Парфетки и мовешки Лассунская-Наркович Татьяна
И вдруг подворачивается ножка, непривычная к высоким каблучкам, и — трах!.. Липочка с размаху падает к ногам maman.
Громкое «Ах!» оглашает огромный зал, десятки услужливых рук спешат поднять бедную девушку.
Липочка, поднятая Скавронским, быстро вскочила на ноги, закрыла обеими ручками побледневшее от ужаса личико и бросилась к выходу.
Все с состраданием смотрели ей вслед.
— Бедное, несчастное дитя!
— Не ушиблась ли эта прелестная девушка?…
— Боже мой, как это могло случиться? — слышалось со всех сторон.
— Какой позор, какой ужас! — ахали классюхи, готовые наброситься на уничтоженную, совершенно сконфуженную девушку.
— Тишевская, выходи скорей, надо сгладить неприятное впечатление и отвлечь публику, — волновалась регентша, на ответственности которой лежало соблюдение очереди выступающих воспитанниц.
Женя смело вышла на эстраду. Блеск огней ослепил ее глаза, и было даже немного совестно смотреть на умолкшую перед ней пеструю толпу.
Голос девочки раздается в затихшем зале. Он словно переливается звонким серебром; нежный, ласкающий, помимо бесхитростных трогательных слов он уже одним своим звуком проникает в самое сердце.
Глаза maman подернулись слезой. Неверной рукой старушка принимает от Жени сюрприз седьмушек; она привлекает к себе девочку и целует ее дрожащими губами.
— Какой прелестный ребенок, — слышится кругом.
— Какой у нее ангельский голосок! И какая красотка!..
— Скажите, кто эта маленькая сирена? — наклоняется к уху maman почтенный генерал Зуев.
— Это Евгения Тишевская, — радостно улыбается княгиня, — не правда ли, прелестный ребенок?
— Из которого вырастет опасная женщина… — задумчиво произнес генерал.
— Из Тишевской? О нет!.. Это такой милый, ласковый ребенок, такая душевная простота.
— Я сказал бы, наоборот, эта девочка мне кажется загадкой. Не берусь ее разгадывать, но сдается мне, что под этой ангельской внешностью таится далеко не ангельская душа…
— Мой милый генерал, думаю, вы ошибаетесь, я хорошо знаю этого ребенка и не могу понять, на чем основывается ваше предсказание.
— На ее глазах. О, они не обманут, они действительно зеркало души…
— У нее дивные глаза.
— Зеленые, как водоросли, и загадочно холодные, как болото… Это, повторяю, это маленькая русалка!..
— Мой друг, — maman ласково потрепала своего несговорчивого собеседника по колену, вы что-то сегодня не в духе, не будем спорить. Годы покажут, что выйдет из этого ребенка и кто из нас был прав. А сейчас уже кончилось первое отделение, и я прошу вас в гостиную, где нас ждут уже с чаем.
Генерал любезно раскланялся.
Образ Жени все еще стоял перед ним; впечатление загадочности этого ребенка не рассеивалось, в бездонно глубоких глазах чудилась холодная тайна…
— Дедушка, милый, здравствуй! — вдруг услышал он знакомый голосок.
— Ганечка, ты? — и старик крепко поцеловал свою любимицу.
— Дедушка, тебе понравился наш вечер? Правда, хорошо? И как весело! Жаль только m-lle Антарову, и всем так стыдно за нее, — быстро-быстро говорила Ганя.
— Разве можно стыдиться несчастья? Ее надо пожалеть.
— Дедушка, а Женя-то моя какая была хорошенькая! Правда, она хорошо читала? И она здесь лучше всех!
— Тишевская твоя подруга? — с тревогой переспросил генерал.
— Да, дедушка, мы поклялись в дружбе до гроба.
— И ты веришь в такую возможность? — улыбнулся старик, хотя на сердце у него вдруг стало тяжело, из глубины души поднялось недоброе предчувствие. Подруга внучки теперь не нравилась ему еще больше, чем в первые минуты, и ему невольно хотелось оградить Ганю от возможной опасности.
«Эта дружба мне не нравится», — мысленно сказал он себе и тут же решил при удобном случае постараться уговорить внучку расстаться со странной девочкой. Он и не подозревал, что точно такие же мысли возникли при встрече с Женей и у отца Гани, капитана Савченко.
А Ганя торопливо шептала ему о своей верности Жене Тишевской, об их горячих чувствах и о многом другом, что проскользнуло мимо ушей озабоченного старика.
Воспитанниц повели пить чай с бисквитами и мармеладом. Ганя торопливо чмокнула дедушку и, ве село болтая с одноклассницами, направилась в сто ловую.
После чая маленьких отвели в дортуар, а старшие еще очень мило разыграли маленькую французскую пьеску. Было уже поздно; гости направились ужинать к радушной maman, а воспитанницы, усталые, но счастливые, спешили в дортуары, где долго еще не смолкали их оживленный говор и звонкий, радостный смех.
Только Липочка все никак не могла оправиться от пережитого позора. С усталой гримасой она отсылала от себя всех, кто из сочувствия пытался ее утешить. Но когда все затихло в дортуаре, она наконец дала волю слезам, облегчившим ее гордую душу.
Глава XXVII
Жаворонки прилетели. — Пашино горе. — Которая из двух?
Быстро летело время. Ярче и радостней светило солнце, повеяло близкой весной.
— Медамочки, сегодня девятое марта, жаворонки прилетели! — весело крикнула Замайко, протирая заспанные глаза.
— Жаворонки, жаворонки! Нам дадут к чаю «жаворонков [45]». Ах, как интересно, кому-то достанется «счастье»? — восклицали малявки, торопливо подымаясь с кроватей.
— На каждый класс три «счастья» полагается, — объяснила Кутлер.
— Да, да, — подтвердила Акварелидзе, — только старшим запекают по двугривенному, а младшим — по пятиалтынному [46].
— Ах, как мне хочется быть сегодня счастливой! — размечталась Замайко.
— А я, медамочки, и без «счастья» счастливая, — улыбнулась Грибунова.
— Это почему? — поинтересовались соседки.
— Сегодня день моего рождения, и я получу много, много подарков!
— Душка, поздравляем! — спохватились малявки и буквально зацеловали Грибульку.
— Угощать класс будешь? — откровенно поинтересовалась Лядова.
— Фи! Как тебе не стыдно, Дуся Лядуся! — сконфузились девочки.
— Шерочки, я только спросила, но, ей-Богу, вы ведь все о том же подумали? — добродушно улыбнулась Лядова.
— Шерочки, вы не ссорьтесь и не упрекайте друг друга, — остановила Грибунова. — Я обещаю все свои лакомства разделить со всем классом.
— Грибулька, ты прелесть! Ах, шерочка, я тебе на радостях пришлю поздравление, — захлопала в ладоши Замайко.
— И у меня тоже есть хорошенькая карточка, и я пришлю! — подхватила Арбатова.
— И я, и я, — слышалось со всех сторон.
— Медам, Малеева идет, одевайтесь скорее! — крикнула прибежавшая из умывалки Завадская.
В столовом зале было необычное для завтрака оживление. Воспитанницы торопливо разламывали своих «жаворонков», и каждая надеялась, что именно у нее-то и будет «счастье».
— Медамочки, смотрите! — и Акварелидзе подняла руку с блестящей монеткой.
— Счастливица… — не утерпела Замайко.
— И у меня счастье! — обрадовалась Савченко.
— А у кого же третье? — в недоумении переглядывались седьмушки, но третье «счастье» не попадалось.
— Верно, только два в этом году положили, — вздохнула Кутлер.
— Ай! — вскрикнула Лядова, до этого равнодушно следившая за поисками девочек и с удовольствием уплетавшая своего «жаворонка».
— Что ты, душка? — испугались малявки.
— Ой, шерочки, ведь я чуть не подавилась, вот потеха-то, и не думала никак, что оно в головке!
— Ну уж это только с такой обжорой, как ты, машер, могло случиться! — хохотали подруги.
— А ну вас! Вы это от зависти, — добродушно отшучивалась Дуся Лядуся.
— Шерочка, ты что со своим «счастьем» сделаешь? — тормошила ее Замайко.
— Как что? Пошлю классную Пашу за булочками.
— Меня угости, — ввернула Замайко.
— Угощу!
— А я свое спрячу, я суеверная, — созналась Савченко.
— И я, — решила Акварелидзе.
В классе седьмушки старательно выводили на открытках с картинками поздравления Грибуновой.
Тут были и добрые пожелания, и уверения в вечной дружбе и любви.
Грибунова сияла от общего внимания, оно доказывало расположение к ней всего класса.
После завтрака с особого разрешения maman к Грибульке стали съезжаться посетители, а по окончании рекреации старый институтский швейцар с трудом внес в седьмой класс ворох всевозможных коробок, картонок и пакетов.
— Ах! — единодушно вырвалось у девочек.
— Шерочка, смотри, не забудь обещание, — напомнила Лядова.
— Глупая, да разве ей одной съесть столько? — расхохотались остальные.
Лакомства Грибуновой были заперты дежурной Исаевой в шкаф, но предусмотрительная бабушка успела пронести шоколад в приемный зал, и теперь Гибулька щедро угощала им подруг.
— Ах, от этого шоколада всегда так пить хочется! — и Замайко торопливо направилась к классному столу, где всегда стоял большой графин с водой.
— Ну вот, когда надо, тогда и нет. И что это наша Паша? Не могла вовремя воды поставить?
На звонок явилась заплаканная Паша.
— Что с вами, Паша, уж не случилось ли чего? — забыв о своей жажде, тревожно спросила Замайко.
— О-ох!.. — простонала девушка и еще пуще разрыдалась.
— Да в чем дело? Что случилось-то? — обступили ее малявки.
— Погорел у тебя кто или умер? — слышались тревожные расспросы.
Паша отрицательно покачала головой и едва внятно промолвила:
— Не помирал и не горел никто, а вот… Графин-то я… Я разбила… — и Паша так взвыла, точно случилась непоправимая беда.
— Ха-ха-ха! Так это ты графин так оплакиваешь? Нашла что! — расхохоталась Замайко. — Ну и разбила, и не беда, купят новый.
— Да ведь за мой счет купят, а ведь он рубль восемь гривен стоит, с жалованья вычитать будут!..
— Не плачь, Паша, — дотрагиваясь до ее плеча, взволнованно сказала Ганя, — мы тебе поможем.
— Медам, я предлагаю, у кого есть деньги, собрать и купить в складчину новый графин, — и Ганя выложила свой блестящий пятиалтынный.
— Савченко, да ты никак свое «счастье» жертвуешь? — удивленно спросила Тишевская.
— Ну и что же? — отворачиваясь, чтобы никто не видел ее смущения, ответила Ганя.
— Я следую твоему доброму примеру, — Акварелидзе положила свою монетку рядом с деньгами Савченко.
— Ну, душки, и у меня кусок в горло не полезет, — со своей милой улыбкой добавила свое «счастье» Лядова.
— Медам, я отдаю рубль, который мне сегодня подарила бабушка, — и рубль Грибуновой со звоном покрыл мелкую монету.
— Уже рубль сорок пять копеек, — сосчитала Липина.
— Есть еще у кого-нибудь? — обвела она взглядом присутствующих, но остальные только отрицательно покачали головами.
— Ах, как жаль, — вздохнула Замайко, — бедная Паша, ничего не выйдет…
Затихшая и обнадеженная Паша снова завыла.
— Пустое, — послышался нежный, но уверенный голос Тишевской. — Паша может купить графин поменьше, никто на это и не обратит внимания, был бы графин.
— О, наш милый Шерлок Холмс, ты умница, недаром сама природа позолотила твою хитрую головку! — радостно кричала Замайко.
— Барышни, век за вас Бога буду молить! — и с радостными слезами Паша бросилась целовать руки девочек, а те в смущении увертывались от нее.
У всех было светло и весело на душе, да еще впереди ждал вечер с изысканным угощением.
Грибунова щедро угостила всех, не забыв и m-lle Малееву, которой она поднесла полную тарелочку отборных фруктов и конфет.
Смущенная таким вниманием, синявка, видимо, постеснялась есть при воспитанницах. Подозвав Липину, она дала ей ключ от своей комнаты и велела отнести туда угощение.
Весь класс принимал участие в уничтожении обильных гостинцев Грибульки, и только Исаева, которую седьмушки до сих пор бойкотировали, сердито и завистливо поглядывала в сторону лакомок.
Понемногу девочки насытились; одна большая бонбоньерка даже осталась нетронутой, и ее решено было спрятать на завтра.
В семь часов, как обычно, Малеева проводила диктовку, и этот вечер не стал исключением.
— Ах, как надоели эти диктанты, — ворчали седьмушки. Но девочки сами понимали, что быстрые успехи возможны только благодаря таким занятиям.
— Дежурная, соберите тетради и отнесите их в мою комнату, — приказала классюха.
Исаева поторопилась исполнить ее распоряжение и, получив от Малеевой ключ, направилась в ее комнату.
Никто не обратил внимания на ее долгое отсутствие, никто не заметил и того, как робко и подозрительно озиралась Исаева, вернувшись в класс, — каждая была занята своим делом.
Счастливые и довольные улеглись в этот вечер малявки; с удовольствием вернулась в свою комнату и уставшая за дежурство Малеева.
С удовольствием вспомнила она и об угощении, которое ждет ее сегодня. Но каково же было ее удивление, когда она обнаружила почти пустую тарелку.
— Что это? — вслух произнесла она, наклоняясь над столом: на тарелке лежало только несколько конфет.
— Куда же девалась груша? А мандарин?
Малеевой не было жалко исчезнувших фруктов, но в душе поднялось подозрение, стало неприятно и тяжело.
«Дуняша сегодня ушла со двора, неужели же “они” могли это сделать? Господи, какая гадость! Никто кроме Липиной и Исаевой не входил в мою комнату. Ах, как нехорошо, как неблагородно!» — с горьким чувством подумала она.
«Но которая из двух? — невольно задала она себе вопрос. — Нет, Липина не могла, это честная, благородная душа. Так значит, Исаева?»
И странно — в защиту этой девочки ничто не заговорило в душе Малеевой.
«Ах, какая это низость, какая гадость», — в сотый раз говорила она себе.
Но как же быть? Поднимать историю? Заставить весь институт говорить об этом? Позорить свой же класс? Нет, это противоречило ее принципам. А молчать?
«Подожду до поры до времени, — решила она. — Нельзя же губить судьбу глупого ребенка из-за проступка, вызванного жадностью. Но я постараюсь косвенно и незаметно повлиять на нее и исправить, пока не поздно…»
Глава XXVIII
Ужасное открытие. — Предательская ленточка. — Пока не поздно
— Медам, сейчас я вас угощу! — вернувшись в класс после обеда, объявила Грибунова.
— Душка, вот это кстати! — отозвалась Замайко и даже облизнулась, вспомнив объемистую коробку
Грибуновой, предусмотрительно отложенную на сегодняшний вечер.
— Исаева, дай ключ от шкафа! — обратилась Грибулька к дежурной.
— Без Струковой не дам, — отрезала та.
— Это почему?
— А потому, что не желаю, дай вам, так вы весь шкаф разнесете, — сердито проворчала Исайка.
— Не дашь? Тогда я сама сейчас пойду к Стружке и спрошу, можно ли мне взять мои гостинцы, — и Грибунова выбежала в коридор, где вместе с другими дамами прогуливалась Струкова.
Старуха была в духе и охотно разрешила своей любимице полакомиться.
— Смотри, не переешь только, а то в лазарет придется идти, — пошутила она вслед убегавшей в класс Грибульке.
Та только весело тряхнула головой.
— Стружка позволила. Давай ключ сейчас же! — холодно обратилась она к Исайке.
— Повежливей, пожалуйста, а то и не дам, — сердито ответила та.
— Буду я с тобой церемониться, когда ты передо мною ломаешься! — запальчиво воскликнула Грибулька.
— А ну тебя, убирайся! — и Исайка демонстративно швырнула ключ на пол.
— Вот невежа! — презрительно пожала плечами Грибунова и, подобрав ключ, поспешила к шкафу.
— Ай! Что это, медамочки? — воскликнула она, указывая на развернутую коробку.
Любопытные поспешили заглянуть в шкаф.
— Кто это развязал мою коробку? И ленточки нет! Такой хорошенькой розовой ленточки… — сокрушалась Грибунова.
— Да вынь ты коробку из шкафа, — советовали окружающие.
— Ай-ай-ай!.. Да она, медамочки, стала совсем легкой, — открывая бонбоньерку, в ужасе вскричала Грибунова.
Глазам собравшихся девочек представилась полупустая коробка… Все лучшие и самые красивые конфеты исчезли.
Девочки смущенно переглядывались, не зная, как объяснить пропажу конфет.
— Ведь вы же все видели, я вчера ее даже не развязывала! — волновалась Грибулька. — А сегодня я с утра мечтала о том, как славно мы полакомимся… И что же?!
— Какая это гадость! — возмущенно воскликнула Савченко.
— И кто только мог их взять? — искренне негодовали малявки.
— Шкаф был закрыт, и конфеты сами, конечно, не могли исчезнуть, — тихо произнесла Тишевская.
— Конечно, не могли, — подхватили воспитанницы.
— Ну а без ключа тоже нельзя попасть в шкаф, — многозначительно добавила Женя.
— А ключ был у Исайки! — докончила поймавшая ее мысль Замайко.
— Медам, надо спросить ее об этом! Или она взяла, или давала кому-нибудь ключ, во всяком случае, это на до выяснить… А то ведь тень ложится на весь класс, — серьезно вставила Липина.
— Исаева!.. Ты давала кому-нибудь ключ от шкафа? — подлетела к ней Замайко.
— Давала, а что? — с некоторой тревогой ответила второгодница.
— Кому?
— А тебе-то что? — запальчиво отрезала Исайка.
— Спрашиваю, значит, надо!
— Мало ли кому давала, что я, всех помню, что ли? — уклонилась Зина от прямого ответа.
— Да ты хоть одну назови…
— Ну, Грибуновой давала…
— А до нее?…
— Ах, да отвяжись ты от меня!.. Что я, обязана тебе отчет давать, что ли? Много о себе воображаешь!.. — и Исаева сердито отвернулась.
Но Замайко решила не отступать и обратилась к классу:
— Медамочки, скажите, брал сегодня кто-нибудь ключ от классного шкафа?
Девочки молчали.
Некоторые удивленно переглядывались, не понимая, в чем дело.
— Медамочки!.. У нас в классе случилось нечто очень, очень важное, и вы все должны помочь в этом разобраться, — деловито сказала Липина.
— Да в чем дело? Не запугивай, ради Бога! — выкрикнула Рыкова.
— Успокойтесь, медам, ничего страшного нет, то есть для тех, кто не виноват.
— Да что же это? — послышались тревожные возгласы.
— Медам, — торжественно начала Липина, — у нас в классе случилась пропажа… Из запертого шкафа кто-то взял половину конфет Грибуновой.
— Боже, какая низость!..
— Какой позор!
— Кто мог это сделать? — возмущались девочки, невольно озираясь по сторонам.
Все были потрясены случившимся. В это не хотелось верить; на душе у девочек стало смутно и тяжело, и в то же время невольно закрадывалась ужасная мысль:
«А что если подумают на меня? Как я оправдаюсь? Чем докажу, что не виновата? Господи, хоть бы не покраснеть, а то обязательно на меня подумают! Ой, кажется, я уже краснею!..» — и многие действительно краснели и бледнели от такого предположения.
— Я сегодня в шкаф не заглядывала…
— И я… И я тоже… — все торопились оправдаться.
— Так значит, никто не сознается? А Исаева никого не может назвать, — заключила Липина.
— Значит, она никому не давала ключа, — спокойно сказала Тишевская.
— Исаева, это ты съела конфеты! — выпалила Замайко.
— Как ты смеешь так говорить! — в ответ накинулась на нее Исайка.
— А кто же мог без ключа попасть в шкаф?
— Я его забыла запереть на время обеда, — не смущаясь, солгала Исаева, — и мало ли кто мог этим воспользоваться… Да та же Паша, например…
— Неправда, неправда! — крикнула Грибунова, — шкаф был заперт, и ты не давала мне ключ, это все слышали и все могут подтвердить!..
— А Паша никогда бы так не отплатила нам за то, что мы вчера ее выручили!
— Так что же, по-вашему, я могла взять эти несчастные конфеты? Да может быть, их там и не было столько, сколько болтает Грибулька… Сама, может, съела, а на других смеет говорить!
— Это ты обвиняешь невинных… Ты… Ты!.. — подскочила к ней Грибунова. — Все видели, что коробка была завязана… А где лента? Почему нет половины коробки? Говори, ты дежурная!..
Читать бесплатно другие книги:
