Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) Шитуев Валерий

Даже если проиграем

По годам, не по очкам,

Всё равно народ узнает —

Не подвластны мы годам.

Детские сны

И скрипит канифоль на струне,

И зовут трубадуры меня

Полетать по уснувшей стране

И взнуздать вороного коня.

Мне б, глотая морозный туман,

Пронестись по кудлатой степи,

Вновь собрать татарву и цыган

На своем искрометном пути.

И стремительной, мощной ордой,

Крепко связанной кровью отцов,

Гнать по лунной дорожке ночной

Быстроногих гривастых бойцов.

Отгрузив полный воз шенкелей,

Острой шпорой лаская бока,

А потом распустить всех коней

И застыть среди звезд на века.

Не скрипит канифоль на струне,

И молчат трубадуры со мной…

Как же долго летал я во сне,

Кто навеял мне сон золотой?

Взгляд в общество

Посмотри в журнал

На сплошной гламур,

Загляни в экран

На продажных шкур.

Набери газет

На прилавках тьмы…

И на много лет

Позабудешь сны.

Или не смотри

На житейский срам,

Лучше заверни

В старый Божий храм —

И увидишь след

Не просохших слез

И наивный бред

Подростковых грез.

И рассмотришь стыд

В неживых глазах.

И почуешь СПИД

В молодых телах.

Прочитаешь боль

По наколкам спин,

Расшифруешь вонь

Наркоты и вин.

И поймешь, что крест

На твоей груди,

Словно Божий перст

Поведет в пути.

И слеза икон

И скорбящий лик,

И земной поклон —

Станут сутью вмиг…

Мокрый ангел

Рядом с тучей, набрякшей от влаги,

Тихо ангел над крышей кружил.

Он летал без небесной отваги

И совсем никуда не спешил.

Тяжелели набухшие крылья

От мельчайших частичек воды,

А суставы и перья застыли

От предчувствия близкой зимы.

Тяжело тебе, верный мой крестник,

Сколько раз мою жизнь защищал.

От беды, от болезни, от сплетни —

Ты незримым крылом ограждал.

Безоглядно – в любви и атаке

На меня ты отбрасывал тень —

Я держался с тобой в каждой драке

И всегда выходил без потерь.

И теперь одиноко на крыше

Мокрый ангел поник головой,

Затаился в невидимой нише,

И не чует небес под собой.

Замытарила жизнь непростая,

Сколько лет отдохнуть недосуг,

Как согреть мне тебя, окликая,

Мой далекий застенчивый друг?

Весна

И застыла природа на вздохе,

Задремал очарованный лес,

Даже бедные ежики-крохи,

Нам бросаются наперерез.

И в дали подвывает волчица,

Чтоб собрать неразумных волчат,

Им бы надо хоть чем поживиться,

А в чащобе сам черт им не брат.

Там сирень уже гроздья отлила.

Мой садовник тревожит кусты,

Обметает снежок сиротливо.

Снова тянутся к солнцу листы,

И проросшая утром крапива,

Подорожник, раскинувший лист,

Как же все зеленеет красиво,

В форме ярких цыганских монист.

Не сдаются лесные массивы —

В них мороза и снега полно.

До чего ж эти рощи красивы,

Только поздней весне все равно…

Потекут скоро талые реки,

Вспыхнет зеленью лес молодой,

И весна наконец свои веки —

Распахнет над цветущей страной.

В очередь!

В очередь

стройтесь,

рисуйте мелком —

Ткань на манжетах

не надо

жалеть,

Кто не согласен,

тотчас же —

пинком…

И восвояси —

домой поумнеть!

В очередь,

в очередь,

стадо глупцов, —

Мы формируем

отряд

холуев!

И

батальон

равнодушных

самцов

Быстро

растёт

для

паркетных боев.

Сто сорок восемь,

давай заходи, —

Время настало

экзамен держать.

Следующий,

стой,

не ругайся и жди —

Скоро твой шанс

к нам в команду попасть.

Сто сорок восемь,

ответь на вопрос,

Сколько ты просишь

за совесть и честь?

Мы

не случайно

проводим опрос,

Как

и почем

покупается лесть.

Сколько целковых

платить за обман?

Вера?

Сгодится!

Каков прейскурант?

Все продается!

Держи лишь карман

Равенство, братство,

свобода, талант!

Сто сорок девять,

и ты в холуи?

Милости просим

в наш

сводный отряд,

Если сомненья оставил

свои,

Я

несказанно

угодникам рад…

…Ни одного повернувшего вспять

С краской стыда, покрывавшей лицо.

Даже глаза на хозяев поднять,

В ходе торгов не решился никто…

Очередь плотной и шумной толпой

Снова всплывает под своды дворца,

Все решено. Все при деле. Отбой.

В очередь, люди! И так без конца.

Цепь свободы

Верной службой с лихвой заплатил

Я за то, чтоб остаться свободным,

На цепи слишком долго я жил,

Окруженный вниманьем народным.

Мне хватало длины поводка,

Чтоб сгонять свою стаю на сходку.

Жизнь собачья все так же легка,

Хоть ошейник терзал мою глотку.

Я домашним питомцем не стал

И не лаял, как шавка, без толка;

Я весь двор в лютом страхе держал,

В этом смысле похож я на волка.

Можно шавкою быть на цепи

Или шавкой в хозяйской постели,

Я свободен, как ветер в степи,

Даже если ошейник надели.

Остаюсь я крутым вожаком,

В кровь избитый свинцовою плеткой;

Я останусь навек чужаком

Даже в стае с прокусанной глоткой.

Я – свободен, и гулкую цепь

Я порву на краю небосвода,

Я рванусь в эту вольную степь,

Я напомню, что значит свобода!

После чая

Я забыл про звезды – после чая…

А они резвились до рассвета,

Всё шептали мне про двери рая

И не ждали скорого ответа.

Хлопотал весь день, не вылезая,

На руинах трудовой недели,

Все мечтал, от счастья замирая,

Как усядусь в звездные качели.

Затеряюсь в радужном астрале,

Унесусь по лунным тропам к небу —

Лишь бы снова огоньки мерцали

На дороге, где не разу не был.