Странный мир Калашников Сергей
– Поселковые, если только между собой могут договориться, нам-то бродячим эти проблемы не интересны. И потом, они ведь не помогают нам наши землянки устраивать. Кочевые роды друг друга встречают редко. Обычно по весне, когда на летние стоянки нужно перебраться, или осенью назад вернуться, тогда сбегаемся, чтобы скарб перенести большой толпой.
Пока разговаривались разговоры – завтрак завершился. Пришлый мальчуган отобрал у гуанако то, что они лизали, и спрятал во вьючную сумку. Старший Иванов сын Феденька повел гостей в сторону реки. Он вроде как и не родной ему, но, сказать по правде, значения это не имеет. В других кочевых группах люди друг друга давно полагают братьями и сестрами. Столько вместе пережили, такое не забывается. А этого мальчугана он растил как собственного первенца.
Проследив, как длинношеие копытные проследовали за своими маленькими хозяевами, спросил:
– Что за плитку лизали эти верблюдики?
– Специальная рецептура. Полдюжины солей, мел, гипс для связки. Даже медный купорос. Если они не получают весь комплекс, начинают болеть. У них организм рассчитан на минеральный состав растений засушливых мест, и в этих обильных зеленым кормом краях испытывают дефицит некоторых микроэлементов. Если не угощать их таким леденцом, через неделю расхвораются.
– То есть без людей им не выжить в наших краях? Зачем же вы таких капризных тварей одомашнивали? Тем более, Нюта сказала, что они невкусные.
– Соврала наша Нюта или пошутила, уж и не знаю. Никто их ни разу на вкус не пробовал. Раз в году стрижем, шерсть замечательная. А вообще-то они при малышах в основном состоят, опекунами. Очень чуткий зверь. Без него ребенка от леопарда уберечь непросто. Малыш ведь для этой кошечки – вроде как самоходный бифштекс.
– А что, разве гуанако может справиться с таким хищником?
– Нет, конечно. Или предупредит, дети ведь их постоянно «слышат» через повод, или примет на себя удар – нападают-то, как правило, на того, кто крупнее, тем более при прыжке сзади непросто достать человеческого детеныша через голову скакуна.
– А если леопард просто набрасывается спереди?
– Тогда у девочки или мальчика есть почти секунда.
Иван решил, что дальнейшие подробности он сейчас выяснять не будет. Есть у него чем поинтересоваться у гостьи.
– В вашей группе сколько человек?
– Почти сто взрослых и почти сто детей.
– Что, все живут в одном месте? И дичи хватает?
– Живут они в более чем полутора десятках мест.
– Нет, я имею в виду именно вашу группу, ведь вы не называете себя родом, как я понял?
– Поняла вопрос. Нас в ту местность попало сто семнадцать человек. Двое погибли при переносе, один – позднее. Две женщины умерли при родах. Четырнадцать человек живут сами по себе, мы их называем островитянами. Помогаем им изредка. Остальные взаимодействуют между собой как члены одной семьи. Стройки, лесопосадки, сбор фруктов – для таких мероприятий сходятся десятки человек. Некоторые – лодочники, возницы, разведчики – живут в нескольких поселках. Ученики и учителя проживают в школе только во время учебного года. Пастухи перегоняют стада. Да чуть не половина людей с места на место мотается. Даже ремесленный люд иной раз гасит горны и печи ради общего дела. Только на химзаводике да на пасеке полная оседлость, потому что процессы у них идут непрерывно.
– Это кто же такое там у вас учудил?
– Само слиплось. Мы ведь неопытные все были, не знали как нужно, сделали, как получилось. – В ответе Иван слышит легкую браваду. – Те, кто хотел жить правильно, или не присоединились, или отсоединились, своим мирком обитают, по науке все делают. Провианту мы им зимой подкидываем, чтобы не голодали, а то женщины наши туда по мужикам иногда забегают.
– Необычно живете, – соглашается охотник. Обе его жены тоже прислушиваются к разговору. – Школу вон уже построили.
– Школу давно построили. Там, правда, только одна ученица была в последний год, но уже восемь выпускников. Я, кстати, в первом выпуске. Вместе с мужем училась.
– Получается, что вы, таким макаром, все бытовые проблемы быстренько порешали, – констатирует Иван. – И начали ударно размножаться.
– Проблем у нас осталось много. И размножаемся мы по графику. Женщины-то из трудового процесса исключаются надолго. А сколько трудов нужно положить, чтобы каждое такое чадо на Чингачгука выучить, а после четырех лет еще и поводырь им требуется, гуанако обучить – дело хитрое.
Из-под деревьев на поляну вскочил Федя с выпученными глазами.
– Папа, Нютка леопарда мучает!
Виктория и Иван подхватились и помчались к месту событий.
Хищник висел, держась за ветку одной лапой, и конвульсивно подергивался. Вернее – извивался. Короче, колбасило его. Наконец, видимо, когти выскользнули из древесины, и тело достигло земли уже вполне по-кошачьи – с приземлением на все четыре конечности. Правая передняя тут же подломилась. Пятнистая кошка, способная одним ударом лапы лишить жизни взрослого человека, пыталась убежать, но что-то внутри нее этому мешало. Какая-то трясучая судорога пробегала по мускулистому телу.
Дети стояли неподалеку и зорко поглядывали по сторонам, не забывая присматривать и за страданиями хищника. Их вьючных животных поблизости не наблюдалось.
Виктория жестом остановила занесенное Иваном копье.
– Он больше не будет нападать на людей. А если его убить, придет другой зверь, не знающий, что человека нужно бояться.
– Надо же, а мне показалось, что ты решила пожалеть кошечку.
– Это ты решил ее пожалеть, ей сейчас хуже, чем мертвой.
– Откуда ты знаешь?
– Это зелье мы используем много лет, а перезаряжать дротики нужно регулярно, поскольку оно не слишком долговечно. Некоторые иногда бывают неосторожны. Один раз. Ну и тем, кто видит, как человек двадцать минут бьется в конвульсиях от невыносимой боли, пока организм не избавится от токсина, обычно хватает впечатлений, чтобы не терять внимательности при этой деятельности.
– А последствия?
– Бодрит и развивает осторожность при работе с препаратами.
– Сами синтезируете?
– Это хитрая настойка из нескольких растений. Ее придумали, когда сообразили, что отстреливать леопардов неэффективно. Дикие собаки и волки начинают плодиться, если на них нет укорота. А вот научить пятнистого охотника опасаться людей несложно. Обычно производится дистанционная инъекция из арбалета. Ну а потом стрелок подходит, чтобы зверь считал и запомнил его запах и образ. Потом эти ученые кошечки к жилью не подходят и с дороги людей убираются подальше. Впечатление незабываемое.
Леопард наконец сумел отковылять в кусты и скрылся из виду.
– А что, у Нюты самострел всегда заряжен такой стрелой? – Иван знает, что постоянно натянутые пружины обычно ослабевают.
– Нет, конечно, она его из харькачки отоварила. – Кивок на дудочку, которую девочка держит так, как будто готовится свистнуть.
– Духовое ружье?
– Не надо так громко про плевательную трубочку, – улыбается Вика. – И вообще, удивился бы ты лучше тому, с какой скоростью действует токсин, вот это действительно фантастика.
– Слушай, а отравленные стрелы для охоты вы применяете?
– Крайне редко. Во избежание несчастного случая. И яд там не такой быстрый, чтобы, случись что, успеть принять противоядие. Это-то буквально на лету скручивает.
Гуанако они нашли на поляне. Травоядные дрожали от страха, и дети их долго успокаивали, расчесывали, угощали.
– Жофрей зверюгу почуял, – объяснил Максютка. – Я копье метнул в куст, ну он и рванул на нас. Кажется, Нютка ему прямо в нос вкатила ампулу.
– А отойти нельзя было? Взрослых позвать? – Виктория не выглядит довольной.
– Скорей всего он бы бросился на них, как только они начали отступать, – вступается Иван.
– Верно, – соглашается наставница. – Просто дети должны уметь обосновать правильность своих действий.
Две женщины успокаивают Федюньку. Иван поглядывает то на сына, то на пару маленьких гостей, бросающих только что связанный травяной ком своим скакунам. Напоминает футбол.
– Ага, сразу вспомнили, что животными надо заниматься, – констатирует гостья. – И не сравнивайте своего мальчишку с нашими волчатами. Это как раз у вашего сына нормальная реакция. Кстати, не забыть бы выбандурить Максима за то, что копьем зверя шугнул, а не первой попавшейся палкой.
Дети снова ушли к реке. И Федя, и копытные. Жены хозяина копошатся по хозяйству и присматривают за младшими. А гостья продолжает расспрашивать о людях, живущих на этих землях. Просит упоминать имена, характеризовать, вспоминать происшествия с их участием. Иван не всех знает одинаково хорошо, но Клара и Лариса ему помогают, и совместными усилиями удается оживить картину.
В полдень Вика засекает прохождение солнца через меридиан. Потом юные охотники приносят парочку гусят-подростков. Начинается стряпня, и нет конца-краю вопросам.
– Понимаешь, Ваня, – после эпизода с леопардом они надежно на «ты». – С одной стороны, вы тут постепенно деградируете. – Спрашивальщица вдруг перестает спрашивать и как бы подводит итог. – С другой стороны, живущие здесь люди нас интересуют и как генетический материал, и как рабочие руки. С третьей – в этих местах, хоть и редко, но встречаются сосны, из которых нам требуется и живица, и смола. Опять же какая-то структура здесь уже сложилась. И для вашего начальства мы никто и звать никак.
Вот ты и женщины твои хоть сейчас готовы сняться с места и двинуться в нашу сторону, верно я понимаю?
– Пожалуй. – Охотник уже успел увидеть кивки жен, едва прозвучал вопрос.
– Но без твоей добычи в центральном поселке станет меньше еды. А если не только твой род, а и некоторые другие поступят аналогично – так и голодать, возможно, придется.
– Пожалуй. – Соображение девушки понятно, но какое ему дело до чужого горя? – Только, понимаешь, Виктория, я ведь не препятствую тому, чтобы поселковые охотились, или просто присоединились к промысловым группам. Мне моих нужно обеспечить, а в Стольце князь есть – своя голова, как говорится.
– Вот тут и сокрыта основная разница в образе действий наших и ваших. Разные цели. У вас здесь все как у людей, а в нашей группе пекутся о сохранении популяции. И, поскольку обе группы принадлежат одному биологическому виду, то приглашать тебя к нам я не могу.
