Чужими руками Григорьева Юлия

Лизка кормит оголодавшего Василия. Рассказывает о том, где побывала, пока они не виделись. Ходила в парикмахерский салон. Шлялась по торговым центрам.

Значит, надолго выходила из дома. Этим должен был воспользоваться Вениамин Аркадьевич. И кроме подслушки Лизу теперь фотографируют на улице, в салоне, магазинах. Любопытно только, как все это Вениамину Аркадьевичу удалось? Впрочем, мне это по барабану.

Василий нахваливает Лизкину еду. Стервец! Мне он никогда не говорил столько комплиментов. Неужели Лизка варит-жарит лучше, чем я? Где и когда научилась? За бугром, у Кощея своего? Не верю! Мама всегда мне говорила, что у меня – божий дар к готовке! Не могла Лизка так освоить кулинарию, чтобы превзойти меня. Это Вася льстит любовнице. В «Иронии судьбы» Ипполит и Женя Лукашин тоже поначалу восхищались заливной рыбой Надежды. А потом… Один обозвал ее «гадостью», другой «стрихнином». Так и тут. Васе деваться некуда.

В кухне квартиры продолжается никчемный разговор. Про питерскую погоду. Про то, как Лизка промочила ноги. Как ее толкнула в магазине какая-то покупательница. Как ей нахамила продавщица. Вася слушает и ест. Время от времени вставляет короткие реплики. Сколько же это будет продолжаться?

«У-уф!» – звучит в ушах длинный выдох объевшегося Васи. Ну слава богу. Может быть, теперь о деле поговорите?

Я снова ошиблась. Они перешли в спальню и занялись любовью. Я убавила звук до минимума.

Секс в моей жизни значит очень много. Он для меня важнее, чем еда или вода. Без еды человек может прожить месяц и даже больше. Без воды окочурится дня через два-три. А без воздуха склеит ласты через пару минут. Так и у меня. Без еды проживу, без воды обойдусь, а без этого дела – извините.

Но при этом я не люблю подсматривать и подслушивать за другими. Нет, я не против того, чтобы посмотреть хорошую порнуху. Я не против забавной групповушки. Но и то и другое – не подсматривание. Во втором случае это прямое участие, в первом – опосредованное, так сказать. А чаще всего – допинг.

Слушать, как Лизка с моим мужем занимаются любовью, мне не хочется. Не потому, что это моя сестра. Не потому, что это мой муж. Просто неприятно.

Но выключить приемник я не могу. Кто его знает, когда у них начнется разговор, ради которого я сижу сейчас в машине. Васины сексуальные возможности я знаю. Не Супермен. Долго не протянет. Так что приходится краем уха слушать Лизкины стоны и шумное дыхание Васи.

Серьезный разговор у них начался только после того, как оба сходили помыться и вернулись в кухню, где Лизка принялась восстанавливать Васины силы, растраченные на любовь.

– Что будем делать, Вася? – спросила вдруг Лизка.

– Мне домой скоро ехать, – ответил мой супруг.

Дурака включил! Делает вид, что не понял, куда Лизка клонит. Вот всегда он такой! Лизке это тоже не понравилось. Все-таки мы с ней родня!

– Не прикидывайся, Вася! – осадила его Лизка. – Ты понял, о чем я тебя спросила!

– Да понял, конечно! – признался Василий.

– И что?

Последовала длинная пауза.

– Чего молчишь? – не выдержала Лизка.

– Да как тебе сказать? – негромко ответил Василий. – Все-таки она мне жена. Да и вообще. То, что ты предлагаешь, это…

– Ну! – повысила голос Лизка. – Что мычишь? Говори!

– Страшно! – выдавил из себя Василий.

– Боишься? Ссышь, если говорить по-русски?

– Ну в тюрьму мне, если честно, совсем не хочется. Я уверен, что там больше суток не проживу.

– И мне в ней делать нечего. Если все по уму делать, то риск минимальный. Чисто теоретический.

Снова долгое молчание. А потом его нарушает негромкий и спокойный голос сестры:

– Конечно, страшно. Но у нас с тобой выхода нет. Если все оставить как есть – нам не быть вместе. А я хочу остаток жизни прожить с тобой. Вернуть все, что отняла у меня сестра. Или ты этого уже не хочешь?

– Хочу! – глухо отвечает Василий.

– Тогда в чем дело?

– У нас нет права распоряжаться ее жизнью.

– Есть! – выкрикивает Лизка.

Слышу, как она хлопнула ладонью обо что-то.

– Есть у меня такое право! – громко говорит Лизавета. – Потому что эта… сестричка моя… такого натворила, что не имеет права дышать! Мою жизнь разрушила! Твою! Ты знаешь, что она вытворяет? Жена твоя, Богом данная? Знаешь или нет?

– О чем ты? – растерянно спрашивает Василий.

– О чем? – передразнила его Лизка. – Хочешь узнать, как она за твоей спиной с другими мужиками трахается?

– Ты хочешь сказать, что у Зои есть любовник?

В голосе Васи звучит растерянность. А я – вся внимание. Лизка что-то узнала про меня? Откуда?

– Да у нее их тысячи! – зло кричит Лизка.

Вася натужно смеется:

– Ну, раз тысячи – значит, ни одного!

– Хочешь докажу? – вкрадчиво спрашивает его Лизка.

– Как? – вопросом на вопрос отвечает Вася.

– На! Смотри!

Снова в наушниках тишина. Что Лизка ему показывает? Письма? Так я никому не писала и не пишу. Да и не получаю. Фотографии? Откуда им взяться? Я – баба озорная, но не безбашенная. Неужели Лизка подсуетилась? С кем она могла меня сфоткать? Не сама, конечно. Если фотки сделаны после ее приезда, то только с Суперменом. Других мужиков у меня за это время не было. Но если раньше… Тогда – фиг ее знает. Но в этом раскладе получается, что грохнуть меня она задумала еще там? За бугром? Впрочем, так оно и было. Наверное.

Прибавляю звук. Наконец тишину в кухне нарушает возглас Васи:

– Ни х… себе!

– Ты следующую фотку посмотри! – советует ему Лизка.

Все-таки фотографии! Кто-то и где-то меня сфотографировал. Судорожно перебираю возможные варианты.

Прежде всего, Супермен. Но мы занимаемся любовью только в его квартире. Кроме Супермена и меня, в ней никто не бывает. В этом я уверена. Нюх у меня собачий. Сразу бы почувствовала. Могла ли Лизка подкупить Супермена?

Как говорится, купить можно кого угодно. Главное – заплатить человеку его цену. Супермен – не президент, не глава правительства, не олигарх. Деньги, как и всякий нормальный человек, любит. Лизка вполне могла бы с ним сторговаться. Только вся операция при самом скромном раскладе займет не один день. Лизка в Питере как раз около недели и живет. Но ей нужно было время, чтобы узнать про Супермена. Потом встретиться с ним. Договориться. Супермен, конечно, любит деньги. И про возможность стать порнозвездой, помнится, мы недавно говорили. В шутку вроде бы. Но в каждой шутке… Неужто он мог пойти на такое? Нет! Потому что, если бы он это сделал, не мог бы не измениться. Немного. Едва уловимо. Но мне хватило бы этого. Я почувствовала бы в нем перемену. А еще… Появись у него шальные деньги – я бы узнала об этом. Нет, это не Супермен. Тогда кто?

Лизка могла нанять специалиста, который узнал бы про Супермена и установил в его квартире аппаратуру. Как это сделала я, наняв Вениамина Аркадьевича. В принципе это возможно.

Может, на снимках мой босс? Фигурировать на таких фотографиях он не согласился бы ни за какие денежки. Воткнуть в кабинете или машине шефа аппаратуру могли и без его ведома. Жена, конкуренты. Спецслужбы, наконец. В первом случае фотографии попали бы к жене. Тут бы она и мою рожу располосовала. Конкуренты? Ильич – фигура не того масштаба, чтобы его такой фигней шантажировать. Кроме семейной ссоры, это ему ничем не грозит. С такими, как Ильич, проще обращаются. Два выстрела – и нет конкурента. А если Ильич сам сделал фотографии? Ведь он – большой любитель клубнички. Мог. Но торговать ими не стал бы.

Черт побери! Что за времена настали! Скоро в свое удовольствие не потрахаешься. Все время надо помнить, что тебя, возможно, фотографируют.

Продолжаю внимательно вслушиваться в разговор Василия с Лизкой. Может быть, они как-нибудь прокомментируют фотографии. И тогда я точно смогу понять, с кем это меня запечатлели. Если окажется, что в поезде, – значит, тот фээсбэшник из вагона СВ оказался подонком. Если назовут гостиничный номер, значит, или уик-энд с контрагентом из Киева, или охмуреж того белобрысого финна в Хельсинки. Кто еще? Тарзан? Джеймс Бонд? Ну, дела.

В наушниках звучит злой голос Василия. Грубая ругань. Угрозы в мой адрес. Задело Васю за живое. Посмотреть бы, что его так взбесило. Сам факт или подробности.

– Не горячись! – негромко говорит Елизавета. – Если ты хочешь мстить Зойке за рога, которыми она так щедро твою буйную голову украсила, нам с тобой не по пути.

Молчание. Слышу, что один из них ходит по комнате, другой барабанит пальцами по столу.

– Ладно! – слышу голос Василия. – Пора мне.

– Когда увидимся?

– Она на выходные на корпоратив должна уехать. Вернется… Тогда и встретимся!

То, как он произнес эти слова, вызывает у меня озноб. Не только приговор вынесли, но и дату казни назначили! Если все пойдет по их плану – жить мне осталось всего ничего. И отправитесь вы, Зоя Андреевна, в лучший из миров!

Становится невыносимо грустно. На глазах наворачиваются слезы. Едва не пропускаю последние слова Василия. Он уже в прихожей. Уже прощается с Елизаветой, но вдруг спрашивает:

– Дай мне эти фотографии!

– Не надо, Вася! – негромко, но твердо отвечает Лизка. – Я их сожгу! Они не нужны больше.

– Я их ей покажу! – настаивает Василий. – Хочу глаза этой суки увидеть!

– Нельзя этого делать, – убежденно говорит Лизка. – Разборки, скандалы сейчас ни к чему.

– Ладно! – нехотя соглашается Василий.

Они прощаются. Хлопает дверь. Я выключаю приемник. Слава богу, этот кошмар закончился!

Глава 12

Еще раз убеждаюсь, что Вениамин Аркадьевич – специалист своего дела. Уловить момент, когда и откуда он появляется около машины, стало для меня прямо-таки навязчивой идеей. В этот раз назначила ему встречу с утречка на автостоянке возле станции метро. По опыту знаю, что в это время стоянка пуста, как голова блондинки. Рядом с моей машиной – на многие метры открытое пространство. Неужели он и в этой ситуации исхитрится незаметно подойти?

Сижу в «ласточке», крайне довольная своей придумкой. Чтобы не прозевать появление детектива, кручу головой, как флюгером. Уверена, что уж на этот раз не оставила ему шансов. Обломается Вениамин Аркадьевич. Если он, конечно, не пользуется услугами потусторонних сил.

За окнами машины лениво просыпается серое питерское утро. Когда-то, как рассказывала мама, день начинался с появления на улицах дворников с метлами. Теперь все не так. По улице проезжают пока еще редкие машины. На тротуарах – столь же редкие прохожие.

От нечего делать пытаюсь угадывать, кто откуда и куда идет. Вот, например, тот средних лет мужчина в пуховике. Шагает неуверенно. Словно только вчера ходить научился. Непохоже, чтобы с бодуна. Тут ведь как в том анекдоте: на работу – рано, с работы – поздно.

А вот с тем пареньком все проще. Явно студент. Идет не со студенческой вечеринки. Трезвыми с них редко возвращаются. Во всяком случае, в наше время так было. Да и проснуться в такую рань после буйного веселья нелегко. От подружки идет? А почему на лице нет загадочной улыбки от приятных воспоминаний? Одна только озабоченность. Поссорился? Или с трудовой вахты идет? Торопится с ночной подработки в общагу. Всю ночь без сна просидел. В обмен на мятые купюры одаривал страждущих сигаретами, паленой водкой, а то и дурью. Теперь спешит: до начала занятий надо душ принять, в порядок себя привести. Удачи тебе, паренек!

С той согнувшейся под тяжестью лет бабулькой все просто. Спешит к дочери, чтобы нянчиться с внуками. Дочка растит детишек без мужа, ей на работу надо, денежку на прокорм себе и деткам зарабатывать. Детки на домашнем воспитании. Очередь в детский сад подойдет аккурат к окончанию ребенком школы. Бабулька давно на пенсии, да назвать ее жизнь заслуженным отдыхом язык не поворачивается.

Развлекаясь наблюдениями за прохожими, не забываю о главном: не пропустить появление детектива. Но Вениамин Аркадьевич преподал мне очередной урок высокого профессионализма.

Откуда он появился около машины, я снова не заметила. Просто материализовался из воздуха. Гудини и Копперфильд отдыхают!

Детектив садится рядом со мной.

– Вы всегда появляетесь словно из ниоткуда, – говорю ему после обязательных приветствий. – Каждый раз пытаюсь это отследить – и каждый раз ничего не получается. Как вам это удается?

На губах Вениамина Аркадьевича на неуловимое мгновение появляется подобие улыбки. И тут же сменяется деловой серьезностью. Он отвечает с сердечной простотой Ленина:

– Это моя работа.

Передает мне толстый конверт. Осведомляется:

– Что-нибудь еще?

В памяти вспыхивает разговор Лизки с Василием во время просмотра моей сексуальной фотосессии.

– Не могли бы вы узнать, откуда…

Я замолкаю. Нет. Это задание давать незачем. Своего ума хватит.

Вениамин Аркадьевич терпеливо ждет, пока я изложу суть нового задания.

– Нет! – твердо говорю я. – Это подождет. Пока новых заданий не будет!

Детектив понимающе кивает. Мы прощаемся. Секунда – и его нет ни в машине, ни рядом с ней. Словно и не было.

Я уже не удивляюсь. В моей руке толстый конверт, только что полученный от детектива. Он бумажный, но жжет руки, словно раскаленный добела металл. Терплю, не могу выпустить его из рук. Мне не терпится открыть его и наконец-то увидеть изображение Лизки. Пару секунд размышляю, удобно ли смотреть фотографии здесь и сейчас. Включаю в салоне свет и достаю снимки.

На первом Лизка в домашнем халате, с короткой стрижкой, смотрит почти прямо в объектив. Судя по ракурсу, детектив воткнул камеру в вытяжку кухонной плиты. Фото далеко не идеальное, но ведь и сделано не для выставки. Все, что мне нужно, хорошо видно.

Фотография снята, наверное, утром. На Лизкином лице совсем нет косметики. Хорошо видно, что в углах глаз наметились «гусиные лапки» будущих морщин. А ведь Лизка старше меня всего на год с небольшим.

Глаза у Лизки – ну прямо копия моих! Точнее, наоборот, конечно. Кто-то сказал однажды, что у меня бесстыжие глаза. Я тогда совсем юная была. Обиделась. А теперь вижу: он был прав. В Лизкином взгляде откровенно читается страсть. Но не в чистом виде, а с какой-то грустинкой, что ли. С тоской неземной даже. О чем это ты, сестричка моя единоутробная, так печалишься? Уж не жалость ли к обреченной Зойке в тебе пробудилась? Уж не скорбишь ли, что приговорила единственную на Земле родную душу к смерти мученической? Если судить по интонациям, с которыми ты убийство глупой Зойки с ее мужем обсуждала, – непохоже, что есть в тебе хоть капля жалости. Тогда что же таится в глубине твоих очей?

Если не обращать внимания на выражение глаз – выглядит Лика отлично. Молода. Подтянута. Шея без признаков старения. Талия, ножки – все при ней. Почти как у меня. Не зря нас в детстве иногда путали. «Вы, девочки, близнецы, что ли?» – «Нет! Мы – погодки!»

Беру следующую фотографию. Лизка в прихожей. В верхней одежде. Курточка, сумочка, сапожки – все по последней моде. Да, сестренка у меня вкусом не обижена! Гены, мать их!

Бросаю взгляд на свою одежку. Успокаиваюсь. Нет! Я одета не хуже.

Так вот ты теперь какая, Елизавета Андреевна! Очень изящная, привлекательная, даже пикантная женщина. Из тех, от которых мужики без ума. Что же ты к Василию моему привязалась? Что в нем нашла такого, чтобы ради него пуститься во все тяжкие? Не красавец. Не добытчик. В постели – так себе. На повторение тринадцатого подвига Геракла не способен. Что ты увидела в нем такого, чего я не знаю?

Значит, тебя ведет что-то другое. Что? Месть за нанесенную обиду? Неужели боль от той раны, что я нанесла тебе, еще не утихла? Ведь я тебя знаю, сколько живу. И никогда не замечала в тебе неутолимой жажды мести. Ты же всегда мне все прощала. Пообижаешься, я покаюсь – и все! Мир! Сама себе могу теперь признаться – на это я и рассчитывала. Почему же сейчас этого не случилось? Из-за квартиры? Но я тебя не выгоняла. Ты сама не хотела оставаться там, где твоя сестра спит с твоим бывшим женихом. Да, ты осталась у разбитого корыта. Ни жилья, ни денег, ни мужа. Если бы ты тогда точила на меня нож – я бы поняла. Но сейчас! Когда у тебя все образовалось. Почему ты хочешь, чтоб я умерла? Ничего не понимаю. Одно ясно – ты доведешь задуманное конца. Ни ты, ни я не из тех, кто останавливается на полпути. А значит, я должна решить для себя, что делать дальше, раз я знаю про твою задумку.

Смиренно ждать, пока Василий найдет в Интернете подходящий способ убийства? Или заявить в полицию? Согласиться с Амритой и ее книжкой и просто тупо ждать, что будет? Или все-таки побороться за свое право жить?

Быстро просматриваю остальные фотографии. Лизка в продуктовом магазине. Покупает авокадо. Раньше я не знала, что она к нему неравнодушна. Лизка в отделе женского белья. Лизка на улице. А вот фотографий, сделанных на спектакле или на концерте, нет. А я специально говорила Вениамину Аркадьевичу про ее любовь к театру. Значит, Лизка в люди не выходила.

Складываю фотки обратно в пакет. Засовываю его в сумочку. Пусть полежат. Может быть, еще пригодятся.

Чтобы не приехать на работу слишком рано, заворачиваю в супермаркет. С умным видом озабоченной домохозяйки слоняюсь по магазину без малого полчаса. Из сострадания к скучающей в ранний час кассирше уже перед кассой бросаю кое-какую мелочь в корзинку.

К родному офису подъезжаю вовремя и в отличном настроении. Его уже не могут испортить нахальные ухмылки юнцов из компьютерной группы: ни откровенный взгляд уверенного в своей неотразимости Кирилла, ни робкие улыбки его оруженосцев, ни маячащая вдали фигура старой ведьмы Илларионовны.

– Привет, мальчишки! – легкомысленно бросаю пацанам и беспечно машу рукой.

Лицо Кирилла темнеет. Услышать, что он в моих глазах «мальчишка», да еще перед своими вассалами, – это удар ниже пояса. Но выдержал. Небрежно кивнул в ответ и отвернулся. Его свита, наоборот, расцвела улыбками.

Приближаюсь к Илларионовне. Мегера уже шамкает губами, готовя мне комплимент.

– Доброе утро, Илларионовна! – опережаю ее. – Как дела на любовном фронте?

Старуха не ожидала от меня такой наглости. Молча провожает меня вспыхнувшим яростью взглядом. Сзади захихикали юнцы. «Отлично, Зоя Андреевна!» – хвалю сама себя и вхожу в приемную торжествующей походкой победительницы.

И сразу вижу, что на моем столе опять свежие цветы. Тайный мой воздыхатель уже выразил незатухающую любовь к Прекрасной Даме. Боюсь, что скоро, придя на работу, обнаружу на столе его живое, еще трепещущее сердце. Розы совсем свежие. Кто же ты, мой обожатель?

В предчувствии скорой разгадки тайны заговорщически улыбаюсь сама себе.

Беру спрятанный между факсом и принтером видеорегистратор и сажусь в кресло, чтобы увидеть наконец вздыхателя.

Но сначала вижу Илларионовну. Кляча заходит в приемную и идет прямиком в кабинет босса. Вот это сюрприз! Старая стукачка, оказывается, не оставила свое подлое ремесло! Теперь понятно, какого дьявола ее на работе держат. Ладно, запомним!

А потом вижу, как в приемную с цветами в руке входит Вадик.

Сначала не верю глазам. Еще одна неожиданность! Чтобы приятель или даже друг Кирилла, этого прожженного циника, оказался тонкой и ранимой душой? Способной на нежные, по-детски наивные чувства?

Открытие заставляет меня на несколько минут погрузиться в глубокое раздумье. Не перевелись, оказывается, рыцари! Но тут же мелькает крамольная мысль. Мечтаем о рыцарях… А сами? Тянем ли мы, современные дамы, на то, чтобы вокруг нас вились настоящие рыцари? Лучше не трогать эту тему. А что касается Вадика… Надо пожалеть парня. Дать ему понять, что увлечение мной его ни к чему хорошему не приведет. Так что, чем раньше он выкинет из головы и сердца бесперспективную любовь – тем ему же и лучше.

Кладу регистратор в сумочку. Не забыть бы избавиться от него. Не пригодится больше. Как и фотографии.

Голова решает так, а руки сами достают пачку фоток. Снова рассматриваю их. Лиза-Лизонька! Что же это такое творится в мире, что двум родным сестрам места в нем нет? Почему он стал настолько тесен, что никак нам в нем не устроиться?

С этими навеянными фотками сестры мыслями не замечаю, как в приемной появился босс. Его голос, раздавшийся от двери, заставляет меня вздрогнуть:

– Что это вы, Зоенька, так увлеченно разглядываете? Можно и мне посмотреть?

Судорожно запихиваю фотки в сумочку. Отвечаю как можно беззаботнее:

– Да так, Петр Ильич… Мелочи… Здравствуйте!

– Вы снялись для журнала «Медведь»? Или «Плейбой»?

Что-то он сегодня слишком разговорчивый. Наверное, помирился со своей лапочкой. Да и царапина на щеке заживает. Почти незаметной стала.

– Да нет же, Петр Ильич! – отвечаю. А сама уже злюсь: вот привязался! – Это фотографии кухонных гарнитуров. Подруга собирается кухню менять. Попросила посмотреть. Она моему вкусу доверяет.

– Подобрали?

Вот же паразит! Да когда же ты угомонишься!

– Мне ничего не понравилось. Документы будете смотреть?

– А разве что-то есть?

– Вот! – хлопаю рукой по стопке папок.

– Несите! – принимает решение босс. И добавляет: – Через пять минут.

Он скрывается в кабинете.

Провожаю его благодарным взглядом. Мне как раз пять минуток и надо, чтобы бумаги рассортировать. С регистратором да фотками я чуток лопухнулась.

Ровно через пять минут кладу на стол босса разноцветные папки. Он кивает:

– Оставьте!

Уже берусь за ручку двери, когда меня останавливает его голос:

– Вот еще что, Зоя. Мы сегодня уезжаем на корпоратив. Я разрешил всем закончить работу раньше. Но что такое два часа? Давайте подарим сотрудникам полдня? Как вы на это смотрите?

– Чего тут смотреть? Все будут счастливы.

– Вот и объявите, что с обеда – все свободны. Я тут один поработаю. Не возражаю, если вы мне поможете.

Как же! Разбежался! Я что – хуже других?

Старательно изображаю робость и смущение:

– Так ведь и мне, Петр Ильич, надо себя в соответствующий вид привести. А опаздывать не хочется…

Он раскатисто смеется:

– Хорошо!

Ну дает сегодня босс. Не ворчит, не смотрит волком. Сексуальных услуг – и то не требует. Точно, с женой помирился. Надолго ли? На корпоративе опять проштрафится.

Но то, что он и мне дал «добро» с обеда не выходить, – очень даже кстати. Потому как дел у меня перед поездкой на озеро накопилось немало. Вагон и маленькая тележка в придачу. Успеть бы! Опаздывать, и правда, не с руки.

Захожу в каждый кабинет и объявляю о великой милости благодетеля и кормильца. Народ встречает новость бурным ликованием.

И до этого никто толком не работал. А теперь даже имитировать бурную трудовую деятельность никто не станет. Пропал рабочий день. Ну и фиг с ним.

Возвращаюсь к себе. Звоню Супермену:

– Привет, дорогой! Как ты? Чем занят?

– Мыслю!

– То есть валяешься на диване в чем мать родила и тупо разглядываешь трещины на потолке? По-моему, именно это занятие у тебя называется мыслительным процессом? Я не ошиблась?

– Ты, как всегда, не понимаешь мою тонкую душу. Между прочим, в моей голове сейчас зарождается план достижения успеха и славы.

– Мой звонок прервал мыслительный процесс гения?

– Примерно так.

– Я могу приехать. Помочь восстановить работоспособность.

Супермен восторженно мычит. Договариваемся, что заеду в парикмахерскую, а оттуда – сразу к нему.

Глава 13

Все выезды из города забиты машинами. Без малого час выбиралась на Дорогу жизни. А дальше – простор. Даже в правом ряду никто меньше восьмидесяти не едет.

Настроение приподнятое. Тому есть сразу несколько причин. Рабочая неделя закончилась, впереди – разудалое веселье.

Но не это главное. И даже не желанное свидание с Суперменом, в очередной раз подтвердившим высокий статус классного любовника. И не сюрприз, который я подготовила коллегам.

Главное, что я теперь знаю, что мне делать. Как сбросить с плеч тяжкую ношу, которая свалилась на меня с того самого дня, когда я узнала о визите Лизки в мою квартиру. Теперь решение принято. Спасибо тебе, Амрита! Хорошая ты девочка! Академики седые, писатели гривастые, психологи очкастые – все знают, что надо делать, чтобы выбраться из безвыходной ситуации. Только пользы от их советов – ноль. А девчонка неприметная взяла да и подсказала мне рецепт. Спасибо тебе, Амрита, еще раз!

Меня обгоняют крутые джипы. Вот просвистела очередная «Тойота Пайлот». Смотрю вслед – уж не босс ли мчится? Нет, не он. Наверное, уже проехал.

Обгоняю тихоходов с дачным хламом на багажниках. Впереди начинает маячить фура. Позади нее на многие метры – облако грязевого аэрозоля. Сбавляю скорость. Тут же, как и было задумано, между мной и длинномером вклинивается шустрая «Калина». Вот и хорошо. Мне как раз это и нужно. Пусть торопыга принимает на себя слякоть питерскую.

Но мне все равно достается немало. Лобовое стекло быстро покрывается мутной пленкой. Дворники елозят по нему непрерывно, но толку мало.

Проезжаю Борисову Гриву. Где-то слева есть воинская часть. В незабываемые времена моей бурной молодости служил там красавец-лейтенант по имени Петя. Я звала его Петюнчик. Хороший был парень. Интересно, где он сейчас? Уже майор, наверное. Как он умолял меня выйти за него замуж! Чуть было не согласилась. Но как подумала, что придется из Питера уехать… Всю жизнь с ним по офицерским общагам да коммуналкам без горячей, а то и холодной воды скитаться – бррр!

А ведь стань я боевой подругой Петюнчика – и не было бы у меня сегодняшних проблем! Уехала бы с мужем в гарнизон. Лизка осталась бы в питерской квартире. Вышла бы замуж за своего Васеньку. Все были бы по-своему счастливы.

А вот и база. Место, где сотрудники славной фирмы проведут двое суток в безудержном пьянстве и разухабистом разврате. На стоянке полно машин. Незнакомых нет. Все наши. Узнаю «шевроле» Кирилла. «Мазду» Меликяна. Между ними режет глаза яркое желтое пятно «матиза» Илларионовны. Над всеми возвышается громадина боссовского «пайлота». Все уже на месте! А я-то беспокоилась, что буду одной из первых!

На территории не видно посторонних. Значит, босс снял базу полностью, чтобы чужаки не стали случайными свидетелями того, как оттягиваются изможденные вдохновенным трудом на благо российского капитализма сотрудники.

Но и наших не видно. Никто не шляется, рассматривая шедевры современного деревянного зодчества. Не фотографируется в свете фонарей на фоне ржавого якоря какой-то ладожской посудины. Видимо, наши еще не набрали обороты. Готовятся.

Машин много, но парковка еще больше. Без проблем ставлю аппарат позади «матиза». Теперь старой карге не выехать, пока я не уберу свою машину. Впрочем, ей не придется просить меня. Я уеду первой.

Выхожу из машины. Рядом уже стоит мой старый знакомый Паша.

Здороваемся. Паша провожает меня к зданию отеля. Входим на террасу, поднимаемся на третий этаж, шагаем мимо французских окон номеров. На всех – глухие шторы и жалюзи. Некоторые подсвечены изнутри. Значит, заселены.

Сворачиваем за угол и оказываемся перед единственным французским окном. Паша открывает его и заходит в темноту. Пока он ищет выключатель, осматриваюсь. С террасы открывается вид на озеро. В темноте, подсвеченной только фонарями, оно едва угадывается. Хорошо бы приехать сюда в белые ночи. Или осенью. Полюбоваться красотами. Увы! Этого никогда не будет!

– Заходите, Зоя!

Захожу. Осматриваюсь. Номер небольшой. Квадратная комната метров двадцать. Все выдержано в пастельных тонах. Не скажешь, что номер обставлен изысканно. Но вполне уютно.

– Очень мило! – говорю я.

– Здесь – выход в общий коридор! – Паша показывает мне на дверь, что напротив окна. – Справа и слева в нем лестничные площадки на второй и первый этажи. Банкетный зал – на первом.

Паша исчезает за дверью. Не успеваю снять куртку, как раздается стук в дверь. Выругавшись, застёгиваю «молнию». Рано вам еще знать, в чем я приехала!

Открываю дверь. Светочка. Впорхнула в комнату, как воробышек. Критически осматриваю ее. Надо признать, оделась она очень даже качественно. Я бы сказала – изысканно. Платье винного цвета, отделанное кружевами, хорошо смотрится на ее стройной фигурке. Руки и шея обнажены, можно увидеть ровный средиземноморский загар на совсем юной, по-детски бархатистой коже. На левом плече обязательная для сегодняшних красавиц непонятного содержания татуировка из каких-то завитушек. На шее кулончик на золотой цепочке. В общем, выглядит Светочка очень даже пикантно.

Она замечает, что смотрю на нее оценивающе. Одаривает меня улыбкой. Но глаза смотрят с хитрым прищуром. Чувствую, что в глубине ее зрачков таится что-то дерзкое.

А ведь ты, Светочка, далеко не простушка – доходит вдруг до меня. Я-то сперва считала, что ты – деревенская дурочка! Которая вне себя от счастья, что босс на нее глаз положил. И не только оттрахал на заднем сиденье «тойоты», но еще и высокое доверие оказал: быть главным распорядителем корпоратива.

Светочка цветет счастливой улыбкой и тараторит:

– Зоя Андреевна! Слава богу! Вы здесь! А я уже места не нахожу. Все давно в сборе. А уже пора начинать! Звонить не решилась. Вдруг вы за рулем? А тут Паша говорит, что вы в номере. Как же это я вас не заметила?

– Остановись, Светик! Я – вот она! Вся здесь!

– Да я вижу, Зоя Андреевна! Слава богу! Я только сказать, что все уже за столом. Через… – Светочка посмотрела на часики: – Через одиннадцать минут начинаем. Успеете?

– Не волнуйся, Светик! Все будет путем! Классное у тебя платье!

– Вам нравится?

Светик широко улыбается. Прищур исчезает. Холодные огоньки в зрачках сменяются на веселые искры.

– Очень! Цвет – твой! Кружева славные. Декольте – самое то, чтобы мужики слюну пустили! Сережки, смотрю, у тебя новые, – замечаю я. – Славные бриллиантики. Долго на них копила?

– Это подарок! – стреляет лукавым взглядом Светочка.

И я понимаю: босс!

– Молодец! – хвалю ее. – Далеко пойдешь!

Кое-как выпроводив обуянную организаторским вдохновением Светочку, привожу себя в порядок. Друзья-коллеги останутся довольны последней встречей.

Я очень хотела опоздать. В том сценарии, что сам собой сложился в голове, я видела себя входящей в банкетный зал в самом начале веселья. Когда официальная часть с нудными рассказами о величии фирмы и ее сотрудников уже закончена. Когда отзвучат лицемерные похвалы незаменимым труженикам, денно и нощно пашущим на ниве не щадя живота своего. Когда отхлопают жиденькие аплодисменты в адрес получающих из рук босса грамоты и ценные подарки. Я хотела появиться в зале, когда у коллег моих бесценных уже закинуто за воротник по рюмке-другой. Когда мужики уже захмелели достаточно, чтобы чуть распустить удушающие галстуки, расстегнуть верхние пуговки белоснежных рубашек. Когда на щеках дам уже заиграет первый румянец. Когда все еще не пьяны, но уже расслабленны и потому способны, не стесняясь, выражать эмоции.

Я очень хотела поразить толпу своим появлением. Чтобы все, увидев мой сказочный наряд, дружно охнули. Чтобы вилки с насаженными на них огурчиками-помидорчиками замерли у открытых в изумлении ртов. Чтобы все охренели! Вот чего я хотела.

И я добилась своего! Вхожу в зал. Он огромный! Из-под потолка льется режущий глаза свет. Столы под белыми скатертями заполнены тарелками, бокалами, бутылками. За ними вся наша банда. В дальнем углу сцены сидят притихшие музыканты. У барной стойки – замершие в ожидании строгие официанты. На сцене, с микрофоном в руке босс, изготовившийся толкнуть заготовленную помощником речь. Но я так громко хлопаю дверью, что все поворачиваются ко мне.

Я останавливаюсь в позе кинозвезды на красной дорожке: вполоборота к столам, одна нога чуть выставлена вперед, правая рука поднята в приветствии, на лице – счастливая улыбка, и наслаждаюсь льющимся на меня из глаз мужчин восхищением, обожанием и нескрываемым вожделением. Как я люблю этот коктейль, сулящий радости плотского наслаждения! Я могу пить его, не пьянея, с утра и до утра! Он – мой воздух! Мой наркотик! Его ничто не может испортить. Даже злость и зависть, которой так много в прищуренных глазах бабского большинства любимой моей конторы! Наоборот! Это придает моему любимому коктейлю неповторимую пикантность! Делает его еще вкуснее!

– Ну вот! – раздается со сцены голос босса. – Зоя Андреевна наконец-то с нами.

Быстро прикидываю: куда сесть? За стол с боссом? Там его мегера сидит. А рядом почему-то вижу мерзкую рожу Илларионовны.

– Зоя Андреевна! К нам! – раздается писклявый голосок слева.

Это Ася из группы планирования. Хорошая девочка. Спасибо, но я рядом с тобой не сяду. Не хочу тебе карьеру портить.

Боковым зрением вижу: слева встает и элегантным жестом показывает мне на стул рядом с ним Кирюша. Слишком много чести тебе! Перебьешься.

Иду к месту между Амвросиевичем из юргруппы и Скрипачом. Скрипач – это не фамилия. Это кличка у паренька такая. Любой стул под ним скрипит. Почему – никто не знает и не понимает. Он тоже. Но факт остается фактом. Черт его знает почему. Вроде парень не здоровяк. Тайна.