Странные игры Кренц Джейн
– Но не торопится с выражением чувств, – заметила Аркадия. – Молодец. Не хочет пороть горячку. Желает быть уверен, что ты не против.
– Он из тех, кто действует наверняка, – поддержала Зоя. У Бонни вырвался странный звук, нечто среднее между довольным смешком и негодующим «пфф!».
– Что это с вами двоими? Решили заняться сводничеством? То, что у вас есть с кем спать, еще не значит…
– Значит, – перебила Зоя.
– С каких пор сводничество под запретом? – хмыкнула Аркадия.
– Синглтон, он… – Бонни стиснула руки на коленях, – он совсем не похож на Дрю.
Наступило молчание.
– Может, это и к лучшему, – наконец сказала Зоя. – Не придется все время сравнивать. Будешь принимать его таким, какой есть.
– Как ты принимаешь Итана?
– Да. – Она перевела взгляд на игру струй ближайшего фонтана. – Итан ничем не напоминает Престона. Совсем другой человек. Мой первый брак был… – она помолчала, подыскивая слово, – несложный, в хорошем смысле слова.
– А Итан сложный, – сказала Бонни, констатируя факт.
– Еще какой. – Зоя снова погрузилась в молчание, рассеянно покачивая ногой, размышляя о своем теперешнем браке. – Сложностей я не боюсь – сама не из простых. Вот только у меня все чаще возникает чувство, что Итан не хочет… усложнять мою жизнь. Из него клещами не вытянешь слова о себе!
– Настоящий мужик не болтлив, – усмехнулась Аркадия.
– Дай ему больше времени, – предложила Бонни. – Итан не привык к тому, что кто-то интересуется его жизнью или им самим. Ни одна из трех жен не желала иметь ничего общего с глубиной и сложностью его натуры. Их вполне устраивало то, что лежит прямо на поверхности.
– Мужчина, вполне способный позаботиться о себе и о спутнице жизни, – вставила Аркадия.
– Вот именно. Им в голову не приходило, что и он может нуждаться в поддержке, а если приходило, то не задерживалось.
– Может, потому, что его это устраивало… – пробормотала Зоя.
– Может, – согласилась Бонни после короткого раздумья. – Чем слабее узы, тем меньше потрясений. Но какое бы искаженное представление о браке ни сложилось у Итана после трех жен подряд, оно окончательно испортилось после смерти Дрю.
– По-моему, он так и живет с тяжким грузом вины, – вздохнула Зоя. – Старший не уберег младшего. Не он первый, не он последний, но… грустно думать, что, по мнению Итана, он жестоко недотянул как брат.
Не то чтобы, конечно, он обмолвился об этом хоть словом, но это и не нужно. Кому и знать, как не ей. Она тоже не в состоянии изжить вину за гибель мужа. Заключая брак, люди клянутся лелеять и заботиться. Она не уберегла того, кто на нее полагался.
– Женщина, которая решит связать с Итаном жизнь – я имею в виду, связать по-настоящему, – примет на себя тяжкое бремя. – Бонни улыбнулась, давая понять, что шутит, но в улыбке был серьезный оттенок. – Я люблю его, как брата, буду ему вечно благодарна за то, что он сделал для меня и мальчишек после смерти Дрю, но, если честно, я бы за такого человека не вышла, ни за какие коврижки! Ни ради всех благ мира!
– Вот тут уместно вернуться к Синглтону Коббу, – сказала Аркадия. – Он не так сложен, как Итан, и притом влюблен в тебя по уши.
– Так уж и по уши? – усомнилась Бонни.
– Мне всегда хотелось воспользоваться этим выражением, но случая не было.
– По уши или нет, я его не настолько хорошо знаю, чтобы выходить за него замуж. – Бонни помедлила.
– Но?.. – поощрила Зоя.
– Но мальчики успели к нему привязаться Он для них стал чем-то вроде второго дяди.
– Ну и?.
– Ну и я думаю, что стоит познакомиться с ним поближе. Намного ближе.
– Прекрасная идея! Одобряю.
– Однако что-то мы все о нас с тобой да о нас с тобой. Давай займемся Аркадией. Дорогая, как у тебя обстоят дела с личной жизнью? Что Гарри Стэгг? Насколько он сложен?
Зоя с большим любопытством ждала ответа. Мало кто бывал настолько дерзок, чтобы задавать Аркадии Эймс вопросы насчет ее личной жизни. Что-то в ее манере держаться в корне пресекало любую фамильярность. Стена, которую она вокруг себя возвела, была невидимой, но ощутимой.
