Алиф-невидимка Уилсон Дж.

Глава десятая

К счастью, в кабинете шейха Биляля обнаружилась цифровая абонентская линия. Он быстро подключил провод к старенькому ноутбуку «Тошиба», заполненному таким же древним барахлом, но зато оперативной памяти тут хватило для того, чтобы Алиф мог сделать все то, что задумал. После того как он проверил свою почту и сохранил в облаке нужные сообщения, юноша убедил шейха разрешить ему стереть все с жесткого диска аппарата, чтобы иметь перед собой совершенно чистую машину, в которую он мог бы загрузить все то, что ему требовалось, то есть самого себя. Линукс он взял со своего нетбука, а потом испытал чуть ли не физическое возбуждение, увидев, как на мониторе вспыхнула такая знакомая домашняя картинка. Аппарат привычно щелкал и похрустывал, и от этого тоже становилось теплей внутри. Потом Алиф установил «Альф Яум», прижав его полупустым ящиком из-под бутылок с питьевой водой, который нашел на захламленном столе шейха, и открыл книгу на истории про оленя и лань. Это стало его исходной точкой. Алиф набрал в легкие побольше воздуха и так же медленно выдохнул, собираясь с силами.

— Прости меня, мой мальчик, — раздался голос шейха Биляля от дверей. — Я до сих пор никак не возьму в толк, что же ты надумал сотворить. Ты говоришь, что твой цензор намеревается создать компьютер. Но мой компьютер не только уже создан, но уже успел порядком устареть.

— Если только я прав, это не имеет никакого значения. — Алиф прищурился от розового света зари, проникающего в комнату через решетчатые окна. — Я заново научу его думать, и делать он это будет тоже совершенно по-другому. Я подарю ему второе дыхание.

— Прости, я не совсем понял.

Алиф повернулся и бросил на старика взгляд, полный теплоты. Наконец-то он посмотрел на него дружелюбно. Алиф хорошо понимал, что теперь ему понадобится огромное терпение. Но его переполняли новые знания, он буквально горел изнутри, и огонь этот был даже ярче света красной зари. Сейчас Алифу казалось, что он способен объяснить что угодно и кому угодно.

— Вы помните наш разговор о квантовых компьютерах?

— В общих чертах.

— Теоретически квантовый компьютер может исполнять функции по обработке информации, используя ионы, которые, конечно, нелегко предоставить, управлять и манипулировать ими. Вот почему в основном, конечно, квантовый компьютер по-прежнему остается только мечтой. Даже у Руки нет такого оборудования. И все же. И все же… — Глаза у Алифа заблестели, и он продолжал: — Но ведь можно заставить делать почти то же самое и обычный кремниевый компьютер, только он должен начать мыслить метафорически.

Шейх насторожился, он внимательно смотрел на юношу:

— Если учесть, что каждое слово имеет слои значения…

— Вот именно. Вы все понимаете, да! Я знал, что все так и будет. И впервые я подумал о такой возможности, когда мы разговаривали о Коране. Я размышлял над метафорами. Что они значат по своей сути? Это же некие знания, которые существуют в нескольких состояниях одновременно и при этом не создают противоречий. Я вспомнил про оленя, про лань и ловушку. И вместо того чтобы работать с линейными цепочками, с единицами и нулями, можно сделать так, чтобы компьютер начал работать с более сложными понятиями, с группами единиц и нулей и точек между ними, причем делать это он будет одновременно. Если… если только научить его преодолеть бинарную зависимость, заставить его пойти еще дальше, в корне изменить его природу.

— Ну, для меня это звучит сложновато.

— Не то что сложновато, а просто невероятно, наверное, — подхватил Алиф. — Но это возможно. — И он принялся быстро печатать. — Все современные компьютеры — самые настоящие педанты. Для них весь мир разделен на белое и черное, на «вкл.» и «выкл.», на правильно и неправильно. Но я научу ваш аппарат различать множество самых разнообразных элементов, взаимозависимых генезисов, систем мультивалентных причин и следствий.

Он услышал, как шейх нерешительно зашаркал тапочками, переминаясь с ноги на ногу.

