Кровавый разлом Теорин Юхан
Пер позвонил в полицию и сделал заявление о взломе квартиры. Заявление приняли, но никто приезжать не собирался.
— Сегодня выходной, — сказал дежурный инспектор, — так что мы вынуждены выбирать приоритеты. Спасибо за заявление, обязательно им займемся.
В девять вечера Пер позвонил в больницу — пожелать Нилле спокойной ночи.
— Как ты?
— Так себе. — Нилла говорила очень тихо, но внятно. — Вообще немного лучше. Меня все время колют и ставят капельницы.
— Ну ничего… я нашел твой талисман.
— Нашел? Где он был?
— На твоей постели. В следующий раз привезу. Есть что-нибудь новенькое?
— Нет… в отделение привезли мальчика. Его зовут Эмиль.
— В твоем возрасте?
— Почти… Ему пятнадцать.
— Вот и хорошо. В кости поиграете.
Нилла коротко засмеялась и переменила тему:
— Я послала тебе мысль в восемь часов. Ты получил?
— Думаю да… у меня сейчас столько разных мыслей в голове, что…
— А о чем ты подумал? Что ты увидел?
Пер посмотрел на небо и наугад сказал:
— Облако?
— Нет.
— Закат солнца?
— Нет.
— Ты думала о своих приятелях?
— He-а… О летучих мышах.
— О летучих мышах? Почему?
— Они по вечерам сюда прилетают, — сказала Нилла. — Их знаешь сколько? У них крылья, как черные тряпки.
— А на птиц ты уже не смотришь?
— Смотрю, конечно. Днем. А вечером, когда не спится, — на летучих мышей.
Пер обещал завтра ее навестить и попрощался.
Домой ехать было поздно, да никто его там и не ждал, поэтому он заночевал у Джерри.
Перед сном он тщательно проверил все замки на двери.
Ему не так часто приходилось ночевать в квартире отца в Кристианстаде. Он улегся на большой кожаный диван — этот диван был у Джерри, когда он еще жил в Мальмё. Он его хорошо помнил.
Мать всегда его предупреждала:
— Если у него там женщины, возвращайся домой. Или я тебя захвачу. Тебе не надо на это смотреть.
— Конечно, мама.
Чтобы у отца не было женщин в квартире? Такое случалось очень редко. Причем чаще всего не одна, а несколько. Перу иногда приходило в голову, что у него в Сконе наверняка есть неизвестные ему братья и сестры.
Дверь в спальню отца была заперта, но звукоизоляция была так себе, поэтому Пер слышал весь, так сказать, саундтрек происходящего. К тому времени он уже не был таким невинным, как тогда, когда повстречался с Региной, он прекрасно понимал, чем занимается Джерри с его подругами, но это все равно было мучительно.
Не играет роли, думал тогда Пер. Любовь не играет никакой роли.
А сейчас? Он подумал о Нилле и Йеспере. А перед тем как заснуть, в самое последнее — уже почти бессознательное — мгновение ему представились большие глаза Венделы Ларссон.
Он проснулся. Понедельник, второй день Пасхи.
Кухня порядком загажена. На столе жирные пятна, горы грязной посуды в мойке и на мойке. На завтрак только кофе и полпачки хрустящих хлебцев. И сигареты для Джерри.
Он налил кофе в отцовскую чашку:
— Мне надо ехать, Джерри. У меня есть Нилла и Йеспер. — Джерри поднял глаза. — Ты не поедешь. Ты прекрасно обойдешься здесь, не так ли?
Он постарался, чтобы его голос прозвучал убедительно и непререкаемо, но ничего из этого не вышло. Он обвел взглядом грязную кухню. И что ему теперь делать?
Поезжай домой, сказал он сам себе, поглядев на свое отражение в оконном стекле. Если бы ты был стар и болен, ему бы и дела до тебя не было.
И он понял, что просто не может так поступить. И дело даже не в обещании, данном им когда-то матери, когда Джерри допировался до серьезных проблем со здоровьем. Нет, дело не в этом. Запасные ключи! Никакого взлома не было — квартира открыта ключом. Наверняка есть связь между этим так называемым взломом и пожаром на вилле.
Если Джерри останется здесь, надо просить полицию охранять квартиру, но для этого нужны более серьезные основания. Нужно как-то внятно сформулировать, что ему угрожает.
Если у Бремера были ключи, если кто-то забрал их у него и вскрыл квартиру Джерри, этот кто-то вполне может вернуться.
Наконец Пер принял решение — он возьмет с собой Джерри назад на Эланд. Другого выхода он не видел. Набил чемодан чистой одеждой, тщательно запер квартиру, и они поехали, держа курс к Балтийском морю.
Они остановились в Кальмаре, и Пер заскочил к Нилле. Нилла спала, сон ее был спокойным и умиротворенным. Он посидел немного у постели, глядя на ее бледное лицо. Ему вдруг захотелось разделиться надвое: один Пер пусть сидит у постели Ниллы, а другой уедет и больше сюда не возвращается. Он обожал дочь, и видеть ее на больничной койке было невыносимо.
Пер вернулся в машину, и они поехали на Эланд.
Теперь хотя бы детей там нет. Да и почти все соседи разъехались — отпраздновали Пасху и по домам.
В три часа они подъехали к каменоломне. На вилле Курдина уже заколочены ставни.
А пара Ларссон на месте. Он с удовольствием вспомнил, что обещал Венделе составить компанию на вечерней пробежке.
Он помог отцу выйти из машины и спросил:
— А ваша с Бремером фирма, «Морнер Арт»… что будет с ней?
— Бремер, — сказал отец и покачал головой.
Перу показалось, что отец понял вопрос.
— Посуди сам, Бремер погиб… не пора ли завязывать с этой фирмой?
Джерри кивнул.
— Что хотел этот Маркус Люкас? Чтобы ты прекратил съемки?
Отец, похоже, не понимал, о чем идет речь.
— Я могу тебе помочь снять фирму с учета… Поговорю и с налоговиками, и с банком…
Джерри по-прежнему молчал. Потом еле заметно кивнул — или, может быть, Перу показалось. И он от всей души понадеялся, что с компанией Джерри покончено раз и навсегда.
Никаких журналов, никаких фильмов. Никаких ельников.
37
Макс уехал на свои презентации, и Вендела впервые осталась на вилле одна. Утром она прошла по комнатам, и дом показался ей еще больше, чем всегда. Слишком большой дом. Гостиная с высоким потолком и толстыми просмоленными балками перекрытий напомнила ей чем-то коровник на их хуторе. Мебели для такого дома очень мало, поэтому каждый шаг отдается гулким эхом. Она повесила подаренный ей Герлофом плетеный коврик на дверь и каждый раз улыбалась, когда он попадался ей на глаза.
Алоизиус, конечно, тоже остался с ней. Лучшего общества на пустой вилле и не придумаешь, и к тому же песик поправлялся на глазах! Как только Макс уехал, он выскочил из корзинки и начал бегать кругами, ни разу ни на что не наткнувшись. И Венделе казалось, что Алли не сводит с нее глаз. Ей не надо было даже звать его, достаточно поглядеть в его сторону, и он тут же подбегает, виляя хвостиком. А чему тут удивляться — она же загадала именно это желание. Внезапное выздоровление пуделя обязательно должно войти в книгу про эльфов, со всеми деталями.
Но сначала — пробежка с Пером Мернером.
— Привет. — Пер Мернер открыл дверь почти сразу.
— Привет.
— Вы готовы?
— Хоть сейчас.
Они побежали рядом и быстро нашли общий ритм дыхания. Заходящее солнце на горизонте, казалось, бежит рядом с ними, весело посверкивая огненными отблесками на рябом зеркале пролива.
К вечеру стало прохладно.
Выбежав на проселок, они прибавили скорость. Вендела не уступала Перу, и это ей было очень приятно. Она слышала его глубокое спокойное дыхание, и близость высокого, крепкого мужчины придавала ей энергии. Ей казалось, она может так бежать до самого Лонгвика.
Они пробежали три или четыре километра.
— Хотите повернуть? — спросил Пер, обернувшись.
Ей показалось, что вид у него уставший.
— Разумеется. Этого достаточно.
Они немного постояли на берегу, любуясь видом на пролив. Ни одной баржи, ни одного баркаса. Навигация еще не началась, а для владельцев катеров было еще холодновато. Они молчали, только глубоко дышали, почему-то в такт. Потом, не торопясь, побежали назад.
Они уже почти добежали до каменоломни, когда Пер прервал молчание.
— Я должен спросить вас, — сказал Пер, справляясь с дыханием. — Этот камень… Дочкин талисман из Исландии… Как вы это сделали?
— Что? — спросила Вендела. Она тоже слегка задохнулась. — Я ничего не делала.
— Но вы же знали, где он… на ее постели.
Вендела кивнула:
— Да… иногда чувствуешь такое… — Ей захотелось уйти от дальнейшего обсуждения. — Значит, ваша семья уехала?
— Дети уехали в Кальмар. А отец еще здесь.
— Мой тоже… я хочу сказать, мой муж тоже уехал. Остались я и песик. Вы его не видели тогда, на вечеринке… хотите познакомиться?
— Конечно.
Они миновали хижину Пера и пошли шагом.
Вендела открыла дверь, обернулась и последний раз посмотрела на восток, где начинался альвар, потом на запад, на каменистый берег.
— Мы живем между троллями и эльфами, — сказала она.
— В самом деле?
— Мой папа, Генри, говорил, что тролли живут в каменоломне, а эльфы — там, в альваре. И когда они встречаются, у них происходят сражения. Настоящие кровавые битвы.
— Я и не знал.
— А внизу, в каменоломне, есть даже следы такой битвы.
— Вы имеете в виду кровавый разлом? Да, есть такой… красная жила в породе. Вы во все это верите?
Он уставился на нее с таким удивлением, что Вендела фыркнула:
— А почему нет? Вообще-то нет. В троллей я не верю.
Ему тоже стало весело.
— А в эльфов?
— А в эльфов верю. Эльфы, скорее всего, и вправду существуют. И они симпатичные, они помогают людям.
— Помогают?
— Конечно. Это эльфы помогли найти талисман вашей дочери, — неожиданно для себя самой сообщила она.
— Эльфы?
— Я их попросила, и они показали мне картинку — где лежит ваш камень.
Пер замолчал. Вендела заметила, что он то и дело исподтишка на нее поглядывает. Не следовало ей болтать про эльфов, но слово не воробей.
Молчание стало ее угнетать, и она громко крикнула:
— Алли!
Послышался стук коготков по каменному полу, и через секунду в дверях появился серо-белый пудель.
— Привет, зверушка, — сказал Пер.
Алли поднял голову, но никак не мог сфокусировать взгляд на новом знакомом. Вендела не хотела, чтобы Пер это заметил: она повернулась к песику, наклонилась и погладила его по голове.
— Спасибо за прогулку, — сказал Пер у нее за спиной.
— Вам спасибо. Как насчет завтра?
Прямой вопрос. Вендела с удивлением заметила, что у нее даже желания не возникло замаскировать воображаемую неловкость своим обычным нервным смешком.
Пер, казалось, немного посомневался, но потом кивнул — до завтра.
Не успела она закрыть дверь, в кухне зазвонил телефон. Она стояла в прихожей с Алли. Вендела знала, кто звонит, но ей почему-то не хотелось брать трубку.
Один сигнал, второй, третий… на пятом сигнале она взяла трубку:
— Алло?
— Где ты была? — Мужской голос. — Я уже два раза звонил.
Макс, кто же еще!
— Нигде не была, — быстро ответила Вендела. — В альваре.
— Джоггинг?
— Вот именно. Джоггинг.
— Одна? Ты же собиралась взять соседа в компанию?
Вендела даже не помнила, когда они об этом говорили, но Макс не забыл. Господи, как ей надоело его навязчивое желание всех и всё контролировать. Она помолчала несколько секунд. Потом соврала:
— Одна.
— Кто-нибудь остался в деревне?
— Точно не знаю… несколько человек наверняка. Я весь день была дома.
— О’кей… вот я позвонил.
Волоча ногу, подошел Алли. Она щелкнула пальцами. Пудель насторожился и завертел головой.
— Как с презентацией? — спросила она.
— Так себе.
— Народу было много?
— Народ был… но книги покупали не особенно.
— Будет лучше, — пообещала Вендела.
— А как с остальным? — тихо спросил Макс.
— С чем с остальным?
— Таблетки пила?
— Только две. Утром и после ланча.
— Хорошо… я должен заканчивать. Организаторы пригласили на ужин.
— О’кей. Хорошего ужина и спокойной ночи.
Она положила трубку, удивляясь сама себе: зачем она соврала еще и про таблетки? На самом деле она уже несколько дней не принимала ни одного лекарства и почти ничего не ела. Бег был куда важней.
38
Дети и внуки уехали, и все стало как всегда.
Под весенним ветром с орешника попадали последние прошлогодние листья, и в голых ветвях Герлофу мерещились быстрые тени. Даже и не мерещились — он знал, кто это. Зяблики. Они либо останутся здесь на все лето, либо отдохнут немного и полетят дальше, через море, в Финляндию и в Россию. Он их не только видел, но и слышал — их веселое чивканье напоминало звон маленьких колокольчиков.
Стало немного теплее, с моря дул легкий бриз, и Герлоф занялся своим корабликом в саду. Йон Хагман принес небольшой кусок старого, сухого красного дерева, и Герлоф, повертев его, подумал, что из него выйдет хороший трехмачтовый бриг. Такие бриги владычествовали в океане задолго до того, как Герлоф стал моряком, но он все равно испытывал к ним слабость.
В перерывах между работой он продолжал потихоньку читать дневники Эллы. То и дело ему опять попадались записи о странном посетителе.
Да, сегодня уже 5 августа 1957 года.
Много рыбы на этой неделе. Вчера поджарила котлеты из щуки, Герлоф убил ее острогой у берега, между камней. А сегодня плотник Андерссон принес мне большого окуня.
В субботу был День раков.[5] Герлофа не было, он был в Боргхольме, так что мы с девочками праздновали сами.
Бесенок знает, когда можно, а когда нельзя. Недели две его не было, а сегодня объявился. Стоит у стены и ждет. Пришлось вынести ему молока и печенья. Он подошел поближе. Запах от него, как от козла. Раньше я не замечала, это, наверное, из-за жары. Искупаться бы ему, подумала, почему бы ему не искупаться? А он стоит и улыбается, ну я и подумала — ладно. Сделаю вид, что не заметила.
Он очень осторожный, чуть что, сразу прячется, наверное, ему нельзя здесь появляться, а он все же приходит потихоньку — и все время оглядывается, как бы его не заметили. Я и не говорю никому — зачем его подводить?
Он закрыл дневник и посмотрел на дорогу. Оттуда, похоже, и приходил ее посетитель — с севера.
А что там, на севере? В пятидесятые там было только два-три хутора и рыбацкие хижины. А так — трава да кустарник. И каменоломня, понятно. Каменоломня ближе всего — по ту сторону дороги.
Он хотел уже продолжить чтение, но калитка заскрипела — кто-то пришел.
Это был не работник социальной службы, это был сосед, Пер Мернер. Он шел и махал Герлофу рукой. Герлоф тоже помахал. Они не виделись после той вечеринки.
— Я вернулся, — сказал Пер.
— А я и не знал, что ты уезжал, — удивился Герлоф. — Отца отвез?
— Так было задумано, — кивнул Пер. — А вышло по-другому. Привез обратно, он теперь на мне, — добавил он, почему-то глядя под ноги.
— Вот и хорошо, — одобрил Герлоф. — С отцом побудешь.
— Да, конечно, — без особой радости согласился Пер.
Они помолчали. В кустах по-прежнему пересвистывались зяблики. Молчание нарушил Пер:
— Знаете ли вы что-нибудь о кровавом следе в каменоломне?
— Кровавый след? Первый раз слышу.
— Нет, не след… такая красная жила в породе… Эрнст называл ее кровавым разломом.
— А, ты вот о чем… — Герлоф хохотнул. — Красная жила, да… каменотесы и вправду окрестили ее кровавым разломом. Никакая это не кровь, это окись железа. Да и не разлом… скорее пласт, но так уж назвали. Когда-то Эланд весь был под водой… Солнце светило, все, что могло окисляться на дне, все окислилось. А потом, значит, остров поднялся на поверхность, окись железа так и окаменела, тонким слоем. Это еще до меня было, я об этом читал.
— А каменотесы считали, что это кровь?
— Да нет… там таких пластов знаешь сколько? — Герлоф поднял руку и начал считать по пальцам. — Верхний слой, самый твердый, в нем одни трещины, так что его просто крошили и сгребали в кучу. Потом сланец и еще какой-то твердый слой… и только потом идет известняк — лучший в мире известняк, белый и розовый. Он-то и шел на продажу. Лучшие дворцы строили из нашего известняка. А уж под известняком — кровавый разлом, а ниже и делать нечего. Дальше камень непригоден.
Пер кивнул:
— Теперь понятно… всегда есть простое объяснение.
Герлоф покосился на дневник на столе.
— Может, и не всегда, но чаще всего есть, — согласился он.
39
Во вторник утром Пер сел за телефон.
— Добрый день, меня зовут Пер Мернер, я представляю предприятие «Интерэко». Наша компания занимается изучением рынка… Надеюсь, у вас найдется время ответить на наши вопросы…
Даже задавая вопросы и механически записывая ответы, он думал о Венделе Ларссон — что она там щебетала про троллей и эльфов? Странная женщина, но почему-то не выходит из головы.
К десяти часам он закончил десятое мыльное интервью, и не успел повесить трубку, как телефон зазвонил. Он вспомнил тот странный анонимный звонок после Пасхи и засомневался, стоит ли брать трубку. Ему никто не должен был звонить, но он все же ответил.
Послышался уверенный мужской голос:
— Пер Мернер?
— Да.
— Говорит Ларс Марклунд, инспектор полиции в Векшё. Мы уже беседовали…
— Да, я помню.
— Дело касается все того же пожара в Рюде. Нам бы очень хотелось дополнить данные первого разговора…
— Хотите поговорить?
— И с вами, и с вашим отцом… — Марклунд, похоже, искал что-то в своих записях, — вот именно, с вашим отцом… Герхард Мернер! — с облегчением выпалил он. — Нам бы очень хотелось поговорить с вами и с вашим отцом, Герхардом Мернером. Когда мы могли бы это сделать?
— Боюсь, отец по части разговора не представляет для вас интереса.
— Он что, болен?
— У него был инсульт в прошлом году, и речь очень сильно нарушена. То есть он почти не говорит. Только отдельные слова.
— Понятно… но все равно вопросы к нему у нас есть. Где он сейчас? У себя дома?
— Нет… он здесь, на острове.
— Хорошо… мы с вами свяжемся.
— А что за вопросы? Что вы хотите узнать?
— Кое-какие вопросы… Пожарники закончили следствие… — он сделал паузу, — и результаты вскрытия известны.
— И что они показа… — начал было Пер, но полицейский уже повесил трубку.
Джерри все еще спал. Может, и не спал, а просто лежал в кровати. Пер поднял его и помог одеться. Ему показалось, что Джерри слабеет с каждым днем, левая рука совершенно его не слушалась, и Перу пришлось самому заталкивать ее в рукав сорочки.
— Пора завтракать, — сказал он.
— Устал, — промычал Джерри.
Пер посадил его за кухонный стол, на котором стояли кофе и бутерброды, и вышел во двор. Солнце и холодный чистый воздух привели его в чувство. Он решил навести порядок в сарае Эрнста.
Первым делом он открыл дверь настежь и подпер ее куском камня, так, чтобы свет падал на груду скульптур в углу. Странная группа — семья троллей или что-то в этом роде. Эрнста наверняка причислили бы к модернистам. У стен лежали, висели и стояли многочисленные инструменты Эрнста — ломы, кувалды, молотки, топоры, кирки, сверла… целый арсенал.