– Сложен? О нет! Гарри – это Гарри, вот и все. – Ответ совершенно в стиле Аркадии, подумала Зоя.
– Я имею в виду, есть ли в нем сходство с твоим бывшим мужем? – не унималась Бонни.
– В последнее время я не имела удовольствия общаться с Грантом. Интуиция подсказывает, что он все еще жив, а если так, слово «бывший» тут неуместно – официально мы по-прежнему супруги. Но в первом приближении могу сказать, что у них с Гарри нет ничего общего. Начнем с того, что Грант пытался меня убить.
– Боже правый! – воскликнула потрясенная Бонни.
Зоя тоже была потрясена, хотя и по совсем иной причине. Правду о Гранте Лоринге она знала давно, еще с момента бегства из Кендл-Лейк-Мэнор, но ни минуты не сомневалась, что никто иной не знает (и не узнает) о нем ни полслова. Разве что Гарри Стэгг…
– Ну и ну! – Бонни не сразу удалось закрыть рот. – Ты никогда не заговаривала о своей жизни до Кендл-Лейк, и я подозревала, что не все шло гладко, но чтобы муж пытался… нет, не могу поверить!
– Как раз потому я и сменила имя, – бесстрастно продолжала Аркадия. – Хотела заставить Гранта поверить, что попытка удалась. Под чужим именем зарегистрировалась в Кендл-Лейк-Мэнор, чтобы там отсидеться, на случай если он все-таки ищет меня. Надеялась, что ему не придет в голову заглядывать и в психиатрические лечебницы. Вообще-то так оно и вышло, хотя все обернулось… ну, ты знаешь. Потом я еще раз сменила имя, для верности.
– А где он может быть сейчас?
– Понятия не имею. Если верить официальной версии, погиб под лавиной на одном из европейских лыжных курортов, но у меня сильное чувство, что он где-то там… подобно мне, живет под чужим именем.
– Звучит зловеще! – Бонни поежилась.
– Да уж.
Итан и Синглтон вышли из студии видеопроката и направились к ним. Мальчишки, приплясывая от возбуждения, обменивались предположениями насчет взятых фильмов, время, от времени поглядывая на взрослых в поисках одобрения. В их поведении сквозила столь явная потребность в примере для подражания, что у Зои екнуло сердце.
Со своей стороны мужчины с достоинством несли так трогательно возложенную на них роль отцов семейства: обменивались с Джеффом и Тео шуточками, охотно заливались смехом – и при этом держались настороже. Никакой кризис не мог захватить их врасплох.
– Теперь понимаю… – вдруг сказала Бонни, все еще погруженная в размышления над услышанным. – Понимаю, почему ты сказала, что у Гранта с Гарри нет ничего общего…
– Да уж, Грант не чета Гарри, – спокойно заметила Аркадия. – Если бы Гарри захотел убить меня, убил бы наверняка.
Глава 12
На этот раз предупреждение пришло в виде короткой, но ослепительно яркой вспышки на самой грани видения, но говорило оно все о том же – вот-вот разразится очередной приступ.
Страх тисками сдавил сердце.
Нет! Не поддаваться! Паника страшнее всего.
Буря обрушилась, как всегда, сполохами молний и треском статики, не менее яростная от того, что происходила внутри сознания. Она затопила и смыла все, даже страх.
Чуть позже неизвестный опомнился, измученный и дрожащий. Первыми вернулись страх и неопределенность. Приступы повторялись все чаще и становились все сильнее.
Усевшись, неизвестный опасливо огляделся. Похоже, свалился прямо на табурет. Что ж, могло быть хуже – к примеру, мог расшибить лоб об угол стола, залив все кровью, оставив улики.
Вот это был бы провал так провал.
Во время падения фонарик свалился на пол и закатился под кресло. Он так и оставался включенным. Луч бестолково резал тьму, выхватывая из нее часть полки с корешками книг и красную кружку на низком столике.
Потянувшись за фонариком, неизвестный заметил у самой ножки какой-то мелкий предмет.
Осколок. С некоторым удивлением подтолкнул его ногой. Откуда он здесь? Оглядевшись, увидел, что на столе уже нет замеченной ранее вазы. Должно быть, упала во время приступа и, хрупкая, разлетелась вдребезги.
Так и есть, стекло повсюду!
Спокойно, ничего страшного не случилось. Подумаешь, ваза. Мало ли кто мог разбить…
Стрелки причудливых настенных часов показывали, что прошло лишь несколько минут. Полиция проезжает здесь регулярно, но машина делает большой круг и не появится еще четверть часа.
Вполне достаточно, чтобы прихватить сувенир и покинуть «Мечту дизайнера».
Глава 13
Паркуясь у «Мечты дизайнера», Зоя размышляла над тем, что в последнее время Итан не в пример более активен и уже не впадает так часто в свое мрачное уныние. Спасибо Бонни. Он увлекся «делом Керуана», и, слава Богу. Давно пора было предложить что-нибудь подобное. Лучшее средство от депрессии – занять свой ум, а еще лучше – занять делами давно минувших дней. Помогает отвлечься от текущих проблем.
Изящный серый «ягуар» повернул следом и остановился вплотную к машине Зои. Это позволило наблюдать в боковое зеркальце, как оттуда появляется Линдси Войл, во всей своей стилизованной, минималистической красе.
Это была интересная женщина лет тридцати, а возможно, и сорока, при теперешних-то возможностях, окутанная почти вещественной аурой победителя. Ее стрижка и оттенок волос так и кричали о безумно дорогом парикмахере, даже орлиный взор не усмотрел бы там ни единого седого волоска. Карие глаза были бы хороши, не будь их взгляд так настойчив – он преследовал, куда ни поверни, как с портретов старых мастеров. По крайней мере, у Зои всегда возникало ощущение, что некий встроенный радар неумолимо следит за каждым ее шагом.
Одевалась Линдси Войл всегда в черное, и логично было бы предположить, что она из Нью-Йорка, однако недавно выяснилось, к большому удивлению Зои, что она жила и работала в Лос-Анджелесе. Возможно, у нее было личное пристрастие к черному цвету. Вот и в это утро она была словно в глубоком трауре: черные брюки, черный трикотажный свитер тончайшего хлопка, черные босоножки, черный кожаный рюкзачок. Единственным ярким мазком в этой кромешной тьме было весьма неординарное ожерелье – бирюза, оправленная в серебро. Зоя его тотчас узнала. Это было одно из уникальных украшений, что продавались в магазинчике Аркадии, галерее «Эйфория».
Внезапно Зоя увидела как бы со стороны себя и свой наряд: длинное платье, пронзительно-фиолетовое и такое легкое, что к нему прилагалась искристая изумрудная туника до колен, тоже не настолько плотная, чтобы не струиться при каждом движении. В зеркале все это казалось сногсшибательным… во всяком случае, живым и ласкающим взгляд. Драматический эффект от наряда Линдси Войл совершенно убивал всю прелесть этой яркой гаммы, низводя ее до клоунского костюма.
Между прочим, это вполне отражало разницу в подходе к дизайну. В «Мечте» Линдси досталась спальня, которую она методично превращала в монашескую келью, роскошную, но от этого не менее бледную и строгую.
Зоя, напротив, создавала из полученной библиотеки теплый, уютный уголок в эклектическом стиле, полный сочных красок и неожиданных решений.
Захлопнув переднюю дверцу, она распахнула заднюю и потянулась за необъятной сумкой, на этот раз красной (всего их было полдюжины, разных цветов, почти на каждый день недели). Сумка могла вместить все необходимое деловой женщине, в том числе камеру, рулетку, ежедневник, блокнот набросков, набор самых ходовых инструментов, вроде отвертки и молотка, коробку цветных карандашей, пакет фломастеров, мелки и тому подобное, и еще оставалось место для образцов тканей и кафельной плитки, которые предполагалось обсудить позже в этот же день с заказчиком. Венчала эту разносортицу антикварная дверная ручка, служившая кольцом для ключей.
С усилием выволакивая сумку с заднего сиденья, Зоя не впервые подумала о том, что деловая жизнь не для слабаков.
– Доброе утро, Линдси! – Она растянула губы в гримасе, которая, хотелось надеяться, сойдет за дружескую улыбку, водрузила сумку на плечо и ногой захлопнула дверцу. – Отличная сегодня погода, правда?
– Да, неплохая, – сдержанно ответила конкурентка, чуть помедлила и добавила: – На днях ко мне заглядывала Табита Пайн.
– Ко мне тоже. По ее мнению, нам было бы, кстати, пройти курс медитации с теперешней группой. После этого – и не раньше – можно представлять свои проекты.
– Прекрасная идея. Я сразу же записалась на полный курс.
Ну, разумеется, как же иначе, мысленно усмехнулась Зоя. Сама она только прикидывала возможность пару раз заглянуть на занятия. Полный курс медитации – около двух тысяч долларов – был ей решительно не по карману.
Входная дверь оказалась запертой, однако каждому из участников проекта полагался ключ. Зоя принялась шарить в необъятных недрах сумки.
– Не затрудняйтесь, я открою.
Понятное дело, у Линдси все и всегда было под рукой. Она сунула ключ в замочную скважину.
– Спасибо, – буркнула Зоя. Неизменная оперативность конкурентки раздражала больше, чем все остальные, тоже не самые притягательные, черты ее характера.
Она не стала медлить у порога, просто переступила его и вошла. Несколько раз, побывав в «Мечте дизайнера», она изучила помещения достаточно, чтобы не ждать никаких сюрпризов. Можно было обойтись без предварительного ритуала.
В молодости Зоя была уверена, что все люди одинаково способны улавливать невидимые излучения, миазмы психической энергии, порой так упорно льнувшие к стенам, в которых кто-то жил, любил или ненавидел, смеялся или плакал. Лишь с возрастом пришло понимание того, что в лучшем случае некоторым дано ловить случайные всплески или ощущать нечто похожее на дежа-вю. Это было бледное подобие ее странного дара – дара, который и ее делал странной в глазах других.
Не так уж трудно было вычислить, что слово «странный» для большинства людей означает «чокнутый». Как результат, Зоя научилась скрывать свой дар от других, ничем не показывать того, что время от времени «слышала» в незнакомых помещениях.
Постепенно она достигла в этом такого успеха, что сумела утаить свои парапсихологические способности от первого мужа. При всей любви к Престону и уверенности в том, что любовь эта взаимна, Зоя знала, что полная откровенность не для них. Раскрыв секрет, она бы только заставила мужа усомниться в ее психической нормальности. Он просто не сумел бы видеть в ней прежнюю Зою, а дальше… кто знает?
И главное, его нельзя было бы винить. Бывали моменты, когда и сама она сомневалась, что нормальна, в особенности во время тех ужасных месяцев в Кендл-Лейк-Мэнор.
Что касается Итана, его спокойное приятие явилось для Зои совершенно новым опытом. Он не шарахнулся от нее, не начал бросать косые взгляды. Отчасти это радовало, отчасти тревожило. Что, если его спокойствие проистекает от недоверия? В конце концов, он ведь не верит в парапсихологию. Что, если в глубине души он не верит и ей? Допустим, для него она просто невротичка, женщина с искореженным восприятием, что шарахается от каждой тени? Или в лучшем случае с сильно развитой интуицией? По крайней мере, это должно быть ему понятно – как частный сыщик, он не чужд интуиции и сам…
Занятая своими мыслями, Зоя несколько замешкалась. Линдси тем временем приблизилась к широкой лестнице, ведущей к помещениям верхнего этажа. На нижней ступеньке она помедлила, ожидая.
– Вчера по дороге домой я заглянула в вашу библиотеку и, знаете, поразилась выбору красок. Взять, например, книжные полки. Вы всерьез полагаете, что они могут быть бордовыми? По-моему, это полностью подавит все остальное! Недаром для полок выбираются нейтральные тона.
«Спокойно, спокойно, дыши глубже, – сказала себе Зоя. – Главное – не поддаваться на провокацию».
– Вот увидите, когда на полках окажутся книги, эффект будет совсем иной, – примирительно ответила она.
– Как знаете. Библиотека отдана вам, так что.. – Несколько секунд Линдси поднималась молча, потом продолжила: – И все же вы злоупотребляете красками. Охра, терракота и бог знает что еще! В таком знойном климате комната будет казаться перегретой.
От ответа удалось воздержаться, но собеседница его и не ждала. Это была, что называется, парфянская стрела, – на верхней площадке она молча повернула к себе в спальню.
Зоя продолжала путь, стиснув зубы, чтобы не сорвались проклятия. Ну, уж нет! Она не станет бесноваться, даже про себя. Линдси не права, не может быть права. Бордовые полки – неожиданное и хлесткое обрамление для книг и безделушек, выставленных на фоне желтых стен с ярко-синим бордюром. Терракотовый кафель пола заставит помещение дышать, а красочные ковры придадут ему уюта.
Комната в таких тонах может показаться перегретой только Линдси Войл. На деле яркая палитра создает приятный прохладный контраст с жаром пустыни. В конце концов, это не какое-то личное изобретение! Век за веком испанцы и мавритане оформляли внутренние помещения именно в таких тонах – а уж они знали толк в знойном климате! Ведь именно густые, сочные краски в жару приятны для глаза! Создают иллюзию тени и прохлады, поглощают слепящий блеск солнца и тем самым помогают умерить его жар!
А вот блеклые, пастельные тона для пустыни гибель, мрачно думала Зоя, поворачивая к библиотеке Особенно если они застывшие, словно замороженные, и использованы в таком изобилии, как в спальне у Линдси. Будут немилосердно отражать свет дня. Это все равно, что воссоздать внутри залитую солнцем пустыню. С тем же успехом могла бы отделать все стены зеркалами!