— Когда мы говорили о Коране, — заговорил старик, — я тоже пытался понять, что ты хочешь сказать мне о компьютерах. Но я не думал, что ты поймешь все настолько буквально и даже начнешь работать прямо здесь…

— Коран тут ни при чем, — быстро отозвался Алиф. — Мне нужна совсем другая книга. Я использую «Альф Яум». Коран статичен. В нем запрещено что-то менять, даже одну-единственную точку. И нас учат наизусть читать его, чтобы мы правильно произносили слова, потому что если хоть один звук будет произнесен неверно, то это уже будет не Коран, а что-то совсем другое. А вот «Альф Яум» — это динамичное произведение, оно меняется, то есть я хочу сказать, что меняется сама книга, и все зависит от того, кто именно ее читает. Например, дервиши увидели в ней философский камень, а для меня это определенные коды, которые я могу использовать в новой программе.

— Знания должны быть закреплены каким-то образом, чтобы потом можно было сохранить их, — продолжал шейх. — Вот почему Коран нельзя менять. Существовали и другие пророки, которые были посланы к другим народам, но из-за того, что их книги менялись, их знания в конце концов были утеряны.

— Это можно поправить, — произнес Алиф, но на этот раз уверенности в его голосе было уже намного меньше. — Скорее всего это тоже возможно. Во всяком случае, Рука в этом просто уверен. Он был готов перевести строки этих метафор в цепочки команд.

— Но ведь это очень древняя книга! И тот, кто сочинил ее, не мог ничего знать о компьютерах.

— А этого и не требовалось. Главное даже не то, что они говорили, а метод, которым они доносили информацию, то есть кодировка. Они запихнули все, что имели, в один котел и разработали систему перевода информации, которая могла бы адекватно справляться с возможными возникающими противоречиями. И вот именно такую систему я собираюсь смоделировать в вашем компьютере.

Пальцы Алифа внезапно застыли в воздухе над клавишами. Где-то в голове возник навязчивый образ, от которого у него даже заломило в висках и затылке одновременно: силуэт Дины, ясно вырисовывавшийся черным на фоне неба на их крыше в районе Бакара. Черная ткань ее никаба развевается, а горизонт составлен из ряда бледных и покрытых пылью минаретов. В руке она держит экземпляр «Золотого компаса», и она размахивает им, как вражеским знаменем. Алиф быстро и часто заморгал, сосредотачивая взгляд на мониторе.

— Впрочем, я до сих пор до конца не уверен, как нужно связать отдельные части моей системы между собой.

— Ну, в таком случае я бы на твоем месте проявил крайнюю осторожность, — заявил шейх Биляль. — Самая главная победа шайтана заключается в том, что он умеет создавать иллюзию, будто у тебя все получается. Он всегда подстерегает нас там, где дорога раздваивается. Он поджидает тех, кто становится чересчур уверенным в себе и теряет верный путь. Вот тогда он рискует по-настоящему заблудиться.

— Мне нужно начать кодировать, — объявил Алиф. После этого он услышал шорох халата шейха и понял, что старик благоразумно удалился, не желая мешать молодому человеку. Солнце становилось все более настойчивым, и теперь от его лучей, проходящих сквозь решетки на окнах, на полу образовались затейливые узоры. Голова продолжала болеть, но Алиф решил не отвлекаться от работы. Несколько раз до его слуха доносились ружейные выстрелы, а один раз что-то прогремело, как будто где-то далеко начиналась гроза. Но этот шум всякий раз прекращался и сменялся прерывистым чириканьем воробьев во дворе. Один раз Алиф услышал, как кто-то говорил в мегафон и при этом настойчиво советовал укрывшимся сдаться, обещая, что тот, кто добровольно отдаст оружие, останется целым и невредимым.

— …думают, что мы тут все вооружены, — послышался откуда-то из коридора голос Дины вместе с шарканьем ее ног в сандалиях.

— Я не знаю, дочь моя, — негромко ответил ей шейх Биляль. — Может быть, только твой друг. В любом случае, они не могут зайти сюда. Эта мечеть была выстроена очень давно с тем учетом, чтобы сдерживать набеги бедуинов.

Голоса затихли в глубине коридора. Алиф закрыл глаза и зажмурился до боли. Потом, когда он резко раскрыл их, его словно ослепили какие-то огни перед глазами. Но, кроме солнечного света, в комнате присутствовало еще что-то, как будто воздух начинал сгущаться рядом с ним. Это чувство было не постоянным, оно находило на юношу волнами и сразу же отступало. Очень скоро он заметил рядом с собой едва видимого невооруженным глазом Викрама, который материализовался в виде темной субстанции, словно свернувшейся, защищаясь от серьезной опасности. Алиф даже не увидел, а осознал, что Викрам сильно устал и был уже на пределе.

Тем не менее молодой человек продолжал активно работать. Он знал, что ему нужно делать, и выполнял действия одно за другим даже раньше, чем успевал реагировать на это его мозг. Он все еще мог пользоваться какой-то частью Голливуда и потому быстро и ловко вкладывал коды в память компьютера Биляля, с удовлетворением наблюдая за тем, как буквально у него на глазах вырастали башни алгоритмов. Потом он отвлекался от клавиатуры и переходил к «Альф Яум». Он читал очередной отрывок из книги и сразу же делил его на две линии кодировок. Фарухуаз, темная принцесса, стала набором алгоритмов из булевой алгебры, а няня, ее иррациональный аналог, заняла противоположную позицию. И не было в книге ничего такого, что он не сумел бы выразить в числах. Причем сами цифры, как и рассказы, были исключительно показательными, подменой того, что лежало гораздо глубже и было вмуровано в электрические импульсы внутри компьютера и в работающие нейроны в мозгу у самого Алифа. И эти события вместе со своими определяющими элементами сливались и спаивались воедино, в то время как молодой человек упорно продолжал свою нелегкую работу.

Солнце начинало припекать еще сильней, время близилось к полудню, когда решетка на окне наконец-то самостоятельно исполнила свое предназначение. Из-за нее в комнате образовалась какая-то узорчатая тень и в кабинете шейха сразу стало прохладно и сумрачно. Алифа поразило умение старинного плотника так искусно все рассчитать, ведь тень появлялась здесь именно в полдень, и при этом она ничуть не мешала ученому, занимавшемуся в комнате, обозревать двор мечети. Все было выстроено мудро и элегантно. Алиф даже позавидовал этому безымянному мастеру, ведь его собственное творение, когда оно, разумеется, будет закончено, окажется вовсе не элегантным и, конечно же, далеко не простым. Оно могло стать неуклюжим, выделяющим ядовитые испарения простором, увековечивающим давящую на него информацию. Возможно, его изобретение будет способно выполнять самые невероятные расчеты. А может быть, само по себе оно вообще не будет иметь никакого значения.

Ближе к вечеру к нему пришла Дина. Она принесла стакан чаю и тарелку с тушеной фасолью, которая, видимо, очень долго находилась в перегретой консервной банке. Алиф долго принюхивался к ней, прежде чем рискнул попробовать на вкус.

— Больше все равно ничего нет, — грустно сообщила Дина. — Мы не можем никого отправить за едой.

Алиф внимательно посмотрел на нее. Девушка уставилась в пол, но он успел заметить, что под глазами у нее образовались темные круги от недосыпания. Он протянул тарелку ей.

— Лучше ты поешь, — предложил он. — Тебе надо набираться сил. И вообще сейчас ты должна лежать и отдыхать.

Дина нетерпеливо махнула здоровой рукой.

— Я уже поела. Там, снаружи, вроде бы все стихло. Но Викрам говорит, что улица по-прежнему перекрыта, а на крышах засели снайперы. Мы в осаде.

— В новостях про нас говорят?

— Только про тебя. И называют тебя фальшивым и… то есть твоим ником. И террористом.

Алиф закинул голову назад и закрыл глаза. Его имя. Он вспомнил, как шептала Интисар в темноте его имя, как она боготворила его. И теперь узнать, что его так очернили перед публикой, было даже хуже, чем новость о том, что юношу обвинили в терроризме. Тем более что террористами часто называли и более благородных людей.

Дина вложила стакан с чаем ему в ладонь.

— А ты ведь никогда не рассказывал мне о том, что работаешь на исламистские группировки.

— Я ни на кого не работаю. Я работаю против цензоров.

— Но ведь ты помогал исламистам.

— И коммунистам тоже. И феминистам. Я помогаю всем, у кого есть компьютер и обида на государство.

— Ну хорошо, я просто хочу напомнить тебе, что в новостях журналисты таких философских тонкостей не сообщают.

— Конечно, нет. А когда было по-другому? — Алиф зачерпнул ложку фасоли и сунул ее себе в рот. Дина чего-то ждала и, оставаясь на месте, оглядывалась по сторонам, рассматривая многочисленные книги и папки с документами в кабинете шейха.

— И чем же ты здесь занимаешься? — поинтересовалась она.

Алиф сжал губы.

— Рука украл мою идею, — наконец произнес он. — А теперь я ворую кое-что и у него.

— И какой в этом смысл? Ты все равно сможешь покинуть мечеть только в наручниках и с черным мешком на голове.

— Не важно. К этому времени я успею разгромить всю их систему. Все данные, которые они собрали против меня и моих друзей, превратятся в жуткое месиво, больше похожее на неудавшуюся яичницу. Больше он никогда не сможет использовать Тин Сари против кого бы то ни было. Конечно, если они захотят, то убьют меня, но я уже победил их. — По его телу прошла дрожь. Запах, исходящий от книги «Альф Яум», почему-то будоражил его, вызывая какие-то новые и непонятные чувства, отчего хотелось куда-то бежать, что-то рвать и уничтожать до тех пор, пока противник не будет побежден окончательно. Какая-то часть его самого перепугалась такого прилива агрессии, и Алиф заставил себя успокоиться.

— Мне не нравится, когда ты начинаешь так разговаривать, — заметила Дина. — Как будто ты один из героев из твоих книг, которые ты постоянно читаешь. — Голос ее дрожал, и Алиф поднял глаза на девушку. На ее ресницах блестели слезы, и Алифа накрыла волна раскаяния, а его агрессия тут же бесследно исчезла. Он хотел встать, но одна его нога застряла между ножками кресла шейха Биляля.

— Прости меня, — негромко произнес он. — Я не хотел так расстраивать тебя. Прошу тебя, не плачь. Ты не представляешь себе, как это несправедливо — когда ты плачешь. Я ничего не могу сделать больше того, что уже делаю.

— А я не могу справиться с собой, — слегка запинаясь от волнения, пояснила Дина. — Я так устала. Я не хочу здесь больше оставаться. Мне страшно даже подумать о том, что здесь скоро может случиться, но теперь мне даже хочется, чтобы все это произошло поскорее, как бы ужасно все это ни было…

— Дина…

— А когда вдобавок ко всему ты начинаешь говорить вот так, как будто тебе все равно, что произойдет. Как будто рядом с тобой нет никого, кто волнуется и переживает за тебя… Вот тогда мне хочется кричать во весь голос. Иногда ты бываешь таким глупцом…

Алиф снова уселся на свое место, чувствуя себя опустошенным. Он допил остатки чая. Повинуясь какому-то непонятному импульсу, он дважды поцеловал край стакана, прежде чем передать его назад Дине. Она тут же дотронулась пальцами до того места, которого только что касались его губы.

— Да будут благословенны твои руки, — прохрипел юноша. Дина повернулась и тихо вышла из комнаты.

С наступлением вечера Алифа начало трясти. В комнате не было холодно, так как каменные стены уже начали излучать приятное тепло, собранное в них за долгие дневные часы, пока солнце разогревало их снаружи. Однако напряженная работа, страх и бессонная ночь сделали свое дело. Алиф понимал, что эта усталость может плохо сказаться на его организме. Теперь он опасался сделать ошибку, нечаянно создать цифровой вирус, который потом спрячется так глубоко в коды программы, что его трудно будет извлечь оттуда. При других обстоятельствах такая усталость не причинила бы никакого вреда его работе. Он бы просто позволил себе отдохнуть. Он мог, например, выспаться, поесть или принять душ, справедливо полагая, что торопиться в таких случаях нельзя. Тогда ему позволительно было пожертвовать временем — только бы не совершать ошибок! Сейчас же он чувствовал, как на него буквально давит каждая предоставленная ему минута. Что-то подсказывало ему, что это настоящая глупость — тратить свои последние часы свободы вот так, сидя за компьютером и создавая то, что он может не успеть закончить. Но он старался не задумываться над этим, да и вообще ни на чем другом не останавливаться, а только войти в подобный трансу ритм и продолжать разрабатывать свою идею.

Наступила ночь, и ему стало то ли сниться, то ли мерещиться, будто программные коды на экране его компьютера превратились в башню из белого камня. Эти каменные ряды росли и росли вверх, а он все продолжал печатать. Потом он украсил свою башню желтыми жасминами и ползущими вверх пыльными гибискусами, точно такими же, как те, что росли у него во дворе перед маленьким двухквартирным домом в районе Бакара. Затем Алиф представил себе, будто он стоит на вершине этой башни и озирает свои владения оттуда, как некий генерал рассматривает поле боя. В полночь где-то на грани его бокового зрения появилась крохотная золотая ножка.

«Ты вернулась», — начал Алиф.

«Я вернулась», — подтвердила принцесса Фарухуаз. И маленькая ножка тут же скрылась под полой полупрозрачного черного халата. Алифу стало жаль, что она исчезла. После этого Фарухуаз склонилась над его столом, или, может быть, она встала на колени на белый камень парапета, — Алиф уже не видел между ними разницы и потерял способность следить за течением времени. Она положила ладонь ему на колено. Ее тонкие пальцы были унизаны золотыми украшениями, а ногти сияли красной хной. Дрожь в теле Алифа усилилась.

«Ты строишь башню, — негромко произнесла она. — Все вверх, и вверх, и вверх, а на ее вершине буду ждать тебя я. И там, на вершине, будет возможно все. Любая вещь приобретет любую форму, какую только захочет. Пусть они называют тебя преступником, я же назову тебя свободным».

«Именно так, — согласился Алиф. — Это и есть то, чего я хочу».

«Ты уже близок к победе», — подбодрила его Фарухуаз.

Он зашел в главный компьютер Государства, почти не думая. Брандмауэры, поставленные для защиты официальной интрасети, теперь казались ему ничтожными, такими же декоративными и легко преодолеваемыми, как стена в Старом Квартале, окружавшая их некогда могучую крепость, а теперь превратившаяся в достопримечательность для туристов. Алифу казалось, что он смотрит на Сеть с большой высоты. Четкие сетки кодов расходились внутри главного брандмауэра, представляя собой учетные записи правительственной электронной почты, муниципальную службу безопасности и комитет бюджета Города. Самым большим из всех был разведывательный отдел, занимавший огромный объем оперативной памяти в скрытом где-то далеко зале с хорошим кондиционированием, заполненном ячеечными серверами.

Алиф пришел в некоторое замешательство. Все эти годы он «отписывал» свою браваду. Ведь он, Абдулла, Новый Квартал и все остальные были по большому счету хакерами, а не революционерами. При всей его ненависти к Государству, от одной мысли о реальном физическом столкновении ему становилось не по себе. Все его усилия являлись некой реализацией страха, анонимным кукишем под нос тем, с кем ему никогда не придется столкнуться лицом к лицу. Он всегда считал, что Государство расправляется с людьми вроде него просто потому, что может это сделать, а не оттого, что видит в них реальную угрозу. Разветвленная, поглощающая львиную долю энергии разведывательная сеть убедила его в том, что он глубоко заблуждался. Это было правительство, смертельно боявшееся собственного народа.

Где-то там притаился Рука, постоянно рыскающая математическая сущность, миллионами запускавший червей в цифровой Город. Алиф сразу узнал, что именно они разносили. В них была «вшита» Тин Сари, готовая к внедрению на жесткие диски диссидентов, подобно паразитной ДНК.

Алиф сделал паузу, чтобы по достоинству оценить искусство и мастерство, с которыми создавался Рука. Сравнение с хищной системой не подходило — с тем же успехом можно назвать пирамиды набором камней. Он функционировал как единый, централизованный интегрированный пакет прикладных программ. Обычные протоколы по обнаружению пакетных данных заменили на нечто куда более динамичное: на программу, которая могла засекать и адаптироваться к пользовательской модели каждой индивидуальной жертвы, исключая ложные тревоги, часто возникавшие, когда подобные параметры поиска использовались с отрицательным пороговым элементом. В разработке и оформлении явно прослеживались черты отдельной сильной личности: написавший программу был изобретателен и очень скрупулезен, его ум совмещал в себе ортодоксальное мышление и инновации. Было очевидно, что он понимал не только физический, но и метафорический потенциал машин: он интуитивно включил в программы некоторые основные элементы, которые Алиф использовал для построения своей башни.

«Именно так он и залез в мою машину, — сказал Алиф. — Он говорил на языке, непонятном ни одному из моих брандмауэров. На языке, который я сам тогда еще не понимал».

«Да, — ответила Фарухуаз. — Но у тебя есть то, чего нет у него. Что он жаждет заполучить».

«У меня есть „Альф Яум“».

«У тебя есть я».

Алиф взглянул на лежавший внизу цифровой массив, своего рода равнину. Легче ударить отсюда, сверху, поскольку двоичный мир пока что оставался плоским. Он отстранился от него, в ушах у него звучала музыка сфер. Башня слегка подрагивала у него под ногами.

«Действуй, — произнесла Фарухуаз. — Сровняй их с землей».

