Золотая ветвь Романова Галина
«Твой голос звучит слаще всех голосов на свете,– сказал он наконец.– Но есть голосок, который намного приятнее слушать!»
«Разве есть на свете другая, чьим песням ты готов внимать с большей радостью?» – изумилась принцесса.
«Есть,– ответил кузнец Гарбаж.– Это – песня птицы, которая поет на рассвете, радуясь солнцу. Ее песни просты и незатейливы, но если умолкнут в мире птичьи трели, мир обеднеет. И ничто уже не заменит их».
Подумала немного принцесса и признала, что прав был молодой кузнец.
«Но у меня нет голоса, как у птицы! – воскликнула она и тут же захлопала в ладоши.– Я поняла! Мне нужен именно голос птицы – единственное, чего у меня нет! Ты сможешь мне его раздобыть?»
«Нет,– ответил кузнец.– Птичьи голоса должны оставаться у птиц, только тогда в мире будет красота и гармония. Тебе же, принцесса, нужно совсем другое. Тебе нужно сердце, которое любит тебя».
«Но меня и так все любят! – надула губки Торандирэль.– И отец, и мать, и подданные…»
«Твои родители любят тебя как дочь. Твои подданные – как наследницу престола. Твои женихи вообще любят не тебя, а власть, которую твой отец вручит им вместе с твоей рукой и сердцем. Возможно, ты полюбишь того, кого судьба назначит тебе в мужья. Но будет ли муж любить именно Торандирэль и сможет ли он любить тебя, если ты перестанешь быть принцессой – вот вопрос!»
Снова задумалась принцесса и снова поняла, что прав был молодой кузнец.
«Кто ты и откуда такой взялся?» – спросила она.
«Имя мне Гарбаж и прибыл я издалека,– отвечал он.– Меня прислал в дар твоему отцу его могущественный вассал, ибо мой дар показался ему настолько ценным, что достоин самого короля. Я могу оживлять мертвое золото».
«Такого действительно еще не было! – сказала принцесса.– Ты сможешь сделать для меня какую-нибудь диковину, которой еще не было?»
«В мире нет таких диковин, которые могли бы сравниться с тобой, принцесса,– ответил Гарбаж.– И я уже сказал, что тебе нужно не это, а любящее тебя сердце!»
Но принцесса уже сняла с запястий золотые браслеты, вынула из ушей золотые серьги, сорвала с шеи золотое ожерелье и бросила все это к ногам кузнеца.
«Сделай что-нибудь такое,– сказала она,– что даст тебе право прийти ко мне вместе с другими женихами. И, возможно, я приму именно твой дар!»
Кузнец Гарбаж поклонился, подобрал золотые украшения и ушел.
Он трудился день и ночь, не отдыхая и не останавливаясь. То за одно, то за другое брался он, ибо страстно желал понравиться принцессе, которая навеки поселилась в его сердце.
И вот однажды он сделал золотую ветвь, такую прекрасную, что стоило вынести ее на свет, как к ней тут же слетались бабочки и птицы, дабы присесть на нее. «Это будет дар, достойный дочери короля»,– думал кузнец.
Но свет золотой ветви привлек не только птиц и бабочек. Ведь у Гарбажа был хозяин, и его молодой сын, прекрасный принц, тоже не терял надежды покорить дочь короля. Прогуливаясь по саду, юноша заметил вдалеке чудесный блеск и поспешил к кузнице. Он увидел молодого кузнеца с золотой ветвью в руках, а вокруг него кружили птицы и бабочки.
«Ты, глупый раб, не смеешь касаться этой красоты! – закричал принц и отобрал ветвь у кузнеца.– Только принцесса достойна такого дара!»
Он приказал выпороть кузнеца и посадить его под замок. Вот почему Гарбаж не приходил к принцессе, хотя та ждала его и полюбила сидеть у окна – она ждала возвращения кузнеца с обещанным даром.
Тем временем ко дворцу короля Торандира стали собираться женихи. Они снова принесли десятки диковин, и каждый надеялся, что именно его дар тронет сердце принцессы. Король осмотрел все дары и нашел многие из них привлекательными. А один дар – так и вовсе чудесным. Это была ветвь из чистого золота, выкованная с таким искусством, что виднелись даже складочки на коре, прожилки на листьях и капли росы на лепестках цветов. Более того, если поставить ее под лучи солнца, то становилось видно, что на листьях блистают капли росы, а цветы благоухают так, что отовсюду слетаются бабочки.
«Такого у нас еще не было»,– решил король Торандир и тут же приказал устроить пышный бал и пир, не забыв объявить, что на этом балу принцесса наконец объявит, кому из женихов она отдаст руку и сердце.
Все в королевстве обрадовались такому решению. Но Торандирэль не радовалась предстоящему празднику. Она целыми днями сидела у окошка и ждала, что вот-вот появится кузнец и принесет ей свой самый чудесный дар.
Однако наступил день праздника. С утра принцессу убрали в пышные одежды и выставили, как главное украшение, в тронном зале. С полудня шли и шли нескончаемым потоком женихи, и каждый нес свой дар. Но всех их отвергала принцесса Торандирэль. Она ждала своего кузнеца и его подарка.
Под конец уже встал сам король Торандир и произнес такую речь:
«Дорогие женихи и благородные принцы! Все ваши дары чудесны, мы с трудом можем сделать выбор. Но, посоветовавшись, решили, что самым лучшим даром будет вот эта ветвь из чистого золота. Смотрите, какая тонкая работа! Есть ли в мире что-то, подобное этому чуду? Именно тому, кто принес эту ветвь, мы и отдаем руку и сердце нашей дочери!»
Он приказал распахнуть окно и вынести золотую ветвь. И тут же в окно влетела стая бабочек и уселась на золотые цветы. А потом прилетели птицы, уселись на ветвь и принялись прихорашиваться и чистить перышки. Все придворные ахнули, увидев это чудо, а вперед выступил прекрасный принц и низко поклонился королю. Торнадир протянул ему руку, чтобы подвести к замершей от удивления дочери и тем самым скрепить помолвку.