– Ну ничего себе, это выходит, моя семья должна страдать от того, что вы хотите обеспечить чье-то благополучие?
– Если о принципе, то так и есть. Но, оставляя тебя здесь, я не рискую ни твоей жизнью, ни жизнью твоих близких.
– Ненормальная! – Иван в сердцах вскакивает и принимается ходить туда-сюда. – Да я и сам к вам не хочу, если у вас там все такие.
– Не все, конечно, – улыбается Вика, – даже не большинство. Многие. Особенно те, у кого обычно спрашивают совета. А иногда и разрешения.
Приезжие детишки тем временем подошли к своей наставнице. Иван уже сообразил, что вся эта разведка – сплошное воспитательное мероприятие. И Викторию значительно сильнее волнуют навыки, которые удастся привить детям, чем открытия, сопутствующие учебному процессу. Он злится на то, что его не принимают в эту компанию, и пытается подвергнуть анализу и свое поведение, и аргументы этой, кажется, совсем девочки. Обманчивость внешнего впечатления его уже не вводит в заблуждение. Он понимает – перед ним носитель разума, не меньшего, чем у него. Возможно – очень сильно не меньшего, к тому же значительно более информированного.
Итак, детская обида за то, что они его к себе не берут, и непонимание, почему не берут. Не дело это, взрослому мужику, отцу семейства и одному из лучших добытчиков заниматься подобными переживаниями. Он должен понять в чем дело.
– Итак, дети, проводим работу над ошибками сегодняшнего дня. – Виктория строго смотрит на подопечных.
Две виноватые физиономии. Видно, что ребятишкам неловко. Интересно, что же такого ужасного натворили эти гениально справившиеся с леопардом юные создания?
– Мы пошли по звериной тропе, что вела к водопою, – наконец выдавливает Максютка.
– И почему же вы так поступили, о неучи и недоумки?
– Федюнька показал дорогу, по которой всегда ходит…
– …за сладкой осокой, – продолжает наставница. Ивану вспоминается мультфильм про крошку Енота, и он внутренне улыбается. А дети густо краснеют. Неужели и они его смотрели?
– Итак, – констатирует воспитательница, – самоходная котлета в сопровождении двух шницелей и пары свежайших окороков следовали к месту обеда хищника, поджидающего подачи блюда на стол. Вы, вероятно, очень торопились, чтобы зверушка не захлебнулась слюной в ожидании обслуживания.
– Ви, не ругай нас, пожалуйста, мы больше так не будем. – Это уже Нютка.
– Скорее всего. Ты сколько ампул всадила?
– Три, и Макс одну, но он сделал два промаха, потому что ему было неудобно.
– А еще, скажи-ка мне, молодой человек, отчего ты решил воспользоваться копьем для швыряния в подозрительный куст? Рогатки с собой не было? Или под ногами не нашлось ни одного сучка?
– Там сыро, все гнилое, – оправдывается мальчик.
– Ручки белые пачкать не хотели, ваше высочество! И камушков для рогатки не оказалось, все в степи по цветочным головкам тренировался попадать, вот запас и издержал, сам того не заметив. – А эта маленькая женщина строга. И ее воспитанники, недавно казавшиеся искусными следопытами, настоящими бушменами, выглядят, как нашкодившие школьники. – Вам сегодня необыкновенно повезло, юные раздолбаи. Имейте в виду, такие случаи происходят в жизни только один раз, и этот раз с вами уже был. В общем, Анна, тебе за тропу – два, а тебе, Максим, еще и за копье пару. Выполняйте.
Понурые ученики некоторое время что-то выбирали в кустах. Это оказался прут. Потом мальчик дважды вытянул им сестру пониже спины, отчего та болезненно дернулась. Ответная экзекуция была произведена в двойном размере.
– Не слишком ли жестоко? – Кларе, старшей жене, эта сцена не понравилась. – Я еще понимаю отшлепать в сердцах, но такая казнь…
Детвора тем временем как ни в чем не бывало направилась на другую сторону поляны с корзинкой и лопаткой, явно искать дикую свеклу. Дождавшись, пока они достаточно удалятся, Виктория улыбается.
– Это скорее ритуал в данном случае. Не забывайте, они – брат с сестрой. Конечно, сегодняшний спектакль прошел особенно трогательно. Совершенствуют, засранцы, актерское мастерство. Впрочем, если не верите, осмотрите прут.
Иван не поленился, разыскал «инструмент». Трубчатый травяной стебель нашелся там, куда была выброшена «розга». Действительно, засранцы. Ведь чуть не прослезился!
– Вообще-то, виновата, конечно, я. Чувство дома меня подвело. Ведь рядом с местом, где давно живут люди и горит костер, не ожидаешь нападения хищного зверя, – виновато улыбнулась наставница. – Но не буду же я сама себя сечь! Хотя, наверное, стоило бы.
До самого вечера болтали о погоде. Приезжая пристала с кучей вопросов. Как часто идут дожди? Когда ложится снег? Время цветения деревьев и нескольких общеизвестных трав. Насколько раскисает от влаги земля?
