Нежные щечки Кирино Нацуо

3

Стоило чуть похолодать, как люди перестали сорить деньгами. Для разгара лета, да еще и пятницы, в квартале развлечений Сусукино было немноголюдно, в основном туристы — легко одетые, они прогуливались, ежась от холода. Лавируя между туристами, которые то и дело оказывались со своими развернутыми картами на его пути, Уцуми шел по тротуару, когда чей-то голос окликнул его.

— Уцуми-сан!

Окликнувший был знакомым полицейским из управления. Видимо, при исполнении, патрулирует район, подумал Уцуми.

— Привет, сколько лет, сколько зим.

Улыбаясь, полицейский поприветствовал его, отдав честь. Уцуми припомнил, что этот приятный парнишка родом из поселка Тэсикага. Он засунул руку за пазуху, держась за живот. Острая боль, преследующая его на протяжении нескольких дней, неотступная, как подозрения, сегодня наконец притихла. Теперь ему казалось, что она может вернуться в любую минуту, и он непроизвольно то и дело дотрагивался до живота.

— Все в порядке?

— Не в порядке.

— Как со здоровьем?

— Скоро умру.

Полицейский изменился в лице. То, что здоровье Уцуми не в порядке, было ясно без всяких слов.

— Не шутите так! — Голос парнишки оборвался.

— Хотел бы я так шутить! Если бы шутил… Кстати, не знаешь, где находится «Hockey»? Что-то типа бара.

— «Hockey», говорите? Что-то знакомое. — Полицейский завертел головой по сторонам.

Уцуми достал из кармана брюк бумажку. На ней было написано название заведения, которым владел Тоёкава.

— Есть сеть заведений «Хоккэ-я», а это вроде как дочернее предприятие.

— А, ну тогда это здание напротив «Хоккэ-я эн-один».

— А где «Хоккэ-я эн-один»?

— Это в здании «Сусукино», там, где когда-то стрельба была.

— Понятно. Ну что ж, думаю, раз уж полицейский стал спрашивать дорогу у коллеги, значит, конец этому полицейскому.

От кого-то он уже слышал эту фразу. А, точно, от Кумико. Неужели у него и мозги уже стали атрофироваться. Уцуми горько усмехнулся.

С Сикоцу вместе с Касуми они вернулись вечером, пару дней назад. Окошко, выходящее на лестничную площадку из кухни, было приоткрыто. Кто-то резко закрыл кран, видимо, мыли посуду. В окошке мелькнуло лицо Кумико. Убедившись, что пришел Уцуми, она с упреком произнесла:

— Где ты был?

Уцуми убрал в карман ключи. Касуми поднималась по лестнице, чуть поотстав он него. Услышав разговор супругов, она застыла на месте. Входная дверь открылась. Кумико натренированным, профессиональным взглядом рассматривала Уцуми. Раньше он боялся этого взгляда, отчаянно стараясь прочитать ее мысли, но сейчас ему было наплевать. Его как раз мучил острый приступ боли, время от времени атакующий его тело.

— Что, еще осунулся?

— Да нет, выглядишь нормально, — ответила она и убрала свою обувь, стоящую у самого порога. Затем снова подняла взгляд на Уцуми: — Я волновалась, где ты. Даже подумала, не ушел ли из дома.

— Ты когда приехала?

— Вчера вечером. Беспокоилась, уж не решился ли ты на самоубийство.

— Я не из тех, кто кончает с собой.

— Я знаю. Но сейчас время для тебя непростое… Всякое в голову лезет. Вчера, как дежурство утром закончилось, спать хотелось ужасно, но я перетерпела, так сразу и приехала, а тебя нет.

Кумико была явно раздражена оттого, что ее заставили волноваться. Она продолжала что-то ворчать недовольным голосом. Легкая рубашка поло розового цвета совсем не шла к ее усталому лицу.

— Извини. Не знал, что ты приедешь.

Уцуми повернулся назад и поманил Касуми, стоящую с растерянным видом на лестнице. На ее лице читался немой вопрос — можно ли ей войти. Уцуми кивнул, и Касуми продолжила подниматься.

— Кто это? — Увидев Касуми, удивленно стоящую в дверном проеме, Кумико снова перевела взгляд на Уцуми.

— Гость. Касуми Мориваки. У которой ребенок потерялся, — представил ее Уцуми.

— А! — Ошеломленная Кумико, похоже, вспомнила телепередачу.

— Здравствуйте! Моя фамилия Мориваки.

Касуми съежилась, она чувствовала себя неловко, стоя вот так, рядом с Уцуми, в тесном коридоре. Растерянность на лице Кумико мгновенно сменилась любезной улыбкой.

— Пожалуйста, проходите.

— Извините за беспокойство.

Пока Касуми, отвернувшись, снимала обувь, Кумико схватила Уцуми за рукав и прошептала:

— Ты и правда ей позвонил?

— Ага, — еле кивнул Уцуми.

— И куда вы ездили?

— На розыск.

— Розыск, — повторила за ним Кумико, будто это слово было для нее чем-то абсолютно неожиданным. — Да разве можно в твоем-то состоянии? Если не будешь себя беречь, состояние может резко ухудшиться. Стоит тебе слечь, и все — сил встать уже не будет.

Уцуми, еле сдерживаясь, чтобы не заорать: «Оставь меня в покое», повалился на татами. Дорога от Сикоцу до Саппоро должна была занять не больше часа, но из-за пробок в городе добирались они намного дольше, и Уцуми устал. Его организм реагировал на малейший стресс. Боль, которую он почувствовал, лежа на полу в гостиной на даче Исиямы, так и не утихла, а иногда становилась такой острой, что он даже не мог говорить. Белый как полотно Уцуми лежал, прижав к животу подушку. Глядя на мужа, Кумико спросила:

— Болит?

— Слегка.

— Это от переутомления.

— Всегда болит.

Касуми отчетливо слышала каждое слово. Стесняясь войти в комнату, она продолжала маяться в коридоре. Уцуми неожиданно подумал, что для женщины Касуми довольно высокого роста. Ему показалось забавным, что он обратил на это внимание, ведь раньше он никогда не интересовался такими вещами. Обливаясь липким потом, он еле заметно усмехнулся, и в этот момент его взгляд встретился со взглядом Касуми.

— Проходите, пожалуйста, в комнату. — Деловым тоном, будто улаживая дела с пациентом, Кумико предложила Касуми подушечку для сидения на полу.

Касуми пробормотала слова благодарности и села рядом с корчившимся от боли Уцуми. Кумико села перед ними, поджав под себя ноги, явно готовясь учинить им допрос.

— Куда вы ездили на розыск?

— На Сикоцу.

— Что-нибудь новое узнали, Мориваки-сан? — обратилась Кумико к Касуми.

— Нет, ничего, — печально покачала головой Касуми.

— Мне так жаль, что с вашей девочкой произошла такая беда. Я очень вам сочувствую.

— Спасибо.

— А что с тем звонком в студию?

— Ничего. Там мальчик оказался.

Уцуми с задумчивым видом лежал на полу, ощущая какую-то неестественность в этом банальном любопытстве и сочувствии жены. Он думал о том, что жена ни при каких обстоятельствах не могла оказаться на месте Касуми. Кроме того, ему казалось, что сочувствие, на которое способен любой, может только раздражать. Но сидящая с абсолютно прямой спиной Касуми терпеливо удовлетворяла любопытство Кумико. Заметив, что взгляд мужа направлен на Касуми, жена переметнулась с вопросами на него.

— Как ты? Питался нормально? Тебе надо принимать пищу пять раз в день, иначе не будет хватать питательных веществ.

— Думаешь?

Ел он на самом деле только два раза в день, да и то порция составляла одну треть от порции здорового человека.

— Ты похудел по сравнению с прошлой неделей. Взвешивался?

— Нет.

— Температура была?

— Три дня назад была. Но сразу упала.

— Сейчас как? Болит?

— Слегка.

— Будь осторожен. Пожалуйста, прошу тебя, не переутомляйся.

— Все равно умру, какая разница.

— Ну вот, опять ты за свое. Чуть что, сразу «все равно умру», — похоже, рассердилась Кумико. — Я тут переживаю за него, а он только и делает, что брюзжит. Вот скажите ему и вы, Мориваки-сан. Он ведь и в больницу перестал ходить, и ко мне в госпиталь ложиться отказывается, говорит — не хочу. Очень своенравный больной.

Брюзжи, не брюзжи — нет никого, кто бы захотел оказаться на месте Уцуми, нет никого, кто бы захотел поменяться с ним судьбой. На всем свете не найдешь такого человека, ищи не ищи. Приходилось ли тебе осознавать очевидную истину, что другие люди не такие, как ты? Разве может тебе передаться моя боль? — мысленно негодовал на жену Уцуми, разглядывая махрящиеся татами. С парковки перед домом, которая больше напоминала просто поле, доносилось жужжание осенних насекомых. Уцуми почувствовал, как Касуми бросила на него быстрый взгляд. Он посмотрел на нее, и ему показалось, что она будто говорит: «Больше тебе не нужен человек, который мешался бы у тебя под ногами». Мешал чему? Да жизни его мешает. Парадоксально, но Кумико была помехой для того, чтобы прожить отведенный ему остаток жизни.

Кумико поднялась, не выдержав наступившего молчания. Проворно залила в заварочный чайник, стоящий на столе, кипяток и стала разливать чай. Движения ее были отточенными и красивыми. Уцуми наблюдал за ней. Он вспомнил точность и проворность ее движений, когда она застилала ему постель. Кумико — замечательная медсестра. И его жена. Но это совсем не то, что ему нужно, подумал Уцуми. Ему нужны не действия, а мысли. Не возбуждение, а покой. В душе ожили воспоминания: еженощный шепот Касуми и тепло ее пальцев. Такое ощущение, будто находишься внутри кокона, где царит мир и покой. Как было бы здорово, если бы он мог вот так и умереть, думал Уцуми. Боль немного отступила.

— Мне уже пора. — Кумико бросила беспокойный взгляд на часы. — Сегодня у меня ночная смена. На следующей неделе снова приеду.

— Можешь больше не приезжать.

— В смысле? — удивилась Кумико.

— Достаточно того, что Мориваки-сан здесь. Она обо мне позаботится, пока я не умру.

Касуми спокойным тоном добавила:

— Я буду ухаживать за Уцуми-сан.

— Да что вы говорите? Да как же вы мне, медсестре, такое можете говорить? — скривила Кумико губы в презрительной усмешке.

За время их короткой семейной жизни, когда каждый из них думал лишь о себе, причиняя боль ближнему, такое выражение лица частенько бывало у самого Уцуми. Он подумал, что надо бы что-то сказать жене на прощание.

— Спасибо тебе за заботу, но перед смертью я хотел бы сам о себе позаботиться.

— Ты можешь говорить что угодно, но все это не так просто и не так заманчиво, как тебе кажется.

— Я понимаю.

— Не исключено, что ты не сможешь двигаться. И если это произойдет, мне бы хотелось, чтобы ты рассчитывал на меня. Я все-таки медсестра, не забывай об этом.

Интересно, что сказала бы Кумико, если бы она не была медсестрой. Сказала бы «не забывай, я твоя жена»?

— Не беспокойся. Попробую справиться сам.

— То есть я тебе больше не нужна, так? И ты собираешься умереть под забором — ты это имеешь в виду?

— Я такого не говорил. — Уцуми горько усмехнулся на замечание, в запале сорвавшееся с губ Кумико. — Хотя если даже и так — мне все равно.

— А ты подумал о том, что если с тобой что-то случится, то ведь мне все станут звонить.

Лицо у Кумико стало как у недовольного служащего, которого только что неожиданно уволили.

— Так это только ведь когда что-то случится. А пока я хочу пожить так, как хочется мне.

— Как тебе хочется? Не слишком ли это эгоистично? У меня, между прочим, тоже есть право беспокоиться и заботиться о тебе.

— Когда я понял, что умираю, единственное меня радовало — что хотя бы в последние дни моей жизни я смогу пожить так, как хочется мне.

Кумико кивнула, видимо решив, что дальнейшие пререкания никуда не приведут.

— Если это так, как ты говоришь, то хорошо, я сделаю, как ты просишь. Я больше не приеду. Умирай, как хочешь.

— Прости.

— Не стоит. Когда печень откажет, думаю, тебе же будет легче, если поставить дренаж, нужна будет операция. Приезжай ко мне в больницу. Обещаешь?

— Хорошо, — сказал Уцуми, просто чтобы успокоить жену, делать это у него и в мыслях не было.

В последнее время ему стало казаться, что он как-то резко ослаб. Возможно, смерть ближе, чем он думал. Это и к лучшему, размышлял Уцуми. Он просил лишь об одном — чтобы смерть пришла, когда Касуми будет с ним рядом. Вот таким было его нынешнее «страстное желание». Когда Кумико уехала, Касуми с улыбкой на лице произнесла:

— Я бы на твоем месте то же самое сказала.

— Ты — не я.

— Это точно, — с сияющим лицом подтвердила Касуми.

Он сразу догадался, что пришел, когда увидел это здание. Жилой дом, превратившийся после реставрации в комплекс, где располагались питейные заведения. Уцуми вышел из лифта на последнем, шестом этаже. Пространство представляло собой внутренний дворик, окруженный галереей, каждая бывшая квартира — отдельное заведение. Уцуми посмотрел вниз. Дворик, куда не попадали солнечные лучи, превратился в мусорку: повсюду валялись черные полиэтиленовые пакеты с мусором и металлические бочки. «Hockey» располагался в восточном крыле в квартире, которая была, похоже, самой большой во всем здании. Роскошная, с резьбой дверь, сделанная из цельного куска дерева, тоже была внушительного размера. Гремящий звук караоке взрывной волной обрушился на него.

— Добро пожаловать! — радушно поприветствовал его вышедший навстречу мужчина.

Видимо, это и был Тоёкава. Упитанный коротышка с обвислым пивным брюшком. Одет в белую рубашку со стоячим воротником и черный фартук. Внутри заведения было довольно приятно: пять мест у стойки, два больших полукруглых дивана, разделенные перегородкой; все новое, еще пахнущее деревом. На одном из диванов сидели три клиента — по виду «белые воротнички». Их обслуживала молодая девица в голубом коротком платье. Девица и один из гостей держали в руках микрофоны для караоке. За стойкой в глубине Уцуми увидел высокую женщину средних лет, видимо жену Тоёкавы, нарезающую камамбер.

— Что будете пить?

— Улун.

Уцуми присел с краю барной стойки, туда, куда провел его Тоёкава. Закончив петь одну песню, гости тут же затянули следующую. Музыка гремела слишком громко, Уцуми сделал недовольную гримасу. Лицо у Тоёкавы стало извиняющимся.

— Извините. Может, тоже желаете попеть?

— Нет, спасибо, — отмахнулся от него Уцуми и сразу перешел к делу: — Вы Тоёкава-сан?

— Да, а что, собственно? — кивнул Тоёкава, быстро окинув Уцуми взглядом, на лице одновременно настороженность и любопытство.

Тоёкава, привыкший к разного рода посетителям, сначала с недоумением посмотрел на одетого в черный костюм с белой рубашкой Уцуми, но тут же чутье подсказало ему, что перед ним коп, и поведение его разом изменилось. Уцуми не раз приходилось с этим сталкиваться и раньше.

— Мы с вами раньше встречались? Зовут вас?..

Тоёкава сделал вид, что проверяет что-то на полке с бутылками. Он явно принял Уцуми не за обычного посетителя. Стоявшая, опустив голову, жена Тоёкавы оторвала взгляд от камамбера и посмотрела на Уцуми. Дамочка явно была с характером посильнее, чем у мужа, вмиг смекнул Уцуми.

— Нет, я здесь впервые. Я занимаюсь делом Юки по просьбе супругов Мориваки.

— Ах, так вы следователь? — приободрившись, поинтересовался Тоёкава.

— Недавно ушел с работы. Вот, подвязался волонтером.

— Кем? Волонтером?

Музыка перестала греметь, и в баре наступила тишина: казалось, все присутствующие навострили уши, прислушиваясь к их разговору. Гости, сидящие на диване, снова принялись за пиво. Воспользовавшись моментом, девица в голубом платье подошла к стойке забрать тарелку с камамбером.

— Ой, а мы тут как раз смотрели передачу, ну, по телевизору. Когда женщина эта из Отару позвонила. Так разволновались.

Жена подошла к Тоёкаве и встала рядом. Тот прошептал ей что-то на ухо, и женщина бросила на Уцуми удивленный взгляд. У женщины был нездоровый цвет лица, почти никакой косметики. Только глаза ярко подведены. Уцуми рассматривал эти маленькие раскосые глазки, обведенные черным, в которых застыло сострадание, — женщина, похоже, догадывалась, что с ним что-то не в порядке. Взгляд у нее был проницательным. Похоже, не из глупых, подумал Уцуми.

— Приятно познакомиться. Я супруга Тоёкавы, — поприветствовала она его.

Низкий, немного хрипловатый голос — как он и предполагал.

— Уцуми. — Он слегка кивнул в знак приветствия.

— Выходит, информация из Отару не подтвердилась. — Женщина взяла из рук мужа чашку чая и поставила перед Уцуми.

— Не подтвердилась. Если не возражаете, я хотел бы с вами поговорить про то, что произошло на Сикоцу.

— Да мы ведь ничего не знаем, — сказала женщина, закуривая и глядя на мужа, будто ища подтверждения своим словам. — Мы в то утро спали допоздна, пока не прибежал Мориваки-сан и не разбудил нас. Стал говорить, что дочка пропала и, мол, не знаем ли мы чего. Мы растерялись, переполошились все. Даже умыться не успели, как пришла полиция, сказали, что должны обыскать дом. С самого начала наш сын попал под подозрение. Мы были ужасно расстроены.

Слушая рассказ жены, Тоёкава достал из-под барной стойки стакан, наполнил его до самого края сётю и одним залпом отпил треть. Почувствовав, что Уцуми смотрит на него, стал оправдываться:

— Если пить понемножку, то тебя сразу раскусят. Тут особое мастерство нужно, чтобы вот так, одним залпом, как воду.

— И что, если раскусят? Не все ли равно?

— Ну что вы, что вы! Многие клиенты не любят, когда владелец бара сам выпивает.

Уцуми неопределенно кивнул. Ему хотелось быстрее услышать рассказ жены Тоёкавы.

— Оттуда ведь до Саппоро близко. Мы вообще-то не из тех, кто дачи покупает, купили, думали, будем приглашать в гости сотрудников, постоянных клиентов заведения, будем все вместе выпивать, приятно проводить время. В итоге с дачей этой мы здорово вляпались: кто-то говорил, нужно было покупать поближе к полю для гольфа, кто-то — хорошо бы, чтобы туда зимой можно было ездить. И когда мы уже решили продать ее, тут-то все и случилось. Мы всегда на О-бон туда ездили. В тот год планировали провести там недельку, с восьмого числа. Не нравилось нам там, с каждым годом все скучнее и скучнее становилось, а в тот год приехал Исияма-сан с семьей. Стало как-то пооживленней, как давно уже не было.

— А вы с Исиямой-сан виделись?

Жена Тоёкавы, умело скрывая свои подозрения, пыталась понять, что у Уцуми на уме.

— Это вы когда имеете в виду?

— Вы же ему посодействовали с работой. Я с ним несколько дней назад встретился на Сикоцу, он туда приезжал вместе с молодой девицей.

— А, ну тогда ладно, если встретились. Мы ему предложили работу в клубе, хостом, а его сразу эта девица и увела. Мы-то сначала просто думали, что он интеллигентный человек, не знали, какой он по характеру. Надо было за него покрепче держаться.

Уцуми, который ничего хорошего про Исияму не думал, нахмурился.

— Расскажи про дохлого пса. — Тоёкава легонько толкнул жену.

Тоёкава был, видимо, не особо красноречив: он только и делал, что кивал на протяжении всего рассказа жены.

— Точно. Мы нашли дохлого пса. Ужасно неприятно было.

— Нашли дохлого пса? — Рассматривая ненакрашенное лицо жены Тоёкавы, Уцуми размышлял о том, что уже слышал рассказ про собаку.

— Случилось это, кажется, на следующий после нашего приезда день. Сынок наш, Мотохико, сказал — в саду, мол, что-то воняет. Сад у нас выходит прямо на горы, не может же быть, чтобы в горах воняло. Пошли проверили, а там дохлый пес тухнет. Противно так, неприятно было ужасно.

— Ну, мы и попросили Мидзусиму-сан помочь, — сказал Тоёкава. — Они вдвоем с Идзуми-сан убрали труп, но все равно интересно, с чего это пес в таком месте подох. Умер бы где-нибудь у Идзуми-сан под носом. Там и убрать есть кому.

— Точно. Сначала подумали, что, может, кто насолить захотел, вот и подбросил к нам в сад, но уж больно далеко от дороги. Скорее всего, просто случайность, но все равно какой-то неприятный осадок остался.

Супруги дружно закивали.

— Из странностей — только это?

— Больше ничего такого не было, верно? — Жена встретилась взглядом с Тоёкавой.

Тоёкава помотал головой. Жена продолжала:

— Исчезновение девочки стало началом всех бед. Конечно, больше всех супругов Мориваки жалко. Идзуми-сан тоже жалко. Поселок-то совсем в упадок пришел. Идзуми-сан покончил жизнь самоубийством, Исияма-сан развелся. Все будто развалилось на части после того происшествия. Кто преступник, куда девочка подевалась — так и не узнали. Если бы не тот случай, то у всех бы все в жизни по-другому сложилось.

— Только мы, наверное, и живем в мире да согласии, — шутливым тоном добавил Тоёкава, но жена проигнорировала его реплику.

«Все развалилось на части. И жизнь Касуми, и жизнь Исиямы. Разве и со мной не то же самое?» — размышлял Уцуми.

— А где бы я мог с вашим сыном встретиться, чтобы поговорить?

— Мотохико? — Жена Тоёкавы пожала плечами. — Даже не знаю.

Не зря Уцуми почувствовал, что тут что-то не так, когда она пропустила мимо ушей слова мужа. Он бросил быстрый взгляд на Тоёкаву. Ему показалось, что тот будто пытается ему сказать «потом объясню». Наверняка на то были некие причины. Все трое замолчали, снова заиграло караоке. Как раз вовремя, подумал Уцуми, поблагодарил и поднялся с места. Достал деньги, чтобы заплатить за чай, но Тоёкава замахал рукой — не надо. Уцуми собрался было сказать, что он больше не полицейский, но ему не захотелось связываться, и он покинул бар. Тяжело пыхтя, вслед за ним выбежал Тоёкава. В коридоре, во флуоресцентном освещении, Тоёкава выглядел намного старше, чем внутри бара.

— Уцуми-сан, подождите!

Уцуми не стал заходить в приехавший лифт. Из лифта вывалила группа мужчин, по виду напоминающих туристов, с ожиданием на лицах. Тоёкава профессиональным взглядом проследил, в какое из заведений они направились, и снова посмотрел на Уцуми.

— Вы по поводу сына что-то хотите мне сказать?

— Ну да, его вот здесь в любое время можно застать. В смысле сына, Мотохико. На самом деле мы ему одно из наших заведений поручили, но ничего хорошего из этого не вышло. Мамка-то наша осерчала, вот он домой и не может вернуться.