Я, ангел Аврилов Константин
Не вытираясь, овечка залезла в футболку и, шлепая мокрыми ступнями, выгреблась из спальни. Ангел следовал по пятам.
Стол торжественного завтрака утопал в голубых букетах, сверкал веджвудский сервиз, блеск начищенного серебра отражался в идеальном стекле бокалов. Все, кто имел счастье служить этой семье, собрались в большом холле с лепным потолком и огромным камином, над которым плыла мраморная нимфа. Гувернантки сжимали скромные букетики, повар приготовил куст посолиднее, охранки и водитель, смущаясь, жали стебли роз. Хозяйка дома и старая тетушка, сносившая нелегкую миссию, ждали с коробками подарков. Давил гнет неловкости.
Армия обслуги встретила появление девчонки, как подобает маршалу. Люди сбились в шеренгу, выставили букеты, натянули улыбки и старались не смотреть на мокрую футболку, под которой проступали фигульки грудей. С босых щиколоток капало на старинный ковер.
Британский котяра, изнеженный любимец, возлежал на спинке кресла. Желтые зрачки сузились, а ушки встали дыбом, когда появился ангел. Животное зашипело на незваного гостя, но ему был показан грозный кулак. Кот обиженно мяукнул и дал деру.
Окинув население взглядом, Тиль уяснил причину: ангел здесь был редкостью, повезло только одной овечке. Над ней болтался незримый колокольчик. Но поводыря что-то не видать.
Тина сурово обозрела праздничное сборище:
– Вам чего?
Вперед подтолкнули пожилую тетку в антикварной кофте:
– Дорогая наша Тиночка! – Голос подвел, старушка задохнулась. – В этот славный, э-м-м... чудесный и замечательный день мы от всей души хотим поздравить тебя с именинами, с днем твоего ангела и пожелать тебе...
Как же он проглядел! Сегодня у овечки такой праздник. Самый главный праздник, куда важнее дня рождения, потому что это праздник самого ангела. Родиться – ни труда, ни везения не надо. Выпрыгнул, как пришел срок, и готово. А вот получить ангела – большая удача. Не каждому так везет. Тилю стало приятно и даже немного щекотно, что столько людей собралось в его честь, будут говорить приятные слова и дарить подарки. Жаль, не ему, а тому, кто это меньше всего заслуживает. Но ангелу все равно радость.
Отчитав запасенные поздравления, тетушка засеменила к имениннице, откровенно робея, ткнулась в мокрую скулу и протянула подарок:
– Поздравляю, деточка, от всей души...
Сунув короб под мышку, Тина рыкнула:
– Зря стараетесь. Нет у меня именин.
– Но как же, Тиночка... – опешила тетка.
– Нет у меня никакого ангела. А если бы был... – она мазанула по лицам нехорошим взглядом, – … вы бы сдохли в мучениях.
Послышались смешки, дескать, шутит ребенок, чего не бывает. К оплеухам домашние привыкли. А вот Тиль обиделся не на шутку. Можно сказать, не жалея сил, собрался служить овечке, а она ответила черной неблагодарностью. У нее нет ангела, надо же! Да знала бы, какого замечательного ангела ей направили. Самого лучшего из лучших из лучших. Даже мотоцикл есть! Паршивая овечка, одним словом. Была бы под рукой молния или что-нибудь тяжелое, Тиль с удовольствием метнул бы в мокрую голову. Бдительное перо записало свежих штрафных, вот ведь гадость.
Торжество продолжалось. Виктория Владимировна, улыбаясь через силу, отдала коробочку с бантиком:
– Будь счастлива, пусть ангел защищает тебя.
Они казались ровесницами, так хорошо выглядела мать и скверно дочь.
Не подставившись для ритуального поцелуя, Тина разорвала обертку. Сверкнуло колье. Захлопнув крышку и отправив подарок к первому, именинница буркнула:
– Спасибо, Вика.
Тиль готов был закипеть от негодования, если бы было чем. Да что она себе позволяет! Это не овечка, а монстр какой-то. Мало того что родных оскорбила, так еще штрафных ангелу добавила. Надо срочно что-то делать. Вот только что именно?
Между тем ребенок приблизился к шеренге слуг:
– А вы чего приперлись?
