Шарлотт-стрит Уоллес Дэнни
— Скоро они поженятся и, думаю, обо всем забудут.
— Сколько до свадьбы?
— Месяц. Они торопятся, Гэри хочет к моменту рождения ребенка официально представляться мужем Сары.
Она рассмеялась и вдруг спросила:
— А эта Эбби, певица… она и есть та девушка? Это ей предназначалось объявление в газете? Между нами, я подумала, что это очень мило. Я не говорила об этом, полагая, что тебе никто не ответил или просто все пошло не так. Понимаешь, ты же прибежал на Блэксток-роуд, вместо того чтобы идти к ней…
— Эбби не девушка. То есть она, конечно, девушка, но не Та Самая.
— А кто Та Самая?
Я рассмеялся. Хороший разговор. Я чувствовал, будто избавляюсь от некоего бремени. Никакого напряжения, никаких сожалений. Только дружба, и все.
— Я не знаю, — признался я.
Она наморщила нос и картинно щелкнула пальцем, давая знак бармену, что ей требуется добавка. Тот, однако, продолжал протирать стаканы, не обращая на нее внимания.
— Не знаешь? Не знаешь, кто эта девушка? В переносном смысле? То есть ты знаешь ее, но никогда не узнаешь, какая она на самом деле? Как в настоящей «мыльной опере»?
— Нет. Я говорю буквально. Я в самом прямом смысле слова не знаю, кто она такая. Но в некотором роде я имею в виду и обратное.
— Я же говорю: все как в «мыльной опере»!
Она раздраженно обернулась к бармену, как будто желая напомнить о мучающей ее жажде, но тот строго придерживался того важного для барменов правила, что посетитель должен обращаться к ним, используя навыки устной речи.
Я встал и направился к стойке, надеясь за эту паузу сообразить, как лучше пересказать Зои эту историю. Когда я закончил свое повествование, она посмотрела мне в глаза и сказала:
— Ты всегда говорил, что у отношений должно быть красивое начало. На этот раз оно у тебя есть. Так что дальше? Ведь такой финал, как наш разговор в баре, ну в том сыром подвале в Хайбери, и возвращение в темную квартиру в том же Хайбери, не может нас устраивать.
— И все-таки… — произнес я, поднимая руки. — И все-таки так и есть.
— В сыром подвале? — переспросил бармен.
Сейчас было не место и не время для мыслей о девушке.
Пожалуй, мне следовало прислушаться к намекам, подаваемым свыше. Я остался без Дэва, без Эбби, без «Лондонских новостей», без перспектив и без надежды. Постепенно я приходил к выводу, что проблема во мне.
Понимаете, иногда жизнь бывает не похожа на сказку. Иногда это просто жизнь: поход за копией ключа в обеденный перерыв; жужжание готовой перегореть лампочки; сосед, напоминающий о том, что ты не выключил фары.
Да, иногда в жизни встречается что-то еще — например взгляд незнакомой девушки на Шарлотт-стрит. Но можно ли долго держаться за этот взгляд как утопающий за круг? Сколько времени пройдет, прежде чем он изгладится из памяти?
Если я собрался привести свою жизнь в порядок, мне следует сосредоточиться на вопросах, имеющих практическое значение. На улице и без того слишком много бездомных, тоже ведь имевших когда-то свои мечты.
И, честно говоря, мне было что приводить в порядок. Отношения с друзьями. Вопрос с жильем. Работа. Интерес Зои — это здорово, но ей всего лишь хотелось узнать, чем все закончится. Ей не надо было самой предпринимать усилия для ускорения событий. На это потребовались силы, время и… ну что же, теперь у меня есть работа. И планы, у меня появились планы.
Честно говоря, я ощущал некоторую пустоту. Как будто мои стремления наткнулись на неодолимое препятствие, а от мечты пришлось просто отказаться. Как будто я был совсем рядом, но рядом с чем? Откровенно говоря, вчера я был к ней не ближе, чем в самом начале. Да, я нашел ее бывшего, но чего стоило мне это открытие? И как я им воспользовался! Моя жизнь, и без того неуклонно ухудшавшаяся, стала, если такое вообще можно представить, еще хуже из-за этого, казалось бы — незначительного, инцидента. И все-таки меня не оставляло ощущение некоторой пустоты. Мне все-таки было больно от того, что я отказался от волшебства.
Но волшебство могло подождать.
Сейчас время для обыденного.
Третий день в Сент-Джонсе.
— О, ты вернулся, — поприветствовала меня Джейн Вуллаком — завкафедрой математики — так, как будто до нее дошло, что я вернулся, но она не заметила, чтобы я куда-то уходил. Мы встретились в коридоре у кабинета математики. Зеленый линолеум и крашенные в персиковый цвет стены выглядели так, будто мы неожиданно оказались в семидесятых.
— И как… где ты был, кстати? Путешествовал или что-то в этом роде?
— Нет, не путешествовал.
Она нервно поправила брошь в форме бабочки.
— Отдохнул хоть?
— Не совсем.
Она непонимающе уставилась на меня.
— Попытался кое-что сделать, — небрежно пояснил я, — не вышло. Я питался одним арахисом, дела мои продвигались вперед очень медленно, так что я решил, что с меня достаточно убытков.
— О, — протянула она, помрачнев. — Ну что же, ты пытался — а значит, добился своего.
— Я и не говорил, что потерпел неудачу.
— А как… эм…
— С Сарой я расстался. Уже давно.
— Ну, отношения — это такое дело… это тоже не проигрыш.
— Я не говорил о проигрышах и неудачах.
— Хорошо, что не говорил. Но некоторые ведь используют именно эти слова, правда? И зря, потому что главное не победа, а участие.
— Кто использует?
— Не важно. Никто. Эти люди все равно не заслуживают того, чтобы о них говорить.
Она подозрительно посмотрела сквозь стеклянную дверь на мистера Уиллиса и вскинула кустистые брови.
— Сам-то он никогда не пытался изменить свою жизнь. Чем он там увлекается? Коллекционирует записи автомобильных сигналов? Так что забей.
Она поднялась на напоминающие бочонки ноги, развернулась и ретировалась с места событий.
Я еще раз взглянул на мистера Уиллиса. Он улыбнулся и помахал мне.
Кабинет «3Д» был последним местом, где мне хотелось бы оказаться.
Окна этого кабинета выходили на здание с муниципальными квартирами.
Я вошел за несколько минут до учеников и на мгновение застыл на пороге.
Вот она, наспех заделанная трещина в окне — скорее всего никто, кроме меня, ее бы и не заметил, — единственное свидетельство того, что это действительно имело место быть. Я посмотрел на здание через двор. Интересно, из какого окна он стрелял?
Тут прозвенел звонок, я вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
— Эй, сэр! — окликнул меня какой-то мальчик у ворот.
Пару дней назад произошла драка между нашими учениками и компанией студентов технического колледжа, расположившегося недалеко от Стоука. Предполагалось, что я и мистер Уиллис должны предотвратить ее повторение, несмотря на то что мой опыт из области драк ограничивался известным ночным эпизодом в Уитби, причем спас меня мой бывший ученик, а мистер Уиллис все больше походил на человека, коллекционирующего записи автомобильных сигналов.
Я взглянул на мальчика. Лет четырнадцать. В руках обгрызенный шоколадный батончик. На шее галстук, укороченный, как у всех его сверстников, до предела. Не знаю, как они это делают. Может, сразу покупают как бы для трехлеток.
— Вы мистер Пристли, да?
— Я мистер Пристли, да.
— Вы знаете моего брата, — начал он и уставился на что-то за моей спиной. Я оглянулся. Один мальчишка швырнул другого об стену. Заметив меня, они приняли виноватый вид и громко засмеялись, чтобы показать, что на самом деле они друзья. — Я имею в виду Мэтта Фаулера.
Это брат Мэтта?
— Знаю, — ответил я. — Но сто лет его не видел. Как он?
— Дела.
— В мастерской?
Может быть, те ребята просто прикалывались. Мэтт мог быть где угодно: пойти за чаем, заболеть, заиграться в зале автоматов.
— Не, — продолжил мальчик, — у него работа и остальное.
Мне вдруг подумалось, что Тони — странное имя для подростка четырнадцати лет.
— Ясно, но где эта работа? Я вчера заходил на Чэпел-маркет, но его не нашел.
— Он тама не работает.
— Там. Не важно, я понял. А где он теперь?
— «Бургер Кинг», типа.
— «Типа» было лишнее. Почему он там? Что случилось в мастерской?
Мальчик пожал плечами и шмыгнул носом.
— Расхотел там работать. Не задалась работа, и с курсами не получилось. Так что он сначала четыре ночи в «Бургер Кинге», а потом в «Голове королевы».
— Тебе надо следить за речью, Тони, — заметил я. — И что за курсы?
Я понял.
Теперь я понял.
Больше всего в Мэтте меня смущали его приступы ярости. Мне приходилось, разумеется, не раз наблюдать их в школе — например в тот день, когда он чуть не вышиб компасом глаз другому мальчику… Впрочем, тут смотря кому верить. Школьный совет принял сторону другого ученика. Он сказал, что Мэтт набросился на него просто так. А потом Мэтт пропал. Я решил, что это было обусловлено проявленной к нему несправедливостью. В результате он разочаровался в системе. Но потом, в Уитби, он действительно спас меня и Дэва простой демонстрацией силы… Не знаю, чего во мне было больше: благодарности или страха. Тогда я увидел его во гневе вблизи. Мэтт наглядно продемонстрировал, во что можно превратить телефонную будку, ловко орудуя простой железной трубой.
Но теперь я понял. Это был не гнев, а разочарование.
Мэтт Фаулер бросил работу в автомастерской на Чэпел-маркет ради того, чтобы достигнуть чего-то большего. Я так считал, пока до меня не дошло, что речь идет не о персонаже Джейн Остен. Он бросил работу, желая Что-то Сделать. На него снизошло озарение. То самое, над которым так потешались его приятели. И из-за этого откровения он записался на вечерние курсы: вторник и четверг — с семи до десяти; суббота — с десяти до пяти. Они обойдутся ему в четыре с половиной тысячи фунтов, зато принесут результат. Он продал свой велосипед, свою «Плейстейшн», все остальное, что можно было продать, и уволился из мастерской. Он работал все свободное время, но оно того стоило, так как в результате он Что-то Сделал. Чтобы быть точным, он занимался на курсах звукорежиссеров поблизости от Денмакл-стрит.
Я снова вспомнил Уитби.
— Я хочу что-то сделать, — сказал он тогда.
Тогда я решил, что он хочет что-то сделать с собой, кем-то стать.
Вернувшись домой, я почитал в Интернете об этих курсах и очень обрадовался за него. В группе всего пять человек, ему предстоит изучить такие тонкости данной специальности, как монтаж, сжатие звука; узнать, что такое поток сигналов, многоканальность, шумовые порталы, цифровые задержки, цифровые рабочие станции и многое другое. Конечно, по окончании он еще полгода будет готовить чай вечно недовольным инженерам, надеясь научиться от них чему-то практическому. Но я уверен: рано или поздно он поймает свой шанс и станет настоящим студийным звукорежиссером. Я поймал себя на том, что даже завидую ему.
Он нашел себя.
Зои продолжила дразнить меня по поводу девушки и получала от этого немалое удовольствие.
— Тебе все-таки надо это сделать, — изощрялась она, стоя у плиты. Мы готовили суп с сосисками — единственное, что можно было сотворить из замороженных овощей и одинокой банки консервированных сосисок. Казалось, что сейчас девяносто седьмой и мы на кухне квартиры Дэва в Лестере.
— Тебе все-таки следует позвонить Эстонии Марш и сказать, что ты придешь на ее программу.
— Нет, — ответил я, — я решил, что пусть судьба сама разбирается с моей жизнью. Дэв, например, постоянно говорил о судьбе.
— Ты так говоришь, будто он умер. Он все там же, на Каледониан-роуд.
— Уже на Брик-лейн. Я видел на его страничке на «Фейсбуке». Он переехал. Будет управлять одним из ресторанов отца. Так что все, с магазином покончено. Официальное закрытие на той неделе.
— Забавная вещь этот «Фейсбук». Или «Твиттер». Можно как будто на секунду заглянуть в чью-то жизнь. И почти не обязательно снова встречаться с этим человеком. Ты получаешь самые яркие моменты и пропускаешь все остальное. Получается дружба с высоким КПД.
Я покрутил в руках ложку. А что, если мне не нужна дружба с высоким КПД? Что, если я предпочел бы вернуть нашу старую, куда менее эффективную дружбу?
