Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) Шитуев Валерий

Но от Божьей невидимой длани,

Что ведет по земле и воде,

Не уйти ни царям, ни охране —

Никому, никогда и нигде…

Оконный крест

Бросив старый рюкзак на горячем песке,

Упираясь всей грудью в коленки,

Пожилой человек в неизбывной тоске

Отдыхал на крыльце пятистенки.

Шелестел ветерок и струилась жара,

Билась муха в окошке, жужжала;

Потянулся старик и прищурил глаза —

Перед ним вся деревня лежала.

Два десятка избенок, колодцы, дворы,

А вокруг – тишина гробовая.

Неестественно громко пищат комары —

Не поймешь, что деревня пустая.

Только окна забиты крест-накрест в домах

Говорили, что здесь не случайно,

Поседевший старик целый день на ногах

Все хлопочет светло и печально.

Есть поверье у нас: когда бросил свой дом —

Не забудь до земли поклониться

И окошко закрой деревянным крестом,

Чтоб однажды сюда возвратиться.

И не счесть на России нам таких деревень,

Что погасли, как на небе звезды,

Раскидал всех живых этот шум перемен,

За собою оставив погосты.

Так идет из деревни в деревню старик,

Все окошки крест-накрест сбивает;

Где-то песню негромко припомнит на миг,

Где-то слезы в кулак собирает…

Может, кто-то захочет в родные края,

К вещей памяти предков вернуться,

И за давнишний грех свою душу кляня,

К этим доскам опять прикоснуться!

Неукротимость

На топчане в пустой палате

Осталась тень от старика;

Он точкою застыл во взгляде

И шевелится лишь рука.

Пока жива и не остыла —

Под воском кожи бьется кровь,

В запястье чуть набухла жила,

Пульсирует и гаснет вновь.

Рука, привыкшая к металлу,

К эфесу кованых клинков

Ни разу раньше не дрожала,

Вонзаясь в плоть своих врагов.

Без угрызений и сомнений

Хлестала плетью и кнутом,

Ласкала женщин с упоеньем

И чаши с медом и вином.

Но пройден путь, и час финала

Все ближе с каждым новым днем —

Уже в затылок задышала

Седая смерть своим огнем.

И пальцы гнуться перестали,

Не удержать им даже лист —

Кленовый лист на одеяле

Напомнит звон и ветра свист.

Застыл старик под простынями,

И давит боль и давит грусть,

Но лишь рука не перестала

Держать удар – и я держусь!

Пока жива и не остыла —

Под воском кожи бьется кровь,

В запястье чуть набухла жила,

Пульсирует и гаснет вновь…

Осенние напевы

Я стою у продрогшего пруда

И ласкаю простывшую осень,

И сквозит в синей дымке простуда

От холодных застуженных сосен.

Тишина! Только мелкая рыба

Тихо плещется в дебрях осоки,

А с обрыва отвалится глыба

Желтой глины на берег высокий.

Моросит. Нудный ветер, с мокротой,

Залезает под ворох одежды –

Как дантист с неприкрытой заботой

Забирает остатки надежды.

Покачнулась от старости кочка

И с концами уходит под воду,

В камышах зарождается строчка

Чтоб напомнить любовь и свободу.

Вновь кого-то лебедушка ищет,

День-деньской не сидится на месте,

Все с надеждою в небо курлычит –

Жениха подзывая к невесте.

Лебединая верность воспета

Только что бы нам не говорили,

Если вместе прожили все лето -

Быть вдвоем навсегда порешили.

Сколько лет по вокзальным перронам

Я встречаю свою половину.

Сколько лет по церковным канонам,

Я молюсь, что любовь не покину.

И поднимут нас крылья крутые,

Мою лебедь в объятия кинут,

А ладошки, такие родные,

Меня сзади за плечи обнимут!

Две судьбы

Заскрипели натруженно петли

И открылась душа нараспашку,

И морозно-дождливым, рассветным

Холодком потянуло в рубашку.

Растирая продрогшие плечи,

Все вздыхал я простуду и вьюгу —

Только годы спасут и излечат,

Завершив свои пляски по кругу.

Бредил я непонятною хворью

И лежал в упаковочном трансе,

Каждый день, подгоняемый болью,

Всё кружился в рассудочном вальсе.

По утрам с наркотической ломкой,

Я плясал в алкогольном угаре

Заменял я бутылки соломкой

И являлся кошмар на кошмаре.

В казино снова делал я ставки —

Ставил жизнь неизменно на зеро

Все играл в поддавки и подставки,

Потеряв всю надежду и веру.

Все искал свой патрон в револьвере

И кружил по ночам над рулеткой,

Сколько раз ставил крест на карьере

И в обнимку ходил с черной меткой.

А когда-то я пел в этом мире

И творил, восторгаясь тобою,

По ночам в нашей тесной квартире

Только вирши писал на обоях.

Растирал твои плечи дождями,

Я взмывал от любви и не падал,

Даже тень осыпал я цветами

А в руках твои родинки прятал.

Так неслись две судьбы по орбите,

На глазах удивленной отчизны.

Две судьбы, две дороги, две нити

На куски разлетелись по жизни.

Полыхают зажженные свечи

То надеждой, то верой поманят,

Знаю, годы простят и излечат,

Только кто успокоит мне память?

Закрытый дом

Ты закрыла дом и ушла,

Потушив свечу. Не взошла

За окном луна… И душа

Улетела прочь чуть дыша.

И стоит наш дом, как чужой,

И кровать чужая со мной,

И чужой халат… Даже звук

Незнакомых ног, чьих-то рук,

Не волнует больше, поверь…

Лишь сквозняк колышет ту дверь,

Что закрыла ты уходя,

Больше не взглянув на меня.

Смятая постель, простыня

И комплект простого белья

Помнят твое тело… И лак

Ты забыла спрятать в рюкзак.

Но, похоже, сквозняк мне занес

Запах твоих плеч и волос

И твоих ладоней… Теперь

Я прикрою окна и дверь.

Жаль, что затушила свечу.

Я во тьме оглох и кричу.

Память неделима, но рву

На куски ее… и реву.

Черный и пустой особняк

Поседел как я и обмяк.

Старый домовой – не пустяк,

Убежал сквозь тот же сквозняк…

Жаль, что затушила свечу,

Я молюсь во тьме, не ропщу

На икону в нашем углу…

Значит, ты придешь… Я прощу.

Не швыряйте окурки

Не швыряйте окурки в потухший камин,

В серый прах отгоревших берез,

Набросайте аккордов, чтоб вырулить гимн

И очнуться от радостных слез.

Ах, не стоит вживую кромсать эту плоть

И плясать, если хочется петь,

Разве эти слова завещал нам Господь —

Не раскаяться, не пожалеть!

Не трясите наотмашь обрубками вен,

В тесноте не рубите сплеча,

И не пробуйте встать с преклоненных колен,

Коль молитва и впрямь горяча.

Не стреляйте в больных и бездомных собак,

Ни к чему доставать свой обрез,

Даже искры не высечь в душе просто так,

Хоть спали весь березовый лес.

Назови меня

Назови меня, как взбредет с утра

И прижми к себе, приласкай любя,

И шепни скорей, что приснилось нам

Под весенний дождь, под весенний гам.

Положи на грудь мне свою ладонь,

И взорлит душа, а в душе огонь.

На любую блажь ты ответ найдешь,

Все, что не сбылось, – по глазам прочтешь.

Я бы мог в твоих утонуть глазах,

И сжимая кисть, рисовать впотьмах —

Этот пурпур щек, этот жаркий смех

Для тебя одной, для твоих утех…

Саженцы

Дети пели, бабы выли,

Старичье простерто ниц.

Не сотрут и не обмоют

Кровь из вбитых пьянкой лиц.

Не пронзает колокольню

Старый добрый Божий звон;

Пахнет гнилью, пьяной кровью,

Нечистотами ворон.

Вновь распластана деревня

Гнетом новых перемен.

Воют, стоя на коленях,

Бабы среди голых стен.

Разлетелась, разбежалась

По столицам молодежь —

А земля одна осталась…

Русь! Куда же ты ползешь?

Сотни верст порой проедешь

По родной своей стране.