Французская Мессалина Клеймор Оливия

Глава 23

Бродячий театр Анри Новьена, состоявший из двух крытых повозок двигался из Компьена в Париж. Весенняя непогода развезла дороги. Телеги, поскрипывая, переваливаясь с боку на бок, с трудом преодолевали разлившуюся жижу с островками почерневшего льда.

Новьен, по обыкновению, сам правил лошадьми, сидя в первой повозке. Холод раннего утра пробрал его до костей, служитель Мельпомены откупорил бутылку вина и смачно глотнул: по телу пробежался ручеёк тепла. Мужчина подумал: «Эх, спеть бы! Да разбужу всех…»

Повозки повернули на Парижский тракт и продолжили путь.

Отпив ещё вина и, осушив, таким образом, всю бутылку, Новьен почувствовал острую необходимость справить естественную нужду. Он остановил лошадей, спрыгнул с повозки и, угодив прямо в грязь, громко выругался. Так, не отходя в кусты, он оправился и с чувством лёгкости после проделанного «мероприятия» собрался обратно залезть в повозку. Неожиданно он услышал стон, доносившийся с обочины дороги. Новьен напрягся: наверное, вино сыграло злую шутку! Но через мгновенье стон повторился.

Новьен растерялся. Он метнулся в повозку и уже собирался изо всех сил хлестнуть лошадей кнутом, дабы покинуть это зловещее место. Стон повторился, и Новьен отчётливо услышал:

– Помогите… Умоляю, помогите.

Голос, молящий о помощи, был женским. Новьен успокоился: уж явно не разбойники! Впрочем, откуда им здесь взяться: Парижский тракт всегда имел репутацию безопасной дороги.

Новьен откинул шерстяной полог повозки и растолкал одного из актёров:

– Эй, проснись! Мне нужна твоя помощь.

Вскоре Мари-Жанна лежала в повозке, укутанная двумя одеялами. Она едва могла говорить.

– Что случилось с вами, сударыня? – поинтересовался Новьен. – Как вы оказалась так далеко от города?

– Меня похитили… держали в замке… затем, опоив вином бросили здесь…

– Бедняжка, – посочувствовал Новьен. – Странные похитители, даже не взяли баул с вещами.

– Это всё из-за её красоты, – высказала предположение молодая актриса. – Наверное, один из отвергнутых поклонников сыграл с ней злую шутку.

– Да, всё так и было, – подтвердила Мари-Жанна.

– А я что говорю! Бедные мы, женщины! От вас, мужчин, одни только неприятности!

– Попридержи язык! – приказал Новьен. – Сударыня, вам, вероятно, хотелось бы вернуться в Компьен? – предположил он.

– Нет… там никто меня не ждёт…

– Тогда отправляйтесь с нами в Париж! С вашими внешними данными вы сможете заработать на кусок хлеба в моём театре. Мы планируем поставить новую пьесу, я дам вам небольшую роль.

– Благодарю вас, сударь, вы так добры ко мне, – пролепетала обессилившая Мари-Жанна.

Повозки бродячего театра достигли Парижа, когда уже темнело. Новьен, неплохо знавший город, остановился на постоялом дворе «Жирная куропатка».

Мари-Жанна несколько освоилась со своим новым положением и предполагаемым ремеслом. Актёры были добры и предупредительны с ней, особенно мужчины. Мари-Жанна опасалась, что актрисы будут ревновать, ведь при таком образе жизни, наверняка отношения уже сложились. Но женщины восприняли появление новенькой спокойно, даже взяв её под опеку. Они с удовольствием делились тайнами актёрского мастерства и наперебой рассказывали Мари-Жанне разные истории.

Театр господина Новьена давал постановку на рыночной площади. Мари-Жанне была отведена небольшая роль благородной дамы, которая награждает молодого юношу поцелуем за проявленное благородство и храбрость.

Горожане и мелкие торговцы окружили импровизированный помост, роль которого выполняли ловко сцепленные повозки, и наслаждались нехитрым действом.

Карета графа Дю Барри пересекала площадь именно в тот момент, когда на сцене появилась Мари-Жанна в одном из своих роскошных платьев. Граф, смотревший в окно кареты, залюбовался молодой актрисой и приказал кучеру остановиться. Так он наблюдал из своего убежища, покуда спектакль не закончился.

Тогда граф Дю Барри вышел из кареты и направился к «сцене».

– Сударь, – обратился он к Новьену, – судя по вашему внешнему виду, можно с уверенностью предположить, что вы – главный в актёрской труппе.

– Да, Ваше Сиятельство, – Новьен почтительно поклонился, надеясь, что богач пригласит актёров развлечь его.

– Меня интересует актриса в бирюзовом платье, – пояснил граф.

– А, Ваше Сиятельство, это – Мари-Жанна. В моём театре она недавно.

– Красивая женщина. Сколько ты хочешь за неё?

Новьен опешил от такого циничного вопроса.

– Но, Ваше Сиятельство… А, если она не захочет следовать с вами?

– Не волнуйся. Это моя забота.

– Как угодно, Вашему Сиятельству.

– Так сколько ты хочешь, служитель Мельпомены? Говори.

Новьен покашлял, немного помялся и назвал сумму.

– Если Вашему Сиятельству, не покажется дерзкой сумма в сто ливров…

– Нисколько, – граф снял напоясный кошелёк. – Здесь сто пятьдесят ливров, они твои.

Новьен, не веря удаче, взял кошелёк графа.

– Теперь проводи меня к Мари-Жанне.

– Прошу вас, Ваше Сиятельство.

Тут же, на площади, актёры установили небольшой шатёр, дабы переодеваться во время представления. Мари-Жанна снимала грим, протирая лицо влажной салфеткой.

Граф Дю Барри первым вошёл в шатёр и сразу перешёл в атаку:

– Сударыня! – обратился он к Мари-Жанне. – Ваша красота сразила меня наповал. Предлагаю вам своё покровительство, – изложил граф без излишних церемоний.

– О, сударь! – воскликнула Мари-Жанна.

– Я понимаю, вы удивлены и растеряны. Но всё же не будем терять время: собирайте вещи, моя карета ждёт вас.

Мари-Жанна, сражённая молниеносным напором поклонника, поспешила собрать баульчик и вскоре сидела в карете рядом со своим покровителем.

Жан Дю Барри, дворянин по происхождению, недавно овдовел и на самом деле никогда не был графом. Женился Дю Барри рано, в восемнадцать лет. Трое сыновей появились друг за другом. Насытившись семейной жизнью, он купил чин капитана и поступил на военную службу, бросив свою жену госпожу Вернонгрез без средств к существованию. Благодаря своей храбрости и безрассудности в постоянных военных действиях против Англии, он получил орден Святого Людовика.

Наконец, Жану исполнилось сорок лет, он подал в отставку и обосновался в Париже, прикупив дом на Отель-Дьё на все свои сбережения. Жан Дю Барри, называясь графом, от скуки и для получения удовольствий интимного характера, стал посещать публичные дома. Там, благодаря свой общительности и умению преподнести себя, он обзавёлся полезными знакомствами. Ведь не для кого не секрет, что сии заведения посещают и весьма влиятельные господа.

Вскоре его дом на Отель-Дьё стал игорным заведением и местом, где можно весело и вольготно провести время, как за игорным столом, так и в объятиях женщин. Дю Барри находил красавиц из неприхотливых мещанок, привлекая их к ремеслу блудниц. Конечно, до куртизанок им было далеко, воспитание и манеры, безусловно, выдавали их происхождение. Но новая «жрица любви» затмила себе подобных.

Дю Барри оценил красоту и природные актёрские данные Мари-Жанны, и она оказалась в игорном доме на Отель-Дьё. Граф обязал куртизанку появляться перед гостями в пикантных нарядах, удовлетворять прихоти мужчин и выведывать их тайные мысли, ведь он не гнушался даже шантажом.

В течение последующих пяти лет Мари-Жанна удовлетворяла желания графа Дю Барри и его развращённых друзей. Постоянные посетили игорного дома окрестили куртизанку Мессалиной, ибо в постели ей не было равных. Она доводила искушённых в любви мужчин до исступления.

Граф дорожил своей куртизанкой, не отказывая ей в нарядах и украшениях. Мари-Жанна плыла по течению жизни, смирившись со своим предназначением – быть игрушкой в руках мужчин.

Она всё чаще вспоминала Блеза Ламэ, ведь у неё не было главного – любви и уверенности в завтрашнем дне. Все мужчины, окружавшие Мессалину, лишь использовали её в своих целях, в том числе и граф.

Мессалина пыталась несколько раз выброситься из окна спальни в порыве отчаянья. Но, успокоившись, так и не покинула своего тирана. Отчего? Ответ был предельно прост: что бы она стала делать? Вряд ли кто-нибудь из завсегдатаев игорного дома захотели бы взять её на содержание с такой репутацией.

Виконт де Монтегю слыл завсегдатаем Отель-Дьё. Граф Дю Барри особенно благоволил к молодому виконту, который безудержно просаживал в карты остатки своего некогда огромного наследства.

Наконец, когда у виконта осталось несколько тысяч ливров, он задумался: где бы взять денег? – ведь он не собирался порывать со столь непринуждённым образом жизни.

Мысли быстро сменяли одна другую: «Устроиться на службу… Но какую? Что я умею? Увы, только играть в карты и волочиться за куртизанками… Что ещё? Да, пожалуй, ничего более… И как же быть? Так вскоре мне придётся заложить родовой замок. И тогда: прощай жизнь… Хорошо бы получить приличное наследство. Но от кого? Насколько я помню… А! У меня есть тётушка – баронесса дю Плесси. Конечно же! Но, по-моему, умирать она не собирается. Отличная мысль! Я – её единственный наследник».

Окрылённый последней мыслью, де Монтегю решил навестить свою тётушку, предварительно написав ей письмо. Он витиевато излагал свои уверения в абсолютном почтении и выражал беспокойство по поводу состояния здоровья родственницы, которую не видел почти десять лет.

Баронесса, получив письмо от племянника, была крайне удивлена. Она прекрасно знала о его образе жизни и решила, что тот хочет явиться в замок Плесси, дабы просить денег.

Она написала виконту сдержанный ответ:

«Дорогой племянник!

