Я, ангел Аврилов Константин
– Не проблема. Заплатили бы.
– А если бы этот сумасшедший майор что-нибудь с тобой сделал?
– Трахнул? – с наивной улыбкой спросила дочь. – Прикольно.
Виктория Владимировна собрала все материнское терпение и мягко спросила:
– Зачем ты так себя ведешь?
Тина запахнула отвороты халата и попросила:
– Я очень устала, Вика, я хочу спать.
– Не называй меня Викой.
– Хорошо, Вика. Спокойной ночи.
Мать вышла из спальни нарочно медленно, но дверью саданула от души.
Тина замерла, словно буддийский монах в медитации, уставившись в невидимую точку. Как раз удобно разобраться с досье.
Тиль сосредоточил внимание, но перепутал плечо. Он понял ошибку, когда случилось нечто. За каждым экранчиком явилось по три новых, а дальше каждый из них стал множиться на три следующих. Через миг над овечкой вздымалось величественное древо будущего, всей ее жизни, вернее не одной жизни, а бесконечного разнообразия всех жизней, которые бы она смогла прожить. Варианты уходили далеко ввысь, ветвились раскидистой кроной, плодились и размножались, увеличивая разнообразие беспредельно. Наверное, ангел мог просмотреть каждый, но для этого потребовалась не одна вечность. Узнать все закоулки судьбы овечки по силам только бесконечности. Вот что значит их свобода. Ангел поразился открывшейся красоте. И ощутил до самой глубины своего естества, что так же беспомощен, как и овечка, перед великим творением, в котором каждый – маленький винтик, песчинка и необходимая часть целого. Вся его помощь, любой выбор его или овечки уже были спланированы, они все равно будут двигаться по предначертанному, пересекаясь с миллионами древ судеб других овечек и сплетаясь в Большой замысел. Постичь или обыграть его не стоит пытаться маленькому ангелу. Но вариантов так много, они столь разнообразны, что в конечном счете и овечка, и ангел свободны в своих поступках. Он мог предпринимать любые усилия, любую помощь, и это уже было в древе вариантов и, наверное, включено в неизмеримой последовательности причин Большого замысла. Но если не будет делать ничего, древо не оборвется и Большой замысел примет это равнодушно, что тоже наверняка предусмотрено. Парадокс свободы и неизбежности. И ради чего тогда все?
Открытие оглушительное. Тиль ощутил ядреную смесь безграничного восторга и глубочайшего разочарования. Срочно требовалось поделиться хоть с кем-то обретенным знанием. Он показал на древо Мусику, но мотоцикл остался равнодушным. Зато с пола послышалось удивленное мяуканье. Мотька изучал древо судьбы золотистыми глазищами.
– Опять уставился, котяра? – раздраженно бросила Тина, поднимаясь с кровати. – И чего ты там видишь? Сардельки в сметане мерещатся?
Взяв рамку, она всматривалась в фотографию не очень красивого мужчины лет за пятьдесят, с узкими злыми глазами и неприятной формой лысого черепа.
– Папка, родной мой, – прошептала овечка. – Плохо мне. Трудно... Не хватает тебя... Я бы уселась к тебе на колени, обняла, ты бы погладил по голове и сказал: «Ах ты, хулиганка моя бесценная, кровиночка моя, гордость моя, наследница». Так, как ты, никто говорить не умел. И никто мне не нужен, кроме тебя. Я знаю, ты самый добрый и лучший, я не верю тому, что сказал тот придурок. Никогда не поверю. Как мне плохо. Папа... Папочка... Прости меня... Я...
Девочка совсем не умела плакать, жалкая слезинка укатилась по крылышку ноздри. Но у ангела что-то сдавило в том месте, где у Толика билось сердце. Древо судьбы с тропинками, ведущими в предначертанное, растаяло. Осталась овечка, одинокий и несчастный ребенок, росший в заботе и счастье и вдруг выброшенный на холод, как ненужная собака. Зябко, страшно, она выставила иголки и пытается защититься, делает что может. У нее есть все, кроме главного, что не купить за все деньги папы.
Что же делать ангелу между овечкой и великим безразличием?
Поцеловав фотографию и засунув кулон за подушку, Тина свернулась под одеялом. Вспрыгнув в ноги хозяйке, Мотька пригласил ангела устраиваться, как дома.
Тиль присел на краешке.
Овечка засыпала быстро, словно проваливалась. Задышала ровно и тихо.
