Настоящая фантастика – 2014 (сборник) Ясинская Марина
Машина остановилась, четверо солдат стремительно выскочили наружу – и спустя несколько секунд часовые лежали лицом в мостовую. Крепкие парни, выполняя приказ Фиделя, не стали их убивать, только оглушили ударами прикладов и связали руки.
Фидель бросил нервный взгляд на часы: пять ноль три. Даже быстрее, чем он ожидал… Штурм назначен на пять пятнадцать, но, похоже, можно начать на несколько минут раньше…
Вот тут-то и возник непредвиденный фактор, который послал под откос весь план.
Хотя, казалось бы, Фидель и это должен был предусмотреть…
…Двое патрульных совершали внешний обход территории и сразу заметили вереницу автомобилей, которая двигалась к крепости. Однако они не спешили поднимать тревогу: уже начинало светать, и было видно, что в машинах сидят вооруженные люди в форме правительственной армии. Поэтому патрульные решили, что в казарму прислали пополнение.
Они также не стали реагировать на одну из машин, когда та двинулась к воротам. И только после того, как из машины выскочили солдаты, сбили с ног часовых и начали их вязать, патрульные поняли, что это нападение.
Один них быстро сорвал с плеча винтовку и с криком: «Стоять!» выстрелил в небо. Второй тоже взял оружие на изготовку, и оба кинулись к воротам.
Фидель, наблюдавший за всеми этими событиями из окна автомобиля, смачно выругался – выстрелы наверняка всполошат и разбудят казарму. Толкнув дверцу, он выскочил из машины и бросился к патрульным, надеясь привлечь их внимание. Это Фиделю почти удалось – увидев еще одного военного, который бежал к ним, размахивая пистолетом, они остановились, повернув оружие на него.
Прогремел еще один выстрел, и один из патрульных тут же рухнул на мостовую. Второй, поняв, что стреляли от ворот, повернулся в ту сторону – и тоже упал от меткого выстрела Фиделя.
Увидев, что командир выскочил из машины и бежит, размахивая пистолетом к воротам, повстанцы решили, что это – сигнал начала атаки, и гурьбой стали выскакивать из автомашин, открывая стрельбу по казарме.
Десятка два повстанцев бросились следом за Фиделем, но основная масса почему-то кинулась в соседние здания – что никак не предполагалось первоначальным планом. И только отряды, которыми руководили Абель Сантария и Рауль, сумели не поддаться всеобщей анархии и, ведомые своими командирами, двинулись занимать те объекты, которые следовало захватить по плану, – госпиталь и Дворец правосудия.
Ни персонал госпиталя, ни охрана Дворца не успели оказать сопротивления. Эта часть операции прошла для повстанцев без потерь.
Как и следовало ожидать, выстрелы на площади разбудили казарму. Часовые, которые несли службу внутри периметра, сориентировались очень быстро, и по всей округе полетел заунывный, как зубная боль, вой электрической сирены.
Фидель, который как раз достиг ворот, остановился, понимая, что его план все-таки провалился. Если сейчас повстанцы ринутся внутрь Монкады, солдаты перебьют их, как куропаток.
Он бросился обратно к машинам, сквозь бегущую ему навстречу вооруженную толпу.
– Назад! Назад! – что есть силы орал Фидель, стреляя в воздух из пистолета.
Пробегая мимо патрульных, он заметил, что один из них еще жив – со стонами корчится на залитой кровью мостовой, держась окровавленными руками за простреленный живот. Второму повезло больше – он был мертв. Лежал ничком, по-смешному – как тряпичная кукла – раскинув руки и ноги.
Как будто – Фидель криво усмехнулся – хотел обнять землю.
Кто-то из повстанцев выстрелил, облегчив страдания раненого батистовца.
И тут же до Фиделя донесся резкий свист пули, которая пролетела мимо его уха.
Фидель инстинктивно пригнулся и только спустя секунду понял, что смерть пока лишь решила предупредить его, что ходит рядом.
Фидель сунул руку за пазуху, нащупал в кармане амулет – он был холодный, как зима на Севере.
