Чужими руками Григорьева Юлия

– Десять процентов того, что вы озвучили при нашей встрече.

– Это несерьезно!

– Хорошо! Обговорим этот вопрос при встрече!

Не могу сдержать улыбку: вы еще не знаете, любезнейший Вениамин Аркадьевич, какой серьезный аргумент для торга с вами дала мне, сама того не желая, моя сестричка. Царство ей небесное!

Диктую ему номер телефона Хольцмана. Потом набираю номер адвоката сама.

Всего какие-то пятнадцать минут – и гордиев узел разрублен! Прочь сомнения, колебания, нерешительность! Завтра я избавлюсь от всего, что мешает мне жить. За исключением Супермена. Но настанет и его очередь. Я не умею прощать предательство.

Глава 22

Сделка совершена! Теперь у меня, как говорится, ни кола ни двора. Но зато есть деньги, чтобы начать новую жизнь. Почти миллион! Больше всего из только что свершившегося мне понравился разговор с Вениамином Аркадьевичем. Он демонстрировал прямо-таки волчий аппетит, пытаясь отжать у меня за флешку с компроматом как можно больше. И какое несварение желудка вызвал у него мой намек на то, что я знаю про его двурушничество. Он быстро сообразил, что будет, если об этом узнает Петр Ильич. Даже с учетом того, что сообщит ему об этом ненавидимая бывшая секретарша.

Конечно, решение продолжить доставшийся Лизке от мужа бизнес было ошибкой. Построить благополучие на чужом несчастье мало кому удается. Я не из числа этих везунчиков. Ну и ладно.

Не доезжая до дома, останавливаюсь на смотровой площадке. Смотрю сверху на дом. Еще день или два – и я уеду отсюда навсегда. Одна или с Суперменом? Вижу, что он бродит по склону со штативом на плече. Надо поторопиться! Появиться в доме до того, как он вернется. Беспрепятственно уничтожить купленный у Вениамина Аркадьевича компромат и припрятать денежки.

Вернувшись, первым делом выбегаю на веранду. И вижу, что Супермен шагает к дому. Надо поторопиться.

Бегу в гостиную. Шарю взглядом по грудам мусора и стройматериалов. Где же они? Вот! Топор и молоток! То, что мне нужно! Кладу флешку на топор и со всей дури бью по ней молотком. Та отлетает в сторону. От удара она только немного сплющилась. Снова бью молотком что есть сил. Потом еще раз. Еще. И только тут спохватываюсь: что я, дура, наделала! Я же не посмотрела записи! Как теперь узнать, кто убил Лизку. Я? Или не я? Как теперь понять, почему я вижу эту картину: ванная, занавеска, фен на полочке со свисающим вниз шнуром и моя рука, что тянется к нему. С грустью смотрю на то, что осталось от флешки.

За этим занятием не замечаю, как в комнате появляется Супермен. На плече штатив. На другом висит фотоаппарат.

– Ты что тут делаешь?

– Да так… Зашла просто!

– Я слышал, ты тут чем-то стучала…

– Флешка вон накрылась. Расколотила ее, чтобы никакой умелец не смог восстановить.

– А что на ней было?

– Так… Пустяки…

Знал бы ты, что обломки, на которые ты смотришь, стоят сто тысяч евро!

Супермен ставит к стене штатив, осторожно снимает с плеча фотоаппарат. Плюхается в кресло напротив меня.

– Как успехи? – спрашиваю.

– Какие могут быть успехи? – грустно отвечает Семен. – Что можно снять в этой дыре?

– Ну, знаешь, это только плохому танцору всегда что-то мешает. А настоящий гений найдет сюжет где угодно. Анри Брессон снимал шедевры, не выходя из дома.

– Кто это? – нахмурился Супермен.

– Был такой мастер. Считается одним из лучших фотографов всех времен. Тебе, вообще-то, не мешало бы знать историю фотографии. И тех, кто вошел в нее.

– Зачем? – пожал плечами Супермен. – Ничей опыт не может меня чему-то научить.

– Разве тебе не интересно, как творили и чего достигли признанные мастера?

– Нет. Это может вызвать только зависть. Или неприязнь. Отторжение. В зависимости от качества работы. Не факт, что общепризнанный автор – это обязательно гений.

– Но, чтобы знать это, надо хотя бы познакомиться с его работами.

– Прежде всего ремесленникам от фотографии. Тем, кто мнит себя фотографом. Или очень хочет им стать. При этом одни сознают, что самое большее, чего они достигнут, – это научатся копировать чужой опыт. Но их это устраивает, ведь нередко этого достаточно, чтобы зарабатывать деньги. Другие же наивно надеются, что чужой опыт сделает их мастерами. Но я не настолько наивен. Никто меня ничему не научит.

– Так ты всезнайка!

Супермен смотрит на меня с откровенной жалостью. Как на обреченного.

– Пойми: на художника невозможно выучиться! – медленно говорит он. – Композитор должен знать только нотную грамоту, чтобы записать мелодии, которые звучат в его голове. Поэт или писатель должен мало-мальски знать орфографию, чтобы зафиксировать рождающиеся сюжеты. А настоящему фотографу нужны только фотоаппарат, глаза, чтобы видеть, и руки, чтобы нажимать кнопку. Есть еще обработка негативов и снимков. Способность видеть сюжет дана художнику от природы. Ему остается только реализовать заложенный в него дар.

Не могу скрыть своего изумления. У моего Супермена, оказывается, есть собственное представление о философии гениальности. Столько лет с ним живу, и не знала! Даже не догадывалась!

– Очень интересно! А что ты скажешь о музыкантах-исполнителях? Об артистах? Есть среди них гениальные? Или все они тоже ремесленники?

– Гений – это творец! Не все, кто что-то написал, гении. Что касается актеров… Что творит артист, читающий чужие тексты? Или показывающий эмоции героя, которые расписаны гениальным автором? Ничего!

– Он создает образ… – пытаюсь вставить я, но Супермен меня обрывает:

– Чушь! Он ничего не создает! Все создано воображением автора. Актер всего лишь выполняет его инструкции, записанные в тексте произведения. С нужным выражением читает тексты и усиливает их восприятие визуализацией эмоций. Да, это нелегко. Да, это не каждому дано. Надо иметь определенные способности. Но это не творчество! И уж тем более – не гениальность!

– А музыкант-исполнитель?

– То же самое! Только в отличие от актеров музыканту надо в совершенстве владеть техникой воспроизведения того, что написал композитор. Это намного сложнее, чем ахать или охать, плакать или смеяться на сцене. Изображать любовь или ненависть, страх или отвагу. Ну и так далее. Но это – не творчество. Это такое же ремесло, как… замена прокладки в унитазе. Этому можно научиться.

– Ты хочешь сказать, что гениальным исполнителем может стать каждый? Стоит только пожелать?

– Я этого не говорил. Конечно, не каждый. Как бы тебе объяснить? Вот есть такой спринтер, Усейн Болт. Никто сегодня не может пробежать сто метров быстрее, чем он. Допустим, он захочет стать мировым рекордсменом в беге на тысячу метров. И как бы он ни старался – у него ничего не получится. Потому что он рожден бегать короткие дистанции. У него, образно говоря, «быстрые мышцы». Они дают ему возможность развивать большую скорость на ста метрах, но он никогда не победит на длинной дистанции. И наоборот. Возьми любого бегуна-кенийца. У кенийцев мышцы медленные. Приспособленные к долгому, изнурительному бегу на длинные дистанции. Тут им практически нет равных. Но поставь кенийца на стометровку – и он всегда придет последним. Понятно?

Я начинаю заводиться. Чувствую это, но ничего не могу с собой поделать. Надо же как-то поставить моего доморощенного философа на место. Спрашиваю вкрадчиво:

– Ты хочешь сказать, что способности определены генетикой?

– Ну, в общем, да.

– Так это и есть гениальность! Исключительные способности, данные человеку от природы. От Бога, если угодно.

Супермен хочет что-то возразить, но меня уже не остановить:

– Если человеку от Бога дано выразительно читать чужие тексты. Передавать со сцены в зал эмоции, которые испытывает его герой. Держать огромный зал в напряжении. Заставлять зрителей, в зависимости от мизансцены, плакать или смеяться. Грустить или ненавидеть. Сопереживать герою. Если он все это может, потому что это дано ему Богом! Это что, не гениальность?

– Я говорю только, что гения нечему учить…

– Неправда! – вскипаю я. – У Галины Вишневской изумительной красоты голос. Но если бы ее не научили им пользоваться, если бы не вытащили наружу талант, который дремал внутри нее, о котором она, может быть, и знала, да не понимала, как им пользоваться, – и не было бы великой Вишневской! Ее учили! И научили!

– Ладно! – примирительно говорит Супермен. – Чего кипятишься? Все равно ты меня не переубедишь!

Мы умолкаем. Семен старательно убирает с фотоаппарата невидимые пылинки. Чувствую: мысленно он уже с Клэр. Несколько секунд думаю: сказать, что знаю про его увлечение и связанные с этой фифой планы? Прихожу к выводу, что не стоит! Предупрежден – значит, вооружен! Пусть думает, что я пребываю в неведении! А про то, что продала дом? Нет! Это будет моей тайной до самого конца! Но кое-что я тебе скажу.

– Сегодня я встречалась с человеком, который хочет купить наш дом.

Супермен встрепенулся. Отодвинул фотоаппарат в сторону, всем телом подался ко мне:

– Кто такой? Откуда взялся?

Рассказываю про первую встречу с Вениамином Аркадьевичем. О том, что знаю его еще по Питеру. Что нанимала его для слежки за Лизкой, не говорю.

Рано еще. Может быть, расскажу позже. А может быть, и нет.

– Что ты решила? – быстро спрашивает Супермен, когда я замолчала.

– Думаю, надо продавать.

– Умница! – хвалит меня Супермен. – О цене говорили?

– Он дает около двух лямов.

– Неплохо! Будет с чем в Париж поехать!

Супермен вскакивает с места, возбужденно носится по веранде и подсчитывает, как он распорядится деньгами от продажи дома:

– Хватит, чтобы снять приличную квартирку. И студию. Оборудовать ее. Дать рекламу. И развернуться, наконец.

«Чего ты обрадовался? – думаю я, искоса поглядывая на него. – Деньги-то не тебе достанутся. Если ты собрался бросить меня ради своей Клэр, с носом останешься. Нужен ты ей такой? Бесприданник? Сомневаюсь я что-то».

Неожиданно меня разбирает смех. Супермен резко обрывает бег, останавливается, круто поворачивается ко мне. В глазах немой вопрос. Напустив на лицо смущение, объясняю:

– Да вот в голову пришло… Чего ты тут скачешь? Чему обрадовался? Квартира. Студия. Реклама. С чего ты взял, что я отдам денежки на твои забавы?

В один прыжок Семен оказывается за столом:

– Не понял?

– Не думаю, что нам надо в Париж. Там все дорого. Два миллиона – деньги, конечно, немалые. Но почти лимон уйдет на погашение долгов. С тем, что останется, в Париже сильно не разбежишься.

Так что надо еще прикинуть, куда ехать. Чтобы и домик купить побюджетнее, и чтобы на обустройство осталось. На черный день.

– Ты чего, Зоя! – От неожиданности Супермен даже забыл мое новое имя. – Чтобы мне раскрутиться – придется вложиться. Мы же договаривались! Ты согласна была! Разве не так?

Долго смотрю в его глаза. И вижу в них не себя. Клэр…

– Что молчишь! – нетерпеливо выкрикивает Супермен.

Отвечаю вопросом на вопрос:

– Ты сам-то веришь в свою гениальность? Что успех, о котором ты мечтаешь, достижим?

– А ты, похоже, сомневаешься?

– Сомневаюсь, милый! Мягко говоря.

– Вот как? – вскрикивает Супермен. – И давно?

Так и хочется сказать: с тех пор как узнала про Клэр.

– Какая разница? – устало говорю я.

Супермен с силой хлопает ладонью по столу. Невольно вздрагиваю. Вдруг его лицо светлеет:

– Я понял!

– Что я права?

– Нет! Причину твоих сомнений.

Хлопаю глазами. Он что, догадался о том, что я знаю про Клэр?

– Тебе нужно доказательство! Подтверждение того, что мои претензии на известность, славу, успех – не бред. Все эти годы я обещаю тебе, что скоро мир признает меня. Ты ждешь, а результата все нет.

Супермен останавливается передо мной. Потом опускается на колени. Преданно смотрит в глаза:

– Ну погоди еще немного! – говорит он просительно. – Успех совсем близко!

Я прикрываю глаза и молчу. Семен наклоняется ко мне. Целует. Прижимается щекой к моей щеке. Жесткая щетина уже отросла и колется. Я пытаюсь отстраниться, но губы Супермена приблизились вплотную к моему уху. Он шепчет:

– Знаешь, Зоенька! У меня есть отличная идея!

Бог ты мой! Опять идея! Сколько уже их было!

И ни одна не дала результата.

– У тебя щека колючая! – негромко говорю я, отстраняясь от него.

Супермен вскакивает на ноги:

– Я уже говорил тебе, что фотохудожнику нужны глаза. Сегодня я окончательно понял, что они у меня есть! И они открыты! Завтра мы сделаем снимок, который заставит мир признать меня!

Он снова быстро садится напротив. Наклоняется. Его голос звучит тихо и проникновенно:

– А тебя заставит устыдиться того, что ты разуверилась во мне.

– Что это будет за снимок? Пейзаж?

Супермен улыбается одними уголками губ:

– Увидишь! Тебе точно понравится.

– Заинтриговал! – со вздохом говорю ему.

С трудом скрываю свое удивление. Как забавно все складывается! Сначала, как лавина, накатили проблемы. Одна сложнее другой. Долги. Клэр. Встреча с Вениамином Аркадьевичем. Разговор с герром Хольцманом. Письма Лизки. Все сплелось в такой клубок, что казалось, его никогда не распутать. И вдруг пошло так, будто фильм начали крутить в обратном направлении. Проблемы одна за другой решаются.

Впрочем, не вдруг. Я сама нахожу выходы из трудной ситуации.

– Что-то жрать хочется! – виновато признается Супермен и вопросительно смотрит на меня.

Поднимаюсь с кресла:

– Сейчас что-нибудь сварганю!

Мы сидим на веранде за столом. У каждого в тарелке – по огромному куску мяса. Посреди стола – большая миска с салатом. Рядом – бутылка красного вина и два бокала. Мы жадно вгрызаемся в мясо и запиваем его терпким вином. Сначала звучат ничего не значащие реплики Супермена про мясо и соус к нему. Он нахваливает мою стряпню, я не собираюсь с ним спорить. Хотя его комплименты объясняются не чем иным, как голодом, и цена им – грош в базарный день, мне приятно. Потом мы коротко обсуждаем погоду. И достигаем полного взаимопонимания. Сходимся во мнении, что самая плохая погода в Австрии лучше самой прекрасной в Питере.

В какой-то момент начинает казаться, что все свалившиеся на меня проблемы были только сном. Мы – бабы, все-таки удивительные существа! Немного внимания со стороны мужа – и все заботы, только что бывшие неразрешимыми, печали, только что казавшиеся вселенскими, тают, как тает в лучах поднявшегося над горизонтом солнца холодный утренний туман. И снова все прекрасно.

Супермен сидит напротив меня. Он улыбается. Время от времени в прищуре его глаз, в едва наметившейся улыбке проскальзывает что-то шаловливое, шекочущее, заставляющее сердце сладко обмирать. Я хорошо знаю, что это означает. Ловлю себя на мысли, что рада. Я тоже хочу его близости! Хочу погрузиться в океан его любви. Хочу захлестнуть его волной своей страсти!

После ужина Супермен вызвался помыть посуду. Прячу от него улыбку. Надо же! В кои-то веки! За все время, что мы здесь живем, он ни единой тарелки не вымыл! А тут…

Сижу одна на веранде. Из кухни доносится плеск воды и мурлыканье Супермена. Я смотрю прямо перед собой. Солнце давно скрылось, и пики далеких вершин прячутся в глубокую тень. Воздух стремительно холодеет. В бездонном небе одна за другой вспыхивают звезды. Вот величественный красавец Орион. Около его ног подмигивает всеми цветами радуги Сириус. Бездонную черноту беззвучно пересекает падающая звезда. Спохватываюсь, что не успела загадать желание. А что бы я загадала, если бы успела? Чтобы у меня больше не было неразрешимых проблем? Чтобы муж полюбил меня? Чтобы отказался от Клэр? Даже не знаю… Поздно уже, наверное…

Сзади подкрадывается Супермен. Он хватает меня, поднимает на руки и, рыча, словно голодный зверь, несет в свою спальню. Любит!

Мрачные мысли отлетают прочь, и я всецело отдаюсь любви…

В комнате царствует густая тишина. И такая же густая, непроницаемая ночь. Я неподвижно лежу на спине. Супермен тоже. Моя ладонь в его руке. Он нежно перебирает мои пальчики. Океан любви, в котором мы только что искупались, принес в душу покой и умиротворение. Страхи и опасения улетучиваются.

«Все хорошо! – говорю я себе. – Все наладится. Главное – что мы вместе. Признайся сама себе: ты слишком глубоко погрузилась в проблемы. Ждешь от Супермена поддержки и взаимопонимания, а сама? Ведь ему тоже нужна опора! Все художники очень ранимы. Гениальность – как идеально настроенный музыкальный инструмент. Нельзя скрипкой забивать гвозди или подкладывать ее под ножку дивана. Не только неверие, даже сомнение могут погубить, уничтожить тонкую настройку гения». Никогда не говорила вслух, но Супермен чувствовал, что я не воспринимаю его амбиции всерьез. Потому и появилась между нами отчужденность. Сначала это была маленькая, едва заметная трещинка. Но с каждым днем она становилась все больше и больше. И вот! Едва не превратилась в непреодолимую пропасть! Потому и появилась Клэр. Я сама в этом виновата! Но теперь мы все поправим. Гарантия тому – сегодняшняя ночь любви!

Может быть, сказать ему, что дом уже продан? Что мы в любой день можем ехать в обожаемый им Париж.

– Ты о чем думаешь? – негромко спрашивает Супермен.

– О тебе! Обо мне! А ты?

– Тоже!

Одно короткое слово. Но как брошенный в воду камень вызывает на зеркальной глади озера волны, так одно короткое слово вызывает во мне прилив горячей нежности к моему другу! Я крепко сжимаю его пальцы. Но Супермен не отвечает. Он уснул!

Я не сержусь. Улыбаюсь в темноту. Что сделаешь, если Бог создал мужчин такими! Засыпают они после занятий любовью. И не надо упекать их в эгоизме. Это мы, женщины, после секса мысленно переживаем любовную сказку заново. А мужской организм устроен по-другому, он заботится о том, чтобы поскорее вернуть боеспособность. Потому и засыпают мужики! Правда, Супермен обычно сразу же идет что-нибудь сожрать. А сегодня – вдруг провалился в сон!

Осторожно освобождаю кисть из руки начинающего похрапывать Супермена и выбираюсь из постели. Храп прекращается.

– Уходишь? – шепчет мой любимый.

– Пойду к себе! – отвечаю я, сопровождая свои слова глубоким вздохом сожаления и даже извинения. – Ты захрапел…

– Утром придешь?

– Нет! Теперь ты ко мне!

Супермен находит в темноте мою руку. Привлекает меня к себе. Мы целуемся.

– Спокойной ночи, дорогая!

– Спокойной ночи, милый!

Через пару часов я просыпаюсь, словно от толчка. Несколько секунд смотрю в темноту, пытаясь сообразить, что заставило меня проснуться. И вдруг все понимаю. Из комнаты Супермена доносятся звуки кнопок клавиатуры и щелчки мышки. Супермен сидит за компьютером. Строчит очередное послание Клэр! Неужели после сегодняшней ночи любви это возможно?

Первая мысль – пойти к нему в комнату и застукать на месте преступления. Я даже поднимаюсь с постели, босиком выхожу в коридор. И замираю, увидев на полу тонкую полоску голубоватого света, падающую из-под двери в спальню Супермена. Смотрю на нее и понимаю, что не хочу разоблачать неверного супруга. Не хочу видеть, как он при моем появлении судорожно закрывает страничку. Не хочу видеть его бегающие глаза. Не хочу слышать его лепет про бессонницу.

Неслышно возвращаюсь к постели и ныряю под одеяло. Долго не могу уснуть. Одолевают грустные мысли о сомнительном настоящем и непонятном будущем.

Господи! Ну почему вокруг меня – только ложь, подлость и обман? Чем я так провинилась перед тобой, что ты не даешь мне спокойствия? Почему рядом со мной нет никого, кто не старался бы обмануть меня? Почему мужики видят во мне только пригодную для секса самку? Но, получив свое, быстро пресыщаются? Зачем Супермену понадобилась эта сучка Клэр? Неужели я хуже ее?

Лежу с открытыми глазами и тупо смотрю в темноту. Смерть мне, как выяснилось, не грозила. Замысел Лизки был другим. Как она додумалась до такого? Наверное, ее подтолкнуло к этому решению то, как я увела от нее жениха. Поняла, что есть во мне… как бы это назвать? Зависть? Непреодолимое стремление к соперничеству с сестрой? Могла ведь я, узнав, что Лизка замуж собралась, найти себе жениха круче, чем у сестрицы. Так нет, взяла да и отбила. Чтобы укусить – так укусить!

Но если я такая стерва, то как должна поступить с Суперменом? Как отомстить ему за предательство? Скандал закатить? Пригрозить, что, если не бросит свою Клэр – придется ему сваливать к ней без гроша в кармане? Или расплакаться? Умолять, чтобы не оставлял меня? Поверит он моим слезам? Да куда же он денется! Только вот нужно ли мне это?

Так ничего и не решив, засыпаю.

Меня будит донесшийся из кухни визг кофемолки. Открываю глаза. Комната наполнена ярким солнечным светом. Он беспрепятственно прорвался в спальню сквозь щелку между задернутыми шторами. Бросаю взгляд на часы. Половина десятого! Нормально я добрала ночной недосып!

Мочевой пузырь сигнализирует о том, что пора прогуляться в туалет. Но я не хочу встречаться с Суперменом. После красивой любви, которой мы занимались вечером, мое сердце ласкали нежность и признательность к мужу. Но полоска света из-под его двери, которую я увидела ночью, перечеркнула их. Сейчас я испытываю к Супермену… Нет, это не обида за поруганные чувства. Даже не злость. Отвращение. Не хочу его видеть! Слушаю, как брякает о край кружки чайная ложечка, слушаю, как он шумно прихлебывает горячий кофе, и сквозь стены вижу этого самодовольного самца. Как он, в одних трусах, сидит с кружкой в руке за кухонным столом и смотрит за окно. Как будто наслаждается синевой утреннего неба и розовым цветом снега на вершинах. А на самом деле его мысли заняты совершенно другим.

Супермен допил кофе и теперь ходит по дому. Судя по всему, куда-то собирается. Он не старается делать это тихо, чтобы не разбудить жену. Потому что он не думает обо мне!

Но вдруг его шаги стали тихими, как у крадущегося тигра. У моей спальни они затихают. Дверь начинает приоткрываться. Быстро закрываю глаза. Пусть видит, что я безмятежно сплю.

Чувствую на себе взгляд мужа. Это длится несколько секунд. Наконец дверь закрывается. Уже не осторожничая, Супермен идет к веранде. Потом до меня доносятся его гулкие шаги по лестнице. И наконец, все стихает.

Поднимаюсь с постели. Набрасываю на себя халат, сую ноги в тапочки и бегу в туалет. Возвращаюсь в спальню и осторожно отодвигаю край шторы. Вижу безупречно синее небо. Сверкающие на солнце вершины гор. Тропинку, что начинается под верандой и, извиваясь, поднимается по склону. Фигуру Супермена на ней. С фотоаппаратом, штативом, еще какими-то причиндалами, он шагает по тропинке. Поиск шедевральных сюжетов продолжается!

Иду в спальню Супермена. Включаю компьютер. Несколько щелчков мышки – и передо мной ночная переписка Супермена с Клэр. Первые же строки заставляют меня скрипеть зубами.

«У меня хорошая новость! Моя дура наконец-то согласилась продать дом! Если бы ты знала, чего мне это стоило! Но теперь все позади! Скоро, совсем скоро я буду в Париже!»

Подлец! Написал такое сразу после того, что было между нами ночью! Через считаные минуты после того, как шептал мне на ухо нежные слова! Как оказалось – все это было притворством! Единственная цель которого – заставить жену поверить в его чувства ко мне. Чтобы глупая жена помогала мужу достичь популярности, известности, славы в надежде, что его успех – залог их общего счастья. А на самом деле…

«Моя дура!» Вот, оказывается, как он называет меня за глаза. Ну в чем-то он, безусловно, прав.

«Если бы ты знала, чего мне это стоило…» Это он про наши занятия любовью. Точнее, это мне казалось, что мы ей занимаемся. А стервец Супермен с самого начала знал, что усыпляет бдительность идиотки-жены. Конечно, он был прав! Обманывать жену надо признаниями, ласками да поцелуями. Она же у него дура! Поверит!

А вот и ответ Клэр:

«Как здорово! Только боюсь, она не обрадуется, когда узнает про меня!»

Ответ Супермена настораживает:

«Есть один нюанс. Она сказала, что денег от продажи дома я не увижу. Сказала вроде бы в шутку. Но ты же знаешь, в каждой шутке… В общем, надо еще подумать, как на бобах не остаться».

Так, дорогой! Любовь любовью, но про денежки не забываешь! Конечно, куда же ты без них! Кому ты без гроша в кармане нужен? И что же тебе твоя пассия ответила?

«Пока она тебе жена – ты ее наследник».

Это на что же она намекает? Что без денег ей мой рыцарь на фиг не сдался. Подсказывает Супермену, чтобы не вздумал заявиться к ней с пустыми руками. А что мое сокровище?

«Я об этом помню».

Помнит он, оказывается! Интересно, что же из этого следует?

Я не нахожу себе места. Бесцельно слоняюсь по дому. Перекладываю с места на место какие-то тряпки, передвигаю стулья, вытираю пыль с подоконника, крошки с кухонного стола. Все это делаю механически. Потому что голова занята другим.

На глаза попадается брошюрка Амриты. Беру ее в руки. Разглядываю рисунок на обложке. Все, что написано в этой книжке, я знаю наизусть. Но могут ли эти знания помочь мне? Убираю книжку в стол. И снова мечусь по дому.

И вдруг наступает миг озарения. В какую-то секунду я понимаю, почему моя жизнь так нескладна.

Открытие кажется таким простым и таким очевидным, что я замираю посреди спальни, как от удара. И, как после удара, не сажусь, а падаю в кресло.

Все дело в том, что я одинока! Во всем мире нет ни одного человека, которому я дорога. Как нет ни одного человека, который был бы дорог мне.

Самыми близкими мне людьми всегда были только мама и Лизка. После смерти мамы осталась одна сестра. Сколько себя помню – мы всегда были рядом. Жили в одной квартире. Делились девичьими тайнами. Но были ли мы близки? Нет! Родными мы были только по маме и отцу. По фамилии и по отчеству. По месту жительства. А на самом деле…

Будь мы с Лизкой близкими, по-настоящему родными душами – да разве могло бы случиться то, что случилось? Да никогда! Ни за что!

Мне душно! Я вскакиваю с кресла и распахиваю окно. Прохладный воздух гор врывается в комнату. Он гладит мою кожу, шевелит мои волосы. Я так жадно вдыхаю его, словно вырвалась из тесного склепа, где провела в заточении много лет. И не могу надышаться. Голова начинает кружиться. Я иду в ванную. Долго смотрю в зеркало. Красивая и молодая женщина. Хорошие волосы. Длинные ресницы. Большие, широко открытые глаза. Тонкий носик, красивые губы. Все есть! Сколько на свете женщин, которым природа не дала и десятой части той красоты, которой так щедро одарила меня. Но почему же все они счастливы, а я…

Вижу в зеркале, как возле нижних век моего отражения набухают огромные, сверкающие, как алмазы, озера. Они вот-вот перельются через край, но загадочная сила удерживает их. Вдруг стягивающая озера пленка прорывается. Прозрачные капли градом скатываются по ресницам и катятся по щекам. Мою грудь начинают сотрясать рыдания. Отражение расплывается. Сажусь на край ванны и уже не сдерживаю себя.

За что? Почему? Я молода, красива и умна. У меня красивая улыбка. У меня красивый голос. Со мной можно поговорить не только о косметике и прокладках. Я нравлюсь мужчинам. Я вызываю зависть у женщин. Я уверенно вожу машину. Я умею хорошо работать. Почему же у меня есть все, кроме счастья?

Размазываю слезинки по щекам. Надо привести себя в порядок. Затыкаю ванну пробкой и поворачиваю кран. Тугая струя ударяет в дно ванны. Бездумно смотрю на бегущую воду. Потом взгляд, помимо моей воли, перескакивает на стену ванной. Фен! Он висит на крючке. Долго разглядываю его.

Усилием воли перевожу взгляд на воду в ванне, но глаза сами перескакивают на фен. Я усмехаюсь и начинаю раздеваться.

Погружаюсь в теплую, ласковую воду. Тело скрывается под густой шапкой пены. Слезы очистили мою душу. Теперь очищение закрепит ласковая вода в сочетании с ароматным шампунем. Я выйду из ванны, как Афродита. Чиста, свежа и непорочна!

Кстати, Афродитой восхищаются. А ведь она по жизни была та еще штучка! Любовников у нее было – легион! Мне до нее – как пешком до Луны! И детей нарожала без счета. От мужа, от любовников. И – ничего! Умиляются люди!

Кстати, о детях. Что, если родить для Супермена ребеночка? Может быть, это привяжет его ко мне? Заглядываться на других баб он, конечно, не перестанет, но, может быть, ребенок станет центром притяжения нашей семьи? Сомнительно. Не тот у Семена характер, чтобы родительские чувства одолели тщеславие. Да и что хорошего, если он около меня будет только из-за ребенка? Нет, этот прием не годится. Да и не хочу я рожать! Ходить девять месяцев с пузом? Кожа растянется, талия пропадет, таз разопрет во все стороны. Если еще и кормить грудью – про топлес придется забыть. Есть, конечно, тетки, которые шляются по пляжам с титьками до колен. Смотреть тошно. Я такой быть не хочу! И не буду!

– Ты моешься?

От неожиданности вздрагиваю. Дверь в ванную приоткрыта. В щели торчит голова Супермена.

Взгляд помимо моей воли метнулся к висящему на стене фену. Мне вдруг становится страшно! В голове вспыхивает последняя фраза сегодняшней переписки Супермена с любовницей: «Я об этом помню». Неожиданно я почувствовала в ней скрытый смысл, полный смертельной угрозы. Он был предназначен исключительно для Клэр. И потому не дошел до меня, когда я читала переписку. Но сейчас… Улыбаюсь ему через силу. С трудом выдавливаю из себя:

– Не видишь – моюсь. Я и не слышала, как ты пришел.

– За тобой вернулся! У меня есть классная идея!

– Прикрой дверь! – отвечаю. – Сквозит. Выйду – расскажешь!

Супермен прикрывает дверь. Я облегченно вздыхаю. Черт! То сон дурацкий. А теперь и наяву эти страхи. А ведь, если бы он хотел меня грохнуть – возможность сейчас у него была отличная! Я не слышала, как он в дом вернулся. Мог подкрасться, включить фен и бросить в ванну. Как в Питере это сделал… Кто? Василий? Я? Или Супермен?

Из спальни Семена доносится музыка. Звук включен на полную мощность. Это группа «Green Day». Я начинаю мыться.

Глава 23

А музыка звучит… Джо Билл Армстронг снова и снова задает вопрос:

Знаешь ли ты своего врага?

Нужно знать своего врага!

«Знаю!» – отвечаю ему уверенно. А потом начинаю сомневаться. Знаю ли? Кто это? Почему их так много вокруг меня? Сначала была одна только Лизка. Потом враги начали множиться и плодиться. В их стан перебегают те, кто сначала сражался под моими знаменами. Переметнулся к врагу Василий. За ним – Вениамин Аркадьевич. С Петром Ильичом в паре. Теперь к ним прибавился Супермен.

Читала где-то, что главный враг каждого человека сидит в нем самом. Может быть, и мои враги – не враги вовсе? Потому что внутри меня сидит тот, кто разжигает и подпитывает во мне ненависть и злобу к тем, кто меня обидел?

От этой мысли становится неприятно, как бывает, когда прикоснешься к чему-то липкому, скользкому, холодному. Снова прокручиваю то, что привело к сегодняшнему дню.

Все началось с того, что Лизка собралась замуж. Виновата она в том, что это случилось как раз в то время, когда от меня отказался жених? Первый и единственный раз в жизни я стала брошенкой. Как я страдала тогда! Мне казалось, что все прохожие смотрят на меня с издевательской усмешкой. А пройдя мимо, оглядываются и тычут пальцами мне вслед: смотрите, это та самая, которую жених бросил!

Конечно, этого не было! Это я себя взвинчивала, не в силах смириться с оскорблением. Самолюбие не позволяло поверить, что такое возможно. Что от меня, такой красивой, умной, можно вот так запросто отвернуться.

А тут как раз Лизка, сияя от счастья, объявляет: я выхожу замуж! И вскипела во мне злость! Забурлила ярость! Как? Ты выйдешь замуж, а я никому не нужна? А вот посмотрим еще, чего стоит любовь твоего Васеньки. Проверим, сможет ли он устоять перед моими чарами.

И когда однажды Лизка где-то задержалась, я пошла в атаку. Охмурить Василия не составило труда. Но он, хотя сперва и был ошарашен случившимся, все-таки не думал Лизку бросать. И несколько дней трудился на два фронта. При Лизке пылинки с нее сдувал, а как только она за порог – в мои трусы лез. Однажды до того осмелел, что приперся в мою комнату ночью. Лизка в соседней комнате спит, от него еще любимой пахло, а он к сестре невесты полез! Я его тогда не прогнала. Потому что уж очень пикантно все это было. Но почувствовала, что Василию такая жизнь начала нравиться. И жена, и любовница в одной квартире – худо ли? Да еще и родные сестры! Есть что рассказать корешам за кружкой пива. Но меня мой новый статус не устраивал. Где-то в подсознании я уже решила расстроить Лизкину свадьбу. Чтобы мы обе были в одном положении. Подстроила, чтобы Лизка нас застукала. В самый, как говорится, разгар! Получилось! До сих пор помню выпученные глаза сестренки. И сползающего с меня, мгновенно увядшего Василька. Цирк!

Лизка тогда, вся в слезах, убежала в свою комнату. Василий, со штанами в руках, убрел к ней. Как уж он там грех свой замаливал – не знаю. Не могла сидеть в доме. До позднего вечера шлялась по Питеру. Когда пришла – они уже спали, в их комнате тихо было. Утром Василий свалил на работу. Я завтракала, когда в кухню вышла Лизка. И объявила, что после случившегося мне нельзя оставаться в квартире.

Теперь понимаю: вот это и был ключевой момент! Помню, что захлебнулась от негодования. От возмущения, что сестра меня выгоняет из моего же дома! Вот тогда я и решила окончательно, что выйду замуж за Василия. И сваливать придется не мне, а ей!

Так кто виноват в том, что мы с сестрой стали врагами? Все-таки она. С ее стороны было, по меньшей мере, бестактно демонстрировать свое счастье, когда у родной сестры любовная трагедия. Могла бы побольше обо мне думать. О том, как помочь мне выбраться из депрессии. А не просить совет о фасоне свадебного платья. Было такое.

А чего стоит ее приезд в Питер с целью погубить меня? Превратить в убийцу? Нет, я все правильно сделала. «Если тебя ударили по правой щеке – подставь левую» – не для меня! Я всегда отвечаю ударом на удар! Потому что мой девиз: «Everyone for himself!» [4]

Я должна была разрушить Лизкины планы – и разрушила!

Увы, но человеческое общество несовершенно. Раз так, то и законы его далеки от совершенства. Формально я совершила преступление. Вениамин Аркадьевич это понял и решил воспользоваться. Привлек на помощь Петра Ильича. Вот так все было.

«А ты не лукавишь разве сама перед собой?» – спрашиваю себя. И отвечаю: нет! В каждом человеке живет демон. Одни сознательно держат демона взаперти и не слушают его шепот. Другие живут по его указке. Что касается меня… Возможно, что во мне демон не один. И не два – их там рать бесчисленная. Но разве я в этом виновата? Не я решала, появиться мне на свет или нет. Не я решала, кого поселить в свою душу. И в каком количестве. Так что, Зоя Андреевна, она же фрау Штейнбах, хватит заниматься самокопанием. Ваше предназначение – действовать! Как поет Джо Билл Армстронг:

Сплоти демонов своей души…

Вот именно! Но почему демонов? Демоны – это же что-то недостойное. Порой противоправное. Даже всегда, наверное. Демоны, как я уже уяснила для себя, есть в каждом человеке. Но – разные. У одного они злые и агрессивные. Даже жестокие и бессердечные. Неуправляемые. В таком случае человек часто или даже всегда становится преступником. Необязательно убийцей. Демоны могут заставлять его грабить. Или воровать. Или быть несправедливым к окружающим. Или заставляют его радоваться чужому горю. Чужому несчастью.