Но едва взревели трубы, отмечая это радостное событие, как возле дверей послышался какой-то шум и даже звон оружия.
«Что там происходит? – спросил король.– Кто посмел нам мешать?»
«Мой государь,– вышел к нему стражник,– там пришел какой-то кузнец. Он говорит, что принес для принцессы самый лучший дар, которого у нее нет и не будет!»
«Впустите его,– распорядился король.– Посмотрим, что может предложить кузнец королевской дочери!»
Сердце принцессы Торандирэль радостно забилось, когда она увидела Гарбажа. Он шел между двумя стражниками, и руки у него были связаны за спиной. Едва девушка увидела это, как сбежала со ступеней, на которых стоял ее трон, и приказала стражникам развязать кузнеца.
«Он мой гость,– воскликнула она.– Я ждала его, и никто не посмеет обращаться с ним дурно!»
Едва веревки упали с кузнеца, король Торандир обратился к нему:
«Какую же диковину ты принес моей дочери? Смотри же, если она окажется хуже того дара, который уже сделан был ей, не миновать тебе наказания за то, что нарушил наш праздник!»
Кузнец полез за пазуху и вынул оттуда живую ветвь цветущей яблони. Она была усыпана настоящими цветами, и едва кузнец вытащил ее, как все бабочки, что до этого сидели на кованых цветах золотой ветви, перелетели на нее и стали пить нектар из лепестков. И все птицы, которые уже собрались запеть на золотой ветви, тоже перелетели на живую ветвь и запели на ней громкими и чистыми голосами. Но придворные только переглядывались недоуменно, а король Торандир всплеснул руками:
«Ничего себе дар! Таких ветвей полным-полно в нашем саду по весне. Чудом может считаться лишь то, что ты нашел цветущую ветвь в конце лета – ведь на наших яблонях давно уже зреют яблоки и им не до цветов!»
«Мой государь,– ответил кузнец,– зацвести яблоню заставила моя любовь. Я люблю принцессу Торандирэль».
«И я люблю его,– воскликнула девушка и взяла кузнеца за руку.– Пусть его ветвь не такая красивая, как ветвь принца, но если исчезнут яблони, мир обеднеет. Отец, я прошу, отдай меня в жены кузнецу!»
«Никогда такому не бывать!» – воскликнул король. Он взмахнул рукой, и стража бросилась на влюбленных. Кузнец сражался отчаянно, но он был один против многих. Его схватили, связали еще крепче и уволокли в тюрьму. А рыдающую принцессу Торандирэль увели в ее покои, где стали готовить к свадьбе с принцем. Обвенчать их решили на следующее утро, после того, как казнят кузнеца Гарбажа.
Но принцесса не могла с этим смириться. Ночью она обрезала себе волосы и сплела из них веревку. Потом по этой веревке вылезла в окно и поспешила к тюрьме, где сидел ее кузнец. Безжалостно разломав золотую ветвь – свадебный дар ненавистного жениха, она подкупила стражу, и те впустили ее в камеру к осужденному…
Утром принцессы хватились. Весь дворец пустился на поиски. Искали все – от самого принца до последнего слуги. А когда уже отчаялись найти пропавшую Торандирэль, заметили, что из окошек темницы льется странный свет. Король и принц вспомнили, что там сидит, дожидаясь казни, кузнец Гарбаж. С обнаженными мечами они ворвались в его камеру – и застыли в изумлении.
Ибо из каменного пола росло чудесное дерево. У него было два корня, но одна вершина. Листья на нем казались золотыми, но, если приглядеться, они были живыми. А на самой верхушке зрело единственное яблоко. Король протянул руку, чтобы взять его, но яблоко лопнуло под его пальцами, высвободив крошечное семечко. Порыв ветра ворвался в открытое окно, подхватил семечко и унес неведомо куда. Долго искали, где оно упало, но так и не нашли. С тех пор никто ничего не знает о судьбе принцессы Торандирэль и ее возлюбленного кузнеца Гарбажа. Лишь ходит слух, будто они до сих пор живы и однажды вернутся – когда простит свою непокорную дочь король Торандир и поймет, что дороже всех богатств настоящая любовь.
В часовне наступила тишина. Видящие смотрели друг на друга – все, кроме слепой старухи, которая, крепко вцепившись в свой посох, мерно раскачивалась, словно забыв обо всем на свете.
– Король Торандир,– первой нарушила она молчание,– он существовал на самом деле! Моя мать рассказывала мне его историю, когда я была совсем маленькой девочкой. Ее собственная мать, моя бабушка, была на том злополучном празднике… Правда, я уже забыла, что там произошло на самом деле, но кое-что помню. Именно вскоре после того, как прервался род короля Торандира, и началось восстание орков. И наступили Смутные Века.
– Но тогда выходит, что Золотая Ветвь принадлежит нам, эльфам! – воскликнула Странница.– А эти орки не имеют к ней никакого отношения!
– Напротив, младшая сестра,– возразила старуха.– Ты невнимательно слушала сказку. Гарбаж – имя того кузнеца… Этоне эльфийское имя! И кроме того, у Гарбажа был хозяин – именно он прислал его! И кто, кроме владельца, мог безнаказанно отнять у кузнеца его творение? Гарбаж был…
– Орком? – чуть ли не хором воскликнули остальные Видящие.– Нет! Не может быть! Только не это!
– И тем не менее,– вздохнула старшая Видящая.– Вы все слишком молоды и занимаете в Ордене слишком низкое положение, чтобы знать правду, но я-то прошла посвящение. И мне поведали под большим секретом, что орки имеют к этому самое прямое отношение… Скажи, дочь моя,– она повернулась к послушнице, которая стояла, ни жива ни мертва, сжимая в руках пергамент со сказкой,– там ничего не пририсовано внизу?