Рядом с ней тени мужчин обретали ясность. Тиль увидел, как побагровел здоровый охранник, как сжались в его кулаке стебельки. Прислуга наперебой кинулась поздравлять и совать букеты. Собирая веник, Тина всем видом показывала, как ей противно, но, заглянув на молодого охранника, хоронившегося в конце шеренги, вдруг спросила:
– Оружие есть?
Парень замялся и, лишь получив одобрение старшего, подтвердил.
Ему властно протянули ладонь:
– Дай.
– Он заряжен...
– Вот и здорово. Постреляем ради праздничка. Давай...
– Извините, Фавстина Ивановна, не положено, – охранник совсем растерялся.
– Ты не понял? Я приказала: дай мне свою пушку!
– Но...
– Быстро дал! – она зашлась визгом.
Охранник не шелохнулся, по лицу тетки расползалось выражение кислого ужаса, мать побледнела, а прислуга отпрянула. Парень, нокаутированный истеричными воплями, уже полез в наплечную кобуру, когда прогремела команда:
– Не сметь!
– Не мешай, Вика...
– Людей нанимаю я, по контракту они обязаны выполнять мои распоряжения. Я запрещаю вам, Андрей, отдавать личное оружие. Идите, вы свободны.
Зыркнув на мать, Тина накинулась на несчастного служащего:
– Хорошо же... Ты уволен! Понял? Уволен! Пошел вон! – Швырнув на пол подаренные растения с коробочками, уселась за стол и постаралась налить сока. Кувшин дрожал и цокал о край бокала.
Накрыли на троих. Но мать и тетка остались в сторонке. Обслуга с видимым удовольствием покидала веселье. Старший вытолкал молодого охранника с глаз долой.
Сделав глоток, Тина закашлялась. Организм не принимал, дым копился у горла.
Подскочив к овечке и не раздумывая о правилах, Тиль отвесил хорошую затрещину. И волосок не шевельнулся. Ангел бессилен.
Сидя за пустой тарелкой, она пыталась выпить. Хоть как-то.
Виктория Владимировна пошепталась с теткой, утешая, и попросила оставить их. Старушка покинула поле боя, украдкой вытирая слезящийся глаз.
Мать села напротив дочери.
– Зачем так... с ними?
– А тебе не все равно? Они же мусор. Что их жалеть. Разве не так, Вика?
– Не называй меня Викой... Пожалуйста.
– Хорошо, Вика.
– Можно тебя попросить?
– Попробуй, Вика.
– Держи себя в руках сегодня вечером.
– Зачем?
– Потому что так хотел бы папа. Считай, что это прошу не я, а он. Люди, которые приглашены на праздник, работают на нас, но мы зависим от них не меньше. Пойми это.
– Я постараюсь... Вика. – Тина еле удержала подступившую тошноту.
Ангел перестал заглядывать на перышко, и так ясно: выпишут достаточно. Спасибо, овечка, устроила праздник.
Дверь гостиной пропустила тень с букетом, в размере парковой клумбы. Приблизившись к Тине, гость прояснился: благообразный господин, лет пятидесяти, в костюме скромной роскоши, часы чуть дороже небольшой дачи. Виктория Владимировна, не скрывая радости, поднялась навстречу, мужчина церемонно приложился к ее ручке и протянул букет Тине:
– Дорогая именинница! Не смог дождаться, заглянул пораньше. Сама понимаешь, подарок только вечером. Дай-ка тебя лобызнуть... Что такая мокрая, крошка? Прямиком из бассейна?
Человек был знаком по досье: имел какое-то отношение к отцу Тины, вроде делового партнера. Без особых приглашений, как свой, разместился за столом. Тина, обернувшись хорошей девочкой, поблагодарила, и, зашвырнув букет на дальний край, спросила:
– Как там наш бизнес, Борисыч?
Борисыч положил себе канапе с черной икрой и половинку вареного яйца:
– Отлично, Тина Ивановна, развиваемся. Ждем только вас.
– Подворовываешь помаленьку?
– Ну, как же без этого! – он хмыкнул и заглотил канапе. Видимо, совсем свой, привык к шуткам ребенка.
– А как у тебя в личной жизни?
– Пока не жалуюсь и на меня не жалуются.
– Значит, с сексом все в порядке?
– В полном и абсолютном, как в наших налоговых документах.
– Наверняка жену обманываешь, проституток покупаешь?
Виктория Владимировна попыталась пресечь зарвавшуюся девчонку, но Борисыч только улыбнулся:
– Всякое бывает. Но это между нами, ладно, Тина Ивановна?
– Не вопрос. Тебе какие больше нравятся: постарше, вроде Вики, или свеженькие, вроде меня?
– Молодость – она всегда привлекает, – доверительно сообщил Борисыч, потянувшись за другим канапе.
Тиль опомнился, что пора заглянуть в варианты.
Отодвинув неопустевший бокал, Тина спросила:
– Какой секс предпочитаешь: оральный, анальный или тривиальный?
Борисыч раззявил рот, но шустрая овечка опередила:
– Спорим, что оральный? Ну, признавайся?
Мужчина замер, не донеся канапе.
– Я так и знала! – торжествуя, закричала Тина. – А хочешь ради праздничка минетиком угощу? Хочешь? Да ты не стесняйся, Борисыч, все свои. Вика выйдет. А не выйдет, так и не такое видала. Да что ты в самом деле! Я же тебе как партнер партнеру отсосу. Ну как, согласен? Расстегивай ширинку...
Отшвырнув стул, Тина ринулась к намеченной цели. Борисыч невольно сжал колени. Но мужества от него не потребовалось. Всех опередила волна рвоты. Забрызгав брюки гостя и испачкавшись сама, овечка зажала ладошкой рот и оставила поле брани. А потом долго мучилась над унитазом, снова забралась под душ, еще содрогаясь в последних спазмах, проглотила горсть таблеток из сумки и зарылась в постель.
Торнадо утихомирил сон.
К таким гонкам Тиль был не готов. Наплевать на штрафные, и так все понятно, но как приструнить бешеную овечку? Проверив варианты и увидев, что до вечера девчонка будет мирно спать, ангел проскочил стены и запрыгнул на Мусика.
XI
Царил покой. Деревья бросали тень на матовый мрамор, хищники нежились стайками. Благодать кругом. Всем было хорошо. Но не Тилю. Восседая на Мусике, он бился над вопросом и не мог разогнуть. Вопрос мучил, как упрямая заноза. Вопрос был мерзким и скользким. Но поделать с ним ничего было нельзя: кроме неудержимого презрения, к овечке ангел не испытывал ничего. Ненавистно видеть худосочное тело насквозь, как работают органы и гонят кровь с дерьмом. Ненавистно, что тварь купается в богатстве и совершенно не ценит его. Ненавистно знать досье и варианты развития событий. Ненавистно, что обращается с людьми как с провинившимися рабами.
Что делать, если ангел презирает овечку? Вот в чем вопрос.
Помучившись, Тиль не смог ответить. Зато молодой ангел приметил валун, исцарапанный замшелыми значками вроде рун. На верхушке восседал роскошный орел с гордым профилем и свирепым ликом. Глаз птицы, не моргая, изучал Мусика.
– Привет, – неуверенно поздоровался Тиль. – Не подскажете, где все, ну, эти, то есть на букву «М»?
Орел уставился в ангела, отчего стало зябко, и, картавя, чирикнул:
– Сколько сил?
– У кого? – искренно не понял Тиль.
– У железного.
– Двести, почти... Извините, вы, наверное, тоже ангел, птичий, а не знаете как...
– Вещь! – прогнусавил орел и, перевалившись на лапах, показал спину.
У этого хоть крылья были настоящие, а у Тиля только проблемы и никаких крыльев.
От грустных мыслей его отвлек шум.
Невдалеке, если на Срединном небе бывает «невдалеко», резвились двое в черных смокингах. Разойдясь, с разбегу сталкивались животами, от чего разлетались резиновыми мячиками, падали на спины, заливаясь истошным смехом, подскакивали и с не меньшей охотой сшибались опять. Когда им надоело лупить животы, принялись толкаться боками, затем дошло и до спин. Веселье молодняка не нарушало покой. Звери лениво поглядывали, словно такое повторяется с занудным постоянством.
Поблизости никого более человеческого не нашлось, и потому Тиль крикнул:
– Эй, мужчины!
Внимания не обратили.
– Але, парни!
Без результата.
– Ангелы, блин!
Повернувшиеся головы, безусловно, принадлежали летчику и капитану. А вот тела сокурсничков здорово изменились, обретя идеал пропорций и рельеф мышц.
– Тиль! Вот это да! – закричал 897-й. – Сюда! Скорей!
– Иди к нам, Тиль-тиль! – подхватил 898-й. – Ура!
Оба молодчика плыли в пьяной эйфории.
С холодным интересом печальный Тиль осмотрел новенькие телеса.
– Откуда у вас это?
Не то чтобы ему захотелось расстаться с комбинезоном. Вовсе нет, столько денег заплатил. Хотя в смокинге он бывал неотразим. Зачем теперь смокинг. Просто бездельники выглядели изумительно. Или, может, профессиональная зависть очнулась.
– А ты почему носишь старье? – с надменным превосходством осведомился 897-й. Дружки перекинулись понимающими улыбочками. Мерзкими такими улыбочками. Нет, их реально поменяли. Куда делась печаль и страдания. Неужели стоит ангелу получить новое тело, как проблемы исчезают?
– Некогда было, овечку назначили, замотался, – врать Тилю было легко, как и раньше. – Вам-то еще рано овечек пасти...
Ангелы синхронно ухмыльнулись, а 897-й заметил:
– Лично у меня первая уже есть.
– И у меня, – поддакнул 898-й.
Стерпев оплеуху, Тиль уточнил:
– Ну и как вам тел... овечки? Мерзкие?
– Лично у меня исключительно замечательная овечка. – 897-й оправил сбившуюся бабочку. – Библиотекарь в библиотеке Конгресса, чудесная, тихая, милая, послушная. Живет с матерью, кроме книг, никаких интересов. После работы – сразу домой. Много читает и даже пытается писать. Не курит, не пьет, про наркотики знает только из газет. Настоящее золото.
– А моя в целом восхитительная. – 898-й подергал за черный бантик на шее. – Представь, Тиль, она – монашка! На самом деле. Бенедиктинка. Живет по монастырскому расписанию. Встает в шесть утра, идет на молитву. Потом скромный завтрак, ранняя месса, целый день хлопочет по хозяйственным нуждам, вечером опять молитвы, послушная, робкая, во всем покорна матушке-настоятельнице, о мирских гадостях речи быть не может. Что скажешь, повезло.
– Между прочим, благодаря поведению моей овечки мне списали уже двести штрафных, – не без гордости сообщил 897-й. – С такой овечкой, думаю, вскоре увидеть Хрустальное небо.
– Неплохо, неплохо. Хотя мне списали больше тысячи. Так что моя перспектива куда ближе. А у тебя как, Тиль?
– Моя тоже вполне... ничего... Молодая, взбалмошная, но девочка хорошая.
– Сколько тебе штрафных списали?
– Не считал, некогда было.
Неужели и ангелам удача улыбается по-разному? Да что же это...
Ангелы-везунчики перемигнулись, грудь выпятив колесом.
– Коллеги, мне совет нужен, – осторожно попробовал Тиль. – Поможете?
– Если не придется нарушать Второй закон.
– Это нет... Просто скажите: как управляете своими овечками? Где у них рычаги? Или педали? Куда давить?
Ангелы задумчиво уставились туда, где предполагались недремлющие перья.
– О-о-о, мне пора, – тревожно сообщил 897-й. – Моя овечка готовится ко сну. Хочу пожелать ей добрых сновидений.
– И мне, – поддакнул 898-й. – Моя как раз проснулась. Пойду, подежурю на мессе.
Негодяи исчезли. Тиль почувствовал себя ребенком, которому забыли положить подарок под елку. Надо бы заплакать, но нечем.
– Как делишки, старик?
Старый друг выглядел уставшим, камуфляжная куртка болталась мешком, словно накачанное тело осело.
– Витька, гад, ты где пропадал?! Ты мне так был нужен!
– Позови ангела по имени, он явится. Вот так, старик.
– И как же звать тебя?
– Ибли, старик. Ибли.