Некстати вспомнилось, что у Аркадии в доме все светлое, а то и откровенно белое. Ну и что же, упрямо подумала Зоя. Аркадия – это Аркадия. Светлое ей к лицу, отвечает ее внутреннему настрою и тем самым притягивает ту самую позитивную энергию, из-за которой весь сыр-бор. А что за Энергия в спальне у Линдси, надо еще разобраться.
На пороге библиотеки Зоя остановилась и попробовала заново оценить достигнутое. Помещение оформлялось с мыслями о семье, о детях. Трудно сказать почему, но с самого начала она рисовала себе здесь маму, папу и двух детишек, непоседливых малышей с темными волосами и янтарными глазами.
Как у Итана.
Можно было снова и снова твердить себе, что это всего лишь мысленный образ, из тех, что помогают проникнуться нужным настроением, придать работе необходимый фокус. Что она привыкла иметь дело с конкретным клиентом и его запросами, а не с отвлеченным проектом, потому и выдумала несуществующее семейство Но ведь его можно было выдумать и другим, совсем не обязательно было наделять знакомыми чертами.
Однако библиотека удалась. Она буквально манила ступить через порог и погрузиться в уютную, домашнюю атмосферу. В каждом углу, за каждым предметом мебели здесь таилось что-то интересное.
Чтобы проникнуться как можно глубже, окончательно убедиться в своей правоте, Зоя распахнула все свое существо, открылась для энергетических потоков. Свою библиотеку она создавала по образу и подобию библиотек девятнадцатого столетия, и теперь наверняка знала, что именно ее старомодность так трогает душу. Сюда не вписался бы ни телевизор с громадным экраном, ни музыкальный центр, ни компьютер. К счастью, ниже этажом другой дизайнер проектировал помещение для всего этого. То была комната для долгих спокойных размышлений, для познания нового с помощью печатного слова, для уединения, комната, призванная стать для каждого члена семьи тихой гаванью, где родятся мечты и планы, где зреет личность.
Зоя прошла к уголку из миниатюрного стола с двумя стульями, задуманного специально для воображаемых детишек. Чуть передвинула глобус, переставила предметы мебели в более небрежную композицию. Постояла у большого письменного стола, позади удобного кресла, чтобы убедиться, что с него хорошо виден фонтан в парке за окном. Ей всегда казалось, что струи воды, несут в себе наибольший заряд позитивной энергий. Растения, размещенные рядом в виде большой пестрой купы, были призваны очищать не только воздух в библиотеке, но и энергетические потоки, что курсировали по ней.
Большая фотография над камином показывала каньон Найтвиндс на рассвете. Зоя сделала ее сама в конце прошлого месяца, и вложила в это всю душу. Четыре дня подряд Итан вставал ни свет, ни заря, чтобы терпеливо ждать на краю обрыва, пока она отщелкивала кадр за кадром, изводя ролики пленки, выискивая правильный ракурс.
Любовно поправив фотографию, Зоя повернулась к паре кресел у камина, где взрослым предполагалось читать долгими зимними вечерами. В этот момент она была одним открытым контуром, пробуя «на вкус» водоворот энергии.
Из горла рванулся крик, который едва удалось подавить. Она как будто попала в густую и липкую сеть невидимой паутины! Дрожа от отвращения, отпрянула за пределы досягаемости. Кровь бросилась в лицо, сердце бешено застучало. Зоя напряглась в попытке закрыться, захлопнуть распахнутые окошки души. Что это? Что?!
Память о самых страшных минутах в Кендл-Лейк поднялась из глубин, куда Зоя ее так старательно запрятала. Прочь, прочь! Это не клиника, это демонстрационный зал, ее библиотека!
Надо проверить. Может быть, она просто слишком болезненно все восприняла. Ведь, если всплеск воображения совместить с обостренными чувствами, один Бог знает, что получится.
Однако сверхчувствительность никогда еще не оборачивалась против нее. Зоя снова открылась для невидимых потоков и сделала осторожный шаг вперед.
Фу! В самом деле, словно цепкая паутина льнет к лицу, к телу, к самой душе! Там что-то есть, возле низкой табуретки для ног, – что вызывает тягостные воспоминания, отчего мороз по коже!
Такое уже было когда-то… но ведь это не Занаду! Это не Занаду.
Несколько минут Зоя повторяла эти слова, как мантру, но тошнота продолжала подниматься к горлу и в ушах не прекращался звон, что предшествует обмороку. Она стояла, борясь с собой, не позволяя себе обратиться в бегство. Необходимо было понять, в чем дело.
Нити паутины шевелились вокруг, как живые, время, от времени задевая и снова ускользая. Она не могла их видеть, но ощущала живо, как настоящие.
Не может быть! Она была здесь пару дней назад – приходила добавить несколько новых штрихов к дизайну – и не заметила ничего из ряда вон выходящего.
Что же тут успело произойти?
Надо взять себя в руки. Она побывала на стольких местах давно забытых преступлений, что отлично знает, как это ощущается. Здесь таких вибраций нет, и стены не кричат, как в тех случаях, когда в помещении была пролита кровь. Это что-то иное.
Энергетический поток был слабым, но до предела негативным, чернильно-черным, и не походил ни на один из тех, с которыми Зое приходилось сталкиваться в обыденной жизни. Ее шестое чувство живо реагировало на отголоски сильных страстей, а сильные страсти по природе примитивны. Ярость, страх, паника, ненависть, алчность и похоть – все это одноплановые эмоции, и даже самые слабые их следы чаще всего просты и узнаваемы.
То, что она ощущала теперь, было сложным, как мешанина разных красок. И оно внушало ужас.
Центром паутины была как будто та самая табуретка между креслами, так испугавшая Зою в первый момент. Осмотрев ее со всех сторон, она не нашла никаких изменений. Ни даже эха тяги к насилию или разрушению.
А впрочем… не совсем так.
У самой ножки что-то блеснуло. Осколок стекла. Зоя наклонилась подобрать его. Цвет показался знакомым.
Выпрямившись, она огляделась. Так и есть, исчезла маленькая ваза, из тех, в которые поставишь только букетик фиалок. Разбита.
И что-то еще было не так теперь, когда взгляд целенаправленно путешествовал по предметам. Но что?
Зоя несколько раз повернулась, не сходя с места, внимательно изучая окружающее.
Детский уголок! Как же она сразу не заметила!
На столике были намеренно оставлены несколько ярких, веселых предметов, как если бы дети встали из-за него минуту назад. Джефф пожертвовал на это одного из своих динозавров, Тео – простенький мотоцикл, который склеил сам. Зоя добавила к этому красную, как мак, кружку из столового набора, решив, что она хорошо впишется в общую гамму.
Теперь кружки на столе не было.
Глава 14
Этой ночью Зое приснилось, что она все еще в Занаду. Поднявшись с узкой кровати, она набросила больничный халат. Он был выдан по размеру в день, когда ее здесь зарегистрировали, но теперь, несколько месяцев спустя, болтался как на вешалке, показывая, как сильно она похудела – лекарства, которыми ее пичкала доктор Макалистер в попытках полностью подавить волю, постепенно лишили всякого аппетита.
В ходе «лечения» Зоя научилась придерживать пилюли под языком не глотая и потом выплевывать в унитаз, но некоторые были слишком велики и волей-неволей попадали в организм. Даже в те редкие дни, когда сознание оставалось сравнительно незамутненным, ее тошнило при одной мысли о еде. Чтобы подавлять попеременные приступы гнева, страха и отчаяния, требовалось столько сил, что на все остальное их просто не хватало Она и без того жила на грани полного опустошения.
С этим нужно было срочно что-то делать. Для побега нужна энергия, а значит, калории. Надо есть, пусть через силу, иначе она никогда не выберется из психушки.
Запахнув халат, Зоя подошла к маленькому, забранному решеткой окну. Ее палата находилась на третьем этаже клиники, поэтому даже сквозь такую амбразуру можно было разглядеть окрестности, в том числе кусочек озера.
Лунный свет бросал на воду холодный, зловещий отблеск. Порой, рисуя себе побег, Зоя видела, как пытается вплавь пересечь озеро и, измученная, погружается в темные глубины. Даже такой вариант казался притягательным.
Однако в это утро удалось благополучно отправить обычную порцию отравы в канализацию, и Зоя получила шанс мыслить здраво. Перспектива утонуть больше не манила к себе. Хотелось разумно спланировать побег, найти какую-то реальную, осуществимую дорогу к свободе. Хотелось надеяться на благополучный исход вопреки тому, что некому было протянуть ей руку помощи извне.
Решительно повернувшись спиной к окну и озеру, Зоя приблизилась к двери и повернула ручку, как делала каждую ночь в надежде, что ее забыли запереть на ключ.
Дверь приоткрылась – дежурный санитар снова проштрафился. Это случалось не впервые. Персонал Кендл-Лейк-Мэнор состоял в основном из людей невышколенных, да и вообще далеких от медицины.
Доктор Харпер, главный врач этой запредельно дорогой, в высшей степени частной клиники, получал деньги не за заботу о пациентах, не за их излечение, а, наоборот, чтобы они – все эти родственники, за которых приходится стыдиться, – как можно дольше оставались подальше от глаз.
Покинув комнату, больше похожую на тюремную камеру, чем на больничную палату, Зоя на цыпочках двинулась по длинному коридору. Чувство было престранное: словно от реальности ее отделяет тонкая вуаль. Вопреки ясности сознания все виделось самую малость не в фокусе. Пришлось напомнить себе, что в организме полно всякой наркотической дряни.
На ночь свет в коридорах Занаду выключался, но это не означало, что они темны. Сейчас их заливало мертвенное сияние флуоресцентных ламп.
Надо научиться ориентировке в этом лабиринте, нарисовать мысленную карту, без которой при побеге не обойтись. Ни в коем случае нельзя плутать, когда выпадет подходящий момент.
Миновав долгую шеренгу одинаковых дверей, плотно закрытых и почти наверняка запертых, Зоя достигла поворота и помедлила. У нее оставалось неясное воспоминание о том, что в день приезда по дороге к кабинету Венеции Макалистер ее заставили повернуть налево. Значит, теперь нужно повернуть направо.
Дальше лежала неисследованная территория.
За поворотом на бесконечный коридор были как бы нанизаны помещения типа приемных. Пройдя их все и еще раз повернув, Зоя оказалась перед двойными стеклянными дверями. За ними виднелся точно такой же коридор с шеренгой закрытых дверей. На стене сбоку красовалась надпись— «Отделение Н».
Двери бесшумно качнулись, отворяясь, и снова сошлись вплотную. Внешне отделение ничем не отличалось от того, которое Зоя только что покинула, но шестым чувством она сразу уловила разницу.
В клинике ощущалась отрицательная атмосфера. И Зоя чисто инстинктивно постаралась уклониться от невидимых струй, как от сетей, в которых можно было запутаться.
Паутина! Вот на что это похоже.
Зоя осторожно двинулась в сторону заинтересовавшей ее двери. По мере приближения паутина становилась все гуще и толще, все мощнее. Пришлось остановиться, так и не достигнув двери.
Не то чтобы дальше не было пути Зою остановил страх. Нельзя было подходить так близко!
Невидимая субстанция жадно вцепилась в нее, ощутимая всеми органами чувств. Она не только осязала, но видела движение, слышала шорох, ощущала отвратительный привкус на языке. А главное, главное – паутина облепила шестое чувство.
Темное облако уплотнялось, смыкалось вокруг. Зоя запоздало сообразила, что погибнет, если потеряет сознание.
Надо было срочно спасаться бегством.
Она попробовала отступить хотя бы на шаг, но дурнота мешала сохранять равновесие, и ее бросило на стену.
Паутина натянулась, завибрировала, как струны, отказываясь выпускать ее, однако паника придала сил, и, не без труда выпрямившись, Зоя сделала еще один шаг назад. Несколько нитей лопнуло. Она отпрянула дальше и на этот раз сумела освободиться.
Не дожидаясь, что будет дальше, кинулась назад, к относительной безопасности своей палаты.
За время пребывания в Кендл-Лейк-Мэнор она успела пройти через многое, но то, что таилось за этой дверью, было еще хуже. Оно пугало до полусмерти.
Уже рядом с двойными дверями что-то коснулось шеи. Зоя вообразила себе длинную, темную и липкую нить, что тянется к ней в последней попытке увлечь к затаившемуся пауку…
И проснулась со сдавленным криком ужаса.
– Зоя, Зоя!
Итан прижал ее бьющееся тело ногой к постели, крепко обхватил запястья, не давая царапать шею.
– Это был сон, кошмарный сон. Все в порядке. Проснись же, Зоя!
Теплая и знакомая тяжесть его тела, запах собственной спальни, а главное – отсутствие негативной энергии заставили опомниться. Она расслабилась с конвульсивной дрожью облегчения.
– Прости, Итан… – Голос был каркающий и хриплый, чужой. – Я не хотела тебя будить.
– А я и не спал.
Тревога сразу вытеснила большую часть страха. Зоя прищурилась, вглядываясь в лицо мужа во тьме спальни.
– Опять мучает бессонница?
– Нет, просто раздумывал… о разном.
Ну да, конечно. Чего ради ей вздумалось спрашивать? Как будто он скажет правду! Разумеется, бессонница. Значит, все по новой.
– Как ты? – спросил Итан.
– Уже в порядке. – Зоя глубоко задышала, стараясь умерить сердцебиение. – У меня так давно не было кошмаров, что я уж думала, больше и не будет. Как глупо с моей стороны…
Он сдвинул подушки в изголовье, уселся, привлек ее к себе и начал поглаживать, как если бы она была испуганным котенком.
– Давай посмотрим на это с другой стороны. Говоришь, кошмаров долго не было? Значит, промежутки между ними удлиняются. По-моему, это хороший знак.
– Возможно, ты прав. – Зоя постаралась расслабиться, но сердце отказывалось умерить ритм и по-прежнему стучало, как загнанное. – Дай мне еще минутку, и все придет в норму.
– Знаю. Ты умеешь с этим справляться. Всегда умела. – Тем не менее, Итан продолжал свои поглаживания, и объятие его было все таким же крепким. – Что, серьезный кошмар?
– Серьезнее некуда.
– Может, расскажешь?
Зою захлестнула волна паники сродни испытанной во сне. Рассказать, что приснилось? Попытаться донести до него свои ощущения? Иначе говоря, снова через это пройти? Нет, это плохая идея.
Ей уже приходилось рассказывать Итану о пережитом в Кендл-Лейк-Мэнор, порой о вещах по-настоящему неприятных. Он знал о продажности и беспринципности доктора Харпера, о заговоре родни, который и привел ее в клинику, знал кое о ком из персонала. Например, о Венеции Макалистер, по совместительству консультанте криминального отдела (что приносило ей больше денег, чем место в Кендл-Лейк). Эта женщина не имела иллюзий насчет своих способностей, зато сразу уверовала в способности Зои и потому всеми силами пыталась подчинить ее своей воле, заставить работать на себя и приносить доход. Это означало бы постоянные выезды на место только что совершенного преступления и скоро довело бы до подлинного безумия.
Зоя не скрыла от Итана детали бегства из Занаду.
Иными словами, он знал большую часть ее секретов, знал больше, чем Аркадия, лучшая подруга и товарищ по несчастью. Но не всем можно поделиться. Например, ничто на свете не могло принудить Зою исповедаться насчет своего первого столкновения с невидимой паутиной.
– Мне снилась ночь в Занаду, когда санитар по забывчивости оставил дверь незапертой, и я вышла осмотреться, – начала она, тщательно подбирая слова. – Хотелось разведать дорогу к спасению. В тот день как раз удалось выплюнуть таблетки, так что голова была достаточно ясной. Так вот, тогда кое-что случилось.
– Что именно? – поощрил Итан, когда она запнулась.
– Ну… я шла и шла коридорами, стараясь запомнить повороты и нарисовать в уме карту здания.
– Чтобы при случае воспользоваться? – Да.
– Представляю, как неприятно снова оказаться в этом жутком месте, даже во сне, – заметил он, ритмично водя рукой сверху вниз по ее спине – Такой сон вполне может вылиться в кошмар.
– Помню, мне казалось, что коридоры ветвятся и ветвятся бесконечно. Наверное, сознание было все же не настолько ясным, как я думала. В конце концов стало казаться, что я никогда оттуда не выберусь.
– Но ведь выбралась, правда?
– Благодаря Аркадии.
– Главное, что ты теперь свободна, – с нажимом сказал Итан и поцеловал ее в макушку – Почаще себе об этом напоминай.
– Постараюсь.
– Хм – Губы его искривила нерадостная понимающая усмешка – Легче обещать, чем выполнить.
– Да уж.
Он шевельнулся, и Зоя тотчас напряглась всем телом.
– Вижу, кошмар и вправду был серьезнее некуда. Ты как слишком туго натянутая струна – страшно дотронуться, вдруг порвешься.
Она прикрыла глаза из страха, что Итан заглянет в них и поймет, что нервы ее действительно на пределе.
– Давай-ка я согрею молока, – предложил он, помолчав – В последний раз это сработало.
– И сейчас сработает, только – она поморщилась, – я терпеть не могу теплое молоко.
– Тогда как насчет эротического массажа? – Итан провел рукой по ее бедру и сделал многозначительный щипок.
Скорее всего, он это не всерьез, подумала Зоя. Так, хочет немного разрядить обстановку. Вряд ли ему сейчас до секса, после ее криков и конвульсий.
Но сама она была не против, более чем не против. Ничто не могло отвлечь до такой степени, как долгая любовная игра и потом – пылкие объятия. По правде сказать, ей никогда еще так не требовалось отвлечься.
– А что ты знаешь об эротическом массаже? – поощрила она, придавая голосу такой же, как у Итана, легкий, игривый тон – Только не говори, что он входит в твои обязанности.