Кокон Посняков Андрей
– Не, ребята, я с вами не пойду.
– Что, испугался, маменькин сынок? Струсил?
– Кто струсил, я? А в морду? Нна!!!
Вот молодец, правильно! Хороший удар, смачный… Нахалюга аж улетел кувырком… Но тут же кинулся в драку, да и остальные не стали стоять в стороне.
Никто пацанов не разнимал – Тихомирову было некогда, а всем остальным, похоже, что наплевать.
Прибавив шагу, Максим свернул на Советскую – и там шатались алчущие толпы… Звенели витрины, трещали двери. Компании подростков гоняли на велосипедах, приставая к одиноким прохожим:
– Дяденька, дай закурить! Ах, не куришь? Тогда снимай пиджак и часы.
Классика!
К Тихомирову, правда, никто не приставал: уж больно внушительно тот выглядел – и рост, и мускулы, и кулачищи!
Сокращая путь, молодой человек прошел по поросшей чертополохом тропке и, протиснувшись через дыру в покосившейся от времени ограде, выбрался на аллею сквера и бысто зашагал к беседке. Странно, но никаких голосов и стонов слышно не было… неужели…
Так и есть! Беседка оказалась пустой. Ни охранников, ни девчонки. Что же, они ее…
С минуту Максим постоял, прислушиваясь, потом пожал плечами и собрался уже уйти, как вдруг…
Как вдруг услышал какой-то звук. Словно бы что-то хрустнуло. Сучок или ветка…
Кажется, там, на берегу пруда!
Пруд, конечно, был – одно название. Давно не чищенный и заросший ряской, с загаженными берегами – приютом алкоголиков и желающих укрыться от чужих глаз компаний подростков.
И вот там-то, на берегу, под раскидистым тополем, Тихомиров увидел девчонку. Босиком, в белых… точнее сказать, когда-то белых, а сейчас черных от грязи шортиках, в рваной майке… блондиночка. Только что изнасилованная целым скопищем молодых мужиков.
Девушка уже даже не плакала – стиснув зубы, прилаживала на суку веревку с петлей. Где нашла-то? Хотя тут, на бережку, всякой дряни полно, не ленись только нагнуться и поискать.
– Здравствуйте! – подойдя ближе, громко сказал Тихомиров – а что он еще мог в такой ситуации сказать? – Не удержался, пошутил даже: – Помочь вам петельку приладить?
Девчонка безразлично повернула голову:
– Ну, помоги…
– А может, тебе утопиться лучше? Меньше возни. Только вот найти подходящий камень… Давай вместе поищем – так быстрее получится.
– Утопиться? – Глаза девушки удивленно расширились. – В этой вот водичке? Тут же грязь одна!
Ага! Тихомиров едва сдержал ухмылку – кажется, проняло. Хоть чуть-чуть, но начало есть:
– Может, пока перекурим? Вы курите?
– Курю. Давайте.
Они уселись рядом на какую-то корягу, Максим протянул девушке сигарету, и вдруг расхохотался – ни зажигалки, ни спичек он, конечно же, с собою не прихватил: бросил курить, так уж бросил, чего лишний груз таскать?
Молодой человек поднялся:
– Подождите, может, спрошу у кого…
– Нет! – Девушка неожиданно вскрикнула и ухватила Макса за руку. – Не уходите, пожалуйста… Вы, кажется, один нормальный человек здесь, все остальные – звери.
– У вас кровь… – Тихомиров кивнул на ноги девушки.
Та вдруг улыбнулась:
– Это месячные… не прошли еще. Я этим… этим… говорила… этим…
И, упав в ноги Максу, зарыдала.
А вот это – правильно. Пусть поплачет, стресс со слезами, глядишь, и уйдет.
Тихомиров погладил несчастную по волосам, по спине – худой и грязной, потом обнял за плечи и, сильно встряхнув, спросил:
– Ну? Выплакалась? Тебя как звать-то?
– Марина.
– Очень приятно, а я – Максим Андреевич. Родственники в городе есть?
– У вас?
– У тебя, чудо!
– Родители в Таиланде, прилететь скоро должны… должны были… Я вот из Москвы вчера только приехала, хотела им сюрприз сделать… Сделала…
Девчушка вновь собралась заплакать, но Макс быстро вмешался:
– А кроме них? Ну, дяди-тети, бабушки-дедушки?
– Бабушка была… умерла недавно. В Калиновке – после нее там дом остался. Хм… дом… Избушка.
– Вот туда-то тебе, Марина, и надо – в Калиновку, – хмыкнул Максим. – Огород небось запущен?
– Почему? Нет… там тетка одна присматривает.
– О, да ты, Марина, богата! Огород по нынешним временам – круто! Уж куда круче «лексуса».
– «Лексус» мне папа подарил. В мае еще, на восемнадцать лет.
– «Лексус»… Ты огородом-то хоть когда-нибудь занималась, чудо?
– Н-нет.
– А в лес за грибами-ягодами хаживала? Тоже нет? Ну и жизнь у тебя была… тяжелая! Небось все больше по ночным клубам, с этим паразитами – «золотой молодежью» – шлялась, так?
Марина кивнула:
– Ну, так… А теперь вот, видно, всему конец пришел… Какая, к черту, Калиновка?! – она с надрывом повысила голос и уже почти кричала. – Все! Всему конец пришел! Всему! Понял, ты? Так что вот… – Девушка встала и подошла к петле. – Помоги лучше. Обещал ведь.
– Ну, как знаешь. – Тихомиров пожал плечами. – А рыбу ты тоже не умеешь ловить? Я уж про охоту не спрашиваю?
– А вот про охоту – совершенно напрасно!
Девушка, похоже, обиделась и забыла про петлю:
– Меня, между прочим, папа каждый год с собой на сафари брал, в Кению! Я, если хотите знать, и из карабина отлично стреляю, и из лука даже!
– Вах-вах – даже из лука!
– Ну, из спортивного. Первый разряд у меня!
Тихомиров громко расхохотался:
– Ну, тогда я вообще не понимаю – с чего ты расклеилась-то? У тебя-то отличные перспективы имеются… в отличие от многих других! Охота! Самое милое сейчас дело – и с мясом всегда будешь, и на хлеб, на дрова обменяешь! Не пропадешь.
– И все же… Ах! О чем разговор?
Ох уж эти бабы… Опять собралась зареветь, опять на петельку посматривает! А ведь только что все более-менее хорошо пошло, с охотой этой…
– Дяденька, дайте закурить!
– Что-что?
Максим резко обернулся, увидев позади себя мальчишку лет десяти-двенадцати, светленького, косматого, в клетчатой рубахе с тремя пуговицами – остальные были оторваны, – порванных на коленках трениках и в кедах.
– А ты откуда здесь взялся, отроче?
– Из детского дома. – Паренек шмыгнул носом и улыбнулся. – Так дадите закурить, дяденька? У вас вон сигарет сколько… Ну, не жадитесь, а?
– А спички у тебя есть? – сдвинул брови Макс. – Или зажигалка?
– Да есть, а как же! – Пацан с готовностью вытащил из кармана желтую пластиковую зажигалку.
Марина тоже потянулась за сигаретой:
– И мне зажги…
– Ну тогда уж и мне – за компанию, хоть и бросил, – махнул рукой Максим.
Все трое закурили, молча пуская дым и глядя, как заходит в желто-оранжевом мареве солнце.
– Дяденька… А вы не знаете, что в городе творится-то? – негромко спросил пацан. – Мне ведь в детдом не пройти! Словно леший кружит… Сколько раз пытался уже…
Детский дом!
Тихомиров пожал плечами.
Ну конечно – он же тоже за виадуком! В том, ином, недоступном теперь уже мире.
– Тебя как звать, чудо?
– Леха.
– С детдомом ты, похоже, пролетел, Леха. Есть небось хочешь?
– Угу, хочу!
– И жить тебе наверняка негде?
Леха вздохнул и невесело улыбнулся:
– Негде. Это уж точно. Пока по подвалам ночую, а там…
Тихомиров перевел взгляд на девушку:
– Вот тебе, Марина, и компаньон! Леха, с огородом управляться умеешь?
– Конечно! Я ж деревенский!
– И, поди, охоту-рыбалку любишь?
– Спрашиваете!
– Ну, Марина, рано тебе в петлю. – Максим обнял девчонку за плечи. – Пропадет пацан без тебя-то! Сама видишь – идти ему некуда. Только вот с тобой разве что… Если, конечно, разрешишь…
– Да мне-то что? Пусть идет. Только уговор – во всем слушаться!
Леха засмеялся:
– Вот оно – начинается!
– А не будешь слушаться, выгоню на фиг! – прикурив еще одну сигарету, на полном серьезе заявила девушка.
Они переночевали у Макса – куда уж было тащиться на ночь-то глядя, а утром Тихомиров отвез их, не пожалев бензина. Высадил у старого, построенного еще в советские времена клуба, ныне стоявшего в развалинах:
– Ну, где твой домик, Марина?
– А вон. – Девчонка показала рукою. – Забор с синей калиткой. Окна еще заколочены.
– Окна – это мы враз! – обнадежил Леха. – Ну что, идем что ли?
Глава 3
Август
Раймон Кено
- Ненавистный бурьян
- Злобы игр и интриг
- Беспросветный туман
- Не горят фонари.
Прошло больше двух недель с тех пор, как… Понемногу привыкали, охватившая было город паника сделалась какой-то обыденной, деньги обесценивались, расцветал бартер, меняли все на все. Плазменный телевизор шел за десять мешков картошки, дивидишный плеер – за один. Пока еще электронику брали – слава богу, резервная ТЭЦ, та, что к югу, почти что у самой реки, исправно поставляла энергию, правда, мало кто задумывался, откуда на станции берется топливо и надолго ли его хватит.
У многих в старом городе имелись огородики, прямо на глазах становившиеся одним из главных богатств. Наиболее дальновидные люди, – конечно же, пессимисты – уже начинали менять свои типовые квартиры на деревянные дома – с тем же огородиком, а главное, с печью. Впрочем, большинство пока не думало о зиме, все еще надеясь на лучшее.
Никакой власти в городе не было, мэрия осталась там, за рекой, но жизнь продолжалась своим чередом, правда, в магазинах уже совсем не осталось продуктов – скупили подчистую, все. Многие небольшие фирмы – полиграфические услуги, торговцы окнами и дверями и прочие – закрылись, вот и на тихомировский клининг тоже не было спроса, и Макс лихорадочно соображал: что же делать? И каждый день, как и все прочие, надеялся… Вот проснется утром, выйдет на балкон, а там, на улице, – солнышко! И синее, с белыми-белыми облаками небо, а не эта желтоватая муть.
Однако мечтам пока не суждено было сбыться – над городом все так же висел туман, полупрозрачный, с едва просвечивающим шариком солнца.
Макс попытался найти друзей, однако почти никого в городе не оказалось – отпуска, да и не так уж их много было, друзей. Детство Тихомиров провел не здесь, а тех, с кем все время общался, скорее можно было назвать приятелями, нежели друзьями.
Максим уже начинал экономить, каждый день с тоской поглядывая на тающую стопку консервированной тушенки. В магазинах было шаром покати, а ведь впереди еще черт знает сколько времени – и надо на что-то жить. Как-то жить… Хорошо хоть, деньги на рынке пока еще брали… так, на всякий случай, авось скоро сгодятся? И в принципе продукты можно было там и покупать, до зимы деньжат хватало, а если экономить, то и до весны. И все же хотелось найти хоть какое-нибудь подспорье, приближалась осень, и в окрестных лесах, куда еще можно было добраться, вот-вот должны были появиться грибы. Набрать, насушить…
Макс усмехнулся: не один он такой умный! И вообще, с этим делом следовало поспешить, поехать – бензина еще оставалось немного – хоть к тому же Светлому, да и подальше, сколько возможно проехать. Конкретно так насобирать грибов – лисички уже пошли, а там, может, и подосиновики, подберезовики, белые… И ягод нужно набрать – брусники, клюквы, хотя для клюквы еще рановато, кажется.
Одному было бы скучновато, и Максим надумал прихватить племянника, только вот тот оказался занят – огород да и вообще, Настя его теперь отпускала с опаской, старалась держать при себе – в городе орудовали молодежные шайки, нападали на одиноких прохожих, врывались в квартиры, грабили.
Веронику так и не удалось отыскать – в родительской квартире ее не было, там вообще никого не было, Макс наведывался раза три, каждый раз оставляя записки. Он всерьез опасался за эту взбалмошную девчонку: эпатировать мужиков можно было только в условиях относительной законности, а если закона нет, а есть одна похоть? Молодые женщины и девушки уже не выходили на улицу с наступлением темноты, даже на машинах опасались ездить – вполне могли остановить, вытащить за волосы из салона… Да и ездить-то, правду сказать, было некуда, потому у многих еще оставался бензин, хотя АЗС давно уж закрылась за полным отсутствием такового.
Не найдя попутчиков – приглашать малознакомых людей, хоть тех же соседей, не очень-то хотелось, – Тихомиров поехал один. Прихватил подробную карту местности, продукты, плед – ночевать собирался в машине.
По центральным улицам люди еще ездили – видать, не все еще раскупили, – а вот загородное шоссе оказалось пустым. Доехав, сколько было возможно, пока не «развернуло» обратно, Максим свернул на лесную дорожку. Судя по карте, где-то рядом, километрах в трех, находилась небольшая деревенька, раньше заброшенная, а нынче – дачная. Лес кругом стоял хороший, смешанный, грибы в нем должны были расти, уж всяко. Да Макс еще из машины заметил оранжевые головки лисичек, россыпью выросших по краю противопожарного рва. Вышел, минут за двадцать насобирал пакет, потом еще обнаружил россыпь, а чуть в стороне – крепенький такой подосиновик, большой, совсем не червивый, а вот еще пара таких же, но уже поменьше.
Увлеченный удачей, молодой человек, как всякий грибник, смотрел исключительно под ноги, радуясь, что набрел на грибное место. И уже прикидывал в уме, как следует поступить со всем этим богатством – что-то сварить, что-то пожарить, что-то засушить.
Ох ты!
Перепрыгнув ров, Максим наткнулся на белые! Вот, под елкой, один… и там, за папоротниками… Мать честная, а брусники-то здесь сколько! Прямо красным-красно. Усевшись на корточки, Макс сгреб в горсть терпкие красные ягоды, бросил в рот и блаженно зажмурился…
И вдруг услышал выстрел!
Он прогремел, казалось, над самой головой, в воздухе – совсем рядом – просвистела пуля… или дробь…
– Черт! – Макс вскочил на ноги. – Смотреть надо, куда стреляете!
Он еще хотел выругаться, но осекся…
Прямо перед ним, выйдя из-за елочки, стоял невысокого роста мужичок средних лет. В руках он держал двуствольное охотничье ружье, направленное прямо в грудь Максиму.
– Э-э, дядя… ружьецо-то опусти, не дай бог, выстрелит.
– И выстрелит! – Мужик нехорошо ухмыльнулся, – Между прочим, волчьей дробью заряжено.
– И что? – Тихомиров не понимал, что от него хотят.
– Грибки, значит, в нашем лесу собираешь? Ну-ну… Идем, паря!
– Да куда идем-то?
– Увидишь! – Незнакомец мотнул стволом. – Иди… скажи спасибо, что сразу не пристрелил – промазал.
– Такой ты, видать, охотник…
– Шагай уже! Прямо по рву и иди… Шаг вправо, шаг влево – побег считается! – Мужичок засмеялся, тоненько так, дребезжаще, противно.
Вот навязался на голову, гад!
И ведь не убежишь – ров-то глубокий…
Максим замедлил шаг.
– Шагай, шагай! Ну!
Но ведь не везде же он такой глубокий, этот ров! Рано или поздно можно будет рвануть. Скрыться за деревьями – никакая дробь не достанет, к тому же, и стреляет-то этот черт, похоже, не очень… А еще можно гада этого заставить приблизиться. Потом резко развернуться, отбить ружье и – в морду! Кстати, неплохая идея.
Молодой человек нагнулся…
– Чего встал?
– Да вот, шнурок развязался.
– Завязывай быстрей, некогда тут с тобой.
Мужичок близко не подходил – осторожный – и ружьишко свое так и держал наперевес, словно партизан, захвативший важного немецкого офицера.
Стоял, стоял… И вдруг свистнул! Громко так, заливисто, словно Соловей-разбойник.
Ему тут же ответили – тоже свистом, да почти сразу раздались и крики – за деревьями, совсем рядом.
– Давайте, ребята, сюда!
Так некстати объявившиеся «ребята» – трое мужиков лет по тридцати-сорока, все в камуфляже, с ружьями, с патронташами через плечо – хмуро взглянули на Макса.
– Это кто еще, дядько Микол? – сплюнув, поинтересовался один – высокий бугаина с круглой давно не бритой рожей.
– Грибник. – Микол мерзко хохотнул. – Грибки наши, вишь ли, украсть решил, сука.
– Какие, к черту, ваши? – вскинулся Макс.
И застыл под прицелом ружей.
– Ручонками-то не маши, – с угрозой в голосе посоветовал бугай. – Завалим. Ты его, дядька Микол, зачем взял?
– Так, думаю, мы ведь старую ферму разобрать хотели. Чего сами-то пупки надрывать?
– А ведь верно! Умный ты, дядько Микол.
Все четверо захохотали.
– Вы ему на всякий случай руки свяжите, – отсмеявшись, подсказал Микол. – А то как бы раньше времени пристрелить не пришлось. Да, и обыщите тоже.
А ничего интересного в карманах у Максима не было! Даже ключи в машине остались… забыл, бывает. И хорошо, что забыл!
Вот так вот, под дулами ружей, со связанными за спиной руками, и шагал по лесу господин Тихомиров, уважаемый всеми частный предприниматель, глава клининговой фирмы «Бель Мезон». Мытье полов, чистка покрытий… Господи! Ну и давно же это все было. А ведь и месяца не прошло, как вся эта хрень началась.
Шли недолго, наверное, с полчаса или того меньше. Лес постепенно редел, тропинка расширилась и вывела на лесную дорожку, дальше зашагали по ней, к показавшимся впереди домикам – вовсе не к дворцам, к уютным разноцветным домишкам какого-то дачного кооператива. Домиков было немного – с десяток – и у каждого аккуратный садик, огород, банька.
Ведущую в поселок дорогу перегораживала сложенная из камней стена высотой около метра, с железными воротами, ранее, по всей вероятности, принадлежавшими какой-нибудь воинской части. За воротами болтался какой-то длинный и тощий парень в синей джинсовой куртке и тоже с ружьем. Совсем еще пацан, лет, наверное, шестнадцати, но ва-а-ажный…
Увидев подходившую процессию, парень выскочил из-за ворот:
– Здоров, дядько Микол! Ну как, удачно сходили? Ой… а кто это с вами? Никак опять – вор?
– Варежку-то прикрой, Васятка, – подходя ближе, с усмешкой посоветовал Микол. Похоже, он был в этой шараге за старшего. – И вообще – почему пароль не спросил?
Парень поморгал белесыми, похожими на поросячьи ресницами:
– Так я ж вижу: свои.
– Видит он… В следующий раз все равно спрашивай. Может, это нас под конвоем ведут.
Торопливо прикрыв ворота, Васятка ухватил за рукав шедшего позади всех бугаину:
– Миш, опять сход собирать будете? Вешать? Ты скажи Миколу… можно мне посмотреть?
– Не будет никакого схода, – хмуро отмахнулся бугай. – Санька Жердяй вернулся уже?
– С утра еще, вот, как только вы ушли. Двух сазанов поймал и щучку.
– Хм… Щучку. Так он дома сейчас?
– Должен бы. Наверное, спит.
Санька Жердяй оказался мосластым парнем с синими тюремными наколками по плечам, на руках, на пальцах. Бритая наголо голова, постоянное цыканье, презрительно-злобный взгляд тюремного сидельца и кожа, словно припорошенная серой пылью.
– Ну, иди, давай. – Закинув на плечо карабин, Жердяй пнул пленника ногой, обутой в высокий армейский ботинок, и осклабился. – Вот уж не думал, что когда-нибудь вертухаем поработать придется. Знаешь, почему меня с тобой послали?
Макс хмыкнул.
– Потому что мне тебя, фраера дешевого, завалить, что свинью – раз плюнуть. И ты это, козел, знай! Шагай!
Идя через весь поселочек – недолго тут было идти, – пленник краем глаза примечал любопытные взгляды. Вот в домике шевельнулась в окне занавеска… вот от колодца скользнул любопытный женский взгляд… а вот из-за забора сурово взглянул Микол.
– Не туда смотришь, тварюшка! – неожиданно произнес конвоир. – Гляделки-то подними.
Максим поднял глаза… и вздрогнул. Прямо перед ним, на высокой раскидистой сосне, на толстом суку, покачивался на ветру повешенный! Самый натуральный висельник с выклеванными хищными птицами глазами. Неопределенного возраста мужик, судя по виду – бомж. Босые ноги повешенного казались каким-то скрюченными и неестественно белыми, а ногти на них были большими, синевато-желтыми. Целые когти…
Пленника едва не вырвало от такой жуткой картины.
– Что, не нравится? – мерзко захохотал Жердяй. – Попробуешь убежать – сам там же будешь висеть. Во-он на том суку, рядом.
– За что его? – тихо спросил Максим. – Картошку, что ли, у вас украл или грибы?
– Ага, попробовал бы! Мы его так просто… чтоб не бродил рядом! А то ходят тут всякие, понимаешь.
Уголовник снова захохотал, захихикал, потом подтолкнул Максима прикладом:
– Пошел!
Старая, давно развалившаяся ферма располагалась почти сразу за околицей, метрах в ста от поселка. Длинное приземистое здание с провалившейся крышей смотрело на мир пустыми глазницами окон. Вокруг все заросло каким-то кустами, деревьями, бурьяном, у самого входа – естественно, давно уже без дверей – валялся старый выцветший плакат: «Планы десятой пятилетки – выполним и…».
Наверное, дальше шло – «перевыполним», но тот кусок был оторван.
– Все, пришли. – Вытащив пачку сигарет, Жердяй закурил. – Вон – стена, вон – ломик… а вон там, у кустов, – тачка. Давай работай, не стой!
Пожав плечами, Тихомиров поплевал на руки и принялся сноровисто выламывать ломом кирпичи, выжидая подходящий момент, чтобы ударить этим ломиком по лысой башке Жердяя. Однако тот вел себя осторожно, слишком близко не подходил – уселся на бревнышко, примостив карабин на коленях. И глаз не спускал, гад! Что бы там ни говорили про уголовников, а этот к порученному делу отнесся со всей ответственностью, видать, все же побаивался Микола. Интересно, кто такой этот Микол? Староста?
– Все! – Обернувшись, Максим кивнул на груженую тачку.
Конвоир быстро поднялся:
– Лом положи… тачку бери… Все – покатил! Что, тяжеловата повозка?
Действительно, тяжеловато. Особенно на ухабах и вот, по луже…
Пленник выругался:
– Глина… черт…
– Вези, вези!
Аккуратно сложив кирпичи у ворот – вот они зачем, строить стенку, точнее сказать, достраивать, – Максим устало опустился на корточки.
– Эй, фраерок! Хватит спать! Хватай тачку.
– Погоди… дай передохнуть чуток, не машина ведь.
– Я тебе сейчас передохну… так передохну, что… А ну встал!
– Что за шум, Жердяюшко? – со стороны поселка к воротам подходил Микол, одетый на этот раз цивильно – в темно-серую пиджачную пару с белой рубашкой, при галстуке и в шляпе, правда, брюки были заправлены в высокие резиновые сапоги.
– Да вот, тварюшка работать не хочет, – тут же пожаловался конвоир. – Говорит, устал.
– Устал, так пристрели, – поправив шляпу, равнодушно посоветовал Микол. – Новых бомжей словим. В общем так, я – в город, болотами, вернусь завтра. Смотрите, чтоб все тут без меня…
– Сделаем, господин староста!
Староста… так вот, оказывается.
Читать бесплатно другие книги:
