Моя дорогая Джин Ламберт Лесли
— Ну так как?
Это намек? Или это он всего лишь пытается выяснить, отвозить ли ему домой своего дизайнера, если дизайнер не хочет брать такси.
— С тобой рядом так хорошо, — пробормотал Оливер, касаясь рукой ее волос.
Джин замерла. По коже побежали мурашки. Тело снова наполнилось сладким ощущением невесомости. Это была та самая секунда, когда неизвестность, казалось, висела на волоске — неизвестно было чего ожидать, и ожидать ли. Шаг в ту или иную сторону — и отношения потекут по иному, неизведанному руслу.
Чего же ты хочешь, Джин Фьори?
Неизвестности, сладко щекочущей кожу и нервы, словно перед лицом воображаемой опасности?
Страсти?
Или надежности, уверенности, стабильности?
До этой минуты она была уверена в надежности их партнерских отношений. Он — владелец бара, она помогает ему с интерьером. Их не связывает ничего личного.
Или что-то связывает их уже давно?
Или именно это «что-то» делает их совместную работу такой увлекательной, такой легкой, такой интересной. Они ведь понимают друг друга с полуслова!
А Джин даже не знает, любит ли Оливер на завтрак апельсиновый джем и прикалывает ли на галстук булавку. Носит ли он галстуки вообще. Наверное, носит. Там, в Нью-Йорке.
Воспоминание о том, что Оливер принадлежит другому городу, к другому кругу, словно ведром холодной воды окатило и отрезвило Джин.
— Не надо ничего, — слабо пробормотала она, убирая его руку.
— Почему?
Оливер позволил Джин отстранить его ладонь, но тут же коснулся ее кожи в вырезе джемпера.
Джин мысленно порадовалась, что Оливер не стал класть руку ей на коленку, иначе это выглядело бы совсем уж пошло.
— Мы ведь заняты другим делом, — запинаясь, произнесла она. — Зачем все портить?
— Портить? О чем ты? Просто такой прекрасный вечер. Я хотел бы разделить его с тобой. Именно здесь и именно сейчас. Джин…
А в сущности, почему бы и нет?
Что она теряет?
Почему бы не взять от этих отношений все, что только возможно?
Кажется, у них вполне получается быть друзьями. Получается быть людьми, делающими одно интересное и увлекательное дело.
Их ведь с самого начала тянуло друг к другу.
Почему бы не узнать, какой Оливер любовник?
Свободные люди в свободном городе свободной страны… Под свободным небом. Без условностей, без обязательств, без любопытных ушей и глаз.
В сущности, никто ведь не знает об их отношениях. Все, что происходит между ними, касается лишь их двоих.
— Конечно, если ты хочешь, я вызову тебе такси. Немедленно. Прости, я не смогу отвезти тебя домой, Джин. За ужином я пил вино… Не слишком много, но пил.
«Интересно, если мужчина в нетрезвом состоянии стремится улечься в постель к женщине… то есть уложить женщину в постель… следует ли считать его невоздержанным и легкомысленным?»
Должна ли она заявить, что его поведение непростительно?
Джин поднялась тоже. Теперь они стояли лицом к лицу, едва не соприкасаясь носами.
— Так что ты ответишь мне, Джин? — еле слышно спросил Оливер.
Джин пожала плечами, покачала головой, слегка приподняла уголки губ в улыбке. Она плохо представляла себе, насколько опасно дразнить мужчину, находящегося на символическом расстоянии от женщины, которую он отчаянно желает.
— Значит, я сам приму решение. А ты ответишь мне потом… может быть, утром… если захочешь.
Джин ахнула, когда Оливер подхватил ее на руки.
— Пусти, что ты делаешь?! — запоздало воскликнула она.
Это была сцена словно из эротического фильма.
Оливер остановился, будто передумав идти, посадил Джин на стол, по счастью, не опрокинув ни одного бокала, не задев блюд и тарелок.
В следующее мгновение его губы уже раскрывали губы Джин, и она задыхалась, ей не хватало воздуха, приходилось раскрывать губы навстречу Оливеру.
Оливер принялся стаскивать с нее джемпер. Его сильные руки были, казалось, повсюду. Джин уже устала отбиваться, джемпер был снят и небрежно брошен в угол.
На очереди была тонкая шифоновая маечка. Оливер уже не контролировал себя, он рванул нежную ткань так, что она затрещала и порвалась до самого низа.
Не обращая внимания на такие мелочи, Оливер опрокинул Джин на стол. Лишь в последнюю секунду ему удалось затормозить движение. Джин замерла в его руках, лишь дюймы разделяли ее обнаженную спину и край хрустального бокала.
— Пожалуй, здесь не самое лучшее место…
Джин не узнала голоса Оливера. Он словно стал ниже, глубже, звучал более хрипло. Она боялась, что изменился и ее голос, поэтому благоразумно промолчала.
Оливер снова взял ее на руки.
Уже в спальне (его, не гостевой) он бережно опустил Джин на застланную матерчатым покрывалом постель.
Напряжение, которое нарастало в Джин, наконец взорвалось, брызнуло почти видимыми глазу искрами во все стороны, заставило ее отбросить остатки рассудительности. Она потянулась к Оливеру.
Непослушные пальцы расстегивали его рубашку, в то время как он стягивал с Джин узкую, неподдающуюся юбку. Наконец это ему удалось. Джин обхватила его ногами.
— Надо же, — пробормотал Оливер, — сколько страсти… Что же будет, если тебя расшевелить? Многие женщины зря боятся проявить то, что живет у них внутри.
Про многих женщин — это, конечно, было очень вовремя.
Джин сквозь зубы процедила:
— Может быть, ты уже наконец продемонстрируешь свою страсть?
— Сама напросилась.
— Думаешь, я испугаюсь?
— Это у тебя чулки или колготки? Чулки. Я же говорю: один к одному.
— Оставь их!
— Почему это?
— Порвешь…
— Я порву их в любом случае, — предупредил Оливер.
— Да, ты уже порвал на мне белье.
— Сам удивляюсь. Прости. Ты вызвала во мне настоящую бурю чувств.
— Я должна этим гордиться?
— Погоди, гордиться этим будешь, когда оценишь проявления моей страсти в полной мере.
— До сих пор я слышала одни лишь обещания!
— Не дразни меня, Джин.
— Скажите пожалуйста… какая чувствительность.
— Когда мне бросают вызов, я его принимаю!
Рубашка и джинсы тоже полетели куда-то на пол. Оливер стащил с Джин белье, которое еще оставалось на ней.
— Не передумала? — спросил он.
— Кажется, кто-то обещал, что уточнит мое решение позже. Утром… может быть…
В следующую секунду она ощутила на себе всю тяжесть его горячего тела. Оливер провел ладонями по ее плечам, закинул ее руки за голову и прижал локтем.
— Любишь, когда тебе подчиняются?
— Я люблю очень многое.
Губы Оливера коснулись высокой груди, скользнули по шелковистой коже, прижались к ложбинке между полушариями.
Джин тихонько застонала…
— Кажется, кому-то нравится?
— Кажется, кто-то предпочитает болтать, а не действовать?
— Я не хотел давить на тебя, но… Кажется, Джин, ты напросилась сама.
В следующее мгновение она почувствовала, что ее руки ничто не держит, но это уже мало что меняло. Ей было некуда деваться из-под налитого силой тела Оливера. Она дышала все тяжелее. Если не считать чулок, на Джин не осталось никакой одежды. На Оливере тоже.
Оливер неудачно прижал колено Джин к постели, и она раздвинула ноги.
— Ты уже готова для меня?
— Ты опять задаешь слишком много вопросов. Почему ты все время сражаешься?
— А разве с вами можно иначе?
— Можно. И нужно.
— Сказать, кто первый потеряет интерес?
— Ты просто общалась не с теми мужчинами.
— А ты пьян.
— А ты просто прелесть. Джин, серьезно. В постели ты еще восхитительнее, чем в своей профессиональной сфере, среди мебельных каталогов и новых ламп.