Мне надо встретиться с Дэвом. В случае с Эбби я должен предоставить выбор ей. Ей требуется еще простить меня, и, учитывая, как долго мы знакомы, вряд ли стоит на это рассчитывать. Сара весьма ясно выразила свои чувства ко мне, и постоянное присутствие рядом с ней Гэри не позволяло надеяться на то, что они изменятся.
Но Дэв… Тут я должен предпринять что-то сам.
Надо подготовиться, решил я. Не обязательно форсировать события. Можно заскочить на Брик-лейн, съесть карри. Но нужно что-то такое, что позволит растопить лед между нами. И у меня появилась идея. Я поговорил с Зои, она сделала несколько звонков, и мне пообещали помочь.
Однако в первую очередь мне надо было встретиться еще кое с кем. Я задумался о том, как и когда это лучше сделать, но мои размышления прервал завибрировавший телефон.
— Неизвестный номер, — сказал я сам себе, глядя на экран. — Скорее всего это очередная гламурная дамочка из утренней программы, жаждущая, чтобы я поведал стране о ее романтических грезах.
Принять вызов.
— Алло!
— Джейсон?
— Да!
Пауза.
— Это Дэмиан Ласкин.
Глава 21, или
В свободном полете
— Привет, — сказал я, вцепившись в трубку обеими руками. Я стоял в подъезде, на грязном синем ковровом покрытии, у треснувшего окна. — Привет, Дэмиан.
— Буду краток, — заговорил он, — нам надо встретиться.
Должно быть, я завис на секунду, потому что он тут же продолжил:
— Слушай, я тогда накинулся на тебя потому, что не понимал, чего тебе нужно. Я до сих пор до конца не понимаю, чего ты хочешь, но уверен, что ты не собираешься причинить вред мне. Это так?
— Да.
— Скажи вслух.
— Я не хочу причинить тебе вред.
— Или моей семье.
— Или твоей семье, разумеется! Слушай, Дэмиан, это странная история, но…
— Нет-нет, мы встретимся и поговорим. В понедельник, около пяти. Предложи место.
Я предложил, и мне вдруг стало не по себе. Что ему-то нужно? И кстати…
— А как… Где ты взял мой номер?
— Для этого есть тысяча способов, Джейсон. Но на самом деле — и, честно говоря, именно поэтому я все-таки решил позвонить — я взял твой номер в окне задрипанной забегаловки рядом с моим домом.
Он рассмеялся и повесил трубку.
Зои едва не подавилась сосиской, когда я ей рассказал. Она хлопнула ладонью по столу, и все вилки попадали на пол.
«Голова королевы» находится на Эссекс-роуд. Раньше это был гей-бар, а теперь здесь стоят кожаные кресла и французские столы для настольного футбола, а публику представляют в основном семейные люди из среднего класса. Место напоминает что-то промежуточное между антикварным магазином с бронзовыми светильниками и медвежьими чучелами и модным сетевым заведением, где дружелюбные официанты-иностранцы по первому требованию привязывают к детским креслам воздушные шарики.
Я пришел к закрытию и подождал, пока толпа посетителей, направляющихся к автобусу или в «Теско» на углу за последней на этот вечер баночкой пива, схлынет. В окно я видел, как он, в черном, стоит, опершись на стойку бара, и ждет, пока какой-то старый пьяница скрутит себе самокрутку.
Зайдя внутрь, я попытался сделать вид, что витаю где-то в облаках, и приготовился изобразить удивление, когда увижу его, но он заметил меня первым. Буквально сразу же.
— Привет.
— Мэтт! — воскликнул я, стараясь, чтобы мое удивление выглядело не совсем мультяшно. — Что ты здесь делаешь?
Я сделал подобающее случаю недоуменное выражение лица. Мэтт положил в пластмассовую коробку очередной стакан и улыбнулся.
— Вам сказал мой братишка, да?
— Он, да. Такой, с коротким галстуком, да?
Мэтт улыбнулся.
— Он.
— Так как у тебя дела? И что случилось?
— Я в порядке, — кивнул он.
Я был поражен. Не тем, что он в порядке, разумеется. Тем, что он это сказал. Не думаю, что раньше слышал от него что-то подобное. Впервые я понял, каким печальным он всегда казался. Впрочем, несмотря на шок, думаю, именно это я и хотел услышать.
— Когда кончается твоя смена? — поинтересовался я.
Он молча махнул рукой в направлении пустого зала.
— Я удивился, когда узнал, что ты вернулся, — сказал Мэтт, поправляя манжеты.
Мы сидели в «Макдоналдсе» поблизости — я с фантой, он с фишбургером и молочным коктейлем.
— Почему?
— Не думал, что ты снова станешь этим заниматься, — ответил он, вытирая губы, — ты всегда хотел двигаться дальше.
Я задумался. Значит, со стороны виднее?
— То есть?
— Ну ты же ушел из Сент-Джонса. Изменил кое-что в жизни. А когда еще был учителем, ты говорил, что мы тоже можем изменить свою жизнь и с нами может случиться что-то новое.
Я кивнул, но разве это правда? Я ничего такого не помню. Я помню запах кофе изо рта, помню, как ждал перемен, как не знал, что ответить на вопросы. Помню, как блефовал, пил с утра нурофен, чтобы справиться с головной болью, но, по мнению Мэтта, я был кем-то вроде того парня из «Общества мертвых поэтов».
— Но ты говорил, что такое случится, только если будут приложены соответствующие усилия. Надо еще заставить это новое произойти.
О, черт. Вот это уже звучит знакомо. Как на единственной в своем роде линейке, от которой я не смог отвертеться, несмотря на то что страшно боялся выступать перед толпой скучающих подростков, каждый из которых был запущенным случаем и каждому из них не было до меня и моих слов совершенно никакого дела.
Мистер Эшкрофт, тогдашний директор, всегда настаивал на том, что мы просто обязаны по очереди выступать перед детьми. «Вдохновляйте их! Несите им слова, способные сподвигнуть их на свершения и вселить в них веру в будущее! Покажите им мир, каким он может быть и для них!» — говорил он.
Я назвал свою речь «Работой над тем, чтобы изменения произошли!» и часть ее действительно написал сам. Остальное я нашел в Интернете на страничке с цитатами из Энтони Роббинса. Но я помню, что гордился кое-какими фразами.
Тем не менее никогда в жизни мне бы не пришло в голову, что меня кто-то и вправду слушает.
— Ты говорил, что даже стоять на месте — это все равно что идти назад, потому что, пока ты стоишь, мир движется вперед.
— И… ты это запомнил?
— Да, эти слова как-то застряли у меня в голове. Но я все равно думал, что ты несешь ахинею. Мистер Эшкрофт заставлял вас всех раз в неделю толкать речи. «Вдохновлять» нас. Мистер Коул обычно рассказывал про «Арсенал».
Он рассмеялся.
— Мы потом прикалывались над тобой. «Сделай все, чтобы они произошли! Ооо! Смотрите на меня все, я заставляю их произойти!»
Мэтт снова рассмеялся.
— А потом мы встретились снова. И я увидел, что вы это сделали. Действительно сделали. Большая часть моих учителей, они ведь сейчас учат моего братишку.
— Маленького Тони.
— Ага! Да, маленького Тони. И не сомневаюсь, в конце концов они будут учить моего ребенка. Они никогда не уйдут из школы.
— Это хорошая работа. И Элгару повезет, если он к ним попадет.
— Да, но если у тебя не лежит к этому душа, то надо искать что-то свое.
— Хорошо сказано.
Он вскинул брови и отложил бургер.
— Это ты сказал. Господи, да ты хоть что-то помнишь из того, что сам говорил?
Я пожал плечами.
— Но, честно говоря, не важно. Ты собрался, ушел со своей уютной работки, рискнул. Заставил изменения произойти. Ты хотел быть журналистом или вроде того, так что ты это и сделал. А потом, в Уитби, ты сказал, что мне надо бы пойти учиться, и я вспомнил ту твою речь. Я посмотрел на тебя и подумал: «А может, он и вправду верил в то, что говорил?»
Вот это да.
— Но может быть, ты не верил?
— Верил, Мэтт. Не сомневайся.
— Тогда почему ты вернулся?
— Иногда… Иногда бывает так, что жизнь вмешивается в твои планы. Ты, например, собираешься отправиться в путешествие на целый год, но потом взрывается бойлер или ломается глушитель, и все меняется.
