Голос крови Вулф Том

– Ну, я, по правде, сомневаюсь, что вам приходилось заниматься таким негодяем, – сухо замечает Флейшман, вероятно удивляясь, как это он упустил контроль над разговором.

Без лишних слов Флейшман отходит прочь, идет к стене тамбура, вынимает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон. Оглядывается, убеждаясь, что его никто не подслушает. Минут пять с кем-то говорит. И возвращается к спутникам в заметно улучшившемся настроении.

– Кому вы звонили, Морис? – спрашивает Магдалена.

Флейшман отвечает с игривой улыбкой застенчивого мальчугана:

– А вам все надо знать!

В этот миг вся куча опарышей вдруг затихает. Откуда ни возьмись по ту сторону стеклянной перегородки появляется женщина, мосластая блондинка, молодящаяся сухопарая американа в широких Художественно Черных брюках и Художественно Черной футболке с глубоким V-образным вырезом. Слава богу, на шее у нее висит карточка сотрудника «Майами-Базель» и милосердно скрывает костлявую грудину и полное отсутствие всхолмий. Худая блондинка отпирает стеклянные двери и, робко улыбнувшись, жестом приглашает в зал. Опарыши в тишине, жутковатой тишине толпой бросаются в двери.

Флебетников вылетает в зал, будто гигантская пробка. За порогом он на миг сбивается с маха и подпрыгивает, удерживая равновесие. Его огромное брюхо, обтянутое футболкой, подскакивает и болтается. Русский мчится во главе толпы… расставив локти, как будто чтобы не обгоняли. Только тут Магдалена замечает, что на ногах у него, похоже, баскетбольные кроссовки. Она смотрит, во что обут Флейшман. На нем тоже кроссовки!.. Рыжие, почти того же цвета, что и его поплиновые брюки… не так вопиюще, как у русского, но все-таки… кроссовки. Вперед! В мир искусства! Скорей!

И вот уже они вчетвером – Магдалена, Флейшман, Норман и ХК – протискиваются в двери. Хрящеватая леди в черном благоразумно отступила в сторонку, давая дорогу распалившимся старикам. Это не то чтобы давка… люди держат себя в руках, никто не толкается… но напор чувствуется… Кто-то идет так близко за ее спиной, что Магдалена слышит над ухом надсадное дыхание. Ее несет поток из старческих тел, до смерти желающих прорваться туда, что бы их там ни ждало.

Небольшой холл ведет в главный экспозиционный зал. По площади он, вероятно, с целый городской квартал… а потолок – сколько: три этажа высотой? четыре? – теряется в сумраке. Все огни внизу, подобно городским огням: бесконечно длинные ряды, улицы, проспекты павильонов – от галерей со всех концов Европы, Азии да и Соединенных Штатов… их здесь, наверное, сотни! Искусство на продажу! Гигантский базар… Все выложено, рассыпано перед самыми важными опарышами… Все для них!.. Увидел! Понравилось! Купил!

Клубок одичавших стариков мало-помалу распадается на части… Снова прорезываются голоса, но все заглушает мощный рев, доносящийся от дверей.

– С дороги, дебил! Щас и тебя и твою бумажку порву!

Это Флебетников пытается протащить свое громоздкое брюхо мимо стража, заступившего ему дорогу к манящим сокровищам… Страж облачен в сине-серую форму с полным набором псевдополицейских нашивок, включая сияющую бляху. Магдалена с первого взгляда узнает знакомый тип… не просто типичный охранник, а классический флоридский жлобяра: жесткий ежик светлых рыжеватых волос… дородный детина… из коротких рукавов форменной рубашки предплечья торчат, будто окорока… Одной рукой он сует Флебетникову под нос какой-то весьма официальный на вид документ.

Флебетников отбрасывает его руку в сторону, становится нос к носу и утробным голосом рычит амбалу прямо в лицо, брызгая слюной:

– Ты щас дашь мне пройти! Пойнял?

С этими словами он упирается в грудь противника основанием ладони, как бы показывая: «Я не шучу! Или ты отойдешь, или я тебя отшвырну!»

Большая ошибка. С удивительным в таком битюге проворством охранник заламывает протянутую к нему руку и особым захватом парализует Флебетникова: его тело, голос и волю. Тот не может и пискнуть. Кажется, Флебетников вдруг осознал, что этот здоровый деревенский мужик, дай ему волю, с радостью отмудохает жирного русского до полусмерти и скормит свиньям.

Магдалена поворачивается к Морису с Норманом, но их уже нет рядом. Они уже в полутора метрах впереди. Флейшман пихает Нормана локтем в бок, они переглядываются и ухмыляются. ХК летит впереди всех на неслыханной скорости, видимо спешит к Джебу Доггсу, чтобы воспользоваться преимуществом, которое им обеспечил охранник, задержавший и запугавший Флебетникова.

Опарыши расползаются и тычутся по всему залу, в сопровождении советников спешат к вожделенным павильонам. А вон там пихаются двое!.. Похоже, два управляющих хеджерными фондами – откуда-то из Коннектикута? – Флейшман говорил про них… Впереди, уже далеко, раздается ХаХХХаХхок-хок-хок-хок, и Норман оглядывается на двух воинственных коротышек… но не Флейшман. Тот на пару со своей ХК, мисс Карр, сама деловитость, уже сворачивает в нужный павильон. Дородный опарыш – Магдалена видела его в очереди – подваливает к ним сбоку, улыбается и спрашивает:

– Как дела, Мэрилин?

ХК смотрит на него долю секунды настороженным взглядом, как бы пытаясь понять даже не кто это, а что это за… существо?.. пристает, посягает на ее внимание в такой критический момент? И не реагирует.

Норман следует за парочкой в павильон и держится чуть в стороне… от них и высокого мужчины, седого, хотя с виду совсем не старого, с пустоватыми прозрачно-серыми глазами, раскосыми, будто у лайки, или как там называются собаки, которые таскают сани по снегам на Северном полюсе.

– Вы ведь знакомы с Гарри Гошеном, правда, Морис? – спрашивает ХК.

– Нет, боюсь, не знаком, – отвечает Флейшман.

Он оборачивается к человеку с прозрачными глазами, сухо улыбается, и они жмут друг другу руки.

До чего прозрачные глаза… выглядят не человеческими и какими-то зловещими… Костюм на Гарри тоже бледно-серый, и голубой галстук… единственный за весь день мужчина в пиджаке и галстуке, которого видит Магдалена… Черные туфли так начищены, что складка между носком и подъемом тускло сияет. Это не иначе владелец галереи, ну или, по меньшей мере продавец… Богатые коллекционеры, как она только что увидела, ходят в лохмотьях и в кедах.

Флейшман, ХК и ледовитоглазый Гарри Гошен стоят над штабелем крепких кленовых ящиков, каждый три-четыре дюйма в высоту, а в длину от девяти до двадцати четырех дюймов, некрашеных, нетравленых, но покрытых столькими слоями прозрачного лака, что больно смотреть. Гарри Гошен открывает один из ящиков покрупнее… обитый изнутри, включая крышку, шоколадного цвета бархатом, и вынимает оттуда большой округлый слиток матового стекла дюйма два в толщину… по напряжению рук Гарри Гошена и по его позе видно, что эта штуковина прилично весит. Гарри поворачивает ее под углом примерно сорок пять градусов… полупрозрачное стекло заполняется светом, и где-то там, непонятно как вырезанный в толще слитка… тонко вырезанный, в мельчайших деталях…

– Ну, типа, ар-деко, – говорит ХК Флейшману.

…барельеф, молодая женщина с длинными вьющимися локонами, – ХК вынимает какую-то фотографию.

– Ну, по всему, он. Как вам кажется?

…и молодой мужчина с короткими вьющимися локонами… трахаются… и, как принято говорить, «видно всё», и это «всё» залито ярким светом.

Норман разволновался, по лицу расползается глупая улыбка, он сильно наклоняется вперед, чтобы поближе увидеть «всё». У Флейшмана совершенно бестолковый вид. Взгляд мечется с порнографической геммы на лицо ХК и обратно и снова на ХК… «Что я должен думать, ХК?»

Жидкоглазый Гошен вынимает из следующего ящика новый кусок стекла… поворачивает, поворачивает… вот оно!.. появляются новые мужчина и женщина… блудодействующие в новой позе… новая стекляшка… анальный секс… еще одна… три фигуры, две женщины и мужчина, соединяющиеся в анатомически невозможной комбинации… следующая… двое мужчин и две женщины… блуд… пальцы, языки, рты и руки по локоть, исчезающие в срамных жерлах… Взгляд Флейшмана отчаянно скачет с затопленной светом стекляшки на Мерилин Карр… туда и обратно… Времени совсем нет… в любой момент в павильон нагрянут другие покупатели… конкретно Флебетников… Магдалена подходит ближе. Флейшман смотрит на свою советницу… умоляюще. Она едва заметно качает головой, подразумевая «нет»… Магдалена слышит, как ХК едва слышно констатирует:

– Не культовый Доггс…

И опять… блудодеи… Флейшман в отчаянии смотрит на Мерилин Карр. Та без единого слова едва заметно кивает, подразумевая «да»!.. Флейшман тут же оборачивается к лайке-призраку, который поясняет призрачно-низким голосом:

– Три.

Флейшман вновь смотрит на Мэрилин Карр, молит взглядом… Та вновь медленно кивает… Флейшман бросается к призрачному Гошену и глухо скрипит: «Беру…» – и Гошен лепит на лакированный футляр выбранного слитка красный кружок… Теперь взгляды прыгают туда-сюда как сумасшедшие… шепот, отчаянные сигналы… Гошен говорит:

– Два с половиной.

Флейшман, севшим голосом:

– Беру…

Красная наклейка на следующем ящике… Прошло едва ли сорок пять секунд.

Рев! Рык! Он приближается. Не иначе обтянутая футболкой туша Флебетникова вырвалась на свободу. Он спешит сюда. Разъяренный: рычит по-русски, непонятно для кого… потом по-английски:

– Лишнюю дырку захотел в носу, зукин зын!

Гошен и ухом не ведет, словно не слышит… Никакие бешеные русские не помешают бизнесу! Флебетников клокочет и рычит, клянется проделать лишнюю дырку в носу «зукина зына». И он уже близко. Флейшман как будто поуспокоился, но все же торопится успеть побольше… еще одна красная наклейка («три с половиной»)… еще одна («один»)… шлеп, шлеп, шлеп («два», «четыре» за сцену оргии, боже милостивый… и «девять один семь»)… все в красных наклейках.:::::: Наверное, это имелось в виду под «вспышкой краснухи».:::::: Если цифры значат то, что думает Магдалена, то Флейшман на ее глазах меньше чем за четверть часа спустил семнадцать миллионов долларов или семнадцать миллионов минус восемьдесят три тысячи, исходя из того, что «девять один семь» значило девятьсот семнадцать тысяч. И если Мерилин Карр, с ее изящными белыми ляжками и английской бабеттой, получает десять процентов с продавца, призрачного хаски, и десять процентов с покупателя, Флейшмана, то она сейчас накосила три миллиона четыреста тысяч долларов, при условии, что Норман все правильно объяснил про комиссионные. Русский рев Флебетникова ближе и ближе. ХК подсказывает Флейшману:

– Может быть, пойдем отсюда? Я знаю Флебетникова. Его не назовешь рассудительным человеком.

Впервые с момента открытия ярмарки Флейшман улыбается.

– И пропустим самый цирк?

Морис настойчиво хочет дождаться Флебетникова. Замирает у входа в павильон. ХК, очевидно, нервничает. А Флейшман внезапно – воплощенное довольство.

Вот и Флебетников, что-то рычащий по-русски. Рядом спешит высокий темный мужчина тревожного вида.

– Лушникин, – шепчет ХК Флейшману. – Консультант-искусствовед почти всех олигархов.

Флебетников рычит, как медведь. По-русски орет на Лушникина… в конце слышится «Гошен». И тут он замечает Флейшмана. Как будто изумляется и настораживается. Чувствует себя виноватым?

– Товарищ Флебетников! – гудит Флейшман. – Интересуетесь Доггсом? – Большим пальцем он указывает на павильон позади. – Я тоже интересовался. Но всё лучшее уже расхватали. На «Майами-Базеле» нужно успевать. Увидел, понравилось, купил.

По лицу Флебетникова непонятно, уловил ли он издевку. Он моргает. Кажется, он удивлен. Без дальнейших разговоров марширует в будку, вопя: «Лушникин! Лушникин!»

Флейшман удаляется, хихикая себе под нос и, несомненно, представляя себе шквал красных меток и катастрофу, ожидающие Флебетникова в павильоне. Норман шагает практически по пятам за Морисом, и с ним – ХК. У Нормана на лице – задумчивая улыбка, как бы для внутреннего употребления. Если Магдалена его хоть немного знает, то он думает сейчас о том, как превратился в богатея простым появлением здесь – в месте, где всё происходит. Он даже не оглянется, где там Магдалена, с головой канул в свои грезы. Норман проходит тридцать-сорок футов и лишь тогда вспоминает о Магдалене. Он не хочет отрываться от своих достославных друзей, но все же медлит, задерживается повертеть головой. Завидев Магдалену, манит ее широким взмахом руки… но не ждет. Поворачивается на пятке и спешит не отстать от сиятельного друга.

Не понимая, что ей делать, Магдалена шагает вслед. В павильонах по обе стороны прохода видны сквозь двери… красные наклейки. Потрясающе! Сколько всего продано за несколько минут… Красные точки, красная сыпь, сыпь… «Вспышка краснухи»… Ну конечно, про это там и говорили! Все в красной сыпи… Ценой в семнадцать миллионов долларов в случае Флейшмана. Кто знает, сколько еще миллионов означают все эти красные метки?! Магдалену слегка мутит от этих мыслей. Только подумать, какие все здесь пошлые людишки, как им нравится швырять миллионы! Американос! Только подумать, что Флейшман спустил без малого семнадцать миллионов на семь кусков стекла с похабщиной… семнадцать миллионов за тринадцать или четырнадцать минут только из страха, что какой-то жирный русский первым захапает эти дурацкие стекляшки… всё напоказ!.. Выставка бахвальства ценой в семнадцать миллионов долларов… Норман этого не понимает… Его засасывает. А маленькой кубинской девчонки по имени Магдалена больше не существует, где она? Он выбросил ее из головы. Ее обида разгорается будто пламя. Поджог – вот что! Со злобной радостью Магдалена раздувает пламя. Скотина.:::::: Норман, ты паршивый лизоблюд у богачей. Тебе не кажется гадким никакое бахвальство деньгами, правда? Это меня оскорбляет! Чего ради я еще терплю этого человека?::::::

Против ее воли в область Вернике Магдалены являются четыре образа: ее «БМВ»… зарегистрированный на имя доктора Нормана Льюиса, поскольку, строго говоря, принадлежит ему; ее жалованье… которое поступает в виде чека, подписанного доктором Норманом Льюисом; ее квартира, которую она уже привыкла считать своим домом, – собственность доктора Нормана Льюиса; наличные в кошельке, необходимые для выплаты займа на обучение, удачно подбрасываемые доктором Норманом Льюисом… Мятежное настроение быстро идет на убыль.

Отбросив гордость, Магдалена шагает в сектор для почетных гостей. Он отделен стеной из переносных заграждений четырехфутовой высоты, направляющей всех, кто будет дышать одним воздухом с большим шишками, в воротца, охраняемые стражником. Очередным крестьянином-амбалом. Интересно, пропустит он Магдалену? Живая карикатура на всю их породу. Вдруг он к ней прикопается?

Стражник бросает мимолетный взгляд на висящую у Магдалены на шее ламинированную карточку привилегированного гостя и машет рукой: проходите. «Мне глубоко плевать» – написано у него на лбу.

Единственное, что говорило о статусе вип-сектора Цюрихского индустриального банка, – это тот факт, что человека туда впустили. В остальном же он представлял собой то, что в коммерческой среде называется «контрактной мебелью»: простейшие стулья и столы, преимущественно пластиковые. Здесь особо важные персоны могли посидеть, расслабиться, пропустить по стаканчику и сообщить последние сводки о битве за вожделенные артефакты «Майами-Базель», то есть обменяться особо важными сплетнями.

Магдалена сидит в этой зоне на отшибе, за столом вместе с Флейшманом, ХК и Норманом, которого она в настоящий момент подчеркнуто игнорирует. Для нее это вопрос элементарного самоуважения. Мадам Карр вдруг стала главным действующим лицом в их компании. Если бы Магдалена сейчас попросила Нормана или даже Флейшмана дать этому внятное объяснение, то из трех с половиной миллионов возможных ответов ее не устроил бы ни один. Вот ХК отвечает на вопрос Нормана… Когда-то он внушал Магдалене: «Остерегайся задавать вопросы, если не хочешь показать собственное невежество». Как бы то ни было, Норман задал вопрос и получает ответ Мэрилин Карр:

– Как Доггс научился работать со стеклом? Он не работает со стеклом или еще чем-то. Разве вы не слышали про «бесконтактное искусство», про «безыскусное искусство»?

– Что-то такое слышал… или нет… – звучит неуверенно, в устах Нормана, во всяком случае.

– Ни один передовой художник, – продолжает ХК, – больше не притрагивается к материалам и инструментам.

– О каких инструментах вы говорите? – интересуется Флейшман.

– Известно каких. Кисти, глина, ножички, зубила – все это из эпохи ручной работы. Живопись, помните такую? Сегодня она кажется чем-то из пятидесятых прошлого века. Помните Шнабеля, Фишля, Салля и всю эту компанию? Их пятнадцать минут славы пришлись на семидесятые, а кажется, что они творили в пятидесятых. Для новых художников вроде Доггса – это люди из другого столетия, и, если вдуматься, так оно и есть. Они еще пользовались руками для создания на холсте всяких визуальных трюков – либо красивых, радующих глаз, либо вызывающе уродливых, задуманных как «провокация». Провокация… с ума сойти. – Мэрилин улыбается и качает головой, словно желая сказать: «Неужели все это было?!»

– И как же Доггс все это делает? – любопытствует Флейшман. – Кажется, я вас никогда об этом не спрашивал.

– Это довольно забавно, – замечает ХК. – Он связался с Дафной Довилль, проституткой, стоившей губернатору Нью-Джерси его места, и благодаря шумихе она стала колумнисткой в нью-йоркской «Сити Лайт». Вы что-нибудь подобное слыхали? Короче, Доггс приглашает оттуда фотографа… наяривает ее до умопомрачения… Вы заметили, в последнее время это такой шик, сквернословящие женщины?.. Выкидывает всякие коленца… ну, а потом отсылает фотки в «Далик», а там уже их кудесники помещают фотки в свое чудо-стекло с 3D-эффектом. Сам же Доггс к этим артефактам даже пальцем не притронулся. Не имел к ним никакого отношения. Максимум, что он сделал, это вложил фотографии в конверт и кинул экспресс-почтой их в «Далик», хотя наверняка у него для этого есть помощница. «Без рук» – сегодня важный концепт. Это уже вам не какой-то там «художник», использующий свое так называемое мастерство для околпачивания людей. Не ловкость рук. Руки больше не нужны. В этом и есть концептуальность. Тем самым он превращает то, что художник творил руками для создания… эффекта… в нечто такое, что заставляет вас гораздо глубже задуматься. Как будто изобрел четвертое измерение. А здесь собраны лучшие, самые современные работы нового поколения. Большинство выставленных вещей Доггса уже стали культовыми. Каждый, кто увидит любую из приобретенных вами работ, Морис, скажет: «Ух ты! Это же Доггс начала классического периода». А по поводу его творчества у меня нет сомнений. Революция и одновременно классика. Подобные вещи становятся доступными не каждый день! Уж поверьте мне! Морис, сегодня вы попали… в десятку.

В десятку… Флейшман просиял, но это улыбка человека, не способного уяснить, в чем же ему так повезло. Очевидно, что он не понял ни единого слова из того, что наговорила ХК. У Магдалены стало легче на душе, потому что она тоже ровным счетом ничего не поняла.

Чтобы не сидеть с озадаченной улыбкой на семнадцать миллионов баксов, Флейшман с извинениями поднимается и говорит, что ему надо на минутку отлучиться. Поскольку он оказался со всех сторон зажат другими столиками, Магдалена тоже встает и задвигает стул, чтобы дать ему пройти. Она обводит взглядом зал – и сердце у нее чуть не выпрыгивает из груди. За ее спиной, всего через четыре стола, сидит тот самый русский, которого она видела так мимолетно и так неизгладимо после вчерашнего ужина… и не сводит с нее глаз! От неожиданности и возбуждения она растерялась. Что ей делать? Помахать рукой?.. Подбежать к его столику?.. Передать с официантом записку… или цветок… или носовой платок?.. А может, снять ожерелье с сердечком?.. Пока все эти мысли крутились у нее в голове, русский переключился на компанию из шести-семи человек за его столом. Но нет никаких сомнений: он глядел на нее во все глаза.

Что такое? Теперь пришел черед Нормана. Он встает и спрашивает, не знает ли ХК случайно, где мужской туалет.:::::: Может, просто не желает тут отсиживаться под моими испепеляющими взглядами?:::::: ХК махнула туда, где скрылся Флейшман.

– Там, за гостиной «Бесджет», – сказала она. – Рядом с нашей ничего нет.

Норман направляется в ту сторону, даже не посмотрев на Магдалену. И они остаются одни, две женщины по разные стороны стола, не представляющие, о чем говорить друг с дружкой.

В голове Магдалены словно вспыхивает лампочка. Вот он, шанс! Она, в отличие от ХК, сидела спиной к русскому. За все это время ХК не перемолвилась с ней ни словечком. Даже не взглянула. И тут Магдалена одаривает консультантку улыбкой до ушей. Или ухмылкой? Как бы то ни было, она намерена удерживать ее на лице до последнего. Магдалена движется навстречу консультантке, осклабившись так, что это уже напоминает застывшую гримасу. ХК хранит невозмутимость. Нет, за этим скрывается нечто большее. Настороженность. Такого выпада от дурехи, сопровождающей знаменитого порнодоктора, она не ожидала. Магдалена прочла это в ее глазах вместе с пожеланием, чтобы дуреха поступила как следует: перестала склабиться… и испарилась. Все это и гораздо больше прочитала Магдалена по лицу, обрамленному коротко стриженными светлыми волосами, разделенными пробором с одной стороны, в то время как с другой упавшая прядка закрывает один глаз… Но назад хода нет, верно?.. После привинченной наглухо лучезарной улыбки… Поэтому Магдалена берет стул, на котором сидел Флейшман, и придвигает его к консультантке, так что их головы оказываются в непосредственной близости… Но что она ей скажет? В мозгу промелькнуло «без рук»…

– Мисс Карр… Мэрилин… я могу обращаться к вам по имени?

– Конечно, – отвечает та с холодным взглядом. «Обратись как хочешь и провались сквозь землю, договорились?»

– Мэрилин… – В голосе появляются нотки, удивляющие саму Магдалену. – Ваш рассказ об «искусстве без рук» – это та-а-а-к интересно! Вы не поясните, в чем его важность?

Взгляд ХК чуть-чуть потеплел, как-никак к ней обращаются за экспертной оценкой. Но затем последовал глубокий вздох человека, отдающего себе отчет в том, что от него потребуются немалые усилия… притом совершенно бесполезные.

– Ну что ж, – начала ХК, – знаете выражение «Смысл большого искусства в самом искусстве»?

– Неееет… – Обворожительная улыбка и распахнутые глаза девушки, которая жаждет знаний и наконец припала к живому источнику.

Еще один тоскливый вздох.

– Оно означает, что недостаточно дать зрителю некий эффект. Искусство должно отрефлексировать… – Вдруг оборвав себя на полуслове, она интимно, по-свойски приникает к Магдалене: – А можно вас о чем-то спросить? Каковы ваши отношения… как вы познакомились с доктором Льюисом? Кто-то сказал, что он известный психиатр… лечит от порнозависимости или чего-то в этом роде.

Что сказать? Что она его пассия? Они просто друзья? Она у него работает? Да не все ли равно! Главное – она теперь прямо напротив этого русского, Сергея Королева. Если он ненадолго отвлечется от своего застолья и глянет в ее сторону, пусть увидит счастливую, радостную девушку за приватной беседой в кругу друзей, наверняка с именем, чувствующую себя своей в интеллектуальной атмосфере вип-зон… и закрытых арт-салонов… одним словом, пусть увидит очаровательное существо, сидящее на законных основаниях там, где происходят главные события.

– Я у него работаю медсестрой – вот и ответ. – Точнее, ассистенткой психиатра.

Так все-таки звучит лучше.

– И он пригласил вас на открытие арт-салона для вип-персон? Хороший начальник. – ХК смотрит Магдалене в глаза с фальшивой вкрадчивой улыбкой.

:::::: Сучка! И как на это реагировать?!:::::: Магдалена лихорадочно ищет ответ и одновременно гадает, отражается ли внутреннее смятение на ее лице. После затянувшейся паузы она сказала:

– Кажется, мистер Флейшман сделал нам вип-пропуска. Он такоооой щедрый!

– Да уж, – согласилась ХК. – И все-таки. Доктор Льюис…

– И он так доверяет вашим оценкам.

– Кто?

– Мистер Флейшман. Это сразу видно!

Магдалена готова уцепиться за любую соломинку, только бы увести разговор от Нормана. Ну слава богу! Лесть вызывает у остриженной англичанки искреннюю улыбку.

– Надеюсь, – сказала ХК. – Сегодня он был в ударе.

– Как бы мне хотелось знать об искусстве хотя бы половину того, что знаете вы, Мэрилин. Хотя бы десятую часть. Да что там, сотую. Должна вам признаться, я никогда не слышала про Джеда Доггса.

– Джеба.

– Простите?

– Вы сказали «Джед». Он Джеб Доггс. Это не просто «новый художник» и даже не «восходящая звезда». Он взошел. У него есть все шансы на успех. Я очень рада за Мориса… и он сильно порадуется, когда увидит, по какой крутой траектории двигается Джеб Доггс.

:::::: Сработало! Тщеславная сучка, вместо того чтобы обсуждать меня с Норманом, переключилась на себя.::::::

Краем глаза Магдалена замечает, что Королев отвлекся от сотрапезников и смотрит:::::: нет, не на меня:::::: куда-то в сторону. Затем взгляд его скользит обратно и замирает на полдороге.:::::: Он смотрит прямо на меня… смотрит… смотрит!::::::

Не в силах больше сохранять бесстрастность, Магдалена переводит взгляд с консультантки, продолжающей что-то говорить ей в лицо, на русского.:::::: Это мой шанс!:::::: На ее губах заиграла улыбка, словно говорящая: «Да, это я, та девушка, чью руку ты задержал в своей!.. и ты можешь это повторить!»

Ответная улыбка Королева означает: «Да ты не волнуйся, я повторю!» Молчаливый обмен взглядами явно затягивается. Магдалена сжимает губы, давая ему понять: «Я сгораю от нетерпения, поторопись!»

Наконец он снова обращается к сотрапезникам.

– Это ваш друг? Сергей Королев? – спрашивает ХК. – Не поймите меня превратно, но я не знаю другой медсестры, которая была бы накоротке с такими тяжеловесами. Я, конечно, ни на что не намекаю, но я заметила, что вы с Флейшманом обращаетесь друг к другу по именам. – Очередная вкрадчивая улыбочка.

:::::: Какая же я дура! Зачем было говорить, что я работаю у Нормана медсестрой? Зачем я вообще произнесла это слово? Почему не сказала «мы с ним друзья»… и пускай понимает как хочет! А теперь придется говорить: «Я работаю у Нормана… а еще мы с ним встречаемся». Встречаемся! В наши дни «встречаться» означает трахаться. Дура! Дура! Но иначе никак! Так и буравит меня своими зенками. Из них будто яд сочится… и брови домиком… словно говорит: «Ну, что молчишь? Я тебе задала простой вопрос. Что ты пытаешься от меня скрыть?» Черт, черт, черт! Ладно… давай уж…::::::

– Понимаете… как я уже сказала, я работаю у доктора Льюиса… у Нормана… но мы также встречаемся…

– Аааааа… – точно на выдохе. ХК не смогла удержать в себе это непреодолимое аааааа.:::::: Вот она, крупная рыба!::::::

– А вообще Норман с… – Магдалена запнулась.:::::: Как дальше-то: с «мистером Флейшманом» или с «Морисом»? Э-э-э…:::::: Норман с Морисом друзья, так что я с ним тоже хорошо знакома.

ХК посылает ей сверхтоксичную улыбку. Попалась! Нетрудно догадаться, о чем она сейчас подумала. «Ага! Великий сексперт наяривает свою медсестру! С этими все ясно!»

И в этот момент… ну, слава богу… Лавируя между столиками, возвращаются Норман и Морис. Оба так и светятся, словно их чем-то сильно порадовали. Еще недавно Магдалена желала, чтобы они подольше не возвращались и тем самым дали время русскому красавцу сделать шаг ей навстречу, но теперь… Вот они, маленькие радости! Возвращение мужчин означает неизбежную смену темы. А какая у нас тема? «Славный доктор наяривает шалунью медсестру!»

– Знаете, с кем я столкнулся в вип-зале «Бесджет»? Никогда не догадаетесь! – Мориса просто распирает. Он ухмыляется, переводя взгляд с ХК на Магдалену и обратно, он светится… нет, искрится, лучится, сияет. – С Флебетниковым! Он был взбешен! Он рычал, он ревел! Вы бы его слышали! Какой-то солдафон – он употребил именно это слово, откуда оно у него, с его-то английским?! – какой-то солдафон, мерзавец из службы охраны, не пускал его на вернисаж. «Чертов мужлан!» А это словечко у него откуда? Несколько раз повторил: «Чертов мужлан!» Ему еще повезло, что чертов мужлан не обчистил его, толстобрюхого, до нитки. К тому моменту, когда он наконец прорвался, лучшие вещи, сказал он мне, уже раскупили. «Лучший вещь раскупьил!»

– А вы что? – Это ХК.

Тут Норман решает внести свою лепту:

– Хок хок хок хок хок… вы бы слышали… хыххх… Морис ему: «Какой ужас! Я переговорю с кем-нибудь из правления… гы-гы-гы… А чьи работы вас заинтересовали?» А этот тип в ответ: «Безполездна. Фсё уходила!» – Норман жаждал продемонстрировать, что он тоже может изобразить русский акцент. – Тогда Морис кладет руку ему на плечо со словами: «Ай-яй-яй! Как жалко!» Ххы хок хок… еще бы немного, и потекли слезы… хо-хок хок…

– Сам нарвался, – снова вступает Флейшман. – Он привык давить, давить, давить… всех растолкал, чтобы оказаться у входа первым.

Магдалене стало жаль толстяка. Морису Флейшману с его связями достаточно сделать один звонок, и очередной мужлан вышвырнет отсюда этого богатенького русского медведя. Она опускает глаза, погруженная в собственные мысли, и не замечает, как за спиной Флейшмана возникает высокая фигура. Это он, Сергей Королев! Она почувствовала выброс адреналина в долю мгновения мерцательной аритмии.:::::: Черт! Почему он так долго тянул? И вот пожаловал… когда Морис и Норман вернулись! Теперь пойдет обычная тягомотина, когда сталкиваются самовлюбленные мужики. Сейчас будут выдрючиваться, кто из них круче. А женщины как же? Ха! Когда встречаются такие тяжеловесы, женщины перестают существовать… если, конечно, они сами не звезды. А мы здесь просто мебель, заполняющая пространство.::::::

– Морис! – Королев вкладывает в это слово максимум чувств. – Прийатная нейожиданность!:::::: Как смешно он коверкает слова.:::::: – Королев приобнимает Мориса на европейский манер, как это делают мужчины одного социального статуса. А потом машет рукой в сторону выставки: – Что-нибудь приглянулось?

– Да так, парочка вещей, – произносит Морис с многозначительной улыбкой, дающей ясно понять, что за «парочкой вещей» скрывается нечто большее. – Но сначала позволь я тебе представлю моего дражайшего художественного консультанта Мэрилин Карр. Если ты хочешь узнать все про современное американское искусство… от и до… поговори с Мэрилин. Она оказала мне неоценимую помощь. Просто герой дня! ХК, это Сергей Королев.

– Как же, как же! – ХК поднимается и обеими руками берет протянутую ей ладонь. – Для меня это большая честь! Вы проложили для нас… для всего Майами… дорогу к искусству!

Королев засмеялся.

– Благодарю вас. Вы слишком добры.

– Нет, нисколько! Я была на том ужине в музее. Вы должны понимать, как много вы для нас сделали. Эти грандиозные, грандиозные вещи Шагала!:::::: Как она на него накинулась, все внимание забрала на себя, хвост распустила… Эти грандиозные вещи Шагала!.. Знать бы еще, кто такой этот Шагал.::::::

Внезапно страшная мысль.:::::: А что, если он подошел познакомиться с ХК? Ты посмотри! Заграбастала его ладонь обеими ручками и не выпускает!::::::

Магдалена пытается прочесть ответную реакцию по его лицу.:::::: Слава богу, ничего, кроме формальной вежливости, не выше комнатной температуры.::::::

Морис уже проявляет нетерпение, его локти прижаты к туловищу, а ведь еще не закончено представление его друзей. Чтобы остановить словоизвержение ХК, ему приходится повысить голос:

– …а это, Сергей, доктор Норман Льюис. Он был вчера в «Каса Туа», помнишь?

– Да, конечно! – кивает Королев. – Какая-то женщина за нашим столом сказала, что видела вас по телевизору. Вы рассказывали про… вылетело из головы.

– Рад снова видеть вас, мистер Королев! – живо отозвался Норман. – Я не знаю, о каком именно ток-шоу она говорила, но речь, скорее всего, шла о зависимости. Это обычная тема.:::::: О каком именно… скорее всего… Даешь ему понять, Норман, что ты не вылезаешь из ящика!:::::: Я выполняю безнадежную миссию, рассказывая людям, что не существует такого понятия, как зависимость, в медицинском смысле. А они отказываются мне верить! Им удобнее считать, что они… хок-хок-хок… что они тяжело больны!

Но Морису эта тема неинтересна, и он спешит переключить внимание Королева на Магдалену:

– А Магдалену, Сергей, ты помнишь?

– Конечно! Отлично помню.

Они одновременно протягивают друг другу руки. Он держит ее ладонь в своей, не говоря ни слова. Долго смотрит, как недавно из-за стола, с тем же подтекстом, только на этот раз бьющим через край… прежде чем сказать вежливо и совершенно нейтрально:

– Я рад снова вас видеть. – Затем поворачивается к Морису и лезет во внутренний карман пиджака. – Я дам тебе свою визитку. Ничего не знаю про современное американское искусство. Только что вот прочел… Джеб Доггс и другие имена…:::::: Неужто он уже прослышал об «успехах» Мориса?:::::: Зато я кое-что знаю про русское искусство девятнадцатого – начала двадцатого века. Поэтому если я могу быть чем-то тебе полезен… и вообще, будем на связи.

Он дает визитку Морису. Вторую вручает ХК. О, спасибо, я вам так, так, так признательна! Королев протянул третью визитку Норману, который крякнул и, едва удержавшись от очередной порции хок-хок-хок, с готовностью ее принял. Последнюю визитку Королев вкладывает Магдалене в ладонь, прижав ее кончиками пальцев, а для верности надавливает снизу большим пальцем, и сгустки энергии так и бьют, так и бьют ей в глаза…:::::: боже, этому не будет конца!:::::: …но вот, наконец, отворачивается.

Хорош трюк с визитками.:::::: Теперь ясно… это нельзя назвать случайностью!:::::: Серотонин бродил у нее в крови и явно не собирался угомониться. С этой минуты она, как одержимая, думала думала думала искала искала искала возможности как-нибудь снова его увидеть.

Норман, как всегда, ничего не заметил. А вот похотливые антенны Мориса, похоже, сразу включились. Не прошло и десяти минут, как он спрашивает ее:

– Ты с Королевым раньше виделась?

– Только вчера вечером, – она делает над собой усилие, чтобы придать словам оттенок непринужденности, – когда ты нас представил.

Сергей Королев – само совершенство!