Крысоловка Фриманссон Ингер

Ингрид

Чистый, резкий воздух обрушился вместе со светом. Она посмотрела на свет, заставив голос звучать во всю силу:

– Помоги… пожалуйста, помоги…

Над головой, подобно луне, висело лицо Розы.

Нужно приподняться и посмотреть на пол. То, что там чавкало, – оно еще здесь? Или то были ее фантазии, страхи? Она всегда с легкостью принимала фантазии за реальность. Делала из мухи слона. Титуса эта ее привычка всегда раздражала – она помнит.

По-твоему, я и сейчас преувеличиваю? А?

– Эй… – прошептала она, но вышло почти неслышно.

Приподняться, посмотреть. Шея не гнулась, онемела, как и все тело, точно мышцы уже сдались. И тут она придумала. Словно из самых глубин отчаяния всплыл мультяшный кадр, помеченный горящей свечой.

– Роза, я сделаю все, что ты хочешь, только выпусти меня. Все, что принадлежит мне, станет твоим. Займи мое место, перебирайся в мой дом… мои деньги, мое имущество, все. Это в тысячу раз лучше, чем жизнь в лесу. Я тебе все отпишу… и его тоже отдам, пусть остается с тобой… я хочу отдать тебе все… я в долгу перед тобой из-за того зла, что причинила тебе. А взамен прошу лишь обо одном…

Луна вверху молчала.

Может, она все это лишь подумала? Может, вслух ничего не произнесла?

И все же выход, это выход. Наследство Титуса. Та часть, что причиталась ей. Она отдаст Розе все. Ничего себе не оставит. Переедет к Марии, а когда встанет на ноги, найдет съемную квартиру. Назад в Хускварну! Домой, да и цены там не в пример ниже; там, дома, у озера, она будет в безопасности, там ее корни. И работу она там найдет – устроится в «Академкнигу» в Йончепинге, с ее-то солидным опытом…

– Что скажешь? Неужели ты против?

Сияющий, бездвижный лунный лик.

– Ну пожалуйста, пожалуйста… Если ты опасаешься, что… ну всего этого… я клянусь, никому ничего не расскажу… Клянусь!

Никакого отклика.

Нет, на сострадание рассчитывать не приходилось.

Она закрыла глаза, и вдруг что-то ударило ее по ноге. Она заскулила. Что это? Животное?! Крыса запрыгнула на постель?

Через силу села. Ее трясло, все тело, каждая его клеточка, дрожало.

Наверху, у Розы, раздался стук где-то за спиной хозяйки.

Вжавшись в стену, Ингрид смотрела, как на лице Розы проступает ужас, как она оборачивается.

И снова тьма.

Роза

Вставая, пошатнулась, упала. Поскользнулась, один тапок куда-то отлетел.

Вновь постучали. Выбежала в прихожую в чулках. Кто так поздно? Кому вообще она могла понадобиться?

Не Томас, он вряд ли, она уже перестала надеяться. Прислушалась, за дверью шаги.

Если сидеть тихо, подумают, что сплю.

Но ведь в окнах свет.

Проклятие.

Кто же это? Тип с овчаркой, разузнавший, где она живет, явился отомстить? Или… неужто Титус? Привезли на «скорой»?

Вновь стук, прямо по ушам. Приоткрыла дверь – так, чтобы осталась щелка. И почему только она не поставила цепочку! При жизни Акелы она не ведала страха. А теперь…

На крыльце стоял мужчина, стараясь держаться подальше от мокрого ковра. Клас Шредер.

Пахнуло алкоголем.

– Как у вас тут, черт, сложно… Сложно, да.

– Я знаю, простите. Но иначе ковер не высохнет.

– Вы ведь не спали? Увидел свет и решился…

– Нет-нет… я работаю.

– Я хотел вам кое-что показать. Нашел у себя в библиотеке. Вот, взгляните! – Он торжественно протянул какой-то предмет.

Книга.

В переплете, с разрезанными страницами.

Никакого рисунка на обложке, только текст.

Стихи Мануэля Рамиреса.

– Какое совпадение, верно? – воскликнул Клас Шредер. – Он еще и поэт, вы не знали?

– Э… нет, не знала.

– Извините, можно я зайду к вам ненадолго, на минутку? Знаю-знаю, вы заняты, но на минутку. Мне бы так хотелось хоть мельком взглянуть на ту рукопись.

В голове ни единого повода, чтобы не пустить его.

– У меня так неприбрано, – пробормотала она.

Клас Шредер улыбнулся:

– Ох, не думаю, что мы, мужики, обращаем внимание на такие вещи.

«Заигрывает, – удивилась Роза. – Неужели пытается приударить?»

– Ну, тогда милости прошу.

Прошел, не снимая обуви. Большую часть жизни провел за границей. Там так принято, там люди никогда не разгуливают в носках, когда приходят в гости.

Нашел сразу же, будто чуял. В гостиной, на диване. Единственное место, куда можно сесть. Кресло и стул были завалены бумагами.

– Вы полагаете, что я флиртую?

– Ну, это очевидно.

Оглядел комнату:

– Как у вас тут хорошо. Уютно.

– Спасибо.

– Похоже, вам нравится здесь жить.

Кивнула.

– Ничего не нужно сделать? Починить что-то?

– Нет, не нужно.

– Потому что если нужно, то только скажите. Имейте в виду.

Спровадить его поскорей, но без скандала. Лихорадочно думала, как это сделать.

Гость откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову.

– А вы теперь одна живете? У вас сын есть, насколько я помню. Музыкант, правильно?

Сердце скачет в груди. Сказала:

– Да. Томас. Но сейчас он за границей, ну, вы знаете, рюкзак за плечи…

– Отлично, отлично. Замечательно, если в юности можешь попутешествовать вволю.

– Согласна.

– Да и девушкам тоже полезно бывать за границей. А ваш парень… разве у него не было своей музыкальной группы?

– Он мечтал о музыкальной карьере, – тихо ответила она. – Но вы ведь знаете, как бывает. В наше время молодежь нетерпелива.

– Вы как-то говорили, что думаете обустроить подвал. Чтобы они там собирались, устраивали джемы, или как у них это называется… Из этой идеи что-нибудь вышло?

– Начали. Но ничего не завершили. Бросили на полпути. Нет у них терпения.

– А что у вас там?

– Где?

– В подвале.

– Да ничего. Храню всякий хлам. Ну, тот, что под ногами вечно путается.

Бросил на нее непонятный взгляд. Роза торопливо заворошила рукопись, лежавшую на столе. Вытянула несколько страниц, положила перед собой.

– Да, кстати, рукопись… Правда, ошибок хватает. Но вы можете взглянуть, если хотите.

Принял страницы, полистал.

– «Слезы пепла», надо же… – Рассмеялся. – Да, вижу, работенка вам выпала изрядная.

– В издательстве считают, что Рамирес получит Нобелевскую премию.

– Вполне вероятно.

– А что вы думаете по поводу такой вот фразы? – Она вытащила страницу, на которой застряла. – «Метафоры подобны тебе, бежавшему греха». Где здесь смысл?

Он возбужденно посмотрел на нее:

– Неужели не понимаете? Это же…

Забрал у нее лист, принялся читать. Нахмурился.

– Подобны тебе, бежавшему греха… Поколение, что бежит прочь… Это очень в духе Рамиреса. – Отложил листок, взял принесенную книгу. – Вот, послушайте!

Слова испугали ее. Он специально? Прощение… падающего… плач… почему он выбрал именно эти строки? Неужели что-то подозревает? Незаметно накатило головокружение. Пришлось присесть, но место было только на диване, рядом с ним.

– Что с вами? – участливо спросил гость. – Вам нехорошо?

– Не знаю… голова закружилась… пройдет.

Похлопал ее по коленке:

– У вас кругом идет голова от поэзии Рамиреса! Значит, он поистине достоин Нобелевской премии!

Она чувствовала, что сильно побледнела. Подмышки увлажнились. Глаза его были близко. Слишком близко.

– Ну… Теперь я начинаю волноваться за вас, друг мой. Думаю, вам нужно выпить что-нибудь крепкое. Вы просто переутомились. Сейчас папочка сходит и принесет чего-нибудь приятного. Никуда не уходите.

– Нет-нет, что вы, пустяки, не нужно…

– Пожалуй, я не рискну больше вас оставлять одну. Может, у вас что найдется? Виски будет в самый раз. Я и сам с удовольствием выпил бы, если начистоту.

– Нет, – прошептала она, – ничего такого у меня нет, я очень редко пью.

И тут они услышали.

Крик.

Приглушенный, подвывающий плач несся из кухни.

Клас Шредер напрягся:

– Что там такое, черт подери?!

Она уже вскочила:

– Ничего особенного.

– Да нет же! Я слышал. Ребенок… Там кричал ребенок, мальчик.

– Нет-нет! – Роза поспешила на кухню. И замерла. Люк был чуть приоткрыт. Тапок застрял между крышкой и полом. Она наклонилась и выдернула его. Крышка легла в паз.

Она повернулась. В дверном проеме стоял Клас Шредер.

– Что вы делаете? – тихо спросил он.

Ингрид

Лежала, обнимая пластиковую колбаску, – грела. Запихнула руку под рубашку, ощутила, какая горячая кожа. Жар? Если поесть, наверное, станет лучше, у нее целая упаковка каши. И тогда крысы не придут… и не будет страшно.

Подремала. Руки и ноги холодные, как ледышки. С трудом вспомнила: что-то случилось. Роза испугалась. Кто-то стучал в дверь. «Титус», – простонала она и открыла глаза. На полу – узкий треугольник света, размытый, очертания напоминают рыбу. Люк не закрыт до конца.

Затаила дыхание. Голоса, мужской голос и быстрая речь Розы. Размытые, приглушенные голоса доносились словно из-под воды. Как тогда, под мостом. Все звали ее – выходи! Летний лагерь при церкви. А она спряталась, чтобы напугать всех. И вожатых, и других детей. Чтобы прекратили травить ее. А когда решила всплыть, застряла. Если бы один вожатый ее не заметил, так и утонула бы.

Попыталась прислушаться. Ничего не пропустить, не испортить. Если это Титус, он не сдастся. Будет рыскать по дому бывшей жены, обыщет каждый уголок.

Собралась с силами, чтобы закричать. Открыла рот, но зашлась в кашле.

Он приехал на машине. На удобной, карамельного цвета «ауди». Ради нее поднялся с больничной койки. «Все, надоело в больнице торчать! Хватит! Не могу там больше мучиться!» Его красивые, сильные руки с аккуратно подстриженными ногтями… Поворачивают ключ зажигания, отжимают ручник… Сжимают руль. «Я еду, Ингрид, я уже еду. Я найду тебя».

Она подалась вперед, испустила жалкое блеяние. Туда, к мерцающему треугольнику:

– Помогите… Я здесь, внизу…

Грудь будто сдавило. Нет голоса, только один писк да карканье.

Еще раз:

– Помогите… я здесь… внизу…

Если бы он просто зашел на кухню! Только зашел! Сразу бы все понял. Наклонился бы и рванул на себя люк. И рассвирепел бы. Сколько раз она видела его в ярости. Казалось, он раздается ввысь и вширь, вены на шее вздуваются. Тогда с ним лучше не разговаривать. Не спорить, не злить. Несколько раз ей даже досталось от него. Нет, не часто.

А сейчас… Сейчас достанется Розе!

Приглушенный шум вдалеке.

Разговор.

Что они там делают? Он ее расспрашивает? Допрашивает? Как судья, назначающий наказание. Но почему не идет? Почему сразу не обыскал дом? Должен понимать, как ей тяжко.

Титус болен, Ингрид. Лежит на больничной койке и умирает.

Чей это голос?

Вцепилась пальцами в шею – с такой силой, что начала задыхаться.

И вновь, из последних сил:

– Эй… я внизу…

Грохочущие шаги, все ближе. Какой-то шум.

И снова тьма.

Роза

Клас Шредер стоял, приложив руку ко лбу. Всем телом привалился к дверному косяку – казалось, вот-вот рухнет. Роза подошла к нему. Ее все еще трясло. Много ли он увидел?

Спокойно – сейчас это было важно – спросила:

– Как вы?

– Я… мне нужно на воздух.

– Хорошо, я провожу.

Осторожно вывела его в гостиную. Там он вцепился ей в руку, приник.

– Клас, пожалуйста… – Она впервые назвала его по имени. – Вам плохо? У вас ведь не инсульт?

Не хватало еще, чтобы он свалился прямо здесь. Кровоизлияние в мозг – и нет человека. Что сделать при подозрении на инсульт? Три вещи. Попросить человека улыбнуться. Попросить его назвать свое имя. А в-третьих… Что еще?

Внезапно рука, державшаяся за нее, впилась клещами.

– Нет, – резко сказал он. – Нет никакого инсульта!

– Я испугалась.

– Идите за мной! – приказал он.

И распахнул дверь на улицу. Рывком сдернул ковер, висевший на перилах. Швырнул на землю. Руки ее он так и не выпустил, а Роза не осмеливалась вырваться. Потащил ее вверх по склону холма, к главному дому. И только когда они очутились внутри, выпустил ее руку. И сразу задышал ровнее.

– Извините, если напугал вас. – Шредер закашлялся. – Но как только я увидел тот люк…

Она стояла, напряженно выжидая. Не смея посмотреть на него.

– …все вернулось вновь.

– Что «все»?

Он долго, прерывисто вздохнул. Как будто сдерживая рыдание.

– Все. Я объясню.

– Вам уже лучше? Может, вызвать «скорую»?

– Нет, черт. Все уже прошло. Но не уходите, прошу.

Она внимательно огляделась. Холл обит деревянными панелями, обтянут зеленым шелком. На стене – пять винтовок, висящих веером. Рядом – лосиная голова. Мертвое животное будто смотрело ей прямо в глаза. Клас Шредер заметил ее взгляд.

– Подарили на пятидесятилетие, – пояснил он. – Не правда ли, искусная работа? Один мой добрый приятель – таксидермист. Выслеживал зверя, поджидал в засаде. Зверюга повадилась еженощно наведываться в его сад и жрать тюльпаны. Однажды нажралась раз и навсегда.

Роза вспомнила косулю, что иногда встречала на рассвете. Худая, один рог отколот. Не видела ее с прошлой осени.

– Входите!

Две стеклянные двери распахнуты настежь. Махнул в их сторону.

Она осознала, что впервые в его доме. Договор аренды подписывали внизу, в ее домике. Комната за холлом была просторная, но заставленная, словно хозяева переехали недавно и еще не пристроили всю мебель. Вдоль стен рядами стояли кресла. По виду антикварные. В центре – длинный столик в восточном стиле с инкрустацией из медных пластин, у столика – два кресла с подлокотниками в виде орлиных лап. Роза села в одно из них. Холодная кожаная обивка скользила.

– Принесу что-нибудь выпить, – сказал Клас Шредер. – Нам обоим не помешает.

Подозревает ли он ее, заметил ли беспокойство? Понимает ли, что она напугана?

Клас Шредер появился с подносом, инкрустированным спичками. На подносе – два стакана с кубиками льда и широкая бутылка с остатками виски. Хозяин наполнил стаканы. В упор посмотрел на нее, во взгляде ни намека на слабость.

– А теперь, Роза, я хочу поговорить…