А как тут ответишь, если год на год не приходится. Вот и пришлось вспоминать чуть не по дням, напрягая память свою и своих женщин. Чувство обиды постепенно притупилось, а потом пропало совсем. Не соврала эта наставница про интересы популяции, про то, что именно об этом они и заботятся. Если дошкольников обучают так, то кем будут выпускники школы? Царями лесостепи и пойменных лугов, вот кем. Даже круче. Намного круче. Лешими, водяными, болотниками, для которых любая полянка – накрытый стол, каждый выворотень – дом. Популяция с такими свойствами своих членов действительно имеет неплохие шансы сохраниться здесь. Это при том, что они еще и умудряются концентрировать совместные усилия на нужных направлениях.
Дети и эти ослики-гуанако живут практически в симбиозе. Разработана и применяется эффективная система устрашения самых опасных хищников этих лесов. Изделия, которыми пользуются эти люди, изготовлены искусными мастерами, пусть и не по серийным технологиям, но с любовью и разумом. Харькачка с револьверным барабаном! Он ведь разглядел. Тростник и дерево. Что-то напоминает такое сочетание. А, волос единорога и остролист. Типа – волшебная палочка. Хм! Ивану определенно хочется стать одним из этих ребят.
Он ведь принципиально от них не отличается – просто у него очень маленькая популяция. Выходит – размер имеет значение. Ну да, толпу охотой не прокормишь, а в малой группе нужно быть универсальным работником, а не специалистом. Если кузнец сам жжет себе уголь – он немного накует, особенно охотясь и собирая орехи на прокорм.
И где же оптимум? Эти южане, кажется, его нашли. Живут малыми группами, но действуют сообща. Каждый может о себе позаботиться, ему никто не нужен, чтобы выжить. Но они не теряют единства. Почему? Они что, все такие умные? Так и Иван себя глупцом не считает. Просто он заботится, прежде всего, о себе. Опять пришел к тому же месту. К проблемам всего человечества и соотнесении интересов личности и общества. Надо же! Столько лет мыслил конкретными категориями, а тут снова, словно в детстве начитался книжек, оставшихся в доме от пионерской юности деда и бабушки и от родителей. Прямо по «Тимуру и его команде», хотя там речь о выживании не шла.
Клара колдует над горшками, Нютка крошит овощи, а Максютка? Воткнул в землю палку, насадил на конец вычесанную из гуанако шерсть и прядет. Видел же Иван, как мальчишка палочку заостряет, кто же думал, что это будет веретено! Кстати, а эти дети умеют бездельничать? Кажется, этот предмет им не преподают.
Пообедали сытно. Приезжие ребятишки устроились спать, положив головы на бока своих сторожей и подстелив безрукавки.
– Они еще маленькие, – отвечает на его недоуменный взгляд их опекунша. – А ночи сейчас короткие. Ребенку, чтобы выспаться, времени не хватает. Вообще-то, если бы меня сейчас здесь не было, носились бы, пока не упали от усталости. Хотя они сегодня провинились, должны после взбучки помнить о режиме.
Глядя на гостей, и Федя устраивается на дневной отдых. Жизнь лагеря затихает. Дневная жара чувствуется и здесь, в лесу.
– Вика, а кто у вас, там, на юге, всем руководит? Коммунисты или демократы?
– Мы названия не придумали. Распоряжается Славка, дирижирует его младшая жена, а за порядком следит старшая.
– Это типа семейного клана? Мафия?
– Не знаю я, как это по-научному. – Видно, что маленькую женщину разморило, и она охотней бы подремала, чем вести серьезный разговор. – Называй как тебе удобней.
– Ну ладно, а по какой процедуре происходит смена власти?
– У нас еще не было случая, а у островитян руководитель сам ушел, а уж как они потом старшего определяли, про то я не ведаю.
– То есть у вас нечто вроде анархии, – не унимается Иван.
– Вань, я не знаю, какая бывает правильная анархия, но у нас, если врач или учитель что сказали – так все и делают. И Славка, и его вторая жена.
– А первая?
– Так она и есть самый главный медик.
– Ну, врачи с учителями обычно ладят. Выходит – власть специалистов, – сделанный вывод Ивана почему-то удовлетворяет, и он перестает расспрашивать. Тоже ведь мало спал этой ночью, если вообще подремал.
Тишина. И мысли. До него дошла наконец разница, из-за которой он не вписывается даже в собственное представление о гостях. Ведь стать одним из них он желает ради собственного блага и блага своих близких. В то время как если бы он принялся думать об интересах всей человеческой общности, то присоединился бы к ним автоматически, даже живя совершенно отдельно. Даже не подозревая об их существовании. Во додумался!
И что теперь конкретно делать? Значительно лучше было бы поселиться со своими домочадцами среди этих южан в их теплых и светлых домах – он уверен, что у них именно такие, – и уже тогда, в комфортных условиях принимать участие в заботах о благоденствии всей общности оказавшихся в этом мире людей. Когда не нужно каждый день думать о том, как добыть пропитание.
Хотя нет, это он лукавит. Над ними не капает. Не бедствуют его домочадцы. Просто хочется устроить их по-человечески.
