Крысоловка Фриманссон Ингер

Ингрид

Ледяные руны. Руны из раскаленного добела льда. Казалось, она мчится по льду. Скрежет под ногами. Опасность. Лед может треснуть.

Лицо все тряслось, не остановить, зубы стучали. Точно стук швейной машинки. Боль, когда зубы задевали язык. Распух, из ранок сочилась кровь.

Я не могу дышать. Горло будто стянуто чем-то.

Тишина. Но тишина иная. Они ушли, ей это было ясно.

Ингрид лежала, согнув в коленях ноги, прижимая к животу колбаску с кашей. «Как в микроволновке, – вяло подумала она. – А я вместо микроволновки». Она разогревала кашу теплом своего тела. Потом откроет упаковку и съест.

Потом…

Лихорадка стучала в барабанные перепонки. Быстрыми, пульсирующими ударами.

Он ушел.

И Роза ушла вместе с ним.

Роза выслушала его, приняла его предложение.

И теперь они переселятся на Тулегатан. Титус и она. Теперь они все забрали, все кончено.

Как она и пообещала Розе.

Вот только Роза кое-что забыла.

Открыть люк.

Не только рука… Все тело отчаянно болит. Суставы, мышцы… Каждая часть, каждый орган. Перевернулась на спину. Колбаска с кашей осталась на животе, придерживаемая рубахой мятно-зеленого цвета. Похоже, одежда на ней уже висит.

«Худею, – подумала безучастно. – Превращаюсь в скелет».

Правой рукой ощупала тело. Кожа да кости. Костяк у нее всегда был широкий, основательный, оттого и вес сбрасывала с трудом.

Волосы сальные. Голова чешется, кожу под волосами разодрала в кровь.

Мягкость маленьких ушных раковин.

Какая у нее все-таки заурядная наружность.

Но он увидел в ней что-то особенное.

Добралась до ключиц. Там родинка, чуть ниже левого плеча, похожая на глобус. Они с Марией вечно шутили на эту тему. Родинка должна была достаться не ей, а Сесилии, их младшей сестре. Как символ приключе ний.

Малышка Сесилия… как-то она теперь? Тоска пришла спазмом. Сесилия никогда не сдавалась. Всегда готова была постоять за сирых и убогих. Из Бразилии прислала свое фото: сидит на полуразрушенной лестнице, вокруг маленькие оборвыши, хохочут, сияя белыми зубами, и Сесилия смеется. «А вот я с детьми, – написала сестра в приложенном письме. – Нам нужны деньги на школу. Примем с благодарностью все, что сможете предложить».

«Да это же почти попрошайничество», – заметила Мария. Как дела у сестер, Сесилия и не спросила. Она даже не знает, что Мария стала бабушкой. Ту это огорчало. Негоже забывать родных, даже если уезжаешь на край света. И все же они отправили ей деньги – каждая по пять сотен. Положили чеки в конверт и отправили. По адресу в Рио. Банки там, наверное, тоже имеются, так что Сесилия вполне сможет обналичить чеки.

Когда же Мария и Сесилия узнают, что их старшая пропала? Неужели она никогда-никогда их больше не увидит? От мысли мозг обожгло холодом. А вдруг заходил вовсе не Титус, а кто-то другой? Господи, конечно же, не Титус, что она себе навоображала! Какая же она дура, все взирает на мир сквозь розовые очки! Титус смертельно болен. Не мог он вмиг поправиться и броситься на ее поиски. Но он наверняка сам не свой от тревоги. И вероятно, позвонил Марии. «Она не у тебя? Нигде не могу ее найти». А Мария отдаст кричащего младенца своей невестке, и спокойствие покинет ее, она перестанет быть самой спокойной бабушкой на свете.

Как быстро люди расходятся в разные стороны, – думала Ингрид. – Вот мы, выросли в одной семье. Но что я знаю о вас? Что вы знаете обо мне? Так никогда, никогда ничего и не узнаем.

Вновь заплакала. Представила, как через множество лет медленно открывается люк. «Боже, тут что-то лежит! Это же человеческие кости!»

В голове замелькал тот эпизод из детской утренней передачи, сцена из «Тарзана». Развалившаяся хижина в джунглях. В глубине постройки – череп, скрытый вьющейся зеленью. Глазницы «матери Тарзана» преследовали ее в ночных кошмарах даже в подростковом возрасте. Веселый оскал.

А теперь ее черед…

Череп.

Снова соскользнула в полузабытье. Очнулась с криком:

– Нет! Нет! Я жива! Жива!

Продолжила исследовать собственное тело – с того места, где остановилась. Пока еще она есть, пока существует. Пальцы в левой подмышке, волосы уже отросли. Обычно она бреет ноги и подмышки раз в неделю. Депилятором «Ледишэйв». Хочется быть привлекательной.

Хотелось. Когда-то давно.

Однажды Титус упомянул женщину, которую терпеть не мог. Практикантку в издательстве, Мирьям.

– Ты бы ее видела! Ходит в старой мужской рубашке поверх топа, а к обеду всегда снимает ее, выставляя напоказ заросли под мышками. Отвратительно! Кто так ходит на работу? Так и хочется указать ей на это. В каком-то смысле я ее шеф… как думаешь, стоит сделать ей замечание?

Мирьям ее заинтриговала. Эта девушка не собиралась ни под кого подстраиваться. Однажды Ингрид зашла в издательство за заказом. За соседним с Анние столом сидела незнакомая девушка в простой рубахе, с пластмассовыми бусами. Ингрид почувствовала себя старухой.

Анние ей улыбнулась:

– Титус на встрече в Союзе писателей. Должен вернуться после обеда.

– Привет. – Ингрид неуверенно протянула девушке руку.

– Ах да, кстати, – заторопилась Анние, осознав допущенную бестактность, – это Мирьям. Изучала литературоведение. Собирается стать издателем.

У стажерки были густо подведены глаза, так что натуральный цвет и не разобрать. И она выглядела совсем юной. На указательном пальце – кольцо в форме женского символа.

К удивлению Титуса, Мирьям все-таки открыла собственное издательство. Выпускала книги женщин-писательниц. Издательство называлось «Сестра» – название, вызвавшее у Титуса приступ хохота.

Почему я сейчас об этом думаю?

Рука скользила вдоль тела. Обхватила грудь, тяжелый спелый плод в тесной чаше. Кожа горела, словно ее раскалили. Но ладони и ступни были ледяные.

Задержала пальцы на груди, пытаясь отогреть. Но они остались холодными.

Осторожно коснулась пострадавшей руки. Доведется ли воспользоваться ею еще хоть раз? Как же болит, где-то глубоко внутри… Невыносимо.

Чуть надавила. Вскрикнула. Потеряла сознание. Очнулась в той же позе – лежала на спине, но колбаска с кашей свалилась под бок Подтянула колени, пощупала промежность. Брюки взмокли от пота.

Несмотря на носки, пятки точно обратились в куски льда.

Может, немного поесть? Нащупала тубус с кашей, но тот выскользнул из пальцев. Попробовала пододвинуть ногой – не получилось. Ну и ладно. Подождет. Понятно, что ей вновь станет плохо, сейчас она не в силах бороться с очередным приступом дурноты.

Пальцы ног касались колбаски с кашей, еще хранившей тепло.

И тут под ногами что-то дернулось. Будто что-то запрыгнуло. Оттолкнулось от пола и запрыгнуло на кровать.

Она все поняла.

Отдернула ноги и испустила безумный вопль.

Роза

Поднесла бокал ко рту, сделала глоток Она и впрямь не привыкла к крепким напиткам. Горло обожгло, будто уксуса выпила, жар спустился по пищеводу. Выдохнула. Затем сделала еще глоток.

Клас Шредер сидел в кресле напротив, подавшись всем корпусом вперед, локти уперты в бедра, руки сцеплены под подбородком.

– Все это вызывает некий когнитивный диссонанс, – произнес он. – Сбивает с толку. Когда я увидел, что люк… О’кей, сейчас объясню.

Встряхнул бокал. Зазвенели кубики льда.

– По поводу коттеджа, который вы арендовали, – продолжил он. – Там есть пристройка. Однажды, давным-давно, в ней жил один человек. Кровать у него стояла именно в том месте, где сейчас ваш диван. С шелковым темно-красным покрывалом.

Роза тревожно смотрела на собеседника. Тот скривился:

– Звали его дядюшка Гундер. Или… черт… Да, Гундер. Гундер Лэркеман.

Нахмурился, закусил верхнюю губу. Плечи ссутулены, похож на нахохлившегося аиста.

– Откуда вам все это известно?

– Он был всегда добр, дядюшка Гундер. Всегда очень мил с детьми…

Вскочил и быстро вышел из комнаты. Вернулся с непочатой бутылкой виски. Тяжело рухнул в кресло, открыл бутылку, наполнил стакан. По самый край.

– Вот как? – неуверенно проговорила Роза.

– Этот дом… Большой, красивый дом. У него долгая история.

– Да, понимаю.

– Когда я был ребенком, здесь располагалось заведение для мальчиков. Исправительно-трудовая колония. Нет, разумеется, так дом не называли. Но фактически здесь была колония для малолетних.

Она молчала.

– Спальни мальчиков располагались наверху. А здесь, внизу, жил директор. Эйвинд Даал. Норвежец. В столовой его гипсовый бюст. Можно сказать, старина до сих пор за нами присматривает. Я так и вижу его дружелюбное, улыбающееся лицо. Смешливые морщинки вокруг глаз. Странно, потому что смеющимся его никто никогда не видел. Двери всегда были не заперты, они тогда были другими, я здесь все переделал. Полностью перестроил поганый дом, теперь я здесь хозяин. И делаю что хочу.

– Понимаю, – нервно бормотнула Роза.

– А мы, мальчишки, никогда не заходили через главный вход, пробирались через заднюю дверь, через кухню.

– Мы?

– Именно. Теперь начали понимать?

Кивнула.

Он помолчал, постукивая пальцем по столу. Она заметила кольцо: простое, узкое золотое кольцо.

– Хотел у вас кое о чем спросить. Вы вращаетесь в издательском бизнесе. Что необходимо предпринять, чтобы издать книгу?

– Вы написали книгу?

– Ага. – Он смущенно пожал плечами. – О моем печальном и прекрасном детстве.

– Чудесное название! – Она постаралась изобразить воодушевление.

– Наверное, надо куда-то отправить рукопись? – робко спросил он. – Полагаю, обычно так и делают. Но кому? Или сперва следует позвонить? Нужно ли оформлять рукопись определенным образом?

– Есть много издательств. Почему бы не начать с самого крупного?

– И с какого же? С «Бонниерс»?

– Нет. «Карлбакс».

– Так «Карлбакс» – крупнейшее?

– Да.

– Думаете, они могут заинтересоваться?

– Сложно что-либо гарантировать. Кстати, именно они издают Рамиреса. Я много с ними сотрудничала.

– Вот как?

Кивнула, уже сожалея, что проговорилась.

– А вы не хотели бы поработать моим представителем?

– Ну… возможно, – уклончиво ответила она.

– Хотя чтение, может быть, и не очень веселое.

– Могу себе представить. Но обычно именно такие тексты и продаются. Как долго вы пробыли в этом заведении?

– Поступил сюда, когда мне было четыре года. И до тех пор, пока не исполнилось пятнадцать.

– Одиннадцать лет!

– Да. Одиннадцать лет, полных крови и унижений.

– Надо же.

Клас кивнул. Снял очки, потер лоб.

– Но зачем вам этот дом? Разве не естественней было забыть? Уехать как можно дальше?

– Напротив! – выпалил он. – Теперь здесь всем владею и распоряжаюсь я!

Она понимала его логику, но все же что-то не складывалось.

– А ваши родители? Почему вы оказались в этом доме?

Виски все-таки подействовал. Тело расслабилось, наполнилось приятной легкостью.

Клас приподнял бутылку, и Роза не стала возражать, позволила налить. Все равно Оскару Свендсену она позвонит завтра утром. А сегодня у нее нет сил для работы.

– Умерли совсем молодыми. Отец питал слабость к гоночным автомобилям. Ввез в страну «феррари», но наши шведские дороги не были приспособлены для столь высоких скоростей. Вылетел с шоссе на повороте за Андерштурпом и сгорел вместе с машиной. Что же до матери… ей дальнейшее существование вдовы, похоже, показалось излишне утомительным. А потому месяц спустя она взобралась на самую высокую скалу, что только смогла найти, и шагнула вниз. Решила, что умеет летать.

– Ужас какой.

– Вот так. Порой родители бывают слабее детей, это нужно просто принять. Но то, что происходило здесь, я не смог принять.

Роза молчала. Клас не спешил продолжать. Наконец он снова заговорил:

– Все дело в дядюшке Гундере. Мы должны были его так называть, хотя он вовсе не был старым. Чтото вроде подсобного рабочего. Рубил дрова, возился в саду и по хозяйству. В те дни здесь было больше построек прачечная и подсобный сарай, ниже по склону, у озера. Сейчас остались лишь развалины.

– Я их видела. – Она ковырнула лакированную спичечную инкрустацию.

Клас скрипуче рассмеялся.

– Да, дядюшка Гундер. Тот еще тип. Обожал мальчишек, зазывал к себе в гости, в домик, где вы теперь живете. Такой добрый. Добрый-предобрый. Пока с ним тоже по-доброму. А если нет… тогда – в люк.

– В люк? – прошептала она.

– Он нас туда сбрасывал. Сграбастает за шкирку – и вниз. И сидишь там, пока сговорчивей не станешь… В подвале у меня сформировалась фобия, с тех пор до смерти боюсь пауков. Потребовались годы дорогостоящей терапии, чтобы совладать с этим страхом.

Она не смела поднять на него взгляд.

– И что, никто ничего не рассказал?

Клас Шредер фыркнул:

– Неужели вы думаете, будто кто-то станет слушать сопляков, да еще трудных? Вы верите в это? Да все считали, что мальчики без ума от дядюшки Гундера. Что он наш идеал. Попасть к нему домой было все равно что награда. Если хорошо себя ведешь, добро пожаловать. Потом, правда, уже никто не рвался туда. Мальчишки пытались отвертеться от визитов в домик, выкидывая всякие фокусы, матерясь направо и налево. За сквернословие нас пороли. Но это было намного… предпочтительней.

– Ужас… Даже не знаю, что сказать.

– Видите этот поднос? – Клас Шредер показал на инкрустированную спичками поделку. Отер с подноса капли. – У меня был друг, Йонни его звали. Это он сделал поднос, для меня. Йонни ходил в любимчиках у дядюшки Гундера. Тот его сломал.

После ночи в подвале дядюшка мог с ним делать все что пожелает. Козел…

Покачал головой. Выпил.

– Мы собирались его убить. Придумывали способы, но, разумеется, это ни к чему не привело. Мы были маленькие. А он большой и сильный.

– Именно об этом вы написали в своей книге?

– Да. Сидел в Ницце и писал. У меня там квартира. Завтра утром возвращаюсь.

– Наверное, это тоже было своего рода терапией… я имею в виду то, что вы излили душу на бумаге.

– Конечно. Но, как я сказал, пришлось посещать и настоящего терапевта. До сих пор продолжаю ходить к нему. И теперь могу бывать здесь чаще и оставаться все дольше и дольше. Правда, больше пары дней все же не выдерживаю. Но я хочу здесь поселиться. Поставил себе это целью. Порой мне кажется, что нет красивее места на земле.

– Да, здесь красиво.

Клас потянулся.

– Но это время еще не пришло. Я понял это у вас в домике. Такое чувство, будто прошлое вернулось. Этот мерзкий люк… – Клас сунул в зубы сигарету. – Думаете, у меня случилась галлюцинация? – хрипло спросил он. – В домике… Готов поклясться, что слышал плач.

Часть третья

Намерения

Роза

Часы показывали без четверти час, когда она наконец забралась в постель. Опьянела. Приятное чувство. И, засыпая, вдруг нашла решение. Временное, конечно, но тем не менее. Поставила будильник; она и забыла, как это делается. Последние годы просыпалась сама почти с рассветом.

С Класом Шредером они засиделись до глубокой ночи, она успокаивала его. Дала ему выговориться, повторив рассказ несколько раз. Ей не однажды говорили, что она отличная слушательница.

Возможно, удалось его убедить.

– Порой человеку что-то слышится, если он под мощным давлением, в состоянии стресса. Именно это с вами и произошло. Вы перенесли такие ужасы, немудрено. Но теперь вам нужно отпустить прошлое, забыть все, что связано с тем мерзавцем. И с моим славным домиком.

Она даже заставила его рассмеяться. Наверное, воспитанники также смеялись, когда узнали о смерти дядюшки Гундера. Случилось это всего несколько недель назад.

– Обещайте никому не рассказывать. С ним расквитались чертовски изящно. Он был уже совсем старик, дряхлый, но в слабоумие не впал. Передвигался в инвалидной коляске, без помощи уже не мог обходиться. Даже задницу себе подтереть не мог. Так что обзавелся сиделкой. Угадайте, кто это был? Правильно, Йонни.

Свистящий, клокочущий смех. Разливая виски, забрызгал свои дорогие брюки. Внимания не обратил.

– Так вот, старик жил в двушке в пригороде Стокгольма, в Багармуссе. Любил гулять. Сидеть в четырех стенах, наверное, не очень-то весело. А потому Йонни часто его выгуливал. Однажды они поехали в город на метро. Поздним вечером все случилось… несчастный случай. Полагаю, что-то произошло с тормозами инвалидной коляски. Йонни отвернулся, всего на миг, а коляска уже очутилась у края платформы. А тут и поезд. И ни единого свидетеля. Йонни сказал мне, что старик, наверное, сам направил коляску к рельсам. Не хотел больше жить. – Хитро глянул на Розу: – Все ясно как день! Или нет?

– А разве там нет камер наблюдения?

– Увы. Потом приехали спасатели, вытащили его. То, что осталось.

– Грустно.

– Да. Очень грустно. Не знаю, куда они дели тело. Родственников у него нет. Похороны оплатило государство. Шведские налогоплательщики. Так и вижу церемонию. Дешевый гроб, свечи, псалом «О, прекрасная земля»[22]… Ну, может, роза лежала на гробе. Красная, как одеяло старика. И все.

– Приятное чувство? – улыбнулась она.

– Чертовски приятное. А теперь давайте выпьем за это.

Почувствовала, как воспрянула духом. Ей даже захотелось танцевать. Затем она вспомнила, и из нее словно воздух выпустили.

– В мае Йонни переедет в Ниццу, поживет у меня, – сказал Клас Шредер. – Он никогда не бывал во Франции. Там есть столько мест, которые я хочу показать. Вы бывали в Ницце?

– Нет.

– Чудесный город. И там живет мой психотерапевт.

Как хорошо, что завтра утром он уедет. А вдруг что-то в голову ему стукнет? Пожелает заглянуть в подвал… В качестве терапии. Вот Йонни точно исцелился. А Клас Шредер – нет.

Есть такой особый вид терапии, она читала про него, когнитивно-поведенческая терапия. Пациента погружают в стрессовую ситуацию. Она надеялась, что Класу Шредеру не рекомендовали этот вид терапии.

Проснулась за полчаса до звонка будильника. Голова болела, но как иначе? Два полных бокала виски. Проглотила таблетку аспирина, приняла душ, почувствовала себя лучше. План, почти приснившийся ей накануне, ждал осуществления.

Достала из гардероба одежду, какую обычно надевала на встречи. Черные джинсы, рубашка поло и бархатный пиджак, купленный в «Капп-Аал» несколько лет назад. Одежда выглядела как новая.

Съесть хоть что-то заставить себя не смогла. Выпила стакан воды и большую чашку черного кофе. Разложила кашу по мисочкам. Затем решительно подошла к люку, распахнула. Всмотрелась в глубину.

Вонь стала сильнее. В шкафу же есть туалет! Неужели нельзя туда ходить? А пол из пористой керамической плитки.

– Эй, ты! – сердито крикнула она. – Мало туалета в шкафу? Нечего на пол срать! Он новый! В дырки все затекает, не вычистить!

Похоже, Ингрид спит. Каша съедена, только упаковка осталась, висит на спинке стула. Наверное, надо ей дать попить. Роза наполнила водой еще одну бутылку, привязала бечевку, спустила вниз, на стеклянный столик.

Женщина не шелохнулась.

– Вода! – объявила Роза. Отпустила веревку. Та свернулась в спираль. – Вода!

Никакой реакции.

Я должна спуститься туда, проверить.

Ничего ты не должна.

– Эй! Я ухожу. И может, не вернусь.

Последняя фраза была жестокой, не смогла удержаться. Просто вырвалось само собой. Но подействовало. Ингрид застонала, шевельнулась. Роза бросила вниз упаковку с кашей. Еда шлепнулась на кровать. Ингрид издала тонкий, пронзительный вскрик.

– Заткнись! – заорала Роза и поразилась своей ярости.

Ингрид неловко поднялась на кровати, перевалилась на бок, сползла на пол. Выглядела отвратительно.

Следи за языком, Роза, выбирай слова! Язык твой – враг твой.

– Ты вернешься? А? – Ингрид разинула рыбий рот. Рот, который целовал Титус. Кончиком языка водил по этим изогнутым губам. Ласкал, разжигал страсть.

– Там видно будет, – отрезала она. – Захочу – вернусь.

– Но… тогда… ты ведь должна меня выпустить… – Вскинула руку, другая прижата к туловищу. Волосы свисали грязными, жирными космами.

Роза смотрела на Ингрид. В промежности нарастал зуд.

– Должна?

– Прошу… Что ты задумала? Что ты собираешься делать?

– В больницу собираюсь.

Ингрид пошатнулась. Сделала несколько неуверенных шагов. Исторгла гортанное бульканье. Роза поправила пиджак.

– Помнишь, как ты с ним кувыркалась? Помнишь? Как вы валялись на пару, а мне он говорил, что работает? У тебя дома, верно? Или в твоей лавке? Шлюха! Сраная сука! Бабам, уводящим чужих мужей, место в аду! Кстати, передать ему привет? От его поблядушки?

Ингрид глотнула воздух, рот беззвучно разинут. Грязь вокруг губ.

– Титус… Прошу… Ты что-то слышала? Как он?

– Чувствует себя так, как заслужил.

– Ох, нет… Ты не можешь…

– А если он спросит о тебе? Передать тогда привет?

Ингрид зарыдала:

– Ну пожалуйста… неужели ты никогда не простишь?

– Нет! – бросила Роза и поняла, что так оно и есть.

Сделала несколько звонков. Сперва в издательство. Оскара Свендсена не застала, приболел. Похмелье, злорадно подумала она. Тем лучше. Появился лишний день.

Второй звонок – Класу Шредеру. Он не спал, голос был хриплый. Поблагодарила:

– Спасибо за вчерашний вечер.

– Вам спасибо. У вас бодрый голос.

– Наоборот. Когда уезжаете?

– Через час. Самолет после полудня. Но по новым правилам приходится приезжать заранее.

– Я тут подумала, не подбросите меня до города? Накопилось несколько дел.

– Конечно. Увидимся через час.

Роза направилась в сарай, отодвинула метки с садовым грунтом. Сумка лежала там, где оставила. На коричневой замше местами уже появилась плесень. Она отерла ее, открыла сумку. Вытащила газетный сверток с вещами Ингрид. Выбрала то, что нужно.

Временные меры, полумеры.

Страницы: «« ... 89101112131415 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Юрий Кузнецов – один из самых ярких и загадочных поэтов второй половины XX века, «сумеречный ангел р...
Самоучителей вождения существует много, но среди них нет ни одного столь полезного, как тот, который...
• Кто разрушил Советский Союз и уничтожил его наследие?...
Популярнейший артист театра, кино и эстрады, Роман Карцев о своих литературных опытах говорит так: «...
«Божьи куклы» Ирины Горюновой – книга больших и маленьких историй про людей, которые могли бы быть с...
Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного п...