Поискав, Тиль обнаружил, что у него не осталось ненависти. Она исчезла начисто. Даже не заметил, как растворилась. Была – и нет. В той жизни Толика швыряло из крайности в крайность, мог обижаться отчаянно и навсегда, но стоило обидчику поднять лапки вверх или скроить жалостливую мину, пыл пропадал. Толик забывал обиду легко, как денежные долги. Он считал жалость самым крупным своим недостатком, скрывал, как мог, отчаянно боролся, но порок всегда побеждал. Жалость брала верх над смыслом. Друзья это знали и бесцеремонно этим пользовались. А Толик прощал в очередной раз. Но ангелу зачем жалость? Зачем жалеть, когда есть древо судьбы? Там жалости незаметно.
Тиль украдкой взглянул на перышко: свежих штрафных не добавилось. Наверное, ангелу не запрещается жалеть. Хотя, жалея, трудно управлять овечкой. Чего там, она и так неуправляема.
Захотелось остаться до утра, там все равно делать нечего, а здесь уютно мурлычет кот. Ангел уже собрался заняться досье, как вдруг понял, что может войти в ее сон. Вход был открыт.
И он вошел.
Высился купол глазного яблока, в центре которого пульсировал карий шар в тонкой оболочке. Зрачок не отдыхал, следил. Арками разбегались кровеносные сосуды.
Местечко малопривлекательное. Висели свинцовые тучи, из которых сыпалась ржавчина, погнутые гвозди и обломки битых шестеренок. Под ногами хлюпала жижа, словно расплавилась пластмасса. Обгорелые камни, скелеты разрушенных домов с обугленными трубами, разломанные, перекореженные, разбитые остатки конструкций, напоминавшие детские игрушки, торчали заброшенными надгробиями.
Тотальная война, обратившая в руины живое, оставила после себя мертвую зону. Но живые тут все-таки водились. Высоко над ангелом пролетели существа с хвостами драконов, из раззявленных пастей капала слизь. За руинами хоронились выродки, мутанты без обличья: косматые спины, поросшие гнилыми иглами, язвы на изувеченных мордах. Звери скалились, рычали, но близко не лезли.
Дул ветер, затягивал серый ил, дымом стлавшийся от земли.
Маленький ангел потерялся среди враждебной пустоты.
Он выбрал путь.
Переступая через обломки стен и колючей проволоки, через рытвины и воронки, через лужи, в которых булькал гной, через болота, где плавали куски тел, добрался до стены, оказавшейся дремучим лесом. Стволы замерли в конвульсиях, кора цвета свежей нефти изогнулась в болезненных заворотах, как потоки застывшей лавы. Ветви топорщились ранами, раскоряченные и голые. Деревья срослись в плотную паутину, но Тиль разыскал дорогу.
В лесу что-то шумело и переваливалось, скрежетало и падало.
Донесся крик. Отчаянный и беспомощный, так зовет на помощь ребенок. Не разбирая, Тиль ломанулся напрямик, круша и разметая препятствия.
Он выскочил на полянку, покрытую ковром молодой травы. Среди обступившего сумрака, на клочке зелени было солнечно, лучик пробился сквозь тучи. На полянке, сжавшись комочком и спрятав лицо в коленях, хоронилась девчушка. Лохмушки, заплетенные в хвостики, платьишко в пестрый цветочек, беленькие носочки и сандалики с ремешком. От роду года четыре, не больше.
Под травой непрочно – каждый шаг, как по водной кровати – хлюпало. Ребенок не двигался, только дрожание косичек. Тень ангела прикрыла свет.
Не поднимая лица, ребенок сказал прокуренным баском:
– Уйди.
– Ты что же здесь натворила?
– Мое дело. Иди на фиг.
– Нет, уже мое. Заканчивай помойку у себя в голове разводить.
– Ты кто такой?
– Ангел. Твой ангел.
Девчушка недоверчиво подняла лицо, было оно заплаканным, под глазами цвели недетские синяки. Изучив строгим взглядом, харкнула под ноги и спросила:
– Типа ангел-хранитель?
– Типа того.
– А где крылья?
– Пока не выдали.
– Ангелов не бывает. Пошел на хер.
Тиль гордо расправил плечи:
– Детка, веди себя со старшими вежливо, а то отшлепаю.
Возникли помповые ружья, ребенок ловко передернул и наставил дула:
– Пошел на хер, козел.