Весьма рада, что вы, наконец, вспомнили о престарелой родственнице, всё же я, как никак, – сестра вашего покойного отца. Буду рада, если вы навестите меня. Давно я была лишена приятного общества, ведя затворнический образ жизни в Плесси.

Но хочу предупредить вас: я не желаю обсуждать финансовые вопросы, какой характер бы они не носили…»

Виконт понял: напрямую действовать нельзя, да и потом, хоть тётушка и стара, она вполне может проскрипеть ещё лет двадцать, если не больше. Такая перспектива не устраивала виконта.

Мессалина лежала рядом с виконтом Монтегю, доставив ему, массу любовных удовольствий. Неожиданно он завёл разговор:

– Мари-Жанна, ты хотела бы навсегда покинуть Отель-Дьё?

Женщина удивилась подобному вопросу: что мог предложить ей этот молодой шалопай, промотавший почти всё состояние? О его затруднительном положении знал почти весь Париж.

– Конечно. Отчего вы спрашиваете?

– Думаю, я скоро получу наследство. Оно составит по моим подсчётам: не менее ста тысяч ливров и замок в придачу.

– Что ж, сударь, могу поздравить вас…

– Пока рано… Так ты согласишься стать моей содержанкой?

Мари-Жанна задумалась: безусловно, она желала покинуть Отель-Дьё и вырваться из рук графа Дю Барри. Но стоит ли это делать? Всё говорило об обратном: виконт не постоянен, в отличие от Дю Барри, который вот уже пять лет обеспечивал Мари-Жанну. И, получив наследство, может легко промотать его за весьма короткий срок.

В душе Мари-Жанна отвергала предложение виконта, но как женщина практичная, придерживалась народной истины: не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Поэтому она сказала:

– Соглашусь.

Покинув Отель-Дьё, виконт направился к некой мадам Монвуазен, женщине с весьма тёмным прошлым и дурной репутацией. Госпожа Монвуазен приторговывала различного рода зельями: для выкидышей, для любовного приворота, возбуждающими средствами, а главное – мышьяком, который позволял избавиться от надоевшего мужа, жены или родственника.

На последние пять тысяч ливров виконт де Монтегю приобрёл порцию заветного зелья и направился к тётушке в замок Плесси. Он прогостил у неё почти две недели, а после отъезда «внимательного» племянника баронесса дю Плесси скончалась от резких болей в желудке, как констатировал её личный врач. Ему и в голову не могла прийти мысль об истинном происхождении резей.

Вскоре виконт де Монтегю стал ещё и бароном дю Плесси, получив в наследство сто тысяч ливров и старинный замок времён Карла IX.

Эта история мгновенно облетела весь Париж. Многие, из тех, кто лично знал де Монтегю, высказывали самые худшие предположения о том, как ему досталось сие вожделенное наследство. Догадывалась об этом и Мари-Жанна. Она прекрасно понимала, что никогда не избавится от графа Дю Барри, и поэтому-то поделилась с ним своими опасениями.

Покровитель оценил полученную информацию, прекрасно понимая, что, если повести себя правильно, то новоиспечённый барон дю Плесси де Монтегю полностью окажется в его руках.

Посчитав все «за» и «против» граф направился к небезызвестной мадам Монвуазен, с которой был в тёплых отношениях, порой получая от неё ценную информацию за определённую плату.

Она тотчас же поведала графу Дю Барри о том, что не так давно виконт Монтегю приобрёл у неё мышьяк. Теперь граф был убеждён, каким именно образом виконт получил титул барона. Мошенники договорились: мадам Монвуазен в случае успеха задуманного предприятия получит замок дю Плесси, – она всегда стремилась получить титул, а граф Дю Барри – сто тысяч ливров.

Спустя две недели барон дю Плесси добровольно отписал своё родовое имущество на имя мадам Монвуазен, а графа Дю Барри назначил своим официальным опекуном. Прево, занимавшийся документами, частенько навещал Отель-Дьё и за приличное вознаграждение оформил всё надлежащим образом, не задавая излишних вопросов.

Глава 24

Вот уже шесть лет маркиза Помпадур цепко держала двор Людовика в своих нежных руках. Из любовницы она всё более превращалась в доверенное лицо короля, под её влиянием Людовик всё чаще принимал политические решения. Правда они не всегда были правильными, своевременными и удовлетворяли интересам Франции. Но Людовик всецело доверял своей фаворитке, полностью полагаясь на неё, ведь он так тяготился государственными делами.

Для маркизы Помпадур всё складывалось удачно: положение, неограниченное влияние при дворе, доверие королевы и, наконец, – пылкая любовь короля. Но, увы, всю эту идиллию омрачало лишь одно – маркизу в последнее время стали мучить лёгкие, у неё развивалась чахотка, последствие сильнейшей простуды почти десятилетней давности.

Боясь потерять своё влияние при дворе, мадам Помпадур посоветовалась с бароном Ла Шемэ, признавшись, что ей всё труднее удовлетворять плотские желания короля. Барон предложил маркизе простое решение: на отдалённой аллее Версаля использовать один из павильонов, превратив его в «Олений парк», куда он будет поставлять молоденьких девушек, неискушённых в дворцовых интригах, для утех Людовика.

По мнению барона, именно так маркиза сумеет сохранить своё влияние на короля, ибо все «серны» этого парка будут слишком глупы, дабы составить конкуренцию опытной фаворитке.