— Всегда можно найти оправдание. Это ты тоже говорил в той своей речи, если я не ошибаюсь.
— О Господи! Ладно; послушай, я все это выдумал. Я никогда не рисковал. Я не готовил почву ни для каких изменений.
— А потом взял и рискнул. Это-то меня и вдохновило. Не то, что ты говорил, а то, что ты сделал.
Я посмотрел на него и понял, что когда-то был бы счастлив услышать от него это слово — «вдохновило».
— Получается, что ты неплохой учитель, — заметил Мэтт с улыбкой, — но, видимо, это не твое.
Я вернулся домой поздно, но совершенно счастливым.
Разговор с Мэттом многое мне напомнил. Времена, когда я только пришел в Сент-Джонс. То, каким я был тогда. Как постепенно весь энтузиазм куда-то делся. Как я утратил то, что давало мне силу. С другой стороны, нельзя утратить то, чего не имеешь. А если когда-то у меня это было, то теперь мне нужно было вернуть не только энтузиазм и увлеченность, необходимые преподавателю. За эту неделю я уже понял, что тут мне ждать нечего. Нужна жизнестойкость. Для чего-то важного.
Я понял, что для Мэтта я всегда буду в первую очередь старым учителем и только во вторую — другом. Но это нормально. Как выяснилось, я оказался не таким уж и плохим учителем.
Сегодня, не знаю, нарочно или просто так получилось, он помог мне.
Зои уже легла, когда я пришел, но телевизор все еще работал. Шла какая-то игра. Я взбил подушку, постелил себе на диване и включил ноутбук.
Пора было наконец встретить проблемы лицом к лицу. Найти себе квартиру. Взять ответственность на себя.
Рядом с подушкой лежал золотистый конвертик с надписью «Джейс». Я открыл его и улыбнулся: Зои справилась с поручением.
Дэв будет в восторге, если мы все-таки встретимся.
Не сейчас, впрочем. Не сейчас, когда я сдался и снова работаю в Сент-Джонсе. Скоро я буду готов к встрече, но пока надо уладить еще кое-какие дела.
В первую очередь устроить собственную жизнь.
Понедельник. Пятнадцать минут шестого.
И вот я снова в Постмен-парке. Я не знал, что еще предложить; к тому же такому параноику, как Дэмиан, должно понравиться это довольно спокойное, но в то же время не безлюдное место. Господи, такое впечатление, что мы какие-то заговорщики.
Стояла пасмурная погода, такая, когда все предметы кажутся чуть-чуть размытыми. Я пришел минут на пятнадцать раньше. Ненавижу опаздывать. Мне проще прийти за час, чем заставлять кого-то ждать хотя бы пять минут. Дэв всегда говорил, что мы не опаздываем, пока не опоздали. Я понимаю, что он имел в виду, и согласен с ним, но поступать так не могу. Единственное, что в моих силах сделать, чтобы меньше нервничать, — это приходить заранее.
Я пнул жестяную банку поближе к стене. Наверное, следовало бы поднять ее и бросить в урну, но я посчитал, что и так продемонстрировал достаточную сознательность. Потом я проверил, заметен ли уже пар от дыхания.
И тут до меня дошло, как я нервничаю.
Я остановился и посмотрел на памятник Героическому самопожертвованию.
Уильям Гудрап, сигнальщик, шестьдесят лет.
Погиб на мосту Кингсленд-роуд, пытаясь спасти рабочего от смерти под прибывающим из Кью поездом.
28 февраля 1880.
Наверное, я видел эту табличку сотню раз.
— Джейсон?
Я обернулся. Дэмиан стоял у края газона. На нем было короткое пальто из тех, что в журналах рекламируют мужчины, стоящие на взлетной полосе рядом с «ягуаром», на заднем сиденье которого блондинка в солнечных очках с повязанной шарфом головой делает вид, что зажигает сигарету. Из-под шарфа, кашемирового, я думаю, выглядывал кусочек идеально чистой голубой рубашки.
— Как дела? — поинтересовался он — надо сказать, довольно холодно и без вопросительной интонации.
— Нормально, — небрежно ответил я. — Спасибо, что пришел.
«Спасибо, что пришел»? Он сам меня позвал.
— Сегодня прохладно. Ты за рулем или?..
Читать бесплатно другие книги:
