Чужими руками Григорьева Юлия

С улицы доносится визг сигнализации. Охватившее меня оцепенение сваливается под ноги, как сброшенная ноша. Бегу в кухню. Отодвигаю занавеску и смотрю в окно. Так и есть. Моя машина мигает всеми огнями. Какая-то сволочь зацепила, наверное! Бегу к двери. Пробегая мимо ванной, кричу Лизке:

– Я на секунду выскочу! Сигнализация на моей машине орет. Наверное, какой-нибудь Шумахер въехал! Я быстро!

Не дожидаясь ответа, набрасываю куртку, хватаю ключи – и за дверь.

Народ у нас ко всему безразличный! Видят же, что машина орет дурным голосом. И – никакой реакции. Мамочки возятся со своими чадами. Бабушки треплются друг с другом, рассказывая про уникальные умственные способности внучат. Мужикам – тем и вовсе все по барабану!

Обхожу машину. Внимательно осматриваю. Все нормально. Никаких повреждений. Сколов краски, царапин, вмятин – ничего. Стекла тоже все на месте.

На что же ты, моя хорошая, жалуешься? Пнул тебя по колесу нехороший дядька? Тебе не больно, но обидно? Ладно. Не расстраивайся. Все будет хорошо.

Нажимаю кнопку на брелочке. Моя «ласточка» замолкает. Еще раз обхожу ее и несколько секунд стою, не зная, что делать. Потом сажусь в машину. Сиденье неприятно холодит. Включать подогрев при неработающем двигателе нельзя, это я знаю. Но и заводить машину не хочу. Просто сижу за рулем.

В боковом зеркале мелькает темная фигура. Это кто-то выскочил из подъезда. Оглядываюсь, чтобы рассмотреть человека, но он уже скрылся за углом. Еще чего-то жду. Потом закрываю машину и шагаю к подъезду.

В прихожей снимаю куртку. И только тут замечаю, что выбежала на улицу в тапочках. Они насквозь сырые. Босиком, с тапками в руках, иду в ванную. Шторка задернута. Но Лизка уже не поет. И даже всплесков не слышно. Тишина полная.

– Все нормально с машиной! Наверное, пнул какой-нибудь болван. Или мячик в нее попал. В общем, ложная тревога!

Лизка не отвечает. Ставлю тапочки на полотенцесушилку и поворачиваюсь к выходу. Что-то останавливает меня.

Мне становится страшно. По коже холодной волной пробегает озноб. Понимаю: надо обернуться! И – не могу! Все нутро протестует. В голове появляется и нарастает шум. Словно там проходит скорый поезд. Мне не хватает воздуха. Один за другим делаю глубокие вдохи, но его все равно не хватает. Голова начинает кружиться. В ушах звенят колокольчики. Еще немного – и я упаду! Облокачиваюсь на косяк и долго стою, опустив голову.

Всеми клеточками своего тела чувствую, что ванная комната наполняется густым, как кисель, страхом. Он плотно окутывает мое тело. Сдавил ноги, грудь, живот. Он набился в мой полуоткрытый рот, в ноздри. Он не дает мне дышать. Помутившееся сознание подсказывает: выйди из ванной! Да. Надо выйти. Но понимаю: не могу этого сделать. В ванной что-то изменилось! И я догадываюсь, что именно! Прежде чем выйти, я должна убедиться.

Медленно, с усилием преодолевая сопротивление суставов и мышц, оборачиваюсь. Так и есть! Вилка фена в розетке. Провод уходит за шторку.

Мне становится страшно. На полу сухо. Но я все таки с опаской приближаюсь к ванне. Не касаясь шторки, заглядываю за нее. Потом медленно пячусь за дверь. Обхожу квартиру. Возвращаюсь в кухню. Сажусь за стол.

Почему я не помню, как я это сделала? Как принесла Лизке одежду – помню. Как спросила ее, почему у нее изменился голос, – помню. Как задержала взгляд на фене – тоже. Помню, как появилась страшная мысль. Но я же не брала фен в руки! Не включала его в сеть! Не бросала за шторку. Не помню, чтобы я это сделала! Да и времени у меня не было! Потому что заверещала сигнализация.

Может быть, на меня нашло затмение? Или тут другое? Рассказывали как-то по телику, что в человеческом мозге есть специальный защитный механизм. Если правда о каком-то событии слишком страшная… Настолько непереносимая, что угрожает психическому здоровью… Тогда мозг может отключить память о нем. Как же это называется? Дай Бог памяти. Охранительное торможение? Вроде бы так. Если ничего не путаю. Да как бы эта штука ни называлась – она есть! Доказано! Не случилось ли что-то подобное со мной?

Тогда что получается? Мне никогда не узнать, кто лишил Лизку жизни. Если это сделала я – мозг до конца моих дней не позволит вспомнить об этом. Если не я – тем более не узнать.

«Чушь! – обрываю себя. – Что ты пытаешься себя обмануть? Ты знала, что Василий намеревается тебя убить. Ты решила сделать так, чтобы он ошибся! Заманила Лизку в свою квартиру. Вылила на сестру молоко, чтобы у нее был повод забраться в ванну. Василия ты уже вызвала. По твоим расчетам, он как раз должен был дойти от гаража. Тебе оставалось заметить, что он подходит к дому, выйти из квартиры и спрятаться в закутке у мусоропровода. Ты рассчитывала, что Василий зайдет в дом, увидит твои вещи в прихожей, услышит, что кто-то моется в ванне, и решит, что это ненавистная жена. А что еще он должен был подумать? Ты рассчитывала, что он заглянет в ванную, увидит задернутую шторку, увидит фен… Память подскажет недавнее происшествие. И что бы ни было у него задумано раньше, Василий увидит, что удача сама идет к нему в руки. Ведь у них было задумано представить мою смерть как несчастный случай. И вдруг Вася увидит: да вот же он! И сделает то, что ты от него ожидала. Ты же на это и рассчитывала! Зачем лукавишь?»

«Да! – признаюсь себе. – Задумано было так. Но из-за сигнализации все пошло наперекосяк.

Я выбежала во двор. А когда вернулась, то увидела: включенный фен в ванне, Лиза мертва, а Васи в доме нет. И непонятно, кто убил Лизку».

Меня обжигает внезапная догадка. Все было почти так. С маленькими поправками. Василий вернулся, когда я была во дворе. Зашел в квартиру, увидел мою одежду, понял, что я в ванне, и сделал то, что давно было задумано. Тогда где он сейчас? Отправился к Лизке? Наверное, сначала должен был ей позвонить. «Дорогая, я все сделал. Зойка больше не стоит на нашем пути к счастью». Но Лизкин телефон молчит. Значит, не стал звонить из осторожности. Вернулся в гараж, чтобы обеспечить себе алиби? Как он пришел – никто не обратил внимания. Ушел тоже незаметно. Алиби!

Новая мысль заставляет меня подскочить. Нечего рассиживать! Время идет!

Приходится зайти в ванную, чтобы забрать Лизкины тряпки. Снова вижу вилку фена в розетке. Достаю из стиралки Лизкины тряпки. Сбрасываю в пакет и выхожу в коридор. Надеваю Лизкины курточку, сапоги. Беру ее сумочку. Проверяю содержимое. Паспорт на имя Лиз Штейнбах. Водительская лицензия. Деньги. Косметика. Карточки. Ключи. Телефон. Телефон. Проверяю непринятые входящие звонки. Нет таких. Означает ли это, что моя последняя догадка верна?

Перед тем как выйти, еще раз проверяю: не взяла ли по инерции что-то свое, не оставила ли что то Лизкино? Выхожу. Щелкает замок захлопнутой двери. Все! Теперь я не скоро сюда приду!

Заглядываю в закуток у мусоропровода. Вижу грязные следы рифленых подошв. Еще одно подтверждение последней догадки?

Бросаю в мусоропоровод свой телефон – и почти бегом к лестнице. Только бы никого не встретить! «Доброе утро, Зоенька!» Вот это мне сейчас меньше всего нужно.

Повезло. Как хорошо, что я ни с кем из соседей не общалась! Выбрасываю пакет с тряпками в мусорку. И, не задерживаясь, иду дальше.

Главное, не торопиться. Не надо привлекать к себе внимание. Правда, мужики все равно заглядываются. У меня не то настроение, чтобы поощрять их обнадеживающими улыбками. Или гнать прочь свирепым взглядом. Ни то ни другое не годится. Сейчас мне надо быть серой, неприметной мышкой. И тогда все будет хорошо.

Я в Лизкиной квартире. Босиком сижу в кухне и прокручиваю в голове все случившееся. Может ли быть, что мне предстоит общаться с полицией? Только в одном случае. Если будет установлено, что погибшая – Лиз Штейнбах. Тогда выяснят, где она снимает жилье, и заявятся. Это возможно только в одном случае. Если Василий опознает в погибшей свою любовницу. При таком раскладе мне конец!

Грустные мысли прерывает звонок. Достаю телефон. Звонит «В». Понятно. Руки все еще дрожат. Не сразу удается принять вызов. Наконец, получилось. Подношу телефон к уху.

– Слушаю!

Голос у Василия дрожит:

– Лиза! Это я.

– И что дальше?

– Лиза! Она… в ванне…

– Кто она?

– Ты что, Лиза? Не поняла? Зоя в ванне! Все кончено!

– Что кончено? Ты о чем?

– Лиза! – В голосе Василия недоумение пополам с отчаянием. – Перестань дурачиться! Все случилось, как мы и хотели! Зоя мертва!

Самое время изобразить удивление:

– Зоя? Мертва?

– Лиза! Ничего не понимаю… Ты так говоришь, как будто…

Едва не кричу в телефон:

– Что с ней случилось?

– Лиза! Мне не до шуток! Я сейчас приеду!

– Что с Зоей?

– Она лежит в ванне. Мертвая. По своей идиотской привычке сушила волосы, сидя в ванне. Видимо, уронила фен. Током убило.

– Ты хочешь сказать, что она дура? Сушила волосы, сидя в ванне с водой? Врешь! Ты убил ее!

– Лиза! Я ничего не понимаю…

Нетерпеливо перебиваю его:

– Ты, подонок, убил мою сестру!

– Лиза… Я сейчас приду!

– Зачем? Иди в полицию! Пиши явку с повинной! Все!

Василий пытается что то сказать, но я отключаю телефон. Он, конечно, сейчас примчится. Это хорошо. Я знаю, как разговаривать, чтобы этот болван потерял способность соображать. Ее у него, собственно, и не было никогда.