Приезжие ребятишки разминали своих скакунов, носясь верхом на них по поляне поодаль от лагеря, а их учительница обучала Федю ездить на своей кобылке Мухе. Потом ребятня снова ушла к реке. Тут чуть больше километра, но уж больно много комарья на берегу, ставить там лагерь – это для мазохистов. А тут есть родничок, расчищенный заботливыми руками младшей жены, и тварей кусачих немного.
– Значит, Ваня, давай-ка я обрисую здешнюю географию, как поняла ее с твоих слов. – Гостья снова подошла поговорить. – На востоке большая река, которую я считаю Днепром. На этом ее берегу густые, труднопроходимые леса, где масса мелкой дичи, гнуса, и часто встречаются кабаны, связываться с которыми никто не хочет, ибо нелюбезны они весьма.
Дальше к западу, как раз в тех местах, куда заехала ваша электричка, леса проходимые, встречаются косули, лани и олени, охотиться на которых удобно. Еще дальше к западу начинаются степи, чем дальше, тем обширней, а леса редеют, постепенно превращаясь в отдельные рощи, порой крошечные. Примерно в этой приграничной зоне мы сейчас и находимся.
Кроме того, в этом году твоя семья продвинулась дальше, чем обычно, на юг. Протекающая здесь река, при здравом размышлении, должна впадать в Днепр. И ниже по ее течению сейчас стоит табор бывших школьников, который в ваших местах и есть самый большой род.
– Да, семеро взрослых, – подтвердил охотник. – Правда, пятеро выросли уже здесь. Мы часто помогаем друг другу.
– Остальные роды также находятся от Стольца на расстоянии от двадцати до пятидесяти километров во все стороны, кроме восточной.
– Верно.
– Ни овса, ни дикой пшеницы ваши люди не нашли, поскольку на границу степей проникали мужчины-охотники, обращающие внимание на то, что бегает и летает, а не на то, что растет. Зато два десятка видов съедобных корней и листьев на огородах Стольца возделываются. В том числе – топинамбур, без которого совсем бы пришла труба вашей общности.
Рыбу на Днепре ловят всего несколько родов по осени, когда комаров становится меньше, но запасти ее без соли не удается, кроме как высушив до деревянности, но она все равно воняет так, что уж лучше топинамбур. Итак – прежде всего вам нужна соль.
Забавно рассудила девушка. И ведь в самую точку. Как только не изгалялись, чтобы хоть как-то заготовить припасы на зиму. Несколько человек погибли от отравлений. Помнит Иван эти случаи. Верно ведь говорит. Сушеные грибы, орехи, корнеплоды в погребе – вот, пожалуй, и все. Охота зимой неважная, по размокшей-то земле не сильно побродишь по лесу. Он-то свою землянку неподалеку от реки оборудовал, так что балует домочадцев свежей рыбкой. Но электричку туда не перегонишь, а жители Стольца не шибко хотят покидать место, где стоят вагоны. Они им дают ощущение надежного приюта, прибывшего вместе с ними из родных мест.
В общем, насчет соли все правда. Даже копчености без нее живут недолго. А на юге разжиться этим продуктом можно, не напрасно он в первый же день об этом подумал. Вот и получается, что с ее доставки сюда и следует начинать заботиться об их «популяции».
– Итак, Ваня, в общем виде картинка у меня сложилась. – Вика выглядит, как человек, принявший решение. – Разведка наша завершена, и утром мы отправляемся домой. Стоит поторопиться, лето ведь не резиновое. Можем Федора взять с собой, чтобы оставить его в школе, но тогда вы его долго не увидите. Сам понимаешь, его и к учебе подготовить нужно, и потом за четыре года детского сада материал пройти необходимо как следует.
А мне нужно рассказать обо всем нашим. И ума не приложу, как вам помочь. Лучший вариант – обучить тому, что знаем, подкинуть кое-чего. Но ведь многие здешние захотят перебраться к нам, а другие будут против всего протестовать. Перебаламутим народ, сами запутаемся. В общем, не под силу мне ответ на простейший вопрос, что делать. Так что ночью сделаю определение широты, а утром – в дорогу.
– Нютка делала уже.
– Ваня, ей семь лет. Она еще ребенок. В долготе накосячила – мама не горюй, а уж, казалось бы, что может быть проще!
Глава 27
Заходящее солнце освещало только самые верхушки деревьев, позволив вечерней тени накрыть всю поляну, отчего пламя костра сделалось отчетливо видным. Две недели, как отпустил Иван Федюньку с этими южанами, и постепенно в сердце закралась тревога. Так ли он поступил? Не слишком ли поторопился довериться почти незнакомым людям, наслушавшись их необычных речей?
Женщины укладывают детвору в большом типи. Сами они тоже устроятся там, и хозяин с ними. Маленький вигвам займет гость, старейшина школьников. Парню немного за двадцать, но авторитет его велик. В группе пять юношей, выросших и возмужавших в этих местах, да их учительница с мужчиной, с которым сошлась уже здесь, да двое их деток. А юношам нужны жены.
Всего две девушки подходящего возраста есть во всем сообществе. Попали сюда детьми, выросли. С одной из них Геннадий и сговорился. Да вот беда, отец потребовал выкуп – кожаный шатер, на который у рода школьников не хватает шкур. Вот и зашел он по-соседски одолжить до осени.
Есть у Ивана то, что нужно, и он не против поделиться, но еще одно сомнение гложет его душу. Когда уезжали островитяне с сыном, то оставили почти все содержимое своих вьюков и седельных сум, поскольку старались максимально облегчить поклажу в связи с поспешным возвращением, да и пассажир у них появился. Кроме множества замечательных прелестей, типа кувшинчика масла растительного, горшочка масла топленого, полукилограмма меда, круп, муки… да перечислишь ли все, было еще и восемь килограммовых кошелей соли.
И вот сидит теперь охотник и мыслит «популяционно». Даст он парню шкуры, род добавит еще, сделают они шатровое покрытие и купят на него невесту. А для новой пары палаточку-то сшить будет не из чего! Непорядок.
С другой стороны, за один мешочек соли ту же самую невесту отец тоже отдаст за Геннадия. Хорошо. Вместо шкуры и нужно предложить эту самую соль. Она перейдет в род невесты, и у школьников соли не станет. Опять нехорошо. Это получается, что нужно выдать два мешочка для двух родов. Уфф! Но ведь вернуть соль ему никто не сможет. Ее здесь негде взять. Чего-то можно потребовать взамен. Шкуры, если уж на то пошло, Ивану не нужны.
Его семья уменьшилась, и большой горшок больше не требуется, тем более что таскать его придется с места на место на своем горбу, причем с помощью все тех же школьников. В том числе и те шкуры, что сейчас просит сосед. Они ведь никуда не денутся. А ему потребуется перетаскивать копченые окорока, приготовленные с солью. Как бы пуп не надорвать!
Выходит, лучший выход просто отдать этому парню шкуры, не требуя их возврата, и два мешочка соли, не рассчитывая на отдачу. Что-то он совсем думать разучился! Вот так просто взять и отдать, ничего не требуя взамен? В результате соседний род станет сильнее, многочисленней и раньше съест окрестную дичь. А здесь, вокруг Ивановой стоянки, места изобильные, и без второго охотника промышлять не всегда сподручно. Опять же Лариса у него, как бы это сказать… с Кларой он часто бывает ласков.
– Значит, Гена, есть у меня к тебе вот какое предложение, – прерывает хозяин затянувшееся молчание, поглядывая в сторону шатра, вроде до него достаточно далеко. – Дам я тебе шкуры и еще пару килограммов соли. Один сами употребите, а на второй невесту себе купишь. Возвращать ничего не нужно. Вместо этого присылай ко мне Степана, чтобы помог с охотой. И намекни, что ежели заведет он с моей младшей женой шуры-муры, так я вроде как не замечу. А коли поладят они, так могут и оставаться. Имеется здесь второй шатер.
Ты не подумай чего, баба она справная, до этого самого охочая, а мне, как за дичью набегаюсь, и с Кларой хорошо. Чувствую, понимаешь, что недорабатываю я на этой ниве. И охотиться в одиночку стремно.
Молчит Геннадий, думает. Иван тоже сам себе удивляется. Это выходит, что предлагает он два кило драгоценной соли, шкуры, за владельцами которых вволю набегался, жену и шатер просто за радость общения с молодым энергичным охотником. Что-то он сегодня какой-то не такой, не иначе, сгубила его эта ведьма лесная по имени Ви. Глаза ли отвела, или мозги чем запорошила?
Собеседник, похоже, оценил. Челюсть медленно отвисает. Но вот юноша справляется с собой.
– Спасибо, Ваня. Не ожидал. Ты с нами прямо как с родными обходишься.
– А так оно и есть. В этих местах люди, они все друг другу родные. И, кстати, не сомневайся, Лариса в тягости. По нашей нынешней жизни это, я полагаю, достоинство. Степка – душевный парень, непоняток не будет.
Оба охотника прислушиваются к тишине. Неправильная она. С юго-запада слышится звук, источником которого могут быть только копыта многих животных. Гену это сильно тревожит, не зубробизоны ли мчатся, испуганные хищником? Тогда они здесь могут натворить делов. Но Иван, кажется, полагает иначе. Хотя женщины с малышами уже прячутся в лесу среди крупных деревьев.
На поляну коротким экономным галопом выбегают четыре лошадки с всадниками. Два мужчины и две женщины. За ними антилопы гну выкатывают три арбочки на автомобильных колесах.
Передний спешивается.
– Привет, Ваня, я Слава. Пляши, письмо тебе.
Конверт, однако, попадает в руки Клары. Никогда бы не подумал, что она так легка на ногу. Печатными буквами изложены обращение и подпись, остальное писано взрослым.
– Поспешали мы, так что Гайка под Федькину диктовку по-быстрому изложила.
Сын жаловался на жизнь. На ненавистное молоко, противную морскую капусту, на то, что мед дают редко и помалу. На малолетних товарищей, поваливших его гурьбой, когда он попытался отобрать у девочки зеркальце, он ведь только хотел посмотреть, а они как вдруг все бросились! На то, что их целыми днями гоняют босиком по пыльной степи и заставляют то запоминать травки, то следить за ящерицами, отчего он ужасно устает. И на то, что днем приходится спать, а он не привык…
– С ответом не очень торопитесь, – обращается к ним одна из женщин, рослая, статная – настоящий гвардеец. – Возки обратно не раньше послезавтрашнего утра тронутся. Кстати, меня зовут Галина, а вторая женщина – Рипа. Ее следует бояться, потому что она доктор.
