Кто посеял ветер Нойхаус Неле

— Понятно, агент Скалли[19], — произнес Кем с добродушной ухмылкой. — На экране телевизора, но не в реальной жизни. Иначе нам было бы слишком легко работать.

— Неужели в этом была необходимость? — Советник уголовной полиции доктор Энгель, сидевшая за письменным столом со сдвинутыми на кончик носа очками, покачала головой. Она даже не предложила Боденштайну сесть. — Адвокат семьи Хиртрайтер подал мне жалобу, выдержанную в самом резком тоне. Он утверждает, будто речь идет о недопустимых методах допроса в соответствии с параграфом 136а Уголовно-процессуального кодекса. Почему ты заставил их опознавать труп?

— Все трое имели мотив, — ответил Оливер. — Мотив ценой три миллиона евро. И, к сожалению, они уже знали о произошедшем, когда мы с госпожой Кирххоф сообщили им о смерти их отца.

— Как так?

Боденштайн вздохнул.

— Тело обнаружил мой отец. Он был лучшим другом покойного и поэтому позвонил его детям. К сожалению, я не мог воспрепятствовать этому.

— Ты уже проверил их алиби?

Доктор Энгель указала ему на стул. Неизбежная фаза демонстрации власти подошла к концу.

— Нам еще неизвестно точное время наступления смерти, так что пока в этом нет смысла. По крайней мере, дочь весь вечер, предшествовавший убийству, провела в усадьбе отца. Правда, она сказала мне об этом только тогда, когда узнала, что ее там видели. Якобы она хотела навести там порядок. И якобы она его не видела, а заметила незнакомый автомобиль, который в течение нескольких минут стоял перед воротами с включенным двигателем.

— Якобы?

— Мне известно, что она и ее братья многие годы находились в ссоре со своим отцом. В тот вечер они хотели убедить его продать участок принадлежавшей ему земли за три миллиона евро. Хиртрайтер не хотел ни в коем случае продавать участок, а его дети хотели во что бы то ни стало вынудить его сделать это. Кроме того, Фрауке умеет обращаться с оружием. Людей убивали и за гораздо меньшие деньги.

Доктор Николя Энгель задумчиво смотрела на него.

— Хорошо, — сказала она в конце концов. — Что ты собираешься предпринять в дальнейшем?

— Между гибелью Людвига Хиртрайтера и гибелью Рольфа Гроссмана существует связь, поскольку в обоих этих преступлениях подозревается один и тот же человек. До сих пор нам не удалось допросить его, но сегодня вечером мы с ним встретимся. Получив из отделения судебной медицины результаты вскрытия и узнав время наступления смерти, мы сможем проверить алиби троих детей Хиртрайтера и другого подозреваемого.

— Какое отношение имеет к этому делу твой отец?

— Никакого. — Боденштайн удивленно поднял брови. — Хиртрайтер был его другом. Они договорились встретиться сегодня утром, и когда Хиртрайтер не появился, мой отец отправился на его поиски. И, к сожалению, нашел.

На столе советника уголовной полиции зазвонил телефон. Она взглянула сначала на дисплей, потом на Боденштайна.

— Спасибо. Для начала неплохо, — сказала она. — Держи меня в курсе расследования.

— Обязательно. — Он понял, что свободен, и поднялся со стула. Доктор Энгель подняла трубку и ответила звонившему абоненту.

— Подожди, Оливер.

Боденштайн обернулся. Она улыбалась, зажав ладонью микрофон телефонной трубки.

— Будет лучше, если пресса не узнает о причастности твоего отца к этому делу.

Он уже было открыл рот, чтобы сказать, что его отец совершенно не причастен к этому делу и что ему нечего сказать прессе, но она вновь поднесла трубку к уху. Боденштайну не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть и покинуть офис.

Его желудок жалобно заурчал. У Оливера с утра не было во рту ни крошки. Он отказался от донер-кебаба, когда они остановились по просьбе Пии возле закусочной по дороге в комиссариат, как потом отказался от куска торта, предложенного ему секретаршей доктора Энгель, которая праздновала свой день рождения. Прежде он этого не замечал, но теперь, казалось, люди постоянно и всюду только и делали, что ели. Когда он вошел в кабинет Остерманна, тот грыз плитку шоколада, а Катрин Фахингер сидела, прислонившись к кофеварке с тарелкой в руке, и жевала кусок праздничного торта. У Боденштайна потекли слюнки. Катрин Фахингер заметила его жадный взгляд.

— Шеф, в холодильнике есть еще два куска, — сказала она. — Принести вам?

— Нет, не нужно, — отказался он. — Когда закончите есть, я всех вас жду в совещательной комнате.

Недавно он прочитал в газете об одном индусе, который ничего не ел в течение тридцати лет. Значит, каких-нибудь две недели и он вполне сможет продержаться без пищи. Все зависит исключительно от силы воли.

— Шеф! — крикнул ему вслед Остерманн с набитым ртом. — Я только что получил весьма интересную информацию.

— В совещательной комнате! — бросил Боденштайн через плечо и вышел из офиса.

«Даттенбаххалле» в Эльхальтене был заполнен до отказа, но потоки людей продолжали вливаться через раскрытые двери, и распорядители направляли их на галерку. Интерес общественности к планам создания парка ветрогенераторов и без того был велик, а теперь он еще больше подогревался известием о смерти Хиртрайтера, которое уже давно распространилось в Эльхальтене.

Боденштайн, Пия, Катрин Фахингер и Кем Алтунай расположились в фойе и принялись высматривать Яниса Теодоракиса, который как сквозь землю провалился. Его не нашли ни по месту жительства, ни на работе, в отделе информационных технологий крупного франкфуртского банка, ни в зоомагазине, принадлежавшем его возлюбленной, и никто не имел понятия, где он может находиться. Однако Боденштайн был твердо убежден в том, что на собрании он непременно появится.

На больших стендах были вывешены впечатляющие снимки, представлявшие собой фотомонтаж: горные хребты Таунуса, на которых высилось десять уродливых ветротурбин. Вокруг столов общественного инициативного комитета «Нет ветрякам в Таунусе» толпились люди. Они разбирали информационные брошюры и ставили подписи в протестных списках, которые должны были быть переданы начальнику окружного управления в Дармштадте. На одном из столов стояла фотография Людвига Хиртрайтера в черной рамке, и рядом с ней лежал букет цветов.

— А вот и Тейссен, — сказал Кем Алтунай. — Довольно смелый шаг с его стороны.

Глава «ВиндПро» вошел в фойе вместе с бургомистром Эпштайна и был встречен ослепительными вспышками камер и свистом.

— А вот и Теодоракис, — добавила Пия.

— Он даже привел с собой свою уборщицу, — с удивлением произнес Кем.

— Черта с два, уборщицу… — проворчала Пия. — Она нас обманула.

Боденштайн преградил путь черноволосому мужчине, который поспешно направлялся к дверям зала.

— Добрый вечер, — сказал он, предъявляя удостоверение. — Вас труднее разыскать, чем папу римского. Боденштайн, уголовная полиция Хофхайма.

Мнимая уборщица прошла, опустив голову, дальше, а Теодоракис и его спутница жизни, владелица зоомагазина в Кенигштайне, остановились. Пия и Кем заезжали к ней по дороге из Рабенхофа в комиссариат. Теперь вместо розового платья она была одета во все черное, словно собралась на похороны.

— Добрый вечер, — ответил Теодоракис, слегка напрягшись. На нем были джинсы, серый пиджак, белая рубашка и черный галстук — единственный траурный предмет одежды. Под мышкой у него была папка с документами. Он бросил нервный взгляд на открытые двери зала. — Я пришел бы к вам завтра утром, сегодня у меня было очень много хлопот по организации собрания.

— Завтра утром — слишком поздно. Мы хотели бы поговорить с вами сейчас.

Лицо Боденштайна было непроницаемым. Он не собирался задерживать Теодоракиса до окончания собрания, но хотел немного поиграть у него на нервах. На лбу у Яниса выступила испарина.

— Нельзя ли отложить разговор на час? Собрание уже начинается.

— Час — это слишком много, — холодно произнес Боденштайн, с любопытством наблюдая за тем, как его оппонент пытается выпутаться из сложившейся ситуации.

— Это действительно очень важно, чтобы Янис выступил сегодня от нашего имени, — вмешалась его подруга. — Именно сейчас, когда… когда Людвига… больше нет.

Ее голос дрожал, глаза наполнились слезами.

— Вы полагаете, наше дело менее важно? — спросил Бодентштайн. — Мы здесь не ради развлечения.

— Прошу вас! — На лице Теодоракиса появилась выражение отчаяния. — Мы несколько месяцев работали, готовясь к этому собранию. После него я буду в полном вашем распоряжении и отвечу на все ваши вопросы.

Боденштайн нахмурился и сделал вид, будто размышляет.

— Ладно, — милостиво согласился он в конце концов. — Но после мероприятия вы сразу же явитесь ко мне.

— Разумеется, я так и сделаю. — Теодоракис явно испытывал облегчение. — Благодарю вас за понимание. Пошли, Рики.

Женщина в черном кивнула Боденштайну и последовала за своим другом.

— Давайте-ка тоже зайдем. — Оливер двинулся вперед, но стоявший у дверей распорядитель покачал головой.

— Зал переполнен. Только на галерку.

Боденштайн показал ему свое удостоверение.

— Ну, хорошо. Но только двое, не больше. Иначе мне влетит.

Кем и Катрин отправились на галерку, а Оливер и Пия с трудом протиснулись в битком набитый зал.

Бургомистр и Штефан Тейссен уже заняли места на сцене, рядом с ними сидела представительница министерства охраны окружающей среды. Теодоракис медленно поднялся по ступенькам, взглянул на Тейссена, кивнул бургомистру, обменялся рукопожатием с женщиной из министерства и сел рядом с другим членом общественного инициативного комитета.

В зале повисла тишина. Слово взял организатор мероприятия, бургомистр Райнхольд Херцингер. Он поблагодарил за проявление интереса к делу большой общественной важности собравшихся граждан, а также госпожу доктора Нойман-Брандт из министерства охраны окружающей среды земли Гессен, господина доктора Тейссена, главу фирмы «ВиндПро», Яниса Теодоракиса и Клауса Фаульхабера из правления общественного инициативного комитета.

— Этот вечер омрачен ужасным событием, — продолжил он, и его голос сразу посерьезнел. — Прошедшей ночью многолетний председатель нашего городского совета, наш дорогой друг и соратник Людвиг Хиртрайтер пал жертвой страшного преступления. Мы глубоко потрясены случившимся. Уважаемые дамы и господа, почтим память Людвига минутой молчания.

С шелестом, покашливанием и приглушенным ропотом триста человек поднялись со стоявших вплотную друг к другу стульев, чьи ножки царапнули по полу. Спустя несколько секунд зал затих.

— Поделом старому негодяю, — нарушил тишину чей-то голос.

Послышались возмущенные возгласы, заглушаемые смешками.

Он был встревожен. Рики выглядела очень плохо. Почему она приняла так близко к сердцу смерть этого козла Хиртрайтера? После того, как этот засранец так вчера с ней обошелся, ей следовало бы радоваться.

Марк закрыл последний собачий вольер и подкатил груженную до краев тачку к контейнеру. Поскольку Фрауке была занята другими делами, а Рики уехала на собрание общественности в Эльхальтен, Марк добровольно остался в приюте для животных на последнюю смену. Он уже неоднократно помогал здесь и знал, что нужно делать. Все собаки, кошки, черепахи, морские свинки и кролики были накормлены, у всех имелась свежая вода. Собаки находились в вольерах, и стоки из них были вычищены.

Утром было новое поступление: старый джек-рассел-терьер, которого бессердечный хозяин просто бросил на улице. Марк еще раз зашел в помещение для собак и открыл вольер, в котором уныло лежал на подстилке терьер. Пес с надеждой поднял голову, но, увидев Марка, разочарованно положил ее на передние лапы. Старик больше ничего не понимал в этом мире! Он неожиданно оказался за решеткой, в незнакомом окружении. Как могли люди поступать столь жестоко с домашними питомцами, которые так долго прожили вместе с ними?

Марк сел на серый пол из синтетической смолы и протянул руку. Пес скептически посмотрел на него, но дал почесать себя за ухом. Его морда поросла седыми волосками, в старческих глазах сквозила тоска.

— Тебя, должно быть, твой хозяин выбросил где-нибудь прямо из автомобиля, — тихо сказал Марк. — Ты хороший парень, пусть даже и немного староват.

Пес навострил уши и слегка завилял хвостом. Слыша, что с ним говорят дружелюбным тоном, он подполз к Марку и прижался к его ноге. Тот грустно улыбнулся. Он особенно любил старых и не очень привлекательных собак. Они нуждались лишь в домашнем уюте, ласке и людях, которым можно доверять. Точно так же, как и он сам. Джек-рассел-терьер закрыл глаза, потянулся и довольно заворчал.

Интересно, что поделывает сейчас его хозяин? Уехал в отпуск? Завел щенка? Как он может спокойно спать?

— Мы скоро найдем для тебя хороший новый дом, — пообещал псу Марк. — Ты не останешься здесь надолго.

Он с удовольствием взял бы его к себе, но это было невозможно, поскольку его сестра страдала от аллергии.

Марк вздохнул, прислонился головой к стене и опять подумал о Рики. То, что он сделал, ужасно его мучило. Нет, он не был с ней резок! Она была для него как… не то чтобы как мать, скорее как… старшая сестра. Янис не заслуживал ее. Он не замечал, как плохо с ней обращается, как она подавлена и печальна. Неужели он не знает, какие боли в спине она постоянно испытывает? Марк старался освободить ее от хлопот, насколько это было в его силах, и не позволял ей поднимать тяжести. Если бы Рики была егоподругой, она больше не работала бы. Он сделал бы все, чтобы она была счастлива и весело смеялась, как совсем недавно, когда учила его вождению.

У Марка стало тяжело на сердце. Все было так сложно. Если бы ему было хотя бы восемнадцать, и он мог бы уйти из дома! Не будет же Ника вечно ютиться в подвале у Рики и Яниса, и когда она съедет, он сможет вселиться туда. Марк улыбнулся. Ему понравилась эта мысль. Почему она не приходила ему в голову раньше? Жить с Рики под одной крышей — это было бы просто здорово!

Пес ткнулся своим влажным носом в его ладонь, когда он перестал гладить его.

— О, прости, пожалуйста, — сказал ему Марк. — Пойдем со мной в офис. Там у нас есть для тебя мягкая корзинка и наверняка найдется что-нибудь вкусненькое. Как ты на это смотришь?

Он встал, и пес последовал за ним через двор, словно маленькая тень, в сторону невысокого, плоского здания, в котором располагались офис и кухня приюта. Часы показывали половину девятого. У него было достаточно времени для того, чтобы обновить сайт общества защиты животных и, как он обещал, заглянуть к лошадям Рики. Возможно, собрание уже закончилось, и она была на пути домой.

Бургомистр Херцингер положил конец этому фарсу ровно через сорок две секунды.

— Благодарю вас, — произнес он, и все сели. Однако, не дав ему больше сказать ни слова, Янис Теодоракис взял микрофон и поднялся на ноги.

— Прежде чем вы услышите здесь красивые речи, я хочу поделиться с вами кое-какой информацией относительно парка ветрогенераторов, которую господин бургомистр и другие присутствующие здесь господа наверняка вам не сообщат.

Хотя эта неожиданная атака и привела бургомистра на короткое время в некоторое замешательство, выбить его из колеи было не так-то просто. По его знаку звукоинженер отключил микрофон Теодоракиса. В зале тут же раздался свист. Боденштайн с тревогой отметил, как много времени потребовалось бургомистру для того, чтобы успокоить негодующую публику. Он повернулся к Пии, которая стояла рядом с ним, прислонившись к стене и прикусив нижнюю губу, и сказал:

— Мне это все не нравится.

— Да, атмосфера весьма напряженная, — согласилась она. — Вероятно, нам следует вызвать подкрепление.

Бургомистр натянуто улыбался. Наверное, он уже пожалел о том, что согласился принять участие в дискуссии с противниками создания парка ветрогенераторов.

— Вы будете иметь достаточно времени для выступления, но мы просим вас соблюдать приличия.

Теодоракис пожал плечами и отвесил шутовской поклон, вызвав всеобщий смех. В течение четверти часа бургомистр и Тейссен по очереди расхваливали проект по созданию парка ветрогенераторов, игнорируя вопросы из зала, чем постепенно довели публику до белого каления. Теодоракис все время качал головой и язвительно улыбался. В зале стоял непрерывный шум. Люди вставали с мест и выкрикивали вопросы под аккомпанемент гомона и свиста. Однажды кто-то даже крикнул: «Заткнись!», и бургомистр в конце концов был вынужден предоставить слово Теодоракису.

— Мы, члены общественного инициативного комитета «Нет ветрякам в Таунусе», видим эту картину в несколько ином свете, — начал он. — После того, как эти господа нарисовали вам идиллию, я хотел бы привести некоторые отрезвляющие цифры и факты, которые не оставляют от их доводов камня на камне. В 2006 году ассоциация проектных организаций выявила в области Рейн-Майн шестьдесят шесть мест, пригодных для использования энергии ветра. Впоследствии эти участки были оценены в соответствии со специально разработанным каталогом критериев. К январю 2009 года остались пять так называемых предпочтительных областей использования энергии ветра. В силу очень высокой изменчивости розы ветров Передний Таунус к ним не принадлежит.

— Зачем же тогда было выдано разрешение на строительство? — крикнул кто-то из зала. — Ведь бесполезные ветрогенераторы не принесут денег!

Послышался одобрительный гул. Бургомистр и дама с двойной фамилией посмотрели на Тейссена, но тот сидел с невозмутимым видом. Теодоракис привел результаты экспертиз, проведенных по поручению правительства земли Гессен и общественного инициативного комитета, которые доказывали нерентабельность создания парка ветрогенераторов в Переднем Таунусе.

— Обе экспертизы, проведенные по поручению «ВиндПро», дали совершенно противоположные результаты.

Тейссен встревоженно поднял голову. Боденштайну вспомнился лист с результатами экспертизы, который люди Крёгера нашли под копировальным аппаратом в приемной Тейссена.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросила вполголоса Пия.

— Видимо, да, — ответил он тоже вполголоса. — Лист с результатами экспертизы.

— Если эти документы были причиной проникновения в здание «ВиндПро», Теодоракис и здесь оказывается во главе списка подозреваемых.

— Вне всякого сомнения, — согласился Боденштайн.

— С тех пор как заказчик понял, что парк ветрогенераторов нерентабелен, — донесся из динамика голос Теодоракиса, — минуло два года. За это время проектная организация вместе с фондами, через которые финансировалось строительство, удвоила сумму оплаты своих услуг и заработала втрое больше денег. В фонды поступают миллионные субвенции из Европы, из федерального и земельного бюджетов, в которых заинтересована и община. Мы считаем своим долгом разобраться во всем этом. И мы хотим сегодня задать вопрос, почему министерство охраны окружающей среды, — он выдержал театральную паузу, дождавшись, чтобы глаза всех присутствующих были устремлены на него, — так неожиданно и радикально изменило свое мнение. Мы хотим спросить господина Тейссена, по какой причине он оказывал столь щедрую поддержку экологическим организациям нашего региона.

— На что вы намекаете? — спросил бургомистр со снисходительной улыбкой, которая никак не вязалась с тревожными нотками, прозвучавшими в его голосе.

— Мне не нужно ни на что намекать! — ответил Теодоракис. — У меня имеются доказательства. Сообщения электронной почты с тайными договоренностями, которые доказывают, что денежные потоки шли туда, куда не должны были идти. Я могу доказать, что для того, чтобы получить разрешение на строительство, руководство «ВиндПро» давало взятки сотруднику министерства, принимающему соответствующие решения, и муниципальным чиновникам в Эпштайне.

Бургомистр махнул с презрительной усмешкой рукой, словно давая понять, что его оппонент явно не в себе.

— Все это полная чушь! — взял слово Тейссен. — Этот человек говорит так исключительно для того, чтобы отомстить нам, поскольку мы уволили его в прошлом году!

— Где же доказательства? — раздался голос из зала.

— Никаких доказательств нет и быть не может! — поспешил заявить Тейссен. — А если и есть, то это фальсификация.

— Это как раз вы занимались фальсификацией! — торжествующе произнес Теодоракис. Он взял лежавшую на столе папку и поднял ее над головой. — Здесь все подтверждено документами!

Тейссен и бургомистр быстро переглянулись. Они поняли, что безобидная пикировка закончилась.

— Господин Теодоракис долгие годы был начальником проектного отдела «ВиндПро», — перешел в контрнаступление Тейссен, поднявшись со стула. — Вследствие ряда ошибок мы…

— Ничего подобного! — перебил его Теодоракис.

— Позвольте мнесказать, — холодно произнес Тейссен.

— Но вы лжете!

— Мы еще посмотрим, кто здесь лжет.

Головы людей поворачивались из стороны в сторону, как во время теннисного матча. Атмосфера накалялась, и в зале стало жарко. Многие обмахивались брошюрами общественного инициативного комитета. Тейссен, улыбаясь, вновь обратился к публике.

— Дамы и господа, не в моих привычках полоскать на публике грязное белье, но я не могу допустить, чтобы исключительно из чувства мести чернили один из наших проектов. — Его голос, чуть более низкий, чем у оппонента, звучал спокойно и убедительно. — Господин Теодоракис был уволен без предупреждения, проиграл несколько процессов против нас в суде по трудовым спорам и теперь жаждет мщения. Пожалуйста, не верьте сказкам, которые он вам рассказывает!

Ропот в зале усилился. Если суд по трудовым спорам оправдал работодателя, значит, служащий совершил серьезный проступок. Это знал каждый. Величественным жестом Тейссен предоставил слово Теодоракису и сел на свое место.

Последовала пауза, продолжавшаяся до тех пор, пока не стих шум.

— Мы хотели бы привести некоторые факты, — сказал Теодоракис, обращаясь к публике, внешне невозмутимый, но внутри наверняка кипевший от злости. — И вы сами решите, кому и чему верить.

Ловко, подумал Боденштайн. Ему было интересно услышать аргументы общественного инициативного комитета. Теодоракис принялся перечислять ошибки и нарушения, допущенные городом, округом, министерством охраны окружающей среды и проектной организацией.

— Ложь, — лаконично произносил Тейссен после каждой фразы. В зале стояла мертвая тишина, и можно было бы услышать звук падения булавки.

— Вы не могли бы придержать язык? — раздраженно бросил ему наконец Теодоракис.

— Это вам следовало бы придержать язык, — ответил Тейссен со снисходительной улыбкой. — Публично делая подобные заявления, вы подвергаете себя серьезной опасности. Впрочем, вам не привыкать терпеть поражения.

Теодоракис рассмеялся и пожал плечами.

— Давайте не будем переходить на личности. Подобные выпады, господин Тейссен, не делают вам чести, — произнес он спокойным тоном. — Я выступаю здесь как представитель граждан, стремящихся помешать осуществлению совершенно бессмысленного проекта, который имеет лишь одну цель — пополнить кассу «ВиндПро». Вы пытаетесь дискредитировать меня — пожалуйста. Все, что я сегодня говорю с этой трибуны, можно будет потом прочитать на нашем сайте, поэтому не трудитесь зря.

Тейссен хотел что-то возразить, но Теодоракис не дал ему раскрыть рта.

— И вот, для того, чтобы поставить нас перед свершившимся фактом, — сказал он и показал пальцем сначала на Тейссена, затем на бургомистра, — «ВиндПро» и город наняли фирму, которая, вопреки всем договоренностям, уже в понедельник утром намеревается тайно приступить к раскорчевке намеченного для строительства участка! Как можно верить этим двум алчным лжецам?

На это ни у бургомистра, ни у Тейссена не нашлось возражений. Последовавшая словесная перепалка сопровождалась оглушительным свистом и возмущенными криками. О взвешенной, мирной дискуссии уже не могло быть речи. Неожиданно в плечо бургомистра ударился брошенный кем-то помидор, испачкав соком пиджак.

Боденштайн вынул мобильный телефон и выбрал номер Кема Алтуная.

— Вызовите подкрепление и идите в зал, — приказал он. — Скажите распорядителям, чтобы они открыли запасной выход.

— Лжецы! Лжецы! — скандировали несколько молодых людей.

— Тихо! — крикнул в микрофон соратник Теодоракиса, который до сих пор хранил молчание. — Соблюдайте тишину!

— Лжецы! Лжецы! — не унималась молодежь.

На бургомистра и Тейссена посыпались помидоры и сырые яйца. Кое-что перепадало даже Теодоракису, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Онемевшая от ужаса госпожа доктор забралась под стол.

— Я не потерплю такого безобразия! — проревел бургомистр с побагровевшим лицом и бросил свой микрофон на стол.

Свист, усиленный динамиками микрофонов, заглушал голоса Теодоракиса и Тейссена. Когда Херцингер спрыгнул со сцены и пошел к боковому выходу, шум в зале усилился. Люди поднялись и тоже хлынули в направлении выхода. Боденштайн с тревогой подумал о своих родителях, которые сидели где-то в первых рядах. Очередной помидор попал бургомистру в лицо, и тот, придя в бешенство, начал пробираться через ряды стульев в сторону метателя. Боденштайн с изумлением наблюдал за тем, как он залепил тому оплеуху, прежде чем кто-то успел ему помешать. В проходе тут же вспыхнула потасовка, и спустя несколько мгновений зал погрузился в хаос.

— Он что, спятил? — Пия оттолкнулась от стены. — Ему нужно бежать, иначе из него сделают отбивную.

— Не двигайся с места!

Боденштайн хотел заслонить Пию, но толпа поглотила его и повлекла за собой. В следующую секунду он потерял ее из вида. Под аккомпанемент улюлюканья на бургомистра обрушилась половина запасов овощной лавки. Он пытался защититься, прикрывая голову руками. Пол устилал слой раздавленных овощей, ряды прикрученных друг к другу болтами стульев переворачивались, люди кричали, спотыкались, скользили и падали.

— Помогите! — кричала женщина. — Я хочу выбраться отсюда!

Люди с искаженными лицами в панике бросились к выходу, летели в стороны стулья, в зале воцарился настоящий шабаш. Боденштайна сильно прижали к стене, и в какой-то момент он почувствовал, что не может вздохнуть. Оливер искал глазами в толпе Пию и одновременно пытался отогнать беспокойные мысли о родителях. Лишь бы у них хватило здравого смысла просто оставаться на месте.

— Сделай же что-нибудь! — Клаус Фаульхабер схватил Яниса за руку. — Это плохо кончится!

— Что я должен делать? — Янис пожал плечами и ухмыльнулся. — Этот идиот поддался на провокацию пары буянов. Сам виноват.

В задней части зала возникла сумятица. Около сотни людей хотели выбраться наружу, но открыта была только одна створка дверей.

— Черт возьми, — озадаченно произнес Янис, осознав, что немногочисленные распорядители окончательно потеряли контроль над ситуацией.

Рядом с ним ожила дама из министерства. Она вылезла из-под стола, сбежала по лестнице со сцены и открыла дверь бокового входа. За ней бросился Тейссен и тут же растворился в темноте. До сих пор люди в партере сидели на своих местах, словно парализованные, теперь же они поднялись и потянулись к открытой двери — гораздо более дисциплинированно, нежели истеричная толпа в задней части зала.

Янис увидел светловолосую женщину-полицейского, которая двинулась вслед за бургомистром к боковому выходу. Пришла пора исчезнуть. Он не имел ни малейшего желания давать показания, у него были дела и поважнее. Ни Рики, ни Ники нигде не было видно, но им наверняка уже удалось выбраться из зала. Он схватил со стола папку и направился к дверям. Оказавшись спустя несколько секунд на свежем воздухе, сунул руку в карман куртки за ключом зажигания.

— Теодоракис!

Он обернулся. Перед ним стоял Штефан Тейссен. Янис все еще упивался своим успехом и чувствовал себя неуязвимым.

— У меня сейчас нет времени, — высокомерно произнес он и повернулся, чтобы продолжить путь.

— О нет, у тебя есть время. — В голосе Тейссена прозвучали язвительные нотки.

Янис знал, что с ним шутки плохи. Он почувствовал, как рука Тейссена легла на его плечо.

— Я сыт тобой по горло, ты, мелкий негодяй, — прошипел Тейссен и с силой толкнул его. Янис отлетел к припаркованному автомобилю.

— Эй, в чем дело? — Ему стало немного не по себе.

— Кем, собственно, ты себя воображаешь? — прорычал Тейссен. Он ударил его обеими руками в грудь. — Я не позволю тебе, завистливой бездари, разрушить мою фирму, мою репутацию!

Янис отшатнулся. Его охватил страх. Он не ожидал такой реакции от своего бывшего шефа.

— Твое сегодняшнее выступление не останется без последствий, это я тебе обещаю! — угрожающе произнес Тейссен. — Ты, наверное, забыл, какой документ подписывал, когда получал компенсацию? Я привлеку тебя к суду! Ты еще пожалеешь о том, что сделал!

Тейссен выглядел как безумец, готовый на все.

— Вы меня не запугаете! — сказал Янис, хотя уже и был изрядно напуган. — Я всего лишь говорю правду!

— Ты поливаешь нас грязью, вот что ты делаешь. — Тейссен грубо схватил его за руку и заломил ее за спину.

Ослепительно светя фарами, оглушая все вокруг ревом сирен, к зданию концертного зала подъезжали пожарные машины, полицейские автомобили и кареты «Скорой помощи». Янис понял, что в этой неразберихе вряд ли кто-нибудь услышит его призывы о помощи.

— Пия! — кричал Боденштайн, но видел перед собой лишь чужие лица, расширенные от ужаса глаза, перекошенные рты. Прямо перед ним на пол упала пожилая женщина, и он не мог ей помочь, поскольку толпа безжалостно влекла его за собой. За его куртку цеплялись чьи-то пальцы, кто-то больно стукнул ему локтем в живот; он ощутил, как наступил на что-то мягкое. Его захлестнула волна паники.

Нужно сохранять спокойствие, заклинал он себя. В его сознании пронеслись смутные воспоминания из тех времен, когда он служил в дежурном полицейском отряде, возникли картины раздавленных тел, погибших и тяжелораненых людей. Почему он не вышел из здания, когда это еще можно было сделать? Проклятье! Каждая его пора источала пот, ему нечем было дышать. Где Пия? Где родители?

Мужская голова ударила его в подбородок. Боденштайн споткнулся о кого-то, потерял на мгновение равновесие и упал. Его немилосердно прижали к полу. Там, где только что были головы, он неожиданно увидел пиджаки, куртки и платья, затем обнаженную плоть и наконец ботинки и туфли. Ноги наступали ему на ребра и лицо, но он ощущал не боль, а страх, смертельный страх, который вытеснил все остальные чувства и неожиданно придал ему силы. Он не хотел умирать здесь и сейчас, на грязном полу «Даттенбаххалле».

Боденштайн полз на четвереньках, пробираясь сквозь лес ног в направлении, где, как ему казалось, находились двери, и вдруг ему стало гораздо легче дышать. Он с жадностью втягивал в себя свежий воздух. Теперь как можно быстрее прочь из здания!

Неожиданно кто-то схватил его за руку.

— Господин фон Боденштайн!

Женский голос медленно, словно сквозь густой туман, вполз в его сознание. Подняв голову, Оливер уперся взглядом в зеленые глаза, излучавшие тревогу. Лицо женщины показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, кто она. Откуда ей известно его имя?

Он с трудом поднялся на ноги, дрожа как осиновый лист, и вынужден был опереться на хрупкую светловолосую женщину, чтобы не рухнуть на пол. Она не отпустила руку Боденштайна и решительно потащила его в сторону выхода.

— Где… где мои коллеги?

— Наверняка уже на улице, — ответила женщина. — Вам нужно отдышаться.

Боденштайн послушался. Пия! Где Пия? Он вспомнил, что она побежала вслед за бургомистром, после чего он потерял ее из вида. Сколько времени минуло с этого момента? Ему казалось, что это было несколько часов назад. Некоторые люди сидели и лежали на полу, другие проходили мимо, пошатываясь и истерически всхлипывая или молча, с застывшими от шока лицами. По фойе бегали взад и вперед полицейские, санитары и врачи. Перед входом в зал все было залито синим светом.

— Мои родители все еще там. — Боденштайн остановился. — Я должен найти их.

Он взглянул на часы. Было всего лишь пять минут десятого. Катастрофа длилась какие-то секунды, самое большее, минуты. Оливер повернулся, вошел в здание зала и застыл на месте. Его взору открылась картина хаоса. Всюду валялись ботинки, обрывки одежды, обломки стульев. Рядом с дверьми врач «Скорой помощи» склонился над женщиной. В нескольких метрах на полу лежали еще две — и почти обнаженный мужчина. Боденштайн осторожно перешагнул через него и двинулся в глубь зала. К нему вернулось самообладание, дрожь в теле постепенно утихла. Среди опрокинутых стульев он увидел скорчившуюся женщину, одетую в джинсы и блузку, которая когда-то, видимо, была белого цвета. Ее лицо закрывали светлые волосы. У него на несколько секунд остановилось сердце.

— О нет, Пия! — воскликнул он и упал рядом с женщиной на колени.

Полицейские опечатали входную дверь, но это не стало для нее препятствием. Она знала другой путь проникновения в дом, не столь удобный, зато никому, кроме нее, не известный.

Фрауке не забыла о том, что алчные братья намеревались обойти ее в сделке с «ВиндПро» и разделить между собой три миллиона, как не забыла и о том, сколько ей пришлось вынести от них унижений и насмешек. Они никогда не приглашали ее в свои шикарные хоромы и не просили взять шефство над своими сорванцами — с какой стати? Ведь она не могла бы дарить им щедрые подарки! К тому же еще эти ее невестки, зараженные снобизмом…

— Представляю ваши удивленные физиономии, тупые засранцы! — пробормотала она.

Уже опускались сумерки, через полчаса будет совсем темно. Это вполне устраивало Фрауке. Из деревни до ее слуха донесся вой сирен. Вероятно, там что-то случилось. Не имеет значения. Задыхаясь от напряжения, она приподняла и сдвинула в сторону тяжелую декоративную решетку с розами, оперев ее о стену дома. За ней оказалась узкая ржавая дверь. Фрауке достала из кармана куртки тефлоновый спрей. Прыснув два раза в отверстие замка, без труда вставила в него ключ и повернула его. Дверь не поддавалась. Фрауке подергала ее и рванула на себя. С громким жутким визгом дверь открылась, обдав ее облаком пыли и мелких частиц ржавчины. Она отряхнула голову и вошла в бывшую кладовую. В тесном помещении пахло плесенью, гнилью и мышиным пометом. Фрауке нащупала выключатель и зажгла свисавшую с потолка голую лампочку. Дверь в кухню была не заперта. Чтобы сориентироваться, было вполне достаточно меркнувшего дневного света. По деревянной лестнице, покрытой слоем пыли, Фрауке поднялась на второй этаж. Она точно знала, где нужно искать, поскольку пожилые люди не меняют своих пятидесятилетних привычек, а ей были хорошо известны все причуды отца.

Пол прихожей заскрипел под ее весом, когда она шагнула в маленькую гостевую комнату, где уже несколько десятилетий не ступала нога ни единого гостя. Открыла дверцу стенного шкафа и вытащила с верхней полки стопку постельного белья, издававшего затхлый запах. Ее пальцы коснулись жестяной шкатулки. Она извлекла ее наружу, сунула обратно белье и закрыла дверцу шкафа. Ключ от шкатулки отец хранил в пьедестале деревянного резного распятия, стоявшего в его спальне.

Фрауке направилась к лестнице. Ее тело покрылось п отом, она немного устала, но была чрезвычайно довольна. Хотелось бы ей взглянуть на лица братьев… Она замерла на месте. Что это за шум? Ей вдруг вспомнилось, что она забыла закрыть за собой дверь. Наверное, кто-то вошел в дом. Затаив дыхание, Фрауке стояла на лестничной площадке, вглядываясь в темноту и прислушиваясь.

Напали словно из ниоткуда — на нее обрушилось что-то темное. От испуга Фрауке выронила шкатулку, машинально сделала шаг вперед и потеряла равновесие. Несколько секунд она отчаянно размахивала руками, хватаясь за воздух, потом упала, покатилась вниз по крутой лестнице, проломила ветхие от старости перила и ударилась головой о косяк дверей спальни.

Задыхаясь, она оперлась рукой о стену и потянулась к потоку свежего воздуха. Мужчина, которого она из последних сил тащила из зала, сидел на земле, приложив ладонь к сильно кровоточившей ране на голове.

— С вами все в порядке? — спросила Пия.

— Да-да, спасибо, — пробормотал бургомистр, еще не успевший окончательно прийти в себя. — Что, собственно, произошло?

— Вы решили непременно задать трепку нескольким юнцам, — ответила Пия. — А вас чуть не разорвали на куски.

Бургомистр поднял голову и посмотрел на Пию.

— Вы… вы спасли мне жизнь. — Его голос задрожал.

Из дверей все еще выходили, шатаясь, люди, жадно ловили ртом воздух и растворялись в темноте. Сирены продолжали реветь; у главного входа, по другую сторону зала, мигал синий свет. Мимо прошли двое мужчин в костюмах, вглядываясь в лица сидевших на земле людей.

— Боже милостивый! Вот вы где, шеф! — крикнул один из них, узнав бургомистра.

На основании этих слов Пия заключила, что они не принадлежат к числу метателей помидоров.

— Позаботьтесь о нем, он нуждается в медицинской помощи, — сказала она.

— Конечно, — отозвался тот, что был моложе.

Они подняли пострадавшего бургомистра на ноги и удалились вместе с ним. Пие пришло в голову, что единственной причиной посещения ею собрания был Теодоракис. В этом хаосе она совершенно забыла о нем. Кирххоф попыталась сориентироваться в пространстве. Позади нее был запасный выход, располагавшийся рядом со сценой, которым воспользовались также Штефан Тейссен и госпожа из министерства охраны окружающей среды. Интересно, куда они делись… Пия огляделась. Когда она тащила бургомистра в фойе, Теодоракис еще находился на сцене. Может быть, на другом конце зала имеется еще один выход?

Тем временем стало совсем темно. Мощеную площадь перед залом освещал лишь тусклый фонарь на крыше здания. Двинувшись в сторону главного входа, она достала из кармана мобильный телефон и выбрала номер Боденштайна. Ответа не было. Разноголосый рев сирен становился все ближе. Пия сунула телефон обратно в карман. При таком шуме услышать звонок было просто невозможно. И как только он распространяется на такое расстояние?

Пия уже приближалась к главному входу, когда ей на глаза попались двое мужчин, которые стояли на парковочной площадке возле автомобиля и, похоже, ссорились. В свете луча на одном из них блеснули стекла очков.

Теодоракис! Этот пес решил скрыться вместо того, чтобы дать показания Боденштайну. Она ускорила шаг. В этот момент второй мужчина схватил Теодоракиса за руку и заломил ее за спину. Эта сцена отнюдь не напоминала задушевный разговор. Пия побежала в их сторону и выхватила пистолет из плечевой кобуры.

— Полиция! — громко крикнула она. — Отпустите его!

Мужчина выполнил приказ и повернулся. Увидев его лицо, Пия изумилась.

— Что вы здесь делаете, господин Тейссен? — спросила она резким тоном.

— Это вас не касается никоим образом, — ответил глава «ВиндПро» не менее резким тоном, одернул пиджак и поправил галстук. — Мы еще побеседуем, — прошипел он, обращаясь к Теодоракису, и скрылся из виду между припаркованными автомобилями.

Янис, тяжело дыша, опустился на четвереньки. Струйка крови из его носа стекала по подбородку. Пия засунула пистолет в кобуру.

— Собирались сбежать? — холодно осведомилась она.

— Нет, не собирался. — Теодоракис ощупал землю вокруг себя. — Этот сумасшедший хотел меня убить! Я заявляю об этом официально.