— Ты еще даже не попробовал, — сказала Джин.
— Того, что я успел увидеть, понять и почувствовать, мне достаточно. Но раз ты настаиваешь… Не смею отказать тебе.
Одним сильным движением Оливер вошел в нее.
Джин была возбуждена настолько, что сразу ощутила невероятное удовольствие. С каждым движением Оливера оно лишь нарастало.
— Как это приятно, — заметил Оливер, — слышать такие чувственные стоны.
— Не могу сказать, что с твоей стороны слышно что-то подобное…
— Мужчине не пристало…
— Оставь эти шаблоны для кого-нибудь другого, — отмахнулась Джин и из последних сил выскользнула из-под Оливера.
— Зачем?..
— Т-ш-ш…
Мягким движением Джин перевернула Оливера на спину, он не слишком сильно сопротивлялся.
— Щекотно, — пожаловался он, когда длинные волосы Джин защекотали его живот, а затем бедра.
— Не нужно ничего говорить.
Теперь настал черед Оливера стонать, хотя он пытался сдерживаться.
Джин уверенно действовала руками, губами, прилагая все усилия к тому, чтобы доставить ему как можно больше наслаждения. Ее движения были то быстрыми и стремительными, то плавными и неспешными, ее прикосновения были нежными и трепетными.
— Джин, остановись… пожалуйста…
— Почему?
— Я хочу, чтобы мы закончили это… вместе. Вместе с тобой.
Оливер вновь перевернул свою партнершу на спину. Вновь занял доминирующее положение.
— Теперь, — шепнул он, — я хочу опять слышать тебя.
Джин из вредности пыталась сдерживаться, но вскоре снова застонала с неудержимой чувственностью. Стоны ее становились все громче, все прерывистее, Джин было почти уже нечем дышать, и наконец кульминация заставила ее стоны перерасти в длинный протяжный вскрик. Джин прижала костяшки пальцев ко рту, судорожно закусила их, забилась в объятиях Оливера. Тот ощущал ее содрогания всем телом, впитывая каждый стон, вбирая в себя каждое ее движение…
Пока оба не затихли в успокоенном забытьи.
8
Бодрая мелодия Ронана Китинга наполнила помещение.
— А? Что?.. — Джин открыла глаза. Взгляд уперся в потолок, метнулся к стене, к окну. — Что это?
Джин умудрилась не узнать звонка собственного мобильного телефона. Телефон почему-то обнаружился рядом с ней на тумбочке. Джин нажала кнопку.
— Да? Слушаю!
— Джин, где ты? — недоумевала в телефонной трубке Карен.
— Ой, Карен… Привет. Тут такое было… Знаешь…
— Джин, ты знаешь, который час?
— Который час? Нет. А разве что-то случилось?
— Джин!!!
— Да не кричи ты так.
Джин осторожно села, обнаружив себя в постели. Все тело ломило, словно она таскала мешки с зерном. Осмотрелась. Поняла, что находится в незнакомой ей спальне.
— Джин… Ты вообще собираешься сегодня появиться на работе?
— На какой еще работе? — зевая, переспросила Джин. — На работе?..
— Вот именно, — удовлетворенно кивнула Карен. — Кажется, ты приходишь в себя?
— В себя…
— Джин, да ты что, пьяна?
— Нет, — открестилась она.
— А вчера вечером пила? Признавайся!
«Оливер пил», — чуть было не ответила Джин, но вовремя придержала язык.
— Да ничего я вчера не пила…
— Сначала я думала, что Ричардс отправил тебя с каким-нибудь поручением, — продолжала Карен. — Джин, но у нас же по поручениям бегают курьеры. Потом я решила, что ты страшно опаздываешь. В этот момент появился недовольный Ричардс и поинтересовался у меня, не знаю ли я, где тебя можно найти. Джин, что случилось? Сейчас начало двенадцатого, где ты?
Джин мысленно застонала…
Проза жизни во всей ее красе вторгалась в утро, наступившее после ночи любви.
Значит, ощущение, что весь прочий мир растворился и вообще прекратил существовать, обмануло Джин.
— Знаешь, Карен… — хрипло сказала Джин и нарочито закашлялась, — кажется, я заболела.
— Тебе кажется? Или ты точно заболела? — с подозрением поинтересовалась Карен.
— Точно. Простыла, наверное. Знаешь, лежу с температурой. Карен, я заводила будильник, чтобы позвонить тебе или Ричардсу… предупредить… Но, видишь, проспала. Прости, пожалуйста!
— Я передам Ричардсу, что ты заболела. Да?
— Да, пожалуйста, передай. Скажи, что я прошу прощения, что не предупредила и подвела его.
— Ты будешь брать больничный, вызывать врача? — осведомилась Карен. — На случай, если меня будут спрашивать о тебе в отделе персонала.
— Думаю, что справлюсь своими силами. Попью чай с малиной, заварю каких-нибудь трав. Отлежусь и появлюсь на работе.
— Что ж… Выздоравливай!
В трубке запиликали отрывистые гудки.
Джин положила мобильный обратно на тумбочку и закрыла лицо ладонями, словно ее кто-то мог видеть.
Ей было стыдно. Развлекалась она, как взрослая, а на работу проспала, словно вчерашняя студентка, еще не отошедшая от тусовок и бесконечных вечеринок.
И самое главное — где же Оливер? Почему он не разбудил ее? Зачем оставил здесь, в своей спальне?
Джин прислушалась: в квартире царила тишина.
Она поднялась. Не стала искать какой-нибудь халат или рубашку Оливера. Прошла в душ.
Ей не пришлось собирать свою одежду по полу спальни, искать на кухне. Оливер сделал это за Джин, аккуратно сложив ее вещи и оставив на тумбочке, там же, где она нашла и телефон.
Джин недосчиталась только майки. Впрочем, она же была разорвана накануне… Джин усмехнулась. Да, о подобной страсти хорошо фильмы снимать.
Однако где, в конце концов, Оливер?
На кухне Джин обнаружила стакан сока и под салфеткой сандвичи с яйцом и ветчиной. А также записку: «Доброе утро! Джин, завтракай и спускайся в „Апельсин“. Я уже там. Оливер».
Дожевывая на ходу сандвич, Джин спустилась в бар.
Оливер уже был там. Оливер и еще несколько мужчин.
— Меняют проводку, — пояснил Оливер. — Привет. Скоро можно будет вешать абажуры.
— Прекрасно.
Выглядел Оливер свежим, бодрым, энергичным. Как, впрочем, и обычно. На нем были светлые потертые джинсы и светлая же футболка.
— Я заказал ламинат, — сообщил он, — обещали привезти как можно быстрее. Может быть, даже завтра утром. А ты уже озадачила свою помощницу объемом дел?
— Каких дел?
— Ты ведь проспала все утро. Жаль было будить тебя. Тебя еще не хватились на работе?
— Хватились, — пробормотала Джин, — но я объяснила им, что пока занята.
— Отлично, — обрадовался Оливер. — А ты перекусила?
— Да, спасибо.
Ни одного прикосновения. Ни единого взгляда, который дал бы Джин понять, что для Оливера все еще важны события минувшей ночи.
Приблизившись почти вплотную к нему, она тихо сказала:
— Я недосчиталась майки…
— Ах это, — кивнул Оливер. — Конечно, компенсирую. Не переживай из-за нее.
Прозвучало это так, словно старый друг мимоходом пообещал забросить тебе диск с давно посмотренным фильмом.
— Я, наверное, поеду, — нерешительно произнесла Джин.
— Разве тебе уже пора?
— Проводку поменяют и без меня, — прищурившись, сообщила она. — Абажуры вешать пока рано. Ламинат привезут завтра. Мебель расставлять тоже рано. У меня полно собственных дел, кроме твоего ресторана.
— Но ты вернешься вечером? — тихо спросил Оливер.
— А разве ты хочешь этого?
— Да, очень.
Он потер нахмуренный лоб.
— Прости, Джин. С утра посыпались звонки из нью-йоркского офиса, пришлось одновременно решать кучу проблем здесь и вопросы по основному бизнесу. Я уже успел устать.
Джин смягчилась.
— Звони, когда освободишься.
— Хорошо.
На прощание Оливер легонько коснулся губами ее щеки.
Какой контраст это составляло с его поведением ночью…
Джин поехала домой, по дороге заглянув в магазин и приобретя новую шелковую маечку своего любимого лазурного цвета. «Так-то, — мстительно подумала она, — не буду я дожидаться ничьих милостей».
Дома она принялась за уборку. Как всегда, квартира не могла порадовать ее чистотой. В коридоре было натоптано, в мойке на кухне гнездилась грязная посуда. Грязная посуда возвышалась стопкой и на кухонном столе. В холодильнике жалко скорчился одинокий ломтик ветчины. Плавленый сыр высыхал в открытой упаковке.
Джин отправила остатки продуктов в мусорное ведро, перемыла всю посуду, пропылесосила полы и подумала: «А ведь Карен не дура, что не желает делить с кем-то свое жилище…»
В комнату своей соседки Маргарет Джин боялась заглядывать. Вдруг придется лицезреть тараканов или что-нибудь похуже. Хотя что может быть хуже тараканов, Джин не знала.
Она прошла в свою комнату, открыла окна, чтобы как следует проветрить, протерла пыль и вымыла полы. Собрала фантики от леденцов, обертки от шоколада, старые билеты в кино. Выкинула и их тоже. Заодно избавилась от стопочки чеков, которые иногда еще складировала по карманам и ящикам стола. Сказывалась старая привычка…
Заваривая себе на кухне чай и включая компьютер, чтобы проверить почту, Джин в очередной раз подивилась причудам судьбы.
В дизайне интерьеров она полный профан. В колледже училась кое-как, спустя рукава. В университете с прохладцей занималась филологией. Подрабатывала в архиве. Наверное, только благодаря приобретенным там навыкам она и смогла устроиться на место секретарши.
Джин никогда не думала, что ее так сильно может увлечь подбор краски для стен или абажуров. И как Оливер до сих пор не раскусил ее? Ведь во всем, что она говорит, сквозит неуверенность. Неуверенность в своих силах, в собственных возможностях. От того, что Джин является профаном почти во всех областях человеческой деятельности, ей, похоже, никуда не деться…
Джин грустно усмехнулась.
«Вы же не думаете, что и в дальнейшем я буду самолично раскрашивать стены?» Это она готова была спросить после того, как вместе с Оливером они выкрасили участок стены. Но в глубине души только Джин знала, какое удовольствие она получила, работая плечом к плечу с Оливером, перебрасываясь с ним шутливыми фразами, созерцая результат своей деятельности.
Да, Джин было очень приятно видеть результаты своей деятельности в «Апельсине», которые не заставляли себя долго ждать. Между озвучиванием идеи и ее воплощением проходило совсем немного времени.
Джин видела, как помещение буквально преображается у нее на глазах. И на самом деле ей не терпелось посмотреть на законченный, обновленный интерьер «Апельсина».
Кстати, нужно будет обязательно сказать Оливеру о том, что вывеска над входом в бар никуда не годится.
А вот что нельзя трогать ни в коем случае — так это лестницу, которая ведет в полуподвальное помещение. Она придает неповторимый колорит заведению, является своего рода визитной карточкой. Тяжелая, кованая, украшенная грубоватой, но оригинальной резьбой…
Было бы глупо заговаривать о будущем после единственной ночи, проведенной вместе. Пусть это была даже ночь ночей. По крайней мере, так казалось Джин.
Вечером она снова приехала в «Апельсин», и Оливер повез ее в центр города, в ресторан с тайской кухней. Джин не понравилось. Очень уж было остро, перчено, огненно.
— Да, перца тут в избытке, — согласился Оливер и заказал для Джин очередной коктейль.
Джин кашляла и не могла отдышаться. Она уже влила в себя несколько бутылок минеральной воды как с газом, так и без. Ей начало казаться, что на лице сейчас выступит сыпь и вообще прицепится какая-нибудь аллергия.
