Я, ангел Аврилов Константин
XXVII
Отпраздновали исключительно мирно. Обслуживающий персонал спел хором величальную, подарив скромный букет полевых цветов и тортик с восемнадцатью свечками. Виктория Владимировна ограничилась набором от Гермеса. Тина была мила и добродушна, расцеловалась с матерью, выпила бокал шампанского.
Ближе к полудню прямо с самолета прибыл Борисыч, сдержанный и официальный. Шрамы на лице зажили, но виднелись красными рубчиками. Вместе с ним прилетел московский нотариус. Церемония передачи наследства прошла на удивление скучно и просто. Текст огласили, Тина расписалась и превратилась в одну из завидных невест Европы. Нотариус осведомился, не желает ли Фавстина Ивановна составить завещание, но в день рождения думать о смерти что-то не хотелось.
Ибли не показывался, наверное, ловко маскируясь в складках местности. Тиль нарочно просматривал – нигде не видать. И тогда ангел решился на преступление. Сосредоточившись, уже собрался вызвать досье, как вдруг все понял. Тело Виктории Владимировны, став прозрачным, выдано простую и явную причину.
Над овечкой нависла непридуманная опасность. Варианты не врут. И чутье ангела не подвело.
Вежливо отпросившись из-за семейного стола, Тина вернулась в комнату, чтобы усесться перед ноутбуком. С раннего утра донимало глупое желание, дурацкая мыслишка, взявшаяся непонятно откуда. Как заноза впилась в подсознание.
– Что за фигня? Не могло же с одной сигаретки так снести, – побормотала она и все-таки завела почтовый ящик на популярном сайте.
Немедленно дренькнуло сообщение: письмо пришло. Адресат отсутствовал, в теме виднелось краткое: «Открой».
Из любопытства она нажала и прочла:
«Спасибо, что не забыла сон. Пожалуйста, постарайся поверить сразу: это не обман и не розыгрыш. Это письмо от меня. По-другому мы не можем общаться».
– Ты кто? – вырвалось непроизвольно.
Сразу ответ в новом письме:
«Извини, я думал, ты поняла. Я твой ангел. Говори вслух, сразу отвечу».
– А думать нельзя?
Мгновенный ответ:
«Можно. Только не услышу. Если хочешь убедиться, что это не бред, заведи ящик на любом сайте».
– Ладно, допустим, поверила. Как докажешь, что ты мой ангел?
«Лежа под капельницей, ты рассказала про двух старичков. А потом поехала в парк Горького и стояла на аллее. Я тебя обнял, но ты не почувствовала», – Тиль врал, но пара сотен штрафных того стоила. Странно, что их не начислили.
– Наверно, я свихнулась...
«Нет, я твой ангел. Можешь еще раз сказать спасибо за самолет».
– Спасибо, – повторила она.
Перышко не шелохнулось, мелкий обман не прошел. Заснула, что ли, самописка?
– Ангелы теперь общаются по Интернету?
«Не знаю, возможно, я первый».
– Если ты мой ангел, на кого похож?
«Ты же убедилась в лифте – я лучше».
– Это действительно ты... Привет, мой ангел! – Тина помахала почтовому браузеру. – Я тебе ужасно рада. Как дела?
«Привет, Тина. К сожалению, у нас возникла трудность».
– Не волнуйся, ангел, я теперь богатая девочка. Любую проблему решим!
«Проблема как раз в этом. Тебе надо немедленно уезжать. И чтобы никто не знал, куда ты делась».
– Ты серьезно?
«Я знаю, что может случиться дальше».
– Тогда просто скажи мне...
«Не имею права. Ты должна сама принять решение. Я могу лишь советовать. Очень тебе советую – сваливай».
– Давай в угадалки, – Тина собралась и тихо спросила: – Это... Вика?
«Ты умница. Опасность предельно велика».
– Хочешь сказать, что она желает мне смерти?
«Я не знаю ее желаний. Я знаю, что может случиться».
– Мать закрыла меня от выстрела...
«Пистолет был заряжен холостыми».
– Мы помирились, я обещала не обидеть ее ни в чем... Я хочу знать причину.
«Действительно хочешь? Может, поверишь на слово. Ангел врать не будет».
– Не хочу, но надо.
«Ладно, я предупреждал. Она беременна. Наверное, хочет, чтобы любимому ребенку досталось все. Тебе сейчас очень тяжело. Прости».
Закусив губу, Тина боролась, но слезинка победила. Смахнув, она сказала:
– А я, дура, уши развесила. Поверила. Опять одна...