Ангел взмахнул, стволы растаяли.
– Не балуй, детка, – ласково попросил Тиль.
Изучив опустевшие ладошки, девчушка смерила ненавидящим взглядом:
– Сейчас упырей напущу, посмотрим, какой ты храбрый, ангелочек.
Тиль сел на траву:
– Валяй. И мутантов не забудь, чтоб два раза не бегать.
Сощурившись, шмыгнула носом и вдруг улыбнулась:
– Вот ведь, гад, не боишься.
– Ангелы не могут бояться всякой чуши, которой набиты сны овечек.
– Кто овечка? – с угрозой спросил ребенок.
– Ты. Ты моя овечка. А я должен тебя оберегать. Усекла?
– Чем докажешь, ангелочек, что ты не глюк?
– Я знаю, что ты делала прошлым летом.
Пушистые ресницы захлопали в удивлении:
– Врешь.
Тиль вкратце описал кое-какие развлечения в колледже. Ребенок помрачнел:
– Подсматривал, гад? Шпионил? Кто протрепался?
– Да это у тебя... – Тиль не мог подобрать правильные слова, чтобы не напугать. – Короче, на лбу написано.
Тина подложила под себя ноги и расправила платьице, просто ангельское существо. Пронеслась тень дракона.
– Ладно, ангел смазливенький, чего надо?
– Почему хочешь себя убить?
Тиль увидел.
Просторный кабинет, Виктория Владимировна в траурном платье, Борисыч в черном костюме, какие-то люди в печали. Нотариус зачитывает завещание Ивана Дмитриевича. Все имущество переходит единственной дочери. Жена получает минимум, и то при одном условии. Тина вступает в права наследования сразу, как только исполнится восемнадцать лет. Но если до этого времени с ней что-то случится, внезапная смерть, или несчастный случай, или самоубийство, все состояние передается в пользу государства, включая дома, квартиры, счета и бизнес. Виктория оказывается на улице без копейки денег.
Видение растаяло.
– За что ты ее так ненавидишь? – спросил опечаленный ангел.
– Исковеркала жизнь отцу и мне, – ответила девочка, словно окончательно все решив. – Может, она и не моя мать. За все, сука, заплатит.
Для внушительности ангел поднялся, но устоять на зыбкой траве было трудно.
– С этого момента выбросила глупости из головы и слушаешь меня. И делаешь, как я прик... посоветую.
– Человек ангела не слышит.
– Есть одни способ. Отнесись серьезно. Запомни: почувствуешь резкую боль в животе два раза – это значит я тебе прик... не советую делать. Одни раз – разре... советую. Поняла?
– Через говно со мной будешь общаться? – ребенок залился клохчущим хохотом и добавил: – Хорош ангел, нечего сказать.
– Не твоего ума дело. Ангел думает за тебя.
Она насупилась и вдруг спросила:
– А если не послушаюсь?
– Будет очень плохо, детка.
– Откуда ты знаешь, от чего мне будет хорошо? Жопа подскажет?
Вопрос оказал трудным. Тиль потер в задумчивости за ухом:
– Тебе не один хрен? Слушай прямую кишку – не пропадешь.
Ребенок нагло ухмыльнулся и заявил:
– А вот возьму и сделаю по-своему. Что тогда?
– Накажу, – не очень уверенно соврал Тиль. Плохо, недостоверно.
Опытный хищник почуял слабину:
– В угол поставишь? Садомазо с плетками и наручниками? Вы как, анальные, любите доминировать или страдать?
– Узнаешь, что тогда будет...
Поигрывая оборками платья, малышка очаровательно улыбнулась:
– Ни хрена ты не можешь, ангелочек. Вали отсюда и не лезь в мои сны. А то таблеток наглотаюсь. Сдохну, а тебе всыплют за это.
– Постой, – растерялся Тиль. – Погоди...
Зрачок в центре купола дернулся, лес, полянка, платьице и девчушка рассыпались в цветное конфетти, закружились вихрем, унеслись.
Тина проснулась, поморгала, словно стряхивая лохмотья кошмара, потянулась к тумбочке и жадно выпила полстакана сладкого молока. Эту привычку она усвоила с раннего детства: каждую ночь выпить тепленькое. Не могли помешать ни похмелье, ни перебор дури. Овечка заглатывала дозу, не просыпаясь до конца. Досье указывало точно.
Ничего не помня, она перевернулась на другой бок и засопела. До утра можно расслабиться.
Ангел помахал недовольному коту, потревоженному хозяйкой, и покинул пост.
XIV
Нельзя жалеть. Это точно. Да и кого? Сумасшедшую, которая хочет унизить родную мать ценой собственной жизни. Настоящую преступницу. Подумаешь, слезу пустила. Это не повод забывать, кто она на самом деле: опасный зверь. Если бы не нужда, наблюдал бы, как обломается древо ее судьбы. Надо вести себя как другие ангелы. Не зря советовали.
С досады на романтический дурман Тиль саданул Мусика по бензобаку.
– Упрямая, злобная, наглая гадина!
Кажется, ангел кричал.
Мохнатая морда потасканного пса уставилась с любопытством. Барбос без породы и племени, вожак бродячей стаи, загрызет и не поперхнется. Опасный зверь, кто знает, что у него осталось от прежней шкуры.
Тиль дружелюбно поднял ладонь:
– Салют, братан! Паркуйся, кореш, побазарим, типа перетрем.
Черная картофелина носа презрительно сморщилась:
– Фу, молодой ангел, откуда вы набрались такого отвратительного блатного жаргона! – с профессорским выговором отчитал пес, не размыкая пасть. – Это совершенно недопустимое поведение. Не зря вам хотели надавать по... ну, неважно.
Очень не хотелось, но Тиль все равно извинился.
– Что, коллега, с овечкой проблемы? – участливо поинтересовалась псина. – Не переживайте, это нормально. На втором десятке начинаешь понимать, как с ними управиться. Научитесь, впереди у вас вечность.
Да нет у него вечности в запасе. А вот штрафных больше, чем надо. Найти бы управу на взбалмошное создание. Тиль застенчиво потупился:
– Можно побеспокоить вас вопросом?
– Разумеется, молодой ангел, – пес уселся на хвост и задней лапой почесал загривок, хотя откуда у собачьего ангела блохи.
– Дело в том, что я опоздал на учебу, слишком мало знаю об овечках, то есть как ими управлять. Так вот...
Барбос навострил уши:
– Что я слышу! Молодой ангел мало знает? Это недопустимо. Надо срочно пополнить запас ваших знаний.
– Но... – попытался возразить Тиль, ему было важно знать только одно: где у проклятой овечки кнопка. Прямая кишка не всегда срабатывает.
– Следуйте за мной, молодой ангел.
Квадратный дворик старинного монастыря замостили крупным булыжником. Стены древности поросли трещинами и плющом, в центре расположился фонтанчик. Над чашей, изогнутой лепестками, возвышался каменный цветок, из которого торчали затейливые кранчики птичьих клювов, отливавших начищенной бронзой. Журчали струйки жидкости, такой прозрачной, что она была еле различима. Всего – дюжина. Клювы венчали каменные щиты с туманными символами.
Пристроившись рядом с чашей, пес гостеприимно пригласил:
– Ближе, молодой ангел, не бойтесь.
– Что это? – спросил Тиль, пытаясь уразуметь резные знаки: казались знакомыми, но смысл ускользал.
– Источник знаний, разумеется. Квинтэссенция накопленного цивилизациями, в чистейшем виде. Употребите, не стесняясь.
– Я смогу выпить?
– Сможете, сможете, – пес протянул лапу, как за сахарком. – Скажем, попробуйте вот это. Подставьте ладонь...
Водица невесомо ударила в линии судьбы и отскочила брызгами. В сей же миг Тиль познал всю музыку, какую извлекли с тех пор, как человек ударил палкой по натянутой шкуре мамонта. Армия мелодий звучала одновременно. Монгольские дудки дрались с вагнеровским оркестром и толкались с воем эстрадных песенок. В этой какофонии Тиль мог слышать каждую мелодию. Спасаясь от грохота, ангел заткнул уши и затряс головой.
Пес самодовольно оскалился:
– Чудесно, молодой ангел, восхитительно! Не желаете попробовать вот это?
Чтобы заглушить самодеятельные оркестры пожарных команд, пробившиеся вперед, Тиль, не раздумывая, коснулся струйки.
Слова, слова, слова из миллиардов книг, написанных, напечатанных, сожженных и ставших бестселлерами, ворвались в череп, выдворив на задворки композиторов. Он познал всех писателей: от римского графомана до сочинителя криминальных историй, все, что они исторгли на бумагу, включая черновики и недописанные наброски. Стихи, прозу, сонеты, мадригалы, пьесы, сценарии, рассказы, заметки и фельетоны. Нашлось место для игры в бисер со степными волками. Оказывается, старина Гессе – важная птица, а не только председатель Милосердного трибунала. Книг было столько, что, казалось, вывалятся изо рта, ушей или разорвут ангела на клочки. Тонны библиотек ломали несчастную голову. Хотя чему бы там ломаться. Мозгов нет.
Зашатавшись, Тиль схватился за бортик фонтана.
– Ничего, ничего, скоро пройдет, – утешил пес.
Обалдевший ангел нацелился на следующий клюв:
– Сейчас по третьей жахнем...
– Ни в коем случае! – вскричал пес в мозгах громче музыки и книг. – Знания надо поглощать постепенно. Иначе сойдете с ума. Ну, как, вам легче?
Тиль благородно согласился, хотя выворачивало наизнанку.
– Замечательно! Богатство вашего образования пополнилось значительно. В дальнейшем будете принимать другие, если захотите, пока не дойдете до конца. Только прошу: не более одной отрасли за раз. Уяснили?
– Вполне. Но вот что непонятно: как знание, например, вот этого... – Тиль фальшиво прогорланил три такта 9-й симфонии Бетховена, – ...поможет рулить овечкой?
Псиный ангел растерянно заморгал мохнатыми ресницами.
– А декламация собрания сочинений Толстого поможет забраться на Хрустальное небо? – не унимался Тиль, которого пьянило от избытка знаний. – Типа высокое, бесконечное небо Аустерлица в глазах Андрея Болконского – это пропуск или пустая трата штрафных?
– Желаю покорных овечек! – И пес ученый стремительно пропал из виду. Собака – и есть собака, что с него взять.
В голове понемногу улеглось, затихли звуки, угомонились слова. Бухнуло в литавры, выскочило: «Как там ни говори, что душа на небо пойдет... ведь это мы знаем, что неба нет, а есть атмосфера одна», и улеглось.
Он знал так много, сколько не изучил бы за всю жизнь, даже если бы сильно напрягся. Но все было бесполезно. Потому что ни в одной книжке, ни в одной песне не объяснялось, как управлять мелкой и нахальной овечкой. Горы познаний были бесполезны.
Перышко напомнило штрафным: пора быть начеку, овечка не даст прохлаждаться.
Хорошо, что Мусик всегда готов.
XV
Кот прислонился к грелке и уставился в никуда. Изнеженному любимцу почесали за ушком, призывая ответить лаской, но зверь упрямо пялился на обои. Отодвинув Мотьку, впавшего в очередной ступор, Тина подтянула одеяло. Проснувшись, она никак не могла разобраться со странным чувством, приставшим липучкой. Сегодня ей что-то приснилось. Не странное, не пугающее, а такое, что может предвещать. Чувство было новым и неожиданным.
В приметы, сны, пасьянсы и гороскопы Тина не верила, потому что твердо знала свое будущее. Она выросла в счастливом убеждении, что желания исполняются, как закон природы, причем не самый существенный. Не надо гадать на кофейной гуще, когда и так ясно: папа купит все. А что не купит, докупит потом. У девочки не было мучительных страхов, надежд или мечтаний, которые могут не сбыться, и для того надо наколдовывать удачу. Она не знала разнообразных приемов ублажения судьбы, потому что в доме Ивана Дмитриевич такая чепуха находилась под строжайшим запретом.
Как-то раз, гуляя с отцом, маленькая Тина испугалась черной кошки, перебежавшей дорогу. Иван Дмитриевич устроил допрос, что случалось редчайше, и выяснил, что ребенку в голову засовывают глупости. Посадив Тину на колени, он ласково пояснил:
– Запомни, доченька, в приметы, случаи и все остальное верят только слабые и глупые люди. Мы верим только в себя и свои силы. Запомни накрепко. А если мать или тетя попытаются еще чему-нибудь научить, сильно пожалеют. Так и передай.
Усвоив урок, Тина не страдала предчувствиями. Даже кончины Ивана Дмитриевича не ожидала и дурных снов перед тем не видела. Но прошедшей ночью что-то случилось. Приснился необычный сон, в котором скрывалось что-то нужное. Только не вспомнить что. По ниточке интуиции она старалась вытянуть улов, но пойманное пряталось в глубинах тьмы, напоминая о себе легоньким подергиванием. Может, и не было ничего, только смутные страхи ушедшего вечера забрели да сгинули.
Выставив ушки, Мотька перевел взгляд на край кровати. Как будто видит что-то, негодник. Стало неуютно и зябко.
Кота бессовестно стряхнули с одеяла:
– Катись на кухню, мышек поищи, а то скоро в двери не пролезешь.
Дружеское сочувствие обиженному животному ангел не выразил, потому что был занят. Тиль проверял один из вариантов и тихо злился. В экранчике тянулось подробно и нудно. Несомненно: овечка вставать и не думает. Может проваляться весь день. Что было не так уж и плохо. Пока Тина ворочалась с боку на бок, Тиль коротенько пробежался по другим вариантам. Обозримое будущее проблем не сулило. Но что-то смутно тревожило. Как будто научился предугадывать беды овечки без помощи ангельских средств.
Под ворохом разбросанной одежды затренькал мобильник.
Вот оно: овечке нельзя брать трубку.
Звонок беспокоил. Тина скривилась: как назло, два раза резануло внизу живота. Скорчившись, она сползла с кровати. Пока шарила, могли бы повесить трубку, ангел очень понадеялся. Но абонент оказался настойчивым. Не попадая по клавишам, кое-как прижимая трубу к уху, ответила хриплым, простуженным голосом. Нормальным для хмурого утра.
– Тина? – с сомнением спросил девичий голосок. – Это ты... вы?
Голос был знаком, но пробивался из такого далека, до которого докапываться лень.
– Кто это? – раздражаясь возникшему беспокойству, рыкнула Тина.
– Извините, я, наверное, ошиблась...
– Ленка? Ты?
Более нежданным мог быть звонок только от английской королевы. На том конце мобильной связи обнаружилась одна из редких персон, которым позволялось числить себя в кратком списке друзей Тины. Вернее – подруг. Девочка училась с ней в закрытой школе, хотя как попала туда и как небогатым родителям удавалось оплачивать драгоценное образование, было загадкой. В классе Лену держали за белую ворону в жирной стае наследников вилл, тихо презирали и откровенно гнобили. Вокруг нее установили санитарный кордон, переходить через который богатым детишкам возбранялось. Но Тина по какой-то прихоти вдруг стала дружить с ней демонстративно и даже взяла под защиту. Ленка ответила искренней привязанностью. Дружба получилась странной, но крепкой. Может быть, Тина понемногу входила во вкус управления людьми. Когда она уехала в колледж, Лена не выдержала и ушла в другую школу. Переписка и созвоны продержались недолго, и больше трех лет между ними не было вестей.
– Ой! Тиночка! Как я рада тебя слышать!.. А что у тебя с голосом? Я тебя просто не узнала, думала, попала не туда. А это ты! Как здорово! Так что с тобой? Простыла? – голос Лены сохранил звенящий закал.
– Фигня, обдолбалась.
– Что?!
– Да не бери в голову. Ты как?
Оказалось, у Ленки столько новостей и она так хочет видеть школьную подругу, что по телефону всего не расскажешь. Тревога сна улетучилась, Тина увлекалась разговором и даже повеселела. Договорились встретиться как можно скорее, буквально через пару часов на старом месте.
Ангел беспомощно слушал. Использовать последний рычаг прямо сейчас – страшновато. И так уже был сбой.
Пока Тина приводила себя в чувство горячим душем, остывшим завтраком и слезами обиженной прислуги, Тиль еще раз углубился в проглоченные знания, надеясь, что среди вороха книг отыщется хоть одна, которая подскажет, как пробиться к овечке. Он рылся и рылся в океане слов. По мнению авторов, настоящие ангелы в основном печально взирали или несли весть. Были и те, кто оберегал в огненной печи трех отроков, а также совершал иные полезные, важные, великие и судьбоносные дела. С радостью Тиль повторил бы любой подвиг, но подробных инструкций по применению не было. Среди великого разнообразия историй и случаев не нашлось крупинки пользы. Может, дело в том, что у Тиля нет крыльев? Те, что в книжках, являлись уже оперившимися, а у него за плечами пушинки не выросло. Наверно, дело в этом. Может, стоит явиться пред очами овечки? Но и это не понятно как провернуть. Нет полезных советов. Судя по книгам, ангелы появляются или прилетают запросто, как к себе домой. А что делать, если вместо крыльев – мотоцикл?
Тиль окончательно понял: знания – зло. Знания – слабость. Может быть, Там они сделали кого-нибудь счастливее, умнее, лучше, может быть, обитает такой счастливчик, но для ангела знания – не дороже мусора. Ангелу нужно другое.
Мусик покорно сносил любопытство кота, готовый служить хозяину, но только не советом. А среди вариантов уже отчетливо обрисовалась большая проблема.
Выбросив книги из головы, Тиль обреченно отправился за овечкой, кое-как причесанной и пренебрегшей косметикой, зато светившей синяками под каждым глазом.
Местечко, в котором назначили свидание, он знал как свои пять пальцев. Вернее, знал Толик. Это было счастливое кафе, в котором началась профессиональная карьера. Сюда заглядывал не часто, а лишь когда было отменное настроение или хотелось подыскать новую работу. Почему-то здесь у Толика получалось лучше всего. Возможно, дам расслабляла волнующая атмосфера парижской кофейни, в которой черный кофе подается с бокалом воды и щепоткой флирта. Ничего уникального в заведении не было: венские стулья, потертые столы, занавески на окнах, гравюры Монмартра и скудные цветочки. Но какая-то загадка была. Что странно: Толик наверняка пересекался здесь с Тиной – может, сидели в разных концах зала – и даже не догадывался, кем появится вновь.
Лена приехала, как положено, дожидалась опаздывающую подругу за чашечкой эспрессо. Когда Тина вошла в зал и, прищурясь, искала знакомое лицо, бросилась навстречу, повиснув на шее. Овечка не была готова к щенячьему восторгу, но порыв стерпела.
Унявшись, подруга детства осмотрела то, что Тина натянула из попавшего под руку, и выразила восхищение:
– Потрясающе, Тинка! Выглядишь фантастически! Как из журнала. В Англии купила? Отлично, тебе идет! – Сама Ленка одевалась в дисконт-магазине, и то по большим распродажам.
Шумные эмоции – всегда маленький спектакль. На них стали поглядывать. Не терпя чужого внимания, Тина подтолкнула подружку на место.
Ангелов было немного. На Тиля посматривали, как обычно, с любопытством, изучая воловьей кожи комбинезон, но лишь приветливо кивали. Знакомиться ближе никто не спешил. Ангел Лены занимал подоконник, уставился на коллегу, но здороваться не стал, а нагло отвернулся. Над идеальным телом в смокинге торчала голова старого пирата или душегуба с большой дороги. Судьба овечки была ему глубоко безразлична. Значит, помогать никто не будет. Второй закон и все такое.
Подкатив Мусика к столу подружек, Тиль устроился ждать шанс взнуздать непокорную овечку.
И без досье было понятно, что Ленка совершенно не похожа на Тину. Добродушие и честность, слегка отдающие глупостью, били через край. Не имея и десятой доли того, чем разбрасывалась Тина, Леночка радовалась каждой мелочи, которая перепадала. Она была неприхотлива и наивно искренна, насколько вообще может быть молодая девушка. Наверное, они подружились потому, что более разные характеры трудно было вообразить. К тому же Лена была старше на полтора года.
Завладев инициативой, она болтала без умолку, выпалив главные новости: что закончила школу, что поступила на бесплатное отделение педагогического института, что будет учительницей младших классов, чему искренно рада. При этом успевала спрашивать. Тина отвечала нехотя, односложно, но незлобно. Это не мешало Лене говорить без остановки.
– Можешь меня поздравить. – Она салютовала кофейной чашкой.
– Поздравляю, – вяло отозвалась Тина.
– Я замуж выхожу!
– Давно пора. За это надо выпить. Какое шампанское любишь?
– Нет-нет, потом. Знаешь, Митя просто замечательный!
– Кто?
– Жених мой! Я его просто обожаю. Он просто необыкновенный, настоящий ангел. Влюбилась как дура. Думаю, это на всю жизнь. И он меня безумно любит. Мне так хорошо с ним, спокойно, надежно. Ты не представляешь, какое это счастье. Смотри, какой он классный... – Лена подсунула мобильник: в окошке виднелась худощавая физиономия курносого юноши с большим лбом и в очках с металлической оправой. – Правда, прелесть? А у тебя?
– Что?
– У тебя есть... молодой человек? Кто он? Расскажешь? Фотка есть?
– Чем же твой Леша так хорош?
– Митя. Он необыкновенный...
Читать бесплатно другие книги:
