Синяя звезда Куприн Александр

Я рухнула в кресло, в полном бесчувствии нащупала на столе пачку сигарет. Кое-как ухватив, долго таращилась на нее, пытаясь понять, что это и зачем оно мне нужно. Слабый отблеск не столько мысли, сколько привычки, позволил мне, наконец, вытащить из пачки сигарету. Я закурила, выдохнула дым… Вроде полегчало.

– Ром, я в своем уме?

– Тебе лучше знать. Есть хочешь?

Не понимаю, почему он так спокоен? Другой на его месте завизжал бы и давно убежал подальше. А есть я не только не хочу, но и не смогу, даже если захочу.

– Значит, кофе.

Он поставил передо мной стакан и предупредил:

– Не обожгись, слишком горячий.

Я мельком взглянула на пока недосягаемый кофе.

– Рома, что со мной случилось?

Он сел в свое кресло, внимательно глядя на меня, и вдруг разразился хохотом.

– Я, конечно, предполагал, что мне ничего не обломится. Так спать, как ты, не всякому дано. Ты ухитрилась уснуть прямо посреди очередного поцелуя…

– А дальше? – мое дыхание решило, что я некоторое время могу обойтись без него, и затаилось.

– Я уложил тебя, выключил свет и собрался улечься рядом, чтобы последовать твоему примеру. Но ты уже начинала светиться, поэтому мой пытливый ум заставил меня сесть в кресло, чтобы внимательно изучить сей странный феномен, – Роман методично стругал бутерброды, одновременно излагая подробности.

– И ты не спал всю ночь? – дыханию пришлось вернуться, потому что пауза, которую оно тянуло, начала становиться просто неприличной.

– Еще чего, – Роман протянул мне бутерброд, но, убедившись в том, что я его действительно не хочу, сунул его себе в рот, прожевал, проглотил и добавил: – Я сидел, смотрел, засыпал, просыпался, снова засыпал… и так и провел ночь… если и без удовольствия, то хотя бы не без пользы.

– И что мне теперь делать? – простонала я.

– Меня больше интересует, что мне делать? – он ухватил следующий бутерброд. – Как мне устроить твой режим на судне, чтобы никто больше не видел тебя спящей?

– Ты думаешь, что я теперь всегда… – мой голос дрогнул, – всегда буду…

– Кто знает, если ты не знаешь сама? Подстраховаться не вредно, а то я опасаюсь, как бы кто из мужиков рассудком не повредился от такого зрелища, – равнодушно заметил он, отчего мне показалось, что судьба несчастных мужиков его волнует менее всего. – Думаю, твой кофе уже остыл.

Отхлебнув кофе, который и в самом деле успел остыть до нужной температуры, я спросила:

– И что теперь?

Роман встал, подошел к окну, отодвинув занавеску, выглянул наружу, где темнота неторопливо начинала разбавляться жиденьким рассветом.

– Форд уже ждет под окном, поэтому мы собираемся и отправляемся на судно.

– Форд?

– Угу, – Роман сосредоточенно укладывал барахло в сумку. – Мы с ним еще вчера договорились, что я его отпускаю погулять, а он дал мне честное слово, что утром будет ждать нас здесь.

То-то он под ногами не путался. Значит, свои замыслы Роман взлелеял заранее… а я-то…

– Мне жаль, что так получилось…

– Не надо, не жалей, – Роман закончил сборы и внимательно озирал пространство, пытаясь понять, все ли он уложил.

– У нас все еще впереди.

Не встретив никого в полутемных коридорах гостиницы, мы вернули ключи сонной дежурной и вышли в еще не проснувшееся холодное хмурое утро. Форд радостно бросился к нам, вертя хвостом так, как будто мы не виделись по крайней мере год, а не сутки.

– Я уже волноваться начал. Вдруг чего перепутал и не там жду?

– Все хорошо, – Роман, отстраненно потрепав его по затылку, двинулся в сторону судна. – Умница. Не нервничай.

– Как не нервничать, – заметил Форд, резко плюхаясь на зад, чтобы выскрести ухо. – Там этот дендроид небось еще не протрезвел, а я этого не люблю, ты же знаешь.

– Где ты только слов таких нахватался, – усмехнулся Роман, обернувшись к нему, – университетов вроде не кончал?

– Среда провоцирует, – на ходу, обгоняя нас, бросил Форд.

– С кем поведешься…

Мы шли по заиндевевшим деревянным тротуарам, оставляя на них отчетливые следы своего мимолетного соприкосновения с ними: две пары отпечатков – здоровенных с рубчатой подошвой и маленьких с изящным женственным узором – окруженных вертлявой цепочкой следов босых собачьих лап. Дома, стоящие по дороге, медленно просыпались, моргая спросонья зажигающимися окнами. Наше судно мирно спало. Трап был убран на ночь, мы перебрались через борт, затащили с собой Форда и, громко хлопнув дверью камбуза, поставили чайник на плиту. Так же демонстративно мы хлопнули и дверью кают-компании. Желаемый эффект не заставил себя долго ждать, капитан Гена, почти не помятый, вскорости хрипло приветствовал нас с возвращением.

Роман поинтересовался, есть ли у капитана причины для задержки? Капитан ответственно отперся – все мытые, все на борту, причин даже он изобрести не может – и рысью отправился к движку. Роман выскочил на причал, отшвартовал наше неказистое корыто, перепрыгнул на борт… и мы были вольны двигаться дальше, в ту сторону, куда неумолимо тащила нас на поводке настырная судьба.

После традиционного утреннего чаепития мы с Романом, прихватив для компании Форда, отправились в трюм разбираться с моими причиндалами. Ванька собрал меня на совесть, все нужное барахло оказалось в полном порядке. Сети набраны и аккуратно завязаны, можно не перебирать, мальковые ловушки при новых веревках, в общем, придраться было не к чему, можно в любой момент начинать работу. Закончив рекогносцировку, мы оставили Форда дрыхнуть внизу, а сами выбрались наверх.

Я только успела прикурить, как выполз не столько помятый, сколько изжеванный Юрик. Глядеть на него было выше моих сил, поэтому я умоляюще посмотрела на Романа. Он сначала осуждающе вытянул губы, укоризненно покачав головой. Потом нахмурил брови и нырнул в трюм, откуда вернулся уже с бутылкой спирта. С гордо поднятой головой он направился на камбуз, а Юрик, подобострастно изгибаясь и шаркая с устатку ногами, поволокся за ним.

Из камбуза Роман вышел уже с двумя бутылками. Устроив Юрика с одной из них в кают-компании, остатки спирта снова вернул под надзор непьющего Форда. Видимо, на запах к Юрику слетелись остальные страдальцы, правда, следует признать, капитан, к его достоинству, в их число не входил. Стойко цепляясь за штурвал, он исправно нес свою вахту. Я подумала, что ему, не исключено, придется тащить на себе еще чью-нибудь. Правда, можно было подозревать, что для него это было не впервой.

– Зачем ты их подпоил? – спросила я Романа, выбравшегося из трюма с довольной мордой.

– Чтоб под ногами не путались, – извернувшись назад, чтобы стряхнуть со штанов какую-то налипшую грязь, ответил он.

– По-моему, – фыркнула я скептически, – они как раз на всю катушку начнут путаться под ногами.

– До поры до времени, – невозмутимо ответствовал он. – Зато спать будут крепко. А все странности можно будет списать на их нетрезвую память.

– Тоже до поры до времени, – заметила я, пожимая плечами.

– Нам должно хватить, – непонятно ответил он. – Пошли, погреемся.

И мы спустились в кубрик, где, кроме привычного запаха несвежих носков, дополнительно обнаруживался стойкий запах перегара. Особой возможности, да, честно говоря, и желания проветривать кубрик не было по причине собачьего холода снаружи, поэтому пришлось принюхиваться. К счастью, способности человека приспосабливаться к любому, даже самому дерьмовому окружению, достаточно высоки, иначе ему пришлось бы вымереть еще в пещерный период.

Вскоре мы перестали замечать ароматы окружающего пространства, нам было тепло и хорошо вместе. Мы сидели в обнимку на Романовой полке, немного болтали, много целовались. Впрочем, как оказалось, времени на удовольствия нам было отпущено всего ничего. Моя голова привычно закружилась, и показалось, что мы слишком много болтали, а целовались чересчур мало.

Яркий синий цвет снова вспыхнул внутри, заливая меня собой, утаскивая в свою глубину…

На этот раз створки спящих зеркал были повернуты друг к другу. Расмус прикоснулся к поверхности стекла, она вздохнула, замерцала, и по зеленой траве под ясным небом снова побежала спустившаяся с неба белая птица. Она отражалась в противоположных створках зеркала, сливаясь с изображениями белой лошади, черной птицы и черной собаки. Нечто черно-белое, огромное получилось в результате, я никак не могла рассмотреть, что же там ворочается в глубине стекла. Только одно было ясно – у этого чего-то есть крылья и лапы. Одна из лап, здоровенная, когтистая, начала проступать наружу, демонстрируя острые когти, чешуйчатую кожу… Дракон!

– Расмус! Это дракон?

– Конечно, – равнодушно пожал он плечами. – А что в этом, собственно, такого?

Черт его знает, чего? Расмус, наверное, не первый раз общается с драконами, а я… Мне, может, страшно, я же не знаю, что способен вытворить дракон? Правда, если подумать немного, чего мне бояться, до сих пор все эти сны ничем плохим не кончались. Дракон, так дракон…

В пространстве каюты материализовалась вторая лапа, выступила наружу объемистая, как нос корабля, грудь. Высунулись и глубоко вздохнули черные дыры ноздрей, открылись яростные золотистые глаза с черным продолговатым зрачком. Длинная шея вытянулась в нашу сторону, голова приблизилась к моему лицу.

– Не боишься?

Я покачала головой. Нет, я уже не боялась, мне стало интересно. Зачем это Расмусу на космическом корабле понадобился дракон? Как он собирается передвигаться по узким коридорам и помещаться в микроскопических каютках?

Окончательно выбравшись из зеркала, дракон задней лапой неуважительно отпихнул стекло назад. Я вздрогнула в предчувствии разлетающихся осколков, но, как оказалось, напрасно. Створки в полете аккуратно сложились и прислонились к стене, в самом углу.

Дракон же отряхнулся, как мокрая собака, недовольно фыркнул носом, затем низким дребезжащим басом произнес:

– Приветствую присутствующих! Привет тебе, маленькая Холли, хоть тебя зовут совсем не так. И ты, Расмус, здравствуй! Что, уже пора? Она готова?

Расмус кивнул головой:

– Пожалуй, да. Привет и тебе, Генри! Я не выдержала:

– Расмус, получается, что конь, попугай и дракон – одно и то же? Я не понимаю, как это происходит?

Генри не удержался, уточнив:

– Не просто дракон, а зеркальный дракон…

А Расмус, отстраненно взглянув на меня, повернулся к Генри, задумчиво заметив:

– В какой-то мере он не совсем настоящий. Некоторым образом, это мое собственное отражение…

Ничего себе! Какие странные идеи могут присниться человеку! Это же надо, до чего могут додуматься одуревшие от сна мозги… Отражение человека в виде дракона? Да еще и способное выбираться наружу из зеркала и вполне эффективно функционировать?

Расмус пожал плечами:

– Ох, Холли, знала бы ты, как много можно найти внутри каждого человека. И прекрасного… и настолько ужасного, что лучше бы ему никогда не встречаться с этой стороной своей натуры. Впрочем, с Генри ты уже знакома, поэтому вполне можешь себе позволить не бояться.

Ох, Расмус, с чего это мне его бояться, если он только твое отражение? Я ведь и тебя уже давно не боюсь. Хотя черт его знает, может и напрасно? С этой стороной твоей натуры я еще не знакома. А, проснусь, как всегда! Нечего беспокоиться!

Расмус ехидно усмехнулся, но ничего не сказал. Зато сказал, точнее, пророкотал Генри:

– Когда отправляемся?

– Не волнуйся, мой дорогой, не для того я тебя вызвал, чтобы мариновать в этой коробке. Сейчас мы соберемся и все, можно двигаться.

– Куда двигаться? – тупо спросила я.

– К Трем Королям, – вздохнул Расмус, открывая незаметную дверцу в стене. – Ты, надеюсь, еще не забыла, зачем ты здесь?

Он вытащил из шкафа пару скафандров, брезгливо осмотрел их:

– Терпеть не могу находиться внутри подобного свершения человеческой мысли. Даже не почесаться в случае надобности. Но… нам нужно экономить энергию, потому что внизу полная неизвестность. Сможем ли мы найти там подходящий источник энергии? И сколько сил нам потребуется на наши подвиги? Иди сюда, Холли, я помогу тебе влезть в это.

Влезть в это оказалось действительно нелегким делом. Но, в конце концов я оказалась внутри скафандра, который скорее выглядел громоздким и неудобным, чем был таковым на самом деле. Расмус поднес к моей голове шлем, и последнее, что я успела у него спросить до того, как скрыться под прозрачной сферой, было:

– Расмус, мы же с тобой летали в космосе не один раз и без всяких скафандров?

Не снизойдя до ответа, он нахлобучил на меня шлем, который с легким чмоканьем присосался к горловине скафандра. Только после этого он спросил с изрядным ехидством:

– А ты уверена, что мы с тобой были там на самом деле?

Очень интересно, озадаченно подумала я. Мы же действительно летали среди звезд без скафандров и… И потом… мы же вместе с ним собирали звездную пыль? Или мне это приснилось? Тут я истерически захохотала над своими дурацкими измышлениями. Как я могу быть уверенной в том, что мне снилось? И в том, что снится сейчас?

– Вот так-то лучше, – усмехнулся Расмус, надевая прозрачный шар на собственную голову. – А то умствуешь с утра с безобразно серьезным лицом. Твоему милому личику не подходит вытянутое выражение, ты согласен со мной, Генри?

– Серьезные женщины утомляют, – вздохнул Генри. – Мне нравится, когда они хихикают без остановки.

Он распростерся на полу, галантно предложив мне:

– Прошу вас, сударыня, устраивайтесь со всеми удобствами. Буду счастлив служить вам.

Стоило мне забраться на его спину между крыльями, как он поднялся на ноги, в смысле, на лапы. Расмус с удивлением поинтересовался:

– А я как буду на тебя громоздиться? Подождать не мог, зараза?

Генри даже не подумал повернуться в его сторону, бросив:

– Влезешь как-нибудь, куда ты денешься? Ты ведь не хлипкая дамочка.

– Ну, смотри, сам напросился, – фыркнул Расмус.

Он преспокойно схватил дракона за кончик хвоста и начал подтаскивать к себе. Генри не помогли даже растопыренные когти, которыми он пытался задержаться на скользком полу. Расмус, перебирая руками хвост, как обычную веревку, подтащил Генри к себе, оттолкнувшись от основания хвоста, как при игре в чехарду, быстрым движением оказался на спине. Подскочив к голове, он дернул его за ухо и рыкнул:

– Ты чего себе позволяешь, поганец?

– Это ты сам себе позволяешь, – Генри потряс выкрученным ухом. – Кто только что заявлял, что я ничто иное, как твоя часть? Вот и терпи сам себя, раз ты такой!

– Хорошо устроился, – Расмус захохотал. – Кончай пустой треп, вперед!

Стена, носом к которой располагался Генри, отодвинулась в сторону, за ней оказался шлюз. Дракон за пару шагов оказался внутри, стена за нами закрылась, наружные створки шлюза начали медленно расходиться.

– Почему мы не могли подлететь к планете на корабле? – тихо поинтересовалась я у Расмуса.

– Отчасти для конспирации. Хотел бы я знать, каким способом можно запеленговать зеркального дракона? А в некоторых сложных обстоятельствах Генри вообще незаменим, потому что способен помочь самым невероятным образом.

Последнее меня особенно успокоило, и я с неугасающим интересом снова начала разглядывать звезды вокруг нас, наслаждаясь бесподобной игрой их света на черной блестящей чешуе дракона. Но вскоре в моей голове возник очередной вопрос:

– Расмус, а как Генри обходится без воздуха?

– Холли, зачем отражению воздух? – укоризненно ответил вопросом на вопрос Расмус. – Ему нужен только свет.

– Еще ему неплохо бы указать дорогу, хотя бы до звезды, – в тон ему подал голос молчавший до сих пор дракон.

Расмус привычным жестом попытался щелкнуть пальцами, но перчатки помешали ему. Он неразборчиво ругнулся, после чего произвел более сложные пассы руками. В результате мы оказались летящими в круглом коридоре, образованном голубыми искрами. Генри разгонялся в сиянии указывающего путь коридора, звезды, просвечивающие сквозь него, начинали мелькать вокруг все быстрее и быстрее, пока не превратились в длинные иглистые штрихи света на фоне абсолютной черноты. Я закрыла глаза, зрелище по сторонам оказалось утомительным для них. Наверное, даже ухитрилась задремать, потому что, когда снова открыла глаза, голубое сопровождение исчезло. Небольшая желтая звезда с системой трех планет оказалась концом нашего пути.

– Которая нам нужна? – с замирающим сердцем спросила я Расмуса.

Я хорошо помнила шрам на его спине и потому отчаянно боялась предстоящих встреч. Сны снами, а проснуться без руки, ноги или головы – незавидная перспектива.

– Вторая, – Расмус протянул руку в ее сторону. – Не бойся, дорогая моя. Все будет хорошо, я тебя уверяю.

– Откуда ты знаешь? – почему-то я перешла на шепот.

– Мы же хотим, чтобы все было хорошо? – он улыбнулся, потрепав меня по плечу скафандра.

Я старательно покивала головой. Он рассмеялся:

– Значит, все и будет хорошо. Просто потому, что иначе быть не может!

Хотела бы я еще знать, что он подразумевает под тем, что будет хорошо? Что за все? Кому будет хорошо? И как оно будет?

Генри неотвратимо приближался к планете. На ее ночной стороне отчетливо виднелись беспорядочные яркие вспышки то здесь, то там. Мне стало совсем страшно:

– Что там происходит?

– Там уничтожают людей, – мрачно откликнулся Расмус.

– Но зачем?

– За ненадобностью, – тем же тоном заметил он. – Три Короля хотят сделать эту планету своей резиденцией.

– А мы успеем спасти хоть кого-нибудь?

– Кого-нибудь успеем, – Расмус нахмурился. – В прошлый раз, когда я был здесь, я успел поставить над несколькими крупными поселениями силовую защиту. Надеюсь, она еще действует. Не трави мне душу, Холли, здесь уже погибли три звездолета Космофлота. Я один, без твоей помощи, не смог справиться. А тащить тебя сюда, не обучив ничему, тоже не мог себе позволить. Все погибшие на этой планете люди стали заложниками времени, которое не ждет никого.

Тоже мне, нашел спасительницу. Сижу, трясусь от страха, распускаю сопли, а нос никак не вытереть, не дотянуться, не залезть под непреодолимую защиту шлема. Я с тоской посмотрела на Расмуса:

– С чего мы начнем?

– С посадки, моя дорогая!

Расмус засмеялся, но в его голосе слышалась горечь, когда он обратился к Генри:

– Выбери место потемнее, приятель. Она начинает светиться…

– В самом деле, – дракон покачал головой. – Сквозь скафандр пробивается. Вот уж не думал, что увижу в своей жизни такое, что выходит за пределы моего понимания.

Ни фига себе, даже для зеркального дракона происходящее со мной выходит за привычные пределы. А мне-то каково, мне, обычному человеку, непривычному к чудесам? Синий свет заполнил пространство шлема, и я перестала видеть все, кроме него, ярко-синего слепящего сияния, заполняющего меня и вытекающего из меня наружу. Синий, как… я пыталась сравнить его цвет хоть с чем-то знакомым, но попытка оказалась напрасной.

И я утонула в нем, растворилась, от меня ничего не осталось, кроме синего-синего, безумного синего света…

* * *

Всплыв из глубин наполняющей меня сияющей синевы, я открыла глаза, но свет так никуда и не исчез. Моя голова лежала на коленях Романа, надо мной склонялось его отражающее синеву лицо, выражавшее крайне непривычное выражение, но в чем оно заключалось, спросонья мне было трудно сформулировать. Что-то вроде нетерпеливого ожидания… как у ребенка перед новогодней елкой?

Он заметил, что я проснулась и, расправляя затекшие плечи, довольно уныло заметил:

– Ну, наконец-то! С возвращением!

– Откуда? – недоуменно вытаращилась я на его мерцающие синим глаза.

– Тебе лучше знать, – улыбка слегка изогнула губы Романа, а сияние в его глазах перешло в голубое.

Я горько вздохнула:

– Если бы я сама знала! С тех пор как у меня завелась проклятая Шуба, все пошло наперекосяк! – вспомнив о ней, я полезла под подушку за вещественными доказательствами.

– Ты так считаешь? – его голос стал недоверчивым. – Разве тебе плохо со мной?

– Я не это имела в виду! С того самого дня, как она появилась у меня, я начала спать как медведь зимой! – злобно встряхнув Шубу, я натянула ее на себя. – И со мной даже наяву начали твориться странные вещи, такие же неестественные, как во сне!

– Причем здесь твоя кофта? Во сне с человеком всегда происходят удивительные события, – Роман был безупречно спокоен.

– Да, во сне! Но наяву, в обычной жизни? – я была возмущена.

– Она тебе нужна, эта обычная жизнь? – заинтересовался Роман. – Зачем?

– Ну… – от неожиданности вопроса я чуть было не потеряла дар речи. – Как это? Какой еще может быть жизнь?

– Необычной, – пожал он плечами, – как сон.

В этот момент я потеряла дар речи окончательно.

А почему бы и нет? Что мне в той, обычной жизни? Работа на износ? Да, за энтузиазм неутоленного ограниченного познания и жалкие копейки. Дети? Они выросли, у них своя жизнь, обычная или нет, но уж какая есть, и в любом случае не моя. Друзья? Задавленный бременем семьи Ванька и Наталья с ее безумными установками насчет моей личной жизни. Что еще? Что еще было в моей обычной жизни? А больше и ничего. Нет, еще странные сны, которые никак не хотят вспоминаться. Теперь все…

– Но как… где взять эту необычную жизнь? Роман безобразно, отвратительно заржал:

– Оль, ты меня поражаешь! Очнись! Она вокруг тебя. А ты ее в упор отказываешься видеть. Или ты просто не проснулась?

Что-то я совсем запуталась в его построениях. Какой жизнью я живу? Если обычной, тогда еще ладно, можно рассуждать и стремиться к чему-то… а если необычной, чего он ко мне цепляется? Ничего не понимаю. Слабый голубой отсвет погас. Значит, я окончательно проснулась.

– Сколько времени?

– Актуальный вопрос хронической сони, – усмехнулся Роман. – Поздний вечер тебя устроит?

В кубрик просунулась голова Юрика, его редкие вздыбленные волосенки светились тусклым нимбом в свете рубки за спиной:

– Ром-ма? – его язык шевелился из последних сил. – М-можно? С-спать?

– Можно, – вздохнул Роман. – Вали, спи…

Желающих оказалось намного больше одного. Вслед за Юриком с его огнеопасным перегаром ввалились боцман Гена и тихий Коля. Гена немедленно и привычно сообщил мне, что я самая лучшая. Коля, стесняясь, как застуканная за поеданием хозяйского сыра мышь, молчком метнулся на свое место. Мне стало смешно. Обычная жизнь, что тут такого! Каких только чудес в ней не случается… чудес обыденности… и обычных чудес… и необычных…

– Пойдем, – дернул меня за руку Роман, – о чем ты так внезапно задумалась?

Я пожала плечами, не утруждая себя объяснениями – успеется. Скорей наружу, на свежий воздух, дышать стало нечем! Выскочив в рубку, я кивнула сосредоточенному капитану, прорываясь дальше – атмосфера и тут оказалась вполне насыщенной, даже чересчур.

Отдышавшись и проветрившись на палубе, посмотрела на Романа, неотступно следовавшего за мной.

– Рома, мне начинает казаться, что ты становишься моей тенью. И уже, как настоящая тень, знаком с такими секретами, которые знаем только я и она, а больше никто.

– Тень? Или недостающая половина? Она может знать намного больше, хотя бы потому, что тени недоступна темнота.

Я обняла его. Конечно, половина, сколько можно закрывать глаза на свершившееся? Роман обнял меня одной лапой, второй трепанул волосы.

– Я рад, что ты со мной согласна. Но это неправда… Я не рад…

Я отпихнула его от себя, чтобы внимательно посмотреть в его бессовестные глаза. Он схватил меня за успевший покраснеть холодный нос.

– Я не рад, я счастлив! Нет, не счастлив… Мои чувства не поддаются описанию, поэтому позволь мне промолчать, чтобы надежнее прочувствовать величие момента! А твой нос совсем не рад происходящему, пошли, погреем его где-нибудь около чайника. Заодно пора решать, что будем делать с работой. Ты еще не забыла, зачем мы здесь оказались?

До сих пор мне казалось, что помнить, куда и зачем, следует высокому начальству, а не рядовым безответственным. Так я ему и заявила, а Роман, как ни странно, согласился:

– Все правильно, поэтому как начальник экспедиции я приказываю начать исполнение программы непосредственно по прибытии на место назначения!

Исполним, чего уж там, только где оно, место назначения и исполнения?

Роман отправился к капитану выяснять наши координаты. Я грела нос над кружкой, обдумывая творящееся вокруг. Сначала подумалось, что это не сон, но, по некотором размышлении, решила, что все-таки сон. Такого в обычной жизни не бывает. С другой стороны, в необычной…

Вернувшийся Роман прервал мой поток глубокомыслия:

– Спать хочешь?

Странный вопрос, вроде я только что проснулась, о чем и не замедлила ему сообщить. Роман устроился рядом, потер сонные глаза и заметил:

– Зато я хочу. А если усну, то могу прозевать, когда заснешь ты. И…

– И что мне делать в таком случае? – я судорожно зевнула, вот уж чего не ожидала от подлого организма.

Роман засмеялся:

– Знаешь, в лаборатории есть хилый, но диванчик. Мы можем перекантоваться там, подальше от посторонних глаз, мне будет спокойнее. Может, тебе книжку с собой прихватить, пока не уснешь?

Нет, книжка мне сейчас на фиг не нужна, а нужно мне подумать в спокойной обстановке, посоображать, поуспокоиться, если получится. Так что мы отправились в лабораторию, где Роман воткнул меня в диванчик, а сам рухнул на пол, на спальник, который благоразумно захватил с собой. Заснул он почти сразу, а я лежала, прислушиваясь к его ровному сопению под мерный стук движка. И, естественно, как всегда в таких случаях, ни одной, даже самой завалящей мысли в голову не пришло. В борт начали все громче и громче плюхать волны, чувствительно пихая судно под бок.

Я не выдержала, осторожно перелезла через крепко спящего Романа, выбралась на палубу. Поднимающийся ветер постепенно обдирал с неба тучи, как кожуру с апельсина, раз – и кусок неба чистый, два – еще один просветлел, и из него выглянули звезды. Я закурила, спрятавшись от ветра за борт лодки. Не выбираясь из своего убежища, нервно затягивалась, прислушивалась к свисту ветра, к всхлипывающим ударам волн по борту, все больше ощущая свою сопричастность к происходящему в глубине ночного черного моря.

Небо, казалось, становилось все выше с каждым мгновением, и вдруг у меня резко заломило затылок, он заныл просто зверски, почти как больной зуб. Я схватилась за голову, наклонила ее назад в попытке смягчить мучительную боль, как вдруг мне стали безразличны любые ощущения. В самом зените вспыхнула слабая звездочка, из которой начали расходиться седые усы. Они расширялись, сливаясь в прозрачное полотно, резко выплескивающееся из центра, закрывающее все небо от зенита до горизонта, как таинственный занавес театра природы. Седой цвет постепенно сменила яркая светлая зелень, которая чередовалась с вишнево-красными волнистыми полотнищами, они переплетались между собой, сменяли, закрывали друг друга…

Я, замерев и затаив дыхание, не отрывая глаз, следила за игрой неба, но тут сияние схлопнулось и в один миг втянулось в свой центр, источник сияния, так же внезапно, как и началось. Слабая звездочка, оставшаяся от богатства бушевавшего света, тихо погасла. Затылок моментально успокоился, а из рубки высунулся сердитый капитан.

Он рысью подбежал ко мне.

– Видела?

Я кивнула, пытаясь задержать впечатление. Гена протянул ко мне руку.

– Прикурить дай, спички кончились.

Я безразлично вытащила из кармана запасной коробок, отдала ему. Он судорожно затянулся и спросил:

– Что, Олечка, понравилось? Красиво?

Я так же молча кивнула. Он с сомнением покачал головой и заметил:

– Видела бы ты еще, что компас вытворял! Такого со мной еще не случалось. Это надо же, северное сияние в сентябре! Что-то не то в природе творится…

Он вернулся к брошенному штурвалу, а я закурила следующую сигарету. Ветер, чистивший небо, стих, как будто появлялся только для того, чтобы сцена выглядела более выразительно и убедительно. Наша посудина тащилась в темноте неба и моря, сливающихся у горизонта в единое целое.

– Шуба, – позвала я.

– Да? – привычно отозвалась она.

– Ты видела?

– Нет, – с ласковой укоризной заметила Шуба, – видеть я не могу. Но чувствовала, и это было прекрасно.

– Мне тревожно, – пожаловалась я. – Меня мысли совсем замучили…

– Да гони ты их к чертовой матери, – неожиданно сердито посоветовала она. – Им только волю дай, заедят, как блохи.

– Но… – я осталась в недоумении, – как же я смогу понять, что со мной происходит?

– А что для тебя изменится, если поймешь? – совсем уж сердито спросила Шуба. – Тревожиться перестанешь? Сможешь изменить происходящее? Зачем тебе понимать?

– Мне хочется… – не совсем уверенно ответила я.

– И совсем не тебе этого хочется, – фыркнула эта экстремистка, – хочется твоим мыслям. Они для этого и существуют, чтобы понимать. А для чего ты существуешь?

Что-то сегодня все пытаются меня запутать… Для чего я существую?

– Чтобы жить? – предположила я.

– Именно! Вот и живи себе спокойно, – категорически подытожила она. – Можешь еще жить счастливо, тоже неплохая идея.

Неплохая, конечно, кто будет спорить, только как? Как жить спокойно и счастливо? Кто скажет, кто научит? Странные меня посетили чувства в этот момент, я была одна, но не была одинокой. Осознав это, я успокоилась, успокоившись же, поняла, что сейчас усну прямо здесь, если не потороплюсь. Конспиративные устремления взяли верх над ленью, я взяла себя в руки и потащилась к диванчику. В микроскопическом пространстве лаборатории было настолько темно, что я не то чтобы кончиков пальцев перед носом не видела, темнота перед моими глазами была намного глубже, чем внутри, за закрытыми веками. Я наклонилась, нащупав ногу Романа, сориентировалась, как можно тише вернулась на свой диванчик. Темнота перед закрытыми глазами начала неторопливо светлеть. Снова синий цвет… совсем синий… синий-синий-синий…

* * *

Генри приземлился в горах. Не знаю, как он ухитрился в полной темноте, при слабом синем освещении, пробивавшемся через мой скафандр, выбрать относительно ровную и вместительную площадку среди торчащих зубов скал и провалов неизмеримой глубины. Ее я, конечно, видеть не могла, но отчетливо чувствовала холод, несущийся из-под обрыва на краю нашего аэродрома. Расмус содрал с себя скафандр, злобно плюнув в сторону после окончания неприятной процедуры. Успокоившись, он помог разоблачиться мне. Место посадки, окружающие горы, Расмус и Генри немедленно осветились неярким мертвенным светом.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Стояли жаркие, безветренные июньские дни. Лист в лесу сочен, густ и зелен, только кое-где срываются...
«Алешка был меньшой брат. Прозвали его Горшком за то, что мать послала его снести горшок молока дьяк...
«Мы ехали берегом Лены на юг, а зима догоняла нас с севера. Однако могло показаться, что она идет на...
«Для дополнения стихотворного отделения моей библиотеки, вивлиофики, книгохранилища, книгоамбара, я ...
«Это очень страшное слово – «лешачиха».Я его потом, пожалуй, ни разу и не слышала.А тогда, в раннем ...