«Я с тобой».
– Спасибо, ангел.
Перышко и не думало реагировать, словно оглохло. Значит, не каждая благодарность идет в зачет. Хитро придумано.
Шмыгнув носом, Тина упрямо заявила:
– И все равно должна убедиться сама. Как угодно.
«Хорошо, я попробую. Только оберегай себя».
– Это еще почему?
«У тебя будет ребенок».
Тина не сразу поняла, перечитала строчку и прошептала:
– Не может быть... Я ничего не чувствую. Ты ошибся.
«Еще слишком рано. Недели через три. Их еще надо прожить».
– Значит, правда?! Хотя ты же ангел, все знаешь... Это... Это такое счастье, ангел!
«Я рад, что ты рада».
– Ты не понимаешь. При чем тут радость? Теперь мне есть ради кого жить! Я сейчас заору!
«Пожалуйста, не надо!»
– Кто?
«Девочка»...
– Ура-а-а-а, – прошипела Тина и чмокнула ноутбук. – Ты не представляешь, каким счастьем меня наградил. Лучший подарок в день рождения. Подожди, я ведь не знаю, как тебя зовут. У тебя есть имя, мой ангел?
«Тиль».
– Какое красивое! Самое замечательное имя! Такое девчоночье. Назову в честь тебя дочку, чтобы ты и ее защищал. Будешь для нее как отец. Нет, лучше отца. Моя малышка вырастет среди такой любви... Я уже ее люблю. Она никогда не узнает, что такое быть ребенком, который безразличен матери... Тиль и Тина – как перезвон колокольчиков. Я ужасно счастлива!
«У тебя есть место, куда можно уехать?»
– Конечно. Тиль, дорогой, а можно тебя спросить...
«Не советую искать того парня».
– Да пошел он! Альфонс дешевый.
«Ты действительно умная».
– Спасибо за комплимент... Это же надо: с первого раза и залет. Да что я чушь несу... Огромное счастье. Я ее ужасно полюблю.
«Я знаю».
– Откуда? Я ведь только что об этом узнала?
«Я видел кое-что важное. Тебе пора заботиться о себе. Я могу очень мало. Советую уезжать».
– Ладно, но ты обещал доказательство. Когда?
«Завтра».
– Так долго. Ладно, потерплю. Тиль, а скажи: как у ангелов с...
«Извини, меня срочно призывают».
Сколько потом девочка ни стучала по ноутбуку, хныча и жалуясь, писем не было.
XXVIII
На обломке какого-то римского цезаря восседал 898-й, печально давя подбородок. 897-й разместился на поверженном идоле какого-то императора без головы и беззаботно насвистывал мотивчик. Сведенборг нетерпеливо колошматил носком туфли постамент, на котором возвышались сапоги безвестного вождя.
Завернув лихой кульбит среди остатков монументов, Тиль затормозил Мусика рядом с палкой учителя.
– Опаздываете, молодой ангел, заставляете ждать. Соскучились по И.Н.? Так я вам быстро напомню, влеплю и не подумаю! И обретенные крылья не помогут!
– Простите, герр...
– Марш на место!
Тиль примостился на углу памятника забытому герою. Сокурснички даже не кивнули.
– Итак, мальчики, – Сведенборг потряс палкой, как дирижер полкового оркестра. – Подведем итог. Рассмотрим, как справились с первыми овечками. Начнем по порядку. 898-й, докладывайте.
Погибший капитан тяжко вздохнул:
– Овечка играла в подпольном клубе за наличные. Сорвала большой куш, около двух миллионов. Вышла с сумкой денег на темную улицу, получила битой по затылку. Череп раскололся пополам. Умерла сразу. Если бы задержалась или вызвала такси, осталась цела.
– Почему не остановил, 898-й?
– Извините, герр Сведенборг, не мог терпеть, чтобы она совращала монахинь.
– А что нам скажет уважаемый ангел 897-й? – Палка нацелилась на аса-камикадзе.
– Выпала из окна! – радостно сообщил он.
– Сама?
– Конечно нет! Была облава на торговцев детской порнографией, первым ворвался полицейский, у которого погибла семья. Ну и он... отомстил. Выпустил всю обойму. Изрешетил как мишень. На ней живого места не осталось.
– Овечке нельзя было помочь?
– Разумеется, можно. Ушла бы по черному ходу, осталась цела. Но зачем? Чтобы дальше занималась грязью?
– Прекрасно. Ну а сэр Тиль чем порадует?
– Пока нормально.
Сведенборг искренно удивился:
– Хотите сказать, что еще не успели ее приговорить?
– Спасал, как мог.
Учитель крякнул, сделал круг, очевидно, борясь с растерянностью, и, наконец, заявил:
– Будем считать это исключением, подтверждающим правило... Вы, кадеты, заработали опыт и кучу штрафных. Вы познали, что овечки – отвратительные, злобные и похотливые создания, которые делают что захотят. Все и всегда. Они не слышат ангела, так что штрафные никогда не списываются. Только теперь, когда насладились властью ангела назначать приговор и возмездие, всего лишь наблюдая и не вмешиваясь, вы способны усвоить Третий закон ангелов, – Сведенборг обвел суровым взглядом учеников. – Он гласит: ангел не должен влюбляться в овечку. Все ясно?
897-й поднял руку:
– Что полагается за нарушение?
– Штрафные, разумеется.
– И все?
Резкий удар палки отшвырнул солидный обломок истории. Сведенборг помрачнел:
– Одно и то же. Никто из молодых ангелов не верит в серьезность Третьего закона, пока сам не обожжется. Знайте, кадеты, Третий закон – самый важный. И самый страшный. Последствиями, разумеется. Из-за него ангелы делают необратимые глупости. О которых жалеют вечно. Любить овечку – самое тяжелое испытание для ангела.
– Герр учитель, можно пример? – спросил и без того грустный 898-й.
– Что за негодяи недоверчивые! – вскричал Сведенборг. – Однажды к мерзкому композиторишке, нотному пачкуну, явился человек в черном и заказал «Реквием». Бездельник и прощелыга написал, но заказчик за работой не явился.
– И что? – не понял 897-й.
– Это был Ж-ангел! Замечательный, умелый, сильный. Ей оставалось совсем немного до Хрустального неба. Но она влюбилась в эту паршивую овечку и увидела в вариантах близкий конец. Что она должна была сделать? Равнодушно наблюдать за неизбежным. Так ведь нет. Решила, что ради любви должна остаться великая музыка. Ну, не дура?!
– Как же она разговаривала? – спросил Тиль, у которого в ушах надрывался Фредди Меркьюри, уверяя, что они чемпионы.
– Пошла на самый непростительный, самый мерзкий, самый глупый для ангела поступок, за который даже И.Н. – мало. Она вочеловечилась! И навсегда потеряла шанс обрести Хрустально небо. Никакая любовь, а тем более музыка, не стоят такой жертвы.
Как плохой трагический актер, Сведенборг горестно воздел руки.
Кадеты помалкивали, стараясь глядеть на обломки и песок.
– Не влюбляйтесь в овечек, ангелы, – продолжил он. – Будете страдать каждый миг вечности. Овечка ничего не поймет. Выберет какую-нибудь тень, отъявленного дурака, выйдет замуж, нарожает детей, будет стариться и дурнеть. А вы – жариться на сковородке. Да, ангелам дано страдать. А вот овечке не дано любить ангела. Урок окончен, свободны.
Учитель зашел за статую и пропал. Тиль даже не успел расспросить его о важном. Нумерованные коллеги разбрелись кто куда, не прощаясь. Делать на Срединном небе совсем нечего. Тиль запрыгнул на Мусика, но сзади вкрадчиво спросили:
– Торопитесь?
На раскладном стульчике удобно устроился Гессе. Широкополая шляпа прикрывала тенью глаза. Ангел выразил всяческое почтение председателю Милосердного трибунала.
– Делаете успехи, юноша, ja. – Гессе одобрительно кивнул. – Станете хорошим ангелом. Очень хорошим. Вам по силам обрести Хрустальное небо. Вы меня понимаете?
Тиль понимал, что с нынешней цифрой штрафных вердикт не грозит. Но язык придержал за зубами.
– Хрустальное небо – главный приз ангелов, – продолжил Гессе ласково. – Приз редкий, драгоценный и желанный. Может быть, ваш.
– Что я должен делать? – спросил Тиль.
– Скорее не делать, юноша. Вы слишком рьяно пасете овечку. Не стоит тратить столько усилий, она не заслуживает. Наблюдайте, как другие ангелы, но не вмешивайтесь. Больше от вас ничего не требуется.
– А штрафные?
– Об этом не беспокойтесь. Поступите правильно – обретете Хрустальное небо. Обещаю, – Гессе приподнял шляпу, словно заключая нерушимую клятву. – Договорились?
Тиль машинально кивнул, но вдруг спросил:
– Герр Гессе, а что делать, если я чувствую в себе то мещанина, то степного волка?
– Пожалуй, надо завалить источник камнями, – задумчиво ответил председатель Милосердного трибунал. – Налакаются, чего ни попадя, и давай нести ахинею. Нет, решительно – завалить.
И он сгинул вместе со стульчиком.
XXIX
Над фаянсовой миской возвышалась горка маслин, огурцов и каперсов. Простые вкусы провансальской деревни учили поглощать соленое изобилие с красным вином с рыбным блюдом, но овечка ограничилась кувшином свежего апельсинового сока. Смачно хрумкая, как голодный заяц – капусту, обильно запивала оранжем и забрызгала футболку от ворота до пупа. Тина свинячила с таким страстным аппетитом, что никто из прислуги не мог осудить молодую хозяйку. Девочка лучилась наглым здоровьем, а это извиняет мелкие нарушения приличий.
Разбуженная чавканьем, Виктория Владимировна вышла на веранду узнать, кто же это старается с раннего утра. Остановившись в проеме двери, разглядывала дочь с особым интересом, но когда Тина заметила ее, улыбнулась:
– Bon appetite!
Благодарно кивнув, дочь помахала огрызком, приглашая разделить трапезу:
– Пробило на солененькое. Наверное, с чистого воздуха. Самое время подкрепиться... мама!
Виктория Владимировна отведала огурчик, потянулась за вторым, за ним – следующий. Под утренний хлеб, нарезанный грубыми ломтями, незаметно исчезло еще три зеленых корнеплода вперемешку с маслинами.
– Что мы делаем! – Тина оторвала от каравая грубый шмат. – Такую закуску – и без водки. Что подумают о нас люди. Скажут: ох уж эти русские, опять завтрак без водки. Надо свистнуть, чтоб принесли холодненькую. Ты будешь... мама?
– С какой стати? – Виктория облизала кончики пальцев.
– Нужен повод? Пожалуйста – здоровье. Неужели не выпьешь за мое здоровье?
– Неужели у тебя прибавится здоровья от рюмки водки?
– А если попрошу выпить за мою жизнь?
Виктория Владимировна положила выбранный каперс:
– Тиночка, что за прихоть? Тебе вздумалось напоить меня водкой с утра пораньше?
– А тебе не хочется?
– С чего это вдруг?
– Для храбрости. Или сбросить напряжение после вчерашнего. Ты не испугалась?
Словно раздумывая, Виктория неторопливо жевала сочную маслинку:
– Наверное, нет.
– Судя по всему, приходилось смотреть в лицо смерти? Признавайся! – Тина подмигнула. – Откуда такое мужество у хрупкой женщины... мама?
Виктория Владимировна не ответила. Хоть лицо ее было спокойно, казалось, сдерживается по необходимости.
– Ну, извини, не обижайся. – Тина налила ей в кофейную чашку сок. – Отметим твою вчерашнюю победу диетически.
Фарфоровые края чокнулись тревожным звоночком.
– А могла бы убить? – спросила Тина, не давая матери выпить до дна.
– Что? – Виктория Владимировна ощутимо напряглась.
– Вчерашнего грабителя могла бы убить? Представь: у тебя спрятан пистолет, ты его выхватываешь и засаживаешь пулю прямо ему в лоб, так чтоб поганые мозги забрызгали всю веранду. Могла бы?
– Нет... – в голосе Вики не было уверенности. – Я не умею стрелять.
– А я бы смогла. Стреляла бы, пока патроны не кончились, наплевать – попаду или нет. Чтоб все поганые выродки узнали: никто не смеет безнаказанно мне угрожать.
– Ты очень похожа на своего отца...
– Спасибо... мама. Это очень приятно.
– Мне тоже, – в голосе Виктории Владимировны не было уверенности.
– Плохо, что мы раньше так мало общались. Почему так вышло?
– На то много причин.
– Достаточно главной.
Смяв хлебный шарик, Виктория Владимировна раздавила лепешку:
– Твой отец этого не хотел. Он считал нужным воспитать тебя сильной, достойной принять наследство. Никто не имел права вмешиваться.
– И как, получилось? – Тина ждала, не отрывая взгляд. Буквально сверлила мать.
– Даже лучше, чем он мечтал.
– Уже второй комплимент за утро, день отлично начинается, – Тина пригласила к тосту чашками. – Но теперь у нас все будет по-другому. Правда? Мы станем подругами? Говорят, мать – лучшая подруга. Будем делиться секретами, ничего не утаивая. Нашими маленькими женскими секретами. Станем неразлейвода. Ты мне будешь советовать, как обращаться с мужчинами, а потом, когда выйду замуж и нарожаю тебе внуков, будешь во всем помогать. Ведь ты моя мама. Это ведь замечательно, правда? Ты этого хочешь?
– Конечно, доченька, мы станем подругами.
Тина сжала чашку так, что хрупкий фарфор скрипнул, и все же улыбнулась:
– Вот это здорово... Начинается новая жизнь. Полная любви и взаимопонимания. Кстати, слышала историю, которая потрясла городок нашего университета в том году?
Виктория Владимировна редко смотрела новости, а газет не читала вовсе.
– Представь: президент попечительского совета благотворительного общества, уважаемая дама, вся в почете и признании, скажем, леди Л. И вдруг выясняется, что этот образцовый член общества держала в доме мумию ребенка. Десять лет назад произошел семейный скандал, она убила дочь и поехала крышей. Полицию вызывать не стала, закапывать в лесу не стала, а высушила тельце и стала за ним ухаживать, как за живой. Сажала за стол, укладывала спать, водила в туалет, даже мыла. А всем сообщила, что ее дочь пропала. Вот такая чудесная леди Л. Я с ней общалась – само очарование, взгляд ангельский. Не слышала? Сенсация была на целых пять дней... У нас городок был тихий, но веселый. Вот еще вспомнила. Профессор философии держала дочь в подвале, чтобы развлекаться пытками...
– Хватит, – попросила Виктория Владимировна.
Тина сыто рыгнула:
– Как хочешь. Отложим для тихого семейного вечера у камина. У нас ведь теперь крепкая и любящая семья, правда... мама?
Вика вымученно улыбнулась:
– Спасибо за приятный завтрак, пойду прогуляюсь. – Она встала.
– А поцеловать? – Тина смешно надула щеки, как лягушонок.
Изогнувшись, мать прикоснулась холодными губами к виску дочери и отпрянула.
– И не за тридцать, – тихо сказала овечка.
Виктория Владимировна нахмурилась:
– Что ты сказала?
– Я говорю, тебе ведь немного за тридцать, ведь так? Молодая женщина. У нас еще все впереди... мама! – Тина выскочила из-за стола и побежала к морю.
Ангел пребывал среди роз. Ибли невидимо прятался в засаде, но Тиль вовсе не трусил – думал и взвешивал. Решение надо принимать сейчас. Варианты не оставляют выбора. Совсем легко: не писать, не отвечать, не помогать. И все случится само собой. Сделка с председателем Милосердного трибунала вступит в силу. Покорится и получит награду. Хрустальное небо совсем близко. Да и вообще: кто ему эта овечка? Полное никто. Жалость – не повод лишиться вечного блаженства. Да, сказала «спасибо», когда было надо. Ну и что? А сколько ангел настрадался? Из-за кого огреб миллион штрафных? Вот именно. А тем более – Третий закон нельзя нарушать. Да и зачем. Все ясно, надо быть ленивым и послушным. Это просто. Почему же так трудно сдержаться? И Мусик молчит. Подсказал бы хоть что-нибудь. Еще друг называется.
Искупавшись, Тина прибежала к ноутбуку и сообщила ангелу радостную весть: он был прав, мать что-то замышляет. Готова быть послушной, что ей надо делать?
Почтовый ящик молчал. Тина спросила еще раз.
Ноутбук хранил пластиковое спокойствие.
Позвала ангела по имени, но никто не откликнулся.
А ближе к вечеру прибыл нежданный гость – дочь Борисыча. Хрупкая блондинка цветущих лет по имени Нина расцеловалась с Тиной, как давняя подруга. Особой дружбы между ними не сложилось. Смахивая на куклу, Нина была милым человечком, даже близко не похожим на своего отца. Девушки пошли общаться в сад и нашли взаимное общество приятным. Тина рассказала, как училась в Англии, Нина – про стажировку в миланской школе дизайна. Взаимная симпатия требовала продолжения. Родилась идея смотаться в Ниццу, тем более Нине ужасно хочется опробовать на шоссе подарок отца. Тина легко согласилась и попросила пять минут на сборы. Когда блондинка ушла на веранду выпить коктейль с Викторией Владимировной, овечка села перед ноутбуком.
– Тиль, слышишь меня? Ты здесь? Что мне делать?
Письма нет.
– Можно ехать в город? Это не опасно?
Тишина.
– Ладно, мой ангел, будем считать молчание – знак согласия. А то вдруг заглянут и решат: девочка сошла с ума, разговаривает с монитором... Так что мне делать?