«Не отвлекайся! – командую себе. – Обойди квартиру! Ты должна в ней ориентироваться, как в собственной!»

Воспоминание о своей квартире заставляет меня грустно вздохнуть. Ох, не скоро я попаду в нее снова! Только когда стану законной наследницей! Но для этого надо сделать еще одно дело. Посмотреть, как Лизка расписывается. Почерки у нас очень похожи, а вот как выглядит ее подпись, я совсем не знаю.

Открываю ее паспорт. Лизка пристально смотрит на меня с фотографии. Мне кажется, что она говорит мне: «Зачем? За что?»

Отвожу глаза от фотографии. Внимательно рассматриваю подпись. В прихожей у зеркала видела ручку и бумажки для записей. Старательно копирую росчерк. Ничего сложного. Как и большинство женщин, Лизка не мудрила, придумывая после замужества подпись. Первая буква фамилии, нечитаемые штрихи и длинная загогулина в конце. Тренируюсь минут пятнадцать. Теперь я готова расписаться за Елизавету в любом документе. Сжигаю бумажки в пепельнице. Пепел смываю в туалете. Если Василий не подведет – никому в голову не придет подозревать Лиз Штейнбах в убийстве сестры. Но предусмотрительность необходима.

Покончив с этим, внимательно осматриваю все шкафы, шкафчики, полочки. Примеряю на себя кое-что из ее одежды. Как хорошо, что у нас одинаковые фигуры! Мне все впору! А это так важно!

Складываю оставшиеся на мне вещи в пакет. Этим тряпкам дорога в мусорку. Теперь на мне только Лизкина одежда.

Раздается звонок в дверь. Иду в прихожую.

– Это я, Василий. Открывай!

– Ты зачем пришел? О чем нам разговаривать? После того что ты сделал с моей сестрой?

– Открой, Лиза! – как заклинание, твердит Василий.

– Слушай меня внимательно, Вася. Мне ваши российские разборки не нужны! Только поэтому я еще не позвонила в полицию! Но мне придется это сделать, если ты сейчас же не уберешься! Мой тебе совет: иди в ментовку! Пиши явку с повинной.

Нутром чувствую, как эти тяжелые слова бьют по мозгам Василия.

– Лиза! – скребется он, как выброшенный из дома нашкодивший кот. – Пусти меня!

– Проваливай!

Но Василий меня не слышит. Не хочет слышать:

– Пусти! Мы должны все обсудить.

– Негодяй! – громко шепчу я, вплотную приблизившись к двери. – Хочешь меня в это дело впутать? Не получится!

– Лиза! Открой!

– Пошел вон отсюда! Или я все-таки позвоню в полицию!

Василий не выдерживает. Такие примочки – не для его нервов. Они у него не стальные. Из туалетной бумаги.

– Лизка! – зло, с надрывом в голосе говорит Василий. – Открой, сука!

Вот это хорошо! Громко говорю:

– Алло! Полиция! Мое имя Лиз Штейнбах… Я гражданка Австрии. Здесь, в Петербурге, живет моя сестра. В квартиру, которую я снимаю, ломится человек, который признался мне, что только что убил мою сестру! Он угрожает мне. Вот, можете послушать. Прошу вас, срочно приезжайте! Если он взломает дверь, он убьет меня! Адрес? Записывайте!

За дверью тишина. Сначала пугаюсь: он что, убежал? Но потом слышу сквозь дверь его дыхание. И всхлипывание. Он плачет! Он все слышал! И поверил, что я звоню в полицию!

– Лиза! – сквозь рыдания стонет Василий. – Я все понял. Ты хотела отомстить ей. Чужими руками. Наобещала мне всего… В любви клялась… Какая же ты стерва, Лиза! Разве так можно?

Стою, прислонившись спиной к двери. К Василию нет ни жалости, ни злобы. Все, что сейчас происходит, не стало для меня неожиданностью.

Всхлипывания стихают. С лестничной площадки доносятся шаркающие шаги. Как будто там не молодой мужчина, а древний старик, из которого жизнь высосала все силы.

Сердце все еще гулко бьется. В ушах шум. Но в голове полная ясность.

Шаги за дверью смолкли. Осторожно подхожу к кухонному окну и сквозь тюль смотрю на улицу. Вижу, как из подъезда появляется Василий. Ссутулился. Шатается. Идущая навстречу ему девчонка, проходя мимо, сторонится, словно встретила прокаженного. Бросает в его сторону неприязненный взгляд. Приняла за пьяного. Вася и в самом деле похож на человека, который крепко принял на грудь.

Он идет прочь от дома, не оглядываясь. Вася не узнал Лизку. Уверен, что убил меня. Это хорошо. Но не совсем. Если за него возьмется полиция, Вася наболтает слишком много.

– Скажите, пожалуйста, Василий Павлович, как вы обнаружили труп?

– Я с утра был в гараже. Позвонила жена. Сказала, что приехала с корпоратива. Что сейчас она дома. Настойчиво просила, чтобы я пришел домой.

– Чем она объясняла свою настойчивость?

– Ничем не объясняла.

– А вы не задали ей вопрос, зачем вы ей срочно понадобились?

– Кажется, спросил… Она ответила что-то вроде: иди скорее домой, некогда объяснять!

– Вы не заметили по ее голосу, что она взволнована?

– Нет. Не заметил.

– Что было дальше?

– Я пришел домой…

– Через какое время после ее звонка?

– Минут через семь… Может быть, десять. Я не смотрел на часы.

– Гараж далеко от дома? Сколько времени надо, чтобы дойти?

– Минут десять. Может быть, пятнадцать. Примерно.

– Что вы делали после звонка жены?

– Закрыл гараж и пошел домой.

– Вы торопились?

– Ну… да… Я шел быстрым шагом.

– Что было, когда вы зашли домой? Начинайте с того момента, когда вы открыли дверь!

– Я увидел в прихожей вещи жены.

– Какие?

– Курточка. Сапоги.

– Дальше!

– Разулся. Снял куртку. Прошел в квартиру. Зои нигде не было. Потом увидел, что ванная приоткрыта и в ней включен свет. Заглянул. Шторка ванны задернута. Я понял, что Зоя моется. Позвал ее. Она не ответила…

– Дальше!

– Тут я заметил, что фен включен в сеть, и провод идет за шторку ванны. Я почувствовал неладное. Заглянул за шторку. И увидел ее…

– Сколько воды было в ванне?

– Много. Практически полная ванна. Сантиметров пять до верхнего края не хватало.

– А пробка была на месте?

– Я не обратил внимания…

– Шум уходящей воды вы не слышали?

– Нет! Не слышал!

– При осмотре места происшествия тело вашей супруги было обнаружено в наполненной водой ванне, а сливное отверстие было заткнуто пробкой.

– Значит, так и было. Я, как только увидел Зою, сразу вышел из ванной.

– Скажите, Василий Павлович, ваша жена понимала, что брать включенный фен в ванну – это опасно? Да и зачем?

– У жены была дурацкая привычка сушить волосы, не вылезая из ванны. Я предупреждал ее, что это опасно. Ругались с ней из-за этого. Один раз она даже уронила фен в ванну. Хорошо, что воды в ванне тогда уже не было. А теперь, видно, взяла фен, когда ванна была наполнена. А корпус фена уже был поврежден.

– Допустим на мгновение, что привычка сушить волосы феном, не вылезая из ванны, у вашей жены была. Но если вода еще не выпущена, то какой смысл пытаться высушить волосы? Вам такое поведение не кажется странным?

– У Зои вообще было много странностей.

– Об этом расскажете чуть позже. Вы вышли из ванной. Что было дальше?

– Я позвонил Лизе.

– Кто это?

– Это сестра моей жены!..

Полиция обязательно узнает, что Лиза в Питере! Что она и Вася – любовники. И захочет задать Лизе вопросы. Будет очная ставка с Василием. Он, конечно же, узнает в Лиз Штейнбах жену. И тогда – полный крах!

Смотрю вслед идущему по двору Василию. Перед тем, как его фигура скрылась за углом, шепчу:

– Ну, Васек! Не подведи!

Как будто он может меня услышать.

Часть вторая

Глава 18

Я стою в коридорчике между прихожей и кухней. Передо мной – неплотно прикрытая дверь в ванную. Из-за нее доносится плеск воды и голос, напевающий какую-то песенку. Что за песенка – не понять. Мешает шум.

Осторожно заглядываю за дверь. Она может скрипнуть. Сколько раз уже просила мужа смазать петли! Все некогда ему.

Не скрипнула. Сдерживая дыхание, шагаю через порог. Передо мной ванна. Шторка задернута.

Меня обжигает тревожная мысль. Что, если Лизка услышала, как я вошла? Услышала мои шаги? Стук готового выскочить из груди сердца? Поняла, зачем я здесь?

Мне становится не по себе. Воображение рисует пугающую картину. Вот отдергивается шторка, и передо мной возникает фигура голой Лизки. Она вскакивает на ноги. Все ее тело – в белых комках сползающей вниз пены. Волосы свисают прядями мокрой пакли. Глаза вытаращены. В них – смертельный ужас. Из открытого рта несется пронзительный, рвущий барабанные перепонки крик! Лизка выпрыгивает из ванны, толкает меня и в чем мать родила выскакивает из ванной, оставляя на полу мокрые пятна и роняя хлопья пены…

Несколько секунд стою не шевелясь. Мало-помалу сердце успокаивается. Мой взгляд останавливается на полочке с феном. Шнур с вилкой на конце свисает вниз. На корпусе фена трещина. Кусочек пластмассы вывалился. Сквозь дырку видны внутренности.

Осторожно делаю шаг вперед. Потом так же медленно протягиваю руку к полочке. Фен у меня в руке. Поднимаю его. Второй рукой придерживаю провод, чтобы он не стукнул по ванне или по стиральной машине. Любой звук выдаст меня с головой.

Все обошлось. Наклоняюсь к стене и вставляю шнур в розетку. Только тут замечаю, что шнура не хватит, чтобы бросить фен под ноги. Значит, надо отодвинуть шторку со стороны Лизкиной головы. И сделать это очень быстро! Раз – шторка отодвинута, два – фен брошен в воду. И сразу – прочь из ванной! Ни в коем случае не смотреть Лизке в лицо. Чтобы не увидеть ее глаза. Чтобы потом не являлась она ко мне.

Снова медлю, собираясь с силами. Лизка продолжает напевать. Теперь я понимаю, что это за песенка.

Ты меня никогда не увидишь!

Ты меня никогда не забудешь! [3]

Уж не мне ли адресованы эти слова? Вдруг она обо всем догадалась? И дает понять, что никогда не оставит меня в покое? Даже мертвая? Что так и будет всю жизнь стоять на моем пути?

Лизка обрывает песенку на полуслове. Ворочается. Вдруг вижу, как из-за края шторки появляются ее пальчики. Сейчас она отдернет шторку! Против своей воли, против своего желания я увижу ее лицо. Вытаращенные в смертельном страхе глаза. Услышу тот самый крик, который всполошит весь дом.

Опережая Лизку, рывком отдергиваю шторку. Из-под купола белоснежной пены торчит Лизкина голова. Лицо повернуто в мою сторону. Зажмурившись, бросаю фен в пену. Развернувшись, выскакиваю из ванной. В спину несется пронзительный крик:

– Зойка!!!

Я просыпаюсь в холодном поту. Сон! Это опять был сон! Один и тот же! Он преследует меня уже целый год! С того самого дня, когда моя сестра, говоря сухим языком официальных документов, «в результате несчастного случая погибла от поражения электрическим током во время мытья в ванне».

Но почему мне снится эта страшная сцена убийства? Ведь не было этого! Я не убивала!

В комнате темно и тихо. Через щель между занавесками комнату рассекает надвое узкий серебристый луч лунного света. Через открытое окно в спальню льется сказочной свежести горный воздух. На экране электронных часов светятся зеленые цифры: «4:14».

Горячая подушка обжигает голову. Переворачиваю ее другой стороной вверх. Так лучше. Понимаю: сегодня мне уже больше не уснуть. И все же ложусь на бок и закрываю глаза.

Как и во все предыдущие ночи, опять ничего не получилось. Оставив безнадежные попытки, поднимаюсь. Набрасываю на себя халат и выхожу на балкон.

Воздух здесь намного холоднее, чем в комнате. Но и свежее. Уже после нескольких вдохов остатки сонливости рассеиваются. Сажусь в кресло и смотрю на горы. Их заснеженные пики на востоке уже окрасились в розовый цвет. Небо за ними светлеет. Одна за другой гаснут звезды, словно по небу шагает невидимый фонарщик и накрывает огоньки черной закопченной чашечкой. На западной стороне неба вершины гор еще неразличимы. Но скоро и туда придет утро.

Как избавиться от навязчивого сна, пока он не довел меня до сумасшествия? Уже ходила к психологу. Рассказала ему про свою заморочку. Пришлось чуток изменить ситуацию. Не стала ему говорить, что сестра погибла именно так, как мне снится, но без моего участия. Сказала, что мы с ней в ссоре, а она мне вот так снится. Специалист выслушал внимательно. Посоветовал попросить свое подсознание, чтобы оно само рассказало, на что намекает и к чему клонит. Совет, конечно, идиотский. «Перед сном сядьте спокойно. Расслабьтесь. Настройтесь. И спросите свое внутреннее „я“: „Драгоценное мое подсознание! Расшифруй мой сон. Что ты этим хочешь мне сказать?“ А потом слушайте ответ. И не отчаивайтесь, если получите его не сразу. Если не получится – через месяц приходите. Платить за второй визит не нужно».

Несколько раз, как дура, делала то, что насоветовал психолог. Результат, конечно, нулевой. Но, раз за все уплачено – через месяц пришла к нему опять. Тот проникновенным голосом посоветовал написать письмо сестре с объяснением всех наших проблем. Ушла от него охреневшая. Куда написать? На тот свет? А в рай или в ад? Пожалела, что растерялась и не спросила у него почтовый индекс. И можно ли связаться по скайпу? В общем, туфта все эти советы психолога. Выкачивание денег из доверчивых простаков.

Небо быстро светлеет. Звезды погасли. Розовый цвет вершин на востоке сменился бриллиантовым блеском. Глубокие тени быстро тают. Причудливой формы скалы, еще секунду назад бывшие мрачными и плоскими, вдруг набирают объемы, становятся рельефными и выразительными.

Иду на кухню и готовлю себе кофе. С дымящейся чашечкой в руке возвращаюсь на веранду. Сквозь прозрачную тишину раннего утра до меня доносится богатырский храп Супермена.

Вот еще одна моя проблема. Я так мечтала, что он станет моим мужем. Не только преданным, ненасытным любовником, но и верным другом на всю оставшуюся жизнь. Я мирилась с его неспособностью зарабатывать деньги. «Что поделать? – уговаривала я себя. – Идеальных людей нет. Наивно надеяться, что в одном человеке сойдутся только добродетели. Нет, в каждом обязательно присутствуют недостатки. У кого-то они существенные. Бывает и так, что один-единственный недостаток сводит на нет все достоинства».

У Супермена все не так безнадежно. Ну верит человек, что он – гений фотографии. Пусть! Пока мы были любовниками – его наивная вера в собственную гениальность даже забавляла меня. Не умеет зарабатывать? Да умеет, – убеждала я себя. Просто в этом нет необходимости. У него всегда была влюбленная в него по уши женщина, которая видела в нем идеальную секс-машину и готова была платить за ее аренду.

Я верила: когда мы развернем наш семейный бизнес, я смогу приучить его работать. И потому, не воспринимая всерьез наивные мечты друга, позволяла ему носиться с этой идеей. И даже притворялась, что не сомневаюсь в его гениальности.

Кофе и свежесть утреннего воздуха развеяли остатки сонливости. Отодвигаю чашку от себя. Богатырский храп не дает отвлечься от мыслей о Супермене.

Это он, громоподобный храп Семена, заставил меня спать в другой комнате. Пока были любовниками, я знать не знала про такую особенность моего избранника. Она открылась мне, только когда мы стали жить вместе. Пару ночей промучилась. Все перепробовала. Языком цокала. Переворачивала храпящего супруга на бок. Будила. Потом поняла, что выход только один: спать врозь. Супермен сначала возмутился, но быстро угомонился. Теперь у каждого из нас – своя спальня. Проектом дома это предусмотрено. Две спальни на втором этаже соединены общими ванной и туалетом. Так что встретиться, когда шаловливая мысль в голову залетает, проблем нет.

Мы живем здесь уже без малого год. Приехали сразу после того, как я вступила в права наследства безвременно усопшей Зои Андреевны и продала все доставшееся от нее имущество. К тому времени мы с Суперменом сочетались законным браком. Так что ступили на австрийскую землю мужем и женой.

Сразу после смерти Лизки, точнее, Зои я уехала в Австрию. Со стороны ментов ко мне претензий не было. Они и не знали даже, что я в Питере. А в том, что погибла именно Зоя, – никто не усомнился.

Лизка провалялась в ванне почти три дня. Ведь «Зойкина» пропажа никого не взволновала. С работы ее накануне выгнали. Не идет за расчетом? Ее проблемы. Значит, деньги не больно нужны. Как и трудовая книжка. Все знали, что близких родственников у нее в Питере нет. Есть сестра, но живет в Австрии. Друзей и подруг у Зои тоже не было. Бучу соседи подняли, когда из квартиры попер запах. Стали искать мужа. И обнаружили в запертом изнутри гараже. Отравление выхлопными газами. Менты не стали мудрить. Записали Васю в самоубийцы. Квартиру вскрыли, Зою нашли в ванне. Что с человеком бывает, когда он в воде три дня пробыл, известно. Так что опознание прошло без сучка без задоринки. Квартира Зои? Ее. В ванне женщина? Да. На Зою похожа? Похожа. В квартире порядок? Да. Ничто не украдено? Не поломано? Нет. Фен, включенный в розетку, лежит в воде. Вот вам и причина. Так и сообщили в новостях о происшествиях. Судебно-медицинская экспертиза сказала однозначно: электротравма. Других повреждений нет.

Думаю, смущало ментов, что погибшая пользовалась феном в ванне, полной воды. Но, кроме ее мужа, подозревать им было некого. А Васи уже нет. Криминалисты установили, что корпус фена был поврежден не в день смерти погибшей, а раньше. Значит, дамочка пользовалась неисправным прибором. Подумал следователь: не было ли у погибшей проблем с головой? Выяснили, что на учете в психоневрологическом диспансере не состояла. На работе Зои следователю рассказали о странностях в поведении погибшей на корпоративе. Посмертную психиатрическую экспертизу назначать не стали. Назвали причиной смерти несчастный случай. На том все и закончилось. Я все это узнала, когда следователь позволил мне ознакомиться с материалами проверки.

Больше всего меня тогда беспокоило, что ни по телефону, ни в разговоре через дверь Василий ни разу не сказал: «Лиза! Я это сделал!» Почему? Объяснение напрашивалось само собой. Остерегался, что разговор могут услышать.

На самом деле такие опасения – чушь собачья! Только в плохих детективах в каждом подъезде живет старушка, которая весь день только и делает, что прислушивается к тому, что происходит на лестничной площадке. Да в дверной глазок смотрит. Еще обязательно засекает время: когда, кто и куда шел. В жизни все не так. В подъездах избивают, убивают, в лифтах насилуют – и чаще всего соседи ничего не слышали, ничего не видели, ничего не знают. Работала в суде, знаю. То же и с соседями за стенкой. «Свидетель! В смежной с вами квартире расстреляли четырех человек. Вы, как установлено, в момент убийства находились дома. Неужели вы не слышали выстрелов?» – «Нет, Ваша честь!» Свидетели не лукавят. Чаще всего так и бывает. Музыка за стенкой их беспокоит. Порой скандалят из-за нее. А выстрелы не слышат. Такова реальность.

Так что не было ни у меня, ни у Васи во время нашего последнего разговора причины опасаться бдительной старушки. Я это понимала. Вася мог думать иначе. Учитывая его психологическое состояние. Еще могло ему в голову прийти, что телефонный разговор записывается оператором связи. Потому и не позвонил любовнице после того, как жену обнаружил.

Вроде бы я находила объяснения поведению мужа. Но все равно тот факт, что Вася не произнес эти слова «Я это сделал!», заставлял меня вновь и вновь возвращаться к событиям того дня.

Был еще один повод для беспокойства. Что, если Вася, вернувшись от предавшей его любовницы, заглянул в ванну и понял, что убил не жену ненавистную, а ее сестру? Не уверена, что он мог бесстрастно осмотреть труп. С его-то характером. Но вдруг? Увидел родинку Лизкину на шее? Он же знал, что у Зои такой родинки нет. Слава богу, достаточно и с ней, и со мной общался, так сказать, на интимном уровне. Ошибиться не мог. Если так, он мгновенно понял бы, с кем через дверь разговаривал. Мог он заявить на меня? В принципе – да. Но в реальности… Пожалуй что нет. Скорее всего, снова позвонил бы. Или даже прибежал.

Из моих размышлений получалось, что опасаться мне нечего. Угроза моему благополучию была чисто теоретическая. А тревога не проходила. Я же не видела, как он в подъезд заходил. Да, какой-то мужик выбегал из подъезда. Но ни тогда, ни сейчас не могу сказать с уверенностью, что это был мой муж. Следы мокрые у мусоропровода? Значит, все-таки кто-то был! Но их мог оставить кто угодно из соседей.

Правда, обычно к мусоропроводу идут перед тем, как выйти из дома, а не наоборот. Но, как говорится, в жизни может быть все что угодно. Хотя обычно не бывает.

В общем, оснований для беспокойства у меня хватало. Даже с избытком. В некоторых вариантах за мной могли прийти. Но потом я мало-помалу успокоилась. Потому что хватило ума понять: даже в самом неблагоприятном для меня варианте не пойдет Вася в ментовку сдавать подлую Зою. Потому что, как ни верти, а убийца – он! Планы на счастливую жизнь за бугром рухнули. Впереди – арест, следствие, суд, срок. А он не из тех, кто способен в тюрьме выжить. В общем, в любом случае Вася не видел выхода. Если был уверен, что убил Зойку, то после предательства Лизы он преступник. Если понял, что убил любовницу, – тоже. Как ни крути – всюду клин. И отправился Вася в гараж. Молодец! Не подвел!

Те дни мне непросто дались. Потому что не знала, что с Василием. Правильно я его характер просчитала или прокололась. Обнадеживало, что Василий больше не звонит. Но в то же время мысль появлялась – не заявился ли он в ментовку с повинной? Не играют ли они со мной в кошки-мышки? Сидела в доме практически безвылазно. И все на дорогу смотрела: не появится ли полицейская машина? Решала: что буду делать, если появится? Доказать, что я Лизу убила, они вряд ли смогут. Прямых улик у них нет. Но все остальное… В Лизку превратилась – корысть налицо. Это против меня. Но – обошлось.

А еще за Супермена опасалась. Встретиться с ним было страшно, и не встретиться было нельзя. Как ни боялась, что менты меня подслушивают, но все-таки позвонила. Встретились уже ночью на улице. Объяснила ему расклад. Что я теперь не Зоя, а Елизавета. В темноте не разглядела, какие эмоции на лице моего дорогого высветились от этой новости. По его голосу поняла – ошарашено мое сокровище. Тем не менее, он на удивление быстро пришел в себя. Супермен безропотно согласился сидеть в квартире, быть тише воды ниже травы, мне ни в коем случае не звонить, а тупо ждать, когда я сама объявлюсь. А что ему оставалось? В случае удачи он только выигрывал. Получал то, о чем мечтать не мог. Ну а если бы не срослось… Ладно. Нечего об этом думать. Все прошло, как задумано.

Оформлять доставшееся от себя самой наследство я тоже шла с опаской. Даже подумывала поручить это дело адвокату. Но потом поняла: если бы я была под подозрением – не стали бы менты так долго ждать.

Вступила в права, продала квартиру, вещи, машину. Как ни странно, ее не тронули. Так и простояла моя «ласточка» перед домом все это время.

Поженились с Суперменом. Он все эти месяцы меня ждал. Уж не знаю, насколько верен был. Об этом история умалчивает. Но – дождался.

В тот приезд сходила на могилки Василия и Елизаветы. В парике, конечно. Постояла. Положила им по две гвоздички. Рядом лежат. Сбылась их мечта – быть вместе. Тяжело было читать на памятнике свое имя. Но – ничего. Выдержала.

А потом началась наша заграничная жизнь. И сразу же накренилась, как лодка с пробитым дном!

Выяснилось, что денег на счету Лизки нет. Но это еще полбеды. На ней висел огромный долг по кредитам. Чтобы погасить его, денег, что я привезла из России, не хватило. Удалось получить новый кредит. Почти все деньги ушли на покрытие просроченных платежей. Осталось всего чуть-чуть.

Поначалу я воспринимала эти проблемы с оптимизмом. «Ничего! – убеждала я себя, а больше всего – приунывшего Супермена. – Справимся!»

Я составила план переустройства отеля. Впрочем, «отель» – громко сказано. Только очень большой оптимист может так назвать маленький домик на четыре спальни с кухней, холлом, верандой и кладовками. Да еще дать столь претенциозное название: «Горный орел». Но я как раз и была оптимисткой. Крыша течет? Перекроем! Полы скрипят? Перестелем! Обои старые и заляпанные? Переклеим! Мебель допотопная? Заменим! И так далее.

Я рисовала Супермену прекрасные перспективы, которые нас ждут после того, как мы приведем свой отель в порядок. Обошьем старенький сруб современными панелями! Еще сворачивая с трассы к отелю, гости уже будут в восторге от своего выбора. Красивый, уютный домик стоит на большой площадке, с которой открывается сказочный вид на горы! Их встречает молодая, приветливая хозяйка. Каждому гостю подает на серебряном подносе по рюмке вина. Гости идут в дом. Большой холл с камином. Бильярдная. Ломберный столик. Здесь же – стойка бара, где каждый может налить себе все, что душа пожелает. На втором этаже – гостевые комнаты с выходом на открытую веранду, с которой открывается такой великолепный вид, что дух захватывает. В комнатах современная мебель. Кондиционеры. Телевизоры. Холодильники. Интернет. Все, что только душа пожелает!

Гости переодеваются в спортивные костюмы и спускаются вниз. Те, что привезли с собой горные лыжи, тут же пожалели. Потому что в отеле за смешную цену можно взять снаряжение лучших мировых производителей. «Вы предпочитаете кататься на лыжах „Близард“? Пожалуйста! А вы? „Фишер“? Посмотрите вот эти. Есть ли у нас „Атомик“? Конечно! Вот! К вашим услугам!»

Хозяин ведет гостей на нижнюю площадку подъемника. Они поднимаются на склон и катаются, наслаждаясь снегом, солнцем, воздухом. Притомились? Отдохните! Можете выпить чашечку горячего кофе. Съесть бутерброд.

Уставшие и довольные гости спускаются в отель. Приняли душ. Передохнули. Удар колокола приглашает их на обед. Они садятся за изысканно сервированный стол. С удовольствием едят жаркое «Эстергази» и огузок с яблочным хреном. А на столе источают райские ароматы тирольский грестль, жаркое по-австрийски, телячье легкое по-венски. А на десерт им предлагают нокернль зальцбургский. Весь обед на столе – самые изысканные вина и коньяки. И пиво!

Примерно так я все себе представляла. Супермен слушал меня, кривил рот в скептической улыбке:

– Гости будут недовольно ворчать, когда свернут с асфальта на эту так называемую «дорогу к отелю». Потому что это трасса для экстремального вождения. Она им душу вывернет!

– Заасфальтируем! – возражала я. – Установим на ней рекламные щиты с названием отеля. Что, если мы переименуем его? Назовем «У Лизы»? Как тебе?

– Прекрасно! И твой портрет в купальнике и на лыжах!

– С одной стороны – мой, а с другой – твой! От клиентов отбоя не будет!

Да, именно так я представляла себе наше недалекое будущее. Но все пошло совсем иначе.

Надо сразу признаться, что бизнесвумен из меня не получилась. Как не получился бизнесмен из Супермена. Мы пахали с раннего утра и до поздней ночи, но все без толку. Точнее, я пахала. И пыталась заразить своим энтузиазмом Семена. Мы не собирались конкурировать с горнолыжными курортами. Но я была уверена: всегда найдутся люди, которые предпочтут скромный отдых в маленьком тихом отеле, главные достоинства которого: тишина, уют, много солнца, воздуха, снега. И отменная еда с хорошей выпивкой. Все – по доступным ценам. Конечно, мы не надеялись переманить к себе любителей горных лыж невероятной роскошью. Мои рассказы Супермену про изысканные блюда и прочее – не более чем рекламный ход! Но все же я надеялась, что хоть что-то нам удастся.

Увы! Даже самый скромный ремонт дома оказался нам не по силам. Точнее, мы могли бы сделать его за небольшие деньги. Но – самостоятельно! И очень долго! Дорога… Нам удалось только засыпать ее гравием, и на этом наши возможности иссякли. Единственное, что мы могли сделать, – поставить рекламные щиты. Со своими портретами. Но у меня хватило благоразумия отложить это до лучших времен. Которые, как я сейчас понимаю, никогда не наступят.

Первым выдохся Супермен. Он все чаще и чаще стал ныть, что ему надоело быть разнорабочим. Снова вспомнил, что он – великий фотохудожник. Заявил, что, строгая доски или перетаскивая тяжести, он убивает в себе талант. Ну и так далее. Какое-то время мне удавалось поддерживать в нем угасающее пламя оптимизма и надежды. Но и мои силы оказались небеспредельны. А он четко почувствовал, что я тоже перестаю верить в успех начатого дела.

На сегодня дела наши выглядят очень грустно. Отель стоит в непригодном для приема гостей состоянии. За год в нем побывало только две группы туристов. Первая намеревалась провести у нас две недели, но съехала на третий день. Вторая и вовсе гостила ровно сутки.

Между двумя остроконечными вершинами появилось солнце. Утренний воздух еще слишком свеж, и я кутаюсь в халат, чтобы согреться. Замечаю, что, пока я размышляла о своем житье-бытье, вокруг что-то изменилось. Догадываюсь: храп! Его больше не слышно!

Через минуту Супермен появляется на балконе.

– Доброе утро, милый! – улыбаюсь ему.

Он не отвечает. Но подходит. Подставляю ему щеку. Он наклоняется и едва касается моей кожи губами.

– Как спалось?

– Отвратительно! Меня убивает эта тишина! Я – городской житель! Мне нужны шум улицы, визг тормозов, звон колоколов…

– Пьяные вопли, свистки полицейских, сирены «скорой помощи», – продолжаю за него.

– Да! – Супермен поднимает голову, дерзко смотрит мне в лицо. – И это тоже! Потому что это – жизнь! Здесь мы медленно гнием. В чистом, стерильном воздухе, но гнием. Надо уезжать!