– Да, так и есть, матушка-наставница,– пролепетала девушка.– Тут изображены сама принцесса и… и…
– Молодой кузнец,– подсказала Видящая, понимая, что на самом деле художник скорее бы дал отрубить себе руку, чем согласился бы нарисовать орка.– А больше ничего?
– Еще дерево… наверное, то самое, в которое они обратились, – два корня и одна вершина.
– Нет ли в этом дереве чего-нибудь странного? Посмотри внимательнее!
– Ветви,– после небольшого раздумья промолвила девушка, поднося пергамент к самым глазам.– Они расположены как-то странно. И на них очень крупные листья. И на каждом листе что-то написано… Какие-то имена!
– Это генеалогическое древо наших древних эльфийских королей,– вздохнула Наставница.– Прочти некоторые имена, и ты сама поверишь в это! Древний закон, принятый в те века, гласил: «Если нет в роду мужчин, принимает меч и знамя ваших дочек старший сын!» У короля Торандира сыновей не было. Была одна дочь. И именно ее дети, если они есть, и есть истинные владельцы Золотой Ветви! Это все, что было известно мне при посвящении. Теперь это знаете и вы.
Старшая Видящая замолчала, и в часовне повисла совсем уж завороженная тишина. Волшебницы недоуменно переглядывались, отказываясь верить услышанному. Но каждая понимала, что в конце концов поверить придется. И заодно решить важный вопрос – что делать?
– Так ты считаешь, что это был орк? – повторил Верховный Паладайн.
– О да, повелитель,– вздохнул Гама Тихоход, стоя перед ним на коленях со свитком в руках.– На это указывают многие признаки – имя явно не эльфийское, а орочье, упоминание о том, что кузнец был прислан в дар, наличие у него хозяина и вообще… Стал бы король эльфов противиться браку дочери с эльфом? – Он пожал плечами.
– Значит, орк? – задумчиво повторил император орков.– Орк по имени Гарбаж… Что? – Он даже подпрыгнул на складном стуле.– Гарбаж?
Гама Тихоход вздохнул, не поднимая глаз. Иногда его новый хозяин бывал чудовищно туп, но по сравнению с лордом Дейтемиром это было неважно. Наместник Кораллового Острова отличался двуличным нравом – с равными ему, да и вообще с эльфами он был радушен и доброжелателен, но со слугами альфарами и элле это был настоящий тиран и деспот. Покойный лорд отличался редкостной ксенофобией, хотя альфары и состояли с эльфами в родстве.
– Значит, Гарбаж? – воскликнул император орков.
– Точно так, мой повелитель,– пожал плечами библиотекарь. Колени затекли от долгого стояния на голой земле. Вот уже несколько дней он каждый вечер приходил к императору и читал ему свитки.
– Гарбаж… Что это может означать, ты, библиотекарь? – Верховный Паладайн толкнул библиотекаря ногой.– Это имя – Гарбаж? Ведь это легенда, не так ли?
– Вам нужен специалист по геральдике и старинной символике,– промолвил Гама Тихоход.– Я лишь читаю свитки и переписываю их. А специалист по символике следит за тем, чтобы я ничего не перепутал или, наоборот, при сочинении нового сказания правильно зашифровал кое-что.
– И где мне его тут прикажешь найти, ты, тупица? – неожиданно взъярился Верховный Паладайн.
Он обвел рукой видневшийся в проеме стан орков.
Вот уже несколько дней войско топталось на границе с Янтарным Островом. Пройдя из конца в конец Коралловый Остров и практически уничтожив его, орки неожиданно встретили на границе столь яростное сопротивление, что просто застряли на узкой полоске земли между двумя Островами. Шаманы падали от усталости, пытаясь взломать магические Внешние Врата, из-за которых небольшие летучие отряды эльфийских конников то и дело наносили быстрые удары. Светловолосые явно научились воевать.
Не лучше обстояли дела и у остальных двух армий, вторгшихся на территорию Радужного Архипелага. Потерпев поражение у стен столицы Изумрудного Острова, лорд Гандивэр был вынужден отступить, тем более что на подмогу эльфам уже шли три легиона из Нефритового Острова. Сейчас лорд маневрировал, пытаясь избежать нового сражения.
А те полки, что пошли севернее, просто завязли среди мелких безымянных Островов. Их вокруг Обсидианового Острова было больше двух десятков, орки скорым маршем могли пройти каждый из них за два-три часа, но именно здесь и обнаружился камень преткновения. Ибо местные Видящие наставили там на каждом повороте столько магических ловушек, что орки обнаруживали их, только когда кто-то попадал в засаду. А немногочисленное население перешло к партизанской тактике – маленькие отряды лучников устраивали засады, и пока одна группа обстреливала орков, другая занимала выгодную позицию для стрельбы. Потом они менялись, и зачастую бывало так, что десяток эльфов успевал вывести из строя три-четыре десятка орков прежде, чем засада бывала раскрыта. А ведь полки еще даже не дошли до границ Обсидианового Острова! Что будет дальше? А тут еще и эта проблема с загадочным Гарбажем!
Сидя на ложе из шкур, Хайя сосредоточенно бормотала заклинания, кладя стежок за стежком. Пройдет совсем немного времени, и новая шаманская парка будет готова. Осталось расшить узоры на рукавах и пришить к подолу ряд бусинок. Прервавшись, девушка придирчиво осмотрела свою работу. Новая парка нравилась ей даже больше старой, в нее была вложена гораздо большая сила, которая даст шаманке более полную власть над духами. И уж тогда-то…
«О, духи, помогите мне!» – Хайя прижала руки к груди, не заметив иголки. Легкий укол острия послужил ей знаком, что духи слышат ее мольбы и готовы прийти на помощь. Дочь вождя улыбнулась и снова взялась за работу. Но губы ее двигались машинально, разум не вникал в смысл произносимых заклинаний, а мысли витали где-то далеко-далеко.
Будь проклят этот Хаук, который лишил ее не только старой парки и заставил тратить время на создание новой. Он отобрал у нее законную добычу, светловолосую ведьму! Хайя не успела как следует насладиться страхом и болью жертвы и была больше чем уверена, что ее старая парка потребовалась для того, чтобы прикрыть тощие прелести этой светловолосой дуры. Что ж, Хаук сам сделал выбор, и его судьба будет ужасна! Он сто раз проклянет тот день и час, когда отвернулся от нее.
Но это даже к лучшему – будучи шаманкой, Хайя просто обязана порвать с прежней жизнью, где остались ее жених, ее отец и все прочие связи и привычки…
Отец… Еще одна волна гнева захватила девушку, и Хайя на миг отложила шитье, позволив мыслям течь, куда им вздумается. Отец предпочел ее матери шлюху. Он отвернулся от единственной дочери и одержим мыслью родить наследника. Отец настолько не уверен в ней, что даже не взял ее с собой в поход. А старый учитель во всем пляшет под его дудку. Он заявил, что Хайя, видите ли, слишком мало знает, чтобы быть настоящим шаманом! Что ей, видите ли, еще учиться по меньшей мере пять лет, прежде чем она получит звание подмастерья, и еще восемь лет до получения звания мастера! Ждать тринадцать лет? Ну уж дудки!
По счастью, старый учитель погиб несколько дней назад. Хайя ощутила его смерть как горячую волну, внезапно накрывшую ее с головой. Обычно, когда шаман умирает, он должен передать хотя бы часть своей силы ученикам. Хайя была его единственной на тот момент ученицей, и вся сила досталась ей. Правда, шаманке еще надо научиться ею пользоваться, но время есть. Когда настанет ее час, отец и его присные узнают, что такое настоящая шаманка!
Кстати, отец должен уйти. Хайя подписала ему смертный приговор, когда узнала, что он решил бросить ее мать и отрекается от дочери-шаманки. Если эта шлюха родит ему сына, он публично произнесет Клятву Отречения, и тогда Хайе останется только один путь – путь шаманки. Шаманки! И это когда она дочь первого в истории императора орков, Верховного Паладайна Золотой Ветви! А значит, сама имеет право на Золотую Ветвь!
По счастью, у нее есть союзник. Лорд Гандивэр, которого она посвятила в ночь перед выступлением войск в свой план, горячо одобрил его и даже скрепил их союз единственным доступным мужчине способом. Вместе они устранят Верховного Паладайна, и Хайя, как его единственная наследница, возьмет власть. А лорд Гандивэр станет ее наперсником, спутником и… нет, не супругом, ибо официально шаманы не создают своей семьи, но отцом ее детей. Он убьет Верховного Паладайна в поединке – по законам орков, победа – достаточный повод для того, чтобы претендовать на достояние побежденного. А Хайя станет частью приза. Ей надо только обставить дело так, чтобы все поняли – во всем виноват Верховный Паладайн. Это он вынудил Гандивэра-полукровку бросить вызов, тот только защищал свою честь! Тогда победа будет встречена ликованием, и проблем не возникнет.
Плохо только одно: оба – Гандивэр и отец – сейчас далеко, в землях светловолосых, и Хайя пока не может влиять на события. Но ничего! Через несколько дней будет закончена парка. Сила умершего учителя с нею. Она научится ею пользоваться и начнет действовать. В укромном месте девушка хранила прядь волос и обрезки ногтей своего отца, а также капли крови и семени Гандивэра. В нужный момент то и другое должно ей помочь. Отец обречен.
…Острый слух и чутье шаманки подсказали ей, что к ее покоям кто-то приближается.
Хайя обитала теперь в пещерах своего учителя, соединенных между собой проходами или узкими лазами. В одной шаман колдовал, в другой – принимал посетителей, в третьей – лечил больных, в четвертой готовил зелья, в пятой – учил, в шестой – жил сам, в седьмой жили его ученики. Хайя ничего не стала менять в них – разве что вычистила ту пещеру, где прежде жили ученики. Здесь будет ее кладовая. Она не намерена брать учеников. За исключением собственных детей. Трон императоров орков отныне будут наследовать только шаманы!
Она засунула парку под шкуры, быстро начертала над нею оберегающий знак и выскользнула в пещеру, где обычно колдовал учитель. Там под котлом тлел огонь, и девушка пинком подбросила на угли мха и щепок. После чего принялась кидать в котел все травы и порошки подряд, бормоча при этом первое попавшееся заклинание. По пещере пополз розовый дымок, ноздри защипал сладковатый аромат. Все должно было выглядеть так, словно ее отвлекли от важного дела.
Непрошеный гость – вернее, гостья, это понятно по шагам и особому запаху женщины,– остановилась на пороге, с испугом глядя, как колдует шаманка. Хайя разошлась не на шутку. Надо сразу дать понять пришелице, что здесь не шутят. Она прыгала вокруг котла, размахивала руками и завывала на разные голоса. Потом как бы случайно оказалась возле гостьи и, пробегая мимо нее в танце, толкнула ее локтем.
Молодая женщина вскрикнула, покачнувшись и хватаясь руками за занавесь. Хайя тут же прервала танец.
– Ты что здесь делаешь? – напустилась она на гостью.– Кто ты такая? Как посмела переступить порог моего жилья? Не боишься разгневать духов? Смотри и пеняй на себя, если они останутся недовольны! Ведь из-за тебя прервалась ворожба! Ты подумала, что теперь будет?
Гостья пятилась, судорожно цепляясь за занавесь и отчаянно мотая головой.
– Прости, Хайя,– вымолвила она, когда шаманка прервалась, чтобы сделать вдох,– но мне некуда больше идти! Ты – моя последняя надежда!
– Ты говоришь опасные речи, женщина! – скривилась шаманка. Она уже узнала наложницу отца, и ее негодование было неподдельным. Эта шлюха осмелилась прийти сюда! Стоило в самом деле навлечь на нее гнев духов!
– Помоги мне! – Наложница вдруг упала перед Хайей на колени.– Мне страшно!
– Тебе? Не стыдно врать? Да еще мне? – Она попятилась в глубь пещеры.
– Только тебе я и могу открыть правду! – Наложница поползла вслед за шаманкой.– Я знаю, у тебя нет причин любить меня и желать мне счастья, но я так боюсь! Только ты сможешь мне помочь, а иначе мне остается только привязать к шее камень и прыгнуть в водопад! Помоги мне!
Хайя метнулась к порогу и одним движением задернула полог, не забыв произнести защитное заклинание. Дверной проем вспыхнул белым огнем и погас, отгородив пещеру от остального мира. Затем она взмахом руки погасила огонь под котлом и заставила розовый дым осыпаться на пол хлопьями пепла. Наложница со страхом следила за ее приготовлениями.
– Теперь нас никто не услышит,– промолвила шаманка.– Говори, в чем причина твоих страхов!
«И нельзя ли мне воспользоваться этим!» – добавила она мысленно.
– Дело в твоем отце, Верховном Паладайне,– вздохнула наложница, садясь на пол и опустив голову.– Вернее, в его желании зачать наследника… Он перед отъездом приказал мне непременно забеременеть и послать гонца тотчас, едва я почувствую признаки беременности. Но… но этого не произошло! Я не беременна! – Наложница в отчаянии заломила руки.– И теперь я боюсь, что он, узнав об этом, убьет меня как неспособную зачать! Ведь он столько времени провел со мной! Должны были быть последствия! Но их нет! И я не знаю, что делать! Ты должна мне помочь!
– Как? – скривилась Хайя.– Я не мужчина, чтобы сделать тебе дитя! За этим ты должна обратиться к какому-нибудь готовому на все самцу.
– К кому? – всплеснула руками наложница.– Он забрал на войну всех, способных носить оружие! Остались мальчишки, старики и калеки! Кроме того, я боюсь, что это станет известно – ведь настоящий отец рано или поздно заинтересуется своим сыном! И тогда правда откроется… О, я не знаю, что делать!
Она скорчилась на полу, спрятав лицо в ладонях, и заскулила, как маленький щенок. Хайя смотрела на ее вздрагивающие плечи. Наложница была лишь чуть-чуть моложе ее, но самой себе шаманка казалась древней старухой.
«Зато я знаю, что делать!» – подумала она и почувствовала, как губы растягиваются в улыбке. Сам того не подозревая, отец дает ей в руки оружие против себя.
– Я смогу тебе помочь.– Она положила ладонь на затылок наложницы.– Приходи сюда ночью через четыре дня. Сутки перед этим ты должна не есть и не пить, а также не спать. И тем более не должна никому говорить о том, что пошла сюда. Иначе я ни за что не отвечаю!
Наложница вскочила сразу как подброшенная. Глаза ее загорелись огнем, лицо преобразилось. «А она действительно хороша собой! – не без доли ревности отметила Хайя.– Неудивительно, что отец предпочел именно ее!.. Что ж, для моего дела красота – не главное. Оружие должно разить насмерть. Больше ему ничего не нужно!» Но вслух она ничего не сказала, лишь указала молодой женщине на дверь.
ГЛАВА 23
Ласкарирэль поставила ведро и выпрямилась, переводя дух. Путь от колодца был неблизок, а ей еще предстояло помыть пол в казарме и почистить котел, в котором вчера жарили мясо.
Миновало почти три недели, как они с Хауком поселились здесь. Ласкарирэль привыкла к своему положению, орки привыкли к ней. Она даже стала носить одежду, которую носят все орочьи женщины, – длинную просторную тунику с короткими, до локтя, рукавами, перехваченную на талии узорным поясом, на который были нашиты колокольчики и резные фигурки. К плечам простыми медными брошками прикалывался теплый плащ, висевший за спиной. В отличие от светло-зеленого платья, плащ пестрел многоцветьем – красные, синие, желтые, черные, белые и изумрудно-зеленые полосы чередовались на нем. И платье, и плащ, и пояс она сшила себе сама – Хаук с первого жалованья купил ей ткань и велел не ходить в обносках. Это одеяние было непривычно для эльфийской девушки. Она привыкла ходить либо в просторных складчатых балахонах Видящей, либо в длинных платьях. Знатные дамы эльфов носили, как правило, два платья-туники – нижнюю, узорчатую, и верхнюю, более простую, короткую и теплую, из-под которой виднелась нижняя. Волосы ей тоже приходилось заплетать по-другому. Будучи Видящей, она носила их распущенными, и лишь шапочка на макушке заявляла об ее статусе. А здесь ей пришлось научиться заплетать косы – две по бокам, над ушами, и третью на затылке. Все три скреплялись вместе узорной лентой.
По словам Хаука и других орков, так одевались только свободные женщины их племени, чьи мужья или отцы (если женщина не замужем) были достаточно богаты, чтобы иметь собственных слуг. Но пока именно Ласкарирэль исполняла роль служанки.
– Давай помогу! – послышался знакомый голос.
Девушка невольно улыбнулась. Парнишка-орк, тот самый, который приставал к ней в первый день, подошел и взялся за деревянную ручку ведра. Его звали Эйтх, и с некоторых пор он относился к светловолосой более чем уважительно. Причина была в Хауке – только позавчера со щеки Эйтха сошли последние следы синяка, оставленного его кулаком. Хаук тогда не сказал ни одного слова – просто врезал парнишке, застукав его в опасной близости от Ласкарирэли, но этого оказалось достаточно для того, чтобы не только Эйтх, но и все остальные стали держаться от нее подальше.
Проходя вслед за Эйтхом в казарму, Ласкарирэль невольно оглянулась на улицу. Она была пуста, и сизые вечерние тени уже выползали из всех щелей. Хаук несколько часов тому назад ушел на дежурство в княжеский дворец. Он уходил так не первый раз, примерно каждую третью ночь, но именно сейчас у девушки появилось тревожное предчувствие. Что-то случится этой ночью. Что-то важное и… опасное! Что-то, о чем она уже получила смутное предупреждение в самый первый день.
Только работа могла отвлечь ее от тягостных дум, и девушка принялась тереть пол с таким усердием, словно от этого зависела по меньшей мере судьба всего мироздания. Но ночью, когда она осталась одна и задернула полог на своем ложе, тревожные мысли снова атаковали ее и прогнали сон.
Хаук тоже не спал, но совсем по другой причине. Уперев кулаки в бока, он стоял на часах на галерее. Стоял там, где его поставил разводящий, стоял, не сходя и шага с места и лишь иногда позволяя себе перенести вес с одной ноги на другую. Дворец постепенно засыпал. Несколько раз мимо орка промелькнули слуги. Где-то слышались голоса и шорох шагов. Все звуки были знакомы. Он слышал их много раз, и полузвериное чутье, которое и делало из орков таких отличных телохранителей, молчало.
Совсем рядом шумел пир. Князь Далматий пировал почти каждый день – князь просто обязан хоть иногда приглашать к себе самых знатных своих подданных и кормить-поить за свой счет. Эти пиры никогда не длились особенно долго – когда у тебя за спиной прожитые годы, а рядом молодая жена, позволительно убраться с надоевшего мероприятия чуть-чуть пораньше.
На дальнем конце погруженного во тьму коридора хлопнула дверь. На миг в темноту и тишину галереи ворвались голоса, музыка и яркие краски пира, но потом все пропало. Простучали легкие шаги.
– Кто здесь? – послышался женский голос.– Назовись!
– Хаук, госпожа.– Орк сделал шаг вперед.
Из темноты выступила женская фигурка, кутающаяся в длинный, подбитый мехом плащ. Хорошо видящий в темноте орк уже успел узнать молодую княгиню Иржиту.
– Хаук,– повторила она дрогнувшим голосом.– Проводи меня, Хаук! Я иду к себе.
– Как прикажет госпожа,– кивнул он и, повернувшись, зашагал впереди.
Не обменявшись ни единым словом, они дошли до порога ее покоев. Приоткрыв дверь, княгиня Иржита подняла на него глаза.
– Ты всегда такой молчаливый, Хаук? – промолвила она.
– Мне надо вернуться на пост, госпожа. Прикажете удалиться?
– Нет, не прикажу! Мои служанки не дождались меня. Ты поможешь мне приготовиться ко сну. Иди за мной!
Она широко распахнула дверь. Хаук остановился на пороге. Перед ним была женская половина, где ни разу не был никто из орков (по крайней мере, они так говорили).
– Ну что ты медлишь? – Княгиня притопнула ножкой.– Иди сюда! Я так велю!
Он переступил порог и вслед за княгиней прошел до ее спальни. Иржита остановилась перед широкой постелью. На ней поверх узорчатого полога и медвежьей шкуры лежала ночная сорочка из полупрозрачного полотна, покрытая по вороту узором из серебряных нитей. В двух подсвечниках горели свечи, на столике стояла ваза с фруктами и кувшин с каким-то напитком. Рядом на скамье все было приготовлено для умывания – зеркало, таз, еще один кувшин с водой, полотенца, ароматные масла в баночках и гребень. По углам теснились сундуки.
– Ну что же ты? – Княгиня Иржита вновь притопнула ножкой.– Иди сюда и помоги мне раздеться!
– Госпожа,– усмехнулся Хаук,– все мои женщины раздеваются сами!
Если он рассчитывал, что после этих слов его прогонят, то сильно просчитался.
– Да как ты смеешь! – опять притопнула ножкой княгиня Иржита.– Твои женщины! Но я не твоя женщина! И ты не смеешь…
– Ты – моя женщина, княгиня,– усмехнулся Хаук, подходя к двери и запирая ее на засов.– Ты стала ею, когда позволила мне переступить порог твоей спальни!
Молодая женщина глубоко вздохнула. Что ж, она сама того хотела, когда задумывала этот шаг.
– Хорошо,– проворчала она и начала раздеваться.
Получалось это у нее неловко и ужасно медленно. С узелком на плаще, который ловкие пальчики Ласкарирэли распутали бы в несколько секунд, она возилась минуты три, от напряжения высунув кончик языка. Потом, сопя, долго стаскивала с ног чулки и отцепляла от подола пряжки. Затем завела руки назад и стала копаться в широком ожерелье.
– Помоги,– раздраженно бросила наконец.– Я не вижу, что делаю!
Хаук пожал плечами и легко сломал пальцами хрупкий замочек. Тяжелое ожерелье упало на руки княгине. Вслед за ним настал черед верхнего платья, расшитого жемчугом и золотыми нитями. Запутавшись в рукавах и наступив на подол так, что он угрожающе затрещал, Иржита высвободилась и из него. Уже раздраженная, сдернула с головы убор и зашипела сквозь стиснутые зубы от боли, когда выяснилось, что на заколках осталось несколько волосинок.
Проще всего оказалось выбраться из нижнего платья и легкой тонкой сорочки. Оставшись нагая, она повернулась к орку.
– Ложись,– распорядился он и стал не спеша снимать оружие и мундир.
Иржита наблюдала за ним, сгорая от нетерпения. Вот сейчас произойдет то, о чем она мечтала с тех пор, как от одной придворной дамы услышала о необыкновенных талантах орочьей расы. Будет фантастическая ночь любви, стоны страсти и слезы счастья. Она испытает то, чего ни разу не ощущала за все два года замужества. Она наконец…
Она даже застонала от разочарования, когда тяжелое, пахнущее мускусом и зверем тело взгромоздилось на нее. Не было животной страсти, не было никакой романтики. Орк действовал спокойно и уверенно, как простой мужчина, который честно отрабатывает супружескую обязанность. И ничего такого, о чем стоило бы рассказывать, замирая от восторга! А нужна ли этому мужлану вообще женщина? Как он там сказал? «Мои женщины раздеваются сами!» Ну конечно! Наверняка у него столько любовниц, что ему уже порядком надоели эти кувыркания на простынях! А тут она со своими претензиями! Она для него просто еще одна шлюха, которую надо удовлетворить – и идти дальше по своим делам!
На глаза Иржиты навернулись слезы, но орк этого даже не заметил. Он размеренно делал свое мужеское дело, даже не догадываясь о чувствах женщины. Спору нет, он был неутомимее и сильнее ее старого мужа, который в последнее время все больше мял и тискал ее тело, шепча на ушко какие-то нежности и банальности. Иржите порядком надоели его и без того нечастые визиты, но, оказывается, есть вещи и пострашнее – это когда с тобой обращаются как с неживым предметом.
Впрочем, одно хорошее в этом все-таки есть. Орк – молодой и сильный мужчина. И, если он поможет ей зачать младенца, она, в конце концов, получит то, чего хотела. «Если я сумею забеременеть от этого чурбана,– думала Иржита, лежа под орком,– я прощу ему все. Это даже хорошо, что он так мало внимания уделяет моим чувствам, значит, в случае чего не станет требовать встречи с сыном!» В том, что у нее родится именно сын, княгиня не сомневалась. Ей еще в детстве предсказали, что ее единственный ребенок будет непременно мальчиком, и она свято верила предсказанию.
Наконец пытка закончилась, и орк скатился с женщины. Какое-то время он лежал рядом, сопя и глядя в потолок, потом встал и начал одеваться. Приподнявшись на локте, княгиня следила за каждым его движением.
– Ты куда? – поинтересовалась она, когда полностью одетый Хаук направился к дверям.
– Мне надо вернуться на пост,– сказал он.– А тебе – понадежнее запереть двери.
И все! Вот и читай после этого любовные романы!
Когда Хаук утром вернулся в казарму, Ласкарирэль чуть не набросилась на него с кулаками. Собственно, она так и намеревалась сделать, но орк перехватил ее запястья в воздухе.
– Ты! Ты! – билась в его руках девушка.– Зачем? Почему ты это сделал?
– Что я сделал?
– Я все знаю! Я же Видящая! Ночью я видела тебя в постели с этой… Кто она? Как ее зовут? Она знатного рода, да?
– А тебе какое дело?
Хаук покосился по сторонам. Его боевые товарищи расходились по своим нарам, но несколько приостановились, следя, чем закончится «теплая» встреча. Среди них был парнишка Эйтх. Этот вообще разинул рот и глазел на пару так пристально, что кулаки зачесались обновить ему синяк.
– Мне должно быть дело! – чуть не закричала Ласкарирэль, чувствуя, что на глаза вот-вот навернутся слезы.– Если она – знатного рода, ты должен был излить в нее семя! Ты сам мне говорил! И если она теперь понесет от тебя, то ты бросишь меня ради нее! Скажи, ты это сделаешь? После всего? После того, как… как ты меня… как я для тебя…
Она больше не могла говорить – ее душили слезы.
Чего-чего, а этого Хаук от нее не ожидал. За все полтора месяца, что они провели вместе, она плакала только один раз – в самом начале, еще не зная о своей участи. Он выпустил ее запястья, отступив на шаг, и девушка тут же влепила ему пощечину.
Вот это уже действительно было что-то новое. Вокруг послышались восклицания. Кто-то потребовал немедленно выпороть «эту ведьму», и Хаук понял, что надо что-то делать. Он схватил рыдающую Ласкарирэль за руку и поволок прочь от казармы.
Про орков рассказывают много всякой всячины, но все сказители сходятся на одном – при том, что мир вокруг для них населен добрыми и злыми духами, орки никогда не молятся и не строят храмов. Все вопросы решают шаманы – рядовые орки лишь передают им просьбы.
В местной диаспоре тоже был свой шаман. Он жил на задворках, и, чтобы проникнуть к его землянке, нужно было протиснуться в щель между домами. Более плотный и огромный Хаук чуть не застрял там и порвал рубашку.
Шаман сидел на пороге и сосредоточенно толок в ступке какие-то коренья. Он поднял голову, когда на него упала тень от Хауковых плечей, но не прервал своего занятия.
– Эта женщина,– орк толкнул вперед Ласкарирэль,– ведет себя неподобающим образом. Она осмеливается требовать от меня отчета в делах и поступках, кричит на меня в присутствии моих братьев по оружию. Она считает, что у нее есть право указывать мне, что делать и как жить. Она вообще ведет себя, как моя жена, хотя я не женат ни на ней, ни на ком бы то ни было вообще! Я прошу, сделай что-нибудь с нею, потому что мне надоели ее необоснованные придирки!
– Но Хаук! – воскликнула Ласкарирэль.– Что ты говоришь? Я только один раз… только сегодня!.. Я же никогда раньше не давала тебе повода, а сегодня просто…
– Просто что?
Это подал голос шаман, и девушка даже вздрогнула.
– Просто,– она покраснела, опуская глаза,– просто я испугалась, что он меня бросит…
Последние слова она произнесла совсем тихо. Почти шепотом.
– С чего ты это взяла?
– Но он же… он завел себе другую женщину! – пролепетала она.– И, если она понесет от него, он меня бросит… бросит потому, что я до сих пор не беременна!
– Да с чего ты взяла, что мне прямо сейчас нужен ребенок? – чуть ли не взвыл Хаук. Руки зачесались и сами собой сжались в кулаки. С каким бы удовольствием он тут же придушил ее, но рядом был шаман и ради него приходилось сдерживаться.
– А с того,– Ласкарирэль снова заплакала,– что это было единственное условие, по которому ты вообще не убил меня еще тогда, в лесу! А теперь… теперь… после всего…
Она стояла между двумя орками, ссутулившись, и тихо плакала, закрыв лицо руками. Девушка уже привыкла к тому, что никто не станет ее утешать. Стремясь остаться одна, она кинулась было прочь – и налетела на Хаука, ткнувшись мокрым лицом ему в грудь. И зарыдала еще громче потому, что он не отстранился.
Шаман некоторое время смотрел на столб, в который превратился мужчина, и на прильнувшую к нему женщину, а потом встал, отложив свою ступку.
– Она – светловолосая,– сказал он.– Ты понимаешь это?
– Я смотрю на ее волосы уже полтора месяца,– сказал Хаук.– Я не слепой.
– И все-таки привел ее ко мне?
– У меня, наверное, нет другого выхода.
– Наверное, нет,– кивнул шаман.– Идите за мной!
Пока Хаук отдирал от себя рыдающую Ласкарирэль и спускался с нею вместе в темную землянку, шаман успел вытащить откуда-то треножник, утвердить на нем расписное блюдо, на которое накрошил кореньев, перьев птиц и прочих магических снадобий. В середину установил глиняную статуэтку очень толстой женщины, сложившей руки на животе. У женщины были все признаки беременности.
– Кладите руки сюда,– распорядился он.
Ласкарирэли вдруг стало так страшно, что она шарахнулась к выходу. Но Хаук схватил ее запястье и заставил держать глиняного идольчика, сверху накрыв ее пальцы своими.
Шаман начал колдовать, и не понимавшая ни одного слова Ласкарирэль почувствовала страх. Она покосилась на Хаука – его лицо ничего не выражало. Девушка попробовала выдернуть ладонь.
– Хаук,– прошептала она,– я больше не буду… Пожалуйста! Я боюсь…
Орк не успел ответить – уголья и коренья, разложенные вокруг идольчика, вдруг вспыхнули ярким бездымным пламенем. Шаман замер на середине пляски, посыпал чем-то на угли, и вверх взметнулся столб густого бело-желтого дыма. Сладко запахло цветами.
– Духи благословляют ваш союз,– несколько недоуменно протянул он.– Отныне вы – муж и жена.
– Что? – хором воскликнули они, отнимая руки.– Какая еще жена? Какой еще муж?
– Шаман,– прорычал Хаук, сжимая кулаки,– только из уважения к силам, с которыми ты имеешь дело, я не вырву твой язык из глотки! Но мне не нужна жена! По крайней мере, сейчас!
– Однако ты просил сделать так, чтобы ее претензии отныне были обоснованны, либо чтобы она перестала к тебе придираться,– возразил шаман.– Достичь того или другого можно лишь одним способом – сделать эту женщину твоей законной женой! Давай сюда руку! У меня как раз остался небольшой запас…
Он полез в мешочек, один из тех, что всюду были развешаны по стенам, и выудил пригоршню железных и серебряных колец. Орки издавна славились как отменные кузнецы, кузнечное дело уважалось и ценилось ими так же сильно, как шаманство и умение сражаться. Бросив только один взгляд на мощную длань Хаука, шаман выудил из горсти подходящее по размерам кольцо и надел его орку. Затем протянул второе на ладони:
– Надень его своей женщине!
Ласкарирэль попятилась, пряча руки за спину, но Хаук прижал ее к стене, силой заставил разжать судорожно стиснутые кулаки и натянул-таки кольцо. Выражение его лица при этом было таким, словно он с большей бы охотой вырвал эту руку из плеча.
– Я знал, что все этим кончится,– проворчал он.– Так что поздно трепыхаться.
– Ничего себе напутствие новобрачной! – сказал у него за спиной шаман.– Надеюсь, ты знаешь, что должен сделать сегодня ночью?
– Сделаю, шаман. Не сомневайся! – буркнул Хаук и, дернув Ласкарирэль за руку, поскорее покинул землянку.
Но снаружи весь гнев сошел с него, как с гуся вода. Облапив девушку за плечи, орк запрокинул голову и расхохотался. Притиснутая к его боку Ласкарирэль только удивленно хлопала глазами.
– Я знал, что этим все кончится,– повторил он совсем другим, более спокойным и доброжелательным, тоном.– Просто не думал, что это произойдет так скоро… Ну что, пошли, жена?
– Куда?
– Завершать обряд! Для всего остального нам не нужны ни шаман, ни кто-либо еще! Я не собираюсь ждать до ночи!
И прежде чем девушка успела вымолвить хоть слово, он потащил ее куда-то на задворки слободы, где в кустах без лишних слов опрокинул на землю и задрал ей подол.
Два дня спустя в Ирматул, загоняя коней, примчался вестовой – на северной границе участились набеги. Небольшие отряды людей и нелюдей нападали на селения, помаленьку грабили торговые караваны. В последний раз они стерли с лица земли приграничную крепость, захватив все оружие и доспехи. Судя по числу нападавших, это уже была не небольшая кучка разбойников, а маленькая, но хорошо сформированная армия, которая таким образом готовилась к планомерному вторжению.
Это послужило последней каплей. Князь Далматий спешно приказал оркам двигаться на север. В помощь им он придал двести всадников из числа людей. Из ста орков в поход должны были отправиться восемьдесят – еще двадцать оставались в столице для охраны князя. Хаук не попал в число тех двадцати.
Горожане высыпали на улицы – провожать. Конечно, это не большая война, но все-таки в толпе строились предположения о том, почему князь решил усилить свою орочью пехоту людьми. Орочья диаспора провожала своих в полном составе – дома остались лишь те, кому физически было трудно ходить.
Ласкарирэль спешила, пробираясь сквозь толпу.
– Хаук! – звала она. Но ее орк, хоть и шагал крайним в ряду, ни разу не обернулся на ее зов. Девушке казалось, что на улице слишком много народа, и все, как нарочно, встают у нее на пути. Ее толкали, раз за разом оттирая от обочины. Ей приходилось то вставать на цыпочки, то наклоняться, чтобы хоть одним глазком увидеть идущих из-за чьего-то локтя.
Читать бесплатно другие книги:
