Шарлотт-стрит Уоллес Дэнни
Она на мгновение перестала улыбаться.
— Мы расстались. Если, конечно, полагать, что между нами было что-то серьезное, не знаю…
Господи. Это моя вина. Моя статья — мой подарок — послужила началом этого. Катализатором, пробудившим гнев «мастера политического кукольного театра». Я должен был попросить прощения. Это ясно. Я должен умолять о прощении.
Но тут я вспомнил тот вечер в «Скала». Его пренебрежительные замечания. Его цинизм, выдаваемый за остроумие. То, как он вел себя с ней. Моя мысленная запись в отчете по четверти. («Да, мистер и миссис Андерсон, согласно моим наблюдениям в этой четверти Пол — полная задница».)
— А почему ты, собственно, начала с ним встречаться, Эб? — поинтересовался я, как если бы был ее старшим братом или кем-то вроде.
— Не знаю. Может, мне хотелось какой-то упорядоченности? Он любит своих марионеток, я это знала, но этот человек самый организованный из тех, кого я знаю, к тому же у него все систематизировано. А потом я подумала, ну, что мне нужны какие-то границы. Правила. Я постоянно чувствую, что плыву по течению. Мне надо было знать, что доплыть можно только вот досюда. С другой стороны… мне кажется, что я действительно предпочитаю плыть туда, куда меня несет.
Пауза.
— Люди не часто так говорят, правда?
— К черту этого «мастера политического кукольного театра», — решительно сказал я, — к черту всех мастеров политического кукольного театра. Пусть против них поднимутся их же марионетки.
Эбби рассмеялась.
— К черту его.
Я поднял стакан.
— За то, чтобы мы помогли случиться чему-то новому в своей жизни.
— Ты постоянно об этом говоришь сегодня, — заметила Эбби.
Я покраснел. Она права.
— Как Дэв? — небрежно спросила она.
— Не видел его в последнее время. Кажется, у меня вообще выработалась привычка никого не видеть в последнее время.
Она постучала пальцами по столу и отхлебнула из своего стакана.
— Знаешь, что я подумала, когда в первый раз тебя увидела?
Я покачал головой.
— Я подумала, что ты такой же, как я.
— Маленькая девочка, тусующаяся с музыкантами?
— Нет. Что ты немного сломан жизнью.
— Побит жизнью. Ты сказала: побит жизнью.
— Но при этом все можно исправить. Я сейчас пытаюсь хоть что-нибудь исправить, в некотором роде под влиянием твоего идиотизма, так что, пожалуй, спасибо. И когда мы общались с тобой, мне казалось, ты тоже пытаешься что-то исправить.
Она поднесла свой стакан к моему.
— Не останавливайся.
Мы еще немного посидели, как двое друзей, встретившихся в пабе. Я заметил ее гитару.
— Слушай, я, может быть, смогу устроить тебе концерт, если, конечно, тебя это интересует.
Следующее утро. Пятница.
День, вызывающий столько опасений у миссис Вуллаком. А мистер Уиллис заготовил на этот день короткую спичку, проклиная про себя Гэри Додда и букмекерские конторы.
Я достал бумаги, найденные тем вечером в коробке. По пути из Брайтона я перечитал текст, чтобы вспомнить его и посмотреть, не устарел ли он окончательно. При этом неожиданно я поймал себя на том, что лихорадочно переписываю его, переделываю, переименовываю.
«Помоги новому произойти! — гласила титульная строка. — Речь мистера Пристли».
Все едва не запрыгали от радости, когда я сказал, что буду счастлив взять на себя эту линейку. Они попытались предложить мне выход, говоря, что совместители не обязаны этим заниматься и можно просто отменить это мероприятие и поставить вместо него урок. Но я на все это отвечал: «Нет! Я буду счастлив воспользоваться этим шансом!»
— Это хорошая возможность достучаться до детей! — пафосно заявил я.
Все посмотрели на меня так, будто у меня проблемы с головой.
Дело не в том, что другие учителя старались избегать подобных выступлений. На этот раз проблемы не ограничивались тем, что им не хотелось через пару минут с тоской понять, что их слова влетают в одно ухо и вылетают из другого, не вызывая никакой реакции.
— Там будет инспектор, — в конце концов сообщила мне миссис Вуллаком, когда мы с ней вышли из учительской. — Они хотят оценить нашу работу!
Она сделала лицо, говорившее: «Наверное, следовало сообщить тебе заранее», — но я только отмахнулся. Я этого ждал. Сама мысль заводила меня. Может быть, именно это мне и нужно: вновь встать в строй; произнести речь как следует. Не важно, будет ли там инспектор. И все это благодаря Мэтту.
Я сидел на красном пластиковом стуле на сцене. Миссис Эберкромби, новый директор, разливалась соловьем на тему того, как важно оборачивать учебники в коричневую бумагу, а если ее нет, то в обои, но лучше всего все-таки коричневая бумага или специальные пластиковые обложки. Она излагала свои взгляды на этот вопрос уже довольно долго. Дети сидели с остекленевшими глазами, тусклой кожей, гель на их волосах еще не успел застыть. Вся эта толпа в коротеньких галстуках и стоптанных кроссовках то и дело зевала, совершенно не слушая директора. Во втором ряду я заметил Майкла Бакстера — он сидел, подняв воротник, и жевал жвачку. В кармане его слишком узких брюк виднелась пачка сигарет и зажигалка. Тереза Мэй умудрилась пронести сюда телефон, а маленький Тони не переставая чесался.
— …что, собственно, и подводит нас к теме сегодняшней речи, — внезапно произнесла миссис Эберкромби, и я вздрогнул.
Майкл Бакстер заметил это и ухмыльнулся.
— Итак, мистер Пристли?..
Я встал.
— Спасибо миссис Эберкромби, — сказал я, оглядывая аудиторию, детей, юные умы, которые мне предстоит пробудить к творческой активности.
В зале кто-то рыгнул.
— Помоги новому случиться, — начал я, пытаясь отыскать глазами среди присутствующих кого-нибудь, похожего на Мэттью Фаулера. Если я найду хоть одного, то смогу произнести речь так, как нужно. Я произнесу ее для него. — Как помочь свершиться чуду? И что это значит?
Кто-то рыгнул опять, кто-то хихикнул.
Не важно. Мне нужно кое-что сказать.
Этим я и занялся.
Я говорил, говорил и говорил. Я шутил, и пару раз кто-то даже засмеялся, и все-таки среди скучающих лиц, среди глумливых ухмылок, среди лиц с отсутствующим выражением я заметил кое-что необычное. Крохотные проблески интереса в глазах, склоненные набок головы. Может быть, две или три. Но все же, все же…
На этот раз все было не так, как в прошлый. Лучше.
По мере того как я приближался к последнему тезису — о мечтах, о том, что хотя мечты обычно считаются чем-то несбыточным, некоторые из них тем не менее могут воплотиться в реальность, — я чувствовал себя учителем из диснеевского фильма. Мне никогда и в голову не приходило, что я так могу. Раньше я никогда так не мог. Быть учителем не моя мечта. Я никогда не был особенно хорош в преподавании. С другой стороны, я не собираюсь тут оставаться навсегда. Осознавая это, я решил поддержать слово делом, минимизируя факторы, препятствующие изменениям, ожидаемым в моей жизни. Я не хотел разочаровывать юного Мэттью Фаулера, ничего не делая следующие пять лет на его глазах. Вот это и называется «учить» — показывать на своем примере. Собственно, в этом и заключался мой план, каким бы наивным он ни был.
И тут произошло нечто странное.
Секретарь директора — как ее, Шейла? — появилась в двойных дверях в дальнем конце зала и подняла руку. Я посмотрел на директора, та подняла брови, и Шейла жестом показала, что кого-то зовут к телефону. Миссис Эберкромби встала, но Шейла имела в виду не ее — она указала на меня.
— Я? — жестом переспросил я.
— Да, — кивнула она и тут же махнула рукой, чтобы я поторопился.
— Джейсон? — произнес голос в трубке. Женский голос с сильным акцентом.
Шейла крутилась рядом, то и дело клала руку мне на плечо и похлопывала меня по спине, но я был уверен, что знаю, кто говорит.
— Мм… Светлана? — отозвался я. — Сейчас не лучшее время для разговоров о пирогах и слезах. Я тут пытаюсь вдохновить юношество на свершения.
Я повернулся к Шейле и закатил глаза, говоря своим видом: «Ну что ты будешь делать». Она перестала похлопывать меня по спине.
В трубке повисло молчание.
— Эбби?
— Это не Эбби, это Памела, — прозвучало в трубке. Памела?!
Такое чувство, что она была потрясена и напугана. Мне стало страшно. Забавно, что можно испугаться еще до того, как узнаешь, чего, собственно, следует бояться.
— Джейсон, пожалуйста, приезжай.
— Что? Куда? В чем дело?
— Дэв.
Черт.
— Что случилось? — спросил я начиная паниковать. — Что с Дэвом?
Глава 23, или
Делай что хочешь и будь собой
Девдатта Ранджит Сандананда Пател был героем.
Героем, бесстрашно сражавшимся с роботами, фашистами и инопланетянами.
Человеком, умевшим обращаться с ружьем, нунчаками и знавшим много хитрых рукопашных приемов.
Человеком, спасавшим дам, попавших в беду, освобождавшим животных, побеждавшим одного босса за другим и всегда, всегда выживавшим, чтобы рассказать о своих подвигах.
Но в реальности Девдатта Пател никогда не сделал ничего героического.
И это беспокоило его больше всех остальных проблем.
«Мы за всю жизнь ничего не сделали, — часто говорил он мне, — разве мы хоть что-то сделали?»
Я помню один их этих моментов. Мы стояли перед табличкой, с надписью…
Уильям Фреер Лукас, член Королевского общества хирургов, больница Миддлсекса.
Пытался спасти ребенка, несмотря на угрозу заражения, и умер.
8 октября 1893.
Это любимая табличка Дэва.
«Это его наследие! — говорил он. — Он совершил поступок, и через сто с лишним лет мы знаем имя Уильяма Фреера Лукаса, пусть даже только и мы с тобой его запомнили. Мы все на этой планете всего на мгновение, но некоторые из нас живут дольше остальных, даже если умирают молодыми».
По дороге, глядя из окна такси на серые улицы с магазинами и торговыми центрами, я вздрагивал при каждом звуке сирены и при виде каждой машины «скорой помощи» и не мог думать ни о чем другом.
Нет, Дэв никогда не был героем.
До сегодняшнего дня.
Меня тошнило от страха.
Я почти ничего не знал: только то, что его спешно увезли в больницу и, судя по ужасу в голосе Памелы, все было плохо. Может быть, очень плохо.
Ее голос очень сильно дрожал под конец разговора, когда я сказал, что сейчас приеду. Как будто, передав мне известие, она наконец могла позволить себе поддаться эмоциям.
Господи, Дэв, что ты там натворил? Ты в порядке?
Я прижался к окну такси, стиснул кулаки и в первый раз в жизни принялся молиться за моего друга.
— Мы шли туда, — начала Памела, сжимая стаканчик с чаем.
— Куда ехали? Что случилось?
— В «Хилтон», — пояснила она, — в Мейфэре.
О нет. Разумеется. «Золотой джойстик». Это же сегодня.
Это был мой сюрприз. Моя оливковая ветвь в знак мира. Зои пришлось сделать кое-какие звонки, но она добыла два билета на главное событие года в мире видеоигр.
Он написал мне восторженное сообщение.
Спасибо, спасибо, спасибо! «Золотой джойстик»! И они упомянули его проект как части франшизы «Геймс-мастерс»! Угадай, кого я попрошу… нет, ты не догадаешься!
— Мы шли к метро, — рассказывала Памела, глядя мне прямо в глаза, — и Дэв увидел девочку. Лет четырнадцать, она была на велосипеде, но…
Она попыталась объяснить жестом.
— Раскачивалась?
— Да, то в одну, то в другую сторону, — подтвердила Памела. — Она раскачивалась, у нее на велосипеде были сумки. Из магазинов…
Я усадил Памелу на синий пластиковый стул. Было заметно, что у нее дрожат руки.
— И она упала. Очень плохо упала. Я слышала, как зазвенел ее звонок. И слышала такой звук, когда она упала. Ее сумки разлетелись, но нога была под велосипедом, и она…
— Запаниковала?
Памела кивнула. Я почувствовал, что взмок от напряжения.
— И там ехала машина. Быстро. Очень быстро. Я схватила Дэва за руку, но он побежал и вытащил девочку из-под велосипеда, но машина ехала очень быстро, и Дэв был еще там, и…
Она стиснула ладони.
— Он покатился. Его сбили. Его нога была разорвана, Джейсон, там было много крови, и я видела кость, и…
Она не могла подобрать слова, но жесты давали понять, что случилось. Думаю, она хотела сказать «вывернулась» или как-то так — его кость, бедро или голень вывернулась и торчала из обрывков кожи, мяса и джинсов в окружении растянутых и порванных связок. И он, мой Дэв, остался лежать на дороге безжизненной грудой, отчаянно нуждающийся в помощи.
Памела посмотрела на меня, она не могла поверить, что это могло случиться и хорошо ей известный человек мог попасть под машину.
— Как он? — спросил я. Теперь руки задрожали у меня.
Есть такие моменты в жизни — иногда даже дни, — сразу же заставляющие забыть обо всем остальном. Как укол булавки. Острая боль, затмевающая все и превращающая жизнь до и после в размытое пятно.
Я никогда не задумывался, каково это — потерять друга. Потерять Дэва. Это казалось совершенно невозможным, так не бывает. До сегодняшнего дня. Дэв жив, я знал это. Но ведь еще немного, и он мог бы погибнуть. Если бы машина двигалась чуть быстрее, если бы водитель нажал на тормоза на долю секунды позже, если бы удар пришелся на дюйм левее или правее. Но основным чувством, вытесняющим все остальное, было… восхищение.
— Он потерял много крови, — сказал врач. Примерно моих лет, но настолько потрепанный жизнью, что вряд ли ему приходится в ближайшее время рассчитывать на роль в «Холби сити». — Ему серьезно досталось.
«Насколько серьезно?!» — хотелось мне переспросить, но врач еще не договорил, а в таких ситуациях обычно хочется отложить плохие новости на потом. Пусть сначала врач закончит, он делает это не в первый раз, он знает, что надо делать.
— Его нога сильно повреждена. Рваные раны, множественные переломы, мышцы тоже повреждены.
Меня замутило. Доктор говорил тихо, но от этого его слова не становились менее болезненными.
— Ахиллово сухожилие порвано; боюсь, что нам пришлось…
Я понял, что сейчас упаду в обморок.
Хватит.
— С ним все в порядке? — спросил я. — С Дэвом все в порядке?
Прошло четыре часа.
Памела сбегала за курицей гриль, но я не смог прикоснуться к своей порции. Слишком много костей, слишком много оторванного от мяса жира, такого теплого и маслянистого. Памела обсасывала кости, пока не заметила, что я стал таким же серым, как чай в моем стаканчике.
Раздался стук двери.
«Восстань из могилы!» — было первым, что я услышал, когда Дэва на инвалидном кресле ввез в комнату человек, представленный нам как Чарлз, его новый лучший друг. Судя по бейджику Чарлза, его звали Фил.
Нога Дэва была в гипсе, лицо отекло и все в синяках, но он казался странно счастливым.
— У меня очень плохой перелом! — воскликнул он, помахивая брелком. — И еще кое-что.
— Дэв, — спросил я, — ты понимаешь, что совершил?
— Зачем все остальное, если ты не спасаешь время от времени чью-то жизнь?
— Но ты только что это совершил! Ты спас ей жизнь! Ты герой!
— Я не стал бы так говорить, — скромно сказал он, — но тебе не запрещаю. Привет, Памела.
— Дэв, — выдохнула она. — Спасибо.
Мы не совсем поняли, за что она его благодарит, но решили, что не станем возмущаться.
— Чертова машина, — продолжал Дэв, — «опель-вектра»! Парень за рулем болтал по телефону и не видел меня до последнего момента. Он попытался отвернуть, но попал мне прямо в… эм…
— В ногу, — помогла ему Памела.
— Ага. В ногу. Вот в эту, — показал он на свой гипс. — И мы пропустили этот чертов «Золотой джойстик». — Дэв покачал головой. — Вот трагедия, почему-то всеми замалчиваемая. Медсестрам нет никакого дела. Чертова система здравоохранения.
— Сходим в следующем году.
— Может, успели бы на вечеринку?
— Друг, ты только что сломал ногу. И что-то мне кажется, что тебе вкатили лошадиную дозу морфия.
— Да! — кивнул он, — и мне никогда не было так хорошо. Надо бы прикупить домой немного. Эбби может приготовить омлет с ним. Интересно, кто взял первый приз?
Я оценил ситуацию.
— Наверное, нам надо дать тебе отдохнуть, — решил я, и Чарлз кивнул так, будто я был гением в медицине и курьер вот-вот должен был доставить мне мой диплом.
— Тебя подвезти, Памела?
— Я останусь, — сказала она, и Дэв попытался незаметно подмигнуть мне.
Я, измученный, но счастливый, пошел к выходу, но у двери обернулся:
— Ты знаешь, что это значит, Дэв?
— Да, сэр. Теперь мне понадобится круглосуточный уход.
— Это значит, что ты совершил поступок, Дэв.
Он склонил голову набок.
— Тебе предоставился шанс, и ты им воспользовался.
Домой я вернулся разбитым — ведь я едва не потерял Дэва. Люди, окружающие тебя, становятся частью твоей личности. Вы разделяете общие воспоминания. Зачастую они наравне с тобой определяют твою жизнь. Теряя кого-то из них, ты теряешь часть себя.
Я сел за компьютер и попробовал написать письмо. Выразить в словах то, что чувствую. Мне хотелось попросить прощения за все, сказать, что я бесконечно виноват, и пообещать кое-что, вернуть ее в свою жизнь, пусть даже и в качестве только друга.
Но сказать требовалось слишком много.
Поэтому я зашел на «Фейсбук» и послал Саре запрос на добавление в круг друзей.
Я надеялся, что этим я сказал все, что хотел.
«Поварихе не обязательно быть красавицей».
Пословица племени шона, Зимбабве
Спасибо за забавные комментарии.
Я знаю, что рассказала вам не слишком много. Названия мест, события и да, имена — этого от меня не дождешься… И простите, но я пока не могу сказать, в чем заключается мой план.
Впрочем, если вы читали меня с самого начала, то вполне могли догадаться.
Сегодня утром я сидела в автобусе и думала об этом. Впереди была какая-то авария: там стояла «скорая», полиция, — думаю, кто-то разбился на мотоцикле. Проклятые зеваки выворачивали шеи, чтобы хоть что-то увидеть. Я постепенно прихожу к выводу, что мне надо перестать цепляться за то, что прошло, и начать жить настоящим.
Как бы вы сказали: использовать каждый момент? Звучит странно, но именно это я и имею в виду.
Кстати, какой-то мужчина пытался завести знакомство со мной в автобусе. Он сидел совсем рядом и иногда задевал мою руку, чтобы иметь возможность извиниться и сказать: «Ой, вы тоже почувствовали? Между нами проскочила искра!»
Мое теперешнее состояние ума хорошо иллюстрирует то, что единственной моей мыслью было: «Надеюсь, я ничего при этом не подхвачу».
Думаю, мое выражение лица заставило его оборвать все попытки познакомиться, потому что остаток пути он молчал. Странно, но меня это немного расстроило.
Я еще раз поговорила с менеджером по персоналу насчет своей идеи.
Мама всегда хвалила меня за практичность. Отец предпочитал ту часть меня, которая готова рисковать.
Знаете, после того, что случилось в этом году… после смерти папы, после «него»… на самом деле я не затаила обиду на «него». На самом деле мне сейчас кажется, что эта история сделала меня сильнее. Не будь того, что случилось, не будь этого года, я бы сейчас не размышляла о том, как изменить свою жизнь.
«Ты можешь сломаться или согнуться».
Сегодня, выходя из автобуса недалеко от Шарлотт-стрит, я вспомнила про фотоаппарат. Напечатала бы я эту пленку с воспоминаниями? Да. В момент слабости. Но мне нравится думать, что, может быть, мне хватило бы сил этого не делать.
Это год, когда я должна сделать выбор. Но сделаю ли я его?
Может быть, у меня такое настроение из-за выходных, но если я его все-таки сделаю, то, обещаю, расскажу вам больше о себе. Хорошо? Вы это заслужили. А еще я раскрою одну довольно постыдную тайну в качестве наказания себе за излишнюю скрытность.
И может быть, я даже скажу вам, как меня зовут.
Глава 24, или
Дети, ступайте, куда я вас посылаю
Выходные закончились, и я, с грузом книг, снова шел по коридору в кабинет «3Д». Меня провожали смешками.
— Сэр, вы способствуете каким-нибудь изменениям? — крикнул Трей Стоддард.
— Отвали, — ответил я. В конце концов, я всего лишь работаю по совместительству, и никто не говорил мне, что так нельзя делать.
Трей хлопнул себя по бедру, рассмеялся и побежал поделиться своими впечатлениями с приятелем.
— Джейсон? — раздался голос позади меня. Это оказалась миссис Вуллаком. — Лора тебя ищет.
Лора? Миссис Эберкромби? Зачем? Она хочет подкинуть мне работенку? Или сказать, что я могу увольняться? У меня контракт с Сент-Джонсом, но пока не было никаких признаков того, что его собираются продлять. Я вздохнул. Если здесь больше нет для меня работы, придется искать другую школу в плохом районе, привыкать к новым лицам, долгим дорогам и коротким вечерам.
— Я заскочу к ней на перемене, — ответил я.
Дети сегодня вели себя хорошо. Приятно тешить себя надеждой на то, что на них так повлияла моя мудрость, к которой они приобщились в пятницу на линейке, но скорее всего они просто вымотаны после физкультуры. Тем не менее они слушали внимательно, и когда я сказал открыть книги, не последовало ни протестов, ни вздохов, все было спокойно, и я видел, что они читают.
Тут, без всякого предупреждения, с улицы донесся звук, я вздрогнул и напрягся.
Звук был громким и резким. Возможно, выхлоп, или кто-то захлопнул крышку мусорного бака, или еще что-нибудь. Ребята выглянули в окно посмотреть, что случилось; они вытягивали шеи, глядя на улицу, но мой взгляд внимательно обшаривал окна дома напротив.
Ничего.
Я повернулся к детям, уже снова повернувшимся к учебникам.
Я последовал их примеру.
— Честно говоря, вы молодец, — признала миссис Эберкромби. — Это была действительно ударная речь. Так что спасибо.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, искренне не понимая, в чем дело.
Дети провели голосование и решили, что я педагог от Бога?
— Инспекторша, — пояснила она, — была в восторге. Сказала, что ты хорошо владеешь языком детей и пользуешься им, чтобы их мотивировать. Сказала, что ее особенно впечатлило то, что ты потратил на подготовку к уроку время и силы, хотя большинство на твоем месте просто распечатали бы что-нибудь из Интернета.
— Ну, я примерно так и начал, но добавил кое-что свое. Кое-какой собственный опыт, случаи из жизни.
— Мистер Коул просто рассказывал про «Арсенал».
— Я слышал.
— Надо поблагодарить и мистера Уиллиса — он сказал, что предложить тебе произнести речь было именно его идеей.
— О…
— И Дипу Дисти. Ты знаешь ее.
Я кивнул. Она училась в выпускном классе.
Читать бесплатно другие книги:
