Кровавый разлом Теорин Юхан
Она присела на корточки. Макс стоял у нее за спиной.
— Это не в первый раз.
— И что? Он иногда ест траву, вот и все. Но он очень поздоровел за последнюю неделю.
Макс ничего не сказал, повернулся и вышел.
Она вытерла пол насухо и встала:
— Вот и нет ничего.
Хлопнула входная дверь. Алли забился под кухонный стол и выглядел очень виновато — спрятал нос в лапы и робко поглядывал на Венделу.
Она нагнулась и погладила его:
— Больше так не делай, малыш.
Максу когда-то нравилось брать Алли на длинные прогулки, кидать ему палочки и мячики, но теперь, когда пес одряхлел, он потерял к нему всякий интерес.
Сегодня она опять побежит к эльфовой мельнице и положит монетку. На этот раз не только за здоровье Алоизиуса, но и чтобы Макс опять начал нормально относиться к песику. Молодой он или старый, больной или здоровый, красивый или уродливый. Это их пес, их Алли.
— Еще не вечер, кутик, — сказала она, откидывая макароны на дуршлаг. — Еще не вечер. Мы ему еще покажем.
Вендела и эльфы
В октябре 1957 года произошло событие, после которого жизнь Венделы на хуторе стала еще труднее. Интерес Генри Форса к звездному небу перешел в самую настоящую космическую лихорадку.
И не у него одного. Все началось в субботу, в первых числах октября. Генри слушал по радио последний выпуск новостей и вдруг издал настоящий индейский клич — оказывается, Советский Союз запустил в космос ракету с искусственным спутником. И теперь он вышел на орбиту и крутится вокруг земли, как маленькая луна. Металлический шар, меньше метра в диаметре. Тогда она впервые услышала русское слово — спутник.
Генри, не отрываясь, дослушал новости.
— Спутник, — сказал он. — Подумать только…
Он вышел в сад, задрал голову и уставился на ясное ночное небо. Он отсутствовал довольно долго, потом вдруг ворвался в дом с криком:
— Я его видел!
Он потащил ее в темный сад. Они стояли на сыром ветру и смотрели в небо. Вендела вертела головой, и ей казалось, что кто-то раскатывает над ней гигантский бархатно-черный ковер, расшитый ледяным бисером звезд. Генри утверждал, что одна из звезд движется. Он показал рукой куда-то на запад:
— Смотри! Он летит!
Вендела смотрела несколько минут, но так и не увидела, на что показывал Генри. Она обернулась и посмотрела на дом.
Окно второго этажа слабо светилось. В нем была видна какая-то тень. Вендела поняла, что Инвалид подкатил свое кресло-каталку к окну и тоже смотрит на ночное небо.
Через месяц послали второй спутник — на этот раз побольше и потяжелее. На этот раз на нем был пассажир — маленькая собачка по имени Лайка. Венделе было очень жалко собачку — ей не дали с собой еды, и у нее не было никаких шансов выжить.
— Она перенесла ускорение и невесомость, — сказал Генри. — Это значит, что и люди могут полететь в космос.
Отец был полон радужных надежд. А Вендела не могла ни о чем думать — так ей было жалко Лайку, одинокую собачку в пустом и безжалостном космосе. Коровы в хлеву и то втроем.
Зимой и американцы запустили спутник. Он назывался «Эксплорер», и с территории Северной Европы его видно не было. Но Генри и не надо было на него смотреть. Состязание началось, и он с волнением следил за каждым новым сообщением. Как-то он купил в Боргхольме книгу «Сателлиты и космические путешествия» и читал ее каждый вечер.
— Скоро русские пошлют ракету на Луну, — сказал он Венделе. — А до Луны лёта всего-то сто пятьдесят семь часов. Быстрее, чем на корабле в Америку.
Сказал — и ушел в свою комнату. Когда она заглянула к нему пожелать спокойной ночи, он сидел на кровати и рисовал какие-то круги.
— Папа, что ты рисуешь?
Генри поднял голову:
— Орбиты.
Она никогда не видела, чтобы у него так блестели глаза, и поняла, что теперь дела на хуторе пойдут еще хуже. Отцу было не до хозяйственных забот.
Зимой альвар заносило метровыми сугробами. В школу напрямую пройти было невозможно, и ей приходилось идти в обход, там, где дороги чистили.
В конце марта возвращалось солнце.
Отец ей подарил сапожки, сшитые деревенским сапожником Паульссоном по прозвищу Башмачник. Сшиты сапоги плохо, протекают, но ходить можно, и она опять чуть не каждый день идет к камню эльфов.
Той весной Вендела перетаскала эльфам чуть не все украшения из маминой шкатулки. Отец, похоже, ничего не замечал. Когда он не работал в каменоломне, то был поглощен астрономическими наблюдениями и расчетом орбит спутников. Хозяйство все больше приходило в упадок, про существование Инвалида он, похоже, вообще забыл.
Вендела клала украшения в ямки, и они исчезали. Иногда, правда, она находила их на камне на второй и даже на третий день, но потом и они бесследно пропадали.
Но все просьбы, с которыми она обращалась к эльфам, исправно выполнялись, хотя иногда довольно странным образом.
Например, она пожелала, чтобы в классе у нее завелась подруга, чтобы она дружила только с ней и не говорила, что от нее пахнет хлевом.
Через два дня Дагмар Гран подошла к Венделе и спросила, не хочет ли она зайти к ней домой после школы. Дагмар из богатой семьи, у них большая ферма недалеко от церкви, несколько тракторов и больше сорока голов скота — у коров даже имен нет, так их много. Только номера. Вендела сказала, что сейчас она не может, ей надо позаботиться о Розе, Розе и Розе, но потом обязательно зайдет. Дагмар кивнула — конечно, конечно, можно и потом.
Через неделю Вендела попросила, чтобы на ужин было что-то другое, а не вареный угорь. Отец по случаю купил дешево несколько больших угрей, и уже десятый день у них на столе ничего, кроме угря, не было.
— Сегодня у нас цыпленок, — сказал Генри, когда она пришла домой. — Свеженький, только что зарезал.
После того как она подружилась с Дагмар Гран, она попросила учительницу, чтобы та разрешила ей пересесть на пустую парту рядом с Дагмар. Но фру Янссон строго сказала, что, кто и с кем сидит, определяет она, и никто другой, и Вендела будет сидеть, где сидит, у окна с Торстеном Хелльманом. Вендела и не знала, что оказывает на Торстена благотворное влияние.
На следующий день Вендела попросила эльфов, чтобы у нее вместо фру Янссон была другая учительница, не такая строгая.
Через три дня фру Янссон простудилась и заболела. Простуда перешла в воспаление легких, она чуть не умерла, и после того, как ей стало получше, ее направили на длительное лечение в санаторий. Ее заменила молодая и веселая учительница из Кальмара, фрекен Эрнстам.
Ученикам велели набрать полевых цветов и отнести их мужу фру Янссон, школьному сторожу. Вендела принесла самый большой букет и тихо пожелала фру Янссон скорейшего выздоровления.
По дороге домой она прошла мимо камня эльфов, стараясь не смотреть в его сторону.
34
Вина, сыры, гроги и коньяки не прошли бесследно. Живот у Джерри был большой, белый и без малейшего намека на мускулы. Пер одним размашистым движением содрал наклейку.
Джерри буркнул что-то, но не двинулся с места.
— Вот так, — сказал Пер, складывая повязку. — Так-то лучше.
Джерри снова что-то хрюкнул. Рана почти совсем зажила — осталась только длинная розовая полоса.
— Ты помнишь, как это произошло?
Джерри помолчал.
— Бремер.
— Бремер был с ножом? Он пырнул тебя ножом и ударил по голове?
Джерри закивал головой — да, мол, так и было.
— Ну хорошо… Но вы же друзья… Что на него нашло, ты можешь объяснить?
Джерри покачал головой. Он твердо держался своей версии. В его затуманенном мозгу вряд ли было место для сложных интриг, поэтому Пер решил, что отец говорит правду. Но до чего же странно! Ганс Бремер нападает на друга и коллегу с ножом, потом запирается с какой-то женщиной на вилле, обливает все бензином и поджигает… Очень и очень странно.
Пер надеялся только, что полиция скоро закончит расследование и он узнает, что же произошло на вилле.
Загадка на загадке. Куда делся талисман Ниллы? Он обыскал все накануне вечером и сегодня утром — в доме камня не было. Посмотрел в машине — тоже безрезультатно. При этом он старался не попадаться на глаза отцу, потому что тут же слышался хриплый призыв: «Пелле! Пелле!»
Он выпрямился:
— Джерри, с тобой теперь все в порядке, и вечером я отвезу тебя домой. Как ты на это смотришь?
Отец ничего не ответил.
— Значит, так и сделаем. Отдохни, потом поужинаем и поедем.
Через час после ланча он решил побегать — прочистить голову и побыть вне общества Джерри.
День выдался свежий и ясный, над континентом плыли, на ходу меняя форму, легкие белые облака. Он побежал вдоль берега на север, и бежал довольно долго, пока не увидел на горизонте черный купол острова. Пер вспомнил название: Голубая Русалка. Он остановился и залюбовался пейзажем. Скалы, солнце, море… На несколько мгновений он словно забыл обо всем. Потом повернулся и побежал назад.
Он пробежал уже больше половины, как увидел еще одного бегуна, в белой шапочке и красном тренировочном костюме. Он бежал с востока, по извилистой тропинке, уходящей в глубь острова. Тонкая фигурка быстро приближалась.
Это был не он, это была она. Вендела Ларссон.
Пер остановился за несколько сот метров до каменоломни, подождал ее и улыбнулся:
— Много набегали?
Странно, ему показалось, что она чем-то смущена, словно он застал ее за каким-то неподобающим занятием.
— Вы спрашиваете, сколько я набегала… — Она задумалась. — Не знаю… я не считаю. Выбежала в альвар и назад. Мой стандартный маршрут.
— А я предпочитаю вдоль берега. Два километра на север и назад.
Она улыбнулась:
— Я бегаю каждый вечер. Мы же говорили, что можно объединиться… может быть, завтра?
— С удовольствием.
Они замолчали. Пер побежал дальше, и она последовала за ним.
— Как ваши дети? — спросила она.
Он покосился на Венделу. Что она знает? Знает ли, как тяжело больна Нилла? Он был просто не в силах говорить про ее болезнь.
— То так, то эдак, — сказал он уклончиво. — С Йеспером все в порядке, а Нилла… Нилла потеряла свой талисман.
— Огорчилась, наверное? Я заметила, на вечеринке она была немного бледной…
— Немного, — прервал ее Пер. — Немного огорчилась.
Вендела посмотрела на его дом:
— Где она его потеряла? Дома?
— Она считает, что дома.
Вендела внезапно остановилась и зажмурилась. Пер уставился на нее:
— С вами все в порядке?
Она открыла глаза, кивнула и побежала дальше. Только бросила через плечо:
— Я уверена, вы найдете талисман в ее комнате.
Первое, что сделал Пер, придя домой, — зашел в комнату Ниллы.
Камень лежал на кровати. Круглый кусок черной отшлифованной лавы, он ярко выделялся на белом покрывале.
Как он мог его не заметить? Он же перевернул весь дом…
35
— Эта, с вечеринки, — сказал Джерри.
Он стоял во дворе и дрожащим пальцем показывал на виллу у каменоломни.
— Что? — Пер сунул портфель Джерри в багажник.
— Снимал, — сказал Джерри.
— О ком ты говоришь?
— О ней! — Он так и стоял с вытянутой рукой.
— Ты имеешь в виду Мари Курдин? Которую ты видел на вечеринке?
Джерри кивнул.
— Она снималась в твоих фильмах?
Джерри опять кивнул, на этот раз еще более убедительно:
— Шлюха.
Пер сжал зубы. Он уже слышал от Джерри это слово.
— Джерри… не говори так.
— Но свежая, — медленно, почти по складам, произнес Джерри. — Свежая шлюшка.
— Кончай. Мне неинтересно.
Но все же посмотрел, куда показывал Джерри.
Мари Курдин загружала машину — десяток сумок, пеленальный стол, пакеты с игрушками. Пасхальные дни кончились, и они, очевидно, уезжали домой.
Интересно, сколько ей лет? Лет тридцать? Высокая, тонкая… она энергично шуровала в багажнике и что-то кричала мужу в доме — что именно, Пер не слышал. Против воли перед глазами появилась картинка: голая Мари в постели, сверху, как всегда, Маркус Люкас, а рядом Джерри с неизменной сигаретой в зубах.
Не может быть. Пер тряхнул головой и посмотрел на отца:
— Тебе показалось.
Перед отъездом Пер добежал до виллы Венделы Ларссон — поблагодарить за камень и спросить, как она догадалась, где его искать.
Он постучал, но никто не открыл дверь. Пер быстро написал записку:
Большое спасибо за камень! Пер.
Вставил записку в дверную щель и вернулся к машине.
На этот раз они ехали втроем — у Йеспера после каникул начинались занятия, и он возвращался к матери.
Марика жила на вилле на окраине Кальмара. Пер высадил сына, немного не доехав до дома, — не хотел, чтобы Марика встретилась с Джерри.
— Найдешь дорогу? — пошутил он.
Йеспер не улыбнулся шутке. Он перегнулся через сиденье и обнял отца.
— Привет маме, — сказал тронутый Пер. — И учись как следует.
Йеспер исчез. Пер повернулся к Джерри и спросил:
— Видел? Бывают отцы, которых можно обнять.
Джерри ничего не ответил.
— Поехали домой, — вздохнул Пер.
Через два часа они въехали в центр Кристианстада. Джерри спал. Он откинул голову на подголовник и так храпел, что Пер не слышал звука мотора. Он включил радио и услышал старинную нищенскую песенку:
- В холодной больничной палате,
- Где мрачная смерть сторожит,
- На белой высокой кровати
- Больная девчонка лежит.
Он в испуге нажал на кнопку.
Улицы казались незнакомыми, но все же он нашел дом и остановился у тротуара напротив отцовского подъезда. Дверь в подъезд была закрыта.
Он выключил двигатель. Джерри тут же проснулся и растерянно заморгал:
— Пелле?
— Приехали.
— Кристианстад? — Джерри закашлялся, осмотрелся и сказал: — Нет.
Что-то ему опять не понравилось.
Пер вздохнул:
— Не нет, а да. Здесь тихо и спокойно. Здесь ты будешь в безопасности.
Джерри замотал головой и показал куда-то пальцем:
— Куда?
Пер посмотрел на подъезд и открыл дверцу.
— Подожди в машине, — сказал он. — Я за тобой приду. Ключ у тебя есть?
Джерри пошарил в кармане пальто и вытащил связку ключей.
— «Принц», — сказал он.
Он просил купить ему сигарет, но Пер только хлопнул дверцей.
Он, не торопясь, пошел к подъезду. Джерри жил в центре, но не в самом дорогом районе. Четырехэтажный каменный дом начала двадцатого века нуждался в ремонте. Из-под крыши на него смотрели каменные головы, похожие на уродливых сов.
Пер открыл подъезд, шагнул в темноту и тут же вспомнил, как входил в сгоревшую виллу. Дым и пламя с нижнего этажа. Обгоревший труп Бремера, женский крик о помощи.
Здесь, во всяком случае, дымом не пахло. Каждый шаг отзывался гулким эхом. Наверх вела спиральная лестница, окружающая цилиндрическую шахту лифта. Круглый лифт был таким же древним, как и дом, не меньше восьмидесяти лет, и Пер предпочел подняться на третий этаж пешком.
Он прошел два этажа и стал уже подниматься на третий, как вдруг остановился и замер.
Дверь в квартиру Джерри была приоткрыта.
Поначалу Пер решил, что ошибся. Он посмотрел вниз и мысленно сосчитал этажи. Нет, все правильно. Это квартира Джерри.
В щелку видно, что в квартире темно, по крайней мере в прихожей. И никакого движения внутри.
Он остановился на промежуточной площадке между вторым и третьим этажом и опять прислушался. Все тихо. С улицы глухо доносился шум проезжающих машин.
Он опять вспомнил сгоревшую виллу — там тоже дверь была приоткрыта.
А эта-то почему? Должна быть закрыта.
Тихо и спокойно, сказал он отцу. И безопасно. Теперь он был в этом не уверен.
Страшно? — спросил он сам себя.
Да. Немного страшно.
Он набрал в легкие воздуха и вспомнил про тренировки дзюдо. Попытался найти нужный баланс — сначала ноги, потом живот, спина, руки. Выдохнул и медленно двинулся вверх. Ему почему-то казалось, что в темной прихожей кто-то затаился. Услышал его шаги и затаился.
Три последние ступеньки он преодолел в два прыжка, резко дернул дверь на себя и тут же отскочил.
На него пахнуло табачным дымом. Но запах был старым. Джерри насквозь прокурил всю квартиру.
В прихожей было очень темно. Пер нащупал выключатель и включил свет.
Перевел дыхание и осторожно заглянул в квартиру.
Как будто бы все, как обычно.
Как обычно? Последний раз он был здесь года три назад, и то не больше получаса. На вешалке в прихожей, как и тогда, висели замшевые куртки, желтый пиджак, еще что-то, а на полу стояла пара покрытых пылью лаковых туфель. Джерри, наверное, их не надевал уже несколько лет.
Он сделал еще два шага, остановился и прислушался. Полная тишина.
В большой гостиной пол был застелен большим персидским ковром, а на краю его лежал открытый чемодан.
Чемодан был пуст, но рядом валялось разное дорожное барахло. Марокканские холщовые сумки, пластиковые пакеты и потертые портфели. Содержимое просто-напросто вытряхнули на пол — одежда, бумаги, какие-то сувениры.
Теперь он испугался по-настоящему, но заставил себя сделать еще два шага и заглянуть в следующую комнату.
Он ждал еще большего беспорядка — и ошибся. В углах скопилась пыль, на столе лежали засохшие апельсиновые корки, но картины висели на своих местах. Пер когда-то дарил отцу книги — все его подарки так и стояли на полке. Отец к ним, очевидно, не притрагивался. Он не любил читать.
Налево стоял лакированный комод, копия Гаупта. Пер помнил его с детства, он всегда был заперт, но сейчас все три ящика были взломаны. Кто-то вскрыл их отверткой или стамеской — вколотил инструмент в щель над замочной скважиной и отдавил личинку замка. Бумаги и документы валяются на полу.
Спальня. Жалюзи закрыты, в комнате полутьма — и так же жутковато тихо, как и во всей квартире. Над водяным матрасом картина: написанная маслом обнаженная женщина с невероятных размеров грудью.
Пер опять прислушался. Постель не застелена, одеяла и подушки лежат в куче в одном конце.
Квартира пуста.
Он повернулся и спустился по лестнице.
По улице проезжали машины, мимо него прошествовала, держась за руки, пожилая пара. Все, как всегда. Пер заставил себя успокоиться и подошел к машине:
— Джерри… когда ты уезжал в Рюд, ты дверь запер?
Джерри кивнул и закашлялся.
— Запер на замок, как полагается? Ты уверен?
Джерри опять кивнул. Было очевидно, что вопрос он понял и в ответе уверен. Впрочем, Пер знал, что после инсульта память отца никуда не годилась.
— Дверь открыта. Комод сломан. Думаю, квартиру взломали, если ты сам все это не сотворил.
Джерри молчал. Уронил на грудь голову и молчал. Надо что-то решать.
— О’кей… сейчас мы пойдем наверх и посмотрим, украдено ли что-то. И сообщим в полицию.
Он помог отцу выйти из машины.
— Джерри… — пришла ему в голову мысль. — У кого еще был ключ от квартиры?
Джерри ответил не сразу. Он долго думал, и ответ его уместился в одно слово:
— Бремер.
36
Джерри так и не сумел определить, украдено что-то или нет.
— Джерри, посмотри внимательно! — Он в десятый раз попытался заставить отца сосредоточиться. — Все ли на месте?
Джерри удивленно рассматривал кучи документов, словно видел их в первый раз. Пер лихорадочно листал бумаги — в основном старые квартирные счета и банковские извещения.
А где все остальное? Должны же быть контракты со всеми моделями, с которыми Джерри и Бремер работали все эти годы! Подписанные договоры, где юные женщины удостоверяли свой возраст и подтверждали, что занимаются этим добровольно, что никто их не принуждал.
Ничего подобного он не обнаружил и поднял глаза на отца:
— Что ты хранил дома, Джерри? Было здесь что-то важное?
— Бумаги.
— Важные бумаги?
— Докме… докуне… — Слово было трудное, и он замолчал.
— Документы? «Морнер Арт»?
— «Морнер Арт»?
Джерри похоже, впервые слышал название собственного акционерного общества.