Для воплощения этого плана, сводник отыскал несколько парижских красавиц и отправил их в павильон, в так называемый «Олений парк». Король посетил сие «заведение» под именем маркиза де Морвиля, ведь девушкам сказали, что они будут предназначены именно для него.

Юные красотки демонстрировали свои прелести, даже не подозревая, что перед ними – сам Людовик. Король выбирал одну из прелестниц и проводил с ней ночь, самое большее – две. Затем девушкам щедро платили и удаляли из Версаля.

Осведомители барона Ла Шемэ сообщили ему, что в Отеле-Дьё, что принадлежит некоему графу Дю Барри, живёт красавица Мари-Жанна Бекю-Гомар, прозванная Мессалиной за умение доставлять мужчинам удовольствие.

Барон Ла Шемэ, не мешкая, направился к графу Дю Барри, пообещав ему солидную сумму, если его куртизанка доставит удовольствие «маркизу де Морвилю». Дю Барри охотно согласился, уступив «жемчужину» своего заведения за три тысячи ливров.

Мари-Жанна невозмутимо восприняла новость о том, что граф Дю Барри уступил её некоему маркизу. За время, проведённое в Отель-Дьё, её мало, что могло уже удивить. Она собрала свои вещи и покорно направилась в карету барона Ла Шемэ, всё же лелея надежду, что пребывание в доме маркиза будет лучше, чем в Отель-Дьё.

Так Мари-Жанна попала в «Олений парк». Ей выделили комнату и горничную, которая была мало разговорчива. Девушки, обитательницы «Оленьего парка», между собой не общались, они были заняты лишь одним – ожиданием маркиза де Морвиль.

Король сразу же обратил внимание на мадам Дю Барри, именно под этим именем Мари-Жанна Бекю-Гомар появилась в «Оленьем парке». Людовик провёл с ней ночь и потерял голову. Нарушая все правила, он целую неделю посещал мадам Дю Барри. Барон Ла Шемэ понял, его протеже – будущая фаворитка короля. Увы, но звезда мадам Помпадур поблёкла и того гляди упадёт с небосвода Версаля на землю.

Маркиза Помпадур была в курсе всех событий, которые происходили в «Оленьем парке». Горничная доложила маркизе, что новенькая, мадам Дю Барри, вскружила голову королю своими умелыми бесстыдными ласками. Маркиза попыталась выяснить: какими же именно? – но горничная ретировалась, сославшись на то, что потайное оконце, в которое она наблюдает, слишком мало… Из чего мадам Помпадур сделала вывод: Дю Барри настолько раскована в постели, что даже видавшая виды горничная стесняется говорить о её любовных ласках, которые она дарит королю.

Маркиза решила увидеть прелестницу, дабы решить, как ей действовать в дальнейшем. Мадам Помпадур вошла в комнату госпожи Дю Барри в то время, когда та изволила завтракать после бурной ночи, проведённой с королём. Дю Барри никак не отреагировала на появление гостьи.

Маркиза оскорбилась.

– Сударыня, вы настойчиво делаете вид, что не замечаете меня!? – воскликнула она.

– Отнюдь, я прекрасно вас вижу. Что вам угодно?

Маркиза удивилась такой наглости и самоуверенности куртизанки.

– Я пришла вам сказать, что маркиз де Морвиль более не нуждается ваших услугах. Вот возьмите, – она положила на стол перед куртизанкой увесистый мешочек с ливрами, – это ваше вознаграждение.

– Отчего же, мадам, маркиз не сказал мне этого сам? – наигранно удивилась Дю Барри.

– О! – воскликнула маркиза, понимая, что сия особа не так глупа, как кажется на первый взгляд. – Я – его доверенное лицо, он поручил рассчитаться с вами за оказанные удовольствия.

– Вот именно, сударыня, – удовольствия, – произнесла куртизанка, делая нарочито ударение на последнем слове. – Маркиз де Морвиль был без ума от меня, поэтому все ваши слова кажутся мне ложью или…

– Что «или»?

– Ревностью женщины, – пояснила куртизанка.

У маркизы перехватило дыхание, сама того не ожидая, затея с «Оленьим парком» выходила ей боком. Она смотрела на наглую куртизанку, спокойно поглощающую завтрак. «Боже мой! Что только Людовик нашёл в ней! Ни красоты, ни ума!» – подумала маркиза.

– Итак, вернёмся к нашим делам, – продолжила маркиза, взяв себя в руки. – Я желаю, чтобы через час вы покинули сие место…

– Неужели? – вновь наигранно удивилась куртизанка. – Мне безразлично, что вы желаете, для меня важны желания короля.

Маркиза Помпадур встрепенулась.

– Что? Что вы сказали?

– Я сказала, что нахожусь здесь для оказания любовных услуг Его Величеству и не собираюсь ничего от вас выслушивать. Осмелюсь предположить, что вы – одна из тех, кто живёт в «Оленьем парке».

У маркизы потемнело в глазах от гнева, она не знала, что сказать.

– С чего вы взяли, что король нуждается в вас?

– А разве маркиз де Морвиль и Его Величество – не одно и тоже лицо? – куртизанка невинно улыбнулась и отпила вино из бокала.

– Какой вздор!

– Отнюдь, сударыня. Я узнаю короля из тысячи мужчин. Его портрет долго стоял на моём комоде…

Маркиза Помпадур поняла: она потерпела полнейшее фиаско, куртизанка настолько уверена в себе, что надо действовать другим способами. Она направилась к барону Ла Шемэ.

Лично познакомившись с прелестницей, маркиза Помпадур убедилась, что та – опасная соперница. Маркиза решила проявить характер и потребовала от барона Ла Шемэ удалить куртизанку из «Оленьего парка», но тот категорически отказался из-за страха перед королём и из личной выгоды, – ведь мадам Дю Барри не обладала умом маркизы, а стало быть, её проще использовать в своих целях.

Маркиза Помпадур пребывала в отчаянье: барон отказал ей в помощи, король же все ночи напролёт уделял внимание наглой выскочке Дю Барри. Тогда, приняв неизбежное, маркиза решила действовать по-женски: путём интриг настроить королевский двор против мадам Дю Барри, развращённой Мессалины.

Слухи о том, что король предаётся любовным утехам в объятиях падшей развратной мещанки, попавшей в «Олений парк» чуть ли не из дешёвого борделя, мгновенно облетел Версаль. Королева Мария, ценившая мадам Помпадур как подругу и советчицу, приняла её сторону. Даже министр Ришелье, который ненавидел Помпадур всеми фибрами души, поддержал маркизу. Он был возмущён, что какая-то уличная девка покорила короля.

В соответствии с дворцовым этикетом, фаворитка короля должна предстать перед королевским двором как знатная дама, представленная либо родителями, либо родственниками. Увы, как ни старался барон Ла Шемэ, на роль родителей мадам Дю Барри он никого не нашёл, настолько придворные не желали её видеть в Версале.

Наконец, графиня Дангулем согласилась представить мадам Дю Барри как свою дальнюю родственницу с графским титулом. Когда король прогуливался со свитой среди многочисленных фонтанов Версаля, наслаждаясь их прохладой, он увидел двух женщин, одна из них была графиней Дангулем, другая – мадам Дю Барри.

Король наигранно заинтересовался:

– Кто сия молодая особа? Она прелестна неправда ли?!

Барон Ла Шемэ подвёл графиню Дангулем и её очаровательную спутницу к Его Величеству. Частично формальности были соблюдены: мнимую графиню представили королю.

Дамы склонились перед королём в глубоком реверансе.

– Я желаю знать: кто передо мной? – величественно произнёс Людовик, указывая на Мари-Жанну тростью с наболдажником, осыпанным драгоценными камнями.

Графиня Дангулем подошла к королю и вновь присела в реверансе:

– Ваше Величество, позвольте представить мою племянницу – графиню Дю Барри, недавно прибывшую из Понтуаза. Она неопытна, сир, молю вас о снисхождении к моей провинциальной родственнице.

Король усмехнулся, оставшись довольным тирадой мадам Дангулем. Он подошёл к графине Дю Барри, та склонилась в поклоне.

– О, сир… Какая честь для меня… – пролепетала она в смущении.

– Давно ли вы из Понтуаза, мадам? – король решил завести непринуждённую беседу с мадам Дю Барри на глазах свиты, подчёркивая тем самым последовательность своих намерений. – Отчего графиня Дангулем так долго скрывала вас от версальского двора?

– О, сир! Я слишком неопытна и мало знакома со светским придворным этикетом…

– Это не страшно, мадам. Я велю обер-камергеру растолковать вам, что к чему… Буду рад, если вы присоединитесь к моей свите вместе с графиней Дангулем и насладитесь красотами версальского парка и фонтанами Латоны.

Королевский двор бурлил, опасаясь, что появление новой фаворитки в Версале – всерьёз и надолго, многие поняли: уже нет смысла посещать будуар мадам Помпадур. Теперь Версаль ожидал официального представления мадам Дю Барри на одном из ближайших балов.

Ла Шемэ при помощи графини Дю Барри выхлопотал выгодные должности тем своим родственникам, для которых ничего не успел сделать до сего времени. Граф Дю Барри также не отставал. Он устроил своего младшего сына в королевскую гвардию в чине капитана и выгодно женил его на баронессе Вобернье. Сам же получил сто тысяч ливров за молчание: кем была графиня на самом деле и что делала в Париже, покуда не попала в «Олений парк» – должно было остаться в тайне. Но при дворе все и так прекрасно знали о похождениях Мессалины, называя так за глаза графиню Дю Барри.

Маркиза Помпадур стремительно теряла свои позиции в Версале. Те, кто ещё недавно восхищался ею, заискивал перед ней, надевали маску холодности и безразличия при встрече. Сторонников в её партии становилось всё меньше с каждым днём.

Увы, но многие из прежних недоброжелателей маркизы пытались уколоть её словом как можно больнее. Маркиза получила письмо от своей давней знакомой, ещё по годам юности, баронессы Клотильды Ламетт. К сожалению, и она, поддавшись всеобщему настроению королевского двора, была несколько несдержанна в выражениях:

«Дорогая маркиза!

До меня дошли слухи, – а вы знаете, что мой замок расположен в двадцати лье от Парижа, но такого рода новости достигают предместьев весьма скоро, – что в Версале появилась некая графиня Дю Барри, которая произвела сенсацию своей наружностью. Говорят, она пользуется успехом при дворе, и король принял сию особу весьма благосклонно. Также говорят, что её красота и быстро окрепшая слава многих заинтересовали. Не скрою: и меня в том числе. Я слышала, что вы стали наводить справки о её происхождении. И что же оказалось: сия женщина – весьма низкого происхождения и достигла своей славы сомнительными средствами. Более всего меня поразило то, что граф Дю Барри, якобы муж новой королевской «серны», вовсе не является титулованной особой, а лишь – мелким провинциальным дворянином. Тем более он не женат на вышеназванной особе, тогда возникает естественный вопрос: почему же она – графиня?

Как не прискорбно признать, моя дорогая, дешёвая куртизанка из «Оленьего парка» обошла вас в алькове короля… Недаром эту Дю Барри называют Мессалиной.

Баронесса Клотильда Ламетт».

Маркиза расплакалась, прочитав послание «подруги юности», понимая, что при всей резкости стиля, оно почти соответствует истине. Она тотчас же села за итальянский секретер, вооружилась остро отточенным гусиным пером и написала ответ:

«Дорогая Клотильда!

Вы, безусловно, правы, что Мессалина побывала в алькове короля, но сие обстоятельство ничего не значит. И до неё Людовик испробовал множество «серн» из известного вам парка: но где они сейчас? Король не настолько наивен и безрассуден, чтобы стать посмешищем всей Франции. Ведь каждый парижанин знает, что Мессалина удовлетворяла всех и каждого в игорном доме графа дю Барри. Про неё поют куплеты на каждом городском углу. Мало того, по Версалю ходит непристойный анекдот, в котором говорится, что графиня Дю Барри – лучший скороход Парижа. Она одним прыжком попала с Нового Моста[29] в «Трон[30]». По этим шуткам, вы Клотильда, можете понять, как двор относится к мнимой графине.

Я уверена, что останусь верным другом Его Величеству, а эта особа займёт надлежащее ей место в одном из парижских публичных домов…»

Положение мнимой графини Дю Барри упрочнялось с каждым днём. И когда придворный ювелир Анри Крейон преподнёс ей от имени короля в подарок бриллиантов на сто пятьдесят тысяч ливров, маркиза де Помпадур поняла, что сомнительная особа действительно обошла её в королевском алькове.

Но король не спешил с официальным представлением своей фаворитки в Версале. Он ждал, когда страсти поутихнут, наслаждаясь любовью молодой графини. Король отправился в путешествие по своим резиденциям, посетив Клюни, Фонтенбло, Мальмезон и Рамбуйе, не забыв предоставить отдельную карету госпоже Дю Барри, и приказав, переделать бывшие апартаменты маркизы Помпадур для новой фаворитки, соединив их со своими покоями во всех резиденциях.

Во время пребывания в Фонтенбло, где король по обыкновению предавался охоте, Мари-Жанна занимала уже переделанные для неё покои бывшей фаворитки и была окружена всяческим вниманием и заботой. Но, увы, она не могла появляться с королём на прогулках, сидеть с ним за одним столом и посещать дофина и принцесс. Таковое положение вещей весьма расстраивали Его Величество, но всё же он прислушался к совету барона Ла Шемэ: должно пройти время, покуда злые языки не натешатся пустой болтовнёй, да и маркиза Помпадур, как умная женщина, поймёт – она потерпела поражение.

Но Маркиза Помпадур не желала мириться с появлением новой фаворитки и решилась на отчаянный шаг: обратиться к своему бывшему любовнику графу де Лаваль, про которого ходили слухи, якобы он совершает чёрные мессы в своём замке в Сент-Оноре.

Маркиза Помпадур прекрасно знала о том, что граф де Лаваль не покидал своего замка вот уже несколько лет, превратив его в пристанище сатанистов. Но, следуя нормам приличия, она написала Кристиану письмо, кратко изложив суть своего визита:

«Кристиан!

Я понимаю, что вы вправе наградить меня презрением. Но умоляю, позвольте навестить вас в Сент-Оноре. Я крайне нуждаюсь в вашей помощи. Теперь я нахожусь в том положении, когда душа моя разрывается между Богом и Дьяволом… Я готова на всё ради любви короля, но, увы, он предпочёл мне извращённую куртизанку, некую мадам Дю Барри, которую за глаза называют Мессалиной. Я же отвергнута, что доставляет мне душевные и телесные страдания. Мне горько признаться: я люблю Людовика также как и в день нашей первой встречи, когда я была молода и беспечна».

Вскоре, маркиза получила лаконичный ответ:

«Я давно простил вас… Приезжайте в Сент-Оноре. Я позабочусь о мероприятии, дабы ваша соперница пала и впредь не доставляла беспокойства».

Маркиза направилась к графу де Лаваль. Граф расчувствовался, вновь воспламенившись чувствами к своей бывшей любовнице, ведь она была по-прежнему хороша и желанна.

Насладившись друг другом, маркиза и граф пребывали в сладостной истоме, лежа в постели.

– Какое мероприятие вы имели в виду, Кристиан? – спросила маркиза.

– Вы спрашиваете меня о том, о чём знаете сами. Я писал вам о Чёрной мессе. Вы готовы присутствовать на ней?

– Готова. Но я хочу не просто присутствовать, а принимать непосредственное активное участие.

– Тогда, моя дорогая, вам придётся обнажённой лежать на столе, выказав свои прелести всем на обозрение. И каждый мужчина, участвующий в мессе будет совокупляться с вами. Вас не пугает сие обстоятельство?

– Нисколько, Кристиан… Я хочу призвать тёмные силы, дабы они навлекли смерть на графиню Дю Барри! Я ненавижу её! Она отняла у меня всё: влияние, любовь короля! Я уничтожена! – маркиза разрыдалась.

– Всё изменится, дорогая, надо только верить в действо…

Отлученный от церкви священник, Луи Совитер, уже стоял пред «алтарем», длинным широким столом, застелённым чёрным шёлком. Посередине стола лежало распятие, когда в помещение вошли граф де Лаваль и маркиза Помпадур, облачённая в алый атласный плащ.

Женщина скинула плащ, оставшись обнажённой, и Луи Совитер оценил её прелести:

– Поверьте, мадам, перед такой грудью и бёдрами не устоит не то, что Дьявол, даже сам Господь!

Маркиза пропустила сей циничный комплемент мимо ушей, ей не терпелось занять надлежащее место на «алтаре». Присутствующие на мессе граф де Маршан, небезызвестная баронесса дю Плесси, графиня де Монтеспан и виконтесса де Танлан, окружили «алтарь».

Мадам Помпадур легла на стол и раздвинула ноги, как того требовали правила «мессы». Луи Совитер зажёг две чёрные свечи и вложил их в руки маркизы. Теперь она была готова для свершения дьявольского действа.

В помещение вошёл некто в чёрной маске, держа в руках небольшую чашу с кровью проститутки, убитой при весьма таинственных обстоятельствах, и поставил её на живот маркизы. Она ощутила холод серебра, отчего ей стало не по себе, дрожь пробежала по всему телу, кончики пальцев на руках начали неметь, но отступать было поздно. Желание уничтожить графиню Дю Барри было слишком велико.

Перевернутое распятие подвесили над алтарем. Луи Совитер посыпал серой треугольные гостии[31] из ржаного хлеба, таким образом «благословив» их, затем он смочил их в жертвенной крови и раздал присутствующим. Они тотчас съели сатанинское угощение.

Луи Совитер повернулся к перевёрнутому распятию, висевшему на стене, и прочёл молитву задом наперёд, указывая в конце, ради чего совершается Чёрная месса. «Священник» перечислил тайные желания присутствующих, в том числе, и мадам Помпадур, мечтающей навлечь на голову соперницы смерть или болезнь.

Затем мужчины по очереди подходили к маркизе, дабы совокупиться с нею. В это время присутствующие «благородные дамы» не теряли времени даром, предаваясь блуду между собой.

Луи Совитер приблизился к мадам Помпадур и вошёл в неё, обуреваемый диким сатанинским желанием. Женщина почувствовала в себе его огромный фаллос, но к своему удивлению не почувствовала боли, так как пребывала в крайне перевозбуждённом состоянии. Совитер рычал, словно самец, покрывающий самку в период гона, отчего «благородные дамы» вошли в безумное состояние экстаза и не понимали, что делают друг с другом.

Маркиза не получала плотского удовлетворения от Совитера, но удовольствие иного характера – несомненно. Её возбуждала и подхлёстывала сама дьявольская обстановка и развратное поведение окружающих. Неожиданно глаза маркизы накрыла пелена: ей почудилось, что она видит женщину в гробу, она пыталась приблизиться, дабы разглядеть умершую, но, увы, не успела. Луи Совитер, чувствуя, что вот-вот достигнет оргазма, извлёк свой фаллос из лона «чёрной жрицы» и направил его прямо ей на живот.

По прибытии в Версаль маркиза с нетерпением ожидала результатов Чёрной мессы, но, увы, мадам Дю Барри всё также была весела и беспечна.

Глава 25

Приближался осенний бал. К этому времени Версаль разбился на два лагеря: приверженцев мадам Помпадур, возглавляемый министрами де Риго, Шуазелем и Ришелье, и приверженцев графини Дю Барри, возглавляемый комендантом Версаля графом де Ноайль. Партия мадам Помпадур повторяла все известные оскорбления, звучавшие ранее в адрес новой фаворитки, начиная с низкого происхождения и заканчивая тем, что она, пребывая в доме мнимого графа Дю Барри, удовлетворяла чуть ли ни каждого знатного парижанина. Сторонники же приводили веские доводы: род Дю Барри имеет английские корни от неких лордов Барри, имевших обширные владения под Глостером, да и во Франции владеющие имениями около Сен-Жермена и Понтуаза. Кстати, подаренные недавно графу и графине Дю Барри самим королём. Но про это обстоятельство партия де Ноайля умалчивала.

Наконец граф Монморанси появился с графиней Дю Барри на балу, где и произошло её официальное представление королевскому двору. Она повела себя естественно и безупречно, держалась весьма уверенно, словно всю жизнь провела в Версале. Неожиданно во время бала графиня Дю Барри узнала даму, пленницей которой она являлась в таинственном замке под Компьеном. Этой дамой оказалась баронесса Матильда де Обиньи, известная при дворе своей непристойной пагубной страстью к молоденьким девушкам.

Баронесса также узнала в фаворитке короля свою пленницу, придя в неописуемый ужас. Мари-Жанна высокомерно посмотрела на свою мучительницу, давая тем самым понять, что кара за её порок неизбежна. Баронесса де Обиньи сильно побледнела и под предлогом дурноты удалилась с бала.

На следующий день графиня Дю Барри получила записку и подарок: шкатулку, наполненную драгоценными камнями, как дар за молчание. Поразмыслив, Мари-Жанна не стала сводить счёты с баронессой, ей не хотелось, чтобы ещё один скандал всколыхнул почти утихшие страсти Версаля.

Почти сразу же после официального представления графиня попросила королевской милости для своей престарелой матушки. И той предоставили достойное содержание в монастыре Святой Женевьевы, где монахини стали называть её не иначе как мадам де Монранбэ.

Графиня прекрасно знала о том, что рассказывали о ней в Версале, особенно преуспевал министр, герцог Шуазель. Он лично распевал непристойные куплеты в узком кругу друзей, аккомпанируя на клавесине. Мари-Жанна, не выдержав подобных унижений, бросилась в ноги королю и обо всём рассказала. После этого судьба министра была предрешена, его отставка и ссылка стали лишь делом времени.

Вскоре мадам Дю Барри была приглашена на свадьбу герцога де Шартр, где все присутствующие отметили её изысканное платье, бриллианты и безупречное поведение. Особенно в комплементах преуспел герцог Анри Сеймур. В Версале даже начали подшучивать над его страстью к Дю Барри. Но более никто не осмеливался идти на открытый конфликт с новой фавориткой.

Барон Ла Шемэ решил не только упрочить положение графини Дю Барри в Версале, но и отбелить её репутацию. Для этого он нашёл некую осуждённую женщину, которую обвиняли в убийстве новорожденного, на самом же деле несчастная родила уже мёртвого младенца, но, увы, подтвердить это никто не мог.

Мушкетер Мандевиль, охранявший осуждённых, посоветовал обратиться женщине к всесильной мадам Дю Барри, фаворитке короля. Та с радостью согласилась, но, увы, была неграмотна. Поэтому мушкетёр лично направился Версаль, дабы передать прошение госпоже Дю Барри. Ла Шемэ предпринял все меры, чтобы сия бумага попала в руки фаворитки как можно скорее. Почитав бумагу, графиня пришла в негодование, тотчас написав письмо канцлеру:

«Господин канцлер!

Я ничего не смыслю в ваших законах, но считаю их несправедливыми и варварскими. Они противоречат здравому рассудку и гуманности, потому что приговаривают бедную женщину, только зато, что она родила мёртвого ребёнка, не заявив об этом полиции. Как видно из обвиняемого акта, который мне доставил некто мушкетёр Мандевиль, женщина осуждена только за то, что не знала закона и не справилась о нём своевременно из-за постигшего её горя. Я предоставляю это дело суду вашей совести, по моему же разумению, эта несчастная заслуживает жалости и снисхождения. Я прошу у вас помилования, если не полного, то хотя бы смягчения участи несчастной.

Графиня Дю Барри».

Господин Мандевиль сам отнёс письмо графини канцлеру и тот приказал отложить исполнение приговора. Весть об этом тут же облетела Версаль и Париж. Аристократы и простые горожане взглянули на фаворитку другими глазами.

Маркиза Помпадур поняла, что проиграла молодой, напористой и развращённой куртизанке и удалилась в своё поместье в Сен-Дени. С каждым днём она чувствовала себя всё хуже.

Единственное развлечение, которое позволяла себе маркиза в таком положении – это переписка с графом де Лаваль. В одном из писем она писала бывшему любовнику:

«…Мне жаль, Кристиан, что мои надежды на Чёрную мессу не оправдались. Я задаю себе один и тот же вопрос: неужели и Дьявол отвернулся от меня? Хотя это кажется мне странным… Возможно я воспринимала мессу как театральное действо, не до конца поверив в её силу. И, увы, сила моей веры была не достаточной, чтобы сотворить тайну чёрного обряда. Если «Он» не принял меня, отчего тогда помогает мадам Дю Барри? Оттого, что она более достойна «Его» покровительства? Может быть, я была не достаточно развращена и не достаточно духовно пала на тот момент? Но ведь помог «Он» осуществиться мечтам мадам Монвуазен, которая получила во владение замок дю Плесси и титул баронессы… По словам доктора, который был предельно откровенным: мне осталось жить не более года при соответствующем уходе. Прошу тебя, Кристиан, вспомни дни нашей молодости, не дай мне умереть в одиночестве!»

Спустя год маркиза Помпадур умерла, около её смертного одра присутствовал только граф де Лаваль.

Глава 26

Версаль продолжал жить привычной жизнью, предаваясь роскоши и всепоглощающей любви. Людовик недолго скорбел, получив известие о смерти маркизы Помпадур. Графиня Дю Барри быстро отвлекла изощрёнными умелыми ласками венценосного любовника от скорбных мыслей.