7
Лейтенант Педро Сарриа не спал – коротал время в караулке, дожидаясь возвращения патруля, который должен был осмотреть соседние улицы. И когда вдруг прогремел одиночный выстрел, а потом началась беспорядочная стрельба, Педро бросился к узкому, как бойница, окну, которое смотрело на площадь, и увидел, как из предрассветной мглы, подобно призракам, возникают вооруженные люди в форме солдат правительственной армии.
Но Педро сразу понял, что это не солдаты. Мятежники…
Педро был рад – предчувствия его не обманули, он вовремя послал патруль осмотреть окрестности казармы…
Но он тут же пожалел о своей радости – теперь придется обороняться.
А еще лейтенант Сарриа подумал, что следовало о своих подозрениях доложить коменданту.
Взвыла унылая, как звук бормашины, сирена – Педро с удовольствием отметил, что дежурные хорошо знали службу, и теперь мятежники получат достойный отпор.
Сигнал тревоги еще звучал, выматывая душу, а гарнизон крепости уже занял оборону.
Взвод лейтенанта Сарриа расположился на крыше казармы, как раз перед воротами, и Педро, созерцая с высоты площадь, с удовольствием отметил, что мятежники отступили к городским кварталам. Заняли оборону за своими автомашинами и вели оттуда беспорядочную стрельбу. Хотя имелись и отдельные безрассудные смельчаки, которые решительно выбегали на открытое, хорошо пристрелянное пространство – и тут же валились на мостовую, как спелые кокосы.
«Надеюсь, их не очень много, – подумал лейтенант. – И у них нет артиллерии…»
Он знал, что у казармы прочные стены, и хорошо обученный гарнизон может продержаться два-три дня, пока из Гаваны не придет подкрепление. Лейтенант был уверен, что комендант уже доложил о случившемся в столицу. Однако – продолжал размышлять Сарриа – если мятежники где-то раздобыли пушки…
Он поморщился, отгоняя неприятную мысль.
Смерти лейтенант не боялся – глупо бояться старухи с косой в 53 года, тем более что больше половины прожитых лет он отдал военной службе.
Однако умирать растерзанным стаей шакалов очень не хотелось.
Фидель сразу понял, что план штурма провалился, крепость в лоб не взять, да и в армии Кубы отнюдь не дураки служат, и если во главе гарнизона Монкады стоит толковый офицер, он мог сообразить, что, невзирая на обстрелы со стороны Дворца правосудия (молодец, Рауль!) и госпиталя, можно, пока еще не совсем рассвело, вывести солдат за пределы казармы и ударить повстанцам в тыл, со стороны городских кварталов.
А если потом в бой пустить кавалерийский эскадрон – то у них не будет никаких шансов добежать до гор у побережья…
Пора было отдавать приказ об организованном отходе.
Но он, Фидель, не привык отступать!
Он никогда не поворачивался спиной к противнику, даже если этим противником была собственная трусость.
Как в пятнадцать лет, когда Фидель на спор заявил, что сядет на велосипед и на полном ходу врежется в бетонную стену…
Товарищи не верили и смеялись, кое-кто даже покрутил пальцем у виска – а Фидель, презрев дрожь в коленках, оседлал велосипед, словно дикого мустанга, разогнался…
И врезался!
Переломанные кости вскоре срослись, да и сотрясение мозга – хвала Покровителю! – оказалось не таким уж и опасным… И хотя пришлось три недели скучать в больнице, Фидель доказал не только всем этим хлюпикам, но и в первую очередь самому себе, что его не остановят никакие преграды!
Сейчас преграда была только одна. Казарма Монкада. Крепость, названная в честь Гильермо Монкады, героя борьбы за независимость. Имя, такое же святое для каждого свободолюбивого кубинца, как и имена Хосе Марти и Антонио Масео. Но сейчас в мощных стенах этой крепости засели солдаты Батисты. Вчерашние крестьяне, которые пошли служить кровавому палачу. Крестьяне, которых обманом заставили умирать за диктатуру…
Впрочем, солдат оберегают от смерти толстые стены, а вот его люди, бойцы новой революции, умирают, не сумев преодолеть расстояние в триста метров до этих проклятых стен…
Надо отдавать приказ об отходе…
Это будет самый разумный выход.
Но, el Diablo, сколько сил и времени ушло на подготовку этого штурма! Который должен быть стать сигналом для всех кубинских патриотов на восстание против тирании Батисты… Если сейчас все сорвется, то новая возможность раздобыть оружие, набрать людей и захватить плацдарм на востоке острова появится очень не скоро… Тут даже Покровитель не поможет…
Словно услышав мысли Фиделя, амулет во внутреннем кармане френча стал чуть горячее.
Фидель сунул руку внутрь, схватил амулет, крепко сжал.
– Обитала Аягуна, – прошептал он. – Помоги…
Похоже, Покровитель услышал просьбу – ладонь обожгло так, как будто Фидель сунул руку в горящий костер.
– Обитала Аягуна, ты со мной, – сипло проговорил Фидель. Ладонь горела – казалось, невидимое пламя прожигало кожу до самых костей, но Фидель терпел боль, не отпуская амулет, хотя у него начала кружиться голова. Чувствуя, что сейчас он грохнется в обморок от нестерпимой боли в руке, Фидель воздел вторую руку, которая сжимала пистолет, к алеющим рассветным небесам.
– За мной! – заорал он и, не оглядываясь, бросился вперед, под вражеские пули.
8
Прошел почти час, как у стен казармы кипел бой, в котором пока чаша весов не склонилась в пользу ни одной из сторон. Мятежники обстреливали Монкаду издалека, не решаясь приблизиться к цитадели, а солдаты так и не рискнули перейти от обороны к наступлению. То есть комендант почему-то не отдавал им такого приказа. Лейтенант Сарриа понимал, что, скорее всего, у полковника есть свои резоны, хотя любой курсант-первогодок знает, что обороной, пусть даже очень активной, победу не добыть.
Между тем лейтенанту показалось, что мятежники, видимо, от безысходности все-таки готовятся к лобовому штурму – их отряд концентрируется в боковом переулке, откуда самое маленькое расстояние до казарм. Кроме того, усилились обстрелы справа и сзади, со стороны зданий Дворца правосудия и госпиталя.
«Если бы мне приказали, – подумал лейтенант, – я мог бы взять роту и выбить мятежников хотя бы из госпиталя, зайдя к ним с тыла. И тогда…»
Но никто не отдавал Педро Сарриа такого приказа, а сам он не мог оставить под обстрелом свой взвод, который интенсивным огнем сдерживал бунтовщиков, не давая им возможности высунуться из-за укрытий.
Перестрелка вдруг на мгновение стихла – как будто противники решили сделать небольшую передышку.
Но едва наступившую снова тишину разорвали выстрелы, загрохотав еще интенсивнее.
И вдруг лейтенант увидел, как к воротам казармы бежит небольшой отряд – человек тридцать, и ведет их за собой высокий черноволосый парень, у которого – лейтенант, несмотря на расстояние, видел это отчетливо, – лицо было перекошено от ярости, а в глазах пылал огонь. И был этот человек так сильно похож на демона из древних сказаний, которые юный Педро слышал в детстве от бабушки, что лейтенанта объял ничем не объяснимый страх. Он даже встал во весь рост, высунувшись из укрытия, чтобы лучше разглядеть человека, которым управляла сейчас сама смерть. И если бы сейчас какая шальная пуля нашла лейтенанта, то зрелище демона с горящими адским огнем глазами было бы последним, что увидел в последнюю минуту своей жизни Педро Сарриа, чернокожий потомок завезенных из Африки рабов…
С ужасом осознав, что сейчас он представляет собой отличную ростовую мишень, Педро рухнул под защиту бруствера. И уже оттуда продолжал с бешено колотящимся сердцем наблюдать за вражескими бойцами, которые, явно потеряв рассудок, неслись к крепости, стреляя на бегу из винтовок. И особенно за их вожаком, который летел вперед, размахивая пистолетом.
Теперь он уже не казался Педро демоном – просто отчаянный человек, который не боится смерти.
«Какой смельчак!» – лейтенант невольно залюбовался вожаком, помимо своей воли проникаясь к нему симпатией. Это был достойный противник, но он был все-таки человек, а не демон.
А люди, как известно, смертны, особенно если их хорошенько нашпиговать пулями.
Вот и этот красавец сейчас делал последние шаги по грешной земле…
Сарриа, стараясь не высовываться из-за укрытия, уложил винтовку поудобнее на бруствер, поймал в перекрестие прицела переносицу командира мятежников.
Он хотел лично отправить к праотцам вожака напавшей на них стаи шакалов.
Но едва палец лейтенанта коснулся спускового крючка, его череп словно раскололся от боли. Педро Сарриа отбросил винтовку, заорал, схватившись за голову. Боль внутри была такая, словно в мозгу разорвалась граната. Мыслей никаких не было – их съела адская боль, но где-то на подсознательном уровне лейтенант понимал, что он ранен в голову и сейчас умрет…
Но смерть не приходила – вместо нее он услышал голос… Нет, даже не голос – просто в голове отпечатались, как библейское «Мене, текел, упарсин!», два коротких слова: «Выстрелишь – умрешь!»
И тут же боль отступила. Только в голове стоял шум.
Не понимая, что он делает, лейтенант поднялся на ноги. Он тяжело дышал, хватая воздух дрожащими губами – словно рыба, выброшенная на берег. Страх сковал его разум, и Сарриа перестал осознавать, что снова представляет собой прекрасную мишень.
Но пули почему-то обходили его стороной, хотя лейтенант слышал их свист совсем рядом.
9
Внизу, всего в нескольких десятках метров от лейтенанта, рядом с воротами стоял вожак мятежников, командуя штурмом. И свинцовый дождь, который поливал все окружающее пространство, казалось, обходил его стороной.
И его, и бунтовщиков, которые заполонили всю площадь.
«Они что, заговоренные? – лейтенант так и стоял на крыше во весь свой немалый рост, рискуя поймать пулю. – Или… зомби?»
Кто такие зомби, Педро Сарриа знал – опять же по рассказам бабушки, дед которой был знаком с магией африканских вуду и даже будто бы не раз поднимал умерших из могил.
Но если это действительно зомби, сопротивляться нет смысла – им не страшны пули. Да и голос, который проник в мозг, мог принадлежать тому, кто натравил на них армию восставших из праха, оживших мертвецов.
Словно услышав его мысли, вожак осаждавшей казарму стаи поднял голову – и встретился с Сарриа взглядом.
Лейтенант, не выдержав, отвел глаза – то действительно был взгляд не человека, а демона. Ибо только у демона в глазах может плескаться темнота – жуткая и притягательная одновременно. Такая, что лейтенанту захотелось спрыгнуть с крыши, чтобы стать частью этой самой бездны и тем самым обрести покой.
И вдруг демон, в тигриных глазах которого пылала чернота, остановился – словно к чему-то прислушиваясь. Затем замотал головой, словно пес, вытряхивающий из ушей воду. Схватился за сердце, пошатнулся…
Но устоял на ногах.
И когда пришедший в себя лейтенант встретился с ним взглядом, то увидел перед собой глаза человека. Просто утомленного боем человека, а никакого не демона.
И этот человек кричал:
– Отходим!
Фидель вдруг ощутил себя не только сильным – всемогущим, почти равным античным титанам или даже богам. И это чувство передавалось его соратникам, которые, словно наливаясь неведомой силой, рвались вперед, на врага. И пули обходили их стороной.
Это ощущение – что он, Фидель, и его бойцы обрели нечеловеческие возможности, было таким, что его нельзя было сравнить ни с чем. Даже с сексом. Ибо если секс – это соединение с женщиной, то сейчас Фидель сливался со Вселенной. Еще мгновение – и он станет ее частью, возвысится над людьми и их суетой, превратившись в божественную сущность, и в его власти будет решать, кому жить, а кому умереть. И никто не сможет остановить его…
Вдруг Фидель почувствовал, что его пронзил чей-то колючий взгляд. Он приостановился, поднял голову и увидел на крыше казармы пожилого черного офицера. Тот стоял во весь рост, не опасаясь пуль, и пристально смотрел на него. И хотя негр-батистовец не кланялся пулям, в его глазах застыл страх.
Фидель ухмыльнулся – да, тому есть чего боятся. Скоро этот офицеришка, как и все, кем он командует, умрут. Умрут, потому что они не только враги, но и всего лишь жалкие людишки, пыль под ногами…
Фидель хотел поднять пистолет, чтобы выстрелить в батистовца – и почувствовал, что рука не слушается его. Он изумился: амулет по-прежнему жег грудь, наполняя тело неведомой силой, но в сердце уже коварной змеей вползала тревога. И Фидель вдруг понял, что победа сейчас ускользнет из рук. Потому что победить ему не даст тот, кто гораздо сильнее и могущественнее его.
Покровитель.
Обитала Аягуна…
«Как же так? – Фидель не мог поверить, что такое может случиться. – Почему?»
Сердце пронзила нечеловеческая боль, вышибая из головы все мысли, а из души – чувства. Перед глазами встала черная стена, и она стремительно надвигалась на Фиделя, намереваясь раздавить его – земляного червяка, который возомнил себя всемогущим богом…
Спустя невероятно долгое время, когда Фидель осознал, что он все-таки жив, стоит посреди площади, а вокруг него свистят пули, он услышал тихое, но властное:
«Еще не время…».
Амулет больше не обжигал грудь – он был холоден, как лед. И сердце металось в груди, как пойманный в силки суслик.
Тому, кто всего лишь мгновение назад ощущал себя властелином Вселенной, теперь было трудно осознать, что он просто человек.
Мелкая песчинка в жерновах безжалостного мироздания…
Это было поражение, в которое не хотелось верить. Покровитель не только не дал Фиделю завершить штурм Монкады победой – которая очень много значила для дальнейшей борьбы с диктатурой, – но и посмеялся над ним, одним движением вселенской ладони скинув его с вершины, на которую сам только что вознес.
Почему Покровитель так поступил, размышлять времени не было – солдаты вели по повстанцам плотный огонь, и острые носы пуль рвали тела товарищей, окропляя кровью мостовую.
Но ни одна из них не задела Фиделя – словно он был заговоренный.
«А я и есть заговоренный! – Фидель бросил взгляд, полный ненависти, на стены неприступной крепости. Если бы его глаза извергали пламя, то от Монкады остался бы спекшийся камень. – И Покровитель оберегает меня…»
– Отходим! – закричал Фидель. – Все отходим!
Он не привык отступать – но амулет обжигал грудь холодом, и поэтому не имело смысла геройствовать.
10
Штурм провалился, и оставаться на ферме «Сибоней», куда отряд повстанцев вернулся после отступления, стало опасно.
Фидель с группой бойцов – всего восемнадцать человек – ушел с базы вечером, сообщив тем, кто не решился отправиться с ним, что они будут двигаться вдоль побережья.
Однако, пройдя вдоль океана километров пятнадцать, вдруг отдал приказ повернуть к горам Гран-Пьедра. Амулет жег сердце, но Фидель и без напоминаний Покровителя понимал, что они должны сбить со следа преследователей.
Всю ночь и весь следующий день отряд двигался по обрывистым лесистым склонам, пока не наткнулся на одинокую хижину, затерянную среди деревьев. Как оказалось, в убогой халупе жила старуха – такая древняя, что сама давно уже забыла, сколько ей лет.
У Фиделя сразу, едва он увидел дряхлую, опирающуюся на суковатую палку негритянку, возникло ощущение, что она тоже знакома с обрядами сантеро – очень уж колким на какой-то миг сделался взгляд ее водянистых глаз. И амулет опять нагрелся – но это был не жар огня, а теплота утреннего солнца.
Старуха не стала спрашивать, что делают вооруженные люди в таком дремучем лесу, только скрипуче сказала:
– Когда-то я помогала мамбисам…
Мамбисами на Кубе крестьяне называли солдат армии Хосе Марти и Антонио Масео, которые сражались за освобождение Кубы от власти испанской короны.
Война за независимость отгремела почти шестьдесят лет назад, так что возраст негритянки внушал уважение.
В лачуге не было ничего съестного, кроме заплесневелых корок хлеба, поэтому Фидель не стал останавливаться на отдых, решил продолжить путь дальше по склонам Гран-Пьедры. Он был уверен, что по пятам его отряда уже бегут батистовские ищейки. А еще он старался не думать, что могло произойти с его товарищами, которые, не вняв голосу рассудка, остались на ферме.
– Внучок вас проводит, – сказала старуха.
Внучком оказался хмурый верзила лет восемнадцати, который годился бабке в праправнуки.
Фидель так и не узнал, как его зовут, – парень оказался неразговорчивым. Однако довел отряд до вершины по самой короткой дороге – если, конечно, можно была называть дорогой узкую тропу, которая терялась в густых зарослях.
Фидель был уверен, что никто, кроме этого безымянного парня, не найдет эту дорогу, а сам парень не покажет ее никому даже под пыткой.
Через три часа пути по горному кряжу Фидель разрешил уставшему отряду сделать короткий привал.
Измученные бойцы рухнули на землю. Они рвали траву, пытаясь хоть как-то утолить голод – прошло уже двое суток с тех пор, как они нормально поели в последний раз.
Фиделя тоже мучил голод, однако он старался не думать о еде. Амулет, который он переложил из внутреннего кармана френча во внешний, то нагревался, то становился холодным, как лед, и Фидель никак не мог понять, что хочет от него Покровитель. Он снова и снова прокручивал в памяти картины боя у стен Монкады – когда, казалось, победа была близка, потому что Фидель ощутил себя титаном, которому по силам свернуть горы в одиночку. Но он был не одинок – рядом с ним шли в атаку его бойцы, такие же бесстрашные воины. И потом, когда они неслись на машинах в Сибонею, и в самой Сибонее повстанцы, вспоминая перипетии боя, никак не могли понять, почему так произошло… Общий лейтмотив разговоров был один: вначале на них как будто что-то накатило, что избавило от страха смерти, и от этого силы словно удесятерились, и каждый чувствовал себя древним титаном, почти сверхчеловеком…
Ощущение, несомненно, было приятным – как оргазм.
И таким же мимолетным, потому что потом откатило, и Фидель почувствовал себя жалким муравьем, которого всего лишь на миг, словно в издевку, превратили в титана, равного богам, а потом вернули обратно в прежнюю человеческую оболочку.
И если, почувствовав на секунду, как приятно осознавать себя сверхчеловеком, ты вдруг оказываешься снова в положении муравья – ты начинаешь понимать, что это произошло не просто так.
Тебе просто показали, что есть ты – и есть они.
Те, кто стоит выше тебя.
Они могут возвысить тебя до небес – а могут низвергнуть в царство Тартара.
Они могут все, даже оказать тебе покровительство – но за него нужно платить.
Чем он, Фидель, должен заплатить своему Покровителю? Кто он вообще такой? На самом деле древний бог? Или демон – библейский падший ангел, – низвергнутый с небес в преисподнюю?
Раньше Фидель не задумывался над этим вопросом. Он с детства знал, что его оберегают какие-то высшие силы, и воспринимал это как должное, как само собой разумеющееся.
Но сейчас, после неудачного штурма, Фидель вдруг подумал: а если Покровитель на самом деле не помогает ему, а просто играет с ним?
Захотел – дал силу, захотел – забрал назад…
Иначе как объяснить, почему Покровитель украл у него победу. Что ему стоило помочь захватить Монкаду? Почему он сказал: «Рано!»? Неужели мы, люди, для всех высших сил всего лишь пешки на гигантской шахматной доске, которые они двигают по своему усмотрению? Тысячи раз, с самого раннего детства, Фидель слышал слова: «Пути Господни неисповедимы», но они относились к библейскому Богу.
Теперь же к Фиделю приходило понимание, что так можно сказать обо всех богах – и даже демонах…
11
После короткого привала отряд продолжил свой путь через горные чащобы.
Правда, не в полном составе – пятеро решили вернуться.
Фидель скрепя сердце отпустил их – понимая, что его соратники уходят на верную смерть.
Фидель уже знал, что горные тропы, которые вели к подножию Гран-Пьедры, уже перекрыты озверевшими батистовцами, и в плен они никого не берут.
А потом долго куражатся над уже мертвыми телами.
Радовало одно: Фидель знал, что Рауль, которого он видел последний раз перед началом штурма, был жив. Брат вместе со своим небольшим отрядом сумел отступить из Дворца правосудия без потерь и в одиночку решил добираться до Бирано, где надеялся отсидеться у отца. Однако Раулю не удалось выбраться из города – его арестовали батистовцы и бросили в тюрьму. Слава Покровителю, особо не били…
Взяли Фиделя ранним утром первого августа. Он и двое повстанцев, которые решили остаться с ним до конца, переночевали в какой-то охотничьей хижине, на которую набрели случайно, едва заметив в полной темноте.
Удалось не только подкрепиться – на колченогом столе нашлись куски черствого хлеба, но и залить невеселые мысли алкоголем – под топчаном обнаружилась раскупоренная бутылка виски.
Фидель не пил, но и товарищей не отговаривал – понимал, что эта ночь может стать последней в их жизни.
Последней для его парней – и, возможно, для него самого. Амулет уже два дня был холоден, как лед в Антарктике, и Фидель не знал, станет ли Покровитель помогать ему.
Не смахнет ли с шахматной доски надоевшую пешку.
Фидель не спал, когда услышал шум шагов рядом с хижиной.
Он понял, что их окружили солдаты. Хотел разбудить товарищей, которые, ополовинив бутылку, шумно храпели на лавках. Но не стал – смерть во сне не так страшна, как если ты глядишь ей в лицо.
Тем более смерть от пули.
Амулет по-прежнему не подавал признаков жизни.
Снаружи что-то лязгнуло – очевидно, кто-то из солдат передернул затвор.
И в следующую секунду хлипкая дверь влетела внутрь помещения, выбитая ударом ноги.
Прогремели первые выстрели, раздались и стихли стоны – и в тело Фиделя уперся частокол стволов, которые хищно смотрели на него черными зрачками.
Так же хищно, с ненавистью, взирали на него солдаты.
«Вот и все, – подумал Фидель. – Мой Покровитель, почему ты больше не помогаешь мне?»
Фиделю показалось, что в ответ на эти мысли амулет стал чуть теплее.
12
Лейтенант Сарриа командовал взводом солдат, которые шли по следу главаря мятежников.
Сарриа уже знал, что штурм и захват Монкады был спланирован адвокатом Фиделем Кастро Рус и должен был послужить сигналом для антиправительственного мятежа на востоке Острова. Этот жалкий юристишко возомнил себя новым борцом за свободу, считая себя продолжателем дела великого Хосе Марти!
– Ты должен уничтожить главаря преступной шайки, – сказал лейтенанту Сарриа полковник. – Тебе скоро в отставку уходить, а ты все ходишь в лейтенантах…
В словах полковника звучала ничем не прикрытая издевка. Полковник был молод – не больше сорока, а Сарриа недавно исполнилось 53, и уже лет тридцать он ходил в лейтенантах, хотя все эти годы нес службу исправно. В далеком 1942-м, когда Куба объявила войну Германии, даже подавал рапорт об отправке добровольцем в Европу – но его не отпустили, и Педро не стал настаивать. Он был военным до мозга костей и не считал нужным оспаривать приказы.
– Но ты можешь оставить службу капитаном или даже майором, – продолжал заливаться соловьем полковник, но в этом сладком пении лейтенанту слышались только фальшивые ноты.
Если ты не стал капитаном десять лет назад, когда все твои товарищи по службе уже получали майора, то наверняка не станешь им и сейчас.
Хотя бы потому, что тебе уже прямо намекают об отставке.
А еще потому, что ты – черный.
В кубинской армии всегда служило много негров, но никто не дослуживался до высоких чиной и званий.
Взвод лейтенанта Сарриа окружил хлипкую халупу, в которой, по словам одного из пойманных бунтовщиков, ночевал главарь с небольшим отрядом.
Было тихо – даже птицы не пели.
Лейтенант посмотрел на часы и отдал приказ.
Дюжина солдат ворвались внутрь домика, застрекотали автоматные очереди.
«Вот и все, теперь можно и в отставку», – с облегчением подумал лейтенант, входя внутрь.
Действительно, двое – всего двое? – мятежников валялись на полу, изрешеченные пулями, а солдаты держали на мушке их главаря.
Того самого, который так самоотверженно командовал штурмом.
Того самого, который в тот миг был похож на демона.
Того самого, которого он, лейтенант Сарриа, взял тогда на мушку, но почему-то не смог выстрелить
Но сейчас ему не уйти, и возмездие свершится.
Фидель без страха смотрел в черные глазки направленных на него стволов, ожидая, когда раздастся последний выстрел.
В комнату вошел офицер – негр, в его глазах плескалась ненависть. Но выглядел он измученным.
И Фидель понял, что сейчас этот чернокожий батистовец отдаст приказ – и эти слова станут последними, которые он услышит перед тем, как навсегда уйти туда, где его ждут товарищи по борьбе.
Он не хотел умирать – вот так, в самом начале своего пути…
– Покровитель, Обитала Аягуна, почему ты оставил меня? – прошептал Фидель. И закрыл глаза, чтобы не видеть свою смерть.
И вдруг он почувствовал, что амулет чуть потеплел. Или это ему только показалось? Фидель не мог сунуть руку в карман, чтобы проверить, потому что солдаты наверняка воспримут его движение как попытку достать оружие и откроют огонь.
Хотя какая разница – секундой раньше или позже?
Но нет, он не ошибся – камень становился все горячее и горячее.
– Обитала Аягуна…
Пламя разгоралось в груди, и сердце было готово выскочить наружу – но уже не от страха, а от понимания того, что Покровитель снова с ним.
Фидель открыл глаза и с вызовом уставился на черное лицо офицера.
Тот сплюнул на пол, скривил в презрительной усмешке губы.
Вожак стаи безвольно валялся на рваной дерюге, ожидая смерти. В его черных глазах застыл страх – этот парень явно не горел желанием отправляться в гости к костлявой…
Лейтенант поднял руку, собираясь опустить ее вместе с короткой командой.
Но только он собрался отдать приказ солдатам, как увидел, что губы бунтовщика что-то шепчут. Сарриа не услышал его слов, но почему-то ему сразу стало страшно. Спина покрылась липким холодным потом. И приказ, который он хотел отдать, острой рыбьей костью застрял в горле.
А тот, кто только что был загнанным зверем, готовым молить о пощаде, теперь походил на хищника, готового разорвать любого, кто станет у него на пути. Сарриа задрожал, зажмурился – он не мог выдержать желтый взгляд изготовившегося к прыжку тигра. И в мозгу снова, как и тогда, когда этот тигр шел на штурм, словно взорвалась граната – и тот же тихий, но властный голос сказал как отрезал: «Следом – ты!»
И лейтенант Сарриа, мокрый от ледяного пота, понял, что он сейчас снова только чудом избежал смерти, потому что нечто, что стояло сейчас за спиной этого бунтовщика, может убить его быстрее, чем он откроет рот, чтобы отдать команду солдатам.
Могло убить – но не убило. Оставило жить – но наверняка не потому, что не хотело убивать, – а по той простой причине, что он, лейтенант Сарриа, черный, 53 лет от роду, был зачем-то этой силе нужен.