Алиф ввел серию исполнительных команд. Равнина тотчас же расцветилась огоньками активности. Тревога следовала за тревогой, в то время как антивирусы и брандмауэры ринулись минимизировать ущерб, пытаясь отключить некритичные функции, чтобы блокировать продвижение Алифа, ставя нечто вроде огневого заслона между ним и наиболее важными и чувствительными кодовыми блоками Государства. Алиф рассмеялся, Фарухуаз тоже. Сейчас все стало так просто. Он стоял наверху. Находившийся внизу заслон представлял собой круг с размытыми краями, детский рисунок карандашом на бумаге, лишенный всякой глубины. Алиф смело нанес удар в самое сердце интрасети Государства.

Рука словно восстал ото сна. Он с грохотом поднялся на ноги, источая запах ионизированного воздуха и сухих металлических остовов и демонстрируя новый уровень функциональности, который не далось засечь Алифу. Он чуть откатился назад, перенастраиваясь. Вырвавшись за пределы интрасети Государства, Рука обрушился на основание башни Алифа, срезая целые слои кодов с помощью зеркального протокола, которого Алиф раньше никогда не видел.

«Раздави его», — прошептала Фарухуаз.

«Я не знаю как!»

Алифа охватил приступ паники, когда его творение начало содрогаться. В отчаянии он начал усложнять операцию переключения кодов, меняя статус данных, которые атаковал Рука, быстрее, чем тот мог атаковать. Содрогание начало стихать. Алиф перевел дух. Охватившая его паника, порожденная адреналином, которому некуда выплеснуться, быстро сменилась жгучей, всеразрушающей яростью. Рука отнял у него любовь, свободу, даже имя! Однако сейчас все это значило для него гораздо меньше по сравнению с единственной целью — уничтожить отнявшего. Это казалось соизмеримой жертвой.

Алиф включил электронного зверя. У него были слабые стороны. Они есть в любой системе. Его зверь менял сам себя и свои методы, пока не находил эти уязвимые места: ошибки, которые Алиф видел не как ограничения объема вычислений, а как недостаток воображения. Его программа была лучше, выше по уровню; она работала на околосознательном уровне, не связанная никакой двойственностью. Башня приподнялась. Она впилась корнями в самое нутро Руки, внедряя туда базовую инфраструктуру зверя с многовалентными операторами, которые Рука не мог обработать. Рука повернул назад, издав электронный вопль, отступая за огневой заслон интрасети.

Воодушевленный успехом, Алиф было бросился в погоню, как вдруг обнаружил, что поле боя уменьшилось в размерах, причем уменьшилось весьма подозрительно. Высота вызвала у него эйфорию. Руки Фарухуаз обнимали его за спину, ее покрытая никабом голова покоилась на его плече. Она едва слышно уговаривала его, но он не мог дышать: высота, ее руки, недостаток кислорода в насыщенной электричеством атмосфере — все это как-то сразу навалилось на него. Он вдруг увидел неясные световые пятна. Он мотнул головой, чтобы сбросить наваждение, но вместо этого пятна слились в нечто, что охватило весь горизонт, выгибаясь вверх в сторону какого-то невероятного ядра — не лица с глазами, носом и ртом, а ярко светящуюся массу, каким-то ужасным образом походившую на некий облик.

На Алифа вдруг нахлынуло воспоминание. Он плавал в тесном бассейне, голышом и свернувшись калачиком. Разум его был притуплен, словно он еще не сформировался; он не ведал различия между своим телом и окружавшим его соленым миром. Внезапно бассейн со всех сторон осветился этим ядром, этим обликом: время начало свой бег, и он осознал, что живет.

Облик становился все ярче. При виде его Алиф съежился, охваченный странным, дотоле неведомым чувством.

«Куда ты идешь?» — спросил облик.

Алиф словно лишился дара речи. Он совершил непоправимую ошибку. Код оказался нестабильным. У него кружилась голова, когда он поднимался вверх, уже не уверенный в том, что может контролировать созданное им. Он осознал, что в своем стремлении к инновациям он пожертвовал целостностью своих знаний. Основание башни размывалось, когда данные не могли корректно воспроизвестись, что приводило к недостоверности и разрывам в их изначальном ДНК. Башня долго не продержится. Он приближался к некоему потолку, когда сверхадаптивные свойства его системы кодирования уже не смогут компенсировать присущую ей нестабильность. Если сказать знанию, что оно сможет стать всем, чем пожелает, существует риск того, что оно выродится в полное невежество.

«Ты провела меня», — дрожа всем телом, сказал Алиф Фарухуаз.

Та не ответила, а лишь наклонила голову, отчего раздался звон крохотных колокольчиков на оторочке ее никаба. Она стала фикцией. Алиф в отчаянии пытался зацепиться за что-нибудь реальное, за что-то, что помогло бы ему вспомнить землю, превратившуюся в лежавший внизу малюсенький пятачок. Он попытался думать об Интисар. Но та тоже превратилась в идола, сотканного из пепла. Он увидел свою жизнь, отравленную ее неопределенностью и капризным отношением: сначала к их призрачной женитьбе, потом к этой странной книге. В обоих случаях ее цель была окутана покровом совершенно бессмысленной таинственности.

Он ошибочно принимал эту таинственность за некую избранность, за свидетельство того, что его посвятили в какую-то высшую истину, которую не дано понять другим. При вознесении на такую высоту его самомнение оказалось мишурой. Он не прятался, поскольку считал себя лучше всех, а начал скрываться потому, что испугался. В этом не было вины Интисар: все началось с его имени, с псевдонима, за которым он спрятался, одной-единственной черточки, казавшейся столь же прямой и несокрушимой, как башня, взмывавшая вверх вокруг него. С имени, без которого у него бы недостало смелости приблизиться к ней. И тем не менее он во всем винил Интисар.

Он вдруг подумал, что, возможно, не любит ее.

Облик приближался. Излучаемый им свет проникал прямо в мозг Алифа, несмотря на то что тот зажмурил глаза. И тогда юноша завопил, охваченный новым приступом паники.

«Куда ты идешь?!» — повторил облик.

В тот же момент башня начала с треском рушиться.

Алиф услышал, как с треском распахнулась дверь в кабинет шейха. В воздухе запахло паленым мясом. Он чуть не задохнулся от этой вони и отпрянул от клавиатуры: она раскалилась докрасна, а на подушечках его пальцев образовались волдыри, как от ожогов. Монитор представлял собой расплавленную массу, которая еще потрескивала и сверкала голубоватыми электрическими искрами. Боль пронзила защитный слой адреналина. Алиф застонал и свернулся в комочек, оберегая поврежденные руки. В дверях послышались голоса. Запах сгоревшей кожи сменился другим — смесью пота, звериной шкуры и крови. К столу прохромала какая-то непонятная мохнатая тень, принимавшая то шакалий, то человеческий облик, и тут же уставилась на Алифа, заглянув ему прямо в глаза.

— Ну ты натворил дел, маленький брат, — задыхаясь, произнесло существо. Из уголка рта у него стекала какая-то жидкость.

Алиф повернулся и зарылся лицом в мохнатое плечо.

— Я все так запутал, и теперь плохо стало всем сразу, — прошептал юноша. — Дина была права, и шейх был прав… И ты тоже оказался прав.

— Как правило, я всегда бываю прав. — Существо закашлялось, и Алиф почувствовал, как его лохматая грудь затряслась у него под щекой.

Алиф поднял голову и посмотрел на своего друга:

— Тебя ранили.

Викрам бережно поглаживал одну конечность, которая заканчивалась звериной лапой, а может, и ладонью, и сгибалась под неестественным углом. По его шкуре стекала кровь.

— Их там сбежалось огромное количество, — сообщил он. — И они уже проникают внутрь.

За Викрамом показался шейх Биляль, за ним следовали американка и Дина. Алиф машинально потянулся к Дине. Она остановилась и не стала даже дотрагиваться до его руки, хотя ее пальцы зависли в воздухе всего в дюйме от его ладони.

— Храни нас Боже! Ради всего святого, скажи мне, что произошло в этой комнате? — Шейх Биляль с опаской осматривал бурлящие останки монитора на своем столе. — Ты что же, решил устроить тут пожар? Здесь не обошлось без огня.

— Без адского огня, — уточнил Викрам и рассмеялся, но его смех закончился приступом кашля. — Мальчик неудачно развлекался с весьма опасными вещами. А что до запаха — так это сера, без сомнений. — И он снова расхохотался над своей собственной шуткой.

— У нас нет времени на пустые разговоры. Мы должны вывести отсюда женщин. Одному Богу известно, что с ними может произойти, если их тоже арестуют.

— Я гражданка США, — дрожащим голосом напомнила американка. — Я покажу им свой паспорт. Они не имеют никакого права допрашивать меня без представителя из моего посольства…

Алиф не сводил глаз с Дины. Один вид ее фигуры, облаченной в черное, вытягивал страх из его груди. Она смотрела прямо на него, и глаза ее напоминали два огненных солнечных кольца вокруг ярких и таких мужественных зрачков. В этих глазах не было и намека на слезы.

— Я не допущу, чтобы с тобой произошло хоть что-то неприятное, — пообещал он.

— Конечно. Не допустишь, потому что ты сдашься им добровольно, — вмешался в их разговор шейх. — Ты спокойно объяснишь властям, что вынудил этих девушек помогать себе, и они не имеют отношения ни к каким темным делишкам, в которые ты успел втянуться сам.

Алиф разжал кулаки и поморщился.

— Где они сейчас? — поинтересовался он.

— Они прошли внешние двери, — сообщил шейх Биляль. — Я закрыл на засов двери в молитвенный зал, чтобы выиграть еще немного времени. Я подумал, что если девушек спрятать в подвале, может быть…

— Какая глупая мысль, — нахмурился Викрам. — Там их найдут в течение первого же часа. Нет, лучше я заберу их с собой.

— Заберешь? Куда?! — завизжала побледневшая американка.

— В Пустой Квартал, — устало вздохнул Викрам. — В страну, где живет мой народ.

— О чем ты говоришь? о чем таком он говорит, может мне кто-нибудь пояснить?!

— А там будет безопасно? — спокойно осведомилась Дина, но Викрам многозначительно покачал головой:

— Говорят, что только святые могут войти туда и не помешаться при этом. И конечно, очень трудно бывает протолкнуть туда ваши тела, слепленные из грязи. Это очень непросто. — Он поморщился. Из уголка его рта вытекла очередная порция жидкости и брызгами упала на колено Алифа. — Но это лучше, чем если бы вы оставались здесь.

Алиф стал искать источник кровотечения на шкуре Викрама. Ему показалось, что он заметил рану между ребрами, которая раскрывалась и закрывалась при вдохе и выдохе, как отвратительная маленькая звериная пасть.

— А ты… достаточно здоров, чтобы увести их туда? — спросил он.

Викрам чуть поник головой, но быстро воспрянул духом и заметил:

— При лучших обстоятельствах это могло бы стоить мне жизни. Сегодня это обойдется мне куда дороже.

— Нет! — решительно произнесла Дина. — Не надо!

— Не визжи так пронзительно на меня, сестренка, — раздражительно фыркнул Викрам. — Дай мне самому выбрать, какой подвиг я совершу напоследок, чтобы ангелам было что записать на финальной странице моего жизнеописания.

Вдали, со стороны молитвенного зала, уже доносились сердитые голоса ворвавшихся в мечеть.

— Мне нужно пять минут, — попросил Алиф. — Всего пять минут наедине с Диной.

Викрам встал на ноги.

— Тебе повезет, если ты туда попадешь, — сообщил он и заковылял к двери. Шейх Биляль жестом пригласил новообращенную следовать за ним.

— Я буду ждать тебя там, снаружи, — обратился он к Алифу. Попробуй планировать свои дальнейшие действия с максимальной осторожностью. Салам алейкум.

Когда дверь за ним закрылась, Алиф встал перед Диной на колени.

— В моей голове удивительный свет, — признался он. — Так много хочется сказать, но все так ярко, что мне трудно думать и сосредотачиваться. Помоги мне, пожалуйста. Ты единственная, кто знает, что надо делать. Просто… просто сделай так, чтобы не было слишком ярко…

Дина колебалась. Потом она встала на колени рядом и накрыла его голову тканью своего никаба.

Темнота успокоила воспаленные и слезившиеся глаза Алифа. Через несколько секунд они привыкли к мраку, облегчая невыносимую головную боль. Ему и в голову не приходило, что за мир она создала для себя. В изнанку ее длинного одеяния были вшиты лоскуты из яркого шелка: узорчатые, украшенные бисером и усыпанные блестками; они нависали над ним, словно свод шатра, поддерживаемого ее неприкрытой, перевязанной рукой. Они лежали на полу лицом друг к другу. Он прижался лбом к изгибу ее шеи, вдыхая аромат ее волос. Она наблюдала за ним. Она не была красавицей, никоим образом не подходя под стандарты журналов, спрятанных у него дома под кроватью, и совсем не похожа на Интисар. Насколько он помнил, у нее был довольно большой нос. Кожа у нее была не по-модному темной, из чего Алиф заключил, что она и не думала пользоваться осветляющими тональными кремами, которыми травили себя так много девушек. Конечно, нет. У нее оставалась гордость.

— О чем ты думаешь? — спросила она.