МП-2-06, верно?

– Ага.

– А фамилии этих товарищей вы мне назвать можете?

– Пока нет. Они к вам подойдут на зачете. То есть я сам подойду с их зачетками.

– А вы, наверное, в помощь за посредничество тоже хотите четверку, так сказать, без обеспечения?

– Ну, да.

«Так! Сейчас, как и в случае с Нуриануллиным, главное – не показать, что ты струсил, но и не передавливать…»

– Ваши коллеги, наверное, не знают, что я ведь, вообще-то, не очень боюсь каких бы то ни было наездов. Даже если они и сдадут меня, я все равно останусь в университете и буду принимать у них сессию. То есть проблемы, которые они мне могут создать, скорее теоретические…

– …Нет, ошибаетесь! И практические…

– …Хотя, с другой стороны, лишний шум тоже ни к чему. Я, может быть, и пошёл бы вам навстречу, если был бы уверен кое в чём.

– В чём?

– В том, что вслед за вашими друзьями потом не потянутся остальные и не начнут орать «Мы тоже так хотим!» Где тут гарантия конфиденциальности?

– Я даю вам такую гарантию, Игорь Владиславович!

«А сейчас надо создать атмосферу доверительности. Для этого проще всего почаще называть этого хмыря по имени».

– Как вы можете поручаться за кого-то, Назип? Даже если они и, предположим, ваши друзья?

– Я даю слово, слово пацана, как хотите, что если вы сейчас соглашаетесь, всё будет нормально.

– Но фамилии своих друзей, Назип, вы отказываетесь, тем не менее, назвать?

– Пока да, но вы нас тоже поймите. А вдруг вы передумаете? Да и потом – вы и так догадаетесь, потому что скорее всего, кроме нас, все остальные принесут … ну, то, что надо… старосте.

– У меня нет такой привычки. Если вы, Назип – точнее, ваши коллеги, – готовы выполнять такие условия, то и я тоже готов.

– Они готовы. Это точно.

– Ну, тогда считайте, что мы договорились. Если у вас нет больше ко мне вопросов, я пойду – у меня еще сегодня куча дел.

– Да, ладно, хорошо, Игорь Владиславович. До свидания.

– До свидания…

Мы расходимся в разные стороны – он шмыгает куда-то вглубь коридора, к запасному выходу, а я иду к лестнице. При всем пережитом стрессе я чувствую громадное облегчение. Этот урод попрощался нормально, во взгляде или в жестах я не заметил ничего такого, что свидетельствовало бы о его желании меня обмануть. Нет – хоть это и действительно шантаж, но шантаж, предполагающий реальное выполнение условий игры. «Минус четыре тысячи» в предполагаемой сумме сборов – совсем небольшая плата за то, чтобы находиться на свободе.

Я поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю налево и захожу на кафедру делопроизводства. Старшая лаборантка Гульназ Шамагсумова, полногрудая девушка с губами «а ля Анджелина Джоли», но портящими всю эту красоту боксеркими плечами, сидит, по своему обыкновению, за компьютером и, кажется, раскладывает пасьянс. За соседним столом что-то пишет та самая дама, которую в свое время «отбрил» павший в боях за достойную жизнь Абрам Рувимович Голощекин.

– Привет, Гульназ! Здрасте!

Обе кивают мне, Шамагсумова при этом добавляет:

– Здрасте, Игорь Владиславович! Я сейчас подойду к вам.

Я выхожу в коридор, краем глаза успев заметить, как она вынимает из сумки файл с вложенным в него свертком. Спустя пол-минуты она выходит из кабинета.

– Куда пойдем, Игорь Владиславович?

– Давай вон туда – я указываю рукой в направлении нашей кафедры. Не дойдя до нее двух метров, мы сворачиваем направо и идем по направлению к компьютерным классам кафедры промкибернетики.

– Гульназ, я хотел вас спросить по поводу Купченко. Она чё, вообще не пробивается?

– В каком смысле? – недоуменно смотрит на меня Шамагсумова.

– В этом! – я поднимаю правую руку и тру пальцами так, как будто пересчитываю купюры в пачке.

– А-а, нет, почему?! Пробивается.

– Вообще-то непохоже.

– Но это, если я к ней подойду…

– А, вот оно что. А сколько у нее?

– Пятьсот.

«Еще одна штрейкбрехерша! – думаю я. – Вот почему мы так отстаем по сравнению с другими деканатами!»

– Ясненько. А как часто это бывает?

– Редко. Даже очень. Она вообще мало берет.

– Понятно… Ладно, Гульназ, спасибо за информацию. Скажите-ка мне лучше сейчас, сколько человек сдало? Все?

– Все, – кивает Шамагсумова. – Может, далеко уходить не будем, Игорь Владиславович? Прямо здесь?

– Ладно, давайте.

Она протягивает мне файл с содержимым. Я говорю ей:

– Потом, минут через десять посмотрю. Если что, зайду еще раз или позвоню.

– Хорошо. Но там все правильно, итог общий тоже выведен.

– Я не сомневаюсь в этом, Гульназ. Спасибо вам, ждите свою пятерку. Скажите всем, что завтра в шесть пятнадцать – зачет. Сбор в фойе нашего корпуса, у зеркала. В принципе вы и одна, без них, можете подойти с зачетками. Для быстроты процесса можно мою фамилию, предмет и число везде написать.

– Поняла, передам. Спасибо вам, Игорь Владиславович. Ну, я пошла тогда?

– Хорошо, идите, Гульназ.

– До свидания!

– До свидания!

Я убираю файл в сумку. Пересчитать, конечно, можно и вечером, и завтра утром. С Гульназ накладок никогда не было и, я надеюсь, не будет и сейчас. Я выруливаю к лестнице через другой угол замкнутого в почти идеальный квадрат коридора, спускаюсь вниз к проходной, и, чуть замешкавшись на вертушке, выхожу из здания. Сегодня с утра, не прекращаясь, идет дождь, но мне он сейчас пофигу: главное, что сердце почти успокоилось. Накрывшись зонтом, я перебегаю в В-корпус, где меня уже должна ждать Алена Голицина, секретарь деканата промышленной электроники. Алена – одна из самых милых и абсолютно несовременных из встречавшихся мне за последние пятнадцать лет девчонок, волею судеб вынужденная впрягаться в нашу воровскую систему. У нее иконописное лицо, характер «агнца божьего», и если бы сейчас был любой век, кроме двадцатого и нынешнего, она (как и работающая с ней ее двоюродная сестра Настя) вполне могла бы стать послушницей какого-нибудь монастыря. Попетляв в коридорах В-корпуса, я добираюсь до нужной двери и нажимаю на ручку.

– Привет, девчонки!

За огороженными стойкой тремя столами сидят сама Алена (непосредственно перед «барьером» – так сказать, на приемке клиентов, вечно нуждающихся в каких-нибудь справках или в информации, когда будут заместители декана), чуть поодаль – Настя, и в самой глубине приемной, близ окна, – Лиля. Настю и Лилю объединяют три вещи – они уже закончили наш универ, не нашли более подходящей, чем секретарско-деканатская, работы, и обладают модельным ростом. На каблуках они кажутся едва ли не на голову выше меня, что в случае с Настей мне особенно нравится. Настя, с ее кротким нравом и старомодными взглядами на жизнь могла бы, как и ее сестра, или стать монахиней в веке так семнадцатом, или отменной женой мне в веке нынешнем – иногда я всерьез думаю об этом. У меня, конечно, уже есть моя Гала, с которой я впервые увиделся в десятом классе школы, а близко познакомился в девяносто пятом году, что по нынешним временам – огромный стаж отношений (правда, этот стаж на какое-то время прерывался, но это не так уж важно). Однако зацикливаться только на какой-то одной кандидатуре никогда нельзя. Настя, конечно, не так эффектна внешне, как Гала, но она и вполне недурна собой. Плюс к этому – моего любимого телосложения: не худышка при том, что не толстуха (чего я не перенес бы в своей избраннице). А то, что у нее, похоже, нет никакой природной склонности крутить романы с двумя поклонниками одновременно, делает ее даже более привлекательной в моих глазах. Если баба может, как моя Гала, в течение многих лет наставлять рога одному своему мужику, то где гарантия, что она не будет делать того же самого и по отношению ко второму, то есть ко мне? Настя – это сама целомудренность; особенно в наше время, когда никому нельзя доверять на все сто, даже себе, и это – такое ее достоинство, которое, при всех моих серьезных видах на Галу (с перспективой добиться ее развода с мужем и так далее), до сих пор заставляет меня не упускать из виду Настёну.

– Здравствуйте-здравствуйте-здрасте! – несутся поочередно навстречу мне приветствия девушек.

– Как дела? – интересуюсь я (в основном у Алены и Насти).

– Нормально. Как ваши? – спрашивают меня почти одновременно сестры. Улыбки у них все-таки очаровательны, думаю я в этот момент.

– Тоже ничего. Алена, у тебя – как? Всё готово?

– Да, почти, Игорь Владиславович. – Она лезет в нишу стола и, достав из нее свернутый в несколько раз тетрадный двойной листок, протягивает его мне. – Только Галимуллин не сдал, но его и не видно – он на занятиях почти не появляется; в четверг и пятницу его вообще не было. Он сам к вам, наверное, подходить будет; как обычно уж – скорее всего на допсессии.

– Ясно, Аленушка, спасибо. – Я убираю сверток в сумку. – Тогда скажи своим, что завтра в шесть у них будет зачет. Если сами придут, пускай собираются на первом этаже Д-корпуса, у зеркала. Ну, ты сама знаешь – их присутствие в принципе необязательно. Зачетки пускай тебе передадут только вовремя, и всё…

– Да, конечно, Игорь Владиславович.

– Ну, тогда – до завтра, Аленчик!

– До завтра, Игорь Владиславович!

– До свидания, девчонки! – говорю я на этот раз Насте и Лиле, замечая, что Настя поднялась со стула и, похоже, намерена выйти вслед за мной.

– До свидания! – дружно говорят они мне. Сестра Алены при этом продолжает двигаться к выходу.

– Настя, мы, кажись, вдвоем идем? – подмигиваю я ей. – Ну, пошли, прогуляемся – заодно поболтаем!

– Хорошо! – улыбается моя потенциально возможная супруга.

– Ладно, еще раз счастливо всем! – помахиваю я на прощание рукой и, приоткрыв дверь, пропускаю вперед Настю.

Мы выходим с ней в коридор. Я притрагиваюсь к ее локтю:

– Настюша! Я тебя слушаю, дорогая!

– Игорь Владиславович, я просто хотела пойти в другой деканат! – показывает она мне рукой в направлении лестницы.

– А! Я думал, что ты мне сказать что-то хотела!

– Нет! – смеется она.

Я смотрю на нее почти с нежностью. У меня до сих пор сохранилось чувство вины за позапрошлый год, когда я был ее научным руководителем, сделал ей всю расчетную часть диплома, а она на защите схлопотала тройку. Отчасти потому, что робко держалась (хотя разве могут по-другому держаться перед комиссией агнцы божьи и монастырские послушницы?), но в основном – из-за стервозности Дулкановой, узнавшей от своей бывшей старшей лаборантки и по совместительству – доверенного лица в финансовых вопросах, что я выполнил за Настю практически весь диплом. Это, к сожалению, нетрудно было разнюхать, ибо секретарша Дулкановой и Настя не просто работали в одном университете, но и учились в одной группе. Вероятно, Дулканова подумала, что я делаю это из-за денег, и решила мне таким образом испортить малину. На самом деле причина заключалась в моих чувствах к Насте, и хотя потом я не отказался принять от нее пять тысяч за сделанную работу, для нее скорее всего осталось тайной, что если бы она мне даже не заплатила ни копейки, я бы на нее за это не обиделся.

– Хорошо все-таки, что Дулканова потеряла свой пост, да? Так ей и надо! – вспоминаю я почему-то давний эпизод.

Настя кивает, и в этот момент мы с ней оба замечаем, что с лестницы в коридор завернула сама героиня нашего обсуждения.

– Ну, прям вообще: помянешь его, вот и оно! – тихо говорю я. – Настя прыскает в кулак. Через несколько секунд Дулканова уже рядом с нами.

– Здрасте! – приветствуем ее мы. Все-таки про деловую этику забывать не стоит.

– Здрасте, – отвечает эта мегера.

Иногда я поражаюсь не только тому, как облик человека не соответствует его сути (это-то как раз бывает чаще всего), но и полному совпадению внешней формы и внутреннего содержания. Дулканова внешне – это вариант «мымры» из «Служебного романа» в исполнении Фрейндлих, только с совсем уж безнадежно лошадиной челюстью и костлявым телом. Довершает сей букет матовый цвет кожи уродливого лица, что в совокупности создает идеальную иллюстрацию к народному выражению «Страшная, как смерть». Мы ждем, пока это лесное чудовище (хотя, конечно, гораздо лучше было бы сказать – уё…ище) пройдет мимо нас.

– Как твоя личная жизнь? – дождавшись, наконец, когда ходячий скелет под названием «моя бывшая заведующая» скроется за поворотом, игриво спрашиваю я Настёну. Впрочем, я подозреваю при этом, что никакой личной жизни у нее скорее всего нет. Она, следуя старинным представлениям о должном, наверняка ждет если и не принца на белом коне, то, во всяком случае, – человека, в которого она могла бы искренне влюбиться.

– Нормально, – отвечает она, но в ее голосе мне слышится прямо противоположное.

– А почему одета вся в черное? Ты знаешь, что это означает, по мнению психологов?

На ней и в самом деле, как это бывает чаще всего, черные брюки и черная водолазка.

– Что? – улыбается она, но как-то неуверенно.

– В условиях европейской или, как у нас, европеизированной культуры это означает, что женщина неудовлетворена своей сексуальной жизнью; подавляет свои настоящие сексуальные желания.

Она начинает смеяться, но у меня тут же возникает ощущение, что этот ее смех вовсе не так весел, как ей бы хотелось показать.

– Да-да! Они сидят где-то глубоко внутри неё, и она по каким-то объективным или субъективным причинам не может дать им выхода.

– Нет, Игорь Владиславович, у меня всё в порядке! – Она продолжает делать вид, что ей очень смешно.

– Ты замуж скоро собираешься, Насть? – задаю я ей провокационный вопрос.

– Ну, не знаю, – пожимает плечами она. – Может быть.

– По-моему, ты врешь, – леплю я ей откровенно, – но если ты говоришь правду, то мне очень жаль. Такие кадры, получается, от нас уходят!

Она снова смеется:

– Я еще пока никуда не ухожу, Игорь Владиславович!

– Ну, и слава Богу, Настюш! – Я похлопываю ее по локтю. – Ладно, я побежал. Рад, что увидел тебя. Пока, счастливо!

– Вам тоже счастливо!

Я смотрю на её длинные светло-русые волосы, глаза и улыбку, и в этот момент её образ мне кажется похожим на тот, что мог бы быть на картине «Княжна Ярославна благословляет князя Игоря».

Спустя несколько минут я оказываюсь в приемной проректора по учебной работе Иванова. Его брюнетистая секретарша Лера Фомичёва по совместительству – староста одной из моих групп. Она – приятная внешне, но худая до чрезвычайности мадемуазель (точнее, теперь уже мадам – с недавних пор замужем за выпускником нашего вуза). Впрочем, то, что у нее такое телосложение, меня не удивляет – Иванов сам для своего почти пятидесятилетнего возраста на редкость поджарый мужик, напоминающий легкоатлета, а такие «спортсмены» редко любят девиц с широкими бедрами и талией, равной их собственной.

– Я к вам сама подойду, Игорь Владиславович. Ближе к обеду. Вы где будете?

– Где-нибудь в «Г», – отвечаю я. – Ты мне дозвон сделай, я тебе эсэмэску сброшу с номером аудитории.

– Хорошо, – говорит она. На этом мы временно прощаемся. Я, как и обещал, перехожу в Г-корпус и спускаюсь на первый этаж, чтобы взять на вахте ключ от какой-нибудь комнаты. Во-первых, необходимо в спокойной обстановке все-таки пересчитать полученные деньги и, главное, отметить в своем рабочем журнале, кто на какие оценки претендует – не тащить же с собой написанные почерками старост «исходники» на зачет! Во-вторых, надо иметь удобное место встречи с «полномочными представительницами» дневного потока «ноль-шесть», первая из которых уже должна скоро подойти в университет.

Свободной оказывается аудитория Г-410. Захватив ключ, я уже начинаю делать первые шаги по лестнице, как в этот момент в сумке слышится звонок-оповещение о входящей эсэмэске. Вынимаю телефон, откидываю поблескивающую золотом крышку и читаю на экране: «Ст-МП-2-06».

«Проснулась, стерва!» – думаю я. Нажимаю на клавишу. Перед моими глазами оказывается текст без какого бы то ни было приветствия:

«Группа не хочет сдавать. Говорит, что слишком много учить. Вы где сейчас будете?»

Вот зараза! Сначала из ее группы ко мне подходят всякие шантажисты, а теперь еще выясняется, что эта свора вообще не хочет платить. Здесь что-то не так. Пока не буду отвечать, надо кое-с-кем переговорить.

Через минуту с небольшим я оказываюсь у четыреста десятой. Рядом с ней вижу, как всегда, пунктуальную старосту группы МП-1-06 Юлю Нечаеву.

– Здравствуйте, Игорь Владиславович! – кивает мне она.

– Здравствуйте, Юля. Как у вас дела?

– Да ничего, нормально.

Я открываю дверь и, пропустив вперед эту хрупкую блондинку, посылаю ей вслед кодовый вопрос:

– У вас полный боекомплект или как?

– В принципе да, – отвечает она.

Я запираю дверь, оставляя ключ в замке. Мы проходим к преподавательскому столу, Нечаева садится за парту напротив и, достав из сумки сложенный пополам одинарный лист тетрадной бумаги, протягивает его мне:

– Это список, Игорь Владиславович. Посмотрите пока!

Я пробегаю взглядом по перечню фамилий и соответствующим им оценкам со сданными суммами.

– А это – остальное! – она протягивает мне второй сложенный вдвое лист, из которого торчат разноцветные края бумаг другого сорта. Я быстро пересчитываю их количество и сверяю с итоговой цифрой в первом листе.

– Все верно, Юля, – киваю я. – Но здесь нет еще Зариповой и Трифонова.

– Они не успели; сказали, что завтра принесут, – извиняющимся тоном говорит она.

– Ну, ладно, не страшно. Зарипова, по-моему, – человек надежный, а Трифонов ваш – балбес известный, он все время в последний момент приносит, верно, Юль?

– Конечно, – подтверждает Нечаева.

– Отлично. Завтра тогда пересечемся на вахте Д-корпуса до зачета, где-нибудь за двадцать минут. А сам зачет на семь назначим – предупредите всех!

– Хорошо, Игорь Владиславович…

– Только у меня к вам еще один вопрос будет, Юля. Очень деликатного свойства.

– Да! Какой?

– Это касается группы МП-2-06. До меня доходят слухи, что там на полном серьезе хотят меня… – я выдерживаю паузу – сдать. А сейчас еще староста их мне присылает сообщение такого свойства, что много материала, группа отказывается учить – я делаю выразительный жест пальцами, показывая, что речь идет о деньгах. – Вы не знаете, Юля, в чем там может быть дело?

– М-м-м, – выдавливает из себя Нечаева, явно взвешивая, стоит ли мне сообщать о своих подозрениях или нет, но потом все-таки решает, что стоит. – Да, такое может быть. И это скорее всего связано с самой Людмилой.

– А что она? – я превращаюсь в само внимание.

– Ну-у, она могла сама накинуть сверху, вот поэтому и отказываются. Такое уже было один раз.

– Когда? – изумляюсь я.

– На кибернетике. Клемонтьев принимал у нас экзамен, поставил одной девчонке три, а она как возьмет и громко скажет ему при всех: «За семьсот и тройка?» Он такой: «Какие еще семьсот?» Вот так и вскрылось, что их Людмила сверху двести своих добавила. Ее потом группа заставила вернуть эти деньги обратно.

– Недурно, – только и могу в ответ на это вымолвить я. – И ее после этого не сменили? Оставили старостой?

– Да. Только вы не говорите, Игорь Владиславович, не только ей, а вообще никому, что это я вам сказала.

– Само собой, Юля – ну, что вы уж! Вообще эта ваша Боярышкина – просто чудо в перьях. Она – девушка с явно завышенной самооценкой…