Нежные щечки Кирино Нацуо

Касуми впилась в вывеску глазами. По сравнению с прошлым годом та еще больше покрылась ржавчиной, все приходило в упадок. Дух разложения чувствовался сильнее. Касуми представила, как даже на белой коже Цутаэ Идзуми, живущей в своем нарядном доме с красной крышей, выступила ржавчина. «Карина» повернула направо, подъем был таким резким, что автомат переключился на низкую передачу. Красный «БМВ» поехал дальше, не сворачивая. Впереди по этой дороге ничего, кроме горячих источников, не было, так что, скорее всего, парочка именно там и остановится. Когда они проехали вверх по склону несколько десятков метров, Касуми наконец решилась рассказать обо всем Уцуми. Размышляла, стоит говорить об увиденном или нет, она недолго.

— В машине за нами ехал Исияма.

— В «БМВ»? А я думал, якудза едет на источники поразвлечься с девицей.

— Нет, это Исияма.

— А что, Исияма таким и раньше был?

— Нет, он изменился, но это точно он.

Не могла же она ошибиться и не узнать мужчину, с которым была так близка! Уцуми, будто желая убедиться, обернулся и посмотрел на дорогу, но не увидел ничего, кроме высокой летней травы и плотной стены леса. «Карина» резко остановилась, будто прилипнув к крутому склону.

— Вы уж извините, не могли бы мы съездить на источники в Оодзаки? Я хотела бы поговорить с Исиямой.

— Без проблем.

Видимо, любопытство Уцуми загорелось с новой силой, его худое тело энергично задвигалось, он включил заднюю передачу. «Карина» зигзагом скатилась по опасно узкому склону. Достигнув развилки, они наконец сменили направление. Проехали еще минут пять по узкой, извилистой горной дороге. Между гор показалась красная крыша гостиницы и озеро Сикоцу. Летом четыре года назад Касуми не раз приезжала сюда на мопеде, узнать, нет ли каких новостей. Здания гостиницы с плоскими крышами вытянулись вдоль залива. Касуми моментально заметила на стоянке красный «БМВ». Женщины не было видно, а мужчина, похожий на Исияму, проверял, закрыты ли дверцы машины. Касуми вышла из «карины» одна.

— Исияма-сан!

Исияма обернулся, снял солнечные очки в золоченой оправе. При виде Касуми лицо его стало странно серьезным, а потом озарилось радостью. Касуми разглядывала его легкомысленный наряд. Легкая пестрая трикотажная кофта и белые мешковатые штаны. В разрезе воротника — толстая золотая цепь, на руке — сверкающие на солнце золотые часы с вкрапленными бриллиантами. Трудно было даже представить всегда такого аккуратного и подтянутого Исияму в этой одежде.

— Сколько лет, сколько зим! Как дела? — с улыбкой поинтересовался Исияма какой-то отшлифованной фразой.

Касуми подумала, что раньше Исияма не говорил так гладко.

— Нормально. У тебя, похоже, тоже все хорошо.

— Стараюсь радоваться жизни, — смущенно улыбнулся Исияма.

Он напоминал сдувшийся воздушный шар, в нем не было ничего, что оттолкнуло бы Касуми.

— Хорошо, если получается радоваться. Чем сейчас занимаешься?

Исияма бросил быстрый взгляд в сторону гостиницы. Видимо, женщина, с которой он приехал, была там.

— Спрашиваешь, чем занимаюсь? Да ничем. Разве не слышала? О моей работе? Я разорился.

— Кое-что слышала, но подробностей не знаю. Говоришь, ничем не занимаешься? И дизайном тоже? А на что живешь?

— Если называть вещи своими именами, то я теперь альфонс.

— Альфонс? — переспросила Касуми. — Ты альфонс?

— По-другому не назовешь, раз меня женщины содержат, — с непринужденным видом произнес Исияма.

— И эта женщина, которая с тобой?

— Ага. Ей уже двадцать три.

— Уже! Не слишком ли молода?

— Хм, — кивнул Исияма.

«Неужели эту яркую одежду и машину купила ему та девица?» Касуми, помнившую Исияму по тем временам, когда он работал, происшедшие с ним перемены ошеломили. А ведь тогда, в лифте, это она поцеловала его, а он лишь молча принял ее поцелуй. Возможно, он всегда в отношениях с женщинами был скорее принимающей стороной.

— Ты тоже немного изменилась. — Исияма изучающе разглядывал ее.

— Как изменилась?

— Ну… У тебя какое-то покорное выражение лица. Оно тебе не подходит.

— Ничего не поделаешь, после того, что произошло, — будто убеждая саму себя, произнесла Касуми, и в ней всколыхнулась неприязнь: Исияма говорил о ней как о постороннем человеке. — Меня жизнь сломила.

— Меня тоже. — Исияма потупился, и взгляд его упал на ключ от машины, зажатый в руке. Вычурный чехол для ключей от «Луи Вуитон». — Ну, ничего не поделаешь.

— Не думала тебя здесь встретить.

— Почему? — с недоумением поинтересовался Исияма. — Ты же приехала, потому что сегодня одиннадцатое августа.

— Я-то да.

— А я приехал, надеясь, что тебя увижу.

Он не сказал, что соскучился по ней, и не извинился за то, что привез сюда вульгарную девицу; это было большой бестактностью.

— Я слышала, ты пропал без вести.

— Так и есть. Я стараюсь быть пропавшим без вести. Так что никому не говори, что встретила меня здесь.

Касуми кивнула, чувствуя себя сообщником преступления, но это был сущий пустяк в сравнении с тем преступлением, которое они вдвоем совершили много лет назад. Ей даже подумалось, что если она проболтается об этой встрече и его поймают преследователи, скорее всего, ей это будет безразлично. Касуми отчетливо осознала, что Исияма больше не питает к ней никаких чувств. И то, что это ее не печалило, свидетельствовало о том, что она тоже разлюбила его. А ведь она любила его без памяти, и как просто и быстро страсть испарилась. Что же это за страсть была такая? В глубине души она почувствовала печаль: из-за нее, из-за этой самой страсти, пропала Юка.

— Кстати, я видел ту передачу. Что с этим звонком из Отару?

— Ничего. Там мальчик оказался.

— Вот как. Что же все-таки произошло? С Юкой?

Исияма вздохнул и перевел взгляд на простирающееся за гостиницей озеро. Оттуда, то усиливаясь, то утихая, непрерывно доносился шум моторных лодок и водных мотоциклов. Они стояли и молчали, прислушиваясь к звукам с озера. Наблюдающий за ними Уцуми, видимо решив, что настало его время, вылез из машины и направился к ним. Заметив Уцуми, Исияма достал сигареты и закурил. Касуми вспомнила, как Исияма после исчезновения Юки сказал ей, что завязал с рыбалкой и курением. Видимо, для Исиямы все уже было решено. Уцуми легким кивком поприветствовал Исияму.

— Здравствуйте! Приятно познакомиться.

Исияма коротко кивнул в ответ, но в его взгляде Касуми прочитала немой вопрос.

— Это Уцуми-сан. Он бывший полицейский, мы вместе ищем Юку.

— О, это здорово, — без особого воодушевления произнес Исияма. — Ну и как продвигается, Уцуми-сан?

— Пока никак. — Уцуми оценивающим взглядом рассматривал Исияму.

— Да, я понимаю. Не так-то это просто.

Исияма почесал загорелую руку. Касуми подумала, что, наверное, от него больше не пахнет рекой. Уцуми, уклоняясь от табачного дыма, спросил:

— Исияма-сан! Я работал в свое время в Томакомаи и участвовал в том расследовании. Издалека много раз вас видел. А у вас вкусы сильно изменились.

— А, это… — Исияма горько усмехнулся. — Да это девушка моя такое любит, ну и купила.

Уцуми не смог скрыть иронии — видимо, догадался, что Исияма ведет жизнь альфонса. Стуча по асфальту высоченными каблуками, подбежала девица, спутница Исиямы, и, задыхаясь, прокричала:

— Ё-тян! Что случилось?

— Ничего не случилось.

Девица недоверчиво уставилась на Уцуми и Касуми:

— У вас дело какое?

— Да сказал тебе, все нормально.

Несмотря на попытки Исиямы ее успокоить, девица встала перед Касуми, будто пытаясь защитить от нее Исияму. Круглое, ничем не примечательное лицо, девичья решимость в волевом взгляде и уголках губ. Видимо, приняла их за кредиторов, преследующих Исияму. Касуми даже позавидовала такой юной пылкости.

— Да нормально все, на самом деле нормально. Эти люди ищут Юку-тян. Вот смотри, это мама Юки-тян. А это Мана. Она со мной живет.

После такого взаимного представления девица с яростью уставилась на Касуми глаза в глаза. Из чего Касуми заключила, что девица знает: она была той самой женщиной, которую Исияма когда-то любил, — и ревнует. Выходит, Исияма предал ее, рассказав обо всем этой молодой девице. И так поступил человек, который сам запретил ей говорить кому-либо об этом. Касуми все больше и больше ощущала пропасть, лежащую между ними.

— Мана-тян, мне бы хотелось поговорить с Касуми-сан один на один, — сказал Исияма, и Мана послушно кивнула:

— Хорошо. Я пойду приму ванну.

— Угу, я скоро.

— Ну, развел тут сюси-пуси, — буркнул Уцуми в сторону, а Касуми услышала.

Всем своим видом показывая, что Исияма ему неприятен, Уцуми засунул руки в карманы и так и стоял с недовольной физиономией и резко выступавшими худыми лопатками.

— Исияма-сан, вы, говорят, в бегах.

— Ну да, — рассеянно ответил Исияма, будто забыв об этой реальности.

— Если найдут, нелегко вам придется.

— Вероятно.

— И поэтому решили заделаться альфонсом? Удачный выбор.

— Да я не то чтобы специально. Когда деньги кончились, я работал в баре, она туда пришла, вот и познакомились, — без всякого раздражения спокойно объяснил Исияма в ответ на колкость.

— В каком баре?

— Тоёкава-сан разрешил подработать у него в баре. Податься мне было некуда, — нерешительно сказал Исияма, видимо беспокоясь, что у Тоёкавы могут быть из-за него неприятности; Касуми же не могла простить ему того, что он приехал в Саппоро, понадеявшись на помощь Тоёкавы.

— Работали в сети клубов «Хоккэ-я»? Разве девушки вроде Маны ходят по таким дешевым заведениям? Разве это не клубы с мальчиками-хостами?[18]

Исияма неопределенно улыбнулся и ничего не ответил.

— Девушка, похоже, при деньгах. Чем она занимается?

— В борделе работает, разве не видно?

— Теперь понятно. — Во взгляде Уцуми смешались презрение и любопытство, он посмотрел на прическу Исиямы и добавил: — А вам идет. Завивка эта.

Исияма несколько раз смущенно погладил себя по мелким завитушкам. Казалось, чтобы почувствовать, что у него на голове, ему нужно было дотронуться до волос.

— Я и сам не ожидал. Уцуми-сан, я бы хотел поговорить с Касуми. Вы нас не оставите?

— Без проблем. Я поеду пока поговорю с Мидзусимой.

— А вы и Мидзусиму-сан знаете? — удивился Исияма.

— Знаю. И Идзуми-сан знал. Он одно время с размахом здесь торговлей занимался. Его тут все хорошо знали.

— Вот оно что. Кстати, об Идзуми: интересно, почему он застрелился? Разве нет? — Ожидая поддержки, Исияма посмотрел на Касуми. — А ведь он тогда подумал на тебя, что ты моя жена, помнишь?

— Да. Я очень удивилась.

«Случилось это в тот самый день, когда мы приехали. Идзуми, заглянув в дом из сада, обратился ко мне как к супруге Исиямы. Была еще дохлая собака. Интересно, что с ней потом сделали?» — размышляла Касуми.

— О чем это вы? — прервал ее размышления Уцуми.

Исияма бросил на Касуми взгляд, будто спрашивая, можно ли рассказать.

— Расскажи. Он обо всем знает.

— Вот, значит, как. — Похоже, Исияма для себя решил, что отношения Касуми с Уцуми зашли так же далеко, как и его с Маной. — В тот день, когда мы приехали на дачу, заявились Идзуми и Мидзусима. И хотя моя жена сидела рядом со мной, Идзуми обратился к Касуми, назвав ее моей супругой. Я занервничал, решил, будто ему что-то известно и он сказал так назло.

— С чего это вдруг?

— Сейчас мне кажется, что он просто обознался.

— Но после этого поведение Норико-сан изменилось.

— Точно, именно так и было. Так нас и разоблачили, — простодушно поддакнул Исияма.

У Касуми было странное чувство: они стоят и обсуждают перед посторонним секрет, принадлежавший только им двоим.

— Уцуми-сан, да вы не переживайте, это все в прошлом, — забеспокоился Исияма.

Уцуми с серьезным лицом опроверг его подозрения:

— Вы ошибаетесь. Мы с Мориваки-сан только вчера встретились. Я ей сказал, что скоро умру, вот она и решила, что можно спокойно обо всем мне рассказать.

— И не поэтому вовсе.

Произошло это по другим причинам. В глубине души Касуми чувствовала: с Уцуми их связывает то, что они оба не могут смириться с действительностью. Раньше это связывало ее с Исиямой. Известие о том, что Исияма приехал с женщиной, взволновало ее. Касуми с недоумением смотрела на беззаботное лицо Исиямы.

— Вы при смерти?

— У меня рак, так что скоро конец.

— Очень сожалею. Не ожидал. Как же по-разному У всех складывается жизнь, — серьезно сказал Исияма.

Привыкший к подобным замечаниям Уцуми как ни в чем не бывало продолжал:

— Ладно, съезжу к Мидзусиме, поговорю с ним. У вас, Мориваки-сан, какие потом планы?

— Вы не могли бы приехать за мной через часок?

— Хорошо, — сказал Уцуми и направился к машине, но неожиданно развернулся. — Забыл спросить.

— Что такое?

— Хотел узнать ваше впечатление о происшедшем.

— Впечатление? Звучит как вопрос от стороннего наблюдателя. — Исияма сложил на груди руки и задумался. — Давайте я подумаю и попозже скажу.

Уцуми кивнул и направился к машине.

— Похоже, он и правда при смерти. По нему видно.

— Говорит, что у него рак желудка и помочь ничем нельзя.

— Мне кажется, я понимаю, почему он решил помочь в расследовании.

— Почему?

— Потому что никто так и не выяснил, что случилось, разве нет? Например, сколько ни ломай голову, с чего это человек решил покончить жизнь самоубийством, ни за что не поймешь. Даже если он оставил предсмертную записку, все равно правды не узнать. Но для полиции в таких случаях дело считается закрытым. И вдруг человек, который привык получать на все ответы, сталкивается с делом, где никто не имеет ни малейшего понятия, что произошло. И это его задело.

Исияма направился к гостинице. Они прошли мимо стойки администратора и вышли на лужайку. Перед ними лежало Сикоцу. Вокруг царило умиротворение, послеобеденные лучи летнего солнца навевали дремоту. Таким этого озера Касуми еще никогда не видела. Над вершиной горы Энива будто кто-то одним мазком кисти нарисовал белое облако, озерная гладь подернута мелкой рябью. На ней покачивались бесчисленные лодки.

— Слышала, что ты расстался с Норико-сан.

Исияма обернулся. Его привычка, оборачиваясь, сначала смотреть на губы говорящего, а уж потом поднимать взгляд, осталась прежней. Раньше, каждый раз замечая эту его манеру, сердце Касуми трепетало. Ей это казалось проявлением его чрезмерной доброты.

— Расстался. Скоро уже год. После всего, что произошло, не заладилось у нас. Думаю, она так и не простила меня. Оба чувствовали себя неловко, так и расстались. А про детей что-нибудь слышала?

Касуми помотала головой.

— Я тоже. С одной стороны, думаю, как там они, а с другой — вроде и рад, что освободился. Даже не знал раньше, что я такой. Люди — загадочные существа… А Мориваки-сан как поживает?

— Нормально. На работе, правда, не очень хорошо. Но я ушла от него.

— Это не из-за Юки, так ведь? Он что, про нас узнал?

— Думаю, он и то и другое простить не может.

— С Норико такая же ситуация, — вздохнул Исияма. — Для Мориваки-сан это, наверное, был удар. Я даже сейчас иногда во сне вижу то время, когда ты была в «Мориваки-сэйхан» еще ученицей. Потом просыпаюсь и думаю, вот ведь жизнь была — сейчас даже трудно вообразить.

— Да уж.

— Но этого никому не понять.

Исияма сел на траву и закурил. Из всех окружающих звуков ее слух различал только легкий плеск воды. Интересно, что вода пытается ей сказать? Присутствие воды — это было ее страхом, ее отправной точкой.

— Уцуми-сан тебе нравится?

Касуми в ответ рассмеялась.

— Да нет. У меня денег нет. Я, может быть, просто использую его. Но при этом, кажется, он понимает: я чувствую, что значит, когда некуда идти. Он ведь скоро умрет. Я собираюсь за ним ухаживать.

— Ухаживать за больным? За человеком, с которым тебя ничего не связывает? Ты прямо сама доброта.

— Я не из доброты это делаю. Я хочу узнать, как умирающий человек смотрит на жизнь. Я ведь жестокая.

Касуми чувствовала, что Исияма рассматривает ее профиль.

— Зачем тебе это знать?

— Уверена, ему нестерпима мысль, что он умирает молодым. Он делает вид, что все осознает, но в глубине души думает, как это несправедливо, и боится. Поэтому-то он и позвонил мне, когда увидел ту передачу, и сказал, что хочет участвовать в расследовании, но я подумала, что-то тут не так. Он хотел увидеть мое смятение оттого, что я не могу смириться с реальностью. Поэтому и я хочу увидеть, как он будет умирать.

— Это прямо соревнование какое-то получается.

В словах Исиямы она уловила сочувствие.

— Только в его случае — финишная ленточка уже видна. Жалко его, конечно, но он скоро умрет. И только мне вечно… — Касуми запнулась, а Исияма продолжил:

— Дрейфовать.

Касуми никак не ожидала услышать от Исиямы это слово, «дрейфовать». Она подобрала среди травы белый камешек и бросила его в озеро, лежащее всего лишь в нескольких метрах от лужайки. Камешек был таким маленьким, что она не услышала всплеска воды.

— Да, суши пока не видно.

— Бедняжка, — услышала она шепот Исиямы; сам Исияма выбрался на землю и начал жизнь заново.

— Жалеешь меня?

— А что, нельзя? — мягко спросил Исияма. — Мне ведь и на самом деле тебя жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты скорее стала той Касуми, которую я знал.

— Мне уже никогда не стать прежней. Я стану другой мной.

— Ну ладно, — засмеялся Исияма.

— Тебе Мана нравится?

— Думаю, что да. — Исияма склонил голову. — Но это не любовь. Тебя я любил, а с Маной все по-другому. Не могу любить женщину, которая на двадцать лет моложе. Я ничего не хочу у нее отнять. Да и у меня нет абсолютно ничего, что она могла бы отнять. И не потому, что я все потерял, просто в этом нет нужды.

— А когда со мной встречался?

— Было по-другому. Я отнимал твое время, отнимал почти всю твою любовь у твоей семьи, отнимал твое тело у тебя. А в конце даже посягнул на твою свободу.

— Я тоже.

— Вот видишь. Я тоже многое тебе отдавал. А в результате — исчезла Юка.

Касуми смотрела на озеро, переливающееся в лучах солнца.

— Куда же она исчезла? Может, утонула в этом озере?

Раньше бы Исияма сказал ей, чтобы не смела даже думать об этом. Но сейчас он молчал.

— Почему ты живешь с Маной? Она тебе нужна потому, что ты бежишь от кого-то?

— Как ты, что ли? Ты вот всегда и везде будешь убегать. — Исияма затушил об землю сигарету. — Для меня она удобный вариант, чтобы сбежать, но не только это. Мне с ней легко и приятно. Эта девушка дает мне все — деньги на жизнь, деньги на карманные расходы. Можно не заниматься домашними делами. Просто молча жить с этой женщиной. У меня с ней одна обязанность — водить машину. Это хорошая жизнь. Когда я ей надоем, она меня, наверное, бросит, но мне кажется, что и это неплохо. Когда я тебя любил, я так сильно хотел быть с тобой, что готов был расправиться с любым. А сейчас все по-другому. Я могу меняться, согласно пожеланиям Маны. Я, может быть, мужчина-вода.

— Мужчина-вода?

— Легко меняюсь. Могу стать кипятком, могу холодной водой.

Касуми в растерянности смотрела на травинку, прицепившуюся к полам белых брюк Исиямы.

— А кстати, не передашь Уцуми-сан? Мое впечатление от того, что тогда случилось.

— Хорошо. Может, сам ему скажешь?

— Да ладно. Мне с ним тяжело говорить. Ты ему передай. Вот что я тогда почувствовал. Я думал, все о тебе знаю, а на самом деле оказалось не так. Мы с тобой встречались два года, я тебя любил и думал, что мне все про тебя известно. А понять, что для тебя значил побег из дома, — не понял, не заметил этой боли, которую ты испытывала, оказавшись в Токио. Я виноват, что не догадался о твоей боли, когда ты, услышав про Сикоцу, не решалась ехать со мной. Другими словами, я виноват перед тобой только в том, что не понимал тебя до конца. И это не имеет никакого отношения к тому, что произошло с Юкой.

Издалека раздался крик: «Ё-тян!» Обернувшись, Исияма горько усмехнулся.

— Ничего не поделаешь.

Касуми повернулась на голос. Там, на открытом воздухе, располагался горячий источник с видом на озеро. Перегнувшись через ограду, им махала рукой голая Мана.

— Все видно!

Исияма стыдливо опустил взгляд, а Касуми, напротив, напрягая зрение, рассматривала молодое тело девушки. А про себя решила, что сегодня, когда Уцуми примет снотворное, она расскажет ему все о том вечере, что провела с Исиямой. И то, что вечером накануне исчезновения Юки она подумала, что ради Исиямы готова бросить своих детей.