Было в этом имени что-то красивое и сильное, как взгляд кобры. Такую кличку Витька никогда бы не придумал сам. Тиль попробовал на язык новое имя старого друга: был в нем привкус полыни. И никак не желало оно слетать с губ. Поднатужившись, повторил.
Витька одарил Тиля своим фирменный улыбоном, косившим наповал весь женский пол их района, от школьниц до милиционерш: сильным, но беспомощным:
– Чего кричишь, я здесь, старик. Здесь.
– А почему не номер?
– За особые заслуги в производстве ангелов, – он многозначительно подмигнул.
Конечно, хороший десантник изрядно пополняет запас свежих ангелов. Боевой сержант и на Срединном небе незаменим. Тиль уже собрался выяснить главное, но вместо этого зачем-то спросил:
– У ангелов нет друзей, я знаю, но объясни мне как старому другу, раз уж оба мы жмурики: что такое Хрустальное небо? Ради чего напрягаться?
Витька, точнее Ибли, засунул кепи под погон и, как в детстве, почесал кончик носа:
– Хрустальное небо, старик, это как ящик патронов, когда магазин пуст. Как стакан воды после марш-броска. Как запасной парашют, открывшийся у земли. Понял?
Тиль пребывал в тумане.
– Там, брат-ангел, хорошо, как первый раз увидеть океан, как первая рюмка с друзьями, как танец с королевой бала на выпускном. Только секунда счастья не заканчивается, а длится. Понимаешь, вечно длится. Твое наслаждение не прерывается, становится шире, рассыпаясь звездами на гранях хрусталя. Короче: вечный кайф на вечном торче. У каждого – свой. Это Хрустальное небо, старик. Небес много, но ангелы ни за что не хотят уходить дальше Хрустального неба. Это приз. Каждый ангел мечтает о нем. И ради него мучается с овечками. Твой Ж-ангел была в двух шагах от Хрустального неба. Но ты все испортил. За это мало морду набить.
Ожидать от Витьки, даже сменившего имя, такой тирады было нереально. Видимо, Хрустальное небо – вещь стоящая, раз сурового друга развезло в кисель. Прямо захотелось одним глазком взглянуть на чудо. Может, ради него стоит потерпеть овечку...
– А яблоки?
Ибли отразил глухое непонимание.
– В раю ведь яблоки, молочные реки, нектар, все такое.
Бывший сержант нахмурился:
– Это не рай, старик. Не рай. Это Хрустальное небо. Чего звал?
Торопливо и сбивчиво Тиль объяснил, что попал на отвратительную овечку, но это полбеды, хуже, что не знает, как с ней справляться, в общем, уже заработал кучу штрафов и теперь хочет, чтобы...
– Тебе что, старик, так и не сказали? – перебил Витька.
– О чем?
– Как ты здесь очутился.
– Торквемада отлучился на футбол, вот я и...
– Не то. Что Там случилось, знаешь?
Ради друга Тиль мог и повториться:
– Грузовик сбил. Случайно. Я же внезапный...
– Дурак ты, внезапный! – гаркнул Витька и саданул кулаком воздух или, может, эфир. – А еще в ангелы поперся... Тебя убили! Грохнули, как щенка. Завалили. Мочканули. Понял, старик?
– Как? – только и смог выдавить Тиль.
– Не знаю, боец. Не знаю... Разведданные точны. Можешь не сомневаться.
Найти бы решительные аргументы, но они куда-то подевались. Все стало просто и понятно, как в кино: его убрали. Заплатили за работу и подчистили мусор. Какие негодяи. Даже Мусика не пожалели. Повстречать бы того заказчика здесь, за рощей, а уж это поганец мимо не денется, и убить на месте. Но как ему удалось все подстроить?
– Мысли без меня мусоль, – Витька нацепил кепи. – Еще есть вопросы, ангел?
– И что это значит?
– Честно, старик?
– Не жалей патронов, старик.
– Ты крепко попал. Крепко. Завалишь с первой овечкой, а ты завалишь, все ангелы с этого начинают, и тебя вышвырнут. По-другому спровадить нельзя, а оставлять незачем. Таков Милосердный Трибунал.
– Куда?
– Лучше не знать. Хрустального неба точно не жди.
– Но ведь мне дали целую вечность, может, успею научиться...
– Тебе дали одну вечность. Одну. Это означает: одна попытка. Одна овечка. Один шанс. Другого не будет.
– И ничего нельзя исправить?
– Держись, ангел Тиль. – Бывший Витька двинул друга кулаком в плечо и сгинул. Вот какой он – этот Ибли, тумана напустил и ничего толком.
Перышко ожило и добавило пару сотен штрафных.
Знать, поганая овечка очнулась и что-то вытворяет.
XII
На Том свете Толик искренне верил, что неудачи, разорявшие после особо щедрых дам, были происками злого рока, и старательно не замечал малоприятную истину. Блистательно мороча головы женщинам, он умудрился сохранить наивность провинциала, не привыкшего к законам столицы. Друзья щедро одалживали деньги и запросто спускали на ветер потому, что Толик всегда соглашался винить колебание курса акций или экономический кризис в Юго-Восточной Азии.
Залет на Срединное небо поначалу не вызвал вопросов. Тиль искренно считал, что попал в аварию случайно. Витька посеял сомнения, которые взошли мрачной подозрительностью: ему отплатили убийством за честно сделанную работу. Но как у них получилось? В свои планы Толик не посвящал никого. Маршрут движения выучил наизусть и вообще ни с кем не общался. Как же сумели подстроить грузовик на шоссе?
Погрузившись в мрачные раздумья, Тиль промахнулся и влетел в холл. Просторная комната пребывала в тишине. Появление ангела заметил только кот, который порвал с дремотой и уставился настороженно.
Пора наладить отношения с единственным существом, которое его видит.
Прислонив Мусика к камину, Тиль опустился на корточки и пригласил животное знакомиться. Кот приблизился, соблюдая вежливую дистанцию, но когда Тиль погладил по шерстке и почесал мохнатый подбородок, размяк, приластился и заурчал. Пальцы ангела и шерстинки не потревожили, проникая сквозь кожу, но коту нравилось.
Перышко напомнило, что для нежностей не время.
– Веди, приятель, к своей хозяйке, – попросил Тиль.
Кот выгнул хвост со значением и важно потрусил к спальне. Поглядывая, не отстает ли ангел, подскочил к двери и жалобно замяукал под скрежет когтей. Створка приоткрылась, чтобы впустить любимца. Для ангела было узковато, он прошел напрямик.
Посреди разбросанных платьев стояла Тина в ажурных стрингах. Овечка зябла, но упрямо не одевалась. Ничего не съев, успела проглотить две таблетки успокоительного, гнавшие ватный туман по сосудам. Тиль постарался не смотреть внутрь тела. Но и снаружи было мало приятного. Еще не женщина, но уже не ребенок, развившаяся, но не созревшая, казалась недоделанным созданием, скульптурой, которую автор забросил высекать на полпути, от чего будущая красота не различалась в грубых сколах природного материала. Неприязнь крепко владела ангелом, но не осталось роскошного права сложить руки и наблюдать, как овечка свернет себе шею.
Приложив очередную тряпочку к впалой груди и немедленно отшвырнув, Тина почесала кота, устроившего лежку на уголке кровати.
– Мотька, ты на что уставился, бандит? – спросила она, посмотрев сквозь Тиля.
Ангел подмигнул, дескать, не выдавай тайну. Кот благородно сожмурился.
Расследование, чем занималась овечка без присмотра, не обнаружило серьезных проступков или того, за что бы следовало выписать штрафных. Подопечная держалась в рамках. Ну, буркнула что-то матери и тетке через дверь. Разве за это надо наказывать ангела? Он ведь не нянька. Обидно, честное слово. Правилам не обучили, крыльев не дали, а колоду навесили. Как тут быть ангелом.
Пожалев себя, таким образом, Тиль заглянул в варианты. В ближнем показалось мало хорошего, наверняка на пару тысяч штрафных. Но другие беспокоили серьезно. Явно просвечивала такая неприятность, что штрафных могло не хватить. Хуже всего, что в последнем – маячила пустая чернота.
Швырнув на пол очередное платье, Тина взяла следующее. Она была спокойна, как закаченный таблетками человек, счастливо не знающий будущего. Только ангел видел, что может случиться.
Читать бесплатно другие книги:
