Чужими руками Григорьева Юлия

– Выход? Откуда?

Он смеется:

– Фрау Штейнбах! Умоляю! Сначала вы меня недооцениваете как детектива! Теперь – как бизнесмена! За что? Мне даже обидно!

Наклонившись вперед, он переходит на шепот:

– Я все знаю, дорогая фрау Штейнбах! Я же не с бухты-барахты приехал. Навел справки! Все как полагается. Знаю, что вы в долгах по уши! Что бизнес ваш находится при последнем издыхании! Так что продажа недвижимости – самое лучшее в этой ситуации!

– Ну если откровенно, то дела и правда идут неважно! – неохотно признаюсь я. – Но я не считаю, что мое положение безнадежно! Возьму еще один кредит. Сделаю ремонт. Вложусь в рекламу. И дела пойдут в гору.

– Не обольщайтесь, Лиз! Кредит вам навряд ли дадут! Больше скажу: мой босс по своим каналам дал понять кое-кому, что вкладывать в вас деньги неразумно. И несвоевременно!

– Вы хотите сказать… – начинаю я, не в силах сдержать закипающий гнев. Но он меня обрывает:

– Да! Вы в бизнесе – новичок! А я до того, как стать частным детективом, в нем достаточно покрутился! И сейчас работаю с серьезными людьми! Поверьте: предложение продать отель – очень взвешенное! Тем более что…

Он замолкает. Смотрю на него в ожидании продолжения, но он молчит. Наконец, не выдерживаю:

– Что замолчали? Договаривайте!

На лицо Вениамина Аркадьевича набегает тень. В голосе звучит искреннее сочувствие:

– Поверьте! Вам надо как можно быстрее избавиться от недвижимости! Это вернет вам свободу передвижения! А она вам ой как нужна! Иначе все может обернуться очень плохо!

– Вы о чем?

– О том, что прокуратура может перепроверить факты гибели Зои Андреевны и ее мужа. Существует очень высокая вероятность, что прокурорская проверка превратится в уголовное дело.

– Вы мне угрожаете?

– Ни в малейшей степени! Только напоминаю, что ваше сегодняшнее благополучие зиждется на очень зыбкой основе. Представьте, что будет, если в прокуратуру попадет, например, запись вашего разговора с мужем в квартире Лиз Штейнбах? А еще можно доказать, что вы присвоили ее имя. И ее имущество. Что скажет австрийское правосудие, если узнает об этом? Продать все и уехать подальше – вот что вам сейчас нужно!

– Угрожаете! – подвожу итог его эмоциональному выступлению.

– Да нет же! – возражает он. – Я – деловой человек! Делаю вам деловое предложение! Продаете, получаете деньги, уезжаете подальше отсюда – и все остается как есть. Мой босс доволен тем, что осуществил мечту. Он – добросовестный покупатель, и, как бы потом ни повернулись дела, какие бы обстоятельства ни открылись – его приобретение останется за ним. Значит, с момента совершения сделки вы становитесь ему неинтересны! Прокуратура никогда не узнает того, что знает он! У вас же появляются деньги и свобода передвижения. Всем хорошо!

Развиваю его мысль:

– Но если я отказываюсь – вы передаете компромат на меня, добытый, кстати, незаконным путем, в прокуратуру.

– Я таких решений не принимаю, – сухо отвечает Вениамин Аркадьевич. – Решение будет принимать Петр Ильич.

Невольно вздрагиваю:

– Какой Петр Ильич? Я знала в Питере одного…

– Это он! – подтверждает Вениамин Аркадьевич.

– Но вы сказали, что работаете на одного известного человека…

– Петр Ильич ныне – очень известный в Питере человек. Депутат. А после выборов в Думу станет известен всей стране.

Новость бьет меня, словно обухом! Петр Ильич так высоко взлетел! Но навряд ли забыл, как я издевалась над ним на корпоративе! Вот уж кто не упустит возможности раздавить меня!

– Но ведь депутатам нельзя иметь собственность за бугром, – хватаюсь я за соломинку.

– Ну, во-первых, можно, – снисходительно улыбается Вениамин Аркадьевич. – Это счета иметь нельзя. А недвижимость – почему нет? Но ход вашей мысли верен. В России может случиться все что угодно. Сегодня можно, а завтра, глядишь – уже нельзя. И Петр Ильич, как человек осторожный и предусмотрительный, имеет это в виду. Поэтому сделка будет оформлена не на него. И даже не на жену. А на одну молодую особу.

Меня обжигает догадка:

– Уж не на Светочку ли?

– Не знаю, кого вы имеете в виду, – сухо отвечает Вениамин Аркадьевич. – Но ту особу действительно зовут Светлана.

Мне становится весело:

– Ай да Светочка! Ай да молодец! Запомнила наш разговор! И на ус намотала!

Разговор угас. Я обдумываю свое положение. Вениамин Аркадьевич понимает мое состояние и деликатно молчит.

Да, девушка! Ну и в ситуацию вы попали! Выходов из нее немного. Вениамин Аркадьевич, пожалуй, прав! Похоже, придется принять предложение! Но нельзя же сдаваться вот так! Сразу! Надо же поторговаться!

– Трудности у меня, конечно, присутствуют. Это вы верно заметили. Но не думаю, что все так уж безнадежно! Хотя… может быть, в вашем предложении что-то есть.

– Думаю, вы правильно понимаете ситуацию, – отвечает мой визави.

С подчеркнутой небрежностью спрашиваю:

– Сколько ваш шеф готов заплатить?

– Два миллиона!

Хорошая цена! У меня долгов чуть ли не на миллион! Выплатить их – еще миллион останется. Будет с чего начинать новую жизнь. Не придется начинать поиски богатого мужа с пустыми карманами.

– Сразу оговорим один нюанс, – продолжил Вениамин Аркадьевич. – Как только сделка будет завершена и вы получите деньги – купите у меня то, что назвали компроматом. Цена – ровно половина суммы сделки. На этом – все!

От его слов мне становится холодно. Как? Он хочет за компромат миллион? И что тогда у меня останется? Кукиш? Я же буду нищая?

– Вам не кажется, что цена великовата?

– Ничуть! – отвечает он. – Свобода стоит дорого!

– А где гарантия, что вы не оставите себе копии?

– Гарантия одна – мое честное слово!

Под ложечкой начинает противно подсасывать. Целый день ничего не ела. А разговор с бывшим детективом сжег во мне последние остатки гликогена. Моя печень пуста. Оголодавший мозг выскребает из крови последние молекулы глюкозы.

– Правильно я понимаю, что мы договорились? – спрашивает Вениамин Аркадьевич.

– Мне надо еще подумать.

– Думайте! Пара-тройка дней у вас есть. Сейчас я еду в Швейцарию. На обратном пути заеду к вам. Постарайтесь к этому времени определиться.

– Постараюсь…

Вениамин Аркадьевич поднимается из кресла. Встаю и я.

Глава 20

После разговора с Вениамином Аркадьевичем заезжаю в банк. Услужливый молодой человек в строгом костюме и с маской притворного сочувствия на лице объявил, что мою заявку на новый кредит отклонили. Если отстраниться от лицемерного приличия, то правильнее будет сказать: меня вежливо послали. Туда, откуда все мы появляемся на свет божий.

Это не стало для меня неожиданностью. Иллюзий, что трюк с новым кредитом прокатит, не было. Но все равно отказ, мягко говоря, огорчил. Наверное, потому, что где-то в глубине души я еще надеялась на чудо. Даже после слов Вениамина Аркадьевича о том, что мой бывший босс позаботился, чтобы не оставить мне выбора.

Еду домой. Ровная, как стол, извилистая лента дороги набегает на меня и скрывается под машиной.

Негромко играет музыка, но я ее не слышу. Мысли заняты другим.

Ну и дела! Сколько всего сразу свалилось на плечи слабой женщины. Как же во всем этом разобраться? Да так, чтобы не запутаться? Нужна последовательность! Есть два способа решения проблем. Один: решать их по мере поступления. Второй: по степени важности. Что на данный момент самое важное? Пожалуй, предложение Вениамина Аркадьевича, а в действительности Петра Ильича. Оно основано на угрозе разоблачения. Петр Ильич о моей проделке не мог знать. Следовательно, просветил его любезнейший Вениамин Аркадьевич. Как они встретились – загадка. Хотя…

Ведь неслучайно же они пересеклись! Не может быть, чтобы Петр Ильич нанял детектива последить за женой, а по ходу дела разговорился с сыщиком, и все такое прочее. Нет, это Вениамин Аркадьевич вышел на моего бывшего босса. Он фактически сам сказал мне об этом. Как только Вениамин Аркадьевич понял, что Зоя превратилась в Елизавету, стал обдумывать, как бы из этого дела извлечь собственную выгоду. Самое ценное в мире – не деньги. Не золото и не бриллианты. Самое дорогое, не подверженное инфляции, – информация.

Старый шпион сразу просек, что владеет тайной, которая может принести ему очень серьезные дивиденды. Наверняка первой его мыслью было: поехать к Зое-Лизе и предложить, чтобы она купила его молчание. Но потом он почему-то решил обратиться к бывшему начальнику Зои. Почему? Скорее всего, почувствовал возможность срубить бабки и с меня, и с Петра Ильича. Что-то узнал про скандал, который я закатила на корпоративе, узнал, что Петр Ильич – мужик злопамятный, вот и вышел на него. Скорее всего – через мордоворота Славика. Это тупоголовое животное сольет любую информацию за просто так и даже сам этого не заметит. Потом Вениамин Аркадьевич подкатился к кое-кому еще. К той же Илларионовне. Эта ведьма старая тоже задаром, только из собственного представления о справедливости, слила ему всю желчь, которую на меня годами копила. Светочка… Нет, если он и подсыпался к ней, то крайне осторожно. И отступил, как только понял, что с любовницей Петра Ильича лучше не связываться. Тем более что Светочка мне по гроб жизни должна быть признательна за науку.

В общем, Славика вкупе с Илларионовной ему хватило, чтобы все понять. И по полочкам расставить. А уже после этого выйти на Петра Ильича. Мой бывший босс к тому времени уже пролез в депутаты. Как и положено российскому чиновнику высокого полета, задумался о недвижимости за бугром. Тем более что юная и горячая любовница его к этому подталкивала. Интересно, как Светка его зовет, когда они наедине? Пусик? Зайчик? Папик?

«Пусик, почему ты не хочешь купить что-нибудь приличное за бугром? Например, в Австрии? Там так красиво! Особенно мне нравятся пейзажи с замками! Башни. Подъемные мосты. Вот бы жить в таком! Представляешь: большой зал. Отблески пламени из камина. Ты лежишь перед камином на шкуре бенгальского тигра. В руке – большой бокал старого-престарого вина. Вхожу я. Иду к тебе. Ты отставляешь бокал в сторону. Мы тянемся друг к другу. И сливаемся в страстном поцелуе. А потом…»

Родившаяся в голове сладострастная сцена отвлекает меня от дороги. Да так, что едва не сношу придорожный столбик и не ныряю в пропасть. В последний момент успеваю притормозить и вывернуть руль. Сбавляю ход. Говорю сама себе: фрау Штейнбах, нельзя на горной дороге так отвлекаться на эротические фантазии! Это может плохо кончиться!

Успокоившись, возвращаюсь к мыслям, навеянным встречей с бывшим детективом. На самом деле все могло быть проще. Когда Петр Ильич узнал от Вениамина Аркадьевича обо мне, он рассвирепел. Ах ты, стерва, скрипнул он желтыми зубами. Ты издевалась надо мной на корпоративе, чуть на посмешище не выставила, а теперь за бугром наслаждаешься-прохлаждаешься! Нет уж! Я таких обид не прощаю! Отель, говоришь, у тебя в Австрии! Да я тебя, курву крашеную, по миру пущу! А отель моим станет. Я его снесу к чертовой матери и на его месте замок построю! Как Светочка хочет!

Ладно, – снова встряхиваю головой. Неважно, как это случилось. Важно, что они приперлись к тебе и сделали предъяву.

Если откажусь продавать отель – они выполнят свою угрозу. Петру Ильичу, как депутату, вполне по силам донести «кому надо» в Австрии информацию о том, что Лиз Штейнбах на самом деле никакая не Лиз. Австрийцы – почти как немцы. Таких вывертов они не поймут. Начнется расследование. И меня, конечно, выведут на чистую воду. Гражданство признают незаконным. И экстрадируют меня в родной Питер. А там веселые ребята из Следственного комитета встретят прямо у трапа самолета. Что будет дальше – понятно.

Значит, выход у меня один. Продать отель, пока за него мне дают деньги, а не срок.

Но как быть со второй частью предложения Вениамина Аркадьевича? Откажусь покупать компромат – это его оскорбит. Он не получит деньги, на которые рассчитывал. Что он сделает? Найдет другого покупателя. Что будет потом? Расследование, депортация, следствие, камера, срок. Как говорил один мой знакомый: те же яйца, только вид в профиль.

Придется купить. Хотя это и не гарантирует безопасности, но все-таки дает шанс. А вот что касается цены. Миллион, конечно, несуразная сумма. Он говорит: свобода стоит дорого. Но не миллион же! На фиг мне свобода, если я буду нищенкой? Надо, чтобы и волки целы, и овцы сыты. Кажется, я что-то напутала. Наоборот. Значит, надо торговаться. Самое большее, на что я соглашусь, – пятьсот тысяч. Деньги немалые. При таком раскладе у меня останется пол-лимона. Неплохо для того, чтобы все начать сначала. Хуже, чем лимон, но все-таки…

Мысли крутятся вокруг предложения Вениамина Аркадьевича, а глаза сами косятся на соседнее сиденье. А точнее, на лежащую на нем сумочку с конвертами. Что же Лизка там написала? И кому адресованы эти послания? Мне? Но откуда она могла знать, что все так обернется?

Так и не решившись открыть конверты, еду дальше. Лента асфальта вьется передо мной самыми невообразимыми петлями. Она то ныряет между двух сходящихся над ней скал, то вырывается на открытое пространство, чтобы снова нырнуть в узкую щель между очередными утесами. Повороты чуть ли не на сто восемьдесят градусов, когда с одной стороны – отвесная скала, а с другой – бездонная пропасть, – приятно щекочут нервы. И не позволяют расслабиться. Внезапно навстречу выезжает огромный туристический автобус. Я прижимаюсь к краю дороги. С водительского места мне кажется, что правые колеса моего «фиата» уже висят над пропастью. И вообще – разве можно на узкой дороге разъехаться с такой громадиной! Сознание отказывается верить, что опасность не столь велика, как кажется. Автобус проезжает мимо, и передо мной снова открывается головокружительный серпантин.

Проезжаю очередную связку правых и левых поворотов. Уже знаю, что на следующем вираже есть смотровая площадка. Сбавляю скорость. Плавно торможу. Под колесами хрустит гравий. Останавливаюсь. Выключаю двигатель. На меня обрушивается тишина.

Выхожу из машины и приближаюсь к краю площадки. Теперь мне хорошо виден мой дом. Красная черепица на крыше. Лента грунтовой дороги к шоссе. Извилистая тропинка в горы. Вижу Супермена. С какими-то палками в руках он карабкается по склону вверх. Приглядевшись, понимаю, что в руках мужа штатив. Семен тащит его на небольшую площадку у самого обрыва. Готовится сотворить очередной шедевр. Чтобы похвастаться им перед Клэр.

Та площадка и в самом деле – штука интересная. Она совсем небольшая, метра три на три, наверное. Снизу к ней подходит тропинка. С двух сторон возвышаются скалы. А с четвертой площадка обрывается в бездонную пропасть.

Однажды я стояла на ее краю. Страшно! Не столько от того, что можно сорваться. Когда стоишь на краю пропасти – внезапно ловишь себя на мысли, что хочется сделать шаг вперед. Прыгнуть в эту бездну. В груди, в животе в это время закипает страх. Мозг кричит: не смей! Отойди! И в то же время, вопреки голосу разума, инстинкту самосохранения, незнакомый голос в голове вкрадчиво шепчет: прыгни! Наверное, это голос дьявола. Ноги в это время становятся ватными. Голова начинает кружиться. Ты понимаешь, что если задержишься у края еще на секунду, то прыгнешь. Надо отойти. Нельзя искушать себя. И того, кто в тебе. Но сил нет. А когда все-таки пересиливаешь себя, делаешь шаг назад, внутри еще очень долго все дрожит. Непередаваемое чувство! Только нельзя им злоупотреблять. Потому что однажды можешь и не устоять перед соблазном.

Кто-то мне рассказывал, как ездил смотреть Большой каньон. Смотровая площадка огорожена невысоким парапетом. Автобус останавливается совсем близко от парапета, который скрывает пропасть. Люди выходят из автобуса, делают один-два шага – и вдруг видят, что они на краю чудовищной бездны! Их охватывает ужас! Ими овладевает тот же соблазн. Им хочется прыгнуть вниз. Но они понимают, что это – самоубийство. Они визжат. Падают на землю, чтобы не шагнуть через парапет. Но желание заглянуть в пропасть так велико, что они, продолжая визжать, ползут к ее краю. Смотрят вниз, чтобы увидеть дно. Та еще картинка.

Супермен добрался до площадки. Положил штатив на землю и ходит вокруг, что-то высматривая.

Догадываюсь: выбирает ракурс для съемки. Вид оттуда и правда замечательный. Особенно утром, когда дно пропасти скрыто туманом, отчего она действительно кажется бездонной. За пропастью – величественные скалы. А над ними – заснеженные вершины дальних гор. А еще выше – вечное и бесконечное небо. Вечером это тоже хорошо смотрится.

Только все это давно и много раз сфотографировано. Наивен бывает мой Супермен! Надеется покорить мир искусства пейзажными снимками. Никак не может понять, что, даже если фотография получится интересной и необычной, даже если на нее найдется покупатель, это ничего не изменит в его жизни! Потому что это вовсе не означает признания. Да, докажешь себе, что ты на что-то способен. И только.

Сажусь в машину. Снова смотрю на сумочку. И откуда у меня столько силы воли? Слабая женщина, а поди ж ты! Уже три часа прошло, как получила конверты с посланиями от Лизки, – и до сих пор не открыла. Да, там, конечно, письма. А что еще? Не деньги же! Когда она их написала? Первое – перед тем как поехать в Россию. А второе? Оно отправлено из Питера. Что она могла в нем написать? Когда? Сразу, как только приехала? После первой прогулки около родного дома? Или после того разговора с Василием?

Терпение заканчивается. Достаю конверты из сумки. Снимаю пластиковую скрепку. Сопроводительное письмо распечатано на принтере. Шрифт «Таймс Нью Роман». Кегль двенадцатый. Текст предельно лаконичный:

...

«Уважаемый герр Хольцман!

В ближайшие дни я еду в Россию на переговоры с потенциальной покупательницей отеля „Горный орел“. Если они будут успешными, то скоро у отеля появится новая владелица. Я хорошо ее знаю и не уверена, что она сможет успешно вести столь серьезный бизнес. На правах давней знакомой я откровенно предупредила ее об опасностях, которые ожидают любую начинающую бизнесвумен. К сожалению, она не принимает всерьез мою озабоченность. При нашей встрече в Питере я намерена еще раз предостеречь мою знакомую. Если и после этого она не изменит своего решения – сделка состоится.

Я не сомневаюсь, что в скором времени у владелицы „Горного орла“ появятся серьезные проблемы. Это может проявиться в следующем:

–  значительная нехватка или даже полное отсутствие оборотных средств;

–  проблемы с выплатой кредитов и/или получением новых;

–  невозможность поддержания отеля в пригодном для приема гостей состоянии;

–  значительное уменьшение или полное отсутствие гостей.

Не исключаю, что закономерным результатом неудач с ведением бизнеса может стать достоверная информация о намерении владелицы объявить себя банкротом или продать отель.

Как только вы убедитесь, что одно или несколько из перечисленных выше условий стали реальностью, а следовательно, проблемы у владелицы „Горного орла“ имеются и приобретают необратимый характер, прошу вас передать ей прилагаемый к данному поручению конверт.

В случае, если в течение трех лет с момента получения вами данного конверта перечисленные выше проблемы у владелицы отеля „Горный орел“ не возникнут или, наоборот, в бизнесе появится устойчивая положительная динамика, вам следует уничтожить данный конверт, не вскрывая его, путем сожжения.

С уважением, Лиз Штейнбах».

На записке стоит незамысловатая подпись моей сестры. И дата. Припоминаю события минувшего года и понимаю, что записка составлена за несколько дней до приезда Лизки в Петербург.

Беру в руки толстый конверт. Обыкновенная бумага. На конверте – никаких надписей. Как нет почтовых штампов и марок.

На втором конверте тоже сопроводительная записка. Она намного короче первой:

...

«Уважаемый герр Хольцман! Прошу Вас приложить данный конверт к тому, что я передала Вам ранее. При возникновении оговоренных мною условий второй конверт следует передать владелице отеля „Горный орел“ вместе с первым. Или уничтожить вместе с первым при тех же обстоятельствах.

С уважением, Лиз Штейнбах».

Снова Лизкина подпись. И дата. Когда я увидела ее, моя кожа мгновенно покрылась пупырышками. Вторая записка составлена в день нашей с ней встречи! Хватаю второй конверт. Он тонкий. На нем Лизкиной рукой написан адрес конторы герра Хольцмана. На марке с изображением Триумфальных ворот – круглый штамп почты России. Отчетливо читается дата. Все верно! Лизка отправила второй конверт по почте в день своей смерти!

Это уже похоже на мистику! Перед тем как уехать в Россию, Лизка дает Хольцману какое-то поручение. В Питере она что-то добавляет к нему. Причем в самый последний день своей жизни! Не означает ли это, что добавление имеет какое-то отношение ко мне? Как? Каким образом? Ведь письма адресованы владелице «Горного орла». Что, Лизка перед отъездом в Питер знала, что больше не будет хозяйкой отеля? А в Питере окончательно убедилась в этом? Что она могла знать такое, о чем я ни тогда, ни сейчас не догадываюсь?

Мучиться неведением больше нет сил. Рву толстый конверт. Достаю из него несколько сложенных пополам листов. Все с обеих сторон заполнены отпечатанным на принтере текстом.

Я начинаю читать.

Глава 21

...

«Здравствуй, Зоя! Сестра моя родная и единственная.

С первых же слов я вынуждена писать не то, что хочу. Мое „здравствуй“ вовсе не означает, что я желаю тебе доброго здоровья. Не могу я желать тебе ни здоровья, ни счастья, ни долгих лет жизни. Но чем заменить столь привычное „здравствуй“? Написать дружески-панибратское „привет“? Тем более не подходит! Начать с официального „уважаемая“? Вообще ни в какие ворота. Начать с какой-то грубости? Оскорбления? Не хочется. Я и в тексте постараюсь избежать всего, что может заставить тебя выбросить письмо, не дочитав его до конца. А мне важно, чтобы ты дочитала. Чтобы ты поняла, в какую ловушку попала. И кто ответствен за то, что ты оказалась в сегодняшнем положении. Мне греет душу мысль, что ты, читая эти строки, страдаешь. Потому что ты заслужила те муки безысходности, которые получила в ответ на свои корысть, бессердечие, злобу и подлость. Но пора переходить к сути.

Раз ты читаешь это письмо – значит, меня нет в живых. Ни на одну секунду не сомневаюсь в порядочности и добросовестности моего адвоката. Итак, письмо в твоих руках. Значит, мое предположение сбылось. Ты не стала счастливой. Ты наказана за все, что совершила в этой жизни. И теперь узнай правду: наказало тебя не Провидение. Не Бог. Не Случай. Тебя наказала я. Мой план мести состоялся.

Ты держишь это письмо в руках. Читаешь. Это означает, что тебе сейчас очень и очень плохо. У тебя ничего не осталось в России: ни друзей, ни жилья, ни работы, ни денег. Все, что ты приобрела самым постыдным, подлым и преступным способом, – не пошло тебе впрок. Ты разорена. Твой любовник, ставший мужем, мечтает о том, чтобы бросить тебя. Или, я очень на это надеюсь, убить. Чтобы завладеть остатками того, что принесла тебе моя смерть. Ты не просто страдаешь. Ты стонешь от боли! Не физической. От душевной боли. От того, что твоя еще молодая жизнь уже превратилась в ничто. Что вся твоя изощренная хитрость, все твое коварство, подлость, злоба – все худшее, что только есть на Земле, – не принесли тебе удачи. Ты грызешь ногти от отчаяния! Ты скрипишь зубами от бессилия! Но ничего уже не изменить! Ты обречена на нищету. На прозябание. И если твой муж решится тебя убить, это будет проявлением милости со стороны судьбы к твоей никчемной жизни.

И все это устроила тебе я!

Читай и содрогайся от мысли, как я провела тебя!

Когда ты подло и коварно поломала мою судьбу – я была в отчаянии. В один миг ты убила во мне веру в любовь и доброту, в справедливость, честь, порядочность. Мне пришлось уйти из родного дома. Уйти никуда. Фактически – на улицу.

Это было именно то, на что ты и рассчитывала. Ведь мы с тобой слишком хорошо знаем друг друга. Хотя и здесь слова „друг друга“ – неприемлемы. Какой же ты мне друг, если смогла так поступить со мной?

Не лучше оказался и мой неверный возлюбленный. Поддавшись твоим чарам, он даже не подумал, на какие страдания обрек свою преданную невесту.

Как я жила после того, как оказалась на улице, – не стану рассказывать. К счастью, это продолжалось недолго. Моя институтская подруга, которая искала себе жениха-иностранца, попросила у меня разрешения вывесить на своей страничке не свою, а мою фотографию. Известный трюк, на который пускаются многие охотницы за женихами, которым не хватает уверенности в собственной привлекательности. Она тоже считала, что не фотогенична. И верила, что моя фотография заинтересует мужчин больше, чем ее собственная. А еще она верила, что если жених найдется, то к тому времени, когда они встретятся, она в переписке успеет доказать, что у нее столько достоинств, что это не обман, а всего лишь маленькая и безобидная женская хитрость. Я согласилась, даже не думая о последствиях. Но вскоре подруга сказала мне, что среди претендентов на ее руку и сердце есть австриец, который ей совсем не нравится. И если я хочу, то могу с ним пообщаться. Я согласилась без всякой мысли. Просто так.

Претендент оказался не просто зрелым, а состарившимся мужчиной. Но у него была гостиница в горах. Достаточно честный человек, он сразу написал, что ищет молодую жену, которая готова взять на себя основную работу по содержанию гостиницы и обслуживанию туристов. Он не скрывал, что молодая жена нужна ему прежде всего как работница. И как привлекательная реклама для не слишком роскошного отеля. О себе он написал, что был дважды женат, но сейчас вдовец. И что детей у него ни от первой, ни от второй жены нет. То есть давал понять, что жена станет наследницей всего его имущества.

Так я оказалась в Австрии. Мой муж действительно был благородным человеком. Все, что он писал на сайте знакомств, оказалось правдой. Кроме одного, о чем он умолчал. Его гостиница оказалась не отелем, а, скорее, пристанищем. Да, в нее приезжали экономные туристы, чтобы покататься на горных лыжах и полюбоваться пейзажами. Но поток туристов всегда был более чем скромен. Дом моего мужа не мог дать избалованным туристам тех забав и удовольствий, с которыми у большинства любителей активного зимнего отдыха ассоциируется поездка на горнолыжный курорт.

Тем не менее мы умудрялись кое-как существовать. Особенно хорош был первый год моего пребывания в роли хозяйки отеля (я все-таки буду так его называть). По окончании сезона мы с мужем подсчитали доход и с удовлетворением отметили, что если дела и дальше пойдут не хуже, то через год мы, пожалуй, сможем установить подъемник. Да, мы были полны оптимизма. Потому что, несмотря на полное отсутствие любви между нами, мы были едины. И верили, что наше трудолюбие будет вознаграждено. Как же мы были наивны!

Все пошло не так, как мы рассчитывали. Муж тяжело заболел. Страховка не покрывала расходы на лечение, и мы очень быстро истратили все наши скромные сбережения. Мечту о подъемнике, ремонте дома, каком-то развитии нашего бизнеса пришлось оставить.

Болезнь развивалась стремительно. Минувшей осенью муж умер. Я осталась одна. С нулем на счете. Пришлось уволить и без того немногочисленную прислугу. А потом и вовсе прекратить прием туристов.

Если бы это было последним ударом судьбы! Увы! Вскоре я заболела сама. В самом начале зимы врачи объявили мне, что моя болезнь неизлечима. И что жить мне осталось, в лучшем случае, три месяца.

Не буду рассказывать, как я встретила этот ужасный приговор. Я не надеюсь на твое сочувствие. Да оно мне и не нужно. Ведь сейчас, когда ты читаешь эти строки, я уже рядом с мужем.

Я не сразу смирилась с тем, что моя жизнь кончена. Были бессонные ночи, когда я горько плакала от того, что скоро мне предстоит уйти в небытие. Были дни и ночи, когда я молила Бога проявить свою великую милость и дать мне шанс пожить еще. Ведь я совсем молода! Я еще не оставила надежду иметь полноценную семью! Любящего мужа! И принести в этот мир детей! Своих! Они станут моей надеждой. Моим продолжением. Символом вечности жизни!

Но мне пришлось смириться, что ничего этого не будет. Что скоро я навсегда покину этот мир, не оставив после себя ничего. Из всей нашей семьи радоваться солнцу и луне, дождю и снегу, лету и зиме будешь только ты.

Эта мысль не давала мне покоя. Почему ты? Чем ты заслужила такое счастье – жить? Что и кому ты сделала хорошее, чтобы пережить меня?

Все годы, что я провела в Австрии, я не забывала о тебе. О том зле, которое ты мне принесла. И говорила себе: я должна ей отомстить!

Сначала, когда дела шли неплохо, я считала лучшей местью свое благополучие. Но, когда стало ясно, что наш бизнес чахнет, когда я осталась одна и узнала, что смертельно больна, поняла, что месть должна быть другой. Настоящей. От которой тебе станет по-настоящему плохо. И я поняла, что должна поехать в Россию.

Ты, наверное, думаешь, что я поехала убить тебя? И ошибаешься. Ни одного мгновения во мне не было этой мысли. Я придумала более изощренную месть.

Мою жизнь испортили два человека: ты и Василий. Только вы двое ответственны за мои несчастья. И как знать, может быть, и моя болезнь – лишь следствие того зла, которое принесли в мою жизнь единственная сестра и мой подлый жених. Раз так – вы оба должны ответить!

Я решила сделать так, чтобы вы убили меня. Два отъявленных негодяя, не способные никогда и никому сделать хоть что-то хорошее, доброе, станут пешками в моих руках. И помимо своей злобной воли, вопреки своему желанию совершат по отношению ко мне акт милосердия. Но это будет одновременно и тягчайшим преступлением. Потому что все равно останется убийством. За которое вы оба будете жестоко наказаны.

Не знаю, есть ли Высший, Божий суд. Если есть – вам не избежать его. Не знаю, сумеет ли привлечь вас к ответственности земное правосудие. Думаю, что это маловероятно. Василий недостаточно хитер и умен, чтобы совершить безнаказанное убийство. Но ты – и хитра, и умна. И не сомневаюсь, что найдешь изощренный способ убийства, который позволит тебе остаться вне подозрений. Не исключаю, что Василием ты пожертвуешь. Зачем тебе оставлять живым свидетеля твоего злодеяния? Я даже уверена, что так и будет. Уверена, что ты сообразишь представить дело так, что погибла не Лиза, а Зоя. И приедешь в Австрию, чтобы завладеть моим домом. Знай, подлая моя сестренка, что я все это предвидела. Ты понадеялась стать счастливой через убийство хотя и нелюбимой, но родной сестры и жестоко просчиталась!

Я придумала план, который подтолкнет вас к совершению самого жуткого из преступлений. Это оказалось совсем несложно! Потому что я знаю: жажда наживы, неуемная страсть к деньгам, к богатству победят в тебе и Василии все остальные чувства. Для того чтобы завладеть тем немногим, что у меня осталось, надо только убедить вас, что я богата и что с моей смертью все мое богатство достанется вам. Так будет думать Василий. Ты пойдешь дальше. Сразу будешь думать только о том, чтобы все досталось тебе одной! Василий будет послушным орудием в твоих руках. Правда, не слишком надежным. Но ты у меня умница! Ты найдешь, как заставить его сплясать под твою дудку. А дальше все сделает ваша алчность.

Мой план готов. Он совершенен! Не одну ночь я просидела на веранде своего дома, снова и снова продумывая его детали. Искала в нем недочеты, неточности, ошибки. Устраняла их и проверяла себя снова. Ловушка для тебя готова. Скоро, совсем скоро я увижу, как мой план воплощается в жизнь.

Одно меня волнует. Что в тот самый момент, когда ты нанесешь мне последний удар, после которого я умру, у меня не будет возможности посмотреть тебе в глаза. И сказать: „Ты попалась, Зоя!“ Впрочем, это и хорошо! Случись так, ты, со своей извращенной сообразительностью, все поймешь, и тебе удастся выскользнуть из моего капкана. А мне этого не надо.

Завтра я вылетаю в Питер. Если я нигде не ошиблась, если все пойдет так, как я задумала, – ты получишь от меня еще одно письмо. Уже из Питера. В нем я расскажу тебе подробности моего плана. Чтобы ты не сомневалась, кто наказал тебя. Не прощаюсь.

Елизавета».

Кладу письмо на соседнее сиденье. Что же получается? Лизка сама хотела, чтобы ее убили? И вся прошлогодняя история происходила по ее сценарию? Разве такое могло быть?

Выхожу из машины. Легкий ветерок касается моего лица. Вижу, как Супермен снова поднимается на площадку. В его руках что-то похожее на парус. Он что, собрался переквалифицироваться в Икара? Ах, нет. Это же экран! У него их несколько. Расставляет освещение.

Мысли снова возвращаются к письму. Откровение Лизки смущает меня. Не могу поверить, что она дергала за веревочки, а я, как кукла-марионетка, покорно исполняла ее замысел. Оказывается, она была смертельно больна. А я ничего не заметила. Она не похудела. Не подурнела. Не было обреченности во взгляде или словах. Если все, что она написала, – правда, то надо признать, сестра у меня была талантливым человеком.

Но откуда у нее была уверенность, что все пойдет по ее плану? Впрочем, он не удался. Заговора с Василием у меня не было. Он-то собирался убить не ее, а меня! Лизка сама его к этому подталкивала! И Вася согласился!

Ну как же не удался! – возражаю сама себе. Она хотела, чтобы ее убили. Так и вышло. Она хотела, чтобы я стала владелицей ее отеля. Я так и сделала. В чем она ошиблась?

Погоди! – обжигает меня внезапная мысль. Раз я должна была, по ее замыслу, быть игрушкой в ее руках, значит… Она была уверена, что я узнаю про ее приезд? Узнаю, о чем она с Василием разговаривает? Если так, то…

Нет! – решительно мотаю головой. Этого не могло быть! Не могла она так далеко и так точно рассчитать. Не могла быть уверена, что я влезу в ее сраный бизнес! Потому что у меня был выбор! Я же могла приехать сюда, убедиться, что Лизкин бизнес – не для меня! Могла избавиться от дурацкого наследства и заняться более перспективным делом. Каким? Да хотя бы жениха богатого искать! Баба я – хоть куда! Могла я так поступить? Почему Лизка была уверена, что я влезу во все эти счета, кредиты, дебеты, ремонты и прочую мутотень? «На краю пропасти!» «Жизнь кончена!» Да ни фига подобного! Хоть завтра брошу все и уеду к чертовой матери отсюда!

Легко сказать. Куда я уеду? Во-первых, есть Супермен. Хотя… Он, как в той песне: «… день и ночь мечтает о другой».

Мысль снова перескакивает на Лизкино послание. Откуда у нее взялась уверенность, что я буду плясать под ее дудку? И тут же нахожу ответ. Наживка! В памяти тотчас возник паренек на набережной Невы. Как он сказал тогда: «Главное – наживка».

Лизка знала, что надо не ошибиться с наживкой. А потом – правильно подать ее. Она заговорила с Василием о том, что для их совместного счастья надо убить Зойку. При этом была уверена: Вася не схватит монтировку, не побежит бить опостылевшую жену по башке. Но это только одна сторона дела! Вторая: про этот разговор должна была узнать я! Иначе он терял всяческий смысл. И получается… А получается, что она должна была знать, что я слышу этот разговор. Но как?

Понимаю, что начинаю запутываться. Попытка разгадать Лизкин замысел вынуждает делать совершенно невероятные предположения, от которых голова идет кругом. Хватит терзать себя! Ведь у меня есть еще одно письмо! Лизка пообещала во втором письме раскрыть все детали своего плана. Вот сейчас и узнаем.

Разрываю второй конверт. Достаю письмо.

...

«Ну вот, Зоя. Пришло время тебе узнать, что за план я сочинила. Как я воплощала его. И что из этого получилось.

Я приехала в Питер, сняла квартиру не слишком далеко от моего, отобранного тобой, дома и стала наводить справки о тебе. Вскоре я уже знала и про твою фирму, и про твоего любовника Семена, мечтающего о славе великого фотографа. Встретилась с Василием. Позвала в гости. Он стал жаловаться, что ты его не ценишь. Что часто и подолгу отсутствуешь. Что запросто, несмотря на его возражения, можешь уезжать из дома с ночевкой. В общем, мне все стало понятно. Немного ласки, лести – и Василий не устоял. Это ничтожество тут же поверило, что я все еще люблю его! Так я выполнила первый шаг своего плана. Теперь надо было дать тебе знать, что я в Питере. Не зря же я прожила с тобой в одной квартире столько лет! Я же знаю тебя, как облупленную! И хорошо помню об уникальных способностях твоего носа! Я сказала Василию, что хочу побывать в вашей квартире. Знала бы ты, как он испугался! Нет, он ничего не сказал. Но в его глазах я прочитала смертельный ужас: „А вдруг Зоя узнает?“ Пришлось применить испытанный веками прием. Я спросила его: „Ты любишь меня?“ – и этот болван тут же скис. Я побывала в квартире. Обошла ее всю. Увидела все, что мне нужно. Поняла, чем и как ты живешь.

Я знала: ты унюхаешь меня! Но для верности дала тебе другие подсказки. Они связаны с твоим шизоидным стремлением к неизменному, раз установленному порядку. Я привыкла вкладывать тапочки один в другой. Помню, это всегда приводило тебя в бешенство. А еще ты вскипала, если я брала в руки твою куклу, а потом сажала ее на место не так, как она сидела раньше. Я сделала и то и другое. Понимала: ты не можешь этого не заметить. И поймёшь: Лиза была в доме. Я не опасалась, что ты догадаешься: Лизка оставила следы своего пребывания в квартире преднамеренно. Потому что они легко объясняются выработавшимся за долгие годы автоматизмом.

Ты поймешь, что я приходила в квартиру не без помощи Василия. Не сомневалась: ты не станешь допрашивать мужа. Но встревожишься. Поймешь, что, раз я встречаюсь с Василием, значит, мы с ним любовники. Это тебя не расстроит. Но это обязательно тебя разозлит, разожжет в тебе любопытство. Ведь ты должна знать: что все это означает?

Чтобы получить ответы на все эти вопросы, тебе придется нанять детектива. Здесь я тоже не ошиблась. Все пошло именно так, как я и рассчитывала.

Следующим шагом моего плана было: бросить тебе наживку. Дать понять, что ты можешь стать богатой. Жить за границей в достатке и роскоши.

Когда я убедилась, что твой детектив установил в квартире „жучки“, я рассказала Василию о своей мечте. Он загорелся сразу – я это видела. А ты… Я не сомневалась, что и ты сразу поняла, увидела перспективу стать владелицей всего моего имущества. Почему бы нет? Ведь один раз ты уже прибрала к рукам то, что по праву принадлежало мне. Почему же теперь ты должна была остановиться, если куш еще жирнее?

Только тебе нужно время. Я стала ждать. И наблюдать. И вот сейчас я точно знаю: в твоем извращенном жаждой денег, богатства, красивой жизни уме родился свой план. Хочешь, расскажу, как я это узнала? Пожалуйста!

Ты представить себе не можешь, насколько волнующие, щекочущие нервы чувства испытываешь, когда стараешься разгадать хитроумный замысел врага! Наверное, нечто подобное испытывают разведчики. Ученые, посвятившие жизнь разгадке тайн природы. Так было и со мной. Я следила за каждым твоим шагом. Оценивала все твои слова и действия. И сумела понять ход твоих мыслей. Конечно, в этом мне очень помогало то, что я знаю тебя с малых лет. Что в далеком детстве у нас не было тайн друг от друга (опять! „друг от друга“! Но ты уже понимаешь – это всего лишь форма речи). Я хорошо представляю, какие мысли сейчас в твоей голове. Жаль, что эти знания нельзя использовать ни для чего более!

Я проследила весь путь твоего злодейского замысла: от его рождения и до осуществления. Я видела и знала все твои сомнения, все твои страхи, все твои колебания. Я безошибочно поняла тот момент, когда твое решение вызрело. И точно знаю, как именно ты меня убьешь.

Я говорю „ты“ не потому, что ты нанесешь мне роковой удар сама. Нет. Ты не станешь пачкать кровью сестры свои нежные ручки с безупречным маникюром на ноготках. Эту грязную работу сделает для тебя глупый Василий. Потому что он столь же алчный, как и ты. И тоже зарится на мои миллионы. Как я это поняла? Ты слушала мой разговор с Василием, когда я показывала ему твои пикантные фотографии. Представляю, как ты ломала голову: какие именно? С кем это меня запечатлели? Знай: снимки я заказала твоему любовнику Семену. Пришла к нему в дом. Помня про твой собачий нюх, попросила его выйти на лестничную площадку. И прямо сказала, сколько заплачу, если он сделает для меня фотографии с тобой в постели. Ты знаешь, он не возмутился. Не отказался наотрез. Не колебался хотя бы для приличия. Услышав сумму, тут же согласился. И выполнил мой заказ.

Кстати, я не исключаю, что Семен может убить меня по собственному плану. Я поняла это, когда встречалась с ним. По тому, как он изумился нашему с тобой сходству, когда увидел меня. И по тому, как смотрел на меня во второй раз, когда я получила фотографии и рассчитывалась с ним новенькими евриками. Думаю, что тогда он еще не все знал о наших с тобой отношениях. Если так – он обязательно должен расспросить тебя. Впрочем, это уже неважно. Так или иначе, я обречена. События вступили в решающую фазу, для меня это очевидно.

Твой детектив фотографирует меня. Он хороший профессионал. Он добросовестно выполняет твои поручения. Ты ему доверяешь. Безоговорочно платишь суммы, которые он называет. И в твою голову ни на мгновение не приходит мысль, что он одновременно работает и на меня.

Представляю, как ты сейчас ошарашена. Наверное, даже выронила письмо. И вертишь головой, не в силах поверить, что такое возможно. Но это так.

Сегодня он вручил мне последние фотографии. Я вижу, что ты изменила прическу под мою. Знаю, что ты прикупила вещи, такие же, как у меня. Я вижу фото, где ты сидишь в машине и следишь за мной во время моей прогулки по нашей улице. И наконец, я только что узнала, что ты уехала с загородной вечеринки досрочно. Василий сказал, что разберется с женой сразу после ее возвращения с корпоратива. Раз ты вернулась, значит, ответный удар уже готов. Ты уже вынесла мне приговор.

Для меня очевидно, что убийцей по твоему плану станет Василий. Ты восхищаешься собой. Тем, что смогла найти достойный ответ Лизке на ее попытку мести. С удовольствием повторяю: это твое решение и есть план моей мести. Ты стала марионеткой в моих руках. И сделала то, к чему я тебя подталкивала.

Я сказала Василию, что убийство должно выглядеть как несчастный случай. Он со мной согласен. Уверена, что и ты тоже. Но где меня можно так убить? Сбивать машиной? Я бываю на улице только днем. Ронять кирпич на голову? Или сосульку? Глупо. Нет, это будет сделано не на улице. Но тогда где? Не в магазине же! А больше я нигде не бываю. Ответ очевиден: дома. Но в моем доме Василий не может ошибиться. Значит… Только в нашей квартире. Той, где мы вместе прожили столько лет. В той, которую ты отобрала у меня. Тебе не кажется, что это по-своему символично? Сначала ты, образно говоря, „убила“ во мне веру в любовь и надежду на счастье. „Убила“ веру в справедливость, порядочность, честность. Ты ограбила меня до нитки, присвоив нашу квартиру. А теперь в ней же убьешь меня окончательно. Физически. Уже без кавычек.

Но как я там окажусь? В наш дом меня позовешь ты! И когда это случится, это будет означать, что мой план вступил в решающую фазу!

Когда ты позовешь меня в свой дом, я пойму, что жить мне осталось считаные минуты. Ты не представляешь, как я горжусь тем, что заставила тебя действовать по моему плану. И ты сама, не ведая того, помогаешь мне осуществить план мести!

Я даже знаю, что будет потом. Ведь Василий не сможет убить меня, когда мы обе будем в квартире. Значит, ты под каким-то предлогом выйдешь. И вот тут уж я точно буду знать: это случится сейчас! Буквально через несколько секунд! Боже! Дай мне силы встретить убийцу достойно! Впрочем, так как Василий будет имитировать несчастный случай, мне не придется ждать смертельного удара. Я умру быстро и неожиданно.

Что будет дальше? Перепуганный Василий убежит. Ты вернешься в квартиру, заберешь мои вещи, документы, ключи от квартиры, которую я снимаю, и поселишься в ней под моим именем. Василий придет к своей Лизе и объявит о смерти ненавистной жены, но ты откажешься общаться с ним. Хлипкая нервная система Василия этого не выдержит. Он убьёт себя. Думаю, что он сделает это прямо в квартире. Когда тела будут найдены, полиция установит, что погибли Зоя и ее муж. Расследование покажет, что Зоя погибла в результате несчастного случая, а ее муж, найдя труп, с горя покончил с собой.

Раз ты читаешь это письмо, значит, все свершилось так, как я задумала. Ты убила меня! Спасибо тебе, дорогая сестричка! Ты избавила меня от мучительного ожидания смерти! От приступов невыносимой боли, с которой скоро перестанут справляться лекарства. Но самое главное: ты помогла мне отомстить тебе!

Мне пора заканчивать и идти на прогулку. И ждать, откуда ты появишься передо мной. Но я сказала еще не все.

Знай: когда я вычислила, где ты убьешь меня, мой (а правильнее сказать, наш!) детектив установил в нашей квартире „жучки“. Когда полиция приедет осматривать погибшую от несчастного случая, им в голову не придет искать шпионские штучки. Когда все успокоится – детектив спокойно их снимет.

Знай: над тобой висит дамоклов меч справедливого возмездия за твои преступления. Знай: если ты чудом выкарабкаешься из ситуации с отелем, мой человек даст ход тем фото– и видеозаписям. Тебе не удастся выбраться из клоаки, в которую я тебя загнала. Скоро тебя объявят убийцей. Тебя ждет камера. Надолго. Может быть, на всю твою никчемную жизнь.

Ну вот и все, пожалуй. Мне пора идти навстречу своей смерти. Заметь: желанной. Она избавит меня от страданий. Эту смерть принесет мне моя единоутробная сестра. Если бы ты делала это из сострадания – я благословила бы мою избавительницу от мук. Но, так как тобой движет алчность, я проклинаю тебя!»

Отбрасываю письмо на сиденье. И долго сижу, глядя прямо перед собой. Лизкины упреки, обвинения в жадности, алчности меня не трогают. Мало ли что говорят люди друг про друга. Если на все обращать внимание – жить некогда.

Перед глазами, теперь уже не во сне, а наяву, возникает навязчивое видение. Ванная комната… Занавеска… Плеск воды… Фен на полочке… Свисающий вниз шнур с вилкой на конце… И моя рука… Она тянется к шнуру…

«Нет! – рвется из меня протестующий крик. – Это не я!»

На площадке останавливается кабриолет. Молодая девушка за рулем. Рядом с ней – симпатичный молодой человек. Переговариваясь, они улыбаются друг другу. Выходят из машины. Она – в футболке и шортах. Ножки длинные, стройные, загорелые. Очень симпатичная. Он тоже хорош. Тоже в шортах и футболке. На груди парня висит фотоаппарат. Его спутница начинает позировать на фоне гор. Он делает снимки. Потом она что-то говорит кавалеру. Показывает при этом на меня. Паренек идет ко мне.

– Извините! Вы не могли бы нас сфотографировать?

– Конечно! – улыбаюсь ему в ответ. – Только объясните, что нужно делать?

– Ничего особенного! Смотрите на экран. И нажимаете вот эту кнопку.

Они становятся на краю площадки. Нажимаю кнопку. Еще один снимок.

– Пожалуйста, сделайте еще один снимок! – просит меня молодой человек. – В машине!

Киваю. Они садятся в кабриолет. Она за рулем. Он рядом. Чтобы в кадр попали вершины гор, приходится присесть.

Возвращаю фотоаппарат. Молодые люди благодарят меня.

– Все ОК, ребята! – отвечаю им по-русски.

Возвращаюсь к себе в машину. Парочка уже уехала. Я сижу за рулем, смотрю на расстилающийся передо мной горный пейзаж, но не могу наслаждаться великолепным зрелищем. Моя голова занята другим.

Не верить Лизке у меня нет никаких оснований. Первое письмо, в котором она пишет о своем замысле мести, написано еще до приезда в Питер. Она считала, что я пойду на убийство из корысти. От неуемного желания иметь много денег.

Она неправа. Как говорил один олигарх: я не люблю деньги, но люблю возможности, которые они открывают. Отчасти лукаво, но я с ним согласна. Я тоже не люблю деньги. Как можно любить эти грязные, мятые бумажки? Нет. Я люблю возможности, которые становятся реальностью, только если у тебя есть деньги. Так что, Елизавета Андреевна, тут ты малость оплошала. Ты считала, что, когда я узнаю, что ты овдовела и крутишь шашни с моим мужем, я обязательно захочу завладеть твоим богатством и сделаю так, чтобы Василий убил не меня, а тебя. Здесь ты права только отчасти. Я считала и считаю, что ты, задумав убить меня и убедив в этом Василия, тем самым сама заслуживаешь смерти. Ты называешь мой ум извращенным. Но ведь мы с тобой сестры! Зачаты в одной и той же утробе. Вскормлены одним и тем же молоком. До взрослых лет жили в одной комнате. Привыкли одинаково думать. Раз мой ум извращен, то и твой тоже. Разве не так? Разве твой план мести обидевшей тебя сестре не является продуктом извращенного ума?

Ты совершила несколько ошибок, сестричка. Вот одна из них: ты исключила возможность того, что я, узнав твой изощренный план, отвечу тем же. Вот почему я решила, что Василий должен тебя убить. Этим я защищала себя от смерти. Этим я наказывала тебя за твой злодейский план. И победила в нашем соперничестве не ты. Ты думала, что твой план сработал. И ошиблась. Это МОЙ план сработал.

Еще одна твоя ошибка – я сделала это не из корысти. Просто так получилось, что, защищаясь, я автоматически становилась наследницей твоего имущества. Весьма скромного, как оказалось. И здесь, сама себе я могу признаться: если бы я знала, что ты практически нищенка, то, наверное, лишила бы себя удовольствия победить тебя в соперничестве умов. А просто заявила бы на тебя в полицию. Тебя и Василия вызвали бы, чтобы задать вопросы. Вы от всего отказались бы. Вас бы отпустили, потому что, кроме моего заявления, никаких доказательств злодейского замысла я предъявить не могла. Но это вынудило бы вас отказаться от своего намерения. И ты, Лизка, скорее всего, уехала бы ни с чем в свою Австрию умирать.

Но случилось так, как случилось. В главном Лизка оказалась права. Я живу в Австрии, в бывшем доме моей сестры, и не знаю, что делать дальше. Не с кем посоветоваться. Не на кого опереться. Я совершенно одинока!

Чувствую, как во мне закипает протест. Сдаться? Смириться? Вот уж дудки! Не сломаюсь! Не сдамся! Выберусь из той задницы, в которую попала. Но вовсе не из жадности или алчности, как думала моя сестра. Просто… так карта легла. Но, как говорят картежники, карта – не кобыла, к утру, да повезет! Я не раскисла. Не рассопливилась. Я еще повоюю за свое место под солнцем.

Надо без эмоций разобраться, что теперь делать? Как быть с предателем Суперменом? С Вениамином Аркадьевичем? С теми записями, что есть у детектива?

Даже если я не убивала Лизку, против меня все те же неоспоримые факты: я мошенница, потому что назвалась ее именем, завладела имуществом. Неважно, что я была единственной наследницей сестры и все это и так стало бы моим. В общем, преступлений на меня навесят – сидеть не пересидеть. Это при условии, что я не убивала Лизку! Если еще и убийство повесят – мне вообще конец!

Жму на газ. Двигатель ревет. Выруливаю на асфальт. Впереди – глухой левый поворот. За ним, я хорошо знаю, спускающийся вниз серпантин. А потом – отворот на грунтовку к моему дому. Но сначала надо сделать крутой поворот.

«Да! – говорю я себе. – Надо сделать крутой поворот! И тогда жизнь наладится! А Лизка… Пусть она тогда перевернется в своем гробу! Доски сгрызет от злобы, что ее план не сработал! Только вот, где оно, решение моих проблем? Надо его найти. И – быстро! Впрочем, оно лежит на поверхности!»

Снова останавливаюсь и съезжаю на обочину. Достаю телефон. Перед тем как позвонить Вениамину Аркадьевичу и Хольцману, еще раз взвешиваю все «за» и «против». И не нахожу ни одной причины, по которой стоило бы отказаться от продажи дома. Лизкина недвижимость не принесла мне счастья. Остается надеяться, что, обращенная в деньги, она поможет мне выбраться из замкнутого круга.

Вениамин Аркадьевич поздравляет меня с тем, что я приняла правильное решение. У него есть доверенность Петра Ильича подписать купчую. Бывший детектив не удивляется моему предложению оформить сделку завтра же. Он еще не успел уехать в Швейцарию и заверил, что перенесет отъезд. Полная готовность идти мне навстречу! А как насчет цены за компромат? Самое время прояснить позиции:

– Я пришла к выводу, Вениамин Аркадьевич, что сумма, которую вы хотите получить за интересующие меня материалы, несколько завышена. Наша сделка состоится только в том случае, если вы согласны уступить.

– Назовите вашу цену! – быстро отвечает владелец компромата.

«Значит, готов уступить!» – ликую я. И потому говорю без колебаний:

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Элли не может дождаться встречи со своими лучшими подругами Магдой и Надин – как же она по ним соску...
Доброго времени суток, друзья! Меня зовут Сергей Локтин, мне 23 года, и я из Перми. Стихи для меня и...
Отправиться «дикарем» в дальнее странствие в тропический рай Гоа – мечта многих россиян. Но как реши...
В данной книге рассматривается авторская методика для укрепления мышечного корсета грудного и поясни...
Она очень горька, правда об армии и войне.Эта книга – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерз...
Двадцать второй век. Успешный бизнесмен Артур Погодин предлагает своей молодой жене совершить увлека...