Крысоловка Фриманссон Ингер
Навернулись слезы.
Вот что такое горе. Печаль. Наваливается внезапно. А потом отступает. Кипит точно гейзер, незаметно, а потом взрывается. И снова затихает.
Они стояли перед дверью.
– А вдруг Розы нет дома? – прошептала Йеннифер. – Вдруг она тоже пропала?
Подняла руку, постучала.
Дверь распахнулась мгновенно и с такой силой, что едва не ударила девушек. На пороге Роза, полностью одетая.
– Девочки, – едва слышно пробормотала она.
Было в ней что-то странное. Какая-то подавленность. Будто она уже знала.
– Роза, – начала Йеннифер, – мы…
За спиной у Розы движение. Мужчина, высокий загорелый мужчина. Волосы взъерошены, глаза сонные. Их он заметил не сразу.
– Мама, подожди! – крикнул он.
И тут девушки поняли, кто это.
– Томас! – хором воскликнули они.
– Йенни! Юлия! Вы!
Они долго обнимали его. Томас изменился. Лицо взрослого человека – исчезла детскость, мягкость.
– Но как ты здесь очутился? – спросила Йеннифер. – Ты же должен быть в жопе мира!
– Мы приехали ночью.
Она отметила это «мы», интересно, кто тут еще. И тут вспомнила, с какой целью они приехали, сжалась, поникла.
Вперед выступила Юлия:
– Случилось страшное… Поэтому мы здесь. Отец. Папа умер. Вчера.
– Что?! – вырвалось у Томаса.
Юлия вздохнула:
– Да… Такое горе…
– Проходите же! Поговорим в доме! – Он шагнул с крыльца, ступил на мокрую траву. – Мама!
Роза медленно уходила по тропинке, по которой только что пришли девушки. Движения как у старухи. Голова втянута, плечи согнулись под невидимой ношей. Томас кинулся за ней, схватил за руку:
– Мама, ты слышала? Девочки приехали рассказать о Титусе.
Они сидели в гостиной. Рядом с Томасом – девушка, зовут Майя. Экзотическая внешность, и, кажется, старше его. Он представил ее как свою жену.
– Мы приехали ночью. Ужасно уставшие. Вымотались в долгой дороге.
Известие о смерти Титуса его явно потрясло. Майя сидела рядом с Томасом точно приклеенная.
Она так и не сказала ни слова. Девушки рассказали все снова.
– Это Ингрид его убила, – заявила Юлия. – Я не преувеличиваю. Она его предала. Сбежала.
– Я не понимаю, о чем ты.
– От нее пришло письмо, в котором говорится, что она больше не в состоянии выносить все тяготы. Мы нашли письмо дома у отца, в его квартире. Мы не знали, прочесть его отцу или не надо. Непонятно ведь, как больной воспримет такую новость. И все-таки прочитали. – Она разрыдалась.
– А он понял, о чем письмо? – спросил Томас. – Он был в сознании?
– Да, – мрачно ответила Юлия. – Он все понял. Фактически новость его уничтожила. Во всем виновата Ингрид.
Томас недоуменно смотрел на девушку:
– Но какие именно тяготы она не смогла выносить? Ничего не понимаю.
– Да мы и сами ничего не понимаем. Но она так написала. И попросила простить ее.
Роза все время бродила по комнате. С ней явно было что-то неладно. Подошла к двери, надела ветровку.
Томас вскочил.
– Мама, – умоляюще произнес он, – посиди с нами, ладно?
Роза вырвалась и вышла из дома.
– Что с ней? – спросила Йеннифер. – Какая-то она…
– Да-да, – подхватила Юлия, – мы видели ее в среду, и тогда она была совершенно обычной. И что у нее с рукой, зачем эта ужасная повязка?
Томас потер лоб. Виду него был обеспокоенный. Йеннифер заметила, что вокруг глаз у него уже наметилась сеточка морщин.
– Она все о каких-то мерзких крысах говорит. Я ничего не понимаю. Видимо, ее крыса цапнула. Но рану она не показывает. А вдруг заражение крови! И беспрерывно ходит к мусорным контейнерам, что-то там ищет.
– Что ищет?
– Откуда я знаю, черт возьми. Наверное, эту крысу.
Юлия поднесла руку ко рту:
– Крысу? Здесь что, есть крысы?
– Я не знаю. Но мои вещи из подвальной комнаты мама перенесла наверх. Помните ту комнату внизу, мы там себе всё оборудовали для репетиций? Возможно, там завелись крысы. А я-то думал, что мы наглухо загерметизировали стены и пол…
Юлия поежилась. Покосилась в сторону кухни:
– Но они куда угодно могут пробраться.
– Да что тут рассуждать! – воскликнула Йеннифер. – Это не шутки! А вдруг Роза подхватила инфекцию?.. Крысы очень опасные, они переносят кучу болезней. И если Розу укусила крыса, то инфекция могла поразить мозг! Менингит или еще что. Ей срочно нужно в больницу. Видно же, что с ней неладно.
Томас смущенно посмотрел на девушку:
– Да, Йенни, ты права. Я и сам так думал. Дело в том, что мы приехали так поздно, мало что соображали…
Майя судорожно выдохнула. И вдруг коротко вскрикнула. Томас повернулся к жене:
– What’s the matter, darling?[45]
Экзотическая жена Томаса смотрела в сторону кухни. И тут они все увидели. Под столом сидело животное. Крыса. Привстав на задние лапы, она вглядывалась в гостиную. Длинный безволосый хвост подрагивал.
– Вот черт! – выкрикнул Томас. – Черт, ну и дрянь! А мы здесь ночевали.
Он вскочил, громко топая, двинулся к кухне. Крыса мгновенно скрылась.
Майя, спрятав лицо в ладнях, жалобно подвывала. Внезапно она перегнулась через подлокотник, и ее вырвало прямо на пол.
– I am sorry, – простонала она. – I am very, very sorry[46].
Йеннифер неловко похлопала ее по плечу:
– It’s okay, it’s okay[47].
Юлия, тоже вскочив, заорала:
– Сваливаем отсюда! Сейчас же! Не могу больше оставаться ни секунды! Гнусь какая. Уходим. Отвезем Розу в больницу. Ее нужно обследовать! А потом домой, к маме. Мне нужно в душ, прямо сейчас! Я час буду отмываться, не меньше! Мама звала нас на обед. Она обрадуется гостям. Обрадуется, Томас, вам. And you, Maya. It is our mother![48]
Томас бросился в спальню и почти сразу выскочил с сумкой и гитарой. Юлия отвела Майю в ванную, помогла привести себя в порядок. Йеннифер слышала мягкий, утешающий голос сестры.
– Как же ты, бедняжка, испугалась, наверное, – бормотала та по-шведски, – как испугалась… Бедная малышка…
Материнские интонации в голосе сестры. Удивительно.
– Вы можете пожить у нас, в нашей уютной берложке в Блакберге, или на Тулегатан. Без крыши над головой не останетесь. Все образуется. А здесь жить нельзя.
– Я найду Розу, – сказала Йеннифер. – Вы идите к машине. Там встретимся.
Ингрид
Старик седой, крестьянин вольный…
В голове крутились строки Сеттерлинда.
Смерть. Крестьянин с корзиной.
Она представляла себе эту картинку, читая некрологи: корзина за спиной у старика, он наклоняется, опускает ее на землю.
- Зайчонком робким замер я.
Ей нравилось это странное стихотворение.
Умиротворяющее, почти радостное.
- Он нежно усадил меня в корзину.
- И я уснул, и в путь мы подались[49].
Она готова. Готова расстаться с жизнью.
«Титус», – подумала она, но не было в этой мысли ни грусти, ни отчаяния.
Титус был этим крестьянином. А она – зайчонком. Титус пришел за ней. Ингрид казалось, что она видит его. Что Титус склонился над ней, смотрит на нее со своей мягкой, теплой умешкой.
Где же ты была, мышонок мой?
Вечно он называл ее мышонком, бельчонком. Точно она была его маленькой любимой зверушкой. Он стоял в кромешной тьме, но она больше не боялась тьмы.
И боль ушла. Тьма размывалась. Обретала пушистую мягкость. Ингрид погружалась в нее, точно в уютное прибежище.
Сверху неслись звуки. Новые звуки, иные, чем прежде, вибрации. Она вяло думала, что ее наверняка найдут. С усилием открыла глаза. Знакомый четырехугольник света. Теперь едва различимый. И все. Губы шевельнулись, рот приоткрылся, словно она хотела сказать, закричать. Но звук не шел. Все кончено.
Она лежала в корзинке крестьянина. Он уже шел дальше, и корзинка мерно качалась у него за спиной.
Зыбкий сон уносил ее.
Йеннифер
После обеда она вернулась в коттедж.
– Хочу побыть одна, – сказала, не вдаваясь в подробности.
– Ладно, – ответила Юлия без особого интереса. – Увидимся вечером.
Юлия все хлопотала вокруг Майи. Девушка рассказывала о причине своего недомогания:
– I am pregnant. I am going to have a little baby. And I wanted this baby to live in your country, I wanted it so much[50].
Юлия осуждающе глянула на Томаса, и Йеннифер заметила, как тот сжался.
«Ага, – подумала она, – бедняга Томас, ну и жизнь тебя ждет…»
Коттедж они покинули с облегчением.
Сперва отвезли Розу в больницу. В Седертелье обнаружилась клиника скорой помощи. Томас и Йеннифер пошли вместе с Розой и, как только объяснили, что стряслось, врачи тут же засуетились.
– Мы думаем, мать заразилась, – говорил Томас. – Ее укусила крыса. И мама стала странная, она такой никогда не была. Наверное, зараза поразила мозг.
Регистратурная сестра вздрогнула:
– Крыса?!
– Да. К сожалению, подробностями мы не располагаем. Я приехал домой ночью, из-за границы. Я почти не узнаю мать. И мы видели крысу в доме. Внутри. Я не выдумываю.
Два санитара уже занялись Розой. Уложили на каталку, быстро покатили. На каталке мать казалась такой маленькой…
– Я не могу здесь больше, – пробормотал Томас. – Позвони мне, ладно? Я здесь не могу.
Розу она нашла у мусорных баков. Крышка одного была откинута, Роза рылась в нем, нырнув едва ли не по пояс. Она была босая.
Йеннифер видела, что контейнер совершенно пуст.
– Роза, что ты делаешь? – спросила она, постаравшись подавить страх.
Та обернулась. Ее узкое, чуточку кошачье лицо было виноватым.
– Что с тобой? – спросила Йеннифер; вопрос прозвучал слишком строго.
– Крыса, – просипела в ответ Роза.
– Крыса? О чем ты?
– Большая крыса… под полом…
– Под полом? В подвале крыса?
Роза кивнула.
– Зачем ты ходишь к мусорным бакам?
– Не знаю… я убила крысу… не знаю…
Девушка тронула ее за руку. Роза замерла, лицо ее напряглось.
– Ну, что случилось? – мягко спросила Йеннифер. – Милая, дорогая Роза, что с тобой случилось?
Она взяла ее за руку. Ладонь сухая, горячая.
– Пойдем. Отвезем тебя в больницу. Покажем врачу. Ты же понимаешь, что тебе надо к врачу. Твоя рука… Это крыса тебя укусила?
– Не знаю… я убила крысу… не знаю… – снова забормотала Роза слабым голосом.
Она больше не сопротивлялась, покорно плелась за девушкой.
Остальные уже ждали их у машины. Йеннифер бросила ключи:
– Садитесь. Мы скоро. Нужно найти обувь для Розы.
Она обнаружила их за занавеской в прихожей. За желтой, с черными ибисами, занавеской. Они стояли там. Старые уродливые ботинки Ингрид. Это точно были они, никаких сомнений. С дурацкими красными шнурками. На свете существовала только одна такая пара.
Во рту пересохло, точно туда пеплу сыпанули. Йеннифер подняла ботинок, посмотрела на Розу:
– Чьи это?
Лицо Розы посерело. Она часто задышала, с всхрипом. Зрачки расширились.
Йеннифер поставила ботинок на место, задернула занавеску. Усадила Розу на табуретку:
– Жди меня!
В горле першило, будто в начале простуды. Она нашла туфли и пару чистых носков. Присела перед Розой на корточки, натянула ей на ноги носки. Ноги были грязные, до черноты. Мизинцы точно две черные фасолины. Похлопала Розу по коленке. Внутри нарастало странное возбуждение.
– По-моему, я кое о чем догадываюсь, – прошептала она.
Роза неотрывно смотрела на нее, глаза тусклые, бессмысленные. Йеннифер нашла ключи, тщательно заперла дверь:
– Теперь все позади.
Мама Биргитта встретила их с распростертыми объятиями и с накрытым столом. Мастерица по части пира на скорую руку. Даже если повод вовсе не радостный.
Йеннифер есть не хотелось. Она места себе не находила. Для виду поклевала салат. Нужно уехать. Нужна определенность.
Поев, Майя ожила. Стоя у окна, показала свой округлившийся животик Ребенок родится в сентябре. Йеннифер вспомнилась старая поговорка: новая родня идет на смену старой. В каком-то смысле они все родственники. И это чудесно.
Никто не заметил, как она ушла. Спускаясь по ступеням, Йеннифер слышала, как мать уже вовсю строит планы:
– Купим ей подходящую одежду. Вот поедим и поедем в торговый центр. Что скажешь, Томас? Майя не устала? Тебе теперь нужно обращаться с малышкой Майей бережно. Женщина в положении особенно ранима. Не забывай.
Йеннифер припарковала машину на том же самом месте. Небо сияло синевой, раскинулось над головой бесконечным куполом. Где-то радостно разливался дрозд. Она посмотрела в небо.
Папа, ты там?
И будто услышала ответ.
Береги себя, девочка моя. И Юлию береги. Я вас очень люблю.
Открыв дверь, она вошла в прихожую. Грудь стиснуло. В нос ударил резкий звериный запах. И как она утром его не заметила? Люди покинули дом, и запах ощущался сильнее. Отдернула занавеску, подняла один ботинок. Пропустила шнурок между пальцев. Красный, нелепый. Представила, как Ингрид вдевает его в дырочки. Неужто считала, что это красиво?
«Большая крыса», – подумала Йеннифер, но удовлетворения не ощутила, только печаль.
Она прошла на кухню. Сдвинула ногой коврик.
Вот он. Люк с железным кольцом.
Села на корточки, потом опустилась на колени.
– Папа… – прошептала она, – папочка, прости нас!
Рука ухватила кольцо, оно было прохладным. Медленно потянула кольцо на себя. В нос ударил смрад. Она шумно выдохнула, выпустила кольцо, крышка с грохотом упала.
Йеннифер нервно сглотнула, с силой закусила губу.
– Shit, – пробормотала она и заплакала. – Shit, shit, shit!
Вновь взялась за кольцо и решительно дернула на себя.
Первым, что увидела, была кровать. И то, что на ней лежало. Какой-то ком. Тело, укрытое одеялом.
– Ингрид… – позвала она.
Никаких ступенек, вниз не попасть. В глазах потемнело, все закружилось.
– Ингрид! – услышала она свой голос. – Это Йеннифер. Это ты, Ингрид? Ответь мне.
Наклонилась, всматриваясь в дыру, заставляя себя дышать. Груда на кровати не шевелилась. Вытащила телефон. Набрала номер службы спасения.
– «Скорую»! – выкрикнула она. – На Боргвиков хутор! Пожалуйста, скорее! Скорее!
Она легла на пол возле люка и стала ждать.
Заслышав сирены, всмотрелась в дыру.
Почудилось, будто груда на кровати шевельнулась.
Послесловие
Приступая к работе над этой книгой, я ровным счетом ничего не знала о крысах. Так же, как Ингрид, я полагала, что крысы – мерзкие, вонючие и агрессивные. Благодаря Беатрис Эрикссон я узнала, что это не так Беатрис дрессирует крыс в парке «Том Титус Эксперимент», что в Седертелье. Там я познакомилась с ее питомицами – с Пылинкой и Ветерком, с Холодком и Дымком, со Снежинкой. Милые, дружелюбные создания с очаровательными хвостиками. Спасибо вам и вашей хозяйке.
Также спасибо всем, кто отвечал на мои вопросы, пока я писала книгу. Анне Янсон и Ригмору Ханссону, Анне-Карин Томас и Кайсе Берглунд. Спасибо всем, кто прочел рукопись и чьи замечания так пригодились, – Яну Фриманссону, Хелене Либранд и Фредрику Либранду. Вы трое были первыми моими читателями.
Последним по порядку, но не по значимости, хочу поблагодарить Петера Карлссона, редактора с соколиным взглядом из издательства «Нурстедт». Этот человек не пропустит ничего, и с ним я чувствую себя такой уверенной.
Пожалуй, следует упомянуть, что все реалии в книге правдивы, разве что я позволила себе некоторые архитектурные вольности. А вот все персонажи, напротив, – целиком и полностью плод моего воображения.
Седертелье, весна 2009 года
Ингер Фриманссон