Лошади расседланы, антилопы распряжены, пасутся. Парни ведрами таскают воду, поят усталых животных. На ожившем костре висит котел, Слава кашеварит, толкуя о чем-то с Геннадием. Иван присаживается рядом.
– Сам понимаешь, если врач сказал, что здесь должен быть медпункт, мое дело исполнить. Потому и интересуюсь местом повыше, так чтобы с Днепра было видно, но от Вагенбурга неподалеку. Вы же здесь все холмики знаете. А если рядом еще и полянка имеется для аптекарского огорода, то и вообще ничего лучшего нам не потребуется. – Это новый гость завершает ранее начатую фразу.
Повозки задрали оглобли к небу, никто их и не думает разгружать. Казалось бы, что может быть проще ящика на колесах, а вот приторочена лопата, топорик, пустое место, где явно хранится кожаное ведро. Моток веревки, еще свободные гнезда, кобура. Экипаж экипирован вдумчиво. Серьезный народ эти южане. Женщина, что постарше, кормит грудью малютку, ни капельки не смущаясь. С полгода уже карапузу. Рядом второй, только что начал вставать, держит женщину за рукав и смотрит на титьку голодным взором.
– У Гайки лактация недостаточная, поэтому я немножко ей помогаю, а моему уже пора отказывать от стола, а то разбалуется, обормотик. Год ведь почти, – отвечает на незаданный вопрос кормилица.
Обормотик делает глотательное движение и всем своим видом показывает, что если его немедленно не допустят к объекту вожделения, он расплачется.
Возницы и четвертый всадник тянутся на огонек. Что-то подсказывает Ивану – не будут они ставить палаток. Завернутся прямо у костра в свои безрукавки да и заснут. Дождем не пахнет, а обычаи у этих людей спартанские. Несколько веточек полыни отгонят немногочисленных комаров – вот они и дома.
Лагерь спит. У костра сидит старейшина школьников Генка и думает. Не спится что-то парню. Рядом – один из приезжих, вполне уже взрослый мужчина, назвавшийся Михаилом. Иван из маленького типи все видит и все слышит. Ему тоже не спится.
– Это, как я понял из Ваниного рассказа, вы там у себя на юге решили попытаться создать «человека совершенного», царя природы, – вдруг ни с того ни с сего прерывает молчание юноша.
– Интересная постановка вопроса. – Мужик закончил сборку пистолета и загнал в него обойму. – Наверное, это не совсем полная картина. О том, чтобы все люди были умны, образованны и хорошо воспитаны, мечтали многие поколения. Отчего бы и не попытаться. Никто ведь не помешает, нет тут ни скептиков, ни завистников. Только мы и наши заморочки.
– То есть у вашего вождя возникла мысль построить систему отношений из высококачественных компонентов? – формулирует Генка.
– Хорошо завернул, – ухмыляется лейтенант, – по-нашенски. Считай, в самую точку попал. Насчет того, чтобы такая мысль в Славкиной голове завелась, так это запросто. Он у нас разговоров немного разговаривает, но на придумки горазд. А ты каким это образом вдруг такие точные вопросы задаешь?
– Мы с Алевтиной Васильевной об этом много беседовали. И тогда, когда только сюда попали, и позднее. Про то, что для жизни здесь нужно быть очень крепким физически и развитым умственно. Она нас до сих пор заставляет гимнастикой заниматься, и физической, и умственной.
– Алевтина Васильевна – она кто?
– Учительница математики из нашей школы. Возила нас на олимпиаду, когда произошел перенос. Мы так группой и держимся. Знаешь, не хуже, чем у взрослых, все получается, я вот даже жениться собираюсь.
– Жениться – это хорошо, а то, что математичка не преподает, это плохо. Нам в школе она очень даже нужна. Как полагаешь, согласится переехать?
– Наверное. Мы, пожалуй, продержимся и без ее догляда, а детишек в школу к вам туда отправить можно будет, когда народятся и вырастут? Как Федюньку Иванова?
– Ясное дело, для того и школа. И доктор наш, когда всех здесь осмотрит и в карточки про них все запишет, вот и будет у нас список первоклассников. Имею в виду, для рассылки приглашений. По данным, что Виктория здесь собрала, получается, что от двух до пяти школьного возраста девчат и пацанчиков в этих местах подросло.
Помолчали. Потом Мишка вместо того, чтобы ложиться спать, вдруг снова заговорил.
– Не совсем ты, Гена, верный вопрос поставил. Имею в виду про царя природы. Если уж формулировать в кратком варианте, скорее речь идет о квалифицированном пользователе. Привожу пример из нашей, нескучной жизни. Бензоколонок в этих степях не наблюдается, а моторы у нас имеются. Причем такие, что лей в них все, что горит. На водке можно ехать. Но водочных отделов в местных магазинах тоже еще не построили, как, впрочем, и самих магазинов. Подсолнечного масла мы в год по литру на нос давим, потому что подсолнечник здешний ужасно некультурный, головки имеет с гулькин нос. Немножко всяких эфиров-ацетонов получаем при сухой перегонке древесины. Уголек для кузниц, и немного остро пахнущей жижи на радость химикам. Ну хоть убейся, в бак залить нечего.
Сахарную свеклу не нашли. Сахарного тростника не встретили. Сахарные клены тоже обнаружить не удалось. А ведь всего-то нужна хорошая самогонка. И тут, Леня, есть у нас такой кадр, предлагает мне попробовать мексиканский национальный напиток, пулька называется. Ух и гадость! Короче вылили мы все три кувшина в перегонный куб, а оттуда закапала текила, которая мескаль. И ведь горит, что не может не радовать.
Оказывается, из сока агавы эта вещь готовится. А сами агавы они отыскали, правда, не близко, и простояли в тех местах из-за ремонта несколько дней, как раз успело этого сока накапать.
Не вопрос, съездили мы туда специально, набрали сока уже как следует, вернулись, сбродили, перегнали через нормальную ректификационную колонну. Заливаем в бак, заводим – мурлычет наш дизель, как сытая кошка. Вот. Короче, мы той агавы к себе привезли, и понасадили. А дизель – опять на консервацию. Ведра горючки ему надолго не хватит, а чтобы нормальное количество сделать, требуется уже совсем другое производство. Так что растет агава, а вместе с ней опунция, и еще целая куча всякого разного пустынного добра из тех же мест, там оказалось и алоэ для лекарств, и юкка для тканей, и другие, не помню, как звать, и насекомых травить, и древесина, пригодная для подшипников. Хорошие растения, не нужно даже поливать, торчат себе из песка и растут. Так о чем это я?
– О квалифицированных пользователях, – улыбается Генка.
– Ну да. Увлекся. Речь о том, что всеми этими богатствами надо научиться правильно распоряжаться. В смысле, не переделывать мир под себя, а просто знать, где чего взять.
– Биоцивилизация, что ли?
– Тебя, Гена, мечет из крайности в крайность. И био-, и электро-, и химическая, и машинная. Нам нужно просто научиться делать все так, чтобы лик планеты не покорябать. Ну, и не страдать самим.
– А зачем вам нужно место с видом на Днепр?
– По реке дорога ровнее. Вы же, считай, на самом берегу живете. – Михаил подкладывает в костер несколько сучьев. – Удачный лесок вам при переносе перепал. Они в этих степях редкость.
– А разве мы не на границе лесов и степей? – Генка подливает в чашки понемногу травяного отвара.
– Степь да степь кругом. У рек да в низинах только и встречаются деревья. Чем дальше к югу, тем суше. Здесь у вас просто рай.
– Зато у вас текилоносные кактусы растут, – улыбается юноша.
А из большого шатра выбирается Клара.
– Извините, я тут невольно подслушала ваш разговор про растительное масло. Спросить захотелось, почему вы рапс не сеете?
– А зачем он нам? – удивляется лейтенант.
– Так из него как раз больше всего масла и добывали для использования в двигателях в качестве топлива. Смешивали со спиртом и ездили.
– Надо же, не знал. Осталось этот рапс разыскать.
– Он в этих местах встречается.
– Тогда почему вы его не выращиваете? – Мишка смотрит с недоумением.
– Он для пищевых целей не всегда подходит, там масса тонкостей, которые без хорошей лаборатории не решить, а на людях пробовать не хочется.
– И откуда нам это известно?
– Работала на испытательной станции, пока сюда не попала. Растениеводом была, на него и училась.
– Ага, – выражение лица мужчины меняется, – опыления-скрещивания, гибридизация, методы генной инженерии. Томаты-мутанты, я так понимаю? Эту Викульку убить мало. Разведчица, через пень ее хрустальной кочерыжкой. Все напутала, ничего толком не разузнала. Вы хоть понимаете, что у нас уже восемь лет сельское хозяйство ведется эвристическими методами. Теми, что Авраам завещал… этому… самому… Линкольну, во! Короче, письма сыну не пишите. Свидитесь… ненадолго. Мимо Ранчо не проедете.
– Зря вы так на Викторию серчаете, – заступается за девушку Клара. – Она очень много успела сделать за те сутки, что провела у нас…
– … сосны даже нашла, – ворчит ее собеседник.
– Руки вверх, – в тон разговора произносит кто-то из темноты.
Мишка и Генка делают это молча, а Клара как-то напряженно. Потом неподалеку от Иванова типи на землю рушится тело и издает звуки агонии – хрипение, подвывания, рывки. Охотник не удивлен. Он видел, что происходило с леопардом, представляет себе, какую выучку прошли взрослые, спящие, как кажется со стороны, кулями. И его ни капельки не удивляет детский голосок из темноты.
– Вань, их прикончить, чтобы не мучились, или добавить впечатлений? – Не сразу поймешь, мальчик или девочка. С легкой хрипотцой голосок, не иначе Нютка.
– Дай им в себя прийти. – Иван уже вышел из своего шатра. – Вы пошто дали им так близко подобраться?
– Люди не обижают людей. Вдруг они хотели просто сказать «гав». – Этот голосок, явно пацанячий, незнаком. – Ну а как арбалеты наводить стали, мы и вспомнили, что люди не обижают людей.
– А Максютка с вами? – Ивану просто интересно.
– Нет, он еще маловат для серьезной охоты.
– Сам ты, Герка, маловат. – Вот, это точно Максютка.
– Дурак, тебе же попадет. – Опять Нютка.
Читать бесплатно другие книги:
