Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов Копсова Наталья
Давным-давно, годика в три или четыре, по своей, верно, врожденной, неразумности сунула я два пальчика в черную и притягательную, как тайна, электрическую розетку, и несколько бесконечно длинных секунд меня трясло, как лещину в период сбора орехов уполномоченными активистами. Мы все когда-то совали пальцы куда не следует, и всех нас трясло, но ведь став взрослыми, став умными, ответственными и самостоятельными, мы и не думали повторять свою младенческую ошибку. Одного раза попадания под электрическое напряжение хватает нам на всю оставшуюся жизнь. Мы все с возрастом совсем незаметно или даже по собственной воле-волюшке попадаем под такое же напряжение и постепенно приучаемся с этим мучением жить. Как бы само собой мы живем под дичайшим напряжением, мы живем в постоянном ужасе и всенепременно от чего-нибудь трясемся. Даже самый гениальный напиток на свете – водка не может освободить наши пальцы из розетки жизни на хоть сколько-нибудь значительное время.
А теперь меня хотят убедить, что так и было задумано? Я не верю и не поверю – нет и не может быть смысла в такой бессмысленной, но напряженной тряске, вечно опасливом страхе перед жизнью и миром и нескончаемой суете. Так не могло быть и не было задумано! О, откройся мне – величайшая тайна мироздания и смысл сотворения. Тяжко бывает жить, не угадав ту тайну и не поняв, но и умирать – не легче.
Хотя я притащилась аж на целых двадцать минут раньше назначенного времени, высокий и улыбчивый старший офицер норвежской контрразведки принял меня сразу же. Его кабинет с окном-стеной от потолка до пола меня несколько удивил. В кабинете том наличествовала новая и современная белая офисная мебель, оранжевый журнальный столик на металлических трубочках-ножках и такого же цвета апельсина два кресла, последняя обтекаемая и прозрачная модель компьютера без дисковода и вообще каких-либо проводов, рамочка с портретом хорошенького белокурого мальчика лет восьми в футбольной униформе, простенькая белая вазочка с тремя рыже-красными герберами, остекленный супрематрический плакат на стене и ничего более. Ни бумаг, ни ручек с карандашами, ни папок, ни блокнотов, ни календарей, ни дыроколов или канцелярских скрепок на худой конец. Кабинет выглядел аккуратно и несколько пустовато, на двери висела ярко сверкающая золотистая металлическая табличка с именем Рональда Сингсорса.
В общем, дизайн был какой-то совсем-совсем девичий, я бы в жизни не догадалась, что хозяином такого кабинета может быть мужчина, хотя откуда знать: а если он, например, только с час назад въехал в эту чистенькую, новенькую, как для выставки оформленную по последнему слову моды комнатку, да и какое мое дело.
Платинововолосый великан ростом где-то под метр девяносто пять мягким взмахом руки предложил мне сесть в одно из оранжевых, в виде распустившихся цветков, кресел и переставил с письменного стола на низенький журнальный вазу с цветами. Видимо, норвежская секретная служба была большой почитательницей минимализма утонченных форм и не любила перегружать пространство деталями; так усмехалась я про себя, довольно эффективно гася собственную неуверенность и бесприютность в подобном месте.
Офицер нажал какую-то кнопку под панелью своего рабочего стола и сказал, что пойдет варить нам кофе. Полупрозрачные зеленые шторы на огромных стеклах стали плавно съезжаться. Через пять минут он вернулся с подносом, на котором стояли две маленькие беленькие чашечки с хорошим ароматным кофе; изящный, как молодая девушка, молочник серебристого цвета, несколько пакетиков с сахаром лежали на четырехугольной формы блюдечке; сел в кресло напротив, широко улыбнулся и спросил меня какую-то сущую бодягу. Мне с большим трудом припоминается тот разговор, потому что он почти весь вертелся вокруг малозначительной чепухи. Как если бы знатного овцевода начать подробно расспрашивать о его мнении по поводу канонов древнеримской архитектуры – да кому это интересно! Вначале меня спросили, что я думаю о нынешнем русском президенте, его последующем преемнике и путях дальнейшего развития России. Я чего-то там налепетала, стараясь не показаться совсем уж глупой. Ничего оригинального, ни единой своеобразной мысли, только общепринятые банальности крутились в звенящей от пустоты голове, право слово, лучше бы окна в доме домыла. Видимо, в минималистском офисе возникают такие же до крайности минималистские думы. Далее беседа потекла в русле, чем и как Норвегия могла бы помочь России. Я идейно высказалась за большую гуманитарную помощь, помощь в международном юридическом и экономическом образовании и в промышленных технологиях для полной эффективизации и окончательного ускорения современного производства (вот так бы ему ускориться, чтобы все в мире успокоились и от других и прочих совершенно отстали со своими завихрениями в мозгах), само собой культурный обмен. Про себя же я думала: «Ну что он меня «пытает». Взял бы да сам почитал газеты. Ведь так прекрасно знает русский язык. Видимо, беседа со мной нужна ему для какого-нибудь формального бюрократически-статистического отчета. Мол, работаем с русскоязычным населением».
Вправду, подобные разговорчики напоминают просмотр большинства современных мелодраматических сериалов, «крутых» фильмов-боевиков или чтение любовных и детективных романов: вроде бы захватывает и становится интересно, но через полчаса после окончания ни за что точно не вспомнить ни сюжет, ни интригу, ни действующих лиц – в голове все перемешивается в одну-единственную модную кашу-жвачку. Хуже наркотиков эта липучая, с превеликим ускорением засасывающая в самую беспросветную топь и хлябь каша-жвачка! И офицеру этому, и мне полезнее и правильнее было бы просто выспаться за потраченное время у себя по домам – оба стали бы и бодрее, и свежее.
Минут через двадцать, а может, сорок, контрразведчик отстал, либо сочтя полученную от меня информацию по вопросам политпросвещения достаточной для своей отчетности либо просто идиотически-бесполезной и никудышной. Записей он никаких не вел, видимо, сразу все схватывал или не схватывал прямо на лету. Совсем не спешил меня отпускать этот Сингсорс, а все смотрел и смотрел добрым молодцем на красну девицу и с осторожной деликатностью съедал глазами, дольше всего задерживая взгляд на туго обтянутой голубой футболкой груди и чуть растрепанных, подстриженных каскадом волосах. «Ладно, ведь не серым же волком глядит на меня, и то слава Богу. Скоро совсем отсюда уберусь восвояси, займусь, наконец, хозяйственными делами». И не то чтобы мне было его мужское внимание уж больно неприятно, скорее наоборот, однако чувствовала я себя как-то странно и чуть не по себе.
– Я заметил, вы часто посматриваете в сторону портрета моего сына на рабочем столе, и, бьюсь об заклад, секунду назад вы подумали, почему же там не стоит портрет его матери. Ответьте честно: так или нет, просто мне самому интересно.
Так начал психологические игры работник самой умственной профессии на свете. Я чуть покраснела и честно кивнула. Да, меньше чем на одно мгновение во мне мелькнуло подобное любопытство, и я тут же о нем забыла – нечего Рональду Сингсорсу огород городить из подобного пустяка, тоже мне психоаналитик Фрейд нашелся. Если норвежцу приятно быть таким прозорливым, то я задавалась вопросом о его отношениях с женой, настоящей или, скорее всего, бывшей, с тех самых пор, как сюда попала. Хорошо, я признаюсь. Когда он меня о президенте России мнение спрашивал, я по-настоящему раздумывала лишь о том, что супруга нынешнего президента на своих юношеских фотографиях похожа на поэтическую пушкинскую Людмилу и зовут ее так же. И в то же время – на знаменитую норвежскую писательницу Сигрид Унсет, нобелевскую лауреатку, автора «Кристин – дочь Лавранса». Портрет писательницы те, у кого есть деньги, часто видят на норвежских банкнотах достоинством пятьсот крон. Лицо первой русской леди – по телевизионным новостям, и мне кажется, что оба лица пленяют так теперь редким выражением трепетной женственной нежности, хотя бы и тщательно скрытой под сильным, твердым, волевым наслоением прожитых лет. По сравнению с такими уважаемыми женщинами я в самом деле имею несерьезный облик авантюрной, легкомысленной, абсолютно спонтанной в своих действиях и реакциях Анжелики – героини французского куртуазного романа для детей и подростков. До чего же обидно!
Роман «Кристин – дочь Лавранса» я впервые прочитала в возрасте шестнадцати лет и до собственного переезда сюда, в Осло практически все, что я знала об этой стране, было вычитано из этой замечательной книги. Норвегия и ее жители казались мне необыкновенными героями: смелыми, отважными и бескомпромиссными.
– Четыре месяца назад моя самбурь – по-русски это будет гражданская жена, просто-напросто выставила меня из нашего общего, совместно купленного и нажитого дома, – между тем с твердым и волевым выражением интеллигентного лица, одновременно в необычайно спокойном, мягком тоне с едва-едва уловимой примесью горчинки вдруг ни с того, ни с сего признался мне Сингсорс.
Я же, признаться, никак не ожидала и просто диву далась подобной откровенности с практически незнакомым человеком, да еще иностранкой. Такая открытость была диковинной для весьма прохладных в смысле коммуникабельности жителей страны Северного пути, и не в купе поезда дальнего следования мы находились в виде случайных попутчиков, но в то же время прямо нутром почувствовала, что собеседник рассказывает о себе болезненную для него правду.
– Даже после того, как родился Эвин, Марит наотрез отказывалась официально регистрировать наши отношения. Почему? До сих пор сам не знаю; вас, женщин, сложно понять, а ведь мы прожили вместе девять лет. Кстати сказать, Марит всегда была активная, решительная и самостоятельная женщина; она являлась полным инициатором наших отношений. Марит закидывала меня письмами, обрывала мне телефон и часто приглашала на свидания, потом предложила переехать и пожить у нее.
Не интересуясь особо моим мнением, в тридцать решила родить ребенка, а потом спросила, не согласен ли я взять в банке совместный с ней заем на новый большой дом. Если бы я сказал нет, то подозреваю, что она не очень бы расстроилась и забыла бы о вопросе на следующий день. А дом все равно бы Марит купила, например взяв взаймы денег у своего богатого отца. Больше всего меня в ней восхищали твердая решимость, непоколебимая настойчивость и абсолютная независимость от чьего-либо мнения, и именно поэтому я всегда и во всем с нею соглашался. Не то чтобы я мечтал или планировал завести ребенка и не так чтобы решительно не хотел, – просто не знал, как к этому следует отнестись. Марит просто обожала все решать сама, а я не меньше обожал твердость, настойчивость и уверенность в ее характере. Сказать честно, мне действительно нравятся сильные, умеющие определять свою судьбу и за себя постоять женщины.
Эвин родился недоношенным, и постепенно случилось так, что я стал как бы заместо матери этому хрупкому, нежному и болезненному существу. Выяснилось, что Марит вовсе не имеет желания, терпения или привычки возиться с детскими диетами, бутылочками, почасовыми кормлениями, уколами, массажем, следовать правилам ухода за болезненным младенцем или ходить с ним по разным докторам. Она постаралась как можно скорее выйти на работу, а я, наоборот, на год взял отпуск по уходу за ребенком. Чуть позже я стал подозревать, что моя дорогая самбурь начала специально задерживаться в офисе до ночи и сама же напрашивалась во всевозможные командировки, лишь бы поменьше находиться дома, где приходится возиться с дитем и хлопотать по хозяйству.
Так и продолжалось до недавнего времени. Даже на родительские собрания в школу она не желала ходить; говорила, что безумно устает на работе, хотя моя зарплата значительно больше ее, но, правда, ее отец – директор концерна нам иногда помогал. Когда я, наконец, высказал все, что за эти годы наболело на душе… Не помню, как правильнее по-русски: наболело или накипело? Когда я высказал о том, что накипело, Марит вообще не пришла домой ночевать, появилась только под утро. Правда, она звонила один раз; сказала, что задерживается у подруги. Но я, конечно же, возмутился. А вечером пришел с работы: все мои личные вещи собраны и выставлены за дверь, даже поговорить она не захотела. Мне пришлось переехать жить в Драмен, в дом родителей.
Время пребывания с ребенком с помощью адвокатов папы бывшая возлюбленная поделила между нами почти пополам; но так, чтобы я по закону платил ей полную сумму алиментов. Две недели назад перевела на мой банковский счет двадцать восемь процентов прошлогодней стоимости нашего дома, с тех пор цены на жилье возросли на восемнадцать процентов, а в Осло и Бэруме – так на двадцать два. В общем, всем распорядилась быстро и по-своему, никого не послушала и никого не пожалела, даже собственного сына.
Мальчик потерял всю уверенность в себе, теперь иногда плачет – ко мне он привык больше, чем к матери. Марит начинает дергаться и нервировать Эвина, если он что-то делает не совсем правильно или медленно, или не по ее указанию. Мать моего мальчика не отличается терпением и терпимостью, ее портрет я послал ей обратно по почте.
Особый норвежский уполномоченный замолк, и глаза его чувствительно заблестели влагой; хранила сочувственное молчание и я. Постепенно наше взаимное молчание начало затягиваться, а внезапно нависшая тишина – угнетать, причем я хорошо знала, что в норвежской культуре таких тягомотных пауз не замечают, но во мне, русской, возникло весьма некомфортное чувство. Я начала судорожно думать, что бы такое сказать к месту: начать дополнительные расспросы – вроде неприлично; начать прощаться – слишком грубо и эгоистично; высказать сострадание к его проблемам – едва знакомый взрослый мужчина может, пожалуй, и обидеться, надавать советов – да какой из меня эксперт в сложностях семейной жизни… Да вообще это как-то странно: что это он мне, вызванной, по сути, на допрос гражданке иностранного государства душу изливает, будто бы давней своей подруге? Может быть, решил сэкономить на визите к психологу?
Видимо устав сидеть, Рональд Сингсорс встал и подошел к окну.
– Насколько я знаю, у нее не было другого мужчины. Хотя, конечно, может, и был… – как бы продолжая внутренний диалог сам с собой, наконец-то высказался вслух высоченный норвежец и принялся задумчиво глядеть на улицу в щель между чуть сдвинутым краем шторы и перпендикулярной стеной. А может, он совсем забыл о моем присутствии?
Я тоже устала так сидеть и встала с кресла поближе к двери:
– Может быть, ваша жена, Рональд, имела какое-нибудь увлекающее ее хобби типа, например, спорта или же действительно хотела сделать хорошую карьеру.
– Больше всего она любила с подругами сидеть в баре и пить пиво, а работала консультантом по продаже чертежных и дизайнерских компьютерных программ на одной из фирм своего отца, в самих программах мало что смысля. И насчет хобби я не уверен… Вот что Марит действительно делала в семье с удовольствием, так это меняла шины на наших машинах: летние на зимние, зимние на летние и никогда не ленилась нацеплять-отцеплять специальные цепи-чехлы во время зимних оледенений на дорогах.
«Вот это жена!» – подумала я и сразу же особо зауважала норвежскую контрразведку и контрразведчиков. Меня бы лично встреча с такой женщиной испугала бы больше, чем неожиданное столкновение в лесу с ротой вооруженных десантников.
– Вы извините, но мне пора идти домой. Спасибо за приятную беседу.
Вежливо, воспользовавшись очередной задумчивостью офицера, начала я прощаться. Быть бы ему поэтом, а не разведчиком при его-то душевной трепетности.
Я понимала его расстроенные чувства по поводу недавнего развала семьи и они были мне близки, но что можно было тут поделать?
На самом деле мне самой было ничуть не легче его, но я предпочитала не распространяться на эту тему, и тем более с незнакомыми людьми, а по возможности хранить веселый облик всем обеспеченной, сытой, уважаемой и довольной женщины и матушки. Сама я была убеждена, что именно легкость и веселость характера при всех сложностях жизни и тяготах любой отдельно взятой судьбы требуют наибольшей выдержки, силы воли и присутствия духа. Меня, как и большинство живущих, искренне восхищали пресловутые блондинки: вечно смеющиеся, вечно легкомысленные, вечно милые, почти всем на свете довольные и оттого-то кажущиеся недалекими и глуповатыми. А ведь они помогают человечеству хоть на время забыть свои бесконечные нужды, нудные проблемы и зачастую довольно пустые хлопоты белозубой улыбкой, ласковой речью, ровным нравом, смешливым характером и веселым поведением, в этом-то я отчаянно старалась походить на них. Один Бог знает, чего это мне стоит, ибо натуру мою хоть с натяжками, но можно назвать оптимистичной, а мозги – достаточно бараньими, но что делать с ответственностью, настойчивостью, гордостью и болезненной ранимостью, по моему собственному мнению, мне присущими.
Когда этот брошенный норвежский муж почти довел меня до «секьюрити» выхода с этажа, открыв его своей пластиковой карточкой, я надумала на прощание сделать ему приятный комплимент и, кокетливо поправив волосы, мило спросила:
– У вас прекрасное, чисто русское произношение – совершенно без акцента. Я бы мечтала так же отлично говорить по-норвежски. А где вы учили русский язык?
– О, я начал учить русский еще в милитар, то есть в армии.
Нежно-алым цветом вдруг зарделся офицер и от этого необыкновенно помолодел и похорошел. Неужели в реальности существуют такие чувствительные мужчины?
– Учил два года, и было трудно, но потом заинтересовался великой русской культурой, литературой, историей и решил продолжать… А вы знаете, мне хотелось бы продолжить с вами дружеское общение, вы такой милый собеседник, нет, собеседница – так правильнее; с вами так необыкновенно приятно разговаривать. Только мои родители знают то, что я рассказал вам сегодня. Вы так располагаете к себе… Вероника, вы ведь в Москве родились, в столице? Мне нравится русская архитектура: Москва и Ленинград-Петербург – два таких замечательно красивых, чисто русских города, но абсолютно друг на друга непохожих. Фантастика! Может быть, вы согласитесь отобедать со мной завтра в каком-нибудь маленьком уютном ресторанчике здесь, в Сандвике? О, вы так серьезно задумались, что даже голову повесили. Это значит скорее нет, чем да. Тогда поступим проще. Мы с вами завтра просто сходим в Сандвика-кино, не больше и не меньше, а потом слегка посидим в каком-нибудь баре по соседству. Понимаете, я в виде хобби начал работать над описанием русских церквей, потому что ничего в жизни не видел красивее их, но хотел бы попросить вас проверить ошибки в правописании и, особенно, в построении фраз, если вам, конечно, не трудно. Да, конечно, ошибки в русском, не в норвежском… Так заодно практикую русский – хочу достичь в нем совершенства. Так до завтра?
К сожалению моему, у русских мужчин, даже у совсем молоденьких мальчиков, по определению не может возникнуть такая певучая нежность голоса, такая легкость и мимолетность застенчивой полуулыбки, такая женственная мягкость по-кошачьему вкрадчивых движений. Именно поэтому он и показался мне больше, чем само очарование. От густейших золотисто-платиновых волос нового желающего в мои сотоварищи исходило завораживающее сияние с едва уловимым ароматом смеси лилий с лавандой; этот мужчина казался застенчивым и робким, как хорошо воспитанная четырнадцатилетняя девственница прошлых столетий, и тем необычайно расслаблял, успокаивал и мало-помалу как бы обволакивал собеседника некоей полудремой-полуистомой, отключая ненужную теперь волю и приостанавливая мыслительные процессы в голове.
Мне все равно думалось, что молодой человек себе на уме, уж чересчур цепким, точным, строгим и наблюдательным был взгляд его серо-голубых снайперских глаз. А еще при том при сем его работка! Его взгляд я конфузилась правильно оценить, потому что еще смела надеяться на искренность. Рональд Сингсорс цепко, точно и наблюдательно оглядывал исключительно мои достаточно пышные формы, с которыми я так безуспешно каждую неделю борюсь в трим-залах С.А.Т.Са. И какие же у меня могут быть подозрения и претензии к нему? Ну, уши несколько великоваты, ресницы и брови слишком светлые, ну и лицо все же иногда выдает тщательно скрываемое выражение некоей расчетливости и хитрости. Ну а мне-то что за дело? Пусть себе тешится всласть!
Уверена, что в лице и глазах любого человека всегда сияет и сверкает или же, наоборот, торчит и кривится предмет его веры вкупе с его принципами морали и этики. Так всегда, и достаточно лишь приглядеться повнимательнее и без спешки – это очень и очень древняя мысль с бородой, авторство, к сожалению, принадлежит не мне.
Если человек верит лишь в деньги и власть, то постепенно душа его высыхает в нескончаемой погоне за богатством, вечной ненасытности, голодной, неутолимой жадности и любой зрелый наблюдатель легко прочтет все это в его взгляде, услышит в речи и не ошибется, ожидая и соответствующих поступков. Вы спросите: а как же тогда другие и посторонние люди так часто ошибаются насчет таких, вступают с ними в близкие отношения? А никакая это не ошибка: просто другие и посторонние сами себя стараются ввести в заблуждение, потому что их собственная корысть глупо надеется что-нибудь этакое для себя урвать, но это их собственный выбор.
Если кто-то больше всего интересуется чисто сексуальными отношениями, принимает их за важнейшие в жизни, только им служит и предается, то именно такой «секс джунглей» и именно такая чисто животная чувственность будут выражаться в его «царя зверей» лице и в походке, смотреть из глаз и управлять всеми поступками. Очень скоро станет наглядным, что само по себе это больше животное, чем человек, и его лицо гораздо более теперь напоминает морду, чем божественный лик. Однако отсутствие человеческого в человеке не наказуемо с точки зрения современного законодательства.
В глазах завистника временами отражается черствая злоба, в глазах ненавистника – злобное ожесточение, в глазах дурака – непроходимая недалекость и непоколебимая уверенность в своем совершенстве и безупречности.
Да ладно, чего уж там. Все равно мысль использовать меня в целях разведки может прийти в голову лишь окончательно сумасшедшему. Так почему бы и не сходить в кино с симпатичным ровесником? Когда еще кто-нибудь снова захочет за мной красиво поухаживать и сказать что-нибудь хорошее, а у меня опять будет возможность вырваться из дома без скандала? Совместные же выходы «в свет» с родным мужем перешли в разряд событий, равносильных свечению кометы Галлея зеленым светом. Можно поклясться, что это приятный кавалер. Да вообще, подумаешь – пойти фильм посмотреть в кои-то веки!
– Славно! Большое спасибо, что согласились! Зовите меня просто Руне. Рональд – это не норвежское имя, предки матери были шотландцами, но все друзья и коллеги зовут меня обычным норвежским именем Руне. Договорились? До завтра!
Ослепительно улыбающийся, белозубый и платинововолосый Руне слегка пожал мне руку чуть выше локтя и заодно бок с левой стороны; бочок даже приятно пощекотал, но, может быть, показалось. Все действительно случилось так мимолетно, что наверняка показалось в силу чисто бабьей предрасположенности считать, что все мужчины тебя всегда и везде желают. Да бред собачий! И напряженным усилием воли я принудила себя перейти с бабьей точки зрения на нормальную и ничем не замутненную жизненную логику.
К вечернему походу в кино с норвежской контрразведкой я приоделась в типично норвежском стиле: плотно облегающие бедра, сильно клешенные книзу джинсы, короткая, до талии джинсовая куртка, кроссовки «Рибок» на толстой рифленой подошве, белая футболка с золотым иероглифом во всю грудь и пышно взбитые, свободно распущенные по плечам, но абсолютно прямые волосы. Мой сын Игорюшка любил ходить со мной в кино, когда я пребывала именно в таком, близком уже онорвежившемуся сердцу ребенка прикиде. Сразу теряла лет двенадцать-тринадцать возраста и переставала чем-либо отличаться от местной скандинавской молодежи.
Весьма высокий, даже по меркам норвежцев, элегантно смотрящийся в мягкой замшевой куртке светло-бежевого цвета, в небесно-голубой рубашке и таких же джинсах Руне поджидал меня у вращающегося стеклянного входа в Сандвика-кино с букетом снежно-белых, как невеста, роз в руках и своей неизменной вкрадчиво-ласковой улыбкой. Завидев меня издали, он бессознательно-мимолетно облизал большие, но тонковатые губы, будто бы леденец увидал. Тут я неожиданно порадовалась за себя, что обладаю отличным зрением – оба глаза по единице.
– Я, не испросив заранее вашего согласия, Вероника, уже приобрел билеты на «Титаник». Сейчас это самый популярный фильм о трагедии и любви, к тому же в съемках участвовало русское судно. Но билеты можно легко обменять на любой другой фильм по вашему желанию.
Фильм о любви «Титаник» меня вполне устраивал, все вокруг его хвалили; я попросила норвежского кавалера не беспокоиться и от души поблагодарила за чудесные розы. Мы двинулись в холл, причем Руне сразу же принялся нежно и аккуратно поддерживать меня под локоток, как если бы я могла споткнуться и упасть.
– Красивое колечко вы сегодня надели на пальчик, такая искусная дизайнерская работа, – невзначай заметил он по пути, на секунду прижав мою руку к тому месту на рубашке, под которым должно было находиться его сердце. Я удивилась и слегка растерялась. Действительно, всего лишь час с небольшим назад я решила надеть на безымянный палец правой руки подаренную Вадимом три года назад симпатичную «змейку» с россыпью бирюзы и бриллиантиков. Кольцо я надела не специально к нынешней встрече, а потому что снимала из-за мытья окон и прочих хозяйственных хлопот. Сама себе признаюсь – не все стекла в доме блестят и сверкают.
До начала фильма оставалось минут пятнадцать, и Руне решительно повел меня в конфетный магазин, расположенный прямо в самом кинотеатре. Он накупил конфет практически всевозможных видов, форм и цветов в таком количестве, что на упаковке ему выдали пакет килограммов в пять-шесть весом.
– Неужели же вы такой великий сладкоежка? – развеселилась я его щедрости. Любители сладкого невольно вызывают в людях добрые чувства, напоминая о золотой поре детства.
– Сколько сможем, съедим во время сеанса. Остальное ты возьмешь с собой домой – будешь есть и вспоминать меня. Ничего, что я перешел на «ты»? В современном норвежском языке, например, «вы» является устарелой формой прошлого века.
Я согласно кивнула головкой и пожала плечиками: «ты» так «ты». С большим бумажным пакетом конфет мы двинулись в «Меркурий» – один из десяти залов кинотеатра.
Фильм о красивой романтической любви бедного художника и молодой красавицы-аристократки на фоне мистически грандиозной гибели знаменитого корабля мне понравился. В полутьме Руне сначала приобнял меня, потом стал время от времени целовать в волосы и в конце концов принялся приятно щекотать пальцами шею. Только потому, что это было приятно, я ничего ему не говорила, просто молча сосала леденец и глазела на экран, но когда его пальцы опустились на левую грудь, все же пришлось поинтересоваться на ушко: не на сверхурочной ли работе он сейчас находится? Медленно обведя мои плечи пальцами, разведчик с явной неохотой убрал руку и до конца сеанса сидел относительно спокойно.
После сеанса Руне деликатно, но настойчиво уговаривал меня посетить бар неподалеку от кинотеатра. Я, естественно, какое-то время поломалась для приличия, но недолго. Норвежский ухажер мягко сжал мою ладошку в своих длинных, плотных пальцах, и мы пошли по Сандвике, держась за руки, как школьники. Наверное, не меньше, чем четверть века назад я так шла по улице в последний раз – и вдруг вернулось то невероятное и почти совсем забытое ощущение несомненной дружеской близости, тепла, полного понимания и горячих искренних клятв в вечной преданности.
– Как вам, Руне, понравился фильм?
– В принципе неплохой. Особенно, как мне кажется, удались подводные съемки и сцены катастроф. Русские глубоководные батискафы технологически здорово авансерт. Как это будет по-русски? Ах да, невероятно продвинуты. Но в самом фильме есть смешные неточности. Какие? Вот, например, жених стреляет восемь раз подряд, а в обойме револьвера может быть только семь пуль. Или когда старая Роуз умирает в конце истории, то…
– А разве она умерла? – искренне удивилась я.
– Конечно, умерла!
В свою очередь удивился Руне гораздо более моего и с весьма озадаченным видом взглянул на меня как-то искоса.
– Она же ложится спать и в своем сне радостно оказывается в объятиях своего давно погибшего возлюбленного в компании других мертвых людей, которые ей восхищенно аплодируют. А потом камера начинает скользить по ее фотографиям молодых лет – это прямая аллегория смерти, и тут фильм оканчивается.
– А-а-а… Надо же какая жалость! А как вы думаете, внучка Роуз выйдет замуж за безуспешного искателя бабушкиного сокровища?
– В фильме об этом прямо не говорится, но показывается, что между ними возникло большое чувство. Так что в принципе искатель нашел свое сокровище, хотя и не совсем в той форме. А старушка получает возможность бросить настоящее сокровище в океан, в дар своему погибшему при катастрофе корабля любимому, после чего умиротворенно воссоединяется с ним после смерти. Я так это понимаю.
Подробно и в деталях, как малому ребенку, окончательно прояснил для меня финал фильма шагающий рядом мужчина. Словно тихий морской ветерок сквозь кружевную листву прошелестел его чарующий голос.
– Уверена, что вы, Руне, абсолютно правы! С вами хорошо смотреть кино, так здорово все объясняете…
В уютном баре с зеркальными стенами и периодически меняющими цвета лампами мы выбрали (вернее я выбрала) уединенный угловой столик, заботливо окруженный огромным кожаным диваном. Я села и сразу же утонула в полукруглом черном диване, как в океане.
– Что ты хочешь пить, очаровательная Вероника?
– А что собирается заказать себе скромный Руне?
– На меня совсем не надо ориентироваться, я могу взять только безалкогольный коктейль, потому что потом отвезу тебя домой на машине. Но ты ведь совершенно свободна в выборе, так и не сдерживай никаких своих желаний. Я клянусь и обязуюсь доставить тебя туда, куда ты сама захочешь, в полной сохранности и безопасности вне зависимости от твоего состояния. Все будет только так, как ты того хочешь. Ты мне веришь?
– О, верю и поэтому хочу тройной мартини, но попозже. Вначале я должна проверить грамматику в твоем трактате о крестово-купольной архитектуре русских храмов, а то боюсь, после мартини буду не в состоянии исполнить обещанное. Сама стала забывать правила родного языка, хотя мне очень стыдно.
– Совсем ничего страшного, я тоже забыл сегодня взять с собой рукопись. Стал такой рассеянный после стресса последних месяцев. Но ведь мы, надеюсь, видимся не в последний раз? Так, значит, начнем с мартини.
Руне снял свою шелковисто-бархатную на ощупь куртку, неспешно, аккуратно ее сложил на спинку дивана и уселся как можно ближе ко мне, окончательно вдавя бедняжку Веронику в мягкий диванный бортик своим крупным теплым телом. Сама не знаю отчего, но вдруг сделалось безумно смешно, хотя сегодня вечером я еще ничего не пила. Ситуация складывалась какая-то двусмысленно-ироничная, и, по правде сказать, с утречка я допила остатки шампанского и выдула всю бутылку Пино де Шарентоз – отличного французского портвейна из красного винограда, ведь лучше же было уничтожить Колины алкогольные подарки до возвращения мужа. С тех пор прошло достаточно времени, и винные дурманы должны были бы давно потерять свою силу, но я по-прежнему чувствовала себя на эйфорическом подъеме, будто бы так и продолжала пребывать под градусом. Подошел молодой улыбающийся официант, сверкнул блестящей зажигалкой и воспламенил огромную квадратную свечу на столе. Я быстро покончила с мартини и, слегка играючи сложив губки «уточкой», принялась потягивать из соломинки «кровавую Мэри». Руне снова защекотал пальцами мою шею, как если бы я была настоящей киской.
– …Тут я не смогла больше выдерживать ее критики и уговорила одного своего хорошего друга, кстати сказать, чеченца по национальности, купить и быстренько переслать мне с моментальным сервисом DHL порновидеофильм «Секс со змеей». В то время в Москве это был хит сезона. Там такая красивая, гладкая, гибкая и мускулистая малазийка проделывает совершенно невероятные акробатические трюки с несколькими опасными змеями разных пород вместо мужчин. Вы, в вашей Европе, поди такого и представить себе не можете?
Свекр, который после распада Союза моими усилиями превратился в большого ценителя сексвидео, не смог, естественно, удержаться и тайком от жены принялся кассету просматривать. Но бдительность никогда не подводила свекровь, не подвела и на этот раз, и тогда вместо меня она стала критиковать собственного мужа. Я наконец-то вздохнула свободно в собственном доме, а то прямо спасу не было. Вот так-то, Руне, никогда в жизни я не была хорошей девочкой; и такое бывает, что человеку просто не дано!
О да-да, для старшего поколения русских важно, чтобы жена пекла, варила, грибы солила, огурцы мариновала, гладила-стирала, мужа и детей полностью обихаживала бы и все такое. Совершенно согласна с тобой, что это «гамельдагс» устарелое отношение, и твоя уважаемая экс-супруга, к примеру, в этом отношении стоит на абсолютно противоположных и передовых позициях. А еще представь себе: когда родители мужа гостили у нас прошлым летом, то бедной свекрови прямо дурно делалось, когда она видела мои диетические йогурты, готовые салатики из магазина и супчики-бульончики из упаковок. Да, я тоже согласна, что быстро, вкусно и полезно, но у того поколения уже ментальность такая, которую не переделаешь. Они все твердо убеждены, что постельное белье и оконные занавески нужно предварительно замачивать в ванной на два дня, а потом стирать только вручную и обязательно крахмалить, а не прокручивать по-быстрому в стиральной машине, как молодые привыкли делать. Якобы от прокручивания портится качество материи. Как им объяснишь, что когда качество совсем потеряется, то просто идут и покупают новое. Русские свекрови уверены, что так только ресурсы разбазариваются.
– Только так люди могут удержать свои рабочие места и имеют возможность зарабатывать деньги, если в обществе беспрерывно что-либо покупают. Совсем немного допотопная психология у российских родителей по закону. Нет, вроде это по-английски «по закону», а как это будет по-русски… А да-да-да, свекр со свекровью – вспомнил опять. А какой их возраст? Под шестьдесят – о, это еще совсем не старые. Кем они служат?
Я, как примерная школьница, отвечала, что мать мужа – историк-археолог с большим стажем работы, специалист по скифам и действительно настоящий знаток древнескифского быта, традиций, нравов и общественных отношений. А его отец – генеральный конструктор в кораблестроительной отрасли. Тут я начала ощущать себя как-то не в своей тарелке и грустно замолчала. Скорее всего воспоминания о родственной критике так значительно подсадили мое первоначальное настроение; зря я начала о своей семье рассказывать, да тем более кому…
На предложение Руне о заказе дополнительного напитка скромно попросила свое любимое баккарди с кокой и, помешивая соломинкой лед в тяжелом, толстого стекла стакане, решила его уговорить рассказать что-нибудь забавное из жизни контрразвечиков.
Руне чуть задумался, тени от пламени свечи мистически плясали на его широком, чуть с горбинкой переносье, загадочно темнили овалы вокруг больших и одновременно узких глаз, иллюзорно повторяли геометрически четкое очертание серебристой прядки волос на крупном, почти прямоугольном лбу и еще больше старались зрительно вытянуть и так вытянутое узкое лицо.
– Ты, конечно же, слышала об Арне Трехольте? – сосредоточенно спросил норвежец, явно ничуть не сомневаясь в утвердительном ответе, и чуть-чуть от меня отодвинулся.
На всякий случай я быстро кивнула, одновременно пытаясь вытянуть из слегка гудящего подсознания такое ускользающее, но где-то слышанное прежде имя.
Выяснилось, что этот активно работавший на русскую разведку Трехольт в последние годы был главной гордостью норвежских контрразведчиков, сумевших его разоблачить во время встречи в Стокгольме с советником российского посольства Титовым. Я немного заскучала, слушая чересчур пунктуальные перечисления Рональда, в какие места в Стокгольме Трехольт и Титов ходили, и перебила эти нудноватые подробности намного более интересным, на мой взгляд, вопросом:
– Руне, да Бог с их портфелями. Лучше скажи, а что именно великий шпион Арне так упорно разведывал для русских в такой маленькой Норвегии? Вот если бы в США, то я бы больше поняла.
Собеседник одновременно и осторожно, и недоверчиво сверкнул на меня стальным внимательным взглядом, потом мягко улыбнулся и чинно ответил, что заместитель министра рыболовства Норвегии передавал работнику российского посольства документы о намерениях норвежского правительства относительно переговоров с Россией о демаркационных линиях в Баренцевом море.
Я невольно захохотала.
– Узнаю соотечественников, мухлюют ребята из самой непреклонной разведки мира.
– Не совсем тебя понимаю, Вероника, – непонимающе нахмурил лоб собеседник.
– Да лучше бы жену премьер-министра соблазнили, как в старые добрые времена. Они, должно быть, хотели обвести этими линиями кусочек моря с наибольшим числом нерестящихся лососей, да? Абсолютно уверена, что права. Что бы им еще желать? Ты не в курсе, какое количество книг про разведчиков я прочла в годы перестройки и гласности. Даже про тех, учившихся в СССР парней с запада типа Магнуса из Исландии, которые потом возвращались в родные пенаты и все, как один, становились якобы ярыми антикоммунистами. Оказывается, все они были завербованными агентами КГБ и ими же проинструктированы, как себя вести дома, чтобы никто ничего не заподозрил. А давай, Руне, расскажи-ка о чем-нибудь повеселей. Ну их, с их лососями.
– Что-нибудь повеселее расскажу только за плату – минимум три поцелуя!
Мой кавалер как-то сразу расслабился – обмяк, сбросил остатки напряжения, расстегнул ворот голубой, пахнущей мятой и приятной на ощупь рубашки и опять принялся слегка вжимать меня в диван, ничуть не выходя при всем при этом за рамки приличия. Все делать, но чересчур прилично – вот такая удивительная и редкая особенность была у Рональда Сингсорса.
– Это такие старые, еще учебные байки.
Со вкусом лобзая мои затылок и шею, он медленно как бы смаковал каждый поцелуй так, как пробуют дорогое изысканное вино, и лишь совсем мимолетно касался меня теплыми своими губами и языком. «Неверную деву лобзал армянин. Еще один», – невероятно весело подумалось мне стихами Александра Сергеевича Пушкина.
Такие легкие поглаживания и поцелуи ничуть не оскорбляли, не ранили, не задевали достоинства и чести – они были настолько трепетно-нежны, что казались и вовсе приснившимися. Но я все равно ни телом, ни душой не отвечала, а только кокетничала с этим мужчиной напропалую.
– Был такой случай лет пятнадцать тому назад: один ваш русский выдавал себя за бельгийца, а когда загорал на пляже, то вдруг взял и поплыл саженками. Не учел, что в Европе так странно никто не плавает, и выдал себя. Другой русский, бывший работник советского посольства, а дело случилось еще во времена СССР, предложил в одном частном магазине обменять ящик водки на видеокассетник. Продавец – он же владелец лавочки согласился, а при обмене контрразведчики ему пригрозили, что если не станет сотрудничать, то самому послу сообщат о его махинациях с водкой. Он, кстати сказать, впоследствии оказался ценным информатором. Потом его на вашей родине расстреляли. А еще один, тоже ваш, выдавал себя здесь за чистокровного американца, а на бензозаправке попросил залить ему «ойл». Истинный американец в жизни не скажет «ойл», он спросит «гэс» или «петролеум». Человек из России не учел, что практически все скандинавы отлично слышат разницу между английским и американским английским. Теперь я ненадолго отлучусь в туалет, хорошо? Заказать тебе капучино с кремом или горячий шоколад?
Норвежец удалился мягкой и пружинистой, как у барса, поступью, а я вдруг почему-то стала мерзнуть – то ли бар начали проветривать, то ли с меня внезапно слетели миражи горячих винных паров, греющих и душу и тело (потрезвела что ли?). Эх, зря отказалась от горячего кофе! Пришлось, хоть и лениво, но подняться из тонких объятий-провалов в уютном диванчике и натянуть на себя коротенькую джинсовую куртку с широкими подплечиками. В зеркальной стене бара отразилась весьма молодая блондинистая особа в джинсе, явно держащая себя во «фри-стайле» – «свободном стиле», очень в данный момент модном в Северной Европе, только лишь со слегка припухшим личиком и едва заметными отеками под нижними веками.
Из мистических глубин зазеркалья ко мне начала плыть высоченная, как опора многопролетного моста, сочетаемо-несочетаемая худощавая и в то же самое время мягко-округлая фигура Рональда Сингсорса. Подплыв, она стеной встала прямо позади, как бы отрезая всякий путь к отступлению.
Существует древнейшее поверье, что если в самое первое мгновение взглянуть в зеркало на лицо сидящего рядом с тобой человека, то оно невольно отразит действительное к тебе отношение, его истинные чувства. Так вот норвежец Руне отразился в стекле таким растерянным и озадаченно-озлобленным, каким верно ощущал себя сам черт в библейской притче о праведном Иове. Там, насколько мне помнится, Господь спрашивает сатану: «А испытал ли ты уже раба моего, праведника Иова?» На что явно растерянный, временно утерявший ориентацию в ситуации и, мягко говоря, недоумевающий дьявол отвечает что-то вроде: «Нет, еще не успел. Но я и не думал… Испытаю обязательно в лучшем виде!» Так внезапно озадаченный демон-бедняга тужится сообразить, а какая еще требовательная чушь и в какой момент может прийти в голову повелительному боссу. Такая очень типичная сценка для сотрудников любого предприятия или фирмы!
В следующую секунду мой норвежский кавалер в зеркале собрался и уже вовсю улыбался белозубой голливудской улыбкой, легонько поигрывая на моем затылке прядками моих белокурых волос.
Опять, взявшись за руки, как дети, медленно и молча шли мы к большой парковке под эстакадой на Е-18.
Небо над Сандвикой сегодня вечером нависало плотной дымчато-серой пеленой, сквозь которую не пробивалось зеленоватое мерцание многочисленных звездных россыпей. С моря порывами задул прохладный ночной ветер.
– О чем ты сейчас думаешь, Руне? – нарушила я чересчур углубленно сосредоточенное, несколько меня пугающее молчание попутчика.
– О тебе, конечно же!
– А что ты обо мне думаешь, можно узнать? Если это, конечно, не великий секрет.
– Что ты есть самая настоящая женщина-ребенок. А такая женщина по определению всегда одновременно есть женщина-западня!
Все-таки что ни говорите, но мужчины действительно несколько ограниченны, недалеки и весьма односторонни. И разве годятся в разведчики те, которые ничего не смыслят и совсем не способны разобраться во всей полноте и многообразии жизни? Вернее, они ориентируются лишь при помощи слепой ограниченной человеческой логики так, что результат всегда получается гораздо слабее, чем у свиньи, ориентирующейся в апельсинах только при помощи своей здоровой природной интуиции. Да знал бы Руне, что мой муж со мной обращается хуже, чем с рабыней, и при этом ничуть не опасается какой-то там теоретической западни. Поди, себе такого и представить не может этот феминизированный норвежец! А что еще остается таким женщинам, как я? Вот и выдаем себя на людях то за ребенка, то за западню, потому что подумать стыдно, во что разрешили себя превратить, – горько рассудила я про себя, а вслух только рассмеялась:
– Знаешь, Руне, по-русски это немножко странно звучит. Взаимоисключающе.
– Что же тут поделаешь. Мне надо, видимо, учиться всегда, везде и у всех, как рекомендовал ваш вождь Ленин.
– Именно так высказывался Петр Великий – наш царь, но Ленин тоже высказывал похожую мысль.
Мы дошли до стоянки, и Рональд галантно распахнул перед мной дверь своей серебристой «Хонды». Весь путь молчали: каждый о своем.
– Могу ли попросить милую Веронику о чашечке черного кофе? – совершенно чарующим голосом с бархатистыми интонациями экстра-класса, но во все-таки чужеземной речи спросил Руне и бросил на меня сладко-облизывающий взгляд, но не прямо, а через зеркало переднего обозрения. «Хонда» плавно затормозила в лиловом отсвете уличного фонаря неподалеку от моего подъезда.
– Мне совершенно не жалко кофе, Руне. Но мой грозный русский муж любит спонтанно возвращаться из командировок. Большое спасибо за приятно проведенный вечер и поход в кино. До свидания.
– Могу ли я надеяться на продолжение знакомства с вами? Я давным-давно так хорошо не проводил время с другим человеком и вспомнил русский, за что очень благодарен.
Рональд осторожно взял мои теплые ладони в свои, как бы боясь меня вспугнуть ненароком, но тем не менее удерживал их крепко.
– Я должен это сказать… Ты совершенно необыкновенная и обворожительная женщина, Вероника. Ты – невероятная, несравненная и неповторимая.
– Все люди неповторимые, Руне, а значит, и не сравнимые.
– О нет, Вероника, я совершенно искренне говорю. Еще сам Вовенарг говорил, что отважиться воздать человеку должное надлежит именно тогда, когда зависть и клевета готовы ополчиться на его добродетель и талант.
– На меня, слава Богу, никто и не думает ополчаться: талантов нет, а добродетели сомнительны. Хорошо, можете надеяться, кавалер, только не очень часто! А сейчас мне пора.
Ободряюще улыбнулась я мужчине, хлопнула дверцей автомобиля и супер-женственно, как раз в стиле «Фристайл», покачивая бедрами, побежала к дому. И было немножко стыдно, что я совсем не знала, кто такой Вовенарг, – даже имени такого никогда не слышала.
Отперев ключом тяжелую дверь подъезда, еще раз обернулась и весело помахала букетом роз мужчине, неподвижной тенью сидящему в своей машине и задумчиво глядящему мне вослед.
Вадим действительно вернулся раньше, чем планировал. Я еще спала следующим после посещения бара с норвежцем утром, когда он вошел в нашу спальню и скинул с меня одеяло. Еще вся сонная, теплая и мягкая, я со всегдашней готовностью открыла губы его вечно ярким крепким губам и привычно обвила руками знакомую белую бычью шею, показавшуюся мне шеей священного критского быка Аписа, в образе которого греческий верховный бог Зевс-Громовержец похитил невинную и наивную Европу.
Когда я окончательно проснулась, то, конечно же, обеспокоилась фактом, что так и не успела домыть два самых больших окна в квартире. Причем в нашей гостиной имелось сразу три окна, и одно из них, то, что справа, своей прозрачной невидимостью резко контрастировало с запыленностью двух остальных. Но, к счастью, Вадим никак то не откомментировал. Хорошо, что все дареные букеты у меня вчера хватило духу пойти повесить сушиться в общественной кладовой. Вот как же, наверное, обрадовалась соседка Юрун: она была просто фанаткой цветов и постоянно обходила остальных жильцов дома со сбором денег на все новые и новые клумбы у подъезда.
Глава 18
В своем отливающем почти солнечным глянцем, ярко-бирюзовом тренировочном костюме в виде сильно обтягивающих тело эластичной футболки и трико до колен по-спортивному собранной, бодрой походкой я вошла в тренировочный зал. Алена точно в таком же, как мой, но малинового цвета спортивном прикиде уже находилась в студии и в бешеном темпе качала мускулатуру длинных изящных ножек на тренажере в виде своеобразной лодки с монитором. Монитор высвечивал, что к моему приходу подруга уже «проплыла» более трех километров. Я уселась за соседний лодочный тренажер и принялась устанавливать свои весовые данные и желаемую нагрузку. Достигнув отметки три пятьсот, Алена резко прекратила мотаться туда-сюда и развернула ко мне разгоряченное лицо.
– Привет, дорогуша. Ну и погодка сегодня – снег с дождем, а над морем – холодный склизкий туман. Терпеть не могу этакую сырость и промозглость, у меня от нее всегда начинается страшный сплин. Скорей бы зима! Ты знаешь, о чем я весь день сегодня думала?
Я не совсем уверенно пожала плечами и мягко погладила Алену по руке.
– Вот все думаю, ну почему уродилась на белый свет такой идиоткой. Ты знаешь, что мне вспомнилось? Однажды Валентин пришел с работы за полночь и стал тихонечко раздеваться в нашей спальне, а я проснулась и включила бра у себя над головой. Так ты представляешь, на нем майка была надета задом наперед. Мне, дурехе, это показалось забавным и, глядя на него, я рассмеялась. А когда он начал меня целовать, принялась об этом шутить. Я-то хорошо помнила, что утром-то он сел завтракать в нормально одетой майке. Валентин Александрович был человеком в принципе аккуратным и пунктуальным, а тут такой прокол вышел.
Мне мой любимый муженек хорошо так повесил лапшу на уши. Дескать, на фирме клиентов состоялись вечерние переговоры, и все прошло успешно, они закупили сразу много дорогих иномарок, а потом пошли, как водится, отметить удачную сделку пивом с раками прямо в сауне того же офиса. Отлично живут клиенты и с комфортом: имеют сауну, солярий и джакузи прямо в здании фирмы. Спокойненько, спокойненько рассказывал, прямо убаюкивал и при этом нежненько так улыбался. И что ты думаешь, у меня в голове даже мысль не шелохнулась – в конце всего я, крепко к нему прижавшись, сладко-сладко уснула. Представляешь себе? А сколько раз потом у него мосты разводили прямо перед самым носом… Вот дуры бабы, а!
– Тебе надо постараться так часто не вспоминать об этом, Аленушка. Может, стоит сходить к психотерапевту?
– Да, да, ты абсолютно права. Надо думать обо всем хорошем… Представляешь, в этот мой приезд моя норковая шуба куда-то исчезла из петербургской квартиры, а в кармане каракулевой я нашла странный крестик – простой металл, не золото и не серебро; на нитке красного цвета. Причем надеть на шею его нельзя в принципе, только на руку. Ни я, ни кто другой из моих его раньше в глаза не видели. Знакомая ясновидящая сказала, что этот крест – наговор от рыжей недоброжелательницы, и посоветовала как можно скорее закопать сию вещицу на каком-нибудь старом кладбище, чтобы ее зловредность к ней же и вернулась. Нет, надо действительно мыслить только в позитивном направлении… Слушай, сегодня-то ведь восьмое ноября, и по этому случаю предлагаю после спиннинга под музыку пойти отметить это дело и мою постоянную визу в Норвегии в какое-нибудь уютное местечко неподалеку. Представляешь, несмотря на все грязные происки и ухищрения подлеца Акселя Ларсена дали мне все-таки норвежцы постоянку. Вчера получила из УДИ официальное письмо. Через четыре года отхвачу паспорт, и тогда все будет хорошо.
– Аленушка, лапочка, от души поздравляю тебя, но сегодня я как раз не могу. Договорилась сходить куда-нибудь посидеть с одним молодым человеком. Я даже на спиннинг сегодня не пойду.
– А что это за такой молодой человек? Муж за него не прибьет? – лукаво прищурилась моя собеседница и убрала непокорный жесткий завиток со лба под спортивную головную повязку.
– Да ты его, возможно, сама помнишь. Самолет в Москву летом вместе ожидали. Он был такой модно одетый дипломат, подарил нам бутылочку брюта.
– Припоминаю, но с трудом. Мало ли вокруг меня мужчин с сюрпризами – да их, как в Бразилии донов Педро.
Алена величественно встряхнула волосами.
– Мне жаль, что ты не можешь. Я как-то не ожидала и психологически себя настроила на отличный вечер, даже надела новые брючки и поясок от Армани. Тебя вообще трудно вытащить из дома куда-нибудь, – добавила она с легкой прохладцей в голосе, с гордым видом отвернулась и опять начала сосредоточенно качать ноги.
Обиделась! Как же всегда легка Аленка на обиду! Я смутилась, и на душе стало как-то нехорошо.
– Аленка, послушай. Если ты согласна пропустить спиннинг, то давай вместе встретим Колю и втроем пойдем куда-нибудь посидеть. Ты знаешь, в Москве он стал просто моим хорошим знакомым.
– А что, это идея! Плевала я нынешним вечером на спиннинг, – с легкой веселой улыбкой откликнулась подружка, и у меня сразу отлегло от сердца. В Норвегии Алена была единственным человеком, который был в курсе о ситуации в моей семье и оказывал мне психологическую и эмоциональную поддержку; испортить с ней отношения было бы полной катастрофой. Ведь я только делала веселый вид невероятным усилием воли и перенапряжением всей нервной системы, на душе же давно скребли не то что кошки, а самые настоящие тираннозавры.
– Нам осталось только полчаса, Аленушка. Поспешим?!
Мы с Аленой шли вдоль холодного, пасмурно темнеющего моря. Одетый в темно-зеленое кашемировое пальто и при неизменном букете цветов Николай уже мерз у символистски-модернистского фонтана в центре Акер Брюгера. Алена подошла первой и протянула Коле узкие пальцы, изящно обтянутые тонкой кожаной перчаткой.
– Елена Ларсен. Рада познакомиться, хотя мы с вами вроде раньше встречались в аэропорту, – с невероятным достоинством представилась она. Через четверть секунды и я, как-то внезапно захлюпав носом, подползла к фонтану. Вроде бы у меня начинался насморк, которого мне только и не хватало…
– Привет, Коленька. Вот познакомься с моей подругой Аленой. Тут поступило предложение всем вместе отпраздновать очередную годовщину Октябрьской революции…
– Что же, я очень рад. Отличная идея, милые красавицы.
Николай вежливо наклонил голову в сторону прямо стоящей в черном кожаном, с прямыми подплечиками и почти до пят, немножечко нацистском пальто и в черных кожаных же, декорированных тоненькими золотыми цепочками, на остром тонком каблучке полусапожках Алене, а потом на короткое мгновение прижался своей холодной щекой к моей холодненькой щечке с последующим торжественным вручением букета золотистых роз, как воспоминании о солнце и бесконечно длинных летних днях и светлых летних ночах.
– Куда же мы сегодня двинемся? Вам решать, девушки! – учтиво осведомился он.
Алена сразу же предложила «Бристоль», с рекламным энтузиазмом мотивировав выбор тем, что там роскошная ренессансная обстановка, супермягкие диванчики в золотистой обивке, несколько бильярдных столов и рулеток, варят ароматный, выше всяческих похвал кофе и к тому же после ужина можно будет спуститься потанцевать в красивый танцевальный зал. Предложение выглядело вполне приемлемым, и возражений не последовало.
Втроем мы неторопливо зашагали по направлению к отелю «Бристоль», туда от Акер Бриггера было минут пятнадцать-двадцать ходу. Прогулочный темп задавала Алена, я же уже начала нервничать насчет предстоящего возвращения домой и предпочла бы идти побыстрее. Погодка к тому же действительно стояла преотвратительнейшая: глухо и молчаливо бились холодные волны о набережную, ветер злыми порывами дул в спину, как бы подгоняя прохожих прочь с улицы; противный мрак, покалывающий лицо мелкой изморосью, словно стремился проглотить в зыбком тумане неоновые огни фонарей, витрин и реклам.
– Вероника немного рассказала мне о вас, Николай. Ведь вы с ней, как пелось в старой, но хорошей песне, познакомились-подружились в Москве, не так ли? А какие вы исполняете служебные обязанности в нашем посольстве? Извините, что так прямо расспрашиваю, но может быть, вы в курсе насчет двойного гражданства и какая расплата за это следует согласно каким-нибудь внутренним секретным инструкциям с нашей многоуважаемой Родины, с этого огненного инферно, каковым она всегда была, есть и будет? Можно ли получить за границей новый российский внутренний паспорт, если человек здесь работает и не может явиться в Россию для его получения? А то тебя на Родине «добренькие» бюрократы специально так проволокитят, чтобы ты уж точно работу за рубежом потерял, или в виде взятки якобы за скорость оформления, заломят такую сумму, что оставят без последних штанов. Вы-то, наверное, великий специалист в быстроменяющемся аду законов Российской империи. Как писал великий классик: «суровость законов Российской империи искупается лишь необязательностью их исполнения». Так не проконсультируете ли слабых нежных дам на предмет избежания требуемых этими драконовскими законами невероятных мытарств и запредельных мучений?
Алена обладала красивым мягким грудным голосом и говорила всегда невероятно ласково и обволакивающе нежно независимо от направленности текстового содержания, а с мужчинами еще и чуть-чуть кокетливо. Ей ничего не стоило обворожить-обаять по телефону человека любого пола и вовсе бесполого инопланетянина, а если одновременно ее еще и лицезреть – то тут только держись…
Я интуитивно почувствовала, что Николай внутренне совершенно расслабился и окончательно про себя перестал порицать легкомысленную Веронику за то, что та приволокла на свидание свою очередную подругу.
Дородный высокий швейцар в дверях вальяжно нам поклонился и в дополнение персонально поприветствовал Алену, по всей видимости, она частенько бывала именно в «Бристоле». В гардеробе мы разделись, и подружка сразу же решительно повела нас к устланной коврами лестнице на второй этаж. Тут я чуточку поотстала, чтобы забежать в туалет, полный зеркал в золотых портретных рамах и подсветок в виде тяжелых старинных канделябров.
Когда я присоединилась к друзьям, они уже сидели за столиком, покрытым красной бархатистой скатертью, и заинтересованно обсуждали весьма солидную карту вин. Алена спрашивала, Николай рассказывал:
– Провинция Шампань расположена примерно в пятнадцати милях на северо-восток от Парижа. Там выращивают всего три сорта винограда: красный пинот, розовый пинот меню и белый шардоней, причем последний считается самым ценным сортом винограда во всей Франции и чем его в вине больше, тем дороже оно стоит. Черный пинот, то есть синий виноград, в той знаменитой провинции не выращивают вовсе, потому что шампанское из черного пинота получается тяжелое, к тому же оно всегда только красное, сладкое, дает чересчур много вкуса, сильнее ударяет в голову и потому дешевле обычного. Женщины любят розовое шампанское. Розовое производят двумя способами: либо подмешивают в обычное хорошего красного вина, либо дольше длят контакт мусса с виноградом. Ваш покорный слуга считает себя способным по вкусу отличить способ приготовления вина.
– Вы, Коля, настоящий энциклопедист и в знании вин, видимо, превосходите самого Омара Хайяма. Помните, как замечательно он писал:
- Да пребудет вино неразлучно с тобой!
- Пей с любою подругой из чаши любой
- Виноградную кровь, ибо в черную глину
- Превращает людей небосвод голубой.
Алена отвесила стильный цветистый комплимент, но Николай засуетился с нахождением еще одного меню и комфортнейшим обустройством вкупе с наилучшим освещением благородным пламенем хрустальной свечи меня, так что не успел вполне его оценить. Разрумянившаяся красавица подруга продолжила расспросы, и только сейчас я заметила, что она подстрижена несколько по-новому: короткие пышные кудри гусара, придавая отличный объем прическе, гармонично перемешивались с более длинными стрельчатыми завитками в стиле Кармен… Время от времени Алена спонтанно подкручивала завиток на правой щеке, а потом принималась теребить тонкими длинными пальчиками излюбленный бант из леопардового платка у себя на шее. Надо будет не забыть спросить у нее сегодня, где она делала стрижку.
– Что же вам, Алена, рассказать о шампанском еще… А вот! Настоящее шампанское по технологии должно бродить, а не искусственно газироваться. Как различить? О, это не сложно. Искусственные пузырьки выдыхаются в напитке через двадцать минут, а настоящие сохраняются не менее суток. Что еще… Пробка должна применяться только корковая, шампанское не любит температуры воздуха больше плюс пяти и всегда должно разливаться в бутылки темного стекла, так как, вступив в реакцию со светом, цвет напитка может пожелтеть, а вкус – приобрести некоторую горечь. Пена, конечно же, хороша пышной, нарядной и высокой, как настоящая русская красавица. От чего зависит цена? Лучшие годы урожая в сочетании с лучшими сортами винограда дают вину цену. Возраст вин и цены? Вина, которым более ста лет, естественно, наиболее дорогие. Обычно они густые, несколько терпкие и слегка тягучие. Нет, по цвету возраст определить невозможно, определяют по вкусу. Вы сами, Алена, какое шампанское больше всего предпочитаете? Неужели «Вдову Клико»? Такой вкус – большая редкость для женщины, слишком оно сухое, терпкое и совершенно не сладкое. Что же, закажем «Вдову», если у них она есть. А что тебе заказать, Никочка?
– Да я такой древний и неискушенный почитатель «Советского», «Золотого кольца», «Цимлянского» и «Донского», коих здесь и в помине быть не может, что мне можно чего-нибудь попроще и послаще.
Конечно же, я предпочла бы шампанское, которое всегда ассоциировалось в моей голове с большими веселыми праздниками, но здесь было особо дорогим удовольствием. Я гораздо лучше, чем Алена, была осведомлена о финансовой стороне жизни российских дипломатов и не хотела бы сильно затруднить Николая, что было бы совершенно несправедливо по отношению к такому щедрому и доброму человеку. Сама же любила вина нежные, сладкие и к тому же красивые на просвет, так что знаменитая «Вдова» мне не подходила.
– Сначала ты должна выбрать себе блюдо.
– Что вы будете, то и я.
– Например, Алена желает попробовать треску, маринованную в винном соусе, а я планирую заказать копченого, перченого морского угря.
– Тогда мне тоже угря.
По-купечески протяжно-вальяжным и одновременно по-скандинавски сдержанно лаконичным, именно таким несколько необычным по стилевой разноречивости жестом наш дипломат подозвал к столику накрахмаленного и немножко напыщенного официанта.
– Нам, пожалуйста, бокал «Вдовы Клико» и бутылку Враиневергера Рислинга Спотлеса урожая 1997 года.
Высокомерно-учтивый, вышколенный официант неожиданно потеплел, посмотрел на нас со внимательным уважением и предложил что-то там еще.
Николай на полсекунды задумался и согласился. Служитель ресторана поспешил прочь и через мгновение возник опять возле стола с бутылкой. Он осторожно и аккуратно распечатал ее при нас и налил чуть-чуть красного вина в бокал нашего мужчины. Николай задумчиво, как бы решая про себя пить или не пить, подержал бокал в ладонях, затем внимательно посмотрел на дно бокала и лишь чуть-чуть пригубил. Затем глубоко вздохнул и поощрительно махнул официанту. Тот, улыбаясь почти совсем ласково и тепло, разлил дамам испанское Приорато Гран Ресерва 1994 и как на крыльях полетел выполнять остальную часть заказа.
– Разве красное вино подходит к рыбным блюдам? Вроде бы всегда считалось, что оно лучше к мясу! – может быть, слишком наивно и громко осведомилась я, Аленка чуть заметно улыбнулась самым уголком губ и мимолетно коснулась моей руки, как бы останавливая.
– Да нет, этот служитель ресторана предложил нам попробовать самое хорошее, по их мнению, красное вино в данном ресторане для того, чтобы получше разыграть нам аппетит. Это правильно: бокал хорошего красного возбуждает нервные окончания и особые вкусовые сосочки – рецепторы на кончике языка так, что потом и вина и закуски до конца проявляют свой особый смак и вкусовую игру, в конце концов наслаждаешься ими гораздо больше. А что, девушки, самое в жизни главное? Наслаждаться ею во всех проявлениях. Извиняюсь, Алена, но «Вдовы» у них в наличии нет, и поэтому я изменил наш заказ.
– Коленька, вы просто сам Дионис – греческий бог вина и, кстати, похожи с ним чисто внешне. Я имею в виду скульптуры Праксителя. Расскажите, как правильно пить вино и чем, например, брют отличается от сухого?
Аленины комплименты, похоже, возбуждали Николая гораздо больше вина.
А ее, как и подавляющее большинство интеллектуальных женщин, приводили в восторженное восхищение мужчины – уверенные знатоки чего-нибудь. Мне же, при моих нервных перегрузках и сложностях в семейных отношениях, надо было предварительно хорошенечко выпить и хотя бы слегка переключиться, чтобы свободно и искренне обрадоваться хоть чему-нибудь. Неумолимо тревожный настрой мыслей угнетал меня почти постоянно. Сейчас, сидя в «Бристоле», я не забывала время от времени украдкой поглядывать на изящные, но весьма строгие по дизайну, переливающиеся тремя различными оттенками холодного металла с темно-синим циферблатом часики «Тиссот». Циферблат напоминал морскую гладь при солнечной погоде, и пока еще время слегка оставалось, хотя оно текло с неудержимой стремительностью.
– Я сначала смотрю прозрачность вина на свет, затем немного согреваю бокал в ладонях и, слегка его покачивая, вдыхаю полный букет ароматов. А дальше один глоток смакую примерно около секунды. В общем, обычная и широко известная техника дегустации. А брют это и есть сухое вино. Почему красные вина слегка горчат? А это от танина, который в них всегда присутствует. Нет, нет, милая Аленушка, куви – это вина престижного класса, а ассемблаже – когда несколько вин соединяются в одно в определенных весовых, а не литровых пропорциях. Кстати сказать, и настоящая водка – это всегда 547 граммов ржаного спирта и 600 граммов родниковой дистиллированной воды, в результате чего и получается в крепости ровно сорок градусов.
Тут нам любезно и кстати подали заказанных рыб под всяческими соусами и приправами, и лекция о виноделии благополучно окончилась по естественным причинам. В принципе она была познавательной и любопытной, но Коленька имел явную склонность к академизму и, легко увлекаясь, мог прочитать прямо целый научный трактат на почти любую мировую тему, а от любых симпозиумов я, признаться честно, всегда немножко уставала и испытывала душевную смуту.
Ведь недаром все великие философы мира сходились в том, что владычество и над природой, и над душой человеческой предоставлено безмолвным силам. И вправду: луна не производит ни малейшего шума, но она притягивает миллион тонн воды во время приливов, и приход времен года совершенно неслышим и невидим. Буря громко воет, бушует и тревожит, но ее буйство вскоре истощается, а нежная неслышимая роса каждое утро и каждый вечер питает жизнью огромные просторы земли. Совсем не слышно восхода солнца или движения планет. Подобным же образом заря величайшего момента в жизни любого человека приходит очень тихо, без громогласного оглашения ее миру, суетливый шум ее лишь пугает и настораживает.
«Золотые» рыбки из «Бристоля», как и предрекала Алена, оказались изумительно вкусными и прямо таяли во рту. Николай заказал для всех кофе де латте и мороженое с изюмом и орехами, обильно политое ромом (Ох, прощай фигура!), и сразу же за все расплатился своей карточкой.
Я успела подглядеть счет, рыбы и впрямь стоили здесь на вес золота, и глубоко задумалась, надо ли или нет в таких непредвиденных ситуациях предлагать возместить свою часть стоимости обеда. Вообще-то Николай меня одну приглашал, но и достаточной суммы денег у меня с собой все равно нет… И как тут быть? Я подняла свои смущенные небесно-голубые очи от фарфоровой чашечки с кофе на ухоженное, румяно-возбужденное лицо Алены с аккуратно выщипанными ровными-ровными дугами крутых черных бровей. Она же, мне кажется, привыкла к тому, что мужчины на нее бешено тратятся. Нахождение в ее компании с лицезрением столь царственной особы в непосредственной близи для любого большое счастье само по себе. Даже мысли, подобные моим, просто не имели шансов прийти в подругину очаровательную головку. Хотя, может быть, так и правильно… Все-таки недаром же мы женщины!
– А теперь пойдемте на танцы! Нам туда, вниз, в подвальчик. Там, кстати, после одиннадцати поют вживую… – по-девичьи звонко рассмеялась, видимо, хорошо разогретая итальянским шампанским и рислингом с приорато сестрица Аленушка.
Мы вернулись к гардеробной, где бедненький Коля еще раз за всех заплатил за вход на хваленую бристольскую дискотеку. Угрызение совести угрызло меня на еще один маленький кусочек, но на том все и кончилось.
Танцующих пока было мало, присутствующие в большинстве своем либо напряженно сидели за стойкой бара в ожидании заказа, либо, развалясь, полувозлежали на кожаных округлых диванчиках вдоль одной из стен. Я огляделась: интерьер модный, но в принципе ничего особо выдающегося. Посетителями местного танцклуба, за небольшими исключениями, были в основном мужчины лет за сорок пять – пятьдесят и далее. Все, как один, одетые в дорогие костюмы из самых солидных магазинов, как если бы они здесь собрались на какую-нибудь научную конференцию, деловое совещание или сугубо официальный прием. Звучали мягкие спокойные блюзы из репертуара пятидесятых-шестидесятых-семидесятых, видимо, дней ушедшей молодости гостей. Я надеялась, что, судя по составу публики, накурено будет не очень и одежда моя не слишком пропахнет табаком. Коля, как обычно, сама любезность, пошел заказать дамам по коктейлю, а мы с Аленой синхронно плюхнулись на мягкий диванчик в углу заведения.
– А как тебе мои новые брючки? Ты что-то молчишь и ничего не говоришь…
Узкие черненькие брючки-стрейч с едва заметно тиснеными по всей ткани якорьками, как влитые, сидели на Алениной весьма кругленькой и, как надувной мячик, упругой попке, придавая последней даже очень и очень сексиаппетитный вид. Они необыкновенно хорошо сочетались с французской бордовой блузочкой от «Анне Фонтайне» и с приколотой к блузочке двумя игривыми хрустальными кошечками, сразу издалека видать, что разнополыми, и с предорогущей, с блестящими треугольными врезами и матово мерцающими пряжками сумочкой «Мандарина Дак» на длинном узеньком ремешке. Название этой известной итальянской сумочной фирмы меня умиляло больше всего, потому что на английский оно переводилось точно как «мандариновая утка» – не больше и не меньше. В некоторых ресторанах можно отведать роскошный деликатес – утку в экзотическом апельсинном соусе. В Италии, наверное, эту птицу начиняют мандаринами и получается еще лучше. Вот бы попробовать! От всей души я похвалила и брюки, и вкус их владелицы.
Если признаваться совсем честно, то каждый раз, когда я обращаю внимание на изысканность еды и напитков или на стильность и принадлежность знаменитым дизайнерам одежды, то сама себя немного стыжусь и как бы метафизически, как мелкого воришку, застигнутого врасплох, мысленно хватаю за руку. Не знаю, с чем и как связано это унижающее мое достоинство в моих же глазах свойство, но пока преодолеть собственное плебейство не в силах. Куда было бы мне приятнее воображать себя истинной принцессой крови, однако выдают привычки.
Наверное, и я, и другие сильно «недонаряжались» и «не накушались» в годы своей советской юности, а теперь вот восполняют пробел. Хотя именно тогда я весьма мало для нормальной девушки мечтала о «шикарной» жизни – просто совершенно не хватало времени: музеи, выставки, концерты, театры, встречи с друзьями, споры и диспуты… Потом подруги мои безумно удивлялись, что в мечтах я так и не создала для себя образ своего собственного свадебного наряда – этого неизменного апогея самой лелеемой мечты девушек всех времен и народов. Я, придя в свадебный салон, просто-напросто перемерила шесть совершенно разностильных моделей и достаточно быстро для невесты выбрала то, что больше всего пришлось по душе: простое по фасону восточнонемецкое платье, состоящее из длинной ацетатной комбинации на бретельках и сильно кружевной гипюровой накидки, до ужаса похожей на модные в те времена оконные занавески. Мама моя довольно часто приносила с работы на однодневный просмотр западные толстые каталоги модной одежды, которыми и она, и ее коллеги женского пола восхищались до слез. Дочка же пролистывала блестящие глянцевые страницы быстро и бестрепетно, будучи неизвестно с чего, но абсолютно в душе уверенной, что со временем сможет из них заказать все, что захочет. Надо же, а, какая железобетонная самоуверенность! Но через десять лет заказывать одежду именно тех, массовых, как выяснилось, журналов я по-снобистски посчитала ниже своего, вдруг ставшего особенным, достоинства. С Вадимом у меня тогда складывались совершенно безоблачные отношения – ничто, как говорится, не предвещало, и он сам лично поощрял меня покупать хорошего качества и красивые тряпки в приличных и именитых бутиках.
Так же железобетонно была я убеждена, что когда-нибудь буду жить при настоящем коммунизме, и никакие шутки по тому поводу и по поводу моей слепой наивности ничуть меня не обескураживали.
«В чем человек внутренне уверен на сто процентов, всенепременно в его жизни исполнится. Интуиция никогда не обманывает!» – фанатично поддерживала всяческие измышлизмы моей девичьей души верная подруга Майечка.
А в последний год стала посещать голову мою и сердце интересная идея: может быть, все эти брошечки-кошечки со сваровскими стразами, рюшечки-оборочки из шелка имени Вивьен Вествуд, бретелечки, оплетенные блестящими нитями, или чулочки – синяя крупная клеточка от Версаче-Ферретти-Лакруа для женского мироощущения, самопонимания и идентификации так же важны, как священные амулеты – жрецам, философские камни – алхимикам, митра – папе римскому или шапка Мономаха – самому Мономаху. Наверное, с возрастом все мы становимся добрее к себе и к другим.
– Вот это – платок от Серджио Кассани. Сейчас хорошая распродажа в ословском «Стине и Стреме»; все продают меньше, чем за полцены. Себе не хочешь чего-нибудь присмореть?
Эх, Алена, Алена, да вспомни своего Акселя Ларсена! Да кабы я могла так же, как ты, свободная самостоятельная женщина, распоряжаться деньгами… Ведь мне придется докладывать мужу о намерениях, просить деньги, убеждать его, что мои обновы – это полезное для семьи приобретение. Ведь он почти через день изводит меня за транжирство, мотовство и совершенно излишние траты, существующие лишь в его воспаленном воображении. Да разве же большинству мужчин понять приоритеты женщин?! Свое сугубо личное мнение они извечно привыкли полагать за единственно правильное и возможное – даже тень сомнения, похоже, никогда не ночует на глубоких мужских лбах. О, Боже! Какая удивительная слепота, бесчувственность и самодовольство присущи самцам в живой природе.
Конечно же, я не отрицаю, что люблю побаловать Игоречка-дитятко лишним пирожным, чизбургером, машинкой, наборчиком «Лего», ботиночками, компакт-дисками и тому подобным. Однако подарки важны не сами по себе, а как символы любви, приливающие начинающему жить человечку жизненную энергию и внутреннюю силу, которых потом ему с лихвой должно хватить на всю оставшуюся жизнь. Ту самую мистически загадочную жизнь, которая по неизвестным науке причинам ни у кого, никогда, ни в какие времена и ни в каком месте не бывает слишком легкой, простой и приятной.
О’кей, о’кей; да, я люблю притащить в дом лишнюю вазочку для «пылесобирания», или брошечку, о которой потом никогда не вспомню, или красивенький светильничек, который пока некуда повесить. Купить пейзажик с видом на заснеженный, голубой, алмазно блистающий в лучах солнца лес или лазурную, умиротворяющую глаз морскую гладь или на свинцово-серую морскую бурю, с отчетливо слышимым хрустом ломающую легкий белый парусник-чайку; а может, на сине-лиловые в отсветах щедрой луны, горделиво-вечные норвежские скалы, воспетые еще музыкой Эдварда Грига. Натура моя требует окружения из предметов искусства и картин, и то не очень-то зависит от моей собственной воли и желания. Да, я люблю посещать аукцион Бломквист в нашем Люсакере, но ведь это не Сотби и не Кристи. Даже смешно сравнивать цены.
– Конечно же, на распродажу я схожу, – мило ответила я подруге, не желая вдаваться в подробности и окончательно портить себе настроение. Тут, очень кстати, и Николай вернулся с напитками необычайно красивого розово-алого цвета – прямо божественный огонь Олимпа.
– Коктейль «Аврора» для прекрасных дам! Пожалуйста, попробуйте. Включает в состав также и текилу, совсем как и красавицы содержат в себе… то есть в своем составе что-нибудь этакое… жгуче-соблазнительное, опасное и отбивающее у человека последние мозги. И что интересно, чем изумительнее красавица, тем более поразительную жгучесть она практикует и опасность содержит. Да, женщина всегда более, чем просто загадка, и гораздо менее познаваема, чем все вместе взятые кантовские «вещи в себе»!
- Что хочешь – то и делай,
- Но только говори,
- Что делать не хотела.
- Придумывай, твори!
- Хоть все легко проверить —
- Ходить недалеко,
- Я буду тебе верить,
- Тебе же лгать – легко.
– Ой, Николай, Боже, какие же чудесные стихи ты пишешь! Всю жизнь завидовала людям, щедро одаренным музой поэзии! А можно попросить тебя дать почитать что-нибудь из твоего? Я, признаться, иногда тоже так изредка, по настроению, кропаю чуть-чуть… Но уровень с твоим, конечно, не сравнить. Теперь давайте поднимем бокалы за талант! – блестя очами, предложила восторженная Аленка, и мы чокнулись с веселым звоном. Еще немного поболтали о том о сем, и подружке моей пришла в голову очередная затея:
– Кто желает пойти вместе со мной сыграть в рулетку? Обычно я выигрываю.
Вообще-то было любопытно. Втроем мы дружно поднялись с диванов и отправились к большому столу, покрытому вечнозеленым мягким сукном. Народу в танцклубе «Бристоля» заметно прибавилось, и несколько тесно прижавшихся друг к другу пожилых пар томно-медленно качались в такт музыке под проникновенно шепчущий голос грудастенькой певицы – блондинки в блестящем и открытом платье.
Вдруг певица резко завизжала-захохотала, и без всякого перехода зазвучала мелодия вечно зажигательного, во всяком случае для меня, рок-н-рола. Пары в момент оживились и невероятно резво, тем более для их возраста, принялись выкидывать разные коленца и выделывать всяческие выкрутасы типа стремительных воздушных бросков с последующим быстрым протаскиванием партнерши между ног партнера. Зрелище смотрелось даже очень профи, как если бы был настоящий танцевальный конкурс.
– Однако здорово они пляшут. И в таком возрасте… – вслух отметил Николай, тоже, как и я, заглядевшийся на «подвиги» норвежских пенсионеров.
– Да, в Норвегии многие ходят на занятия танцами. Особенно те, кому сильно за… В Европе такое вообще популярно, потому что люди таким образом получают возможность знакомиться друг с другом в непринужденной обстановке, – бесстрастно быстро разъяснила Алена, даже головы не повернув в сторону танцплощадки. Как охотничья собака, почуяв близкую дичь, сосредотачивается только на ней, так моя красивая подружка, возможно, уже подсознательно стремилась занять позицию поближе к крупье: милой, улыбчивой девушке в строгой белой блузке и темно-синей юбке.
– Ты нам с Никой хоть немного расскажи, что тут к чему, – попросил Коля аллертно-напряженную и будто бы к чему-то принюхивающуюся, слегка вибрирующую от возбуждения Алену, придержав ее за локоток.
– О’кей, заповедь первая: новичку всегда везет, – быстро заговорила она, блистая посветлевшими глазами и слегка ломая белые, в дорогих кольцах тонкой работы и потому кажущихся скромненькими, длинные свои пальцы, видимо, в азарте предстоящей игры.